– Сэр, – сказал он, – разрешите обратить ваше внимание на эту часть комнаты.

– Гм-м? – Крэш обернулся и увидел троих выведенных из строя роботов. – Черт побери, Дональд! Как быстро должен был двигаться убийца, чтобы пробраться в спальню, прострелить трех спецроботов прежде, чем они тронулись с места, а потом убить человека, сидящего на кровати? Убить прежде, чем тот успел отложить в сторону книгу.

– Это невозможно, – уверенно заметил Дональд. Тем не менее он понимал, что сейчас они вдвоем с Крэшем ведут себя совершенно одинаково, стараясь полностью погрузиться в дело – ища зацепки везде, где они могли быть, и отгораживаясь каменной стеной от невыносимой реальности. – Сэр, вы были совершенно правы. И все признаки говорят в пользу вашей версии. Это именно преднамеренное убийство, о случайности не может быть и речи.

– Это так, Дональд. Черт меня побери, но это действительно так! И никто не знает, во что это может вылиться. – Альвар Крэш все еще не двигался с места, глаза его были направлены в пустоту, и он, казалось, не совсем оправился от пережитого потрясения. – Пути к отступлению, – выговорил он наконец. – Мы должны отрезать им все пути к отступлению. Дональд, немедленно отдай необходимые распоряжения. Весь – я имею в виду, абсолютно весь – транспорт между Чистилищем и материком должен быть проверен и все движение остановлено, и чем скорее, тем лучше. Суда и аэрокары, находящиеся в пути, немедленно вернуть со всеми пассажирами на борту. И никаких исключений! Все космические корабли – обратно в космопорт. Чтобы ни одна тварь не выскользнула с острова! Всех, кто покинул Чистилище после того, как Правителя видели живым и здоровым, вернуть назад для допроса.

– Сэр, я должен напомнить, что большинство транспортных средств острова находится под контролем поселенцев и вне вашей компетенции.

– Ну и черт с ней! – ответил Крэш. – Выполняй приказ! Поселенцы и не подумают возмущаться, если только не решат воспользоваться ситуацией и начать мятеж.

– Да, сэр, – сказал Дональд. Давным-давно Крэш дал ему команду, чтобы робот предупреждал его, если его собственные приказы могут как-то сказаться на его, шерифа, авторитете. Естественно, Дональд всегда выполнял данный приказ, но бывало, что он не понимал, зачем шерифу понадобились подобные напоминания, тем более что сам он никогда не отменял таких команд, даже если они выходили за рамки закона. Но приказ есть приказ, и Дональд скрупулезно предупреждал шерифа, а шериф в свою очередь игнорировал это предупреждение.

Дональд настроился на внутреннюю связь и начал прозванивать все пункты контроля за движением на воде и в воздухе, настаивая на исключительной срочности, в соответствии с инструкцией Крэша. Тут же он отметил про себя, что шериф не отдал распоряжений насчет того, какие давать объяснения по такому поводу. Было ли это разумным? Немного поколебавшись, он решил не говорить Крэшу об этом упущении. Лучше не допускать огласки случившейся катастрофы. Если информация об убийстве Правителя станет известна всем, то планету охватит грандиозная паника.

Правда, рано или поздно паника все равно будет, но с этим Дональд ничего поделать уже не мог.

«Думай, да думай же!» – твердил себе Крэш. Он не знал, что делать. Самым простым и логичным решением было бы позвонить и сообщить об этом всем. Мир должен знать, что случилось. Скрывать это в тайне дольше часа или двух не представлялось возможным. Но кто-то же это сделал! Кто-то сумел пробраться к дому, проскользнуть сквозь плотное оцепление, вывести из строя роботов охраны и совершить, что задумал, с поражающим упорством и жестокостью.

У него были на это какие-то причины. Мотивы. Своего он добился, и весьма успешно. Он ведь покушался на жизнь не просто человека Хэнто Грега, а Правителя, главы всей планеты. И ему это удалось.

Но если это так, то кто же это мог быть? Не рейнджеры. Потому что в этом случае поведение Жустена Деврея было бы иным, и еще потому, что тогда рейнджеры ни за что не стали бы так упорно добиваться назначения на охрану Резиденции. Так же уверенно Крэш отмел мысль о причастности Службы безопасности. Даже если бы он доверял им и решился бы сам убрать Грега, он бы ни за что не поручил им подготовить и провести покушение на Правителя, ибо с политической точки зрения это был бы более чем рискованный и глупый шаг.

