— Спокойной ночи, — любезно распрощался он. — Сердечно благодарен.
— Старый олух. Теперь, когда дела приняли такой оборот, живёт в постоянном напряжении, и одна рюмка может вывести его из равновесия, — она запнулась и с сомнением уставилась на своего мнимого племянника. — Речь шла о комнате. Старики — они как дети. И ужасно завистливы. Когда мы въехали сюда, я дала ему приличную комнату, которую хотела получить Рут. Та утверждала, что в детстве это была её комната, а когда убедилась, что ничего от меня не добьётся, начала его терроризировать. Только и всего. Правда, я не вру. Это слишком глупо, — она взглянула на него с таким виноватым видом, что Кэмпион рассмеялся.
— Слишком долго все это тянулось, — признала она. — Все то время, пока мы тут жили. Свара затухала, потом вспыхивала вновь, и все начиналось сначала. Сам прекрасно знаешь, как бывает. Но хотя он и высказывался о ней не в лучшем духе, но первый поспешил на помощь, когда заметил, что с ней в самом деле что-то случилось. Такой уж он есть. Очень порядочный, добрый человек, если узнать его ближе. Головой за него ручаюсь.
— В этом я уверен, — согласился он. — Но это и есть та великая тайна, в которой вы мне собирались сознаться?
— Что-что? Мы с капитаном? — Откинув голову назад, Рени от всей души расхохоталась.
— Дорогой мой, — отсмеявшись, вздохнула она, — мы живём под одной крышей тридцать лет. И не нужно быть детективом, чтобы искать тут какой-то секрет. Скорее нужна машина времени. Нет, я хотела рассказать о тайнике с гробами.
Сонный Кэмпион был донельзя поражён.
— Что-что? — переспросил он.
— Быть может, речь идёт совсем не о гробах, — мисс Рапер влила примерно с ложку спиртного в свой стакан, добавила немного воды (как подобает даме) и неутомимо продолжала: — Во всяком случае, что-то в этом роде.
— О трупах? — предположил он.
— Ох, котик, нет. — Голос её звучал виновато. — Может попросту о досках или о тех жутких крестах, которые они ставят. Я никогда не заглядывала внутрь. Не было случая. Видишь ли, они всегда приходят ночью.
Кэмпион приподнялся на локте.
— Может, вы наконец поясните, о чем идёт речь.
— Я и пытаюсь, — в голосе её явно звучал укор. — Я сдала один из подвалов — тот маленький, который выходит к подъезду — хотя и находится, собственно, позади дома — мистеру Боулсу, похоронных дел мастеру. Он просил меня как о большой услуге, а я не решилась отказать, потому что всегда лучше не ссориться с людьми этой профессии. Я не права?
— На случай, если вдруг понадобятся срочные похороны, да? Это ведь ваше дело. Когда это было?
— Ох, давно. Во всяком случае, несколько месяцев назад. Он очень спокойный съёмщик. Никогда не доставляет хлопот. Но я подумала, что ты можешь когда-нибудь заметить, что подвал заперт, откроешь его и начнёшь гадать, мои ли это вещи. — Рени была совершенно серьёзна, большие круглые глаза смотрели ласково. — Кстати, на него и его сына вы можете взглянуть сегодня ночью, там, внизу, — закончила она.
— Если нет, то скоро будут. Он заходил ко мне, когда вы отправились к мисс Ивэн, предупредить, чтобы я не пугалась, если услышу какой-нибудь шум между тремя и четырьмя утра. Весьма любезный человек, со старомодными манерами.
Кэмпион её уже не слушал. Чарли Люк совершенно однозначно заявил, что эксгумация Эдварда Палинода должна состояться в четыре утра на кладбище Уилсвич. И он стал уже сомневаться, не снится ли все это, когда вдруг объяснение пришло само.
— Конечно, они его не хоронили, — триумфально заявил он.
