Глава 12

Люсьен поддался искушению и уснул, только дав себе слово, что одну ногу оставит на полу. У него были веские основания так поступить. Хотя отчасти это было самообманом. Он сказал себе, что если не ляжет рядом с Энни, то сможет контролировать себя.

Ботинок, касающийся пола хижины, служил последней соломинкой, которая спасала Люсьена от искушения, но в таком положении было чертовски неудобно спать. Ему пришлось изловчиться, чтобы под неестественным углом положить голову на подушку и в то же время оставаться одной ногой на полу. Он проснулся от того, что у него затекла спина. От боли. И еще от чего-то…

От того, что губы Энни осторожно, но настойчиво прикасались к его губам. Он застонал и притянул ее к своей груди, уткнувшись лицом в ее ароматную шею. Ее груди были круглыми и твердыми. Он чувствовал даже через расстегнутый сюртук, что ее соски окаменели, как речная галька. Она обхватила его руками за спину, притягивая к себе все сильнее.

Развеялись его последние сомнения; способность самоконтроля проскользнула сквозь пальцы – сквозь его дрожащие пальцы, которыми он касался волос Энни. Он хотел вытащить из них ненавистные шпильки. И немедленно, черт побери! В этот момент он еле касался пола ботинком, а способность держать себя в руках таяла на глазах. От нее почти ничего не осталось.

– Тебе помочь?

Руки Люсьена замерли. Застенчивый вопрос Энни вернул его к действительности. Она была слишком невинна и слишком жаждала любви. Она понятия не имела, во что ввязывается, и у него не было права прикасаться к ней. Его руки опустились на ее плечи. Он подождал минуту, пока его дыхание и ускоренный пульс придут в норму.

– Прошу, не останавливайся. – Ее горячее дыхание обожгло ему ухо. – Я хочу, чтобы ты целовал меня. Прошу тебя, Ренар, поцелуй меня так, как тогда, ночью.

Люсьен застонал и сел на кровати, отвернувшись от нее. Теперь его нога всей ступней стояла на полу.

– Прошу тебя, Энни, не искушай меня.

Кровать скрипнула, когда она села. Ее руки оказались у него на спине, нежные и горячие.

– Почему? Разве ты не хочешь больше целовать меня?

– Конечно, хочу, но не могу.

– Почему?

– Потому что это совершенно другое дело. Потому что теперь… все может зайти слишком далеко.

Она начала гладить его по спине круговыми движениями, от чего его мышцы, напряглись.

– А что, если я хочу, чтобы все зашло слишком далеко?

– Тогда я отвечу, что ты дурочка, – ответил он с намеренной издевкой. – Как ты не понимаешь, что связываться со мной очень опасно? Особенно таким образом.

Он почувствовал, как она убрала руки с его спины, и ощутил облегчение. По крайней мере облегчение ощутил разум. Тело же стонало от потери. Он хотел эту женщину, как никогда никакую другую. Он так часто представлял себе, как ее волосы струятся по подушке, словно золотая река, ее руки призывно протянуты к нему, умоляют потонуть в ее нежности. И сегодня это может произойти.

Да, это может случиться, но не совсем так, как в мечтах. Он никогда не помышлял о том, чтобы заниматься с Энни любовью в образе Ренара и в кромешном мраке. Он хотел наслаждаться ею, ощущать ее не только руками, но и восхищаться ее телом.

Люсьен протер глаза. О том, чтобы позволить ей увидеть себя, не могло быть и речи. Но разве он способен принять ее любовь в одежде разбойника и с маской на лице? Вероятно, это и допустимо… при данных обстоятельствах. Но не станет ли он красть то, что ему не принадлежит, как в настоящее время и его собственная жизнь?

– Как ты себя чувствуешь, Энни? – спросил он не оборачиваясь.

– Прекрасно, – ответила она уверенно и очень призывно.

