Вениамин Петрович попробовал отвести глаза от вполне приличных коленей, но не мог, точно также как от бородавки Ирины Сергеевны. Вроде и смотреть неудобно, но и глаз не отвести.
      -- Ну что сказать про себя, -- он скромно потупил глаза, чтобы не видеть ноги невесты. -- Как честный человек скажу правду. Я храплю.
      -- Знаю, птенчик мой, знаю. Храпите на здоровье, я сама этим балуюсь.
      -- Вы тоже храпите? -- обрадовался Вениамин Петрович.
      -- Слегка, -- Лидия Михайловна кокетливо повела плечами. -- К тому же многие мои мужья похрапывали, я привыкла. Даже соскучилась по этому.
      -- Прекрасно! -- Бунькин поставил жирную галочку. -- Я сразу почувствовал в вас что-то родное!
      -- Когда свадьбу сыграем и кого позовем?
      -- Сначала узнаем друг друга поближе, а там глядишь...
      -- Ах! Узнаем друг друга поближе! Мне кажется, я знала тебя всю жизнь! -- Лидия Михайловна пересела в кресло и ее рука обвилась вокруг шеи Бунина.
      -- Я имею в виду, надо сверить наши привычки! Что-то совпадает, а что-то нет.
      Уберите руку. Давайте начистоту. Вы сколько сахара кладете в чай?
      -- Три ложки, дорогой, три ложки! -- Лидия Михайловна положила голову Бунькину на плечо.
      -- А я две! -- Вениамин Петрович высвободился. -- Вы будете по привычке сыпать три, а я люблю две! Скандал! Развод!
      -- Буду класть две. Могу вообще не класть, -- пальцы Лидии Михайловны поползли по лицу Бунина. Вениамин Петрович что-то хотел спросить про форточки, но тут губы Лидии Михайловны коснулись его шеи. Бунин выронил записную книжку, забыто обхватил будущую супругу, и та прижалась так, что Бунину стало страшно. Он вскочил и, задыхаясь, сказал:
      -- На сегодня достаточно. Дадим нашим чувствам окрепнуть. Я пошел.
      -- Как пошел?! Куда это ты пойдешь из дому? Венечка, оставайся! Не пущу! -
      Лидия Михайловна встала в дверях. -- Только через мой труп!
      Бунин попробовал протиснуться, не тут-то было!
      -- Лидия Михайловна, вы странная! Другие меня провожали с хлебом и солью, а вы предлагаете через ваш очаровательный труп! Позвольте уж мне пройти!
      -- Хоть один поцелуй!
      -- Где один, там второй! Я не привык целоваться в первый же вечер! К тому же в нашем возрасте не надо этим злоупотреблять!
      -- Нет, нет! Наоборот! Будем злоупотреблять! Сколько нам еще осталось! -- Лидия Михайловна попыталась схватить Бунина, но тот увернулся.
      -- Если выпустите -- поцелую, -- Вениамин Петрович решил схитрить.
      -- Ладно. Только по-честному! -- Лидия Михайловна набрала воздуха и впилась таким поцелуем, будто всю жизнь томилась в монастыре. Бунькин стал постукивать по спине, наступил на ногу, наконец, начал сжимать ее шею, только тогда она оторвалась от его губ.
      -- Ах! -- вздохнула Лидия Михайловна, -- какая сладость!
      Бунин привалился к стене, хватая ртом воздух: "Воды! Воды!" Лидия Михайловна принесла бокал шампанского: "За наше счастье!" Очухавшись, Вениамин Петрович поспешно надел ковбойскую шляпу и попытался открыть замок.
      -- На себя и влево, -- направляла Лидия Михайловна, поглаживая его спину. -
      Какой ты крепенький! Так я могу надеяться?
      -- Сразу ответ дать не могу, -- Бунин злился, не справляясь с антикварным замком с ручкой в виде рассвирипевшего льва. -- И замок у вас плохо открывается! Надо все взвесить. Женитьба -- серьезный шаг. Это вам не развод.
      -- Пусти, -- Лидия Михайловна одним движением распахнула дверь. -Тут дело привычки. Научишься открывать в момент.
      -- Всего доброго, -- Бунин быстро захлопнул за собой дверь. ...Он медленно шел по улице, глубоко вдыхая осенний воздух.