— Разумеется, фирма «Боулс и сын» его не хоронила. — Рени казалась обеспокоенной. — С этим были проблемы. Мистер Эдвард в своём завещании дал весьма безрассудное указание. Его не интересовало, заденет ли он чьи-то чувства. Мёртвые на такие вещи внимания не обращают. Но написано было чёрным по белому: «Проведя немало унылых ночей в отвратительном подвале, вслушиваясь в звуки зенитных орудий и вражеских бомб, вместе с Боулсом, который все время меня разглядывал, примеряя в воображении к одному из своих безвкусных гробов, предназначенных для пушечного мяса, заявляю, что если я умру раньше него, не желаю, чтобы моё тело хоронил он или кто угодно ещё из их гнусной фирмы.» — Это темпераментно зачитанное заявление было завершено патетическим жестом. — Звучит прямо как текст роли, — заметила она. — И притом так подло…
— Нужно признать, в характере ему не откажешь, — заметил Кэмпион.
— Надутый старый идиот, — убеждённо возразила она. — Полон был невероятных идей, но дурное воспитание и в могиле сказывается. Этот недотёпа спустил капитал всей семьи. Вот, теперь ты все знаешь, мой дорогой. Если услышишь какой-то шум, значит они пришли.
— У меня не будет ни малейших сомнений, — заверил Кэмпион и встал с постели, чтобы накинуть халат.
— Пойдём посмотрим? — она была явно возбуждена.
Ему пришло в голову, что с самого начала Рени так и собиралась сделать.
— Никогда не любила подглядывать, — убеждённо заверила она, — поскольку не было повода, и к тому же из моей комнаты много не увидишь. Последний раз они тут были месяца три-четыре назад.
В дверях Кэмпион задержался.
— А что с Кокердейлом? — спросил он.
— Ох, не волнуйтесь, он спит в кухне.
— Слушай, Альберт, — она произнесла его имя со своего рода вызовом, что он тут же почувствовал. — Не будь глупым и не пытайся навредить бедняге. Это была моя идея. Не хотелось, чтобы он наткнулся на Боулса. «— Все дома, — сказала я, — а вам поручили стеречь тех, кто дома. Приходите и посидите в тепле, в удобном кресле». Разумеется, он меня послушался. Ведь я ничего плохого не сделала, да?
— Ну да, только деморализовали порядочного полицейского, — недовольно протянул Кэмпион. — Ладно, пошли, проводите меня.
Они миновали широкий коридор, потом спустились по ступеням. В доме царила тишина. Семейство Палинодов спало, как и жило — в абсолютном равнодушии ко всему, что его не касалось. Долетавший из одной комнаты громогласный храп напомнил Кэмпиону, что источник гнусавого голоса Лоуренса надлежало бы искать в аденоидах.
На первом этаже мисс Рапер остановилась. Кэмпион тоже остановился, но его внимание привлёк не шум, а запах. Из подвала сочилась тонкая струя отвратительной вони. Втянув поглубже воздух, он с трудом сдержал кашель.
— О, ничего страшного, она просто готовит, — хозяйка сознательно пыталась обратить все в шутку. — Слышите?
Только теперь он расслышал какой-то шум, весьма отдалённый и приглушённый, напоминавший грохот пустых деревянных ящиков.
Хотя долетавшие из подвала запахи ничем не напоминали морг, сочетание их с грохотом казалось необычным. Он даже вздрогнул, когда Рени коснулась его локтя.
— Теперь, — шепнула она, — пойдём в гостиную. Там есть окно прямо над входом в подвал. Держись поближе ко мне.
Бесшумно распахнув дверь гостиной, они оказались в большой и мрачной комнате, слабо освещённой светом фонаря в дальнем конце Эпрон Стрит.
Окно с аркой, занимавшее большую часть фронтальной стены, вверху было прикрыто венецианскими жалюзи. Теперь шум слышался гораздо отчётливее и, замерев, они заметили за окном блики света.
Кэмпион осторожно пробрался через нагромождение мебели и заглянул поверх последнего барьера — им были несколько пустых кадок для папоротников, прикрученных проволокой к жардиньерке.
Вдруг за окном показался гроб. Он качался, кто-то подавал его снизу, проталкивая в открытый люк подвала. Рени затаила дыхание в немом крике, и в этот момент Кэмпион включил электрический фонарь, которым до тех пор из соображений осторожности не собирался пользоваться.