С ужасом Крэш осознал, что он не в силах избавиться от подозрений относительно того, что обе службы охраны правопорядка хотя бы частично, но замешаны в этом преступлении.

Но своим людям он доверял безоговорочно. Пока что он торчал здесь как ненужное приложение к эскорту Правителя, но пора было вернуть все на свои места. Да. Пора. Сомнений быть не может. Это противозаконно, у него нет никаких юридических прав, но плевать он хотел на эти права!

– Дональд, свяжись с командирами наших подразделений в Аиде. Я хочу, чтобы сюда прибыла оперативная группа в полном составе, для обследования места преступления. Первая группа должна быть здесь через три часа и весь Отдел по особо опасным преступлениям – через восемь.

– Сэр, но первая группа не сможет прибыть так скоро. Обычно требуется два с половиной часа на то, чтобы добраться сюда из Аида.

– Данный случай обычным назвать никак нельзя, – отрезал Крэш. – Вызывай их, и пусть гонят на любой скорости – и, ради Бога, не нужно мне говорить, какие законы и инструкции я сейчас нарушаю. До приезда рейнджеров и Службы безопасности шериф Аида уже должен быть хозяином положения, это понятно?

– Да, сэр. Могу я спросить, каким образом мы удержим их от решения приехать сюда немедленно?

– А мы не будем сообщать им, что произошло, вот и все. По крайней мере, пока сюда не прибудут мои люди и мои роботы, которым я доверяю, и мы не начнем расследование. Пожалуй, та комната, где мы разговаривали с Тоней Велтон, подойдет под штаб-квартиру.

Альвар Крэш отлично понимал, на какой риск он идет. Решения, которые он принял за последние две минуты, могли вполне приблизить час его отставки. А то и привести его к аресту и тюремному заключению.

Но все это не имело значения. Если ему удастся овладеть ситуацией, если у него будет в запасе хотя бы два-три часа, то можно будет начать расследование. Его подчиненные верны ему и знают свое дело, поэтому Службе безопасности и рейнджерам не удастся взять верх.

Для начала они раскрыли первую часть тайны – такую незначительную, что и тайной-то не назовешь. Вопрос состоял в том, как Грег смог ответить на звонок, если он был мертв, и ответ на этот вопрос частично находился где-то рядом. Крэш нашел миниатюрный галапроектор, явно сконструированный поселенцами, подсоединенный к системе связи. Он стоял в спальне на столике, подключенный к общей сети. Естественно, тот факт, что он был сделан руками поселенцев, не говорил ни о чем. Галапроцессоры и унисистемы были в ходу, и это никак не преследовалось законом. Если, конечно, этот проектор не был использован колонистами, чтобы бросить тень на поселенцев. Понятное дело, что террористы выбрали именно эту модель – куб со стороной в десять сантиметров, чтобы легче было принести его с собой в Резиденцию.

Крэшу не терпелось исследовать аппарат собственноручно, но он понимал, что это – задача для технической лаборатории. Кое-что может быть обнаружено по тому, как он был запрограммирован. К тому же они лучше смогут разобраться со всякими хитростями в программе. Крэш оставил ее на месте. Его осенило, что она может пригодиться, если кто-нибудь позвонит сюда. Звонивший сочтет, что все нормально, а это имеет свои положительные стороны, если он собирается продержать рейнджеров и Службу в стороне как можно дольше.

Можно ли их подозревать? Да и в чем он может их заподозрить? Заговор с целью убить Правителя? Звучит дико, но эта ночь просто изобиловала подозрительными совпадениями. Ясно, что инсценированное нападение на Велтон и убийство Хатвица были лишь частью большого плана, но Крэш никак не мог установить взаимосвязь.

Если рейнджеры и Служба безопасности ни при чем, то кто же это сделал? Подозрения могли пасть на кого угодно, начиная от Железноголовых, вернее, самой агрессивной их части, и заканчивая практически любым озверевшим жителем планеты.

Кто знает, кому Правитель успел отдавить любимую мозоль? Даже если припомнить всех известных недоброжелателей Грега, в этот список вошло бы полпланеты.

Время. Все упирается во время. Что можно сделать, пока не прибыла опергруппа или пока не заявились рейнджеры, агенты Службы или утренние посетители на прием к Правителю? Жертва. Нужно внимательно исследовать тело. Крэш подошел к кровати и опустился на колени перед телом Правителя, стараясь не прикасаться к нему руками, чтобы оставить все как есть. Не стоит усложнять работу роботам-криминалистам.

