Семен Иванович положил трубку, но почти тут же в телефоне раздался голос командира полка:
      - Слышал, Алтунин, твой разговор. Понимаешь, какое значение нам придают? Как там у тебя?
      - Приводим себя в порядок, закрепляемся. Скоро ли обещанное подойдет?
      Я имел в виду приданные батальону противотанковые батареи и артдивизион.
      - Пока за "Синенькой", - ответил майор. - Трудно доставить. Часть твоих лодок пошла ко дну. Обещали подбросить саперов. Пока их нет. Придется обходиться наличными силами.
      Голос Павлюка исчез в грохоте разрывов снарядов. Немцы начали новый обстрел. С каждой минутой он усиливался, в артподготовку включились 81-мм батареи, потом заскрежетали тяжелые шестиствольные минометы. Надсадные, утробные звуки поплыли над плацдармом, мелко задрожала земля, принимая в себя раскаленный металл.
      Кулябин вместе с батальоном проходил все круги ада. Грунт на глазах обваливался, стекал, как вода, по стенам окопов. Бойцы замучились, выкидывая землю из ячеек наблюдательного пункта. Майор Кулябин подбадривал меня:
      - Ничего, ничего, комбат, выдюжим. Мужики мы двужильные. Да и помирать нам рано. Много еще не сделали. Ты с ротами, с ротами связь держи.
      Большой осколок снаряда шмякнулся у наших ног и зашипел в лужице дождевой воды. Лейтенант Елагин наступил на. него, вдавил в грязь, посмотрел на меня:
      - Александр Терентьевич, я к Чугунову.
      - Осторожнее, не зацепило бы. Может, переждешь?
      - Чему быть, того не миновать. Туман совсем поредел, после труднее будет добраться. Немцы на Ковалеве обломали зубы, теперь наверняка попрут на шестую роту.
      - Ну что ж, иди. Да возьми автоматчика с собой на всякий случай.
      Я кивнул находившемуся рядом бойцу из штабной охраны. Пригибаясь, Иван Иванович вместе с солдатом побежали на фланг обороны батальона. Но недалеко от нас упали, словно утонули в последних лохмотьях тумана, и тут же позади них плеснуло пламя разрыва. Осколки с визгом просвистели над нами. Бросил тревожный взгляд на место, где залегли замполит с бойцом. Подождал, пока поднимутся, и только потом обернулся к стоявшему рядом Ландакову:
      - Ну вот, Михаил Григорьевич, теперь убедишься, куда мы дошли и чем занимаемся. Наверно, отвык в штабе полка-то от этого, - кивнул на приближающийся свист снаряда. - Или вернешься к Модину?
      - Ну что вы, какое там отвык! Частенько на передовой приходится бывать. Возвращаться же пока не думаю. Надеюсь, не буду лишним у вас?
      - Конечно нет! Будем только рады.
      Зазвонил телефон: из рот докладывали о выдвижении противника. Почти тут же до нас донесся рокот двигателей.
      - Никак, танки? - прислушался к гулу Пресняков. - По-серьезному решили взяться за нас фрицы.
      - Похоже, что они. По-серьезному или нет, но думаю, что и раньше противник не в бирюльки играл.
      Пресняков с удивлением посмотрел на меня. Поняв, что сказал не то, смутился, но оправдываться не стал, подошел к сколоченному на скорую руку столу, на котором лежала вычерченная в карандаше карта батальонного района обороны.
      Фашистские снаряды и мины внахлест продолжали рваться по всей глубине захваченного нами участка. Среди бойцов появились убитые и раненые, особенно пострадали те, кого обстрел застал на открытой местности. В ротах вышло из строя несколько пулеметов, противотанковых ружей, у связистов разбило радиостанцию.
      Кончилась артподготовка массированным залпом гаубиц и тяжелых минометов. В наступившей тишине теперь все отчетливее слышался гул двигателей.
      - Пора и мне к людям, - обернулся ко мне Кулябин. - Буду у пулеметчиков.
      Николай Афанасьевич решительно шагнул к ходу сообщения.
      Я кивнул автоматчикам, и те заспешили вслед за Кулябиным.