      -- Надо же! С виду приличная женщина, а вцепилась, как пиявка! Целоваться лезет, как ненормальная! Женишься, а потом занимайся любовью -нашла дурака! Я не мальчик! Пару раз поцеловаться -- инфаркт!
      Чем дальше он уходил от дома Лидии Михайловны, тем спокойнее билось сердце, входя в свой неторопливый размеренный ритм.
      -- Но женщина, конечно, высокого класса! С такой пройти по улице или по театру -- все ахнут! А может меня так заколотило с непривычки? Если постепенно, может, втянусь? Но приготовление пищи недолюбливает! Все из магазина, а с моим желудком на покупном долго не протянешь! И случись не дай Бог что -- искусственного дыхания от нее не дождешься! Не то что Ирина Сергеевна! Любую инъекцию -- пожалуйста, и все по-матерински, без поцелуев. С таким медперсоналом жить и жить!.. Выходит, одними сухарями питаться? Доведет до истощения, а потом витаминами колоть будет! В обед три укола, на ужин два! Вот такое меню!.. Вера Павловна, бронетанковая женщина, где твои булочки с кремом!..
      Измученный сравнениями, Бунин добрел до дома.
      Подымаясь по лестнице, он бормотал:
      -- Тут торопиться не стоит! Жил один и не умер! Станет худо, сам скорую вызову!
      Пельмени поел и сыт. Телевизор есть, кот Игнат есть, плюс полная свобода! Не надо ни с кем целоваться, наоборот, храпишь в свое удовольствие!
      Он открыл дверь, прошел на кухню, поставил чай, налил обезумевшему от голода коту молока, включил телевизор, в котором что-то начало мелькать, и сел за стол. Долго сидел, подперев седую голову руками. Встал, поморщившись от боли в пояснице, взял лист бумаги, карандаш и начал составлять картотеку невест.
      Замерзнув, Бунин потрогал батареи -- еще не топили. Он надел синий свитер с дырками на локтях и налил чаю.
      От неожиданного звонка его передернуло. Бунин спросил через дверь:
      -- Кто там?
      Стальной голос ответил:
      -- Открывайте! Свои!
      Вениамин Петрович открыл. Отодвинув его, вошла женщина неопределенного возраста.
      -- Снимайте! -- она повернулась к Бунину спиной, высвобождаясь из пальто.
      Войдя в комнату, дама по-хозяйски огляделась, провела пальцем по буфету и покачала головой:
      -- Грязно живете, Бунин! Здравствуйте. Я -- Олеся! -- женщина протянула руку.
      -- Добрый вечер! А вы по какому вопросу собственно... -- спросил Вениамин Петрович.
      Олеся отхлебнула из стакана чай:
      -- Плохо завариваете. Гвоздь в стену вбейте...
      -- Зачем?!
      -- Я сказала: вбейте гвоздь! Молоток на телевизоре.
      -- Вы из милиции? -- Бунин нашел гвоздь и с пяти ударов вогнал его в стену, отбив себе пальцы. -- Больше ничего не надо вбивать?!
      Олеся села на диван и покачала головой:
      -- Жестковато. Храпите?
      -- Конечно! -- рассердился Вениамин Петрович.
      -- Придется отвыкать. Ну что, небось, одному плохо?
      Бунин нерешительно пожал плечами.
      -- Будет в два раза лучше! Так и быть, я остаюсь -- Олеся откинулась на спинку дивана и протянула вперед ногу в коричневом сапоге:
      -- Сними сапоги и переключи телевизор на другую программу! Сейчас увидишь, как надо заваривать чай!
      Вениамин Петрович вздохнул, опустился на колени и взялся руками за сапог.
      Ковбой
      Два года назад были на гастролях в Финляндии. Командировочных, сам знаешь, хватало два раза в день сводить девушку в туалет. Но при этом и погуляли, да еще и ценных подарков на родину привезли. У нас, как ты знаешь, дураков нет -- купить дорогую хорошую вещь, но одну. Нам барахла давай, подешевле, но чтоб много!
      Я, как говорится, не настолько богат, чтоб быть бедным. Пошел в универмаг и на все деньги купил вот этот магнитофончик -- плеер, размером с пачку сигарет, но ты звук выслушай! А-а?! Регулировочка! Тембр: от бархата до нождачной бумаги! Согласись, ощущение, вежливо говоря, супер! А мощность какая?
