Ожидание было напряженным, но в конце концов оно закончилось. "Левиафан" оказался в зоне досягаемости, и первым из наших кораблей предстояло отправиться к нему.
      Мы с Джослин наблюдали, как механики-финны переоборудуют "Джослин-Мари". Корабль избавили от лишнего веса, подготовили бортовые орудия. Шлюпки "Звезды" и "Полосы" убрали, чтобы облегчить вес, но "Дядю Сэма" оставили на месте - не только в качестве спасательной шлюпки, но и как независимую огневую точку, которая могла понадобиться. Кроме того, финны успели произвести множество мелких переделок, но вся работа приостановилась, когда стали приходить сообщения о первой атаке. Мы слушали, как наш отряд истребителей подходит к противнику.
      - ...О Боже, что за громадина!
      - Он слишком велик! Нам с ним не справиться!
      - Придется. Говорит "Лучник". В мою сторону произведен выстрел из лазера. С такого расстояния он не причинил ущерба.
      - Говорит "Пекарь". В меня тоже стреляют.
      Вклинился голос Евы:
      - Черт, им не терпится... "Лучник", "Пекарь", пускайте ракеты. "Вешалка", укажите им курс со смещением. Пусть считают нас самоубийцами. Посмотрим, как они отреагируют на это. "Вешалка", выпускайте вслед им сенсорные зонды.
      - Говорит "Вешалка". Ракеты и зонды выпущены. Движутся в сторону цели.
      - Вижу запуск с правой стороны.
      - Сколько?
      - Трудно рассмотреть, мешают помехи. Солнце светит им в спину, приборы при таком расстоянии барахлят. Я насчитал один... два... три корабля.
      - Говорит "Вешалка". Веду наблюдения за кораблями противника. Они не обращают внимания на ракеты и направляются к нашим истребителям.
      - Говорит штаб. Первое и четвертое звено, приготовиться к фланговому маневру, расстояние до ста километров по эклиптике.
      - Говорит "Пекарь". Противник произвел выстрелы в сторону ракет из лазерных орудий главного отсека. Одна ракета сбита. Вторая цела. Похоже, ты не старался промазать, Рэндолл.
      - С какой стати? - отозвался Рэндолл с ведущего корабля.
      - Это штаб. Мы принимали сведения с пяти зондов, но недолго. Четыре перегрелись от лазерного удара. Четыре сбиты.
      - "Вешалка" на связи. Один истребитель направляется к нам. Два других сбивают зонды.
      - Это "Лучник". Моя ракета движется прямо к их лазерным орудиям. Похоже, сработала защита. Взрыв! Кажется, лазерам тоже не поздоровилось.
      - Говорит "Вешалка". Истребитель почти в зоне досягаемости. Разрешите открыть огонь.
      - На связи штаб. Ни в коем случае! Мы рассчитывали на добычу покрупнее, чем три вшивых корабля.
      - И мы ее уже получили. О Господи, восемнадцать кораблей - половина держит прикрытие, половина направляется к нам.
      - Это "Пекарь". Вижу, как отряд прикрытия сбивает оставшиеся зонды.
      - Говорит "Вешалка". Еще один запуск - насчитал десять кораблей.
      - Черт! Это штаб. Отступайте. Если они погонятся следом, пускай. Не сбивайте истребители так близко от большого корабля.
      - И на том спасибо.
      - Кончай болтать, Ламбер. Все идет по плану, и ты сам это знаешь.
      - Похоже, не совсем по плану. Пятеро этих ублюдков движутся мне наперерез. Ева, мне придется посбивать их. Если нас отрежут, тогда...
      На мгновение наступила тишина.
      - "Вешалка"! Ответьте штабу, - прорезался голос Евы. - Что происходит, черт возьми?
      - Ничего особенного, штаб. Ламбер сбил двоих. Все остальные отступили благополучно.