      Поднес к глазам бинокль. Оптика резко сократила расстояние. Лесные Халупы перестали казаться общим нагромождением построек. В объективе резко обозначились строения. Многие дома - с островерхими черепичными крышами. Рядом с крытыми соломой хатами и сараями в черных потеках они казались красавцами. Переместил объективы ближе, надеясь увидеть танки. Но их пока не было. Шла одна пехота. Это меня несколько удивило. Вновь перевел взгляд на восточную окраину населенного пункта и тут увидел, как из-за сарая, где дорога делала крутой поворот, выползает самоходка. Почти следом показался тупой ствол второго орудия. "Вот оно что, - мелькнуло в голове. - Значит, самоходки. - И тут же подумалось: - Хрен редьки не слаще. Если немцы заранее подготовили для них позиции, они покажут нам, где раки зимуют".
      Мое опасение оправдалось. "Фердинанды" заняли огневые позиции и открыли огонь по нашему переднему краю. Снаряды разворачивали пулеметные площадки, ячейки для стрельбы, сносили земляные брустверы. Посмотрел на лейтенанта Пономарева - вряд ли минометчики могли чем-либо помочь. Но тут вмешалась наша полковая артиллерийская батарея, успевшая занять позиции на левом берегу Вислы. Снаряды шумно пронеслись над нами и начали рваться перед самыми самоходками. Пушкари вели огонь на предельной дальности, поэтому особого урона пока наши орудия врагу не приносили. Когда же снаряд попал в одну из самоходок и взрывом собственного боезапаса ее разнесло, "фердинанды" на время прекратили огонь.
      Тем временем фашистская пехота все ближе и ближе подходила, к нашему переднему краю. На этот раз немцы явно нацелились на центр нашей обороны. Стянули сюда автоматчиков и пулеметные" расчеты. Я старался разобраться в замысле противника. Пришла догадка. На стыке рот небольшая высотка с пологими скатами. Высотка господствует над окружающей местностью. С нее хорошо простреливается большая часть обороны батальона. Овладеть ею значит не только рассечь роты, но и получить возможность контролировать наши тылы. Стало ясно - немцы окончательно разобрались в обстановке. Недаром целят именно сюда. Соединившись с Чугуновым, предупредил его.
      - Принял уже меры, товарищ капитан. Фрицам высоты не видать.
      - Какие меры?
      - Со стороны немцев высотка языком спускается в лощину. Они, видимо, хотят, отвлекая нас на флангах, подобраться по этому овражку. Мы же, сосредоточив огонь на флангах, загоним сюда, по возможности, их всех. Заставим выйти на язык - тут и встретим. С правой стороны ротные пулеметчики, с левой - станкачи.
      План был прост и, на мой взгляд, обеспечивал выполнение боевой задачи. Я пообещал Чугунову помочь минометным огнем, лейтенант Пономарев успел произвести пристрелку. Но, как нередко бывает в бою, обстановка неожиданно резко изменилась. От высоты, расположенной северо-восточнее Лесных Халуп и помеченной на картах и схемах 131,4, поддерживаемые двумя танками, появились фашистские автоматчики. Враг начал обтекать правый фланг роты Ковалева. "Не растеряется ли Иван Архипович? - мелькнула мысль. - Еще начнет снимать с левого фланга силы. Фашисты только этого и ждут". Попросил связиста соединить меня с ним. Трубку взял командир взвода.
      - Где командир роты?
      - В траншее.
      - Ясно. Передай ему: левый фланг не оголять. Мы сейчас поможем огоньком. И пусть не мечется тараканом по обороне - наблюдал в бинокль.
      В трубке что-то затрещало и стало тихо. Напрасно я продолжал звать: "Алло, алло..." Телефонисты, подхватив запасные аппарат и катушку, побежали на линию.
      Я обратился к Пономареву:
      - Сможешь накрыть фрицев?
      - Конечно, смогу.
      - Тогда давай, действуй!
      - По пехоте... заряд... беглым - огонь!
      - Ты что, сразу на поражение?
      Пономарев удивленно посмотрел на меня.