Грег сидел в кровати с книгой на коленях и, казалось, читал. Книга была старинной, печатной. Она выпала из его рук, оставаясь раскрытой на той же странице, которую он читал. Верхнюю часть листов опалило выстрелом из бластера.

Грег остался сидеть, его голова поникла, глаза были закрыты, а рука упала на колени, и ладонь была прикрыта книгой. Никакого признака, что он пытался защищаться или убежать. Он не сделал ни одного движения, чтобы уклониться от выстрела или спрыгнуть с кровати. Либо все произошло слишком внезапно, либо он знал преступника, а может, даже ждал его – или ее. Это была задача, над которой стоило поломать голову. Была ли у Правителя назначена встреча с человеком, который его убил? Мог ли его застрелить приятель или любовница – или одна любовница убила его из ревности к другой женщине? Крэшу ничего не было известно об интимной жизни Правителя. Но все же было бы неразумно заранее предполагать, что это убийство могло иметь лишь политические мотивы.

Но невыясненным остался еще один вопрос – роботы охраны. Почему они не спасли Правителя? Как убийце удалось избавиться от них? И, в конце концов, какой черт помог ему пробраться в спальню? Крэш вышел в полутемный коридор и огляделся по сторонам. Куда же запропастились остальные роботы?

Он двинулся к выходу и вскоре отыскал ответ на этот вопрос. Там лежала бесформенная груда металла и пластика, на которую он сперва не обратил внимания, пока бежал к спальне Грега. При ближайшем рассмотрении это оказался еще один робот охраны, тоже простреленный бластером. В отличие от остальных, у которых в груди виднелись аккуратные круглые дыры, этот был поражен в левую руку, второй выстрел снес половину головы, и только последний прожег грудь. По меньшей мере три выстрела, и все в упор. Казалось, что этот робот успел двинуться, прежде чем упал, и почти дотянулся до убийцы. У Крэша окрепли подозрения по поводу того, как легко дали себя убить роботы в спальне. Он спустился в Большой зал и обнаружил еще двоих роботов охраны, застреленных в голову и грудь. Как и тот робот, что стоял перед дверью кабинета Грега.

Он вернулся в спальню, где его ожидал Дональд.

– Дональд, – обратился Крэш к нему, – кто конструировал этих роботов охраны?

– Эта модель была собрана «Роланд сайентифик».

– Хорошо, – сказал Крэш. – Тогда Фреда Ливинг сможет спокойно их проверить. Дай мне трубку и свяжи меня с ней.

– Сэр, из соображений безопасности, я должен вам напомнить, что Фреда Ливинг была на вчерашнем приеме и имела возможность испортить роботов…

– Если мы будем исходить только из соображений безопасности, нам лучше вообще ничего не делать. Фреда Ливинг тут совершенно ни при чем, я точно это знаю.

– Я согласен, что вероятность ее причастности очень невысока, – ответил Дональд. – Тем не менее совершенно очевидно, что этих роботов испортили, а она была едва ли не единственным гостем, который мог проделать подобное. Мой Первый Закон распространяется на то, чтобы не дать вам причинить себе вред по роду службы или потенциальный вред другим, если такое важное и опасное расследование будет провалено. Поэтому я вынужден сообщить, что не вижу достаточно обоснованных причин, чтобы исключить Фреду Ливинг из списка подозреваемых.

Крэш сделал глубокий вздох и постарался удержать себя в руках. Управляться с роботами иногда ужасно трудно, а когда ты не в себе, это становится вдвое труднее. Впрочем, с людьми то же самое. На неразумные требования и возражения лучше всего отвечать максимально логично.

– Дональд, – произнес он тихим и спокойным голосом, – я согласен, что нет никаких видимых причин, чтобы доверять Фреде Ливинг. Тем не менее я уверяю тебя, что существуют некоторые причины, которые заставляют меня считать, что она здесь ни при чем.

– Сэр, вы сами столько раз говорили, что любой человек способен на убийство!