Широкий белый луч, словно прожектор, осветил деревянный ящик. Унылость безголового силуэта ещё усиливалась гладкостью чёрного дерева, которое сверкало, словно рояль, широкий, благородный, блиставший фурнитурой.
Брезент, покрывавший гроб, упал, и они увидели бронзовую табличку с именем. Литеры были столь отчётливы, что буквально кричали:
В тишине большой пустой комнаты они замерли, всматриваясь в гроб, пока тот, медленно повернувшись, не исчез из виду, а из узкого окна подвала не долетел отзвук шагов.
Глава 7.
ОПЫТНЫЙ ПОХОРОННЫЙ ДЕЛ МАСТЕР
Лицо широкое и розовое, как копчёный окорок, взирало на Кэмпиона из подвального люка. В свете электрического фонаря он разглядел коренастого мужчину с широкими плечами, мощной грудной клеткой и солидным животом. Из-под строгого чёрного котелка торчали седые курчавые волосы, а тяжёлые подбородки покоились на затёртом воротничке. В целом незнакомец походил на новенькое мраморное надгробие.
— Добрый вечер, сэр, — голос звучал энергично и уважительно, но в нем слышалось и подозрение. — Надеюсь, мы не помешали?
— Ерунда, все в порядке, — буркнул Кэмпион. — Что вы делаете? Забираете товар?
Дружеская улыбка обнажила широкие белые зубы.
— Не совсем, сэр, не совсем, хотя до известной степени вы правы. Все в порядке, все чисто…
— Как стёклышко? — подсказал Кэмпион.
— Нет, сэр, я бы сказал, чист перед законом. Я имею честь разговаривать с мистером Кэмпионом? Джесси Боулс к вашим услугам в любое время дня и ночи. А это мой сын Роули.
— Да, папа? — В круге света показалось другое лицо. Волосы Боулса — младшего были чёрными, а лицо более насторожённым, но в целом более убедительной копии отца Кэмпиону никогда не приходилось видеть. Пройдёт ещё немного времени, и отец с сыном станут неразличимы — в этом он был уверен.
Воцарилась напряжённая тишина.
— Мы его забираем, — неожиданно сообщил Боулс-старший. Видите ли, я снимаю у мисс Рапер подвал и держал его тут месяц, если не больше. Но теперь и полиция тут, и вообще… Я и решил забрать его в контору. Там он будет эффектно смотреться. Вы как джентльмен, и не новичок в таких делах, можете это понять.
Кэмпион отметил, что Боулс говорит о гробе с большим уважением.
— Он действительно здорово выглядит, — осторожно согласился он.
— Так оно и есть, можете мне поверить, — гордо заявил Джесси. — Заказная работа. Категория «люкс». Мы с сыном называем его «Куин Мери». Не преувеличу, если скажу, что любой джентльмен, если он в самом деле джентльмен, был бы счастлив лежать в таком великолепии. Словно ехать на тот свет в солидной карете. Я всегда говорю тем, кто спрашивает: если делать что-то навсегда, нужно делать как следует.
При этих словах его голубые глаза невинно блеснули.
— Очень жаль, что люди так наплевательски к этому относятся. Надо бы наслаждаться видом столь изящного изделия, но куда там… Их, видите-ли, это смущает, потому мне приходится выносить его украдкой, когда никого нет поблизости.
Кэмпиона пробрала дрожь.
— Однако человек, чьё имя стоит на табличке, был о ваших гробах иного мнения, — заметил он.
Маленькие глазки не уступили его взгляду, но лицо порозовело, а печальная усмешка искривила жёсткие губы.
— Ах, так вы видели…Да, тут я попался и должен сознаться. Слышишь, сынок, они видели нашу табличку с надписью. О, мистера Кэмпиона на мякине не проведёшь. По тому, что я слышал от дядюшки Мэджерса, нужно было догадаться.
Мысль, что Лодж кому-то доводится дядей, была достаточно неприятной, но подхалимский блеск в глазах — ещё противнее. Кэмпион промолчал.
Гробовщик затянул паузу, но потом только вздохнул.
