Генрих Альтов
      Шальная компания
      Мы дети, но мы стремимся вперед,
      полные сил и отваги.
      Эварист Галуа
      Мы познакомились на конференции по бионике. После моего выступления в зале изрядно шумели. В суматохе Дерзкий Мальчишка подсел ко мне и тихо спросил:
      - Скажите, пожалуйста, хотели бы вы получить динозавра?
      Я посмотрел на него и понял, что он имеет в виду _живого_ динозавра. Я мгновенно представил, насколько укрепится палеобионическая гипотеза, если в моем распоряжении окажется хотя бы один живой динозавр.
      - Давай, - сказал я. - Давай твоего динозавра.
      Я с первого взгляда определил, что передо мной Дерзкий Мальчишка и что он знает, где раздобыть живого динозавра. Но, по правде сказать, я не ожидал, что идея окажется такой потрясающей. В конце концов, он мог просто знать, где водятся динозавры. Надо принять во внимание, что в зале был шум. Отдельные слишком темпераментные оппоненты выкрикивали разные доводы против моей гипотезы. Из-за этого отвлекающего фактора я, собственно, остановился на столь банальной догадке. Динозавров обычно где-то находили. Таков литературный штамп, это и ввело меня в заблуждение. Благородная и великая идея Дерзкого Мальчишки не имела ничего общего с этим убогим штампом.
      Я понял суть идеи на третьей фразе и несколько даже ошалел от размаха. То, что придумал Дерзкий Мальчишка, далеко выходило за пределы палеобионики. Это одна из фундаментальных идей, которых в науке за всю ее историю - насчитывается лишь несколько десятков, не больше.
      Подумайте сами, пока я еще ничего не рассказал, как раздобыть живого динозавра. Ну, не бронтозавра, так хотя бы игуанодона или, на худой конец, самого завалящего хиротерия. Готов спорить: не придумаете!
      Между тем в этой задаче нет ничего принципиально нерешимого. Вот, например, идея, приближающаяся к решению. Пьер де Латиль пишет в своей книге "От "Наутилуса" до батискафа": "Если на океанском дне не происходят процессы гниения, то трупы живых существ, которые могли упасть на дно, сохраняются там в целости в продолжение тысячелетий. А это означает, что на дне океанов можно было бы найти в абсолютно неповрежденном состоянии останки многих давно вымерших на земле животных. Вот гипотеза, способная взбудоражить самый холодный и не склонный к романтике ум! Приходится лишь удивляться, что ни одному автору научно-фантастических романов до сих пор не приходила в голову мысль использовать эту тему".
      Согласитесь, гипотеза и в самом деле остроумная. Что говорить, конечно, тут существует некое "но". Даже в самых глубоких океанских впадинах есть жизнь, микроорганизмы и, следовательно, гниение. Однако сама по себе мысль, как видите, лишь чуть-чуть недотягивает до требуемого решения.
      Попытайтесь все-таки подумать относительно _живого_ динозавра. А я пока продолжу рассказ.
      Итак, Дерзкий Мальчишка выложил свою идею.
      - Пойдет? - спросил он.
      Клянусь, он был готов к защите! Настоящий Дерзкий Мальчишка - я эту породу знаю.
      Когда-то я сам был Дерзким Мальчишкой. Но мне уже скоро сорок, и я давно подал в отставку. У меня семья, я состою членом жилищного кооператива и выписываю полезный журнал "Здоровье". По поведению мне смело можно ставить пятерки. Если в отдельных (совершенно нетипичных) случаях во мне и вспыхивает что-то _такое_, я сразу включаю внутренние тормоза.
      Я даже не знаю, почему на конференции поднялся шум. Мое выступление было выдержано в спокойном, академически скучноватом стиле.
      Видимо, придется рассказать об этом выступлении: тогда вы поймете, почему мне понадобился динозавр. Вообще я должен буду объяснить уйму разных вещей. Ничего не поделаешь, одно цепляется за другие. Рассказ будет довольно сумбурным, предупреждаю заранее.
