Историю любви Полосатого Кота и Ласточки Синьи я написал в 1948 году в Париже, где жил тогда с женой и сыном Жоау Жоржи, которому исполнился ровно год, как подарок ко дню рождения, в надежде, что он когда-нибудь прочтет ее. Потом текст затерялся в детских игрушках, и только в 1976 году, роясь в старых вещах, Жоау обнаружил рукопись и наконец познакомился с ней.

Я никогда не собирался публиковать эту историю. Но когда Жоау Жоржи дал прочитать рукопись Карибэ*, и великий байянский художник из чувства дружбы и по собственному желанию нарисовал на ее страницах прекрасные иллюстрации**, такие великолепные, что все ими восхищались. Вследствие чего у меня не было больше причин отказываться от публикации этой вещи: если текст того не стоит, то акварели Карибэ, безусловно, этого заслуживают.

Текст публикуется в том виде, как я его написал в Париже почти 30 лет назад1. Если трогать его, то нужно переделывать полностью, и тогда он потеряет свое единственное достоинство: он был написан просто ради удовольствия, без каких бы то ни было обязательств перед публикой или издателем.

Лондон, август 1976 г .

Jorge Amado

Эта сказка — подарок моему сыну Жоану Жоржи в его день рождения.

Париж, 25 ноября 1948 г .

Теперь же, в августе 1976 года, публикуя эту старую историю, к имени моего сына Жоау Жоржи, лучшего человека, какого я знаю, хочу добавить на этой странице с посвящением также имя моего крестника Николаса Бая, которого зовут Никили или Ники, красивого и умного, и имена моих внуков — Бруно, Марианы, Марии Жоао Пинокио Лейао и Сесилии, которые еще не умеют читать, как не умел читать Жоау, когда я написал эту книгу. Имена внуков и имя их бабушки, доны Зелии, которая всегда добивается того, чего захочет.

Кроме того, хочу посвятить ее человеку, которого я лично не знаю, думаю, что это это мужчина, а не женщина, но, по правде, не знаю. Речь идет о читателе, который многие годы, лет, наверное, двадцать, посылает мне каждые два или три месяца, регулярно, альбомы с вырезками на самые разные темы, которые, как ему кажется могут заинтересовать меня как писателя. Он подписывается разными именами и присваивает себе разные профессии. Один из его многочисленных псевдонимов — Жарбас Карвальял, из клана Карвальялов.

Кроме меня, он завоевал других почитателей: Мирабеу Сампайо — его безусловный поклонник, а что касается Жоао Жоржи, то он с детства с интересом изучает огромные альбомы с вырезками.

Посвящая эту книгу с рисунками Карибэ, неизвестному другу, который воплощает в себе всех моих читателей в Бразилии и за рубежом, где бы они ни жили и на каких бы языках ни говорили, я благодарю всех их за искреннее уважение и признание моего писательского труда.

Лондон, август 1976

Это случилось давно, очень-очень давно, в те стародавние времена, когда звери разговаривали, собак сажали на цепь из сарделек, храбрые портняжки женились на принцессах, а детей приносили в клювах аисты.

Теперь девочки и мальчики рождаются уже зная все на свете. Еще в утробе матери они занимаются психоанализом, выбирая для себя подходящий комплекс: тоску, одиночество, насилие.

В те давние времена и произошла одна история любви.

Рассвет

Заря вставала медленно, с опозданием на три четверти часа, неисправимая копуша. Она задерживается в облаках, лентяйка, с трудом раскрывает глаза, ведь так хочется спать, спать пока спится! Если случится, что Заря найдет богатого мужа, она будет спать до одиннадцати часов — плотные занавески на окна и кофе в постель. О, сны созревшей девушки — уже иная сторона жизни этой мелкой служащей департамента Времени. Увы, пока она обязана вставать ранехонько, чтобы потушить звезды, которые зажигает Ночь, чтобы отогнать темноту. Ночь — ужасная трусиха, и так боится темноты.