      - Василий Дмитриевич, да я войну начал с минометной роты. Кое-какие азы постиг, хотя и немного командовал.
      Еле заметная улыбка тронула его обветренные губы. Командир минометной роты с уверенностью в голосе произнес:
      - Доворот небольшой, накрою.
      - Ну-ну, смотри.
      Почти одновременно мы вскинули к глазам бинокли. Залп растворился в грохоте боя, однако разрывы были видны отчетливо. Серия мин легла между первой и второй волнами гитлеровцев. Пономарев внес поправки. Второй залп точно накрыл набежавшую фашистскую цепь...
      - Вот, стервецы, дают! - не удержался капитан Пресняков. - Молодчаги! Снайперы они у тебя, Пономарев!
      - Стараемся! - скромничал Василий Дмитриевич, продолжая корректировать огонь. Немцы бросились вперед, стараясь выйти из-под минометного обстрела, но вновь попали под шквал разрывов.
      - Так их, так! - не выдержал кто-то из наблюдателей.
      Словно услышав это восклицание, по противнику ударили ротные пулеметы и автоматы разведчиков. Передняя волна наступающих не выдержала и залегла метрах в ста пятидесяти от изгибов нашей траншеи. Вторая сделала то же. Пулеметчики, стрелки, снайперы теперь били уползавших под защиту брони "фердинандов" немецких пехотинцев.
      Увлекшись правым флангом, я на какое-то время выпустил из виду события, происходящие в центре. Немецкая пехота, как и обещал Чугунов, оказалась под перекрестным огнем станковых и ручных пулеметов. Но, неся потери, фашисты упорно лезли вперед. Они настолько были уверены в своем успехе, что даже, когда их осталось не больше взвода, бросились на штурм высотки. Тут-то и поставило окончательный крест на их замысле рассечь нашу оборону отделение сержанта Заточного, закрепившееся на высотке. Бойцы встретили врага плотным огнем.
      Не успели стихнуть выстрелы этой атаки, как противник открыл по обороне батальона новый мощный артиллерийский огонь. Прилетели "юнкерсы", и мы приняли на себя сильнейший бомбовый удар. Затем немцы вновь пошли в атаку. И так на протяжении дня: артналеты сменялись ударами авиации, бомбовые удары - атаками, и опять все сначала. Кипела вода в кожухах "максимов", раскалились автоматные стволы.
      - Держаться!
      В каких только вариантах не довелось услышать этот призыв в первый день захвата плацдарма. "Стоять!" - повторяли стрелки, пулеметчики, петеэровцы. "Ни шагу назад!" - приказывали командиры. "За Вислой нам земли нет!" - призывали коммунисты. Все, от солдата до командира, жили одним выстоять, выдержать.
      В полдень к реке вышел артдивизион майора Валентина Березы. Я хорошо знал майора. Это был храбрый, до глубины сердца влюбленный в артиллерию, неунывающего характера человек.
      Под стать Валентину Петровичу были командиры батарей Иван Макаренко, Иван Киселев, Иван Болденко. Три Ивана. О них ходили в полку, да и в дивизии, разные истории со счастливыми концами. Какой-то шутник однажды выразился: "Раз Иваны пришли, фрицам делать нечего". Шутка возьми да и приживись, обрастая разными былями и небылицами из их фронтовой жизни. Они же, эти скромные ребята, в ответ на расспросы лишь отвечали улыбаясь: "На Иванах да на Петрах вся Россия держится, а мы - из них". Словом, широкой дорогой шла слава об их мастерстве, дерзости, решительности в критической ситуации боев.
      С нашего НП видно было, как, развернувшись, артиллеристы с ходу вступили в дуэль с находившейся сзади Лесных Халуп немецкой артбатареей, принесшей немало хлопот нам на плацдарме, топившей на Висле плоты с боеприпасами, и накрыли ее. Но больше сделать пока ничего не смогли: другие батареи противника оказались вне досягаемости огня нашей артиллерии.
      Часов в четырнадцать была восстановлена связь с правым берегом. Сквозь треск разрывов разобрал голос Абашева: "Дивизия, корпус и армия поздравляют с захватом плацдарма. Передай благодарность бойцам и командирам. Держись, Алтунин, ночью..." Трубка вдруг вновь замолчала. Старший лейтенант Михаил Ландаков с тревогой глянул на меня.