      Поскольку мы уж заговорили об этом, надо сказать прямо, что я не писатель. Все, о чем здесь написано, не содержит ни капли вымысла. От нас сбежал... гм... сбежало некое живое _существо_. Спрашивается: прикажете дать объявление в газету? Дескать, так и так, утерян, предположим, стиракозавр средних размеров, особых примет не имеет, нашедших просят сообщить по адресу...
      Подумав, я и решил написать рассказ. Согласитесь, это неплохой выход. Тот, кто усомнится в истинности происшедшего, может считать это фантастическим рассказом. Однако если вам встретится сбежавшее _существо_ (а я на это рассчитываю), вы будете знать, в чем дело.
      Начнем с конференции. Как я уже говорил, она была посвящена проблемам бионики. Надеюсь, нет необходимости объяснять, что такое бионика. Тем более - это не так просто объяснить. Выступая на конференции, я перечислил одиннадцать определений бионики, принадлежащих разным авторам. Собственно, с этого и начался шум. Но оставим терминологию; в конце концов, это формальная сторона. Будем считать, что бионика изучает "конструкции" животных и растений с целью использования "патентов природы" в технике. Ну, допустим, выясняют, как медуза слышит приближение шторма, а потом создают метеорологический прибор "ухо медузы". Все очень прелестно, если не задаться вопросом: а разве изобретатели раньше, до появления слова "бионика", не копировали природу?
      В своем выступлении я привел интересный пример, почему-то вызвавший в зале излишнее оживление. Древние греки применяли тараны - массивные бревна, которыми взламывали ворота осажденной крепости. Торцовая часть тарана от ударов быстро расплющивалась. И вот неведомые миру древнегреческие бионики нашли отличное решение: они придали торцу тарана форму бараньего лба. Такой таран разбивал самые крепкие ворота.
      Подобных примеров множество. Спрашивается: изменилось ли положение от того, что мы - во второй половине XX века - заменили слова "копирование природных прообразов" словом "бионика"?
      Когда я задал этот вопрос, один из наиболее нетерпеливых оппонентов высказался с места в том смысле, что раньше "патенты природы" использовались случайно и редко. "Возникновение же бионики, - внушительно сказал он, - знаменует переход к широкому и планомерному внедрению в технику решений, заимствованных у природы". Затем оппонент сел, вкушая заслуженные аплодисменты. Да, да, вполне заслуженные, потому что он был абсолютно прав! Бионика имеет смысл лишь в том случае, если количество заимствованных у природы идей увеличивается в сотни, в тысячи раз. Между прочим, я это и сам знал. Научный диспут в какой-то мере подобен шахматной игре. Я сознательно отдал пешку, чтобы выиграть ладью.
      Итак, бионика должна давать много новых идей. Хорошо. Даже великолепно. Спрашивается: где они, эти идеи? Где могучий поток новых открытий и изобретений?
      Я напомнил, что в вестибюле устроен симпатичный стенд с книгами, брошюрами и статьями о бионике. Затем я спросил: заметил ли кто-нибудь, что все авторы приводят один и тот же весьма скромный набор примеров? Заметил ли кто-нибудь, что в большинстве случаев сначала делают изобретение, а потом находят прообраз в природе?
      В зале наступила относительная тишина, и я смог изложить принцип палеобионики (прошу следить за ходом мысли, мы приближаемся к вопросу о динозавре).
      Древнегреческие бионики, создавшие таран с бараньим лбом, выбрали самый лучший из известных им природных прообразов. Тем же нехитрым методом действуют и сейчас: ищут возможно более совершенный "оригинал". Однако такой "оригинал" - в этом-то и загвоздка! - почти всегда оказывается слишком сложным. Разобраться в его" устройстве очень трудно. А построить "копию" порой просто немыслимо. Так, например, обстоит дело с попытками скопировать кожу дельфина. Постепенно выясняется, что дельфин обладает тончайшей системой кожного регулирования. Практически невозможно копировать столь сложный прообраз.