      Гардианы пустились в погоню, и первый отряд наших истребителей отступил. Второму отряду наших был отдан срочный приказ, и, как только гардианы приблизились, отряд вылетел из-за планеты в тыл противнику. Гардианы оказались отрезанными от авианосца, а тот был слишком далеко, чтобы оказать им помощь.
      Из гардианов не спасся никто. Такая же участь постигла четырех наших ребят. И это был последний успех в битве, последний тактический план, который удалось осуществить.
      Такой битвы еще не видывал никто, да ей и не могло найтись свидетелей. Только изредка кому-нибудь удавалось узреть противника на несколько секунд, пока два истребителя проносились мимо. Успех битвы решали расстояние и скорость, длинные часы затишья, краткие моменты лихорадочных действий и сопряженная с ними опасность.
      Те, кто руководил битвой, видели символы, номера и проекции орбит на топографическом экране. Мы с Джослин следили за ней по монитору, принимающему сигналы из штаба. Все происходящее казалось сложной и азартной игрой. Центр экрана занимала планета в виде правильной и гладкой окружности, или, вернее, в виде двух окружностей с общим центром внутренняя обозначала поверхность планеты, а внешняя - границу атмосферы.
      Планета была показана прозрачной: зрители могли видеть, как крохотные, похожие на мотыльков тени кораблей движутся вдоль обратной стороны шара.
      Огромная кроваво-красная стрела "Левиафана" медленно и грозно приближалась к планете. Два голубых овала, Вапаус и Камень, непрестанно вели танец вокруг планеты. Вапаус облетал свою орбиту трижды, пока Камень успевал обойти ее два раза.
      Символы кораблей были окрашены в свои цвета. За каждым из них тянулась тонкая нить, отмечая орбиту корабля.
      Время от времени на экране вспыхивала точка, обозначающая ракету, пущенную с одного корабля. Эта точка двигалась к другому кораблю, и иногда тот исчезал с экрана под взволнованные голоса: "Крышка ублюдку!", или: "О Господи, Эдмонда сбили!".
      Сильнее всего меня ошеломляли расстояния. Это казалось бессмысленным мне пришлось пролететь десятки световых лет, чтобы добраться сюда, а истребители едва покрывали несколько сот тысяч километров. Но несмотря на постоянное ускорение при одном "g" и невероятной скорости, им требовались долгие часы, чтобы встретиться друг с другом.
      Гардианы вывели второй отряд истребителей. Наша атака была тщательно спланирована задолго до ее осуществления, но раньше или позже что-то должно было нарушиться. Действия гардианов пробили брешь в наших планах. Мы еще держались, но уже с трудом. Мы уничтожили восемь кораблей противника, но потеряли еще четыре наших.
      По-видимому, Ева боялась рисковать нашими силами, каким бы ни было положение. Она посылала два корабля туда, где работы хватало на все пять, пару кораблей заменяла одним. Из страха потерять сразу несколько экипажей она отправляла их на смерть один за другим. Битва превратилась в поединки один на один между парами кораблей или трех кораблей против двух, стала сражением смельчаков-одиночек против стаи хищников.
      Постепенно проявлялся сложный узор боя. Обе стороны приобретали опыт, платя за него жизнью своих пилотов. Корабли противника были легче, меньше по размеру, могли оставаться в полете более короткое время, чем наши "Биби". Эта легкость позволяла им развивать большую скорость. Грубо говоря, более мощные двигатели противников были установлены на меньших кораблях.
      Эти легкие машины могли бы потерпеть поражение при обстреле из лазеров, но имели больше шансов ускользнуть от ракет. Но наши "Биби" и "Звери" несли больше топлива и воздуха.
      Я наблюдал, как на экране "Зверь" сгоняет противника с орбиты. К тому времени нам было достоверно известно, сколько топлива в кораблях противников и, таким образом, сколько остаются в рабочем состоянии их двигатели.
      Я догадался, что пилот "Зверя" уже все рассчитал. Он преследовал противника при максимальном ускорении 2,6 "g". Противник мог достичь 3,1 "g", к тому же он уже успел оторваться на тысячу километров от преследователя и постепенно уходил все дальше. Но даже если бы противник захотел, он не смог бы повернуть обратно - "Зверь" мгновенно сбил бы его.