      - Порыв! - Ландаков в сердцах заскрипел зубами.
      - Порыв, будь он неладен, Миша. Что еще может быть, раз мы целы.
      Ландаков перевел взгляд на стоявшего рядом сержанта Николая Дыжина. И они поняли друг друга: захватив катушку кабеля, побежали к реке. И тут же дорогу им перекрыл пулеметный огонь.
      Очередь брызнула почти у самых ног связистов. Оба упали. Неприятный холодок обдал сердце: все, конец ребятам.. Но вдруг Ландаков с Дыжиным вскочили и одним махом скатились в, находившуюся рядом воронку. "Нет, нас сразу не возьмешь, - мелькнуло в голове. - Шалишь, фриц! Не зря же мы сотни километров оттопали. Кое-чему научились".
      Выждав, когда стрельба поутихла, Ландаков рывком выбросился из воронки и так же стремительно скрылся в другой. Вслед за ним эту же операцию проделал сержант. Так, то исчезая, то вновь появляясь, они приближались к берегу. Один контролировал провод, другой тащил катушку.
      * * *
      На сердце неспокойно. Во время последней немецкой контратаки к концу подошел боезапас. На автомат по полмагазина, на пулемет по десятку-другому и на винтовку по пятку патронов осталось. Гранат - по одной на каждого третьего. В моем ППШ пустой диск и семь патронов в пистолете.
      Несколько человек уже были посланы за боеприпасами на правый берег Вислы. Некоторым из них удалось туда добраться. Видно было, как от противоположного берега отходят груженные ящиками плоты. Но тут же по ним сосредоточивала огонь немецкая артиллерия - взметались столбы воды, взлетали вверх бревна. Гибли люди, шли на дно нужные до зарезу патроны и гранаты.
      Фашистами был пристрелян каждый квадратный метр речной глади. В боеприпасах они недостатка не имели, открывали интенсивный огонь даже по отдельным бойцам, пытавшимся достичь нашего берега, не говоря уже о плотах. Лодки, как только начал рассеиваться туман, были потоплены.
      И вот сейчас, в этой нелегкой для нас ситуации, противник готовился к очередной атаке - шестой по счету. Нужно было ее выдержать. С Бухариным, Пресняковым, Елагиным ломали голову, как лучше отразить натиск врага, прикидывали и так и эдак, но вопрос все время упирался в нехватку боеприпасов.
      - Что, если сделаем так: распределим поровну боеприпасы, подпустим фашистов, ударим залпом ц - врукопашную?!
      - Пожалуй, это выход, - поддержал меня Бухарин. - Наш удар явится для фрицев неожиданностью. А это как раз сейчас и нужно.
      - Задумка хорошая, - подал голос склонившийся над картой Пресняков. Погибать - так с музыкой!
      - Тоже сказанул, погибать, - встрепенулся Елагин. - Чего раньше времени себя хоронить. Наша задача выжить, плацдарм удержать. А ты умереть с музыкой. Экая невидаль...
      Решение командир полка одобрил. Он выделил в мое распоряжение свой наличный резерв - несколько человек автоматчиков и разведчиков.
      С тяжелым сердцем шел я к людям. Понимал: измотанные прошедшими схватками, они ждут боеприпасов, пополнения, а тут... Но иного выбора не было, как ни горько это сознавать. Это тот случай, когда не ты создаешь обстоятельства, а они диктуют тебе свою волю.
      На перекрестке свежей, но уже перепаханной разрывами траншеи с ходами сообщения (роты уже успели зарыться в землю, частично приспособив для себя траншеи и окопы противника) увидел группу бойцов. Расположившись на дне укрытия, они в ожидании смотрели на стоявшего в кругу сержанта с каской в руках.
      Саварин - узнал я младшего командира. Мне нравился этот среднего роста, худощавый, рассудительный, с хозяйственной жилкой человек.
      - Что у вас тут происходит, Степан Ильич?
      Сержант обернулся. По его уставшему, посеревшему лицу скользнула добрая улыбка.