      Тупик? Нет! Прообразами должны служить более простые вымершие животные, изучаемые палеонтологией. В этом и состоит основная идея палеобионики.
      Вот тут тишина сразу прекратилась! Но я все-таки покричал свое выступление.
      Вымершие животные уступают современным в развитии головного мозга и нервной системы. В остальном они достаточно совершенны. По некоторым "показателям" древние животные вообще превосходят своих выродившихся потомков. Исчезли такие животные не потому, что были плохо "устроены". Они вымерли из-за изменений климата и рельефа, а в некоторых случаях были истреблены человеком.
      Аплодисментов не было, но я на них и не очень рассчитывал. Не следует думать, что научные конференции проводятся по методу "встретились, поговорили, разошлись". Представьте себе: десятки лабораторий, сотни и тысячи людей ведут исследования в каком-то направлении. И вот на конференции впервые называется другое направление. Думаете, так просто "переключиться"? Горят чьи-то готовые к защите диссертации. Кому-то придется начинать работу заново, с нуля. Всякое "переключение" связано с потерей времени. Поневоле задумаешься.
      Бионика требует контакта между биологами и инженерами. Очень сложная штука этот контакт! А тут возникает вопрос о привлечении еще и палеонтологов...
      Полагаю, теперь вам понятно, почему я не рассчитывал на аплодисменты. Нужно определенное время, чтобы новая идея была воспринята как необходимость. По шуму в зале я чувствовал, что процесс этот идет, нормально. Я шепнул мальчишке: "Давай выбираться!" - и мы незаметно двинулись к выходу.
      Впрочем, не совсем незаметно, потому что в вестибюле нас настиг взъерошенный гражданин средних лет.
      - Один вопрос! - быстро сказал он и намертво вцепился в пуговицу моего пиджака. - Так, так! Вот вы говорите, что надо копировать вымерших животных.
      - Говорю, - покорно признался я, пытаясь высвободить пуговицу.
      Он возбужденно заглотнул воздух и продолжал:
      - Понимаете, я изучаю механику работы птичьего крыла. С позиции самолетостроителя. Крыло - изумительно по совершенству! И вот вы предлагаете, - он рванул злополучную пуговицу, - вы предлагаете использовать палеобионический принцип. Та-ак, та-ак. Значит, вместо прекрасного - да, да, прекрасного! - крыла птицы самолетостроители должны ориентироваться, простите, на паршивое крыло какого-нибудь птеродактиля? Так?
      Он машинально поднес к глазам оторванную пуговицу, пожал плечами и сунул ее себе в карман. Мне захотелось посмотреть, на что способен мальчишка. Я показал ему на взъерошенного гражданина.
      - Паршивость - понятие относительное, - философски сказал мальчишка, охотно выдвигаясь вперед.
      Взъерошенный гражданин уставился на Дерзкого Мальчишку. Мне понравилось, что гражданина не шокировал возраст нового противника.
      - Вы хотите сказать... - вкрадчиво начал взъерошенный гражданин.
      - Вот именно, - перебил Дерзкий Мальчишка и взял его за пуговицу. - То, что плохо для живого существа, может оказаться хорошим в технике.
      С пуговицей это было, пожалуй, лишнее. Но говорил он бойко. Взъерошенный гражданин едва успевал вставлять свои "так, та-ак".
      Крыло птерозавра действительно хуже птичьего крыла. Почему? Малейшее повреждение кожаной перепонки - и птеродактилю конец. Однако у современной техники иные возможности и иной арсенал материалов. С этими материалами выгоднее копировать гладкие крылья таких отличных летунов, как вымерший рамфоринх или живущая и ныне, но обладающая древней родословной стрекоза.
      Это было прекрасно сказано: я бы не сказал лучше. Взъерошенный гражданин произнес протяжное двухметровое "та-а-ак" и погрузился в раздумье. Мы дали ходу.
      - Пуговицу ты мог бы и не трогать, - сказал я мальчишке.