– Отлично. Значит, ты сможешь ехать верхом? – В его голосе вовсе не было уверенности. Он словно прирос к кровати, боялся оглянуться и посмотреть на нее и в то же время оттягивал момент, когда ему предстоит подняться и отойти от нее. Долгая дорога домой, ощущение ее бедер в непосредственной близости, ее запах, от которого кружится голова, станут для него нестерпимой пыткой. И все же он должен отправить ее домой и уложить в постель. Одну. Люсьен чувствовал, что его сердце зажато в тиски и теряет последние жизненные соки.

За его спиной раздался тихий металлический звук. Дзынь, дзынь. Энни освобождала волосы от шпилек.

Комната была достаточно освещена, чтобы Люсьен увидел то, что окончательно лишило его власти над собой. Она откинулась на подушки, и ее волосы лежали пышным веером вокруг головы, сверкая в тусклом свете свечей. В ее глазах блистали искорки отраженного света. Она призывно протягивала к нему руки – точь-в-точь как в его мечтах.

– Энни, я не могу…

– Можешь. – Она протянула руку и ласково погладила его по груди. От улыбки ее верхняя губа чуть изогнулась. Она была восхитительна. Полуженщина-полуребенок. – Ты должен, cher. Я люблю тебя.

Люсьен ненавидел себя за то, что уступил соблазну, но он слишком сильно желал ее. Она предлагала ему войти в рай, и он не мог от этого отказаться.

Люсьен утопил Энни в прохладных мягких подушках. Он овладел ее призывно приоткрытыми губами. Она ответила на его поцелуй с готовностью. Ее податливое тело изогнулось под его тяжестью, а руки обвили его шею.

– Милая Энни, – пробормотал он, лаская губами ее шею, – что ты делаешь со мной!

Она вдохнула полной грудью и провела руками по его спине вверх, до жестких волос на затылке.

– Я все это время любила тебя, Ренар. Ты будешь любить меня?

Кто смог бы отказаться от такого приглашения к райскому наслаждению? Но, отдаваясь чувству, желанному для них обоих, не обрекает ли он ее на адские муки?

Он уперся руками в матрас и, приподнявшись, посмотрел на нее. Пламя свечи дрожало на последнем издыхании. Лицо Энни тонуло в тени. Он видел лишь ее мерцающий взгляд, контур лица, изысканное очертание подбородка. Ее губы были приоткрыты, из груди вырывалось учащенное дыхание. Дрожащей рукой он убрал с ее лица мягкий локон.

– Я ничего не могу обещать тебе, Энни. Я не знаю, что случится, когда я…

– Мне не нужны обещания, cher. – Она прикоснулась к его губам кончиками пальцев, заставив его замолчать. – Я хочу лишь того, что случится сегодня ночью.

Он пылко приник к ее горячим губам. Он даст ей то, чего они оба так сильно хотят. Сегодня он будет любить ее со всей страстью, порожденной долгими неделями воздержания. Он должен быть уверен, что она никогда не забудет и никогда не пожалеет о тех нескольких часах, которые им предстоит провести вместе. Он сделает ее своею навеки.

Он взял ее грудь и нежно потер тугой сосок. Она задохнулась от наслаждения, и ответный порыв возбуждения пронзил его.

И снова он отстранился, чтобы взглянуть на нее. Но в этот момент свеча потухла. Темнота. Все погрузилось во мрак, если не считать хрупкого лунного света, который просачивался в комнату через задернутые занавески. Темнота была очень кстати и некстати одновременно – кстати потому, что она не могла видеть его, и некстати потому, что он не мог видеть ее. Может ли он снять свою маску?

– Ренар, – прошептала она и стала гладить его по лицу, касаясь туго пригнанной маски. Она издала глухой стон, когда прикоснулась к его приоткрытым губам. Он ощущал пульс на ее запястье. Ее сердце стучало сбивчиво, как и его собственное. Он судорожно сглотнул, стараясь отвлечься от неуклонно возрастающей потребности удовлетворить свою страсть. Ему хотелось сделать все медленно, чтобы доставить Энни удовольствие.

– Я мечтаю о том, как восхитительно было бы снять с тебя брюки, cherie. – Его голос прозвучал глухо, но жадно, как если бы он, проведя много дней в безводной пустыне, приник к животворному источнику. – Но кажется, они намертво пришпилены к твоей сорочке.