      Если до упора, уши трещат по швам! Оглох? То-то же! Я говорю, супервещь!
      Осталось марочек ровно на кассету магнитофонную. Я выбрал: "лав сонгс" -- песни любви! Попал в десятку! Послушай! Здесь собраны любовные шлягеры разных лет, причем, в определенной последовательности, не иначе составлял сексолог. От робких вздохов, через поцелуи взасос до, судя по фонограмме, группенсекса на стадионе с омоновцами. Под рукопашный бой девиц рвут на части к их великому удовольствию. Впечатляет, да? И так музыка сексолизует, что первый раз, наслушавшись, чуть холодильником не овладел!
      И тут я смекнул, головушка-то вот она, на месте: а что если этой эротической увертюрой дать по ушам особе женского пола! Как ее нежный организм откликнется на звучащую оргию?
      Затащил в номер гримершу, в постель повалил, наушники на уши набросил -- и штепсель в розетку! Ух она шипела, царапалась, а потом затихла, зрачки расширились, порозовела. Царапается, но уже по-другому. На третьей песне задышала неровно. На четвертой мелодии с ней можно было делать все, что захочешь! Зажмурилась, чтоб меня не видеть и шепчет жарко: "Все снимай, только наушники не снимай!"
      Я, как честный человек, так и сделал. И вижу -- ей хорошо! Глаза закатила к макушке, в ушах голос страстный и чудится ей, что это не я, а сам Майкл Джексон ее обрабатывает.
      Вот такая аппаратурка! Супервещь! С тех пор я без плеера ни шагу. Любая баба моя! Главное, накинуть наушники. За эти годы натренировался, накидываю на любую с закрытыми глазами. И штепсель с розетку! Веришь, нет -- на четвертой песне делаю с ней, что хочу!
      Я тут кошку поймал, наушники к ушам привязал -- и та размурлыкалась, будто приняла стакан валерьянки с сибирским котом.
      Что, что? Сколько их было за эти два года? Кошек, что ли? А, дам? Погоди, чтобы не соврать, сейчас посчитаем. За два года тут, брат, и сбиться можно...
      Мурманск... второй этаж... пляж... отделение милиции... так, так... ага... итого. За два года, если я никого не забыл, за два года по самым скромным подсчетам было... три бабы, минимум! Честное слово!
      Правда, еще одна врач сорвалась. Свет вырубился, магнитофон отключился, она как меня перед собой увидела -- в крик и бежать. А без музыки в одиночку я не тяну.
      Зато с этой штуковиной -- любая моя. Накидываю наушники, как ковбой лассо на скаку -- на любую кошку, собаку, коня, без разницы!
      Зверь
      Как тебе песик? Не смотри -- неказистый, лапы разные -- зверь! Что ты! Хоть вешай на грудь череп с косточками -- "не подходи, убьет!" Погладить? Жить надоело?
      Ну что, звереныш, нравится дядя? Видал, хвостом завилял -- нравишься ему, нога твоя левая. Да не бойся, видишь, морда в наморднике. Иначе, твой до гроба! До твоего гроба. В горло вцепится, и висит, пока другое горло не подсунешь! Что ты! Скотина редкостная! Кто посмотрел косо, шагнул резко, икнул без предупреждения -- все, покойник!
      "Шварцнегер", ко мне! Сидеть! Видишь, лег.
      Стоять! Место!.. Ушел. Во, характер. Чтоб по евоному было!
      Видал палец! Нет его, верно! "Шварцнегера" натаскивал, "апорт" разучивали. Зато научил. То ли тигры у него в роду были, то ли бензопила.
      А ногу видал? Стой, не падай! Пять швов наложили, до кости дошел! Команду "фас" репетировали! Теперь скажи "фас", тут же ногу несет! Это я еще штаны не снимаю!
      Ты бы ахнул!
      Где брат, где брат... Отрабатывали охоту на медведя, где брат...
      Что? Где ухо? Зайди с другой стороны -- будет тебе ухо! Во прыгучесть, да? С угла комнаты рванул, на ухе повис, чего-то в "Новостях" ему не понравилось...
      Да брось ты, вторым ухом слышу все что надо. А то, чего не надо, не слышу.