      Проведя три четверти часа при трех "g", противник развил скорость, во много раз превышающую скорость отрыва от планетарной орбиты. "Зверь" развернулся и направился прочь. Противника можно было считать погибшим. Ему не хватило бы топлива, чтобы вернуться.
      Он все-таки сделал попытку. Ему не только пришлось сбавить скорость, но и сделать это достаточно быстро, чтобы вернуться к планете, где он мог надеяться на спасение. Может, не выдержали двигатели, может, топливные баки опустели раньше, чем предполагалось. Попытка не удалась. Вражеский пилот к планете не вернулся.
      Противник и "Биби" гонялись друг за другом по противостоящим орбитам. "Биби" находился всего на пятьдесят километров ниже гардианина. Один из них двигался с востока на запад, другой - с запада на восток: каждые сорок две минуты они пролетали мимо друг друга. Их скорость приближения составляла примерно шестьдесят тысяч километров в час. Прежде всего они растратили все ракеты. Маленькие бортовые компьютеры, управляющие запуском ракет, не могли маневрировать достаточно быстро и точно, чтобы обеспечить попадание при такой скорости.
      Затем пришла очередь лазерного оружия.
      Два корабля пролетали мимо друг друга, на десять минут оказываясь в пределах видимости. Два луча скрещивались в небе, оба корабля перегревались, силясь за краткое время сбить врага. Затем у каждого из них было полчаса, чтобы остыть, проверить ущерб, попытаться заделать пробоины и посмотреть показания приборов.
      Затем еще одна встреча после прохождения половины орбиты, и корабли вновь разлетались, каждый раз со все большими повреждениями. Передатчики затихли - антенны расплавились под лазерными лучами. Корабли трясло, пока краска затягивала пробоины и срабатывали предохранительные клапаны. Зная, что топлива остается мало, пилоты не обращали внимания на тряску. На обоих кораблях имелись приборы точной наводки лазеров, и потому лучи направлялись в цель, как бы ни повернулся корабль.
      Энергия иссякала, удары лазеров слабели. Посреди свободной орбиты лазер "Биби" перегрелся и взорвался. Корабль уцелел.
      Должно быть, противник решил, что ему повезло. Два корабля медленно сходились. Воспользовавшись остатками топлива, пилот "Биби" поменял орбиту и запустил двигатель на всю мощность - так, что пламя обдало корабль противника. Тот превратился в ком расплавленного металла, а "Биби" не удержался на новой орбите.
      Он вошел в слои атмосферы с ночной стороны планеты, как раз напротив того места, где по случайности стояла у причала "Джослин-Мари". Мы видели, как в темном небе неожиданно появилась яркая вспышка, мрак разорвал длинный косматый хвост пламени, а затем темнота сгустилась вновь.
      Смерть и опасность были повсюду, куда бы я ни повернулся - наблюдая за крохотными искрами на мониторе, за трансляцией с камер, установленных на истребителе, на Вапаусе и на Камне.
      Лишившись топлива и боеприпасов, пилот мог только смотреть, как ракета приближается к нему по более быстрой орбите, а ракете оставалось лишь ждать, пока цель будет достаточно близка. В течение пятнадцати минут пилот видел ракету, прежде чем наступал конец. На ракету была направлена камера, и мы тоже видели, как росла точка на экране прежде, чем изображение исчезало.
      Должно быть, у одного из кораблей противника внезапно отказали источники энергии. Он направлялся к "Левиафану" на полной скорости и вскоре достиг точки, где ему следовало затормозить, чтобы благополучно совершить посадку на палубу авианосца. Вместо этого он камнем падал на "Левиафан". Оттуда выстрелили в собственного пилота - сразу несколькими ракетами. Истребитель обратился в пыль.