– Да. – Ее звонкий смех зазвенел в воздухе. – Прости, что доставляю тебе неудобство, любимый, но я боялась, что они упадут.

Он улыбнулся, но она ласково, провела по его губам кончиками пальцев, тщательно исследуя каждый их изгиб. Затем поднесла его руку к своим губам, и он ощутил ответную улыбку.

– У тебя красивый рот, Ренар, – сказала Энни. И после некоторого колебания добавила: – Я хочу прикоснуться ко всему твоему лицу. Ты не мог бы… снять маску?

Люсьен напрягся. Больше всего на свете ему хотелось снять маску, а также остальную одежду.

– Я не уверен, Энни.

– Сейчас все равно слишком темно, и я не смогу увидеть твоего лица. Если ты не хочешь, чтобы я узнала, кто ты…

– Не хочу, – поспешно подтвердил он. – Это может быть слишком опасно.

– Почему ты боишься, что я разоблачу тебя? – обиженно вздохнула она.

– Разумеется, я этого не боюсь. Речь идет о твоей безопасности. Лучше, если ты не узнаешь, кто я.

– А я тебя знаю? – после паузы спросила она.

– Нет, – ответил он, убеждая себя, что говорит правду. Она действительно совсем не знала его. Она не знала Люсьена Делакруа. Она знала лишь Денди, его маскарадный образ.

– Я понимаю, что ты не хочешь снять маску, но…

– Что, cherie? – Он ласково проводил руками по ее обнаженной шее и покатым плечам.

– А мог бы ты снять свой головной убор? Мне хочется потрогать твои волосы.

Люсьен заколебался. Комната была погружена в полный мрак. А волосы – они волосы и есть, не так ли? У всех мужчин волосы одинаковые. Она не сможет опознать его по волосам.

– Хорошо, cherie, я сделаю это, если ты окажешь мне неоценимую услугу.

– Какую?

– Помоги расстегнуть эти чертовы булавки, которыми пришпилены твои брюки.

– Я помогу тебе не только в этом, но и во всем, что ни попросишь.

Люсьен почувствовал, что она улыбается, и представил себе ее соблазнительные губы.

Он оперся на локоть и развязал тугой узел, которым шарф, покрывавший его голову, был затянут на затылке. Он бросил его на пол и провел рукой по влажным волосам. Приятно было дать отдых коже, ощущать, что волосы лежат свободно, хотя, примятые от долгого ношения шарфа, они, наверное, выглядят ужасно. Денди Делакруа следил за прической, его волосы всегда были тщательно причесаны и надушены. Безусловно, Энни не сможет опознать его по прическе.

Они вместе расстегнули булавки, которые держали брюки. В комнате наступила полная тишина, пока они сосредоточенно разрушали еще один барьер, мешающий их близости. Лишь сбивчивое дыхание обоих шумно звучало в тишине.

Чтобы продлить обоюдное удовольствие, Люсьен постарался сосредоточиться на груди Энни, прежде чем стянул с нее брюки. Он сквозь тонкую сорочку сжал ее грудь ладонью и взял в рот сосок. Осторожно покусывая, он одновременно ласкал его языком.

Он слышал, как учащается дыхание Энни, чувствовал, как она схватила его за волосы. Она застонала от удовольствия, от чего его собственное возбуждение усилилось десятикратно. Она изогнулась под ним, а ее ноги беспрестанно двигались. Люсьен раздвинул ей ноги коленом и лег сверху, так что их тела стали полностью соприкасаться и его отвердевший член прижался к ее лобку.

– На нас все еще много одежды, Энни.

– Да, слишком много.

– Значит, ты готова?

– К чему?

– Чтобы снять ее, разумеется, – хмыкнул он, чувствуя, что взволнован ее неопытностью. Он понял, что она скорее всего девственница, коль скоро выросла и воспитана в приличной английской семье. Он давным-давно не сталкивался со сложностями любви с девственницами. То, что он был ее первым мужчиной, как он искренне надеялся, несколько сковывало его. Он не хотел, чтобы она испугалась или почувствовала, что ее принуждают, поэтому решил не торопиться.