      - Надо же вам пришить пуговицу, - ответил он. - Вот, смотрите, точно такая, как ваша.
      Ему нельзя отказать в наблюдательности - непременном качестве настоящего исследователя.
      На улице он купил два пирожка с рисом. Пирожки я отобрал и бросил первой встречной собаке (это был увешанный медалями бульдог - он презрительно оттопырил тяжелую губу и мутно посмотрел на меня), а мы пошли в кафе "Прага", потому что вопрос о динозаврах следовало обсудить безотлагательно.
      Здесь самое время кое-что рассказать о Дерзком Мальчишке.
      Не буду называть его имени и фамилии. Вам они ровным счетом ничего не скажут. Пусть он пока так и останется Дерзким Мальчишкой. В конце концов, это звучит не хуже, чем Главный Конструктор.
      Не буду также излагать биографию Дерзкого Мальчишки, когда-нибудь она появится в серии "Жизнь замечательных людей". Если вы в этом сомневаетесь, давайте ваше решение задачи о динозаврах! Боюсь, что у вас до сих пор нет решения... Крепенький орешек, а?
      Да, что тут говорить. Возьмите, например, фантастическую литературу. Вымершими животными напичканы сотни рассказов, повестей, романов. Но в основе одна идея - герой обнаруживает некий затерянный мир, где чудом сохранились динозавры или мамонты. Есть и подварианты: встреча с древними животными происходит на чужой планете или при поездке в прошлое на машине времени. Со времен Рони-старшего и Конан Дойля фантастика не пошла дальше. Представьте себе, что "космическая" фантастика остановилась бы на жюль-верновской колумбиаде и сейчас писали бы о полетах к звездам в пушечных снарядах... С "динозавровой" фантастикой именно такое положение. И уж если фантасты не придумали ничего путного, то проблема, поверьте, не из простых.
      Когда-нибудь Дерзкому Мальчишке поставят памятник. Скульпторы, испокон веков создававшие конные статуи, на этот раз изобразят всадника на уламозавре. Или на трицератопсе. (Не каждый ящер годится для подобной скульптуры. У стегозавра, например, на спине торчат два ряда костяных гребней. Попробуй усиди.) Между нами говоря, место я уже присмотрел. Конечно, пока памятник нельзя ставить, у мальчишки слишком легкомысленный вид. Скажем, Эйнштейн или Павлов - могли бы вы узнать их на фотографиях, сделанных, когда этим великим людям было по пятнадцать лет? А впрочем... Мы говорим об Эйнштейне, Боре, Тимирязеве - и видим величественных старцев. Но ведь они были почти мальчишками, когда делали свои открытия!
      Ладно, о памятнике и биографии в серии "Жизнь замечательных людей" еще будет время подумать. Пока важен другой вопрос: как получилось, что обыкновенный мальчишка стал Дерзким Мальчишкой?
      Тут не вое ясно. Однако в общих чертах вырисовывается такая история. Мальчишка привык считать на пальцах. Через эту могучую мыслительную стадию проходим все мы. И всем нам не дают долго на ней задержаться. "Ах, ах, так нельзя! Ах, стыдно! Ах, не положено..." Так вот, мальчишке кто-то сказал: "Что ж, попробуй. Сложение и вычитание на пальцах - это просто. А вот как дальше, не знаю". Он не помнит, кто ему это сказал. Жаль. Ибо именно в этот момент и приоткрылась дверь в науку.
      В самом деле, кто может доказать, что, например, бином Ньютона проще решать на бумаге, а не на пальцах? Ведь никто не пробовал!
      Мальчишка долго совмещал "положенную" арифметику с "неположенной". Сначала потому, что так было легче. Потом по привычке. Наконец, из интереса. И вот однажды он решил _на пальцах_ кубическое уравнение. Над ним смеялись. Но он уже был исследователем, самым натуральным исследователем!