– Но я также говорил, что не всякий может быть способен на любое убийство. Фреда Ливинг может убить, защищая свою жизнь, либо в состоянии аффекта, но она никогда не будет участвовать в преднамеренном убийстве, да еще таком жестоком. Из нее вышел бы плохой заговорщик, а здесь мы имеем дело именно с заговором. Фреда Ливинг не способна на такое убийство, у нее нет никаких мотивов. К тому же ни у кого не было бОльших причин заботиться о том, чтобы Правитель остался жив. Можешь слушать и анализировать изменения ее голоса, но дай мне трубку и позвони ей. Это приказ!

Дональд с минуту поколебался, но подчинился. Крэш почти воочию видел, как в нем борются Первый и Второй Законы.

– Да, сэр, – наконец выдавил он и протянул трубку.

Было заметно, что Дональд смущен тем, что поднял такую бучу по столь незначительному поводу. Вид мертвого Правителя сбил и робота и шерифа с привычного настроя. Они видели перед собой не только убитого человека, но и всю планету, погружающуюся в хаос.

Телефон запищал и с легким щелчком ожил.

– Э-э… да?

Крэш узнал голос Фреды, сонный и немного удивленный.

– Доктор Ливинг, это шериф Крэш. К сожалению, я должен попросить вас немедленно вернуться в Резиденцию и прихватить с собой необходимое вам оборудование. Вы должны осмотреть нескольких э-э… поврежденных роботов. – Это объяснение было довольно неуклюжим, но Крэш не успел придумать что-нибудь получше, что можно было бы сказать по общей линии связи.

– Что? – переспросила Фреда. – Простите, что вы сказали?

– Поврежденные роботы, – повторил Крэш. – Вы нужны, чтобы провести быстрое исследование, как специалист. Это очень срочно.

– Хорошо-хорошо, вы не стали бы звонить по пустякам. Мне нужно тогда заскочить в лабораторию, чтобы взять инструменты. С собой у меня ничего нет. Я постараюсь приехать как можно скорее.

– Спасибо, доктор.

Крэш протянул трубку Дональду.

– Ну? – спросил он.

– Сэр, беру свои слова обратно. Вы были очень корректны. Мои датчики не уловили никаких изменений голоса по поводу того, что вы звонили из Резиденции в такое время. Либо она ничего не знает о том, что произошло, либо она – гениальная актриса, чего я за доктором Ливинг никогда не замечал.

– В следующий раз, Дональд, – сказал Крэш, – ты можешь верить мне на слово, если вопрос касается человеческого характера.

– Сэр, при всем моем уважении, мне не встречалось другой области, в которой было бы столько вопросов, не имеющих ответа.

Крэш с удивлением поднял глаза на робота. Неужто Дональд шутит?

«Просперо, – твердила про себя Фреда, пока собиралась. – Это наверняка из-за Просперо!» Почему же еще Крэш до сих пор сидит в Резиденции и вызывает ее? Что-то случилось с Просперо. Фреда собственноручно собирала этого Нового робота и сама программировала его гравитонный мозг. Она вспомнила, какое удовольствие доставила ей работа над заполнением пустых ячеек мозга, скрупулезная и кропотливая – не сравнить с программированием ограниченных, простых и крепких позитронных мозгов.

С тех самых пор, когда на свет появился первый робот, все они были снабжены позитронным мозгом. За последующие тысячелетия миллионы и биллионы роботов были созданы по той же технологии. Ничего не изменялось. Позитронный мозг определял саму природу роботов. Ни одно механическое создание не могло считаться роботом, если не обладало позитронным мозгом, – и наоборот, все рукотворные создания с позитронным мозгом считались роботами. Это было непременным условием. Роботам верили, потому что у них был позитронный мозг, а в позитронный мозг верили, потому что он был составляющей частью роботов. Вера в роботов и позитронный мозг была абсолютной.

И Три Закона были основой этой веры. Позитронный мозг – а потому и роботы с таким мозгом – имели встроенные Три Закона. И даже больше: они были насквозь пропитаны этими законами. Микрозаписи Законов пронизывали всю структуру мозга, они были в каждой ячейке, и любое действие, любая мысль, любое рассуждение были ограничены рамками Законов.

Ни одна составляющая в позитронном мозге, ни одна тестирующая система, ни одна проверка и ремонт не обходились без Трех Законов. Одним словом, позитронный мозг был неразделим с Тремя Законами – в этом все дело.

Фреда Ливинг однажды просчитала, что тридцать процентов оперативной памяти мозга были заняты перекрестными связями с Тремя Законами и более ста миллионов их копий введены в память робота еще до начала программирования. А поскольку около тридцати процентов позитронных программ были заняты теми же Законами, то упомянутые сто миллионов копий были простой перестраховкой. По приблизительным выводам Фреды получалось, что пятьдесят процентов сознательной и подсознательной памяти робота занимали Три Закона и отсылки к ним же.