Она протянула к нему руки и принялась расстегивать рубашку. От прикосновения ее пальцев к обнаженной груди у него перехватило дыхание. Вскоре рубашка оказалась расстегнутой, и она стала вытаскивать ее из-за пояса брюк. Он улыбнулся, несмотря на растущее возбуждение, потому что понял, что она не стесняется.

Он помог ей избавить себя от рубашки и отшвырнул ее в сторону, где она утонула в темноте вслед за шарфом. Он лежал на Энни сверху, а ее руки уверенно ласкали его грудь. Ощущение ее ладоней на животе, где была густая растительность, сводило его с ума. Господи, какое это, должно быть, наслаждение лежать на ней полностью обнаженным!

Эта мысль побудила его отстраниться и на минуту встать с кровати.

– Я сейчас вернусь, – прошептал он, сел в кресло и стал распутывать и развязывать шнурки, чтобы снять ботинки. Это оказалось чертовски трудно без помощи камердинера, к тому же от волнения у него тряслись руки. Затем он стянул с себя брюки безо всяких церемоний и подумал, что к лучшему, если Энни не видит, как он нетерпелив в своих движениях. Это зрелище могло бы испугать ее и лишить энтузиазма.

Пока Ренар раздевался, Энни не теряла времени даром. В голове у нее прояснилось, и вообще она прекрасно себя чувствовала, поэтому решила не лежать и не ждать его, как беспомощная женщина. Она села на кровати, сняла сюртук и бросила его на пол. Затем расстегнула брюки и дюйм за дюймом стянула их, после чего отпихнула в конец кровати.

Она сняла чулки и затолкала их под подушку. Очевидно, Ренар снял с нее ботинки, пока она была без сознания. Оставшись в одной легкой сорочке, Энни почувствовала, как ее тело облегченно вздохнуло, словно окунувшись в прохладные морские волны. Она засомневалась, стоит ли снять сорочку, но решила, что Ренар может счесть ее слишком торопливой, и снова легла в ней.

Когда Ренар сел на край кровати, матрас прогнулся под его тяжестью. Его тень надвинулась на Энни в темноте. Она почувствовала, что он колеблется, и с сожалением спросила:

– В чем дело, Ренар?

– Мне бы хотелось, чтобы мы это сделали при свете свечей. Я хочу видеть тебя, Энни, – вздохнул он.

В свою очередь, у нее промелькнула мысль попросить его о доверии и зажечь свечи, открыться ей в прямом и переносном смысле. Но она не сделала этого. Видимо, он еще не был готов, поэтому Энни сказала:

– Это не важно. Мы можем чувствовать друг друга руками, губами и… сердцами. – Она приподнялась на локте и притянула его к себе. Он подчинился.

Они вместе утонули в подушках. Соприкосновение обнаженных тел, сплетение ног, учащенное биение сердец в унисон заставили Энни ослабеть от желания. Он не был везде одинаков на ощупь – здесь нежный, как шелк; там жесткий, как наждачная бумага. Он склонился и поцеловал ее, их языки устроили бешеный танец. Она запустила пальцы в его шевелюру.

В этот момент крайней близости Энни снова вспомнила о Делакруа. Из ее памяти прорвались ощущения его поцелуев. Энни вспомнила, что они точно так же возбуждали в ней желание, но она постаралась оттолкнуть от себя эту мысль. Для Делакруа не было места в ее с Ренаром постели.

Ренар перевернул ее на бок и, немного отстранив от себя, продолжал ласкать: провел рукой по ее бедру, потом вниз от восхитительной талии, потом вверх, где тонкий рукав сорочки задрался до плеча. Осторожно стягивая сорочку сначала с одного плеча, затем с другого, он полностью обнажил ее грудь.

Он склонился и провел губами от ее уха по шее к тому месту, где пульс бился, как испуганная птичка, запертая в клетку. Но Энни вовсе не была испугана. Она сходила с ума от желания прижаться к нему еще теснее. От прикосновения его члена по ее лону разливалась сладостная истома. Мышцы ее ягодиц напряглись, а между ног стало влажно.