      Я видел, как он вычисляет на пальцах. Уравнения высших степеней он щелкает, как семечки. Ну, еще кое-что в дифференциальном и интегральном исчислениях. Векторная алгебра. Дифференцированию, например, соответствует поворот рук ладонями вниз. Введены вспомогательные обозначения "одна нога", "правое ухо", "левое ухо", "прищуренный глаз" (для операций с мнимыми числами), и так далее. В среднем вычисление на пальцах раза в три быстрее, чем на бумаге. Конечно, нужна тренировка.
      Все это очень интересно, и я мог бы рассказать подробнее (квадратные уравнения я уже сам могу решать на пальцах), но тогда получится математический трактат. А я пишу рассказ. Художественная литература - дело серьезное. Тут, знаете ли, свои законы, приходится считаться. Так что давайте вернемся к художественной литературе.
      Я не люблю, когда люди берутся за какое-нибудь дело, не удосужившись хотя бы полистать соответствующие книги. Решив изложить происшедшие события в форме рассказа, я прежде всего от корки до корки проштудировал "Основы теории литературы" Л.И.Тимофеева. Не буду преувеличивать: кое-что я не понял. Например, как раскрыть характер героя произведения? У Тимофеева на странице 141-й сказано: "Характер раскрывается путем показа его взаимоотношений с другими характерами. Так, если в первой главе произведения изображается А., а во второй - Б., испытывающий страдания благодаря действиям А. в первой главе, то эти переживания Б. являются одной из форм раскрытия А., хотя А. во второй главе нет и нет, следовательно, и относящихся непосредственно к нему словесных единиц". Очень мило! Но Дерзкий Мальчишка взаимоотносится главным образом не с другими характерами, а с другими научными теориями. Как быть в этом случае?
      Если бы я не читал Л.И.Тимофеева, то начал бы со штанов. Мальчишка носит серый клетчатый пиджак, белую рубашку, белый галстук и флотского образца штаны. Я спросил:
      - Штаны - из соображений романтики?
      - Нет, - ответил он. - Из соображения прочности.
      Но "Основы теории литературы", насколько я понял, предписывают не увлекаться такими частностями, как штаны, а сосредоточиться на описании наиболее характерного.
      Мальчишке пятнадцать лет. Не берусь, однако, утверждать, что это очень характерно. Можно быть Дерзким Мальчишкой в десять лет и в семьдесят. Девчонки тоже могут быть Дерзкими Мальчишками. Тут все дело в стиле жизни. Мальчишка, о котором я рассказываю, приехал из Тамбова в Москву, поступил в восьмой класс и устроился работать. Он стал сторожем в научно-исследовательском институте. Это было блестяще придумано: он получил возможность, литературно говоря, вступить во взаимоотношения с оборудованием целого института! Идей у мальчишки был целый ворох. Эти идеи плюс институтское оборудование... вы, надеюсь, представляете?
      Если меня когда-нибудь выгонят из моего КБ, я поступлю ночным сторожем в научно-исследовательский институт. При моей, смею думать, солидности я вполне могу рассчитывать на должность _старшего_ сторожа. Мальчишку же приняли младшим сторожем. Дежурил он днем, а по вечерам приходил в институт готовить уроки. Часов в девять его пожилой коллега уютно засыпал, и тогда Дерзкий Мальчишка шел в лабораторию. В институте было разное оборудование, вплоть до гигантских разрядных установок. Но для проверки гениальных идей почти всегда достаточны самые простые средства.
      Прошу обратить внимание: так продолжалось год - и мальчишка ни разу не попался. Полагаю, такое взаимоотношение с оборудованием в высшей степени характерно. Идеи могут быть сколько угодно сумасшедшими, но их осуществление требует спокойствия и вдумчивости. Стремление всюду совать нос, крутить все, что подвернется под руку, и прочая "любознательность" почему-то вызывающая умиление, не имеют ничего общего с исследовательским талантом.
      Дерзкий Мальчишка работал по плану. Сначала пять, потом шесть и семь часов в день - сверх школьной программы. Я видел тетрадь, в которую он ежедневно записывает отработанные часы. Три года в среднем по шесть часов в день - это шесть с половиной тысяч часов. Университетский курс математики плюс физика, плюс полсотни книг по биологии, плюс палеонтология... Всего не перечислишь.