Поцелуем гасит Заря каждую звезду на своем длинном пути к горизонту.

Полусонная, зевающая, случалось, она забывала погасить некоторые из них. И они, бедняги, так и горели до самого вечера, понапрасну растрачивая свой блеск, какая жалость! Потом Заря будит Солнце (утомительное занятие, работа для великанов, а не для такой нежной девушки). Надо раздуть пылающие угли, когда Ночь уже уходит, получить первый, колеблющийся огонек, сохранить его и взрастить бушующее пламя.

Так, в одиночестве, Заря и проводила бы время, стараясь разжечь Солнце, но почти всегда Ветер, знаменитый горновой, прилетал ей на помощь. Только глупец будет утверждать, что они встречались всегда случайно: ведь все знают, что случайностей в таком деле не бывает. Да и кто не слышал о тайной страсти Ветра к Заре? Тайной? — Секрет на весь белый свет.

Репутация Ветра была подмочена слухами, подозрительными, двусмысленными и дерзкими: проказник, с которым надо держать ухо востро. Часто говорили о его обычных проделках: то потушит все фонари, лампочки и светильники, чтобы напугать Ночь, то сорвет всю листву с акаций, оставив их голешенькими — шутки явно дурного вкуса. Однако, хоть это и покажется невероятным, Ночь вздыхала о нем, и акации в лесу чувственно трепетали при его приближении, бесстыдницы.

Но излюбленной шуткой Ветра было спрятаться под женской юбкой и неожиданно поднять ее, обнажая ноги. Надежнейший трюк в былые времена, сопровождавшийся смехом, косыми и жадными взглядами и восторженными восклицаниями. Я говорю, в былые времена, потому что сейчас Ветру уже не добиться большого успеха подобными шутками. Что открывать, если и так все выставлено напоказ, а ведь только запретный плод бывает сладок. Кто знает, может быть, будущие поколения будут бороться против легкомыслия и доступности, требуя на митингах и демонстрациях скромности и приличия.

Он немного сумасшедший, наверное, этот Ветер, не будем скрывать его недостатки. Но почему бы не сказать о его неоспоримых достоинствах? Веселый, ловкий, темпераментный танцор, добрый и нежный, готовый прийти на помощь первому встречному, особенно если дело касается женщины или девушки.

В такую рань, из-за страшного холода, Ветер кружит по дальним, запутанным тропкам, а на рассвете направляется в дом Солнца, чтобы помочь Зореньке. Он дует изо всей силы своих легких, а как только тлеющие угли разгораются, Ветер позволяет легким бризам поддерживать огонь своими веерами, а сам начинает рассказы о своих приключениях, о том, что видел он, скитаясь по свету без всякой цели: о покрытых снегом горных вершинах, гораздо выше облаков, или о безднах, таких глубоких, что Заря никогда не могла бы заглянуть на их дно.

Забияка и храбрец, король скороходов, не признающий границы, пересекающий континенты, открывающий тайные клады, Ветер хранил целую котомку разных историй для своих слушателей.

Заря безумно любила интересные истории и поэтому опаздывала еще больше, не в силах оторваться от рассказов Ветра: то смешных, то печальных, то длинных, как роман с продолжением. Не имея никакой склонности к работе, Заря с удовольствием слушала эти истории, радуясь и печалясь, а иногда и рыдая над самыми лучшими, самыми волнующими из них. Эта Заря устраивала ужасный беспорядок в работе часов, которые обязаны были замедлять ритм своих маятников и бег стрелок, чтобы отметить приход Зари ровно пятью часами утра.

Некоторые часы просто сходили с ума и никогда не показывали точного времени: то отставали, то мчались вперед, путая день с ночью. Другие останавливались раз и навсегда. Всемирно известные куранты на башне всемирно известного завода (производящего самую точную продукцию в мире), эти олимпийские чемпионы точного времени, повесились на собственных стрелках, чтобы не расстраиваться впредь из-за медлительности Зари и снижения темпов производства. Это были швейцарские часы с образцовым чувством собственного достоинства и производственного патриотизма.