Он снова склонился над ней и теперь взял в рот обнаженный сосок, который стал от его дыхания теплым и упругим. Осторожное покусывание зубами и игра с ним языком вызвали у нее конвульсии. Затем он проделал то же самое с другой грудью. Она запустила ему в волосы руки и перебирала локоны со все возрастающим возбуждением.

Она запрокинула голову, ее тело содрогалась. Она услышала собственный стон и изумилась тому, какую власть над человеком имеет влечение между мужчиной и женщиной. Образы танцующих на площади Конго рабов, ритм и рисунок их движений овладели ее сознанием. Она чувствовала в крови стук барабанов.

Энни знала, что уже готова ко всему и ни о чем не жалеет. Кем бы ни оказался Ренар, она его любит. Хотя она откровенно призналась ему в своих чувствах, он в ответ ничего не сказал ей про любовь. Он вожделел ее, и в данный момент этого было достаточно.

Вдруг он перевернулся на спину и положил ее на себя сверху. Она уперлась ему в грудь, чуть согнув руки и отстранившись от его возбужденного фаллоса, который ощутила внизу живота. Оказалось, что она почти сидит верхом на его массивном колене. Ей хотелось – не меньше, чем ему, – чтобы комната была полна горящими свечами. Судя по тому, каково его лицо на ощупь, она предполагала, что Ренар должен быть красив.

Казалось, он ждал чего-то. Его руки лежали на ее плечах неподвижно, если не считать легкого движения больших пальцев, которыми он осторожно ласкал ее чувствительную кожу. Она прикусила нижнюю губу, внезапно перепугавшись. До этого момента все шло хорошо. Она наслаждалась каждым мгновением их близости и понимала, что еще следует продолжение. Ее нервы были натянуты как струна. По телу разлилась мучительная, свинцовая тяжесть. Но возможно, именно сейчас он чего-то ждет от нее.

– Ты не хочешь потрогать меня, Энни?

Она не совсем понимала, что он имеет в виду. Разве все это время она не трогала его?

– Я не понимаю, чего ты хочешь, – робко призналась она.

– Мне бы не хотелось… смущать тебя, но… почему бы тебе немного не поисследовать меня?

– О! – Теперь она поняла. И большей радости никакое другое предложение доставить ей не могло. – Конечно, я очень хочу потрогать тебя.

Она начала с живота. Сев на него верхом, она раздвинула бедра. Его член по всей длине прижимался к ее влажной сердцевине. Она рассеянно подумала, что Ренар, вероятно, считает, что не может «смутить» ее такой деталью. Чуть позже, когда она немного осмелеет, можно будет заняться изучением и этого его органа. От такой похотливой мысли кровь прилила к ее лицу.

Его живот был плоским и мускулистым. Он затаил дыхание, когда она провела обеими руками по выпуклым мышцам от бедер к ребрам. Его грудь тоже была великолепна, каждый мускул четко прощупывался под мягкими колечками волос. На ощупь его плечи казались еще более широкими и налитыми, чем в одежде. Он мог служить идеальным натурщиком для скульптора или художника. Да, он действительно был прекрасен!

Энни потянулась к его лицу, которое ранее всегда было скрыто маской. Теперь она получила доступ не только к его рту и тяжелому подбородку. Сначала она провела кончиками пальцев по его губам и вдруг поразилась, почувствовав, что уже давно и очень хорошо знает эти губы. И не по сегодняшней ночи, а с гораздо более давних пор.

Она замерла на мгновение, ее спутанные мысли никак не могли сложиться в стройную систему. Но как могло быть иначе, когда ее мышцы напряглись, сердце колотилось как бешеное, между ног было влажно, а лоно разрывалось от желания? Он приподнял бедра, и его член потерся о ее влажную плоть. Она закрыла глаза и прикусила губу.

– Прошу тебя, не шевелись, – прошептала она.

– Почему? – В его глухом голосе прозвучал оттенок насмешки.

– Ты сам знаешь почему. Я привыкаю к тебе, а если ты будешь продолжать в том же духе, то доведешь меня до сумасшествия.

– Не только тебя, но и себя, – признался он. Энни это понравилось. Ее будоражило то, что он хочет ее не меньше, чем она его. И он не побоялся в этом сознаться.