      Космос заполонили сломанная техника, лишившиеся топлива корабли и ракеты, обломки, клубы пара, выплескивающегося в вакуум из взорванных топливных баков, и исковерканные трупы погибших воинов. Некоторые из кораблей перед гибелью успевали войти в атмосферу, и много дней подряд с Новой Финляндии были видны необычно яркие падучие звезды. Другие корабли постепенно дрейфовали к солнцу системы или покидали ее пределы, исчезая навсегда.
      Это была настоящая бойня в замедленном режиме, дни и часы борьбы за превосходство, за время которых смерть наступала в мгновение ока.
      Мы проигрывали.
      Я понимал это, едва отрывался от какой-либо из картин битвы, прикованный к ней ужасом, и обозревал целое.
      Победить должна была та сторона, у которой уцелеют корабли, в то время противник лишится последнего из них. Мы потеряли половину кораблей, противник - треть. Но флот гардианов оказался более многочисленным, чем мы рассчитывали, а их командование - более осторожным. Гардианы придерживали корабли в недрах "Левиафана", а гигантский авианосец неумолимо двигался к планете.
      Ева ничего не могла поделать. Возможно, ситуация была безнадежной, и все-таки более мудрый или старый командующий смог бы выпутаться из нее.
      Она пыталась исправить положение, но никакие махинации и провокации не помогали опустошить "Левиафан". И наконец Ева решила пустить в ход свой козырь. Нас.
      - Берман вызывает "Джослин-Мари". Отвечайте.
      - Говорит "Джослин-Мари". Слышим вас, штаб. Что у тебя, Ева?
      - Подожди минутку, Мак, мы перекачиваем информацию в ваш компьютер. Готово, теперь открой файл "партизан" и включи монитор.
      Я выполнил требуемое, и на монитор передали модель битвы с голографического экрана. Первым делом появился "Левиафан".
      - Итак, Джослин и Мак, это наша самая подробная информация о "Левиафане" - та, которую Мари-Франсуаза собрала вместе с Джослин, плюс последние наблюдения вместе с догадками. Вам придется атаковать "Левиафан, - заключила Ева.
      - Знаешь, я так и думал, что мы придем к этому.
      - Мне жаль, Мак, что так получилось, но выслушай меня до конца. Мы не можем выманить оттуда корабли, чтобы разделаться с ними, значит, мы должны задержать их там. Вот наши цели. - На голограмме замигало четыре алых пятна. - Это зоны запуска истребителей. Две на носу, две на корме, по левому и по правому борту.
      - Все на главной палубе?
      - Да. Мы предположили, что они предназначались и для запусков в атмосфере. Корабли вылетают с неубирающимися крыльями, мы также разглядели нечто вроде баллистических катапульт для запуска в условиях гравитации. Все эти сведения мы передали вам. - Изображение "Левиафана" стянулось в круглую точку. Вновь появилась планета, к которой "Левиафан" был повернут кормой для торможения. Витая красная линия вспыхнула и потянулась оттуда, где сейчас находилась "Джослин-Мари", к "Левиафану", прошла с ним бок о бок с левого борта и затем постепенно исчезла вдалеке.
      - Это безумие, Ева. Какой будет перегрузка?
      - Шесть "g" всю дорогу. Вот почему это придется сделать вам. Никакой другой корабль не в состоянии лететь так долго с такими затратами топлива и энергии. Ваш корабль - единственный, способный набирать и сбрасывать скорость достаточно быстро, чтобы уцелеть.
      Джослин задумчиво уставилась на схему.
      - Капитан Берман, не могли бы вы показать на схеме выбросы из дюз "Левиафана"?
      Розовый хвост длиной в сотню километров дополнил изображение. Он пересекал наш курс.
      - О Господи! - не удержался я. - Ева, ты посылаешь нас прямо через это пламя?!
      - Черт возьми, знаю! Все знаю! Но это наш единственный шанс. Пламя из дюз создает гигантскую плазменную тень, за которой их приборы не смогут вас обнаружить. Эта тень обеспечит вам прикрытие - чтобы вы смогли подойти как можно ближе.