Бессмысленность такой нагрузки на память позитронного мозга привела к тому, что процессор робота был маломощным и малоэффективным. Фреда говаривала, что это равнозначно тому, как если бы человек тысячу раз в минуту прерывал размышления, чтобы удостовериться, что в доме не начался пожар. Чрезмерные предосторожности не повышали безопасность, зато снижали эффективность в геометрической прогрессии.

Но позитронный мозг был пронизан Тремя Законами. Изыми или замени хотя бы одну из этих ста миллионов копий, и мозг перестанет работать. Отказ от Законов означает отказ от позитронного мозга. Попробуй сотворить позитронную программу без обязательной загрузки Первого, Второго и Третьего Законов – встроенные копии Трех Законов воспротивятся такому программированию, и результат будет тем же.

Ты не сможешь ни на шаг отступить от древних разработок и усовершенствовать этот мозг – разве что отбросишь тысячелетний опыт и начнешь корпеть над глыбой пористого палладия с карманным калькулятором.

А потом Губер Эншоу изобрел гравитонный мозг. Он намного опережал позитронный по скорости операций и разрешающей способности. Более того, Три Закона не были спрессованы в каждой его молекуле, загромождая память. Три Закона можно было ввести в гравитонный мозг так глубоко, как требовалось программисту, но при наличии всего нескольких сотен копий, размещенных в ключевых узлах. В теории, эти копии скорее не выдержали бы нагрузки, чем многомиллионные повторы в позитронном мозгу. Но на практике выявилась настолько ничтожная вероятность этого, что ей можно было пренебречь. Три Закона, впечатанные в гравитонный мозг, действовали так же надежно, как и в позитронном.

Но, поскольку Три Закона не были вложены в каждую частицу и каждую связку гравитонного мозга, остальные роботехнические лаборатории отказались сотрудничать с Губером Эншоу и не приняли его теорию. Создание роботов без позитронного мозга шокировало общество так, будто ему предложили вернуться к каннибализму, и никакие призывы к логике и здравому смыслу не могли подтолкнуть его к подобному подвигу.

Фреда Ливинг, напротив, была безумно рада возможности поработать с новым видом мозга, но отнюдь не для того, чтобы убедиться в его мощности и эффективности. Задолго до знакомства с Эншоу она вела разработки, касающиеся действия Трех Законов, притом влияния этих Законов на отношения между роботами и людьми, а отсюда и между самими людьми.

Кроме всего прочего, Фреда открыла, что Три Закона препятствуют проявлению инициативы со стороны человека и снижают любой риск практически до нуля. Человек приучился бояться любой опасности и начал избегать действий, которые могли повлечь за собой малейшую угрозу его здоровью, не говоря уже о жизни.

Поэтому Фреда сформулировала Четыре Новых Закона роботехники, которые применить на практике она не могла, пока на небосклоне не засияла звезда Губера Эншоу. Только тогда ей предоставилась возможность пустить свои разработки в дело. Фреда сконструировала первого Нового робота. Тоня Велтон пришла в восторг от Новых Законов и настояла, чтобы Новые роботы стали служить на благо Инферно. Велтон покорила идея, что роботы эти не были рабами своих хозяев и не пытались брать жизнь хозяев под неусыпный контроль. Возможно, тот факт, что она любила Губера Эншоу, тоже сыграл свою роль.

К тому времени как Тоню Велтон осенила такая удачная идея, Фреда уже работала над новой теорией, в основном потому, что гравитонный мозг мог позволить провести в жизнь и такую теорию тоже. Если этот вид мозга не имел встроенных Законов изначально, почему бы не запрограммировать его таким образом – а значит, и создать такого робота, – у которого вообще не было бы Законов и который со временем выработал бы собственные, жизненно важные для него законы? Результатом этого эксперимента стал Калибан, Робот-Без-Законов, и Фреде пришлось порядком помучиться, когда Калибан неожиданно сбежал из лаборатории. Но эта проблема решилась удачно, слава тебе, Господи, и шериф Крэш помог Фреде уладить все относительно тихо-мирно.