Ее пальцы ощупывали его лицо, опасаясь наткнуться на край маски, но ее не было! Она задохнулась от восторга.

В состоянии восхищенного исступления она провела кончиками пальцев по четко очерченным скулам. Затем по крыльям его аристократического носа, гладким и безупречно чистым. Нос был крупным, но не слишком длинным.

Его лоб оказался высоким и большим. Она улыбнулась. Цыганка при взгляде на такой лоб сказала бы, что его обладатель благороден, образован и великодушен. Сама она уже знала это.

Крупные надбровные дуги выдавались вперед. Она представила себе, как могли бы насмешливо изогнуться его брови.

Она прикоснулась к его глазам, которые сначала были закрыты. Потом почувствовала движение ресниц, густых и длинных.

– Ты прекрасен, – вымолвила она.

Он отрицательно покачал головой и с оттенком смущения и удовольствия ответил:

– Мужчин обычно называют красивыми, cherie. Это ты прекрасна. – Он перевел дух. – Ты закончила свое исследование? Боюсь, что я не могу дольше воздерживаться от того, чтобы не смутить тебя.

– Осталось еще кое-что, чем я не успела овладеть.

– Что же?

Она отодвинулась, устроилась у него на коленях и провела рукой по его бедру. Его мышцы напряглись под ее рукой, как и все его тело. Она запустила пальцы в кудрявую поросль на его лобке и сжала в руке его горячий, гладкий член.

Он застонал и одним молниеносным движением уложил ее на спину, оказавшись сверху.

– Энни, – хриплым голосом вымолвил он, – ты распутница! Ты любопытна, как обезьяна!

– Но гораздо более привлекательна, я надеюсь. Как тебе кажется?

Он зарычал и поцеловал ее смеющиеся губы. И в тот же момент все разговоры прекратились, шутки были отставлены в сторону, все фривольные мысли испарились. Они целовали и ласкали друг друга со страстной одержимостью любовников, которые впервые оказались вместе. Энни ощутила все возрастающее напряжение внизу живота, между ногу нее стало совсем влажно. Самая чувствительная и интимная часть ее тела была охвачена нестерпимым жаром.

Она хотела бы, чтобы их любовная игра продолжалась бесконечно, но она понимала, что у такого блаженства неизбежно должно быть логическое завершение. Она сойдет с ума, если это состояние продлится слишком долго. Уже сейчас ее тело жаждало освобождения. Она приникла к нему, ее ногти впились в его плечи.

– Ты готова, cherie? – спросил он изменившимся голосом. Казалось, он с трудом контролирует себя.

– Да, – прошептала она, вдруг замерев.

– В первый момент будет немного больно.

Ее охватил страх, но она кивнула в ответ, молча подтверждая свое понимание и принятие неизбежного.

– Не бойся. Я буду аккуратен, – успокоил он ее, погладив по волосам.

Она снова кивнула в знак того, что полностью доверяет ему. Свободной рукой он раздвинул кудряшки. От его прикосновения к такому нежному месту она взвилась до небес. Волна наслаждения поглотила ее, и она рефлексивно выгнулась ему навстречу.

– Терпение, милая Энни, терпение, – вполголоса сказал он. Его пальцы касались ее разгоряченной, влажной плоти. Это было так восхитительно, что у нее не было сил терпеть дольше. Ее разрывало от желания. Он ввел палец в ее девственно узкий проход, стараясь расширить его и подготовить к принятию себя внутрь.

– Прошу тебя, Ренар, прошу… – взмолилась она, плохо понимая, о чем именно просит.

Зато он прекрасно это знал. Он уперся локтями в матрас возле ее плеч и подался вперед, медленно входя в нее.

Она почувствовала его внутри себя и впала в состояние, близкое к безумию. Она не знала, кричать ей или плакать от радости.

Затем последовал резкий рывок вперед, и он оказался глубоко в ней; девственный барьер был преодолен. Энни вскрикнула от боли, но он крепко сжал ее в объятиях и стал целовать до тех пор, пока боль не прошла, уступив место еще более страстному желанию. Она приподнялась, стремясь вобрать его в себя как можно сильнее.