Да что там часы, даже петухи теряли голову, обрывая песню, возвещавшую восход Солнца, тогда как Заря еще и не думала будить его, внимая тирадам Ветра.

Часы и петухи как-то предъявили Старику-Времени, их общему начальнику, протест из 8 пунктов и 26 параграфов, но Время — существо безграничное, беспредельное, не вняло их просьбе: часом меньше, часом больше, стоит ли расстраиваться из-за такой мелочи, когда впереди у тебя вечность. Беспорядок вносит даже некоторое разнообразие. Более того, Время не скрывало свою слабость к Заре. Веселая и легкомысленная, молодая и изящная, не признающая правила и законы, Заря заставляла его забыть иногда скуку вечности и хронический бронхит. Тем не менее, на этот раз лентяйка перешла все границы дозволенного: Ветер хотел было сократить очередную свою историю до нескольких эпизодов, но Заря потребовала повествования, полного и подробного, и зажгла Солнце уже после того, как они распрощались.

Одетая в платье из утреннего света, с отделкой из полевых цветов, Заря проходит сквозь облака, задумчивая, рассеянная, вспоминая историю, которую ей вчера рассказал Ветер. Мечтательно, слегка смущенно думает она о том, в каком смятении чувств был тогда рассказчик. Как хотелось бы сейчас Заре забыть о своих нудных обязанностях, растянуться на этом предрассветном лугу и помечтать.

Почему Ветер выбрал именно эту историю? Имела ли она право относить ее на свой счет, или он сделал это без всякой задней мысли, из любви к искусству? Нет, Заря подозревала в этом какой-то тайный смысл, который она чувствовала и прежде, то в страстном взгляде своего приятеля, то в печальном вздохе в час расставания.

Правда ли, что Ветер влюблен в нее, как об этом судачат кумушки? Собирается ли он просить ее руки? Неплохая идея — выйти замуж за Ветра, хотя Заря и предпочла бы миллионера. Ветер помогал бы ей тушить звезды и будить Солнце, сушить росу и раскрывать цветок Лотоса, который Заря, исключительно из упрямства, в пику всем, раскрывает на полтора часа раньше положенного срока. Если она выйдет замуж за Ветра, она обойдет с мужем весь мир, пролетит над самыми высокими горными пиками, пробежит на лыжах по вечным снегам, проплывет вместе с волнами над зелеными подводными рифами, а когда устанет, отдохнет в подземных пещерах, где днем прячется мрак, чтобы выспаться и набраться сил.

Легкомысленный и непостоянный, закоренелый холостяк, действительно ли думал Ветер о женитьбе? Десятки раз они говорили о любви, о тех приключениях и скандалах, в которых принимал участие Ветер. Тут были похищения и погони, разъяренные и обманутые мужья и клятвы мести. Заря качает головой: Ветер и не думает ни о какой женитьбе, у него совсем другие, бесчестные намерения, как говорили в прежние времена. И, тем не менее, стоит помечтать.

Погруженная в свои мысли, Заря идет совсем медленно, начисто забыв о времени. Часы, все как один, замерли в ожидании, петухи, все без исключения, охрипли от песни, возвещавшей восход Солнца, а где оно?

Петушиное пение разбудило народ, и, взглянув на часы, стрелки которых застыли на цифре 5, люди подумали, что Солнце исчезло. Тусклый предутренний свет смешался с пепельным шлейфом газового платья Ночи. Что это? Конец света? Началась невиданная паника.

Потом было получено столько жалоб из-за этого опоздания, что Старик-Время чувствовал себя обязанным хорошенько отругать Зарю, но, взывая к чувству долга и обещая самые страшные кары, Старик-Время, стараясь сохранить торжественно-важное выражение лица, прятал в усах и уголках губ улыбку заговорщика.