— Тщеславие, — торжественно покаялся он. — Тщеславие…Вы бы удивились, знай, как часто слышу я об этом проповеди в церкви, и все равно без толку. Именно о тщеславии, мистер Кэмпион, говорит эта табличка с именем, о тщеславии Джесси Боулса.
Кэмпион был заинтригован, но не дал себя отвлечь, и даже предостерегающе положил руку на пальцы мисс Рапер, которая уже набрала в грудь воздуха, чтобы заговорить.
Джесси заметно погрустнел.
— Трудно, но придётся признаться, — сказал он наконец. Когда-то в этом доме жил некий джентльмен, которого мы с сыном просто обожали. Верно, Роули?
— Да, папа, — голос молодого Боулса звучал убеждённо, но в глазах читалось явное любопытство.
— Это был мистер Эдвард Палинод, — с явным облегчением продолжал Джесси. — Прекрасное имя для надгробия. Очень импозантная была фигура, несколько напоминал меня. Плотный, вы понимаете, широкий в плечах. Такие всегда прекрасно смотрятся в гробу. — Светлые глаза смотрели на Кэмпиона скорее задумчиво, чем испытующе. — На свой профессиональный манер я даже любил его. Не знаю, верно ли вы меня понимаете…
— Прекрасно понимаю, — буркнул Кэмпион и тут же выругал самого себя. Тон его выдал, и теперь гробовщик явно насторожится.
— Редко человек понимает чужие профессиональные амбиции, гордость художника, — гордо продолжал тот. — Я сидел в подвале этой дамы, слушал, как падают бомбы, и, чтобы сохранить спокойствие, размышлял о своей работе. Глядел на мистера Эдварда Палинода и думал:" — Если он умрёт раньше меня, я устрою ему роскошные похороны". Поверьте, я так бы и сделал.
— Отец в самом деле собирался, — подтвердил вдруг Роули, словно молчание Кэмпиона действовало ему на нервы. — Он настоящий мастер своего дела.
— Успокойся, сынок, — Джесси явно был доволен похвалой, но продолжал: — Некоторые такие вещи понимают, некоторые нет. Вы понимаете, к чему я клоню. Ведь я в известной степени выставил себя на посмешище. Суета суёт, и только.
— Я вам верю целиком и полностью, — согласился Кэмпион, уже дрожавший от холода. — Вы хотите сказать, что изготовили это сокровище просто для удовольствия. Правильно?
Радостная улыбка озарила лицо Боулса, и впервые глаза его оживлённо блеснули.
— Вижу, мы с вами друг друга поняли, сэр, — заявил он, сбрасывая шутовскую маску. — Весь вечер, проведённый с почтённым стариной Лоджем, я думал:" — Тот, у кого ты служишь, должен быть исключительным человеком." Так вот я думал, но не был уверен, понимаете. А теперь вижу, что не ошибся. Да, разумеется, я делал гроб больше ради удовольствия. Когда умер мистер Палинод, я был уверен, что получу этот заказ. Поправде говоря, начал я свой шедевр, когда он впервые заболел." — Время пришло, — сказал я себе, — начну сейчас, а если нет — то придержу пока…" Не знал тогда, что ждать придётся так долго. — Он рассмеялся с искренним сожалением. — Тщеславие, ничего кроме тщеславия. Я сделал его по велению души, а этот старый зануда вдруг отказался. Смех, да и только. Надо же, он вдруг заметил, как я его разглядываю, понимаете.
Представление было прекрасно сыграно, и Кэмпиону даже не хотелось портить игру, но все же он заметил:
— Я полагал, что такого рода вещи делаются по мерке.
Джесси снова оказался на высоте положения.
— Конечно, сэр, разумеется, — с готовностью согласился он. — Но мы, старые спецы, умеем оценить клиента с первого взгляда. Так что если по-честному, я все сделал по себе. «Он не крупнее меня, — говорил я себе, — а если крупнее, тем хуже для него.» Дивная вышла вещь. Морёный дуб. Фурнитура чёрного дерева. Приди вы утром ко мне в контору, я бы показал его во всем блеске.
— Я посмотрю сейчас.
