- Не слышу, - дотронулся я до ушей. - Кричи громче!
      Игорь Тарасович в ответ качал головой, продолжая что-то говорить. Было ясно: нас контузило взрывной волной. Телефонисту досталось больше. Солдат ударился об аппарат и теперь захлебывался кровью у траншейной ниши. Связной от Ковалева лежал рядом. Старшина стоял на одном колене, закрывая лицо руками.
      - Ух ты! - донесся до меня глухой, как из-под земли, голос. - Мать ты моя хавронья! Никак, у праотцов побывали?
      "Бухарин", - мелькнула мысль. У моего заместителя по строевой части в критические моменты была поговорка "мать ты моя хавронья". Бросил ищущий взгляд вправо, влево, назад и наконец у обвалившегося входа в блиндаж увидел Николая Яковлевича.
      Постепенно ко мне возвращался слух, хотя в ушах продолжало звенеть. Вскоре стал ясно различать звуки разрывов снарядов и мин, пришедшие на смену бомбовым ударам, визг осколков. У дальней стены заворочался и запричитал телефонист: "Паразит, что же ты делаешь, так ты меня до Берлина и вовсе ни с чем оставишь, зануда". Мы с Бухариным невольно оглянулись. Солдат, держа на ладони два выбитых зуба, в порыве ярости честил противника. Я хотел остановить связиста, но Николай Яковлевич удержал:
      - Пусть отойдет, Александр Терентьевич, не нужно трогать. Тем временем старшина Николай Иванов выслал телефонистов на линию, а от командиров подразделений прибыли с докладами связные. Офицеры подтверждали донесение старшего лейтенанта Ковалева о сосредоточении противника в Лесных Халупах.
      - Неплохо бы накрыть фрицев артогнем, - кивнул в сторону населенного пункта Пресняков.
      Предложение это было заманчивым. Сорвать готовящуюся противником атаку или хотя бы помешать ему, ослабить ее - значит морально повлиять на немцев, заставить их задуматься о том, что не так-то легко с нами справиться. Позвонил командиру полка. Майор Павлюк поддержал нашу идею и в ее развитие предложил посло артналета на Лесные Халупы перенести огонь на передний край противника и самим перейти в атаку.
      - Подумай, - произнес в трубку Валентин Евстафьевич, - обговори там с Пресняковым и Бухариным, посоветуйся с майором Кулябиным.
      Подработал решение и доложил его Валентину Евстафьевичу. Он выслушал меня, утвердил наше решение, сообщил, что соседи окажут поддержку, дивизиону артполка поставлена задача подавить противника на высоте 131,4.
      Минут через пять с правого берега Вислы ударили гаубицы. Затем к ним присоединились полковые минометные батареи. Над Лесными Халупами встали столбы пыли и дыма, немного погодя взвилось пламя - загорелись деревянные постройки. Немецкий артиллерийско-минометный налет, на наш передний край ослабел, а потом совсем сошел на нет.
      Минут пятнадцать наши дивизионы и батареи молотили по скоплению противника, а затем ударили по его переднему краю. К артналету подключились минометные роты батальонов. Как самую лучшую музыку слушали мы этот грохот, вспоминая вчерашний день, когда в основном пришлось обходиться стрелковым оружием.
      Пока артиллеристы и минометчики обрабатывали передний край фашистов, командиры подразделении отдавали последние распоряжения на атаку. С НП батальона хорошо было видно, как сновали посыльные по ходам сообщения, офицеры выводили взводы и отделения на исходные рубежи. Большинство подразделений прибыло на плацдарм ночью, светлого времени для организации атаки у командиров не было. Штурмовать же скопом передний край противника, где у него пристрелян каждый квадратный метр площади, - o значит нести потери.
      Готовясь к предстоящей атаке, ни на минуту не упускал из виду противника. Важно предугадать возможные его действия. В этом отношении нужно отдать должное Валентину Евстафьевичу Павлюку. Модель предстоящего боя, его различные варианты он держал в голове, того же требовал и от комбатов. Бывало, вызовет на КП или прямо на НП, начнет расспрашивать о твоем замысле, то и дело заставляет тебя стать в положение противника: как бы поступил ты на его месте? И зачастую кардинально менялся взгляд комбата на выполнение предстоящей его батальону задачи.
