32

Любезным голосом врач Амарилио подсказывает дорогу прибывшим:

– Сюда, пожалуйста.

В дверях спальни возникает крупная фигура смуг­лого молодого человека, почти такого же высокого, как доктор, и такого же красивого и статного, но в его глазах хитрый огонёк, а на губах похотливая улыбка. Он силён и слаб, благороден и вульгарен, скрытен, но делает вид, что открыт всему и всем. Смокинг на нем из модного магазина, он – весь праздник, роскошь, жизнь бездельника.

Почти исчезнувший за фигурой прибывшего врач представляет его Терезе:

– Тереза, это сеньор доктор Тулио Бокателли, зять Эмилиано.

Да, ты прав, Эмилиано, достаточно его увидеть, чтобы признать в нем альфонса. Именно такого, из высшего общества, Тереза еще никогда не видела, но все они, из какого бы круга ни были и чем бы ни занимались, имеют нечто общее, неуловимое, но понятное тому, для кого проституция была профессией.

– Добрый вечер… – Итальянский акцент и скорбный тон.

Хищные глаза задерживаются на Терезе, они ее оценивают. Красивее, гораздо красивее, чем ему говорили, мадонна – метиска, великолепная девчонка, Эмилиа­но умел выбирать и охаживать, да, у него были основания прятать её здесь, в Эстансии. Он переводит взгляд на тестя, открытые глаза покойника заставляют сомневаться, мёртв ли он. Холодный взгляд острых глаз доктора пронизывал насквозь, видел всё, и Тулио ни разу не удавалось обмануть его. Эмилиано с ним был всегда предельно любезен, но никогда не шёл на сближение, даже тогда, когда тот показывал себя неплохим администратором, способным управлять делами и делать деньги. С первого дня их знакомства Тулио видел в глазах Эмилиано к себе одно пренебрежение, а может, и презрение. Глаза чистые, голубые, не прощающие. И угрожающие. На заводе Тулио всегда чувствовал себя беспокойно: а что, если этот старый мерзавец прикажет одному из своих телохранителей убрать его? Мягко стелет, жестко спать; у него за плечами не одна смерть. Вот и сейчас тесть смотрит на него с отвращением. Именно с отвращением, а не как либо иначе.

– Sembra vito il padrone[40].

Кажется живым, но он мёртв, патрон кончился, наконец-то он, Тулио Бокателли, – богатый человек, сверхбогатый, но это стоило ему наглости, цинизма и терпения.

Из гостиной доносятся голоса мужчин и женщин, среди них слышен голос падре Винисиуса. Тулио вхо­дит в спальню, пропуская вперёд Апаресиду Гедес Бокателли. Вырез бального платья открывает пышную грудь и спину целиком. Ала – вылитый отец: то же чувственное лицо, сильная, почти агрессивная, красота, рот жадный, как у Эмилиано, но у того рот прикрыт пышными усами. Достаточно взволнованная Апаресида идёт к отцу неверным шагом, покачиваясь. Нет, на балу она не пила, вернее, пила, но мало, танцевала со своим постоянным партнером Олаво Биттенкуром, молодым врачом-психоаналитиком, последней её любо­вью. Апа любит менять мужчин. Но, пока они ехали в Эстансию, она выпила почти целую бутылку виски.

Её поддерживает Олаво. Подойдя к телу отца, плохо освещенному пламенем свечей, она падает на колени возле кровати и стула, на котором сидит Тереза.

– Ах, папочка!

Несмотря на то, что она твоя дочь, ты, Эмилиано, относился к ней без снисхождения, называя её точным и грубым словом – потаскуха, но винить её не винил, а винил свою кровь и свой род. Ах, лучше бы она родилась мужчиной!

Из груди Апаресиды рвутся рыдания: ах, папочка! Она протягивает руки и касается отца: ты стал груст­ным, не брал меня к себе на колени, не гладил мою голову и не называл меня королевой, как, бывало, раньше, когда ты стерёг мой сон и судьбу. Ах, папочка!