      - Сколько же времени нам придется провести в этом хвосте? И какова там будет температура?
      - По нашим расчетам, время составит от четырех до десяти секунд. Мы попытались провести вас ближе к концу хвоста, где немного прохладнее. Там температура не превышает шести тысяч абсолютных градусов. И частицы плазмы здесь имеют меньшую плотность.
      - Мы не выживем, - ровным и твердым голосом отозвалась Джослин.
      - Поскольку на корабле останется "Дядя Сэм", воспользуйтесь его тепловым щитом, чтобы уберечь нос "Джослин-Мари"...
      Я негромко присвистнул. То, что предлагала Ева, было лишено всякого смысла.
      - Это, конечно, поможет, но ненамного. Температура слишком высока.
      - Дело не только в температуре. Это все равно что пролетать мимо ядерной бомбы в момент ее взрыва, - сообщила Джослин.
      - Дайте мне договорить. Мы попробуем помочь вам, и вероятно, вы уцелеете. Вы должны уничтожить зоны запуска. "Левиафан" войдет в атмосферу через пятьдесят восемь часов. Моих ребят осталось слишком мало. Если так пойдет и дальше, вскоре у меня не будет ни единого пилота. "Левиафан" захватит планету, а затем разделается с Вапаусом, когда пожелает. Они выиграют. Но если зоны запуска их кораблей будут уничтожены, у нас еще останется шанс. Вы и ваш корабль - наша единственная призрачная надежда.
      - Ева, это невозможно! Почему бы тебе не заставить нас пролететь прямо сквозь солнце?
      - Мак... командир Ларсон и лейтенант Купер, вы получили приказ. Подготовка корабля начнется немедленно. Я предлагаю вам убавить температуру внутри корабля. Запуск через три часа. Связь окончена.
      Я указал на тонкую красную линию нашего курса.
      - Ты заметила, Джослин? Они даже не удосужились проложить для нас обратный курс.
      - Да, Мак, но я обратила на это внимание только сейчас. Черт... Знаешь, иногда мне становится жаль, что мы оба так серьезно относимся к своему долгу.
      - Говорит капитан буксира. Выводите корабль из дока. Остановка в ста метрах от спутника.
      Джослин выполнила приказ. Мы ждали, пока не услышали скрежет и глухие удары по обшивке, за которыми наступила тишина.
      - Говорит капитан буксира. Мы укрепили конец милара на корабле. Просим вас использовать только гироскопы, никаких реактивных двигателей, максимальная скорость - пол-оборота в минуту.
      "Джослин-Мари" начала медленно поворачиваться вокруг длинной оси. На экране мы видели Вапаус. Рядом с кораблем завис толстый цилиндр, придерживая в рабочих клешнях нечто вроде гигантского рулона алюминиевой фольги. По мере того как вращалась "Джослин-Мари", фольга разматывалась. Сам буксир двигался вдоль оси нашего корабля, и фольга постепенно окутывала его. Обычно миларом изолировали суда, предназначенные для работы вблизи от солнца. Сейчас эту работу проводили впопыхах, покрывая миларом двигатели высоты. Если бы нам пришлось использовать их, вся изоляция мгновенно исчезла бы.
      Наконец фольгой был обмотан весь корабль. Крохотная фигурка в скафандре, спокойно наблюдающая с площадки одной из клешней буксира, ножом, похожим на мачете, отсекла конец милара. Поднявшись с площадки, человек подхватил конец фольги, свисающей с "Джослин-Мари", и повис на нем. Корабль продолжал вращаться, и этот конец намотался на него. Человек достал баллон с клеящим веществом, покрыл им всю поверхность отрезанного конца милара, и с помощью двигателей в рюкзаке за спиной направился вдоль обшивки, таща за собой фольгу. Едва клейкий слой милара коснулся поверхности корабля, они словно присосались друг к другу, и человек в скафандре покачнулся.
      - Напомни, чтобы я никогда не брался за такое дело, - попросил я.
      - Сомневаюсь, что ты сам об этом забудешь, - отозвалась Джослин.