      Знают его тут, все знают -- видишь, шарахаются! Грузовичок развернулся, другой дорогой поехал. Транспорт вообще не ходит. Шалунишка. Я его и кормлю в наморднике, а ты как думал! Специальный намордник на физиономию свою надеваю, а то он когда жрет, родного отца схавает!
      Конечно, с ним страшно! А с другой стороны, без него сегодня на улицу не выходи, загрызут!
      Пропажа
      Лучше бы он долг не отдавал! Вместо нормальных рублей всучил доллары. Зеленая до тошноты бумажка с цифрой десять! А я эту валюту отродясь в руках не держал.
      Слышал много, по телевизору в сводках МВД видел, но чтоб в кармане, бог миловал.
      Куда припрятать? С рублями рядом в бумажнике не положишь -невежливо, валюта все-таки. Да еще в магазине перепутаешь с тыщей, обе зеленые, сдачу рублями дадут, дома хватишься -- инфаркт без вопросов. Прятать надо, а где? В туалет, где заначку храню -- там рискованно! Влажность большая, доллар, он нежный, отсыреть может. Запихать в стул под обивку, кто туда сунется! А домашние сдуру заерзают задницей? Протрут напрочь!
      Три ночи не сплю, в кулаке валюту зажал, руку забинтовал по локоть, мол, порезался, а у самого в мозгу вертится: куда, куда, куда?! На пятый день не выдержал, с горя напился. Поллитра приговорил к высшей мере. Утром проснулся, голова ясная, не болит. Меня сразу насторожило: чего это мне вдруг ни с того ни с сего хорошо? К обеду вспомнил! Я ж вчера, наконец, доллары спрятал! Фу, гора с плеч! А куда я их вчера спьяну сунул-то? Черт! То что спрятал, помню отлично, а вот куда -- провал!
      Руки трясутся, испарина, все подряд дома щупаю, где вы мои зелененькие?! Все перерыл: обивку с мебели посрывал, подкладку одежды спорол, стены простукал, пол разобрал -- нету! На кухне крупу перебрал -кроме жучка никого! Яйца перебил -- желток, белок -- все! Значит, из своих кто-то выкрал!
      Прижал в углу женушку, начал издалека: "Узнаю, что ты взяла доллары, убью, сволочь!" Плачет, божится: всего в жизни повидала, но долларов -никогда!
      Дочку взял на внезапность, ночью подушкой накрыл: "Где валюта, фарцовщица старая?!" Отбивается, слезы льет, в прихожую сбегала, копилку принесла: "Вот папочка, все что есть, десять гульденов!" Это что за деньги придурковатые,
      "гульдены"? Доллары где?!
      Мои бабы ревут, крестятся, мол, не мы! А кто, спрашивается?
      Смотрю вокруг, все подозрительно! Сосед "мальборо" курит, в "вольву" садится, мне улыбается. Ворюга! На мои деньги куплено, но улик нет! Котяра на лестнице лапу лижет, мурлыкает, усы в сметане по локоть. На какие деньги кутил?
      Кис-кис-кис! Ага, попался! Колись, где валюта?! Взвыл, сукин сын, извернулся и деру! За границу рванул, не иначе! С такими-то деньгами, хоть в Париже сметаны нальют!
      Опять ночами не сплю, сердце ноет, обидно до слез! Лучше бы я эти доллары пропил! Или на глазах у соседей от десятидолларовой бумажки "беломор" прикурил, чтоб от зависти их кондратий хватил! Да на худой конец бабке убогой дал милостыню, чтобы она, увидев валюту, гикнулась разом! Такую сумму и никакого тебе удовольствия! Главное, не было бы этих чертовых долларов, так и не мучался бы! А потерял, горе такое, будто не десять долларов, а сто!
      Жить неохота, пальцы папироску закурить не в состоянии, руки трясутся заодно с коробком. Или стол так качается? Я ж под ножку бумажку подкладывал... вот она... Мама родная! Десять долларов! Значит, я тогда спьяну под стол подложил, чтобы его не шатало!
      Вот они родимые, сладкие! Господи! До чего ж приятно найти то, что потеряно!
      Причем, что интересно. Нашел десять, а радости на тысячу минимум! Смотрите, что получается. Когда десять потерял, горя было на сто. А нашел -- счастья на тысячу! Простой расчет показывает: тысяча минус сто -девятьсот долларов, считай, заработал на ровном месте!