Но Просперо… Она сама создала Просперо, самого совершенного и сложного из всех Новых роботов, и наделила его таким гибким и неординарным «умом», какой только мог позволить гравитонный мозг. Она даже не думала, что на самом деле сконструировала робота-философа. И многое, до чего додумался Просперо с помощью своих философских воззрений, принесло Фреде в основном только головную боль. Как часто замечал сам Просперо, Новые Законы давали большую свободу действий своим носителям, в отличие от обычных роботов, но Новые роботы при этом прекрасно сознавали, что скованы цепями рабства. Появилась новая тенденция, новые воззрения о Новых роботах и среди них самих, поскольку эти роботы стремились влиться в мир в новой роли. И Просперо поставил для себя целью отыскать способ, чтобы им помочь.

Но если заветной мечтой Просперо стала идея найти пути адаптации Новых роботов в мире, то он мог отыскать эти пути в вольной интерпретации Новых Законов, умудрившись вывернуть их так, как было ему угодно.

Чем больше Фреда думала об этом, тем сильнее убеждалась, что Просперо был достаточно хитер, чтобы Новые Законы позволили делать ему все, что заблагорассудится.

Абсолютно все.

Она подхватила прибор для диагностики и побежала к стоянке аэрокаров.

Часы бездействия закончились, и время, а с ним и события понеслись вскачь.

Из Аида прибыла первая команда – группа быстрого реагирования – и приступила к работе собранно и спокойно, особенно если учитывать первый шок от вида мертвого тела Правителя с прожженной дырой в груди. Все были немного взвинчены и резки, но Крэш их понимал. Даже самые флегматичные и заторможенные личности не могли не понимать, насколько эта смерть была опасна для планеты, – а флегматичных и заторможенных Крэш в группу быстрого реагирования никогда не принимал.

Странно, страшно и просто невероятно было осматривать труп человека, с которым ты разговаривал всего несколько часов назад. В каждом движении полицейских и роботов-криминалистов сквозила напряженность и сдержанная тревога, пока они осматривали, измеряли, телеграфировали и делали снимки места преступления, осторожно двигаясь вокруг убитого Правителя.

Времени для лирики не оставалось. Это было время заговоров и контрзаговоров, тайных планов и конспирации. И Крэш уже вступил в игру. Самым простым и действенным способом он вырвался на голову вперед остальных. Он первым прибыл на место преступления и овладел ситуацией. Крэш выиграл первое сражение в затяжной и кровопролитной войне.

Новоприбывшая команда Крэша сразу же оттерла шефа в сторону, но он и не протестовал. Полицейским нужно было отыскать следы и разработать свои версии, а у него самого появилось время все обдумать.

Неизвестный убил Правителя по какой-то одному ему ведомой причине. Несколько неизвестных. Это явно заговор. Нападение на Велтон, лжеагенты Службы безопасности, убийство лейтенанта рейнджеров, беспрецедентное поведение роботов охраны, которые не смогли защитить Правителя, – и все это нужно как-то связать между собой.

Но кому нужен был этот заговор и зачем? Вспомним о мотивах убийц. Кому это было выгодно? Если пока отбросить версию о фанатиках, можно насчитать целую кучу причин, по которым кто-либо мог желать смерти Хэнто Грега, но лишь немногие из них могли сойти за достаточный повод для убийства.

«Это не убийство в обычном смысле этого слова», – напомнил себе Крэш. Убийства совершаются под влиянием страсти, или зависти, или жадности, или, на худой конец, личной неприязни. Это покушение на личность со смертельным исходом. А в данном случае это было покушение на государство. «Будет ли исход смертельным?» – задался вопросом Крэш.

Это была пугающая мысль, но не лишенная смысла. Невзирая на свои слабости и недостатки, Грег был тем центром, который сплачивал политиков Инферно. Даже если он вызывал своими действиями ненависть или возмущение, он, по крайней мере, умел направлять эмоции людей в нужное русло. И хотя многие рычали при одном его имени, все при этом понимали причины, по которым он поступает именно так.

Люди злились из-за ограничения на число роботов, им осточертели поселенцы, но они не могли не признать необходимость этих мер, даже если они им совсем не нравились. Частично такой неопределенный нейтралитет держался потому, что народ знал, что Грег действует не как фанатик или идеолог, одержимый некой завиральной теорией, но как практичный реалист, изо всех сил стремящийся отыскать выход из неблагоприятной ситуации.

Будет ли новый Правитель таким же? Поверят ли люди, что новый глава планеты будет бороться за лучшую жизнь? Да и кто станет этим новым Правителем?