Заря призналась во всем:

— Отец мой, я слушала очень интересную историю. Вот и потеряла час.

— Историю? — заинтересовался Старик-Время, всегда мечтавший хоть как-то скрасить скуку вечности, — расскажи мне ее, и если это действительно хорошая история, я не только прощу тебя, но и подарю тебе голубую розу; она цвела много столетий назад, теперь уже нет таких, все изменилось, дочь моя, и к худшему, прошли прежние времена, — ах, какая тоска!

Заря уселась у ног хозяина, расправила складки платья и начала свой рассказ. Не дослушав до конца, старик заснул, но Заря не прервала эту историю, потому что, рассказывая ее, она, казалось, слышала ласковый голос Ветра, видела мольбу в глазах бродяги. Ах, Ветер, бесприютный скиталец, где ты сейчас?

В каком краю света кружишь ты, обнажая деревья, разгоняя облака, преследуя по небу Грозу, чтобы потом низвергнуть ее на зеленые пастбища?

Близки, очень близки Гроза и Ветер, друзья по скитаниям. Только ли друзья?

Эта неожиданная мысль омрачает чело Зари.

В скобках

(История, которую рассказала Заря Старику-Времени, чтобы получить голубую розу, была о Полосатом Коте и Ласточке Синье. А Заре поведал эту историю Ветер, сопровождая ее загадочными восклицаниями и вздохами.

Я же передаю Вам то, что услышал от своего друга, знаменитой Жабы Куруру, которая живет на мшистом камне на берегу озера, в пустынном и негостеприимном месте. Старая приятельница Ветра, знаменитая Жаба Куруру рассказала мне об этом случае, чтобы подчеркнуть легкомыслие Ветра. Он растрачивает себя по пустякам вместо того, чтобы использовать долгие заграничные командировки для изучения международных отношений, санскрита или иглотерапии — полезных и благородных занятий.

Жаба Куруру — доктор философии, профессор лингвистики, специалист по поп-музыке, достойный и многоуважаемый член национальных и заграничных академий, знаменитый исследователь мертвых языков. И если эта история не покажется вам интересной, это вина не Ветра или Зари, а тем более не ученой Жабы Куруру. Просто в пересказе человека редкая история сохраняет свое первозданное очарование: теряется музыкальность и поэтичность Ветра).

Приход Весны

Когда пришла Весна, одетая светом, цветами и радостью, благоухающая тонкими духами, раскрывающая венчики цветов и одевающая деревья в зеленый наряд, Полосатый Кот потянулся всеми четырьмя лапами и протер свои бурые глаза, злые и некрасивые.

Да, некрасивые и злые — таково было общее мнение. Правда, говорили, что не только глаза Полосатого Кота выражали злобу, но также все его крупное тело, сильное и ловкое, желто-черной полосатой расцветки. Это был кот средних лет, уже не первой молодости, который любил побродить при луне под деревьями или по черепичным крышам, мурлыкая любовные песенки, конечно, насмешливые или дерзкие. Никто не мог представить его поющим нежные, романтичные мелодии. В округе не было существа более эгоистичного и необщительного, чем Полосатый Кот. Он не дружил с соседями и почти никогда не отвечал на редкие приветствия, которые из страха, а не из уважения, адресовали ему некоторые прохожие. Он только цедил сквозь зубы злые насмешки, как будто все вокруг раздражало его. А жизнь рядом с ним, то спокойная, то бурная, была поистине удивительна. Распускались благоухающие бутоны, превращаясь в лучезарные цветы, взмывали ввысь птицы, издавая радостные трели, голуби ворковали о любви, выводки новорожденных цыплят сбегались на зов гордой хохлатки, Черный Селезень, купаясь в прозрачных водах озера, ухаживал за красивой Белой Уточкой, шаловливые щенки резвились, прыгая по газонам. Но никто не подходил к Полосатому Коту: даже цветы закрывались при его приближении. Говорили, что он каждый раз сбивал с ног ударом лапы скромную белую лилию, в которую были влюблены все тюльпаны. Конечно, доказательств не было, но кто ставит под сомнение дурной нрав Кота?