      С такими-то деньгами можно и выпить! Ну я себя угостил. Проснулся, голова ясная, не болит. Сунулся в карман, долларов нету. Опять спьяну куда-то засунул!
      Вот беда!
      А с другой стороны, сколько радости будет, когда найду! А то жизнь скучная, должны быть какие-то праздники.
      Часики
      Не были в Африке? Рекомендую. Я из турпоездки вернулся недавно. Жили в номере с мужиком из Москвы. С виду оползень, а на деле шустрый, как электровеник.
      Покупал все в два раза дешевле, чем остальные. А где -- не говорит! Улыбается, рукой отмашку дает, мол, бежать бесполезно, я последнее взял. Естественно, его дружно возненавидели.
      И тут, буквально, два дня до отъезда, когда денег все меньше, а желаний все больше, сосед вваливается, еле дышит, а морда довольная, не иначе опять задарма чего-то ценного отхватил.
      "Во!" -- говорит, -- часики почти золотые, да еще ходят. Одновременно стрелки компасом служат, в полночь похоронный марш наигрывают! Сколько, думаешь, отдал?"
      Я-то понимаю, взял задешево, но чтоб ему больно сделалось, думаю, опущу его.
      Такие часы полсотни долларов всяко тянут, а он, гад, сторговался за двадцать пять.
      -- Десять долларов, -- говорю, -- красная цена за этот компас на кладбище!
      Сосед хохочет, аж похорошел:
      -- Пять долларов!
      -- Где?!
      Сразу скис, но признался: "На базаре, во втором ряду третья лавка за коврами. Я последние взял!"
      Пулей туда.
      Базар. Второй ряд, третья лавка налево. Только не третья, а четвертая и не за коврами, а за обувью. Внутри африканец, улыбается, лицо как солнечное затмение, и лопочет по-ихнему, мол, я к вашим услугам.
      Часов на прилавке нет. Припрятал. Ну я базарные правила знаю. Никогда не показывай, что тебе надо то, что надо. Сначала шляпу примерил. Кольцо в ноздрю вдел. Долго смотрелся в зеркало. Африканец глаза к потолку завел, мол, идет вам необычайно. Только после этого я себя по лбу хлопнул: мол, вспомнил, часы нужны!
      А как ему объяснить, наши языки не соприкасаются.
      Я руку к уху приложил и говорю без акцента: "Тик-так!"
      Хозяин улыбнулся, кивнул и выносит затычки для ушей огромные, не иначе из баобаба.
      Не понял, чудак! Элементарной логикой не владеет!
      Я ему снова. На руку показываю, потом пальцем в воздухе черчу циферблат, и чтоб понятнее было, язык высунул, круги делаю, мол, стрелки бегут.
      Вроде дошло. Подмигнув, вышел, вернулся, языком крутит, подмигивает и сует порножурнал!
      Ну как нерусский, честное слово! Бестолочь! Часы! Часы нужны! Правой рукой как бы рогульку кручу, мол, завожу часы и как заору : тр-тр-тр-трррр! В смысле, будильник, часы! Ежу понятно!
      Сообразил. Перестал улыбаться, побледнел: был черный, стал фиолетовый. Дверь на щеколду закрыл, нагнулся, из-под прилавка автомат вытаскивает и "тр-тр-тр-трррр" делает!
      Чуть не убил его из этого автомата! Чувствую, часы за пять долларов не видать!
      В сердцах постучал кулаком по лбу и по прилавку: бум-бум, мол, балда ты туземная!
      Он согласился, кивнул, из-под прилавка ведро вытаскивает. А там полно часов!
      Выходит, бум-бум, по-ихнему, часы! Ух ты! Детские, мужские, женские, на любой вкус, и одна пара под золото, с компасом, точь-в-точь как у соседа. Я, как положено, морду скривил, мол, часы так себе. На руке взвесил -- тяжелые. К глазам поднес, мол, цифирки мелкие. Компас мог бы Юг и поюжнее показывать.
      Опять сморщился и показываю пять пальцев, мол, беру за пять долларов!
      Африканец аж присел и показывает две руки, мол, десять! И тут вижу: мама родная! На одной руке не пять пальцев, а шесть! Выходит, часы стоят одиннадцать! С такими ручонками не пропадешь!