      - Следующий этап, - произнес я в микрофон.
      Буксир торопливо набрал высоту и развернулся вдоль нашего корабля. Толстая струя липкого вещества ударила из шланга, тянущегося из буксира. Попадая в вакуум, это вещество пузырилось, налипало поверх милара на обшивку корабля и застывало в виде густой пены. Это был теплозащитный материал. Под действием тепла он мог раствориться, но при этом уносил все избыточное тепло с собой.
      Все происходящее представляло собой беспомощную, жалкую попытку решить проблему полета в раскаленной плазме, но доставляло некоторое утешение. Казалось, с появлением защитного слоя уровень опасности нашего предприятия перешел с отметки "самоубийство" на отметку "рискованно".
      Если не считать антенны и главных двигателей, защитный слой покрыл весь корабль. Антенну так или иначе раскаленная плазма превратила бы в пар. Все остальные наружные приборы связи и поиска были убраны.
      - Система охлаждения запущена на полную мощность, - сообщила Джослин.
      Это была очень важная деталь - нам требовалось замерзнуть. В полете корабль постоянно нагревался. Защитный слой обеспечивал нам отличную изоляцию. Пропуская сверххолодный жидкий водород из топливных резервуаров в трубы охладительной системы корабля, а затем, уводя его к двигателям, мы могли понизить температуру.
      Как только будут запущены реактивные двигатели, у нас не останется способа охладить корабль - пока не расплавится защитный слой.
      Но неизвестно еще, доживем ли мы до того, как он расплавится.
      16
      Приближался час ноль.
      "Джослин-Мари" произвела запуск при одном "g", но спустя три минуты перегрузка возросла до шести "g". Мы слышали, как скрипят и постанывают конструкции корабля, принимая тяжесть.
      Вапаус уплывал от нас все быстрее и быстрее. Нас с Джослин вдавливало в противоперегрузочные кресла. Эти кресла приспособили к большим перегрузкам - теперь они представляли мешки вискозного геля под тонкими и гибкими оболочками. Гель, экзотическое органическое вещество, умудрялся проникать сквозь поверхностные оболочки, и вскоре в кабине распространилась нестерпимая вонь. Мы не могли позволить себе тратить энергию на включение системы вентиляции, тем более что выключать ее пришлось бы слишком скоро.
      Температура постепенно повышалась. Мы охладили весь корабль до четырех градусов Цельсия. Хотя двигатели были изолированы и в основном жар шел не от них, на корабле существовала масса других устройств, создающих при работе тепло, и избавиться от него было уже нельзя. Кабина вновь начала нагреваться - медленно, но заметно.
      Наша скорость достигла головокружительных высот. Менее чем через три минуты после набора шести "g" мы достигли скорости отрыва от Новой Финляндии. Если бы двигатели вдруг заглохли, если бы системы астронавигации забарахлили в самый неподходящий момент, мы никогда не вернулись бы обратно. Мы упали бы на солнце. Конечно, нам так или иначе приходилось сталкиваться с жаром - если не с солнцем, то с огненным хвостом из дюз "Левиафана".
      Снаружи, поверх защитного слоя, на корабле не были установлены камеры, но мы знали, что между нами и солнцем растет еще одна светящаяся точка гораздо меньше по размеру, расположенная гораздо ближе и более яркая. Отсюда ее было видно невооруженным глазом. "Левиафан".
      Полет при шести "g" был изнуряющим занятием, если не сказать больше. К концу дня, несмотря на всю защиту и усовершенствованные кресла, нам с Джоз предстояло покрыться синяками и кровоподтеками от лопнувших сосудов. Нас с Джослин напичкали различными препаратами и витаминами, чтобы уберечь организм от губительной перегрузки. Но если перегрузка все-таки убьет нас, "Джослин-Мари" будет действовать дальше как робот и попытается выполнить задачу самостоятельно, везя на борту два трупа.