– Сладкая Энни, – шепотом простонал он ей в ухо.

Он начал двигаться ритмично, постепенно убыстряя темп. Энни была на небесах от блаженства, каждой клеткой наслаждаясь актом любви. Это было слишком восхитительно, чтобы могло продолжаться долго.

Ее лоно готово было разорваться от страсти, мысли в голове перепутались. Мир раскололся на части. Волны наслаждения набегали на ее жаждущее тело, кровь мчалась по жилам с такой силой, что кончики пальцев ног горели огнем.

– Ренар! – воскликнула она, прижимая его к себе.

Она почувствовала, как мышцы его груди напряглись от звука ее голоса. Еще один толчок, и он замер, дрожа, наполняя ее своим семенем.

Минуту спустя они лежали молча, обнявшись в темноте. Снаружи цикады возносили свою любовную песнь к небесам, луна пробиралась сквозь легкие облака, близился рассвет. Энни знала, что если заснет, то проснется одна. Комната будет освещена, и Ренар исчезнет.

И все же она улыбалась. Все изменилось. Теперь она принадлежит ему навеки. Она удовлетворенно смотрела на светлячка, который бился в москитную сетку снаружи. Затем она закрыла глаза и уснула.

Глава 13

Когда Энни проснулась, комната была освещена тусклым полусветом надвигающегося рассвета. Она не была одна, как ожидала, но человек, склонившийся над ней и ласково гладящий ее по виску, не был Ренаром. Это был темнокожий… Арман. Она не ошибалась. Это был тот же человек, которого она видела прошлой ночью напротив пансиона миссис Кавано, и именно с ним она столкнулась на кладбище в День всех святых.

Он не смотрел на нее, когда она открыла глаза; он возился с повязкой на ее лбу, и делал это очень аккуратно. Энни наблюдала за ним с откровенным любопытством. На него стоило посмотреть, невзирая на то что он был в оборванной и замызганной одежде. Серовато-коричневые рубашка и брюки сильно отличались от искусно пошитого костюма, в котором она видела его на Кэмп-стрит, однако простота наряда не лишала его привлекательности. Сейчас он выглядел как фермер, чрезвычайно красивый, но переживающий тяжелые времена.

И вдруг Энни как обухом по голове ударило. Ведь это он был на козлах фургона прошлой ночью! И неудивительно, ведь Арман – самый преданный сторонник Ренара, надежный парень, который мог возить беглых рабов под вязанками табака по глинистым дорогам Луизианы, равно как и готовить целебный чай, мгновенно устраняющий самую сильную головную боль!

Он покосился на нее и, ничуть не удивляясь, прямо посмотрел ей в глаза.

– Вы проснулись, – констатировал он.

Из запоздалого чувства скромности Энни оглядела себя, чтобы проверить, накрыта ли она. Оказалось, что да. Более того, под стеганым одеялом она была в сорочке. Она надеялась, что это Ренар одел ее, и смущенно отозвалась:

– Да.

– Как вы себя чувствуете? – Он улыбнулся доброжелательно и серьезно.

– Прекрасно благодаря Ренару. – Она не имела в виду ничего двусмысленного, но сама же покраснела от смущения. Стараясь скрыть это, она поспешно продолжила: – И благодаря вам, конечно. Это ваше снадобье помогло мне избавиться от головной боли вчера вечером. Откуда вы знаете такие колдовские штучки?

– Вы думаете, что это колдовство? – Арман приподнял бровь и усмехнулся. – Я врач, мадемуазель Уэстон, меня обучали лучшие доктора Парижа.

– Простите. – Она поморщилась и смущенно улыбнулась. – Я вовсе не хотела сказать, что вы шарлатан.

– Я так и понял, поэтому не обиделся. – Его улыбка стала еще шире, а ореховые глаза лукаво засверкали.

– Просто наш семейный врач в Англии никогда не использовал травы. – Она пожала плечами. – Он лечил пиявками.

– Понимаю, самая современная медицина в действии, – сухо отозвался Арман. – Люди обычно считают, что знахарство примитивно.