      Таким же был и начальник штаба полка майор Модин - человек рассудительный, спокойный, с острым аналитическим умом. Николай Сергеевич часто бывал на переднем крае, в солдатской плащ-накидке, пилотке обходил взводы и роты, беседовал с бойцами и младшими командирами, прислушивался к их мнению и советам. Если видел непорядок; промах, подсказывал, помогал исправить. Делал это тактично, не повышая голоса.
      С командиром полка они дополняли друг друга. Павлюк - горячий, порывистый, скор на слово; Модин - спокойный, уравновешенный. В этом я еще раз вскоре убедился, придя в штаб полка. Но это было позже. Пока же учился у них.
      Наблюдатели донесли о выдвижении фашистов из Лесных Халуп. Нужно отдать должное противнику: он сравнительно быстро сумел привести себя в порядок после артналета. Пришлось на время отложить атаку. То же сделали и соседи.
      Гитлеровцы дошли до своего переднего края и тут попали под огонь батальонных минометных рот. Левее Лесных Халуп также встали фонтаны разрывов. Вероятно, немцы пытались контратаковать и там. Они рывком вырвались из-под обстрела. Здесь пехоту обогнали танки, а из садов Лесных Халуп показались самоходные установки. Короткие стволы орудий выплеснули струи огня. Тяжелые снаряды подняли на нашем переднем крае фонтаны разрывов Один снаряд угодил в пулемет. Видно было, как метра на четыре вверх швырнуло "максим", который тут же в воздухе начал рассыпаться: щит по касательной полетел в сторону траншеи, колеса с осью, перевертываясь, - в противоположную, кожух со стволом и замком опустился почти на позицию. Все произошло в какие-то секунды, и даже не все из нас, находящихся на батальонном НП, заметили этот эпизод. Лишь капитан Бухарин поморщился, коротко обронил:
      - Шляпы! Куда ротный смотрит? Сейчас ему выдам.
      Бухарин потянулся к телефону, но я остановил его:
      - Обожди, Николай Яковлевич, сейчас не время, после. Нужно предупредить командиров рот: огонь открывать по нашей команде, отсекать пехоту от танков.
      Перехвативший мои слова связист закрутил ручкой телефона, поочередно вызывая командиров подразделений. Капитан Бухарин начал передавать распоряжение.
      События развивались с нарастающей быстротой. Основная группа противника, как говорят, не мудрствуя лукаво, нацелилась но проторенному вчера пути в стык 5-й и 6-й рот. Одновременно на правый фланг, а точнее, в стык с соседом из-за пригорка двинулось до роты фашистов при поддержке двух легких танков. Появились гитлеровцы и перед фронтом обороны первого батальона полка, и дальше на самом левом фланге - перед подразделениями майора Кожевникова, которые ночью форсировали Вислу.
      - Густо идут! - резюмировал капитан Пресняков, наблюдая в бинокль за приближением немцев.
      - Но не с таким нахальством, - ответил я Игорю Тарасовичу. - Вспомни, как вчера лезли.
      - То было вчера. Сегодня другое дело. Порядком пощипали их в Лесных Халупах артиллеристы и минометчики. Спеси поубавилось. Вот к танкам и жмутся - за броней-то оно сподручнее.
      Наш разговор прервал хлесткий выстрел сорокапятки. Ночью на плацдарм удалось перебросить три сорокапятки и два 76-мм орудия. Огневые позиции сорокапяток врезали в брустверы траншей, полковые пушки поставили на танкоопасные направления. И вот первый выстрел. Снаряд ударил в лоб переднему танку и огненной трассой скользнул в сторону.
      - Рано! - констатировал адъютант старший батальона. - Поторопились.
      - Не ко времени обнаружили себя, - согласился я с ним. - o Нужно было бы обождать.