      - Патроны делим, товарищ капитан. Чтобы, значит, по-братски, поровну каждому.
      - Ну и как?
      - По пятку и то не выходит, - вздохнул Саварин. - Мы уж тут все обшарили. Плохо.
      - Да куда уж хуже, - подошел я ближе.
      Бойцы смотрели на меня, ожидая ответа на мучивший каждого из нас вопрос о боеприпасах. Но видимо, мой вид был красноречивее любых слов.
      - Да мы, товарищ капитан, понимаем, - не выдержал маленького роста с перебинтованным плечом солдат. - Видим, как фрицы лупят по Висле, хотя и нас не забывают. Как чирей на видном месте мы у них: хочется сковырнуть, а больно. Вот они и бесятся, в печенку их душу.
      - И хочется, и колется, - пошутил в ответ на его слова сосед. - А мы вроде той родительницы, что не велит.
      - Обедали? - поинтересовался я у бойцов.
      - Перекусили немного, - отозвался раненый. - Сухого пайка навалом. Нам бы патрончиков, товарищ капитан.
      - Опять за свое! - одернул подчиненного Саварин. - Понимать должен. Вот дождемся вечера, тогда и получим.
      - Командир роты! - произнес кто-то из бойцов.
      По траншее к нам спешил старший лейтенант Ковалев в сопровождении автоматчика. Видимо, его предупредили о моем приходе. Как обычно аккуратный, собранный, он и на этот раз был выбрит, из-под ворота гимнастерки выглядывала белая полоска подворотничка. Подошел, приложил руку к каске, начал докладывать.
      - Не нужно, Иван Архипович, - остановил его. - Как настроение?
      - В норме, товарищ капитан. - Ковалев снял каску, взъерошил слипшиеся от пота и пыли волосы. - Бьем немцев. Назад отходить не думаем. Не за тем брали плацдарм, чтобы возвращать его врагу. Потери большие, боеприпасы кончаются. Ну да ничего, не впервой, выдержим.
      - Спасибо за откровенность. Я вот зачем к вам прибыл. Немцы накапливаются для новой контратаки. Принял решение встретить их залповым огнем и врукопашную.
      Я выжидающе смотрел на Ковалева и только тут заметил, как осунулся за последние сутки Иван Архипович. "Да, здорово тебя скрутило", - подумал я, глядя на товарища.
      - Согласен с вами, - прервал мои мысли Ковалев. - Только желательно, товарищ капитан, крику, гаму побольше. Пусть думают, что к нам подкрепление подошло.
      - Это уже будет зависеть от вас, Иван Архипович, как людей настроите.
      - Как, товарищи? - повернулся Ковалев к бойцам. - Крикнем, чтоб не то что фрицам - чертям тошно стало?
      - За нами не станет, гаркнем, - ответил за всех Саварин. - Один Квасов что стоит. Бас - как у дьякона.
      - Будет вам, товарищ сержант, - махнул руной худощавый с разорванным рукавом боец. - Какой крикун из меня! Скажете тоже!
      Солдаты прыснули от смеха.
      - Ладно, товарищи, мне еще нужно побывать у Чугунова. А ты, Иван Архипович, собери командиров взводов, познакомь с нашей задумкой.
      - Слушаюсь. Я уже и сам об этом подумал, товарищ капитан.
      Старшего лейтенанта Чугунова вместе с командирами взводов я нашел в большой воронке. Вернее, это была уже не воронка, а что-то похожее на блиндаж. Солдаты придали рваным краям вертикальную форму, выровняли и выстлали травой дно, даже успели положить сверху несколько жердей. И откуда только их раздобыли? Словом, как могли в наших условиях, оборудовали НП командира роты.
      Николай Павлович давал указания офицерам по дооборудованию позиций взводов, взаимодействию на случай отражения контратаки противника. При моем появлении встал, поднялись и офицеры.
      - Сидите, сидите, товарищи.
      Опустившись на трофейный ящик из-под снарядов, окинул взглядом "жилище".
      - Да, вы неплохо устроились, Николай Павлович.