Склонившись к ней, стоит молодой знаток неврозов и комплексов, готовый помочь таблеткой, инъекцией, влюбленным взглядом, пожатием руки, поцелуем. Стоя в углу, Тулио следит за Апаресидой, но не подходит к ней. Нет, он не безразличен к переживаниям жены, но он знает, что в такие минуты ей более полезен врач и любовник, а не муж, знает прекрасно, и ему это даже удобно. А еще лучше, если врач, и любовник, и партнер по танцам – этот убогий тип, воображающий себя неотразимым, – соединены в одном существе. В деликатных делах Тулио Бокателли тонок и деликатен.

И всё же заплаканные глаза Апаресиды ищут поддержки и опоры не у любовника, а у мужа. Ведь если и существует кто-нибудь, способный вести её жизненный корабль и обеспечить ей продолжение праздника жизни, то это он, сын портье дворца графа Фассини в Риме, Тулио Бокателли, и никто другой. Он улыбается Апаресиде: у них один интерес, такой же сильный, как любовь, – прибыль.

В столовой доносится шум голосов, среди них громкий женский:

– Я не войду, пока там эта женщина. Ее присутствие – оскорбление для несчастной Ирис и всех нас.

– Тихо, Марина, не распаляйся… – говорит нерешительный мужской голос.

– Ну, так входи ты, ты же привык к общению с проститутками, а я – нет. Уберите эту женщину, падре!

По всему похоже, это жена Кристована. Муж – пьяница, сама она – заядлая гадалка на картах, преследует любовницу мужа и его побочных детей, приобретая приносящие смерть колдовские предметы, посылая анонимные письма, оскорбляя по телефону, всем этим она живёт, а тут – уличная девка.

Тереза – лицо каменное – встает со стула, склоняется над доктором: «Прощай, Эмилиано». Легко касаясь пальцами его век, она закрывает ему глаза. Проходит мимо родственников усопшего и выходит из спальни. Апа поднимает голову, чтобы увидеть её – любовь отца, о которой столько судачат. Тулио прикусывает губу – хороша!

Теперь в спальне и на постели только тело умершего, труп доктора Эмилиано Гедеса, старого хозяина Кажазейраса, глаза его закрыты. Ах, папочка! – стонет Апаресида. N padrone e fregato, evviva il padrone![41] Тулио Бокателли принимает величественную осанку, теперь он патрон Кажазейраса.

33

Зачем всё это, Тереза?

Дрожащий от стыда и злости, от несдерживаемой страсти и невероятной горечи голос доктора срывается, в нём звучит досада. Досада? Нет, Тереза, отвращение.

Золотистый свет луны освещает старика и девушку, ветерок с реки ласкает их. Эта ночь для нежных слов и любовных клятв. К ним они придут, но только после бесплодной борьбы в пустыне с бурями ненависти и горечи. Трудный путь, Тереза, тяжелое испытание. В мягкой майской ночи, напоенной ароматом жасмина и питанг, идёт непрекращающаяся борьба жизни и смерти за сердце старого рыцаря. Тереза, щит любви, защищает его, исходя кровью вместе с ним. Идиллия пришла к ним, но позже.

А вначале только злость и грусть, которым противостоит обнаженное израненное сердце доктора.

– Знаешь, какое у меня чувство? Точно я полит грязью.

Полит грязью тот, кто всегда был необыкновенно чист. Даже когда прибегал к силе, к попранию законов. Слушать то, что говорил он о семье, тяжко, но он на­зывал вещи своими именами, был жесток в определениях, безутешен, безжалостен. Непреклонен.

– Я вырвал их из своего сердца, Тереза.

Так ли это? Может ли кто-либо, поступив так, продолжать жить? Не опасно ли для жизни вырывать из груди собственное сердце?

– Я трудился, сражался за них, считая себя хозяи­ном, но был рабом. Даже пустое моё сердце бьётся за них. Бьётся против моей воли.