      Словно подтверждая мои слова, у самого бруствера орудия взметнулась земля. Сорокапятка подпрыгнула и как-то сразу присела.
      Пресняков с досадой махнул рукой.
      Однако почти тут же на огневой позиции зашевелился расчет. Ствол орудия пополз слева направо, отыскивая цель.
      - Нет, Игорь Тарасович, жив расчет. У фрица, видно, поджилки трясутся.
      Второй выстрел наших артиллеристов оказался точнее. Немецкий танк закрутился на месте, распластывая по земле гусеницу. Но и сорокапятка вновь подскочила и легла набок. Тяжелый снаряд самоходки опрокинул орудие, разметал расчет.
      Сбоку ударило 76-мм орудие. Танк вздрогнул и присел. Над его кормой почти тут же вспыхнуло пламя: снаряд угодил в моторную часть.
      Пока фашисты отыскивали новую огневую точку, наши полковые артиллеристы перенесли огонь на соседний танк. Очередным выстрелом своротили башню танка и завязали дуэль с самоходкой врага.
      - Молодчага, Кичулкин! - не выдержал связист. - Так их, дави гадов! Знай наших!
      Младший сержант Михаил Кичулкин по прибытии на плацдарм представился мне. Ниже среднего роста, худощавый, подвижный. После ознакомления с местностью он по-хозяйски доложил об основной и запасной позиции, обратился за помощью в оборудовании окопа для личного состава и ровиков под снаряды.
      - Огневые позиции мы оборудуем сами, товарищ капитан, замаскируем их, комар носу не подточит, а вот с укрытием для себя и боеприпасов вряд ли управимся. Силенок маловато.
      Мне понравились деловой тон командира орудия, его забота о людях. Выделил ему в помощь два стрелковых отделения. На рассвете младший сержант вновь появился на батальонном НП. Доложил об оборудовании огневых позиций и представил карточку огня, хотя и в карандаше, на изрядно помятом листе, но местность была схвачена точно, расстояния до ориентиров совпадали с нашими.
      - Связь держать с нами и с командиром пятой роты.
      - Уже доложил старшему лейтенанту Ковалеву. Вопросы взаимодействия увязали, сигналы целеуказания назначили.
      Тогда я порадовался распорядительности Кичулкина.
      И переживал за него теперь. Расчет производил два-три выстрела и тут же менял позицию. На наших глазах сумел поджечь самоходку противника.
      - Твои истребители танков отличаются, - позвонил командир полка. Передай им мою благодарность да не забудь представить к наградам.
      - Не забуду, товарищ майор. Только это артиллеристы Спасибо за усиление.
      - То-то же, а говоришь, мало помогаем. Но все равно поблагодари их от меня.
      Майор Павлюк помолчал, потом спросил:
      - Почему не открываешь ружейно-пулеметного огня по противнику?
      - Подпускаем поближе.
      - Смотри, как бы не перехлестнуть. Немец-то, он ученый пошел. Понял меня?
      - Понял, товарищ майор. - Я отыскал взглядом Бухарина: - Ракеты, Николай Яковлевич!
      В руках заместителя по строевой части щелкнула ракетница. Разрывая воздух, с шипением вверх взметнулся заряд. Телефонист закричал в трубку: "Огонь! Огонь! Огонь!.." И тут же по всей линии обороны яростно застучали пулеметы, автоматы, винтовки, ударили, выискивая цели, противотанковые ружья, ухнула сорокапятка.
      Немецкая пехота, словно наткнувшись на невидимую стену, замедлила движение. С НП было видно, как вражеские офицеры, размахивая руками, продолжали звать подчиненных вперед, пытались навести порядок в изломанной и поредевшей цепи. Но солдаты падали, ползли, сбивались кучами около танков, стараясь уйти иод защиту брони, не понимая того, что становятся уязвимее для нашего огня.
      Стало ясно: немецкая атака провалилась. Перед фронтам батальона расчеты противотанковых ружей подожгли еще два танка. Наступала развязка, хотя одному взводу противника удалось прорваться на стыке чугуновской роты с 1-м батальоном. Но это уже была агония: напоровшись на кинжальный огонь станковых пулеметов с запасных позиций, фашисты были уничтожены.