      - Немцы помогли. Одна из бомб угодила сюда. Остальное же, как говорится, - дело солдатской смекалки.
      Командир роты замолчал и вопрошающе на меня посмотрел.
      - Боеприпасов пока нет, - развел я руками. - Сами, наверно, видите, как немцы на дно плоты отправляют. Нужно обходиться наличными, хотя их кот наплакал.
      Офицеры понимающе закивали. Объяснил им, чего следует в ближайшее время ждать от врага.
      - То-то фрицы за последний час присмирели, - задумчиво обронил Чугунов. - Я уж подумал: к чему это? Полосовали, полосовали из всех видов оружия и вдруг поутихли. Не иначе как что-то замышляют. На всякий случай вот собрал командиров взводов, предупредил, да еще раз обговорили нерешенные вопросы.
      Замысел ответной контратаки офицерам роты пришелся по душе. Да это и понятно. Не слишком много оставалось у нас шансов сдержать врага, хотя надеялись на благополучный исход. В нашем распоряжении, кроме яростного желания победить и солдатской смекалки, почти ничего другого для удержания плацдарма не было.
      Затем я заглянул к полковым разведчикам, прикрывавшим фланг батальона. Командир взвода Петр Блохин ставил подчиненным задачу на случай отражения атаки противника. Вид у разведчиков был бравый. За спинами немецкие автоматы, из-под ремней торчали вражеские гранаты с длинными ручками, а из сапог - набитые патронами рожки. Картину дополняли ременные чехлы с короткими рукоятками ножей.
      - Ну и арсенал! - покачал я головой. - Где только вы его собирали?
      - Как где, товарищ капитан! - удивился такой недогадливости младший сержант Слепченко. - Позаимствовали у противника. Бьем врага, так сказать, его же оружием.
      - Бьем, товарищ капитан, - улыбнулся старшина. - Порядком уже уложили фрицев.
      - Спасибо. На вас я надеюсь как на самого себя.
      Достал папиросы, угостил старшину и ребят. Затянувшись дымком, полюбопытствовал:
      - А где свое оружие-то?
      - В блиндаже, - глазом не моргнув, выпалил Слепченко. - Кончились патроны у ППШ. Пришлось оставить, а этим на время вооружиться. Фрицы утром драпали и бросили несколько автоматов с полным боекомплектом. Мы их приберегли на черный день.
      На вопрос о настроении Блохин, улыбаясь, ответил:
      - Как всегда, отличное. - И, чуть помедлив, добавил: - Быстрее бы, товарищ капитан, в Лесные Халупы ворваться, расширить плацдарм. Уж больно фашист зверствует на нашем пятачке.
      - Возьмем и Лесные Халупы. Пока же пришел поговорить с вами об отражении очередной атаки.
      Рассказал разведчикам о принятом решении.
      - Ясно, товарищ капитан! - произнес старшина. - Всегда готовы дать по зубам фрицам. Сложа руки сидеть не привыкли!
      - Готовьтесь к отражению противника. И по общему сигналу рывком вперед. Конкретную задачу получите немного позже.
      После разговора с товарищами у меня у самого поднялось настроение. Вопрос о том, удержим ли мы плацдарм, даже не возникал. Наоборот, люди мечтали о его расширении.
      Недавно я вновь пережил чувство гордости за своих боевых друзей, читая извлеченные из архивов страницы приказов о награждении. Младшие сержанты Георгий Москалев, Владимир Слепченко, рядовые Михаил Малков, Иван Мишин и другие за форсирование Вислы были удостоены ордена Красного Знамени.
      Минут через пятнадцать после моего возвращения на НП собрались командиры рот.
      Так как общую обстановку офицеры знали хорошо, я более подробно остановился на предполагаемом направлении атаки противника, возможных вариантах его ударов, наших ответных действиях, сообщил сигналы.
      Но тут немцы начали обстрел. С воем и грохотом стали лопаться снаряды. Земля задрожала, заходила, посыпалась со стен и брустверов внутрь окопа. С противоположного берега ответили наши батареи. Над головами прошла первая партия "гостинцев" фашистам.
      - По местам, товарищи! Наблюдайте за сигналами.