      Откровенно говоря, листая эту тетрадь, я испытывал двойственное чувство. Работа титаническая, ничего не скажешь. Но шесть с половиной тысяч часов отняты у детства.
      За вход в науку приходится дорого платить. Видимо, поэтому так соблазнительно проскочить без платы. Норберт Винер пишет в своей биографии: "...честолюбивые люди, относящиеся к обществу недостаточно лояльно или, выражаясь более изящно, не склонные терзаться из-за того, что тратятся чужие деньги, когда-то боялись научной карьеры, как чумы. А со времен войны такого рода авантюристы, становившиеся раньше биржевыми маклерами или светочами страхового бизнеса, буквально наводнили науку". Винер имеет в виду капиталистическое общество. Но было бы наивным лицемерием утверждать, что у нас мало людей, которые идут в науку, только чтобы _устроиться_. Такие люди есть.
      Винер шутя говорит, что неплохо было бы раз в году сжигать по жребию одного ученого. Тут, конечно, есть риск сжечь толкового человека. Зато резко уменьшится приток в науку карьеристов. Мальчишка, когда я рассказал об этой идее, просто повизгивал от восторга. Он до сих пор упорно не хочет считать ее шуткой.
      Будем говорить серьезно. Проскользнуть в науку можно - это дело ловкости. Однако никакая ловкость не поможет бесплатно сделать что-то в науке. Чтобы получить калорию тепла, нужно затратить 427 килограммометров работы. Чтобы зажечь свой огонь в науке, нужна определенная работа - тут не изловчишься, не проскользнешь. И это еще только начало - зажечь огонь. Нужно всю жизнь поддерживать его, бороться с непогодой, ветрами, бурями.
      Но и Винер по-своему прав: в науке иногда выдвигаются и без зажигания вышеупомянутого огня. Однажды я проделал любопытный мысленный эксперимент. Я рассуждал так.
      Сам процесс научного творчества доставляет настоящему ученому огромное удовольствие. Научное исследование - вещь куда более вкусная, чем пирожное. Разумеется, каждый труд может приносить удовлетворение. Но научное творчество - не просто удовлетворение, а самое высшее из доступных человеку духовных наслаждений. Так почему бы не считать это наслаждение главной частью зарплаты? Во всяком случае, это не нарушило бы социалистический принцип оплаты по труду. "Вот вам, глубокоуважаемый товарищ профессор, ставка лаборанта плюс золотая валюта духовных ценностей..."
      Это было в субботу, в переполненной электричке. Со всех сторон на меня напирали туристы, навьюченные своей колючей амуницией. В таком положении мысленные эксперименты - самое утешительное занятие.
      У меня много знакомых, так или иначе связанных с наукой. Я попытался представить, что произойдет, если им объявят: "Братцы, платить вам будем, как в многотрудные времена славного Галилея".
      В ответ я услышал голос одного из своих друзей. Услышал мысленно, но весьма натурально (когда в ребра вдавливаются котелки и палки, невольно настраиваешься на полумистическое общение с голосами героев и мучеников науки). "Чихать, - мрачно сказал голос. - Прокрутимся".
      Никто из таких ученых не ушел бы, это факт. Но тут я впервые заметил, как много в науке людей, живущих по принципу: мы вам - знания, вы нам звания. Вот эти бы ушли! Они бы просто хлопнули дверью, сказав напоследок что-нибудь очень правдоподобное о материальном стимуле. И с их уходом наука многое бы проиграла. Да, да, проиграла бы! Знания у них действительно есть, и они продают их с пользой для общества и для себя. Честные купцы.
      Но я изрядно отвлекся, а это, как сказано в "Основах теории литературы", вредит художественности.
      Вернемся к динозаврам.
      Дерзкий Мальчишка отнюдь не предлагал искать динозавров. Его идея была значительно шире. Он нашел способ _получать_ вымерших животных. Любых животных, не только динозавров.