Едва завидев полосатую кошачью спину, птицы взмывали вверх: ходили слухи, что Полосатый Кот был тем самым злодеем, который выкрал из гнезда птенца Сабии.2 Мамаша Сабия, не найдя в гнезде своего сына, покончила жизнь самоубийством, пронзив грудь колючкой мексиканского кактуса. Похороны были очень печальные, много проклятий было сказано в тот день в адрес Полосатого Кота.

Доказательств тоже не было, но кто другой мог сделать это? Достаточно взглянуть в глаза котенку, чтобы увидеть убийцу. Отвратительные животные!

Голуби никогда не любезничали вблизи того места, где жил Кот, они были почти уверены, что именно он съел самую красивую горлицу на голубятне, и с тех пор один почтовый голубь навек потерял интерес к жизни.

И на этот раз никто не мог представить доказательств, это правда, но, как сказал Преподобный Попугай, кто еще мог совершить подобное, как не этот злодей, нехристь, каторжник. Мамаши-курицы учили своих золотистых цыплят, как можно избежать встречи с Котом, в чьих преступных лапах — это все утверждали — погибало множество цыплят (не говоря уже о яйцах, которые он крал, чтобы насытить свою гнусную утробу.) Только Черный Селезень не очень-то боялся его, так как этот котище не любил озера, столь милого сердцам уток и селезней.

Щенки попытались было заигрывать с Полосатым Котом. Но он расцарапал им морды, и они, оскорбившись, ощетинились и обругали его семью и род, всех близких и дальних родственников до десятого колена. Отвратительный Кот! Злой и эгоистичный. Под утро он ложился на траву, чтобы Солнце погрело его, но как только Солнце появлялось из-за горизонта, он тут же уходил куда-нибудь в тень, неблагодарный. Очень долго одна Гуява3 с корявым стволом питала иллюзии, будто Кот любит ее, и бахвалилась этим перед всеми обитателями парка. Это пришло ей в голову только потому, что иногда он, гибкий, с чувственным телом, приходил и драл когтями ее сучковатый ствол. Гуява, слывшая оригиналкой, была польщена таким вниманием со стороны Полосатого Кота, личности сложной и довольно знаменитой. И вот она нашла хирурга, специалиста по пластическими операциям, и избавилась от всех сучков и наростов, покрывавших ее ствол, чтобы стать красивой для Полосатого Кота.

Она ждала его, любуясь своим гладким и чистым стволом. Но когда Кот увидел, что не сможет теперь точить когти об этот гладкий ствол без сучков и наростов, он повернулся к Гуяве спиной и больше ни разу не взглянул на нее. Некоторое время Гуява была излюбленной мишенью для глупых шуток всех обитателей парка. Даже Старая Сова, которая жила на жакейре4, рассмеялась, когда ей рассказали эту историю.

Чтобы быть до конца точным, должен сказать, что Полосатый Кот и виду не подал, будто знает, как к нему относятся обитатели парка. Если он и знал, то не придавал этому никакого значения, но вполне возможно, что он и не догадывался, сколь плохо отзывались о нем окружающие, так как ни с кем, кроме Старой Совы, не разговаривал. А Сова, мнение которой, по причине ее почтенного возраста, ценилось очень высоко, утверждала, что Кот вовсе не такой плохой, только никто не принимал этого всерьез: все слушали, качали головами, но, несмотря на уважение, которое они питали к Сове, по-прежнему избегали Полосатого Кота.

