У меня только что родился негритенок. Не знаю, как такое могло произойти. Если об этом узнает мой сутенер — он меня убьет, если узнает моя мать — она меня убьет, если узнает мать сержанта из Торрехона — она меня убьет, если узнает сам сержант — он меня убьет за то, что я не предохранялась. По-моему, я в опасности.

Я поднимаюсь с постели. Как холодно в Мадриде… весь холод этой зимы устроил собрание в моей комнате. У мальчика, хоть он и черный, голубые глаза. И он смотрит на меня. Он голоден. Я звоню в ресторан «Пайшариньос», что напротив моего дома, и заказываю для своего ребенка галисийское рагу.

Что мне делать? Моя мать вот-вот приедет из деревни. Звонит телефон. Голос с американским акцентом:

Он. Как дела, дорогая? Тебе хорошо спалось?

Я. Джон, что было ночью?

Он. Всего понемножку.

Я. Ты меня трахнул?

Он. Четыре раза. А потом и ты меня трахнула.

Я. Так вот, сегодня утром у меня родился мальчик.

Он. Мальчик?

Я. Да. Мальчик черный, как ты.

Он. Если у тебя родился сын, то он только твой. Забудь о моем существовании.

Я. Да, но ты же отец.

Он. Ты ведь не хочешь повторить судьбу девушки из «дела о сковороднике?»

В американцах нет доброты. Я много раз читала об этом в газетах, но никогда не хотела верить. Это раса бессердечных гигантов. Да, но как объяснить все это матери? Она выяснит, что я — девушка для всех, что за съем квартиры расплачиваюсь своим передком. Мне придется все бросить, покинуть Испанию, уехать туда, где никто обо мне ничего не знает. Придется наниматься в служанки. Если бы, по крайней мере, ребенок был белый! Откуда берется это предубеждение против негров?Мне они нравятся. Всегда нравились. Потому-то я и запала на сержанта.

Черный цвет всегда был мне к лицу.

Звонок в дверь. Что-то будет? Пришел официант из «Пайшариньоса». Чистый мальчик, влюбленный в меня и в футбол. Невинный юноша с запахом свиного жаркого.

ОФИЦИАНТ. Вот ваше рагу.

Я. Пахнет очень вкусно.

ОФИЦИАНТ. Ешьте скорее. Оно горячее. Я разогрел его для вас.

Я. Никогда не спи с негром с военной базы. Продолжай подавать еду в ресторане, не ведая о злобе этого мира. Ты пока еще можешь спастись.

(Официант меня не понимает, но видно, что слова мои его растрогали.)

ОФИЦИАНТ. У вас усталый вид.

Я. Я всю ночь работала. Была моя очередь дежурить в больнице.

(Пришлось ему соврать.)

Я. Иди. Посетители ждут своего завтрака. А хороший завтрак — это лучший способ начать день.

Он уходит. Я остаюсь одна. Я хотела бы остаться одна до скончания моих дней. Но с минуты на минуту придет мой сутенер, он хочет забрать мои деньги, а заодно познакомиться с моей матерью, приехавшей в Мадрид на первое причастие к дочке моей сестры. Я живу во враждебном мире. Никто не поет мне любовных песен. Никто не защищает, предварительно не дав пару оплеух. Я стану служанкой. Хорошо бы найти богатую семью в Германии, и чтобы у нас с хозяйкой были похожие фигуры, и чтобы она дарила мне свои платья, когда они ей самой разонравятся. Я отрекаюсь от мира. Мой сын плачет. И это — единственное, что имеет значение.

Я застаю его за поеданием моих трусов. Бедняжка голоден. И очень сообразителен. Я ставлю галисийское рагу рядом с ночным столиком.

— Ешь рагу.

Это говорю я. А он смотрит на меня голубыми глазками. Этот малыш обязательно станет фотомоделью или, может быть, займется балетом. Он будет соблазнять всех женщин из числа руководительниц самых важных правительств. А я смогу жить как королева, когда стану старухой, — потому что при такой жизни, какая меня ожидает, кожа моя испортится моментально. Но когда мой сын прославится, я сделаю себе операцию. Надо торопиться. Надо собирать чемодан.

И вот чемодан собран. Я выхожу на улицу. Вижу моего официанта в окне ресторана. Прощай, ресторан «Пайшариньос». Возможно, если бы я была чуть поспокойнее, мне бы следовало выйти за этого парня и окончить свои дни, пася коров на таинственных и влажных полях Галисии. Но теперь уже поздно. Я была шлюхой, и у меня растет сын. Настал момент для самопожертвования.

Прощай, Сутенер. Прощай, мама. Прощай, Сержант. Прощай, Мадрид. Прощай, Испания. Думаю, что работать служанкой в Германии — не самое для меня страшное.

[1]

Дуглас Сирк (Ганс Детлеф Сирк, 1897 — 1987) — немецкий, с конца 1930-х гг. американский кинорежиссер, специализировавшийся на крупномасштабных, с элементами брехтовского отстранения, мелодрамах; некоторые критики считают их первоисточником жанра мыльной оперы, однако Сирка высоко ценили такие эстеты, как режиссеры французской «новой волны» и Р. В. Фассбиндер, работавший с ним в 1970-х гг., когда Сирк вернулся в Германию преподавать. Самые известные его фильмы: «Скандал в Париже» (1947), «Великолепное наваждение» (1954), «Все, что позволят небеса» (1955), «Потускневший ангел» (1958), «Подражание жизни» (1959).