— О нет, пожалуйста, сэр, — отказ был вежливым, но твёрдым. — В свете фонарика оценить его просто невозможно. Вы меня извините, никак нельзя, будь вы хоть сам король Англии. А в дом его внести я не могу, ведь если кто из стариков сойдёт вниз, такое начнётся…Нет. Сейчас вы нас простите, а к утру я его вылижу, как картинку. И тогда вы не только признаете, что я им можно гордиться, но даже не удивлюсь, если вы скажете:" — Не продавайте его, Боулс. Когда-нибудь в будущем я им воспользуюсь — если не сам, то для друзей."
Лицо его по-прежнему улыбалось, глаза смотрели весело, но под жёсткими полями чёрного котелка сверкали капельки пота. Кэмпион с интересом следил за ним.
— Сейчас я спущусь, — сказал он. — Поверьте, в такую пору покупатель сговорчивее.
— Нет, мы обойдёмся и без вас, — реакция Боулса была молниеносной. — Бери крепче, мой мальчик. Прошу простить, сэр. Нужно перенести его через улицу, пока не рассвело.
Держался он прекрасно. Ни следа паники или ненужной спешки. Выдавал его только пот.
— Лодж у вас?
— В постели, сэр. — Голубые глазки снова смотрели по-детски невинно. — Мы сидели, болтали, немного выпили, вспоминая мою покойницу жену, и бедный Мэджерс совсем расчувствовался. Пришлось уложить его в постель, чтобы отдохнул.
Зная возможности Лоджа по части выпивки и полное отсутствие у него сентиментальности, Кэмпион был немало удивлён. Но виду не подал и сделал последнюю попытку.
— Тут, в доме, дежурит наш человек, — сказал он. — Я прикажу ему вам помочь.
Гробовщик выказал большое самообладание. Сделав вид, что колеблется, он наконец сказал:
— Нет, сэр. Весьма любезно с вашей стороны, честное слово. Но мы с сыном люди привычные. Не будь гроб пуст, другое дело. Спокойной ночи. Для меня большая честь с вами познакомиться. Надеюсь, утром увидимся. Вы простите, что я вмешиваюсь, но не стоит долго стоять у раскрытого окна в тонком халате, а то я увижу вас тогда, когда вы меня уже видеть не будете. Спокойной ночи, — он бесшумно исчез в темноте.
— Очень хороший человек, — шепнула мисс Рапер, закрывая окно, за которым две фигуры медленно волокли свою ношу. — Его очень уважают на нашей улице, но я никак не могу понять, что у него за душой.
— А я вот думаю, что же под крышкой «Куин Мери», — разочарованно буркнул Кэмпион.
— Но Альберт, ведь это же гроб. И в нем не было покойника!
— В самом деле? А как насчёт какого-то чужого тела? — весело заметил Кэмпион. — Ладно, тётушка, давай поговорим откровенно — я не могу больше переносить тот смрад, который долетает из полуподвала. Скажи мне, только честно, что же там готовят?
— Да Бог с тобой! — нетерпеливо бросила она. — Это все мисс Джессика. Она это любит, а остальным не мешает. Днём я ей этим заниматься не позволяю, чтобы не путалась под ногами, и слишком уже эта мерзость смердит. Сейчас даже сильней обычного.
Кэмпион задумался. Мисс Джессика — та старуха в парке, в шляпке из картона на голове.
— Ничего себе кулинария, — заметил он. — Что она делает?
— Варит какие-то кошмарные смеси, — неуверенно сообщила мисс Рапер. — Но это не лекарства. Она ими питается.
— Что-что?
— Да не думай ты всяких глупостей, дорогой. Все время ты меня нервируешь. Хватит уже эмоций на сегодня. Имя на гробе совсем вывело меня из равновесия, пока мистер Боулс не объяснил, что к чему. Полагаю, Эдвард Палинод не должен был так подводить его. Те похороны не слишком удались, но я не сказала ни слова. Не стоит огорчать людей, когда все кончено и остаётся только оплатить счета.
— Но вернёмся к мисс Джессике, — Кэмпион сделал вид, что он пристыжен. — Что же она там перегоняет?