      Оставшиеся в живых мелкими, разрозненными группами стремились уйти в тыл. Наступал момент для нашей атаки. По телефону связался с 3-м батальоном. Трубку взял адъютант старший батальона Гудашников.
      - Иван Васильевич, как прошло крещение?
      - Нормально. До роты немцев положили. Теперь вот сами готовимся в гости к противнику. Сабантуй начинаем по вашему сигналу.
      Иван Васильевич Гудашников, невысокого роста, с густой шапкой иссиня-черных волос, слыл в полку инициативным офицером. Правда, за излишнюю расторопность ему иногда доставалось, но кто не ошибается, если, как говорится, человек горит в работе. Он спокойно выслушивал замечания, делал из них выводы, продолжая оставаться веселым, жизнерадостным, энергичным, охочим до работы. Его уважали товарищи и подчиненные за ненасытность в деле, веселость характера.
      О готовности к атаке известил меня и адъютант старший 1-го батальона.
      Информация о подготовке и ходе выполнения боевых задач в полку была поставлена неплохо. Майоры Павлюк, Модин требовали от нас, комбатов, не только точных и своевременных докладов им, но и информирования соседей, командиров приданных и поддерживающих подразделений. Это и верно: знать, как идут дела у выполняющих вместе с тобой задачу людей, командиру необходимо. Этого требует устав. Но к сожалению, в ходе боевых действий кое-кто из офицеров об этом забывал, что иногда приводило к нежелательным последствиям. Мы старались не повторять ошибок. Это, на мой взгляд, и являлось залогом наших успехов в последних боях.
      По отступающим немцам били полковые артиллерийская и минометная батареи. Батальонные минометчики сосредоточили свой огонь на первой траншее противника. Объективами бинокля веду по инженерным сооружениям врага, но тут слышится голос телефониста:
      - Товарищ капитан, Первый на проводе. Взял трубку:
      - Слушаю вас.
      - Пора, - произнес Павлюк.
      Я махнул рукой капитану Бухарину. Ракеты расчертили небо. Видно было, как бойцы выскакивали из укрытий и с оружием наперевес быстро шли вперед. Метров через двадцать - тридцать цепь выровнялась, четко обозначились роты, на стыке которых перебежками перемещались пулеметные расчеты.
      - Пошли-поехали, - выдохнул с облегчением капитан Пресняков.
      В это время упал один, за ним - второй, третий боец. Бросил взгляд вперед, стало ясно: фашистские пулеметы нам не удалось полностью подавить. В воздухе проскрежетали залпы немецких шестиствольных минометов. Разрывы вспороли землю и вырвали из цепи несколько человек. В создавшейся ситуации выход был один - броском вперед выскочить из-под огня. Бойцы рванулись вперед, но тут навстречу цепи хлестанули пулеметные и автоматные очереди. Фашисты вели огонь с правого фланга и с высоты 131,4, предварительно положив перед этим на землю роты нашего 3-го батальона. Подтверждались слова капитана Преснякова об этой высотке.
      Почти рядом с нашим левым флангом залегла цепь 1-го батальона. Недалеко продвинулись вперед и подразделения 862-го стрелкового полка майора Василия Кожевникова. Они были прижаты к земле кинжальным огнем противника с высоты слева и дотов со стороны деревни Доротка.
      Несмотря на наши попытки, поднять людей не удавалось. Атака захлебнулась. Батальоны несли потери. В этом критическом положении нужно было думать о том, как лучше сохранить личный состав, однако штабы полка и дивизии требовали решительных наступательных действий.
      - Алтунин, что ты там застрял?! - начал на резких тонах разговор по телефону майор Павлюк. - Ближе других к Халупам. Осталось сделать еще рывок, и ты там. - И после паузы: - Труса твои орлы там не празднуют?
      Это вытерпеть было уже трудно.
      - Ничего не празднуют. Головы нельзя поднять. Людей гробим. Подавите противника на высоте справа.