      Какой идиот купит за одиннадцать, когда сосед взял за пять. Ладно, думаю, потягаемся. Я на часы плюю, в ведро бросаю. Хозяин достает, протирает. Я плюю, он растирает до блеска. Он одиннадцать тычет, я ему пять. И вы знаете, сдался!
      Смотрю, один палец скинул. То есть, две руки растопырил, а там всего десять пальцев! Ну, думаю, раз слабину дал, цену собьем! Повернулся, дверью хлопнул, ушел! Через полчаса захожу -- навстречу мне две руки, на одной пять пальцев, на второй три! Так, думаю, я тебе все пальцы на одной руке ампутирую! Ухожу, прихожу, ухожу, прихожу! Ага! Еще один палец скинул! Семь! И на глазах слезы!
      То ли денег жалко, то ли без пальцев больно.
      Пожалел я его, не садист ведь! Сунул десять долларов, часики свои из ведра выгребаю и весь в счастье ухожу.
      Африканец за рукав тянет, протягивает ведро. Я говорю: "Да взял я часы, взял, вот они, спасибо!"
      Не понимает, чудак! Ведро тычет, в грудь себя бьет. Тут до меня дошло: за десять долларов он ведро часов продал! Во, бизнесмен!
      Наши ахнули, когда узнали почем ведро часов отхватил.
      Соседа от зависти начало бананами рвать.
      Приехал на родину и как король всем по часам! На себя же все не наденешь. Все поражены. "Такие деньги, такие деньги!" Я помалкиваю. Пусть думают, будто я в дельцы теневой экономики выбился. Так и подумали. Ограбили через три дня.
      Обнесли вчистую, плюс по голове дали -- не помню кто. Осталось одно ведро из-под часов. Как память об единственной в этой жизни удаче.
      Верно говорят: рано или поздно за все расплатишься. В Африке на три пальца приподнимешься, на родине опустят с головой. С тех пор не торгуюсь. В оконцовке выигрыш равен пустому ведру.
      Милостыня
      На мизинце огромной статуи римского императора примостился лопоухий нищий.
      Лежащая на земле шапка была полна монет. Денек выдался неплохой. Кидали часто, кидали щедро. Вот так бы да каждый день. В такой нищете можно жить!
      Мимо шел голодранец в грязном плаще и шарфе, намотанном вокруг шеи.
      Судя по запаху, шарф заменял ему одеяло и скатерть, и полотенце. Голодранец уставился на шапку, полную денег, и сглотнул слюну, словно в шапке благоухал наваристый суп.
      -- Подай, Христа ради!
      Лопоухий прикрыл шапку телом:
      -- Я сам нищий!
      -- С такой-то шапкой! А у меня ничего нет совсем! -- Голодранец распахнул плащ, под ним, действительно, не было ничего, даже тела.
      -- Отсыпь малость на пропитание! Раз в неделю жутко хочется есть!
      -- Дать чуток, что ли? -- подумал лопоухий. -- А то ведь подохнет, а на небесах ляпнет, мол, из-за меня! Зачем мне эти разговоры в раю?!
      Лопоухий зачерпнул деньги, взвесил на руке, половину отсыпал и остаток царственным жестом вручил голодранцу.
      Тот закрестился, закланялся и, пятясь задом, исчез.
      Нищий улыбнулся:
      -- Первый раз в жизни дал милостыню! Дожил-таки!
      Голодранец легкой рысью летел к забегаловке и на перекрестке сбил калеку на деревяшке с колесиками, который двигался, толкаясь кулаками об землю.
      Голодранец выронил монеты, и те радостно запрыгали по камням, вызванивая желания.
      Голодранец кинулся собирать деньги.
      Обрубок с трудом вернулся в вертикальное положение и вытаращил глаза на эдакое богатство.
      -- Сволочь, подай, Христа ради!
      Голодранец насупился:
      -- Не видишь, что ли, с кем разговариваешь?! Я такой же нищий, как ты! В кулаке все мои деньги.
      Обрубок профессионально всхлипнул:
      -- А у меня в кулаке ничего нет! И ног у меня нет, а у тебя их вон сколько!
      -- Половинка прав! -- вздохнул голодранец. -- Я хоть и нищий, зато при руках, при ногах, а у бедняги всего половина. Я против него Аполлон Бельведерский.