— Не перегоняет, я никогда бы не позволила такого в моем доме, — мисс Рапер была возмущена. — Это незаконно. Если в моем доме и произошло убийство, это совсем не значит, что я позволяю нарушать закон. — Её тоненький голосок дрожал от возмущения. — Старуха просто ненормальная. Верит в какую-то новую систему питания, и только. Я ей не мешаю, хотя она и доводит меня до белого каления, когда она не только ест траву, но и рассылает свои творения кому попало, за что её года два или три назад чуть не убили.
«— Можете делать что угодно, — сказала я ей, — но если вам так хочется кормить голодных, то этажом ниже живёт ваш собственный брат, у которого ребра уже торчат наружу. Кормите его и не тратьте силы попусту.» А она заявляет, что я так и помру невеждой.
— А где она сейчас? Могу я её видеть?
— Дорогой, можешь делать что угодно, я тебе уже говорила. Сейчас она сердита на меня и считает мещанкой. Да я мещанка и есть, поэтому я не пойду с тобой. Она совершенно неопасна и поумнее всех троих. На свой манер, конечно. Во всяком случае, умеет о себе позаботиться. Иди — найдёшь по запаху.
Он усмехнулся и направил на неё луч фонаря.
— Прекрасно. А ты иди и хорошей во сне.
Она тут же поправила на голове свой кружевной чепец.
— Ох, ты все смеёшься, противный мальчишка! Оставляю в твоём распоряжении этот чудный дом со всеми здешними ненормальными. Я ими сыта по горло. Увидимся утром. Если будешь себя хорошо вести, подам чашку чая в постель.
Она растворилась во тьме, оставив его одного в заставленной мебелью комнате. Нюх привёл его к лестнице в полуподвал и тут он едва не рухнул — даже воздух стал будто гуще. Видно, мисс Джессика что-то перемудрила. На ощупь он погрузился во тьму.
Внизу оказалось несколько дверей, из которых одни были приоткрыты. Вели те, — как он вспомнил, — в большую кухню, где вечером они сидели с Кларри Грейсом. Теперь в кухне было темно, но равномерный храп, долетавший с кресла, свидетельствовал, что полицейский Кокердейл был одинаково нечувствителен как к голосу долга, так и к угрозе умереть от удушья.
Смрад был тяжёлым и тошнотворным. Смердело, как в логове дракона.
Звуки, долетавшие из-за дверей по правую руку, заставили их осторожно приоткрыть. Помещение оказалось неожиданно большим: одна из тех огромных кладовых с полами белого камня, для которых прошлые поколения великих едоков умели найти достойное применение. Из мебели там был только большой деревянный стол, вмурованный в стену, на нем газовая плитка, две керосинки и удивительный набор жестяных консервных банок, большинство из которых явно служили посудой.
Одетая в мясницкий фартук, там вертелась мисс Джессика Палинод. Прежде чем он понял, что замечен, не повернув головы она сказала:
— Входите и закройте двери. И попрошу минутку не мешать. Я сейчас закончу.
Голос у неё был звучный, благородный, хорошо поставленный, более решительный, чем у старшей сестры. Кэмпион вновь ощутил глубокое уважение к этому семейству. И снова пережил тот полудетский испуг, которое испытал впервые, наблюдая за ней в бинокль. Если колдуньи и существовали, одна из них была перед ним.
Без отвратительной картонки её волосы мягко падали на плечи. Он молча ждал, а она продолжала помешивать в банке, стоявшей на газу. С известной долей облегчения Кэмпион отметил, что она отнюдь не была всеведуща, а просто приняла его за Кокердейла.
— Прекрасно знаю, вы сейчас должны быть на посту в саду, — заметила она, — но мисс Рапер сжалилась над вами и пригласила в кухню. Я никому и ничего об этом не скажу, но в свою очередь надеюсь, что вы тоже болтать не будете. Я тут не делаю ничего противозаконного, так что вашей бессмертной душе, как и надеждам на повышение, ничто не угрожает. Просто готовлю еду на завтра и послезавтра. Вы понимаете?
— Не совсем, — признался Кэмпион.