Доктор Эмилиано Гедес, из Гедесов Кажазейраса-до-Норте, глава семьи, свой долг выполнил. Только ли долг? Даже против моей воли моё сердце бьется за них. Может, долг главы семьи или любовь отца и брата, сражаясь с отвращением, возьмет верх? До какого предела, Эмилиано, гордость примешивается к твоему горькому рассказу о страдании и одиночестве? Терезу бросает то в холод, то в жар от всего, что она слышит.

Единственное, на что способны братья, кроме умения проматывать деньги, это составлять руководящие кадры предприятий и Межштатного банка: вечные и бесполезные вице-президенты. Не только плохие, но и ни на что не способные.

Милтон на заводе ведёт себя, как деревенский феодал, покрывающий девчонок, не давая даже себе труда выбрать какую получше, ему годится любая, и всех их он делает беременными. От супруги Ирене, этого мастодонта, поддерживающего свои силы шоколадом и молитвами, у него родился только один сын, которому мать с пеленок уготовила роль священника: в семье Гедесов всегда один ребенок мужского пола предназначался в служители Божии, последним был дядя Жозе Карлос, блестящий латинист, умер девяноста лет от роду, источая святость. Бегемотиха Ирене растила у себя под юбкой будущего падре, далекого от любого возможного греха.

– Так он не стал священником, а стал педерастом. И семья вынуждена была его отправить в Рио, прежде чем Милтон застанет его на месте преступления за свалкой. А застукал его я, Тереза. – Голос зазвучал громко и зло. – Я видел своими собственными глазами, как один из Гедесов сидел верхом… вместо женщины. Потеряв голову, я чуть не убил его кнутом, но тут с крика­ми прибежали Ирис и Ирене и увели его. У меня до сих пор болит рука и подкатывает тошнота, когда я вспоминаю.

Ещё одно чудо природы Эмилиано увидел на своём заводе, это была аппетитная озорная девчонка, которая тут же пошла с ним в гостеприимное убежище Раймундо Аликате. Молчаливая, послушная и спокойно ему отдавшаяся, возможно, из благодарности за внимание хозяина, она оказалась девственницей. Отдыхая, Эмилиано поинтересовался, кто же она и откуда.

– Я ваша племянница, сеньор, дочь доктора Милтона и моей мамы Алвиньи.

Родные дочери Милтона обесчещиваются на улице, а сколько их в этом злачном месте Куйа-Дагуа, в Кажазейрасе-до-Норте, в районе проституток? Его отпрыски везде и всюду: сажают и рубят сахарный тростник, пьют кашасу, не зная, кто они. Дети Кристована знают, что он их отец, и приходят и просят благословения. Зарабатывают гроши в центральном банке и его филиалах, работая портье, мальчишками на побегушках, лифтёрами. И только двое законных получают хорошее жалованье, оба они закончили факультет права, один помощник судьи в «Эксимпортэксе», другой в Межштатном банке, один женатый, другой холостой, но оба ни на что не годные, хотя и хорошо устроенные.

– Однажды, Тереза, я заставил одного писаку проглотить его творчество – длинную статью о семействе Гедесов. Он прямо на улице давился, но глотал и проглотил. Статья, Тереза, была справедливая.

Отчаяние. Тереза прижимается к страдающей груди доктора, подул сырой ветер, темная туча погасила луну на небе.

34

Тереза исчезает в алькове, Марина входит в комнату, где лежит доктор, муж следует за ней.

– Эмилиано, кум, какое несчастье! – Она стоит на коленях у постели и, как плакальщица, стучит себя в грудь и, громко причитая, рыдает: – Ах, Эмилиано, кум.

Кристован смотрит на брата, он еще не отдал отчёта в случившемся, никак не может поверить в смерть, ко­торая здесь, перед его глазами. Хмель точно рукой сняло, разве что еще заплетается язык. Но мыслит четко и перепуган. Он без Эмилиано – сирота. Всю свою жизнь со смерти отца он зависел от брата. Как он будет жить теперь? Кто займёт опустевшее место Эмилиано, возьмет бразды правления? Милтон? У него для этого нет ни знаний, ни энергии. На заводе еще, пожалуй, может. Но в банковских делах, в делах фирм, экспорта, импорта, фрахта и кораблей Милтон ничего не смыслит. Ни он, ни Кристован, ни тем более Жаиро. Этот весь в лошадях, в его руках делу Гедесов придет конец очень скоро. Жаиро – нет. И это хорошо знал Эмилиано.