      -- Держи! -- голодранец протянул инвалиду пару монет и, закинув шарф за спину, господином зашагал дальше.
      Обрубок расцеловал монетки, хохотнул и, мощно отталкиваясь от земли, помчался по улице.
      На повороте калека чуть не сшиб чье-то туловище. Оно задумчиво шагало, засунув руки в карманы, натыкаясь на стены и на людей. Ощупав инвалида, туловище сказало:
      -- Подай, Христа ради, бедному туловищу, потерявшему голову от несчастной любви.
      Калека завопил:
      -- Ты же не видишь, с кем разговариваешь! У меня ног нету, культяшки! Хорошо еще мужское достоинство не пострадало, одна радость в жизни осталась, правда, с трудом! И ты говоришь мне "подай"! Тьфу на тебя! Самому пару монет дали позабавиться с девушкой!
      Туловище зарделось:
      -- О девушках могу только мечтать. Да и мечтать, если честно, нечем.
      -- Вот беда-то у человека, -- смахнул слезу калека. -- У меня нет каких-то двух ног, все остальное при мне! А эта бестолочь без головы, считай, все органы псу под хвост -- погремушки!
      -- На! -- инвалид вложил в руку туловища монету. -- Погуляй за мой счет!
      Туловище благодарно закивало и пошло куда глаза глядят, хотя глаз у него не было.
      Калека вздохнул:
      -- Денег, конечно, жаль. На одну монету целую девушку не пригласишь. А с другой стороны, когда еще подашь милостыню! Сделал доброе дело -зачтется. Грехи замолил, теперь и погрешить можем всласть!
      А туловище бредет, на всех натыкается.
      На углу голова лежит, подаяние просит. Волосы русые, глаза голубые. Как такой симпатяге откажешь! Да еще горе у нее вон какое!
      Кидают монеты, голова ртом ловит, за обе щеки запихивает. Довольная. Еще бы.
      Полный рот денег!
      И тут туловище ногой ка-ак голову поддаст! Голова покатилась, деньги сыпятся, крик. Туловище споткнулось, по земле шарит руками, монетки хватает и по карманам, по карманам. Без головы, а соображает!
      Голова деньгами плюется:
      -- Что ты сукино туловище делаешь, а?!
      А оно знай зудит:
      -- Подайте, Христа ради, бедному туловищу, потерявшему голову от несчастной любви!
      Голова аж поперхнулась деньгами:
      -- Это ты-то несчастное?! Кто ж тогда я! У тебя руки, ноги, задница, прочие органы и тебе плохо?!
      Туловище захныкало:
      -- Но без головы я же не знаю, как этим пользоваться. Хожу под себя, а под кого же еще?! Могу пойти куда хочу, а куда я хочу?! Любая баба моя, но не знаю какая!
      Голова от злости завертелась волчком:
      -- Но ты все можешь, а мне нечем! Ходить под себя и то не могу! Бабу вижу, хочу, знаю как, а как?! Пинка дать под задницу не могу! Ни задницы у меня, ни пинка! А ты еще ноешь: "Подайте, Христа ради!" Побойся бога! Счастливчик!
      А туловище свое гнет:
      -- Подайте, подайте...
      Голова задумалась:
      -- Сплюну-ка пару монет. Пусть подавится. Верно говорят: помоги ближнему! Раз кому-то помог, значит, ему хуже чем тебе. Выходит, тебе чем ему лучше! За то, что кому-то хуже чем тебе, последнее отдать можно!
      Голова сплюнула деньги, покатилась по земле, по камням, набивая шишки, радуясь жизни и улыбаясь во весь рот. Потому что пока у тебя есть рот, не улыбаться им глупо. Эх, научиться бы ценить то, что у тебя есть, пока оно есть, а не потом, когда нету!
      Охрана
      Одни воруют, потому что хотят жить лучше, другие воруют оттого, что просто хотят жить. Сегодня, засучив рукава, тащат все: от варенья, до банки из-под варенья, которую можно продать.
      А у меня дачка не бог весть какая, но если разобрать по кирпичику -сумма! Пять лет строил, недоедал. Так что, это все без боя отдать?
      Летом-то дежурили с ружьями, а зимой, когда никого не будет? Естественно, на охране народ чокнулся.