Так он и жил, когда в парк пришла Весна, принеся с собой суматошное изобилие цветов, запахов и мелодий: цветов радостных, запахов пьянящих, мелодий звучных. Полосатый Кот спал, когда Весна неожиданно и властно вторглась в парк. И присутствие ее ощущалось так сильно, так будоражило кровь, что Кот пробудился ото сна, раскрыл свои бурые глаза и потянулся.

Черный Селезень, который был случайным свидетелем этой сцены, чуть не лишился дара речи от изумления, так как ему показалось, что Полосатый Кот… улыбается. Не отрывая от Кота удивленного взгляда, он позвал маленькую Белую Уточку посмотреть на это чудо:

— Тебе не кажется, что он улыбается?

— Господи! Действительно улыбается.

Никогда прежде не видели они ничего подобного. Маленькая Белая Уточка даже схватилась за сердце, так была она поражена этой улыбкой на хищной физиономии Полосатого Кота. Он улыбался не только губами, но, что было всего удивительнее, улыбались его бурые, обычно неприветливые глаза.

Неожиданно он принялся кататься по земле, как какой-нибудь молодой, несовершеннолетний котенок, издавая при этом странные звуки, очень похожие на мурлыканье.

Пестрая Курица, которая как раз проходила мимо с выводком золотистых цыплят, вскрикнула и упала без чувств на руки своих детей. Петух Дон Жуан де Род-Айленд, бежавший куда-то по своим делам, увидел происходящее и встал как вкопанный. Надо сказать, что Пеструшка была любимой курицей в его гареме. Поэтому он помог ей подняться и издал клич, воинственный и звучный, как гром фанфар.

В это самое время Кот в последний раз прокатился по траве и мяукнул.

Бог мой! Это было романтичное мяуканье. Невозможно! Род-айлендский Дон Жуан поперхнулся, и полная тишина воцарилась в парке в тот час, когда туда пришла Весна. Не было слышно даже нежного воркования голубок, так все были удивлены неожиданным поведением Полосатого Кота.

— Я думаю, он сошел с ума, — поставил диагноз Лист Подорожника, пользовавшийся репутацией известного врача.

— Он готовит какую-то новую подлость, — прокудахтала Пестрая Курица, уводя за собой цыплят и Род-айлендского Дон-Жуана.

Между тем Полосатый Кот поднялся, потянулся всеми четырьмя лапами, выгнул спину, поднимая дыбом шерсть, чтобы больше впитать солнечного тепла, такого ласкового, раздул ноздри, вдыхая новые запахи, носившиеся в воздухе, и даже не согнал со своей физиономии, обычно злой и некрасивой, добродушной улыбки, обращенной ко всему живому и неживому вокруг.

Да, он встал и пошел. И тут началось великое бегство: Черный Селезень нырнул вместе с маленькой Белой Уточкой на самое дно озера и затем, побив все свои прежние рекорды по подводному плаванию, выплыл у противоположного берега, где был со своей женушкой в безопасности.

Все голуби попрятались на голубятне, прервав любовные воркования в ветвях деревьев, где набухшие зеленые почки прямо на глазах превращались в напоенную тенью листву.

Собаки перестали бегать и прыгать, делая вид, что они очень заняты поисками спрятанных костей. Распускавшиеся бутоны мгновенно вновь сомкнули свои венчики, а одна чересчур торопливая роза, которая уже распустилась, сбросила все лепестки на землю, и только один, по воле ветра, все кружил и кружил в воздухе.