Она тут же обернулась и окинула его проницательным взглядом, после чего снова занялась своей банкой.
— Кто вы?
— Я здесь живу. Почувствовал странный запах и вошёл.
— Наверно, вас никто не предупредил. Нет, беспорядок в этом доме просто поразительна. Ладно, ерунда. Жаль, что я вас побеспокоила. Теперь, когда вы знаете, в чем дело, можете спокойно вернуться в постель.
— Не думаю, что я смогу заснуть, — сказал Кэмпион, не покривив душой. — Могу я чем-то вам помочь?
Она вполне серьёзно отнеслась к его предложению.
— Нет, пожалуй, нет. Всю грубую работу я уже сделала. Всегда начинаю именно с этого, а помыть посуду я сумею и одна. Если хотите, можете помочь мне вытирать посуду.
Он решил терпеливо ждать. Когда Джессика наконец решила, что варево готово, она сняла его с огня и погасила газ.
— Для меня это просто удовольствие, — заметила она. — Люди вечно создают проблемы, разыскивая себе пропитание. Или превращают еду в целый ритуал, перед которым должно уступить все остальное. Смешно. Мне это позволяет расслабляться, и я прекрасно со всем справляюсь.
— Вижу, — согласился он, — вы в прекрасной форме. А значит, рационально питаетесь.
Она вновь покосилась на него и улыбнулась. Той самой милой и обезоруживающей улыбкой, которой одарил его её брат. Ему почудилось, что совершенно неожиданно они стали друзьями.
— Святая правда, — согласилась она, — я пригласила бы вас сесть, будь здесь куда. Но мы живём в спартанские времена. А может подойдёт вот то ведро, если его перевернуть?
Невежливо было отказаться от такого предложения, хотя острый как нож обод ведра сквозь тонкую ткань халата резал немилосердно. Когда он сел, она вновь улыбнулась.
— Не желаете чашечку крапивного чая? Сейчас будет готово. На вкус просто парагвайский herba mate, и столь же полезен.
— Благодарю, — тон Кэмпиона был куда веселее его настроения. — Однако я не очень понимаю, что именно вы делаете.
— Готовлю, — она рассмеялась звонко, как юная девушка. Вас может удивить, что в собственном доме я занимаюсь этим среди ночи, но у меня есть веские причины. Вы слышали когда-нибудь о человеке по имени Герберт Бун?
— Нет.
— Вот видите. О нем мало кто слышал. И я бы не слышала, случайно не наткнись на его книжку на развале. Купила её, прочитала и жизнь моя стала более сносной. Разве это не чудо?
Поскольку она явно ожидала ответа, он поспешил что-то промямлить полюбезнее.
Глаза её, редкого зеленовато-карего колера, с тёмными ободками вокруг зрачков, взирали на него с заметным интересом.
— Книга весьма увлекательная, — продолжала она. — Видите ли, название её столь банально, что в первое мгновение появляется желание отодвинуть её в сторону."Как жить на один шиллинг и шесть пенсов". Написана она была в тысяча девятьсот семнадцатом году. С тех пор все цены подскочили. Но все равно, звучит это прекрасно, вы не полагаете?
— Просто невероятно.
— Согласна. Но в этом вся и прелесть: абсурдно и в то же время столь реально.
— Не понимаю.
— Ну, я о теме книги. Возьмём, к примеру, такие заголовки, как «Вечная радость», или «Революция духа», или «Цивилизация и её минусы», разве взятые дословно эти названия не столь же абсурдны, как её название? Разумеется… Я это поняла, когда пыталась уяснить, как продержаться почти без денег.
Кэмпион беспокойно заёрзал на своём ведре. Ему казалось, что разговор ведётся с кем-то на другом конце тоннеля. А может быть он как Алиса попал в Страну Чудес?
— Все, что вы говорите, весьма интересно, — осторожно подтвердил он, — но вы сумели жить по его рекомендациям?
— Не совсем. Бун жил в деревне. И у него был менее изысканный вкус. Боюсь, я пошла слишком в мать.
