– Выкладывай! – нетерпеливо воскликнула Надя Эрвинг, едва они сели.
      Анджела облизнула алые губки и томно вздохнула:
      – Право же, не знаю, с чего лучше начать…
      К столику подошел молодой стройный и кудрявый официант. Надя заметила, что Анджела не преминула скользнуть оценивающим взглядом по его брюкам – удержаться от этого она не могла, когда видела симпатичного мужчину, а порой – вообще любого представителя сильного пола.
      – Что вам подать? – отчетливо спросил официант на хорошем английском, избегая упоминания половой принадлежности посетительниц бара, что особенно понравилось в нем Наде.
      – Два коктейля с шампанским, – сказала Анджела.
      Официант кивнул и поспешил к барной стойке в другом конце зала, окна которого смотрели на Темзу и Тауэр. Помещение было отделано в голубых тонах, стены украшали речные пейзажи. Удобные кресла, обитые голубой материей, и ореховые столики, напоминающие кувшинки, дополняли сходство этого уютного заведения в отеле «Ривер» с тихой заводью. Надя облюбовала для доверительного разговора угловой столик.
      Анджела загадочно улыбнулась: ей нравилось интриговать подругу и придавать беседе оттенок таинственности.
      – Ну, рассказывай, не томи! – повторила Надя. – Мне не терпится узнать, как все у вас было в деталях!
      Она покосилась на молодого официанта, но тот разговаривал с барменом. Надя заерзала в кресле в предвкушении пикантных подробностей очередного амурного приключения любвеобильной Анджелы.
      – А может быть, ничего и не было, – с хитрой миной поддразнила ее Анджела и облизнула губы кончиком языка.
      – Так я тебе и поверила, глядя на твою ухмыляющуюся, довольную физиономию! – ответила Надя.
      – А если он взял с меня обещание молчать?
      – Раньше тебя это не смущало!
      – Ну, тогда начну с того, что ужин был отменным, нам подавали исключительно французские блюда.
      – А где вы ужинали?
      – В ресторане «Гаврош». Ах, какие там чудесные слоеные пирожки, суфле по-швейцарски, утка, тушенная в горшочке, тарталетки с гусиным паштетом! А какое замечательное легкое вино!
      – Да, но сыт этим не будешь, – ехидно заметила Надя.
      Официант поставил на столик два хрустальных бокала с напитком, а рядом – серебряную тарелочку в форме рыбки, на которой лежали фисташки, черные оливки и тарталетки с анчоусами.
      – Пожалуйста, это уберите, пока я не съела, – сказала Анджела.
      – А вы, мадам, не желаете отведать нашей фирменной закуски? – спросил официант у Нади.
      – Благодарю, нет! Можете забрать, – сказала она, несколько удивленная тем, что он не выполнил указания Анджелы беспрекословно: обычно мужчины предпочитали с ней не спорить.
      – Желаете чего-то еще? – спросил он, ставя тарелочку на поднос.
      – Нет, спасибо, – ответила Анджела, одарив его приторной улыбкой.
      – Будем здоровы! – поднимая бокал, сказала Надя.
      Подружки чокнулись. Сделав большой глоток, Анджела Баррет устроилась в кресле поудобнее и закинула ногу на ногу. Она была привлекательной женщиной, с ярко-рыжими волосами, ниспадающими на плечи, изумрудными глазами с удивительно белыми белками, крупным, но правильной формы носом и чувственным ртом. От ее развитой фигуры, натренированной в гимнастическом зале и бассейне, веяло здоровьем, а ноги, условно прикрытые черной мини-юбкой и обтянутые тонкими черными колготками, радовали посторонний взор своей стройностью.
      – Ну, естественно, он предложил мне взглянуть, как он живет, – продолжала она. – Да, я говорила, что он американец?
      – Нет, но не это главное. Что было дальше?
      – А про то, что у него свой лимузин с шофером?
      – Разумеется, это ты сказала. Продолжай!
      – Ну, мы поехали на лимузине к нему на Дейвис-стрит. Оказалось, что он занимает пентхаус на крыше этого знаменитого здания в стиле модерн из черного стекла и стали.
      – Я так и предполагала, раз у него есть лимузин с водителем.
      – Комнаты там размером с поле для игры в крокет! Готова голову дать на отсечение, что на стенах у него висят два подлинника Пикассо и одна миниатюра Шагала, – я имею в виду только прихожую!
      – А как украшена спальня? – спросила Надя, наблюдая за игрой воздушных пузырьков в бокале.
      – А в гостиной висит картина Эдмунда Кроппера, – пропустив вопрос подруги мимо ушей, продолжала рассказывать Анджела. – Он говорит, что она напоминает ему его родной городок.
      – Долго ты еще будешь ходить вокруг да около? – нетерпеливо спросила Надя.
      – Наскучила монашеская жизнь? – хитро прищурившись, спросила, в свою очередь, Анджела. – Ладно, подруга, я тебя понимаю и перехожу к главному. Я без обиняков спросила, намерен ли он уложить меня в постель. Ты ведь знаешь, что я всегда предпочитаю брать быка за рога.
      – А тебе хотелось с ним переспать?