Конечно, эта суматоха подняла ужасный шум, который и привлек внимание Полосатого Кота. Он никак не мог понять, почему все куда-то бегут, когда так красиво вокруг в этот час, когда в парк пришла Весна. Ведь сейчас нет грозы, не дует холодный ветер, срывающий листья с деревьев, и дождь, рыдая, не обрушивается на крыши домов. Как можно убегать и прятаться, когда Весна принесла с собой радость жизни. Или это Гремучая Змея осмелилась приползти в парк? Он поискал ее глазами. Если это так, то он еще раз покажет ей, как воровать яйца, вытаскивать птенцов из гнезд, убивать цыплят и голубок! Но нет, Змеи нигде не было. Полосатый Кот задумался. И вдруг понял, что все убежали, потому что они испугались его самого, его улыбки, его мурлыканья. Печальное это было открытие. Сначала Полосатый Кот нахмурился, но потом лишь махнул хвостом, выражая полное равнодушие к происходящему. Это был гордый кот, не придававший значения мнению окружающих. Он даже подмигнул, немного неестественно, Солнцу, и жест этот, уж совсем неожиданный, так удивил огромный Камень, который уже несколько тысячелетий жил поблизости, что тот, не помня себя, скатился в заросли кустарника.

Полосатый Кот полной грудью вдохнул аромат молодой Весны. Ему было легко и радостно, хотелось смеяться, брести куда-нибудь наугад и даже… поговорить с кем-нибудь. Он оглянулся еще раз, но никого не увидел. Все убежали. Нет, не все. С ветки какого-то дерева на Кота смотрела Ласточка Синья и улыбалась ему.

Издали Ласточку звали к себе ее родители, крича истошными голосами.

И, высунувшись из своих нор, все обитатели парка следили за Ласточкой, улыбавшейся Полосатому Коту. А вокруг была Весна, мечта поэтов.

Опять скобки, представляющие Ласточку Синью.

(Когда она пролетала мимо, веселая и шаловливая, то в парке не было ни одного пернатого существа мужского пола, достигшего совершеннолетия, которое не влюбилось бы в нее. Она была еще очень юной, но, где бы она ни появлялась, тотчас разбивала сердца всем молодым обитателям парка. Ей делали предложения, посвящали поэма. Соловей, знаменитый трубадур, пел серенады под ее окном. А она только улыбалась им всем, дружила со всеми, но не любила никого.

Не зная забот, она порхала по деревьям в парке, любопытная и разговорчивая, чистая душа. По общему мнению, ни в парке, ни во всей округе не было ласточки столь красивой и милой, как Ласточка Синья).

Весна в разгаре

Была Весна, мечта поэтов. И Полосатому Коту захотелось сказать что-то особенное, что-то очень хорошее Ласточке Синье. Он сел на землю, расправил усы и с трудом проговорил:

— Почему ты не убежала, как другие?

— Я? Убежала? Но я не боюсь тебя, а остальные просто трусы. Ты не сможешь меня поймать, у тебя ведь нет крыльев. Ты, котище, глуп даже больше, чем некрасив.

— Я некрасив? — Полосатый Кот рассмеялся смехом таким ужасным, что даже самые смелые деревья, такие как Красный Сандал, гигант, задрожали от страха.

— Она оскорбила его, и он ее убьет, — подумал старый Датский Дог.

Преподобный Попугай — преподобный потому, что одно время учился в семинарии, где зазубрил несколько молитв, да 2-3 фразы по латыни, чем заслужил лестную репутацию эрудита — зажмурил глаза, чтобы не быть свидетелем этой трагедии. Он сделал это по двум причинам: во-первых, он был слишком возбудим и не переносил вида крови, а крови такой красивой жертвы — тем более, а во-вторых, потому что не хотел выступать свидетелем, если дело дойдет до суда (ведь все знают: закон — что дышло) и ему придется выбирать между необходимостью сказать правду и испытать на себе последствия гнева Полосатого Кота, как-то: привлечение за клевету; несколько оплеух, разбитый клюв и кто знает, что еще, — или солгать и гореть на вечном огне, как соучастнику преступления.

Трудное положение, гораздо лучше совсем не смотреть. Так он и сделал, и, помолившись за упокой души Ласточки, пришел к полному примирению со своей совестью.

Сама Ласточка подумала, что переборщила, и, вспорхнув под грузом этих сомнений высоко на ветку, принялась очень кокетливо чистить перышки.