– Ах, мой кум, бедненький! – Марина выполнила свою обязанность – обязанность близкой родственницы изойти в плаче.

Перед Кристованом проходит Тулио и выходит вон из комнаты. Апа продолжает стоять у ног отца со склонённой головой, её клонит в сон – много выпила.

35

«Разбойник сертана Эмилиано Гедес стал гангстером в городе, и то, что было обычным для Северо-Востока Бразилии, расцвело пороком на городском асфальте, всё величие Гедесов Кажазейраса заключится развратом», – писал газетный писака Аролдо Пера в неудобоваримом пасквиле. Над этой фразой не раз и подолгу раздумывал Эмилиано Гедес.

– Возможно, я не должен был приезжать в столи­цу. Но, когда дети родились, я решил, что необходимо зарабатывать денег больше, приумножить богатство семьи. Для них всё было мало.

Второй раз Эмилиано женился уже человеком зрелым и жену подыскал себе богатую, из высших слоев общества. Богатая наследница Ирис принесла в прида­ное мужу большие деньги и родила двоих детей, Жаиро и Апаресиду.

Доктор всеми силами пытался поддерживать с супругой если не любовные отношения, то нежные и близкие, но это ему не удалось. Успокоился он, когда окружил её комфортом и роскошью, чего ей было вполне достаточно от мужа. Быть честной ей не стоило большого труда и жертв, любовные радости её никогда не интересовали. Эмилиано никак не мог вспомнить, когда же он в последний раз был в её постели. Безразличная к мужу, она беременела, рожала – и всё. Апатичная и болезненная Ирис ничем никогда не интересовалась. Даже детьми, за которыми Эмилиано установил полный контроль: из него я сделаю хозяина, из неё – королеву.

Дети, ах! Бесконечный источник радости, предел мечтаний, для них он жил и работал.

И тут полный провал. Как и племянники Эмилиано, его сын Жаиро окончил факультет права, но не удовлетворился полученным в Баии образованием, а пожелал пройти курс наук в Сорбонне и отбыл в Париж. Однако ноги его в университете не было, зато на всех балах и во всех казино Европы он был завсегдатаем. От кого он унаследовал свою страсть к игре? В конце концов Эмилиано надоела эта пустая трата денег, и он потребовал, чтобы сын вернулся. Под разными предлогами Жаиро решил жить в Сан-Пауло, став одним из управляющих филиалом отцовского банка. Год спустя была обнаружена чудовищная растрата – в несколько миллионов, деньги пошли на лошадей и рулетку. Ни чем не обеспеченные чеки взорвали тишину других банков – полное разложение. Скандал был замят, но никто не мог запретить, чтобы случившееся стало известно клиентам. Банк оказался непрочным, и о том поползли слухи, которые роняли его престиж, престиж доктора – этой крепости жизни и энтузиазма.

– Не знаю, что сказать, Тереза, что я пережил, – это невероятно.

Переведенный на завод, на другую, менее высокую должность, Жаиро проводит время за слушанием дисков и поездками на петушиные бои.

– Что мне с ним делать, Тереза?

Но хуже всех Апаресида, его любимица. Вышла замуж в Рио без ведома семьи, оповестив родителей о церемонии телеграммой, в которой просила денег на медовый месяц, собираясь его провести на Ниагаре. «Свадьба баиянской миллионерши с итальянским графом», – так сообщали газеты. Это даже тронуло апатичную Ирис, её голубую кровь.