      Кто во что горазд: колючая проволока на заборе, волчьи ямы, замки, запоры, капканы, мигалки, ревуны. К сентябрю линия Майергейма получилась! Мне повезло: сосед, Михалыч, мужик смекалистый, он и себе и нам напридумывал всякого. Ток пустил по проволоке, причем, какое-то там реле с прерывателем, все время потрескивает, и в ночи видно, как по проволоке искра мечется в поисках жертвы.
      Жуть!
      Не скажу где, а то вы с места сорветесь, достал Михалыч взрывчатку, туалет заминировали и подходы к дому. На окнах секретки -- если кто решетку взломает, за раму схватится, там крохотные иголочки, а на кончике -- яд! Так что, милости просим! Ну а кто замок выломает, в дверь войдет -его ждет сюрприз. Планочку заветную не отвел, только дверь распахнул, тут гарпун на пружине сквозь тебя -- фить! Так что, извини, по второму разу не сунешься. Словом, к зиме подготовились. Один только Петрович, старый лентяй, со своей хибарой, как бельмо на глазу: ни решеток, ни замков, дверь на одной сопле держится.
      На зиму уезжали спокойные. Только смертник, камикадзе с голодухи сунется.
      По первому снегу в ноябре решили проверить. Подъезжаем и чуем неладное.
      На снегу следы, вещи раскиданы. Кинулись по домам. С горя о предосторожности позабыли. Тимофеич на своей же проволоке сгорел, за искру ухватился. Митрюхины на родном минном поле подорвались. Сигналова в волчью яму ухнула, а там волк неделю без пищи!
      Я к своей избе подбегаю. Окна выбиты. Обнесли! Влетел на крыльцо, про гарпун-то забыл, дверь на себя дернул. Мама родная! Как он просвистел под мышкой и кроме соседа никого не задел -- загадка!
      Бог ты мой, внутри что делалось! Все вверх дном, будто искали чего-то. Но на первый взгляд вроде все здесь, учитывая, что в принципе, брать-то нечего.
      Считай, последнее в охрану вбухали.
      Смотрю: на столе записочка ножом приколота: "Что же ты, сука, столько нагородил, будто внутри все из золота, а ни хрена нету! Сволочь нищая!"
      Обнесли всех в садоводстве.
      Один дом не пострадал. У Петровича, как была дверь на сопле, на той сопле и болтается. А он, ненавистный, хохочет: "Хочешь жить в безопасности -- позаботься об охране соседа!"
      Вишенки
      Одному богу известно, сколько эта вишня порожняком простояла. Выскочит летом, десятка два ягод как прыщи, без бинокля и не видать. А в этом году словно очнулась: ягодами усыпалась от и до.
      Жара, ягода светом-теплом наливается, на глазах краснеет, как девушка, будто при ней кто-то матом, честное слово. Я прикинул: ведра три будет минимум, а максимум -- всю зиму варенье ложками ешь. Картошка с вареньем -- как-нибудь до весны дотяну. Смотрю на вишню-кормилицу, не нарадуюсь. Но не я один. Дрозды уголовные на юг пролетали, сверху ягоды засекли, вниз попадали. Мол, чего переть в Африку, если тут все накрыто! Но неспелую клевать не хотят. На проводах расселись, как в ресторане, ждут, когда блюдо поспеет! Я посчитал: дроздов на проводах тридцать штук. Банда! Хоть в милицию звони. И начались бои местного значения. Только дрозды на вишню спикируют -- я из дома с топором. Они из листьев фырш-фырш! Я в дом -- дрозды на вишню, я за топор -- они на провода!
      Я с каменюгами! С третьей попытки попал! Никогда не думал, что дрозды матерятся. Оказалось, соседу лапу предпоследнюю перебил. Дрозды от хохота чуть с проводов не попадали. А я в армии служил подрывником. Решил -взорву на фиг!
      Черт с ней, с вишней, с женой, с дачей, но дроздов окаянных положу как врагов народа!
      Тут сосед присоветовал: старинное средство -- пугало. Сам бы оформился, да перед соседями стыдно. Из досок сбил крест, нацепил китель деда в чине полковника, с жены юбку из крепдешина содрал, вместо головы пригвоздил тыкву, глаза -- перегоревшие лампы, в левую руку швабру, в правую -- лом. На конкурсе пугал мое бы первое место заняло! Бабки замертво падали, а дроздам хоть бы хны!