      Я уже сейчас чувствовал себя трупом. Я не мог повернуть голову, чтобы взглянуть на Джослин, но мы видели друг друга благодаря внутренним камерам корабля. Джослин выглядела так, словно на нее обрушилась тонна кирпичей что, впрочем, было недалеко от истины. Скосив глаз на камеру, она дернула уголком рта, пытаясь изобразить улыбку.
      Мы мчались в ночной мрак, зная, что поблизости нет безопасной орбиты только бесконечная пустота.
      Пятьсот секунд, семь тысяч триста километров от точки запуска. Скорость двадцать девять километров в секунду.
      Семьсот секунд, четырнадцать с половиной тысяч километров. Скорость сорок один километр в секунду.
      Девятьсот секунд полета, пройдена половина пути - двадцать четыре тысячи километров от точки запуска. Скорость - пятьдесят два километра в секунду, сто девяносто тысяч километров в час.
      Скорость возрастала по мере того, как мы теряли топливо. На это была рассчитана программа корабля. Через тысячу секунд скорость достигла максимального предела.
      Все быстрее и быстрее мы приближались к столбу пламени, к массе распадающихся и возрождающихся вновь атомов. Мой организм изнемог до такой степени, что не было сил даже оставаться живым. Каждый вздох с трудом давался моему телу, внезапно прибавившему в весе шестьсот килограммов, душа трепетала в предчувствии встречи с космическим чудовищем, к которому мы направлялись, изрыгающим факел огня в пустой черноте. Сила, мощь, невероятная скорость больше не пугали, а возбуждали дух. Мы с женой мчались на мощной колеснице по небесам, чтобы отомстить своим врагам и мучителям.
      От последней мысли у меня перехватывало дыхание; массой "Левиафан" в тысячу раз превосходил "Джослин-Мари".
      И все-таки он был отличным кораблем. Его двигатели работали как часы, он не сбивался с курса, уверенно пронзая космос.
      Тысяча двести секунд в полете; сорок две тысячи километров от точки запуска; скорость - семьдесят километров в секунду, свыше двухсот пятидесяти тысяч километров в час. Скорость сейчас была нашей защитой. Мы двигались слишком быстро, и только у самого мощного радара оставался шанс заметить нас.
      Мы летели вслепую в непроглядную темноту.
      Тысяча пятьсот секунд, двадцать пять минут в полете - пройдено более шестидесяти шести тысяч километров, осталось приблизительно тридцать тысяч - по восемьдесят восемь в секунду.
      Тысяча шестьсот секунд. Эти цифры потеряли всякое значение. Наступало время готовиться к бою. Внешние камеры по-прежнему находились в защитных кожухах, но были включены. Я приготовил к работе радар, но не включил его - при миларовом щите он был бесполезен.
      Мы с Джослин сосредоточенно работали на пульте, почти не переговариваясь, стараясь экономить движения. Поднять руку при шести "g" требовало столько же усилий, сколько подтянуться на Земле.
      Тысяча восемьсот секунд. Курс верен. Полчаса с момента запуска. Скорость относительно цели - сто двадцать один километр в секунду, румб ноль-два-ноль.
      Остановка двигателей произошла внезапно. Перегрузка сменилась невесомостью. Мы открыли кожух третьей камеры.
      Наши тела неожиданно приобрели непривычную легкость, сердца дико заколотились от внезапного исчезновения перегрузки. Я ощутил тяжесть в желудке - гироскопы пришли в движение, поворачивая "Джослин-Мари" на безопасной высоте носом вперед.
      Нам предстояло броситься в пламя головой.
      Третья камера показывала темноту под слоями милара и защитной пены. Затем постепенно в этой темноте появился тусклый красноватый отблеск, постепенно набирающий силу и яркость. Очевидно, защитный слой растворился - на экране появилась вспышка, и камера обратилась в пар.
      Пронзительно завизжала сирена.
      - Температура обшивки достигла пятисот градусов и продолжает расти, сообщила Джослин.
      - Аварийную систему охлаждения на полную мощность.
      - Температура обшивки - шестьсот.