Эмилиано навёл справки, кто же был и откуда взялся его неожиданный зять и его столь достойные романские предки. Тулио Бокателли родился действительно в замке одного графа, где его отец служил портье и шофером. Мальчик выбрался из сырых подвалов замка и пошёл гулять по свету в поисках лёгкой судьбы. Вна­чале его кормили и поили три панельные девицы, пока ему не стукнуло восемнадцать. Потом он стал портье в кабаре, сторожем фермы, гидом туристов, посещавших всякие фильмы о лесбиянках и гомиках, жиголо старых североамериканок. Жизнь вел он легкую, но удовлетворён не был. Он желал истинного богатства и уверенности в завтрашнем дне, не имея ломаного гроша в кармане. В двадцать восемь лет он по следам своего родственника, некоего Сторони, который женился на богатой жительнице Сан-Пауло, перебрался в Бразилию. Сторони, чтобы вызвать зависть у бедных родственников, всё время посылал им фото: то виды фазенды, то кофейных плантаций, то городских домов, то вырезки из журналов с объявлениями о праздниках и ужинах. Вот это да! Сладкая жизнь, о которой мечтал Тулио, прочная и верная судьба: фазенда, скот, дома, банковский счёт. И вот он с двумя костюмами в образе графа высадился в Сантосе из каюты третьего класса. Через шесть месяцев пребывания в Бразилии он был представлен женой своего двоюродного брата Апаресиде Гедес на одном из праздников в Рио-де-Жанейро. Любовь, ухаживание и женитьба совершились в мгновение ока. Приспела пора это делать, так как Сторони не был больше расположен поддерживать и опекать бродягу, хотя и родственника и соотечественника.

Возвращаясь из Штатов, он прибыл в Баию, чтобы свести знакомство с семьёй жены, и тут же отказался от голубой крови, титула графа, хотя каждый итальянец – дворянин, как всем известно. Не достало Тулио храбрости солгать, глядя в глаза Эмилиано, который вызвал у него озноб во всем теле. И он представился ему как скромный молодой человек, бедный, но готовый работать, если подвернётся благополучный случай.

– Я даже решился приказать убить его на заводе. Но, видя свою дочку такой счастливой и вспомнив Изадору, такую бедную и такую хорошую, решил дать ему шанс. Сказал Алфредану, чтобы он припрятал оружие, так как задуманное откладывается. Откладывается до того момента, когда он будет плох с Алой и заставит её страдать.

Но плохой стала Апа, наставила ему ветвистые рога. Он заплатил ей той же монетой, потом супруги начали делать всё что хотели, оставаясь, хоть это и странно, друзьями, живущими в полной гармонии. Как ни старается понять их Эмилиано, он не понимает.

Ну, зять – рогоносец, а дочь? Апа – единственная дочь, любимая. Из Жаиро он собирался сделать хозяина, а из Алы – королеву. Хозяин стал жуликом, королева – проституткой. Деградировала в руках этого аморального, лишенного какого-либо приличия субъекта. Приказать убить его? Зачем, если дочь не заслуживает другого мужа, если они довольны друг другом. Имеют общих детей: двух мальчиков, общие финансовые интересы и одинаковое бесстыдство.

К тому же, если его убить, кто заменит доктора Эмилиано у штурвала семейного корабля в случае его смерти? Да и он неглуп, знает дело, может управлять им, жаль, что он с гнильцой и заразил ею Аларесиду. Заразил? А не у неё ли, случайно, в крови эта гнильца?

– Ах, Тереза, как пали Гедесы Кажазейраса!

В голосе слышится злость, холодные стальные глаза отражают усталость. От Гедесов скоро останется пустой звук. Завтра уже будут Бокателли.

– Гнилая кровь, Тереза, моя! Моя гнилая кровь!

36

В столовой Нина подаёт горячий кофе, но ухо её настороже. В манерах и голосе Тулио она слышит хо­зяйские нотки, красивый молодой человек, муж дочери доктора. Проходя мимо него, она, опустив глаза, слегка задевает его.

Сопровождаемый врачом Тулио уже осмотрел весь дом, оценив владение. Нет гостиной и старого алькова, это надо знать, чтобы всё оценить точно.