      - Там красовцы атакуют.
      - Лежат под высотой красовцы!
      В это время в трубке послышался голос начальника штаба дивизии:
      - Что же, по-вашему, капитан Алтунин, можно предпринять в данной ситуации?
      Федор Федорович Абашев спросил, как всегда, ровным голосом.
      - Отвести людей, товарищ подполковник. Подавить противника огнем артиллерии, потом снова атаковать.
      Я понимал, что своим предложением навлекаю на себя неудовольствие, а то и гнев начальства. Есть приказ. Лесные Халупы должны быть взяты. В этом направлении, и только в этом, обязаны мыслить все, от солдата до командира дивизии, и искать варианты, как лучше справиться с поставленной задачей. О том, что мы приступили к расширению плацдарма, знают не только в штабе корпуса, армии, но и, наверно, во фронтовом аппарате. От нас ждут хороших вестей, какой бы ценой успех ни был достигнут. А тут предлагается вернуться в исходное положение! И все-таки я решился.
      Поднять роты под кинжальным огнем противника, когда они залегли и бойцы отыскали себе хоть какие-то относительные укрытия, трудно - слишком велика притягательная сила матушки-земли, - но можно. В крайнем случае придется обратиться к коммунистам. Они, как было не раз, встанут. За ними поднимутся и остальные. А дальше? Война без жертв немыслима - это истина. Но вести людей на бесполезную гибель никому не позволено... Тем более в сложившейся у нас обстановке, когда фашисты уже пришли в себя, сориентировались и только того и ждут, чтобы расстрелять цепи в упор.
      - Ты понимаешь, что говоришь, комбат? - после небольшой паузы произнес Абашев.
      - Понимаю. Если бы не понимал, не сказал бы. Вы спросили мое мнение. Вот я и ответил. Нельзя, товарищ подполковник, догматически подходить к выполнению приказа.
      - Философию разводишь, Алтунин, а мы тут тебя... Эх!..
      - Да не за себя волнуюсь! Прикажете, первым встану в атаку, но людей бессмысленно погубим, а у нас их и так негусто.
      - Мыслишь отчасти верно. Но пойми и другое: люди разбросаны по плацдарму. Лежат. Не так-то легко их будет без потерь отвести.
      - Но и лежать под огнем, ждать, когда к людям придет безразличие, тоже не резон. К тому же немец выбивает.
      - Это понятно, - в раздумье произнес Абашев. - А может, все же попробовать поднять роты?
      - Противник тут же сосредоточенным огнем прижмет к земле. Но если прикажете...
      - Нет, приказывать не стану. И так слишком часто стали разбрасываться людьми. Слышишь меня?
      - Так точно, товарищ подполковник.
      - Коль так, давай искать выход, как лучше отвести людей. Время не терпит.
      - Нужен артналет по фрицам. Мы и отойдем на исходную.
      - Разумно, Алтунин. Этот вариант я и имел в виду. Подключить сюда не только наши артиллерийские, но и ваши наличные огневые средства. Вы там ближе. Твои минометчики могут сделать больше, чем мы отсюда. Улавливаешь?
      - Так точно, улавливаю.
      - Но помни, капитан, - продолжал Федор Федорович. - Лесные Халупы за вашим хозяйством, а ты там на самом острие. Задача должна быть выполнена.
      - Возьмем мы эти Лесные Халупы, обязательно возьмем. Начальник штаба дивизии положил трубку.
      Под прикрытием артиллерийско-минометного огня роты начали отходить. Нам сравнительно легко удалось вывести личный состав на исходные рубежи, так как люди были уже знакомы с местностью. Труднее было 3-му батальону, бойцы и командиры которого еще не успели освоиться на новом месте. Попав под фронтальный и фланговый огонь, они растерялись, многие выбыли из строя. Большие потери понес и 1-й батальон.
      Одной из причин нашей неудачи была спешка. Безусловно, всем хотелось расширить плацдарм, но одного желания в бою недостаточно для успеха. Желание должно подкрепляться многими компонентами, среди которых далеко не последнее место занимает подавление противника огнем артиллерии и минометов. Наш же налет оказался явно недостаточным.