      - Приготовиться к запуску торпед.
      - Начинаю запуск торпед. Цикл пошел. Запуск торпеды... один, два, три, четыре, пять, шесть - пуск. Второй цикл... торпеды запущены!
      - Джоз, похоже, внешние термодатчики испарились - нет показаний.
      - Да, вместе с остатками защитного слоя. Кормовые люки охлаждаются при девяностапятипроцентной мощности.
      - А температура растет.
      - Температура обшивки - тысяча двести градусов. Появилось еще несколько повреждений.
      - Систему охлаждения на аварийную мощность!
      - Семь секунд полета в плазме.
      - Все системы охлаждения на аварийную мощность.
      Но мы уже вылетели из огненного хвоста.
      Компьютер вновь взял на себя управление кораблем, бросив мегатонную тяжесть на сто градусов за полсекунды.
      По кабине "Джослин-Мари" пронесся горячий ураган, пока система охлаждения откачивала нагретый сверх всех возможных пределов воздух, наполненный вонью спаленной изоляции, расплавленного пластика и пота. Температура воздуха достигала точки кипения воды и быстро снижалась, а затем корабль вновь окатывали волны жара. Система охлаждения прогоняла жидкий водород из топливных баков по трубам и выбрасывала его в космос. Температура быстро падала.
      Мы даже не замечали этого: в этот момент ожили уцелевшие камеры, и мы увидели "Левиафан".
      Огромный, гигантский, чудовищный - ни одна машина, ни одно творение рук человеческих не могло быть таким невероятным, таким ошеломляющим. "Левиафан" следовало счесть чудовищем, порождением природы, потомком темного солнца, зверем в форме наконечника стрелы.
      И эта масса металла приближалась и росла, а мы не сводили с нее глаз, потрясенные этой животной, гротескной массивностью.
      Уродливое чудовище округлилось, когда мы подлетели ближе, исчезло и вновь появилось на экранах заднего вида. В численном выражении мы пролетели мимо нее за секунду, но эта секунда показалась нам невероятно долгой.
      Оказавшись позади огромного корабля, мы изменили первоначальный курс, повернув на девяносто градусов при привычном одном "g". Столбы огня вырвались со стороны борта "Левиафана" - один, второй...
      - Я насчитала пять, - сообщила Джослин.
      - Начинай второй запуск.
      - Торпедный залп: один, два, три, четыре, пять, шесть... загрузка цикла.
      - Четвертая и пятая - осечка.
      - Обезвредить и сбросить четвертую и пятую. Туда им и дорога.
      На экране появились и тут же исчезли вспышки - торпеды вырвались из корабля и ушли к "Левиафану".
      Лазеры корабля открыли огонь, но мы насчитали три попадания.
      - Ты заметила, они не выпустили истребители?
      - Подожди, сейчас проверю... нет. Мак, дорогой, мы удрали!
      - Ушам не верю! И вышли на обратный курс?
      - Безусловно, дорогой. Прямо на Куу!
      - Боюсь даже спрашивать, не шутишь ли ты. - Я обернулся к Джослин. Одной ее усмешки мне хватило. - Нет, не шутишь. Хорошо, курс на луну Новой Финляндии.
      Как только корабль взял новое направление, двигатели взревели, перегрузка возросла до шести "g", а нас вновь вдавило в кресла. После краткой передышки это оказалось еще хуже.
      Рассчитывая курс отхода от "Левиафана", Джослин знала: нам не удастся уйти туда, откуда мы появились, "Левиафан" нельзя одурачить дважды, к тому же мы лишились прежней защиты. Потому нам пришлось удирать от корабля, находящегося прямо между нами и Новой Финляндией. Однако прежде, чем окончательно оторваться, нам пришлось сбросить скорость. Джослин вывела нас на девяносто градусов в сторону от первоначального курса. Мы продолжали двигаться не только вперед, но и в сторону. Как только это боковое движение отвело нас на безопасное расстояние от "Левиафана", мы могли притормозить.