– Это собственный дом или нанятый?

– Дом? Собственный. Доктор купил его с мебелью и всем содержимым. Потом перестроил и привез кое-какие новые вещи. – Врач Амарилио отдается воспоминаниям: – Он всегда приезжал с покупками. Самыми разными. Этот дом был обустроен им лично. А молельню вы видели? Я нашел её в одной дыре, что в трёх легуа отсюда, у одного больного, сказал доктору Эмилиано, он захотел видеть её немедленно, и мы отправились на следующее утро туда на лошадях. Хозяин, бедняк, не хотел сказать цену: рухлядь, сваленная в углу, и всё. Оценил её доктор, заплатил абсурдную цену.

Какой бы абсурдной она ни была, но он заплатил, и, конечно, это дёшево. Ведь молельня в любом анти­кварном магазине стоит кучу денег. Кроме того, вся мебель. Тулио во всём видит руку тестя. Нигде, ни в столичном доме в Баии, ни в большом доме при заводе, нигде не чувствуется так остро присутствие Эмилиано Гедеса. В столичном доме преобладают роскошь, сдержанный вкус великолепных апартаментов Ирис и экстравагантных Апаресиды и Жаиро. В большом доме при заводе, только в той части, что он за собой оставил, чувствуется смесь изысканности и простоты, во всех остальных, как, например, в больших залах, в скоплении вещей чувствуются Милтон и неряшливость Ире­не. В доме в Эстансии всё в полном соответствии со вкусом хозяина дома. Это не просто удобный и приятный дом, понимает Тулио. Это еще и домашний очаг – своеобразное мистическое убежище, о котором наслышан Тулио с детства. Таким был дом одного его дяди, миниатюриста во дворце Питти во Флоренции.

– Сколько времени длилась эта связь, вы знаете?

Врач Амарилио прикидывает.

– Больше шести лет…

Только в конце жизни обрёл этот старый сластолюбец домашний очаг, свой настоящий дом и, кто знает, может, настоящую жену. Тулио не надеется когда-либо почувствовать необходимость в домашнем очаге, успокоении, спокойствии того мира, который здесь присутствует, даже после смерти. Что касается жены, он впол­не удовлетворен Апой, богатством и уверенностью в завтрашнем дне, весёлой подругой. Она «живет и дает жить другим» – это девиз Тулио Бокателли. Только отныне он должен контролировать траты. Старик мог быть расточительным, он родился богатым, уже его прадеды владели землями и рабами, ему не довелось отведать вкус нищеты. Тулио же знаком с голодом, он знает настоящую цену деньгам, он должен крепко держать в руках поводья.

– Документ на владение домом на чье имя? На его? На её?

– На доктора. Я его подписал как свидетель. Я и сеу Жоан…

– Здесь, в Эстансии, недвижимость очень дёшева.

Находись дом в окрестностях Аракажу, он был бы прекрасным убежищем любви. В. Эстансии же он не нужен. Лучше его продать или сдать внаём. А мебель увезти в Баию. Тулио думает взять её в свой городской дом в столице, так как для него с Аракажу покончено. Врач Амарилио вручает ему свидетельство о смерти. Тулио прячет его в карман.

– Умер во сне?

– Во сне? Да… в постели, но не… во сне…

– Так что он делал тогда?

– Что делают мужчины с женщинами в постели?..

– Умер на ней? Удар!

Смерть справедливая, одна из предпочитаемых Господом. Для женщины – большое несчастье. В свое время, когда Тулио работал в кафе, он знал один такой случай, но та женщина сошла с ума.

– Несчастная… Как её полное имя, Тереза?..

– Тереза Батиста.

– Она что, хочет оставаться жить здесь?

– Не думаю. Говорит, что покинет Эстансию.

– Вы думаете, ей хватит пятнадцати – двадцати дней, чтобы оставить дом? Естественно, что семья, как только придёт в себя после случившегося, продаст дом или сдаст внаём.