Или, если уж говорить без обиняков, кто постарался и расчистил себе дорогу к трону? Кто мог претендовать на этот пост? А может, это было начало открытого вооруженного выступления поселенцев с целью показать, кто тут главный? Может, именно сейчас поселенцы поднимают свои войска? Глупость какая. Все, что нужно сейчас поселенцам, – это отступить на шаг назад и подождать. Без их поддержки Инферно погибнет через несколько лет. Признаваться в этом даже самому себе было неприятно, но Крэш никогда не боялся взглянуть правде в глаза.

Зачем тогда поселенцам понадобилось бы затевать какие-то заговоры и идти на политическое убийство? Может, это кто-то из местных деятелей, таких экстремистов, как Симкор Беддл, рвется к власти? Возможно, через пару часов он – или она – объявят всем, что они спасли планету от преступного произвола Грега. Или это какой-то маньяк решил таким путем отстоять колонистский образ жизни? Или какой-нибудь хитроумный заговорщик решит подвести такое объяснение как прикрытие истинной причины?

И все же, кому это выгодно?

За две тысячи километров от острова Чистилище сержант рейнджеров Правителя Тоц Резато стоял в предрассветном мраке на берегу и смотрел на Большой Залив.

Он ждал.

И смотрел.

Он стоял на вершине невысокого холма, который спускался к морскому побережью. Холодный ветер дул ему в спину, он проносился по Восточному фиорду и летел дальше, к бухте, в которую впадала река Лета, в двух километрах от места, где стоял сержант.

Неумолчно ревел прибой, небо было черным-черно, хотя рассвет был уже не за горами. Звезды сияли так сильно в бесконечном мраке, так ярко и пронзительно, что, казалось, их лучи впиваются в глаза. Вдали, над западным окоемом, слабо мерцал свет атмосферного щита, который поддерживали генераторы Лимба, всего лишь далекая, едва заметная светло-зеленая полоска на горизонте, но от нее становилось чуточку теплее и светлее даже здесь и сейчас.

Сержант Тоц Резато чувствовал себя неуютно. Во-первых, на нем не было привычной формы, а во-вторых, что самое страшное, он был в гражданском костюме поселенца. Он чувствовал себя последним дураком в таком наряде, но лодка, которую он ждал, никогда не причалит к берегу, если на нем будет замечен кто-либо в форме.

Но существовала масса других вещей, которые нравились Тоцу еще меньше, чем одежда с чужого плеча. Он принес присягу и поклялся поддерживать закон и слово свое сдержит. Он поклялся хранить мир, и это тоже правильно. Но что, если настали времена, когда закон служит для нарушения мира? Что он должен делать, если планета летит в тартарары и любой может пойти под арест за то, что считалось вполне законным – и даже героическим – вчера или неделю назад?

Как могли колонисты – колонисты! – отказаться от роботов? Только поселенцы ненавидят роботов. Что же творится вокруг? Да и сейчас он стоял здесь, во тьме, промерзая до костей, застыв в ожидании, потому что получил сигнал, что кто-то из контрабандистов приплывет сюда ночью и привезет беглых Новых роботов – «железки».

И это не укладывалось у Тоца в голове. Как можно считать преступлением желание иметь робота? Это же бессмысленно! Точно так же можно объявить, что дышать и есть незаконно.

Тоц преувеличивал и не отдавал себе в этом отчета. Как он и отметил, само по себе владение роботом еще не было преступлением, но было близко к этому термину. Плохо было и то, что никогда раньше он не производил «железного» ареста и даже не имел дела с Новыми роботами. Он не был уверен в себе, а потому не был готов к предстоящему делу.

В принципе любой личный робот, отправленный на работы по улучшению климата, оставался собственностью прежнего владельца. Но что значит собственность, когда твой бывший слуга неожиданно оказывается за тысячи километров от тебя, на другом конце материка, монтируя какой-то экологический центр? Люди потеряли покой. Им нужны были роботы.

Возможно, это необходимо для экономики, всяких там проектов и так далее, но Тоцу все это было непонятно. Кроме того, если чего-то не хватает, почему бы просто не увеличить производство? И почему оказалось, что не хватает именно роботов? Пусть наделают еще! Правительство приводит массу сложных обоснований, что-то о нехватке ресурсов и сниженных темпах производства, о том, что все делается ради будущего планеты, но никто не понимает чувства, обуревающие большинство жителей.