      После отхода люди приводили себя в порядок. Хмурые и злые, они ладили брустверы траншей, огневых позиций, очищали от земли полузасыпанные ячейки, ходы сообщения, окопы, наводили линии связи. Пулеметчики и расчеты противотанковых ружей оборудовали запасные огневые позиции. Специальные команды выносили в тыл раненых и убитых. Работали молча, без обычных шуток.
      Вернулись из рот Елагин с комсоргом батальона Владимиром Барановым, а от пулеметчиков - капитан Бухарин. Николай Яковлевич молча прошел к тыльной стене окопа, опустился на ящик из-под снарядов, тяжело вздохнул, вытащил пачку папирос и, никому не предложив, что не было присуще его общительному характеру, закурил.
      - Переживает, - кивнул в его сторону Иван Иванович, вытирая платком вспотевшее лицо.
      Елагин спрятал в карман платок, поправил выбившиеся из-под пилотки волосы, подошел к Бухарину, присел рядом:
      - Может, угостишь?
      - Бери, - протянул тот пачку папирос.
      Замполит чиркнул зажигалкой, вдохнул в себя дым и нарушил затянувшуюся паузу:
      - Ну что, отцы-командиры, так и будем в молчанку играть? Досадно, обидно? Безусловно. А чего вы ожидали? Что противник на блюдечке еще и Лесные Халупы преподнесет? Нет, после захвата нами плацдарма он поумнел.
      - Да брось ты, Иван, душу бередить, тут и так муторно. На белый свет тошно глядеть.
      - Ну, ну, понес, - обернулся к Бухарину лейтенант Елагин. - У каждого из нас нервы на пределе. Однако киснуть мы, коммунисты, не имеем права. На нас смотрят люди. Какой это будет для них пример?
      - О чем совещание на высшем уровне? - показался в проеме хода сообщения майор Модин.
      Мы встали. В руках начальника штаба полка был планшет с толстой пачкой новых листов карт. Я бросил на них взгляд. Это не ускользнуло от внимания Николая Сергеевича.
      - Решили побывать в батальонах, - пояснил майор Модин. - Павлюк пошел в первый, Кулябин - в третий, ну а я вот - к вам. Узнать, чем дышите и как живете-можете. Заодно и карты прихватил. Держи, Пресняков. Ротным раздашь. Да и самим пора уже заменить. Смотри, на что похожа ваша карта, до дыр на сгибах протерлась.
      Игорь Тарасович принял листы карты и начал их рассматривать. Модин поинтересовался потерями, однако точно ответить можно было лишь после того, как появятся с последними данными командиры рот.
      Модин уточнил район обороны батальона на месте, систему огня. Проделанной командирами и бойцами работой остался доволен. Посоветовал нам рассредоточивать людей.
      - Самое опасное для нас сейчас - скученность, - сказал Николай Сергеевич. - В третьем батальоне снаряд вывел из строя шесть человек. Куда это годится! Видимо, пришла пора вернуться к "лисьим норам". Оборудовать их хотя и трудно, но они себя оправдывают. Лишь при прямом попадании снаряда или мины человек погибает. Но наша главная задача во что бы то ни стало расширить плацдарм. Нужно все время давить на противника.
      - Наступать без танков, - воскликнул Пресняков, махнув рукой, - когда у противника есть и танки, и самоходки, - гибельное дело!
      - Танков, к сожалению, пока не будет, - Модин огорченно развел руками, - никак не удается их переправить. Вчера мы предприняли несколько попыток перебросить танки на плацдарм...
      Из рассказа Модина мы узнали, что в полдень в штабе полка раздался звонок. Командира на месте не оказалось. Николай Сергеевич взял трубку у телефониста, представился.
      - Гордов у аппарата. Доложите обстановку.
      Модин начал докладывать командарму о положении батальонов.
      - К вам танки и артбригада подошли?
      - Так точно, подошли.
      - Сколько на западный берег переправили?
      - Пока ни одной единицы.
      - Почему?