      Налет длился минут пятнадцать. Фашисты то сужали, то расширяли границы обстрела по фронту и в глубину. Последний залп нанесли из шестиствольных минометов. Однако и он не принес нам больших потерь. Личный состав стрелковых рот, минометчики, петеэровцы были укрыты в щелях, траншеях и ходах сообщения.
      В наступившей тишине остро ударил в нос удушливый запах тротила. Выглянул из окопа. Развороченная взрывами земля дымилась, курился искалеченный минами и снарядами кустарник.
      - Сейчас пожалуют, - произнес рядом капитан Пресняков. - Мы тут наблюдали за немцами. Только за последние полчаса перед артналетом насчитали около двухсот душ. Серьезное будет дело.
      Как бы в подтверждение этих слов, из кустарника, росшего несколько выше дороги, показалась густая цепь фрицев, за ней - вторая. Они шли с засученными рукавами, паля из автоматов, ручных пулеметов, винтовок впереди себя.
      - Во дают! - не выдержал Пресняков. - Белены, что ли, объелись, психи?
      Немцы все ближе и ближе. В бинокль хорошо видны лица: немолодые, утомленные, какие-то безлико-серые, совсем не те лоснящиеся физиономии, молодые и нахальные, которые доводилось видеть в подобных ситуациях раньше. В атаку шли люди пожилых возрастов - очевидно, из последней тотальной мобилизации.
      Бросаю взгляд на боевые порядки рот и замечаю, как в обвалившихся, разбитых траншеях и ходах сообщения, стряхивая землю и пыль - следы артиллерийско-минометного налета, - поднимаются бойцы. В просвете траншеи показался Чугунов, рывком кинулся к выносной пулеметной ячейке и скрылся в ней. Но почти тут же его каска вновь попала в поле зрения бинокля. Рядом с ней вскоре замаячили вторая. Солдат поставил на бруствер пулемет, начал протирать ленту. Патронов, я знал, было всего десяток-полтора, не больше. Боец недовольно морщился. Чугунов что-то озабоченно говорил ему, показывая рукой то влево, то вправо. Наконец закончил, хлопнул пулеметчика по плечу и побежал вдоль траншеи на фланг роты.
      Чуть довернул бинокль. В объективах появилось распластанное за бруствером траншеи неподвижное тело. "Кто?" - пробежал холодок по сердцу. Офицер?! Ну да, он. Портупея, пистолет на широком ремне, хромовые сапоги. Левая рука как-то неестественно подвернута под бок, правая вытянута вдоль туловища. "Убит!" - обожгла мысль. Но вдруг он зашевелился, приподнял голову. Младший лейтенант Карп Варивода. Жив!
      До плеча кто-то дотронулся.
      - Не пора, товарищ капитан? - вопросительно произнес адъютант старший батальона.
      - Рано. Как до яблони со срубленной макушкой дойдут, тогда и ударим.
      Фашисты продолжали приближаться, все более туго закручивая в каждом из нас пружину нервного напряжения. Шаг, еще шаг, еще... Видно было, как сзади первой немецкой цепи что-то кричит, показывая стеком то в одну, то в другую сторону, прихрамывающий офицер.
      Наши роты молчали. Но вот фашисты перешагнули намеченный мною рубеж. Нажимая на курок ракетницы, во всю силу легких кричу: "Огонь!" То же делают Бухарин и Пресняков. Вверх взлетают ракеты. Небольшая пауза - и дружный залп, за ним - второй, третий... Еще не замолкли короткие очереди пулеметов, как десятки голосов по всей батальонной цепи на разные оттенки повторили: "В атаку, вперед!"
      Краем глаза успеваю заметить, как дрогнула, стала распадаться вражеская цепь. Словно какая-то неведомая сила то в одном, то в другом месте выхватывает из нее людей. Однако остальные продолжают идти вперед, хотя ровная строчка передней цепи уже сломалась.
      Немцы шли, падали, скучивались в группы. Словно обо что-то споткнувшись, зашатался офицер со стеком и ничком ткнулся в землю, да так и остался лежать.