      Есть биогенетический закон: развитие зародыша животных более или менее полно повторяет развитие тех форм, из которых исторически сложился данный вид. За очень короткое время (дни, недели, месяцы) зародыш как бы конспективно повторяет путь, пройденный его предками в течение сотен миллионов лет эволюции. У куриного зародыша, например, на третьи сутки появляются жаберные борозды - признак, сохранившийся с тех пор, когда у рыб, далеких предков птиц, развивались жабры. У зародыша коровы жаберные дуги возникают в возрасте двадцати шести суток и вскоре исчезают. У человеческого зародыша хвост и жабры появляются к полутора месяцам.
      Кстати, о хвосте.
      Мальчишка утверждает, что все началось именно с хвоста, точнее - с рисунка хвостатого человека в школьном учебнике анатомии и физиологии. Случай иногда нажимает не те кнопки на пульте Природы. Появляется частица прошлого. Атавизм. Но почему атавизмами нельзя управлять и вызывать их по своему желанию?
      Небольшой хвост мог бы даже украсить человека. В конце концов, возимся же мы со своими прическами, хотя волосы - такой же атавизм, как и хвост.
      Идея создания хвостатых людей была изложена тут же на уроке (точнее вместо ответа по заданному уроку), и парень схватил двойку. Двойку он исправил, а идею забыл. У него было много разных идей.
      Но через месяц, перечитывая "Человека-амфибию" Беляева, он вспомнил об этой идее. Ихтиандр создан хирургическим путем: ребенку пересадили жабры молодой акулы. Этим путем предполагает идти и Жак Ив Кусто. По его мысли, хирурги должны снабдить человека миниатюрными искусственными жабрами. Мальчишка, выросший у берегов несерьезной речушки Цна, никогда не видел океана. Он даже не знал, что такое настоящее море. Но однажды он подумал: если на определенной стадии развития у человека на какое-то время появляются жабры, значит, можно сделать, чтобы они не исчезали.
      Здорово, а?
      Так вот, я вам скажу: это чепуха. Сущая чепуха. Потому что к организму современного человека нельзя "прилепить" древние жабры. Организм - единая конструкция. Изменение части повлечет изменение целого. Восстановление жабер - идея столь же дохленькая, как, скажем, проект оснащения атомохода веслами.
      Вся сила в том, что мальчишка не остановился на этой идее, а пошел дальше.
      У Жюля Верна в романе "Вокруг света в восемьдесят дней" поезд идет над пропастью по мосту, который едва-едва держится. Поезд успевает проскочить. И сразу же после этого обрушивается мост. Такова хитрая механика открытий. Многие подходят к пропасти, смотрят на мост и думают: "Эта штука явно не держит. Здесь дороги нет". Но открыватель смело допускает невозможное. Он вступает на мост, который не держит. Остановиться нельзя. Надо успеть проскочить - и тогда пусть он рушится, этот мост. Он сыграл свою роль.
      Идея восстановления жабер "не держит". Но додумаем ее до конца. Раз нельзя восстанавливать по частям, нужно восстанавливать целиком.
      Вы улавливаете мысль?
      Копаясь в литературе по эмбриологии, мальчишка встретил описание опытов Петруччи. Это была какая-то брошюрка, рассказывающая о том, как в "биологической колыбели" вырастили теленка. Вот здесь парень увидел, что его метод применим не только к человеку.
      Оставался один шаг к самому широкому обобщению: управляя развитием зародыша животных, можно "воскресить" его отдаленных, давно вымерших предков.
      Эта идея и открытие путей ее осуществления принадлежат только Дерзкому Мальчишке. Я помогал в конкретном эксперименте, не больше.
      Быть может, самое удивительное - простота средств, потребовавшихся для эксперимента. Я не вправе сейчас рассказывать об этих средствах. Нетрудно представить, что произойдет, если каждый желающий начнет выращивать цератозавров, мегатериев или каких-нибудь титанофонеусов. Это все-таки не канарейки.