      - Переправочных средств нет, подручные не годятся. Груз тяжелый тонут.
      - К вам прибыл понтонный батальон?
      - Не получается у них. Понтоны тонут без нагрузки.
      - Как тонут?
      - Рассохлись в период выдвижения к Висле.
      - Где комбат?
      - Рядом со мной, товарищ командующий.
      - Дай ему трубку.
      Майор взял трубку. Минуты две генерал-полковник слушал сбивчивое объяснение командира понтонного батальона, потом оборвал его:
      - Я виноват в том, что понтоны рассохлись, или вы? Потрудитесь объяснить свое головотяпство.
      - Виноват, товарищ командующий.
      - Виноватых бьют, а по законам военного времени за такие дела и...
      Модин не расслышал последних слов, но по тому, как побледнел майор, понял, что разговор принял крутой оборот. Пот крупными градинами катился по исхудавшему лицу майора.
      - Тебя спрашивает, - протянул трубку комбат.
      - Слушаю вас, товарищ командующий.
      - Начальник штаба, а почему вы не докладываете? Бездельников покрываете, а вместе с ним и свою нераспорядительность? Чего молчите? Сказать нечего? Так вот, завтра доложите, сколько единиц танков и бригадной артиллерии на западном берегу.
      Командарм положил трубку. Наступила пауза. Майор ладонью отер лицо, облегченно вздохнул:
      - Ну и ну! Пронесло. Пообещал, если завтра на западном берегу не будет танков и артиллерии, отправить в штрафную роту. Вон они какие, пироги-то. Но что я мог поделать? Жарища стояла вон какая. Рассохлось все к чертовой матери.
      Было решено разобрать несколько сараев в находящейся рядом деревне Нешава. Саперы и выделенные им в помощь бойцы из тыловых подразделений полка и артбригады приступили к наведению переправы. Но приходилось то и дело прерывать работу: противник по малейшему скоплению людей открывал бешеный артиллерийско-минометный огонь.
      Тем временем ночь прошла свой зенит и покатилась в зарю. Пала предрассветная темнота, густая, тяжелая, и восток начал сереть. Затем заалел край неба, и сразу как-то посветлело, река стала уже не черной, а голубоватой. Переправа резко и четко обозначилась на воде. Хорошо было видно, как на паром взошел танк. Первый паром двинулся.
      - Товарищ капитан, танки, танки к нам идут! Ну теперь фриц, держись!
      Мы выскочили из блиндажа. Я бросил взгляд на Вислу. К урезу воды подходила другая тридцатьчетверка, за ней виднелась третья боевая машина. Вот она, помощь! Но что это? Я невольно обернулся и взглянул в небо, откуда доносился гул немецких самолетов.
      - Жалуют, стервятники! - недовольно произнес капитан Пресняков. Сейчас начнется свистопляска.
      По самолетам противника ударили полковые зенитно-пулеметные установки. Но их строй не шелохнулся. Продолжая идти углом, с ходу срывались в пике на переправу. Водяные столбы вставали слева и справа от паромов. Но вот попадание. Видно было, как накренился и соскользнул в воду танк.
      В эти минуты в небе на нашем участке не оказалось ни одного нашего самолета. Зенитное прикрытие переправы тоже было явно недостаточным. Возможно, кто удивится, мол, сорок четвертый год, а фашистские стервятники уходят безнаказанно. Дело в том, что многим передовым частям дивизии нашего фронта в эти дни была поставлена задача выйти к Висле и захватить плацдармы на ее противоположном берегу. Естественно, обеспечить батальоны и полки всеми средствами усиления, особенно авиационным прикрытием, было трудно, зенитные же подразделения и части были на марше.
      Пока мы наблюдали за разыгравшейся на переправе трагедией, не в силах помочь или хотя бы облегчить участь танкистов и саперов.
      Вскоре у Модина состоялся новый разговор с командующим армией. Генерал-полковника Гордова вновь интересовали результаты форсирования Вислы.
      - Танкисты на западном берегу?
      - Никак нет! - ответил Модин.