      Переношу взгляд на боевой порядок батальона. Бойцы бегут навстречу противнику. Азарт атаки захватил всех. По себе знаю, что это такое. Стремишься навстречу противнику, обуреваемый одним-единственным желанием убить врага. Донесся все усиливающийся, знакомый каждому фронтовику клич "ура".
      Охваченные общими чувствами, встали с начальником штаба и мы. Тем временем цепь накатилась на противника подобно морской волне, встретилась с ним, замедлила свое движение и перекатилась через него, оставляя после себя корчащиеся хрипящие фигуры.
      Роты гнали врага. С ходу врезались во вторую волну фашистов. Вновь началась рукопашная. Подбегая к месту схватки, успел заметить, как орудовали прикладами и ножами разведчики. Быстрые, ловкие, они дрались молча, как привыкли действовать в тылу врага. Стрелки работали с криком, слышались крепкие выражения.
      Мы били фашистов прикладами, гранатами, лопатами - чем только могли, что попадалось под руку. За считанные минуты перемахнули пространство, отделявшее нас от кустарника, где перед боем скапливалась вражеская пехота, спустились к дороге, вернее, к широкой утоптанной тропе, проходящей перед деревней. Уже показались первые дома Лесных Халуп. "Отрежут от берега", обожгла внезапно мой мозг мысль. Невольно задержал бег и во всю силу легких закричал:
      - Стой! Назад! Назад!
      Командиры продублировали команду, но люди по инерции еще продолжали бежать. Из Лесных Халуп застучали пулеметы. "Ложись! - раздались голоса по всей цепи. - Ложись!"
      Я упал около вывернутой с корнем молоденькой яблони. Рядом распластался Пресняков и непонимающе уставился на меня. С его губ сорвалось:
      - Халупы рядом, чего мы тут, как на пупу, разлеглись, товарищ капитан?!
      - Игорь Тарасович, немцы могут отсечь от Вислы. Будут тебе тогда Халупы. Мы и так в мешке. Понимаешь, в мешке! Нужно отходить, пока фашисты не разобрались. Выводить людей! Подавай сигнал.
      Вверх взметнулись две красные ракеты.
      Роты, оставляя огневое прикрытие, стали бросками отходить. И вовремя. По только что оставленным кустам и деревьям над дорогой ударили шестиствольные минометные батареи врага. Затем противник постарался отрезать нас от берега. Но опоздал. Бойцы успели пересечь поле перед траншеями и теперь были "дома". Стрелки занимали ячейки, пулеметчики и расчеты противотанковых ружей - огневые позиции.
      У большинства помимо своего оружия были трофейные автоматы и пулеметы с рожками и коробками патронов. "Вот и пригодилось изучение оружия врага. Теперь мы и еще одну атаку врага отбить сумеем", - удовлетворенно отметил я про себя.
      Мимо нас два бойца тащили зеленый трофейный ящик.
      - Что несете? - окликнул их Пресняков.
      - Трофейные гранаты, товарищ капитан, - обернулся на голос невысокого росточка солдат.
      - Молодцы! - вырвалось у меня. - Где разыскали?
      - Да это не мы. Командир роты раздобыл. Теперь будет чем фрица встречать.
      - Все равно молодцы!
      Возбуждение от контратаки постепенно спадало. Ротные донесли о потерях личного состава. Против ожидания они оказались небольшими. Очевидно, сказалось то, что противник не рассчитывал на контратаку, а наш дружный залп его ошеломил. Последовавший затем рывок навстречу, рукопашная схватка выбили и вовсе фрицев из привычной колеи. Немецкий солдат - педант, действует по раз установленному образцу. Стоит измениться обстановке, он теряется. Наш "сюрприз" безусловно повлиял на его боеспособность. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и обстоятельства, в которых мы оказались. Каждый понимал, что наш замысел чуть ли не единственный шанс удержать плацдарм, да и самим уцелеть.
      - В рубашке мы, Александр Терентьевич, родились, - с этими словами появился на НП батальона лейтенант Елагин. - Прямо в рубашке.
      - Ты это о чем, Иван Иванович?
      - Разве не знаешь? Немцы уже были готовы захлопнуть мешок, а мы выскользнули.