Кэмпион с удивлением припомнил Теофилу Палинод, известную в шестидесятые годы прошлого столетия поэтессу, и даже обнаружил сходство. Такое смуглое живое лицо уже глядело на него с фронтисписа маленького красного томика, лежавшего на бабушкином комоде. Мисс Джессика была очень похожа на мать, даже те же локоны.
Размышления прервал её сильный голос:
— Во всяком случае, я освоила почти все, — заявила она. Я одолжу вам эту книгу. Она решает множество проблем.
— Надеюсь, так и есть, — поддакнул он, и переменил тему. А что в этой жестянке?
— В этой банке? То, что так жутко пахло. Это отвар для больного колена соседу — бакалейщику. А здесь — бульон из губ ягнёнка. Всю голову я покупать на стала — слишком дорого. Бун говорит:" Две нижние губы за фартинг", но он-то жил в деревне и в другое время. Нынешние мясники — народ несговорчивый.
Он потрясённо уставился на неё.
— А вы действительно вынуждены это делать?
Лицо её вдруг застыло, и он понял, что совершил промах.
— Вы прикидываете, на самом деле я так бедна, или попросту сошла с ума?
Столь лапидарный диагноз состояния его мыслей был поразителен. Её необычайная интуиция казалась столь же поразительна, сколь и достойна удивления. «— Похоже, не всегда честность — лучшая дипломатия,» — подумал он.
— Прошу прощения, — покорно повинился Кэмпион. — Я в самом деле не все понимаю. Пожалуй, одолжите мне книгу Буна.
— Разумеется, с удовольствием.
Он взглянул на хаос на столе, потом опять на интеллигентное, полное достоинства лицо. Пожалуй, она была моложе мисс Ивэн лет на пятнадцать.
— Консервные банки вместо кастрюль — это тоже идея Буна?
— О, да. Я сама слишком непрактична и просто слушаюсь автора. Только потому и добиваюсь результатов.
— Надеюсь, что это так. — При этом он сделал столь унылую мину, что она рассмеялась и сразу помолодела.
— Я самая бедная не потому, что самая младшая, а потому, что я доверилась нашему брату Эдварду и согласилась, чтобы он разместил по своему усмотрению большую часть моего наследства. — Это прозвучало очень по-викториански. — У него всегда было множество идей и этим он больше походил на мать и меня, чем Лоуренс и старшая сестра Ивэн. Но бедняга не отличался практичностью. И потерял все наши деньги. Бедняжка, мне его так жаль. Не смогу назвать точно моего нынешнего дохода, но считать его следовало бы в шиллингах, а не в фунтах. Однако благодаря милости Господней и проницательности Герберта Буна, я не нищенствую и опираясь на богом данный интеллект иду своим путём. Вы можете сказать, что это весьма странный образ жизни, но он мой собственный, и я никому не приношу вреда. Ну, вы все ещё считаете, что я ненормальная?
Вопрос, заданный без обидняков, оказался неожиданным. Она ждала ответа. Кэмпион, не лишённый светских манер, обезоруживающе улыбнулся.
— Нет, — ответил он. — Вы женщина вполне рациональная. Хотя я этого не ожидал. А это чай, не так ли? Где же вы собираете крапиву?
— В Гайд-парке, — бросила она через плечо. — Там много всяких трав…если уметь искать. Несколько раз я ошибалась. С растениями нужна осторожность. Помню, я изрядно приболела. Зато теперь разбираюсь безошибочно.
Кэмпион, ёрзавший на ведре, подозрительно покосился на бурую дымящуюся жидкость, которую она подала в баночке от джема.
— Это очень вкусно, — заверила она. — Крапивный чай пьётся очень легко. Вы попробуйте, а если не понравится, я не обижусь. Но вам нужно прочитать эту книгу. Надеюсь, мне удастся обратить вас в мою веру.
Он рад бы всей душой, но вкус у жидкости был просто отвратительным.
— Лоуренс тоже не любит, — признала она, смеясь, — но пьёт. Пьёт ещё и чай из тысячелистника, который я готовлю. И вообще интересуется, но более консервативен, чем я. Считает, что я не умею тратить деньги, хотя что бы он делал, если бы я умела? Ведь он гол, как сокол.