      - Мне донесли, что понтонная переправа готова и вот-вот начнется!
      - Была, товарищ командующий. Немцы разбомбили.
      - Ночью?
      - Нет, утром.
      - Опять двадцать пять! Что мне с вами делать? Нужно было начинать форсирование в темное время суток. Так нет же, рассвета ждали и дождались. Что, переправа, что ли, была не готова?
      - Так точно, еле успели к утру.
      - Где он, этот сапер?
      - Контужен во время налета, товарищ командующий. Медики сейчас приводят комбата в чувство.
      - Жаль. Загремел бы он у меня.
      Генерал-полковник замолчал, видимо обдумывая создавшееся у нас положение, а может, на время кто и отвлек его от телефонного разговора. Модин не бросал трубку, ждал.
      Минуты через две-три Гордов спросил:
      - Вы слушаете меня?
      - Да, слушаю, товарищ командующий.
      - Переправу продолжать наводить. Танки и артиллерия должны быть на том берегу. Плацдарм нужно расширять, а без них нам не обойтись. Передайте это командиру полка. Что-то его на месте не бывает. Вы поняли меня?
      - Так точно, понял, товарищ командующий. Будем принимать все меры. Командир полка находится в батальонах.
      - До свидания. Желаю вам успеха.
      Генерал-полковник положил трубку.
      * * *
      Захваченному нами плацдарму, его расширению, как подытожил Модин, по-прежнему уделяется большое внимание. Вчера, сегодня ночью, утром штабы армии и корпуса непрерывно интересовались нашими делами. И хотя мы не были посвящены в замыслы и намерения высшего командования, но мне думалось, что будем принимать здесь не только дивизионные части, но и соседей.
      Мы тогда еще не знали, что 29 июля армия своими флангами вышла к Висле и что помимо нашего был захвачен плацдарм в районе Виняры, а затем части армии зацепились за левый берег у Аннополя. Но еще раньше 162-я стрелковая дивизия 13-й армии нашего фронта захватила плацдарм южнее Баранува. Севернее этого города также был захвачен небольшой плацдарм полками 350-й стрелковой дивизии, на который вечером 30 июля начали переправляться части 1-й гвардейской танковой армии, а вслед за ними - и 3-й гвардейской танковой. В разных местах на западном берегу Вислы в эти дни развернулись ожесточенные бои, в которые втягивалось все больше и больше техники и войск различного предназначения с той и с другой стороны.
      В этом разворачивающемся гигантском сражении наш плацдарм был всего лишь маленьким участком операции по разгрому врага на левобережье Вислы, хотя нам он казался самым важным и самым главным не только в армейском, но и во фронтовом масштабе. Не по ожесточенности и накалу боев, доходящих с первого дня высадки до предела человеческих возможностей, он отражал общую картину борьбы с врагом в последние дни июля, в августе и сентябре сорок четвертого года. И та и другая сторона ставила перед собой решительные цели, делая для их достижения все возможное, а порой и невозможное.
      Бои, особенно в первые августовские дни, носили крайне ожесточенный характер. В иные сутки их было трудно отделить один от другого. Скорее всего, это был один бесконечный бой, в котором лишь менялись варианты использования техники, оружия, людей. Часами стоял грохот разрывов снарядов, бомб, мин. И выделить что-то, пронести разграничительную линию, тем более дать оценку тому или иному из них, нелегко. Расскажу, что мне особенно запомнилось и что воскресили в памяти архивные документы.
      Несмотря на то что танки переправить на плацдарм не удалось, Лесные Халупы в один из первых августовских дней были взяты. Им предшествовала борьба за овладение высотой 131,4. Больше суток кряду батальоны 828-го стрелкового полка подполковника Николая Красовского штурмовали укрепления врага. Фашисты, отражая натиск, нередко сами переходили в контратаки. То в одном, то в другом месте создавалась критическая ситуация. Николай Викторович Красовский выслушивал сообщения офицеров штаба, комбатов, а то и командиров рот, помогал подразделениям, когда возникали трудности, требовал от офицеров искать ключ к взятию высоты.