      Принцип я объяснил, а по поводу остального скажу коротко. Мальчишка нашел некий фактор, позволяющий закреплять черты, присущие тем или иным отдаленным предкам. К моменту нашего знакомства был почти собран прибор, которому мы, сидя в кафе "Прага", придумали скромное название _палеофиксатор_.
      Здесь же, в кафе, мы выработали план действий.
      Дерзкий Мальчишка хотел сразу получить диплодока или брахиозавра. На мой взгляд, не следовало начинать с крупных животных. Я, конечно, не отрицаю: убедительность эксперимента пропорциональна размерам полученного ящера. Но тут есть и свои неудобства. Взрослый диплодок весил полсотни тонн и имел в длину около тридцати метров. Попробуйте выкормить такое создание!..
      Для начала удобнее животное небольшое, но экзотическое. Мы обсудили всевозможные варианты и остановились на птеродактиле. По палеонтологическим данным, птеродактиль не больше индюка, то есть имеет вполне транспортабельные размеры.
      Как вы, надо полагать, догадываетесь, для получения птеродактиля необходимо: а) иметь яйцо и б) подвергнуть это яйцо действию палеофиксатора.
      Вообще говоря, годится далеко не всякое яйцо. У Дерзкого Мальчишки составлена таблица, каких животных из каких яиц получать.
      Сложнее определить, когда и на сколько времени включать палеофиксатор. Скажем, голубиные яйца. В течение пятнадцати - семнадцати дней зародыш проходит путь, на который эволюция потратила миллиард лет. Каждый час "яичного времени" соответствует двум с половиной миллионам "эволюционных лет". Тут, знаете ли, нужна особая точность!
      По разработанному нами плану на окончательный монтаж палеофиксатора отводилось четыре дня. Заниматься этим должен был Мальчишка. Мне надлежало добиться отпуска, отослать семью и организовать дачу под Москвой.
      С отпуском было не так просто, но, в общем, все уладилось. Еще труднее было достать туристические путевки для жены и сына на пароход, который собирался полмесяца ползти до Астрахани и полмесяца обратно. Зато вопрос о даче был утрясен пятиминутным разговором.
      Тут надо рассказать о хозяине дачи, третьем участнике эксперимента.
      Итак, Вениамин Николаевич Упшинский. Фамилия, хорошо знакомая многим изобретателям. Теперь Вениамин Николаевич на пенсии, по еще не так давно в коридорах Комитета по делам изобретений и открытий можно было услышать: "Упшинский отказал... Упшинский уперся... Упшинский не согласен..."
      Технику Вениамин Николаевич знал блестяще. Экспертом он был высокого класса. Наизусть помнил тысячи патентных формул. Но отказывать любил. Очень любил.
      Я впервые столкнулся с ним лет двадцать назад. В ту пору я был крупным нахалом. Мне казалось, что я осчастливил человечество, придумав спички, которые горят красным пламенем. Тот, кто занимался фотографией, сразу поймет, зачем нужны такие спички. Фонарь - вещь малоподвижная. Упадет что-нибудь на пол, и ищешь в темноте. Обычную же спичку зажечь нельзя: засветится пленка или бумага.
      Кабинет Упшинского находился в самом конце темного коридора. Да и сам кабинет был тесноватый и какой-то притемненный. Высокие книжные шкафы стояли не только у стен, но и посредине кабинета. Стол у Вениамина Николаевича был большой, массивный. На таком столе приятно играть в пинг-понг. Именно об этом я подумал, впервые переступив порог кабинета. И еще я заметил на окнах свернутые в рулоны светомаскировочные шторы. После войны их уже можно было снять.
      - Как же, как же, знаю, - добродушно сказал Вениамин Николаевич, усаживая меня на скрипучий стул. - Между прочим, вы не изобрели ничего такого... э... против курения? Жаль, жаль... Что ж, читал вашу заявку. Вы уж не гневайтесь, но я вам откажу...