Полосатый Кот все еще улыбался, хотя и чувствовал себя оскорбленным. Но не потому, что Ласточка могла подумать о нем так же, как остальные обитатели парка, а потому что она назвала его некрасивым. А он-то считал себя красавцем-котом, элегантным к тому же.

— Ты находишь меня некрасивым? В самом деле?

— Безобразным! — издали подтвердила Ласточка.

— Я не верю. Только слепец может назвать меня некрасивым.

— Некрасивый и самонадеянный!

Но тут разговор прервался, так как прилетели родители Ласточки, поборов из любви к дочери свой страх перед Котом, и увлекли ее за собой, бранясь и читая нотации. Но Ласточка, улетая, еще успела крикнуть Коту:

— Пока, сеньор Страшила!

Вот с этого-то, немного глупого, разговора и началась история Полосатого Кота и Ласточки Синьи. По правде, история эта, для Ласточки по крайней мере, началась гораздо раньше. И в первой главе мне следовало рассказать, хотя бы вкратце, как жила Ласточка прежде, до этой первой своей встречи с Полосатым Котом, но так как я этого не сделал, пренебрегши старыми, добрыми законами классического повествования, то мне остается лишь прервать свой рассказ и вернуться в прошлое. Конечно, я признаю, что это не лучший способ рассказывать истории. Но моя забывчивость может быть отнесена на счет того смятения чувств, которое начинается с приходом весны у котов и поэтов.

Но лучше уж я буду утверждать, что сделал это намеренно, совершив таким образом революционный переворот в форме и структуре повествования, что обеспечит мне поддержку официальной критики и легионов специалистов-филологов.

Глава первая, отставшая и потерявшая свое место

Ласточка Синья, такая красивая, была немного сумасшедшей. Взбалмошной, лучше сказать. Хотя Ласточка еще посещала птичий университет — где Преподобный Попугай читал закон божий — и была столь юной, что ее уважаемые родители не разрешали ей гулять по вечерам с поклонниками, она уже считала себя достаточно взрослой и гордилась тем, что дружит со всеми обитателями парка: с цветами и деревьями, курицами и утками, собаками и камнями, голубями и озером. Она была со всеми очень приветлива, не отдавая себе отчета в чувствах, которые внушала мимоходом.

Сам Преподобный Попугай, который из кожи вон лез, превознося собственные добродетели, и считался чем-то вроде священника из-за своей учебы в семинарии, — даже он во время урока бросал на Ласточку похотливые взгляды.

Несмотря на все восторги и поклонения, в жизни Ласточки была какая-то тайна — это и есть причина того, что первая глава оказалась здесь, так как тайной этой был, безусловно, Полосатый Кот. Ее волновало это гордое и молчаливое существо. Она часто следила за ним, когда он спал или грелся на солнце в густой траве.

Спрятавшись в ветвях какого-нибудь дерева, она часами рассматривала его, думая о том, почему этот урод ни с кем не дружит. Конечно, она не раз слышала, что говорили о нем окружающие, но когда увидела его розовый нос и огромные усы, то (никто не знает почему) вдруг усомнилась в правдивости этих историй. Таковы ласточки, что уж тут поделаешь. И нет лучшего способа заставить их постичь истину, способа более простого и надежного, чем сомнение. Ласточки очень упрямы и руководствуются только своими чувствами. Полосатый Кот был единственной тайной в спокойной и ясной жизни Ласточки Синьи. Иногда Ласточка запевала одну из тех чудесных песен, которые она разучивала с Соловьем, и неожиданно прерывала ее, если замечала крупное тело Полосатого Кота (а иногда и предчувствовала его появление), бредущего в свой любимый угол. И тогда она тихонько следовала за ним, а однажды вечером, чересчур разыгравшись, стала бросать сухие веточки ему на спину. Кот спал, а Ласточка, надежно укрывшись в густой листве жакейры, смеялась, когда веточки попадали в цель.