– Думаю, что достаточно. Могу с ней поговорить.

– Я сам поговорю…

Они встают и идут в гостиную, перестроенную под кабинет для работы, в которую ведёт дверь из старого алькова, где находятся книги и вещи Терезы и где она укладывает чемодан. Тулио смотрит на неё и снова вос­хищается: великолепная женщина, кто же унаследует это богатство старого сластолюбца? Он подходит к ней.

– Послушай, красавица. Сейчас первые числа мая, ты можешь оставаться здесь до конца месяца.

– Мне этого не надо.

Черные глаза её, такие же враждебные, как холод­ные глаза доктора, вспыхнули огнём. Тулио на какое-то мгновение теряет обычную для него уверенность, но тут же восстанавливает свои силы: эта не может приказать лишить его права на земли завода. Теперь всему хозяин он, Тулио Бокателли.

– Могу ли я вам быть полезен?

– Нет.

И снова он мерит её взглядом и, улыбаясь, со зна­нием дела говорит:

– Ну что же, загляните в банк в Аракажу, подумаем о вашем будущем. Не надо терять времени.

Прежде чем он успевает закончить фразу, Тереза закрывает дверь перед его носом. Тулио смеётся:

– Браво, бамбина!

Врач разводит руками, став свидетелем разговора, ему это неприятно, в такую-то ночь, кошмар. Хоть бы скорее приехала санитарная машина и взяла тело доктора. Дома супруга врача, дона Вева, ждёт его после бессонной ночи, хочет знать, что же случилось. Усталый врач Амарилио сопровождает Тулио в сад, где спит в гамаке психоаналитик Олаво Биттенкур.

В столовой Марина то и дело взволнованно вскрикивает, слушая подробности этой ночи, в которые её посвящает Нина:

– Простыня в семени… Если сеньора хочет, я сейчас покажу, я её припрятала…

Пока служанка идет за простынёй, Марина бежит к двери и зовёт мужа:

– Кристован, иди сюда скорее.

Простыня лежит на столе, служанка показывает пятна, они уже высохли. Марина трогает их ногтем.

– Какая мерзость!

Входят Кристован и падре Винисиус.

– Что это за простыня?

Падре ответ не нужен, он и так догадался. Возму­щенный, он приказывает:

– Нина, унесите простыню. Немедленно. – И, обращаясь к Марине: – Дона Марина, пожалуйста…

Привлечённые голосами, входят Тулио и врач Амарилио и подходят к столу.

– Что здесь происходит? – хочет знать итальянец.

Марина в обычном для нее нервном состоянии.

– Вам известно, что он умер на ней? Это же распутство… А зеркало в спальне видели? Хотелось бы знать, как вам удастся заткнуть рот сплетникам? Если они узнают, как это случилось, известие станет всеобщим достоянием! Эмилиано Гедес умер на…

– Если сеньора не перестанет кричать, как истеричка, все всё узнают мгновенно и из ваших уст. – Тулио поворачивается к Кристовану. – Дорогой, уведите вашу жену отсюда, пускай она побудет возле Апы, она одна у постели усопшего.

Это приказ, первый приказ, отданный Тулио Бокателли.

– Иди, Марина, – говорит Кристован.

Тулио объясняет падре и врачу:

– Мы положим его в санитарную машину так, как будто ему только что стало плохо; инфаркт или кровоизлияние – это по вашему усмотрению, доктор Амарилио. Ни на ком он не умирал – человек его положения должен умереть пристойно, по дороге в больницу с за­вода.

Слышится сирена приближающейся санитарной машины, будящей жителей города. Вскоре она останав­ливается у особняка. Санитары выходят из машины, неся носилки.

– Будет лучше, если вы, доктор Амарилио, поедете с ним до Аракажу. Чтобы соблюсти видимость происходящего.

Нет, этому кошмару не будет конца! Но, подумав о счёте, который он представит семейству Гедесов, врач соглашается. По пути он заглянет домой, чтобы успокоить ожидающую его Веву. Позднее он ей всё расска­жет.