      – Еще как! Он такой импозантный мужчина! Похож на Россано Брацци в фильме «Южно-Тихоокеанский экспресс» – его показывали недавно по телевизору. Я глаз не могла оторвать от этого мужчины! Промокла насквозь, пока ерзала в кресле. Вот бы с кем переспать!
      – Анджела, выбирай выражения!
      – Но это правда! Не строй из себя святошу.
      – Ладно, вернемся к твоему американцу. Что он ответил?
      – Он очень серьезно на меня посмотрел, словно бы собирался прочесть мне лекцию о смысле жизни, а потом спросил, может ли он на меня положиться.
      – Положиться? Это в каком смысле?
      – Ну, в смысле верить. Я, конечно, сказала, что он может быть спокоен, я его не подведу. Тогда он как-то притих, налил мне чудесного коньяку, помолчал и вдруг заявил, что я очень соблазнительная женщина и навожу его на греховные мысли. И все это с чрезвычайно серьезным видом. Ну, я сделала круглые глаза и молчу, жду, что он скажет дальше. Он помолчал и говорит, что, мол, как очень богатый человек, он имеет свои прихоти и капризы, поэтому общается только с теми, кому доверяет. Мне стало не по себе, я вытаращила глаза. Он снова замолчал.
      – Какой ужас! Я бы на твоем месте убежала! – прошептала Надя, ощущая легкий озноб.
      – Не говори ерунды! Ты бы все равно осталась, из любопытства. Он встает, берет меня за руку и отводит в комнату в конце коридора. Она оказалась абсолютно темной, без окон, с выкрашенными в черный цвет стенами, полом и потолком. Посередине стоял диван. Освещалась комната двумя прожекторами, подвешенными к потолку. Диван был покрыт черным покрывалом. Напротив него, у стены, стоял стол с двумя подсвечниками. Я решила, что он колдун.
      – Ты испугалась?
      – Нет. Он такой смирный и безобидный на вид!
      – Первое впечатление обманчиво!
      – Ну, мне так показалось. Короче говоря, он меня совершенно заинтриговал, но я молчу, не задаю вопросов. Он велит мне раздеться, причем говорит очень мягким, приятным голосом, но не целует меня и не обнимает. На мне было желтое платье с бахромой, я попросила его расстегнуть у меня на спине молнию. Но он отказался, молча покачав головой. Тогда я расстегнула молнию сама. Он не сводил с меня глаз. Под платьем у меня были надеты чулки на поясе с подтяжками, ни трусов, ни бюстгальтера. Так вот, стою я перед ним в таком виде, естественно, в туфлях на шпильках. И начинаю дрожать. Скидываю туфли и снимаю чулки.
      – А он-то сам разделся?
      – Нет! Стоит в своем шикарном костюме и при галстуке от «Данхилл» и велит мне лечь на спину на диване. Я ложусь. Когда я легла, то почувствовала, что покрывало шелковое. Он подходит ко мне поближе и продолжает на меня таращиться. У меня встают торчком соски и мурашки бегут по коже, а покрывало моментально становится мокрым от моих соков. И это при том, что он до меня еще пальцем не дотронулся! Представляешь? Вот это мужчина! Я захотела его только от одного взгляда. Потом он отходит к столу и вроде бы начинает раздеваться. А на меня нашло оцепенение, я не могу даже голову повернуть. Потом он подходит ко мне, в коротком халате черного цвета с восточным драконом, вышитым красными и золотыми нитями. Ноги у него оказались мускулистыми, но эрекции я не заметила. Он накрывает меня черной простыней и бархатным голосом просит притвориться спящей. А сам начинает манипулировать простыней.
      – Какой кошмар!
      – Да, жутковато, но приятно, шелк ласкает тело. Он накрыл мне голову простыней, чтобы я ничего не видела, и начал меня гладить везде. Я только стонала и охала от удовольствия. Клитор задрожал, как вибратор. Мне казалось, что мое тело покрылось маслом. Очень странное ощущение. Я жутко возбудилась.
      – Черт подери, я тоже начинаю заводиться, Анджела! – Надя почувствовала, что у нее отвердели соски.
      – Потом он стал поглаживать мне лобок. Ласкать внутреннюю сторону бедер. Я вертелась, как рыба на льду. Он просунул мне в промежность палец вместе с простыней и начал сквозь шелк массировать клитор. Я завизжала и опять кончила. Тогда он просунул руку еще глубже. Ну, ты меня понимаешь! А другой рукой стал тереть клитор. Я снова кончила. И вдруг он взревел, как дикий зверь. Тогда я все же откинула простыню и посмотрела, что с ним происходит. Он стоял, распахнув полы халата, и поливал меня спермой. Самое поразительное, что она исторглась самопроизвольно, руками он гладил меня.
      – Жуть какая-то! Он, по-моему, ненормальный!
      – Может быть. Потом он молча вышел. Я встала, оделась и вернулась в гостиную. Он сидел там в спортивном костюме и пил коньяк. Налил мне и стал разговаривать со мной о своих капиталовложениях, словно бы ничего не произошло.
      – Любопытный тип! Но ты все равно осталась довольна?
      – Чрезвычайно! Мне так понравились его фокусы с шелковой простыней! Потом его шофер отвез меня на лимузине домой.
      – Вы с ним еще встретитесь?
      – Понятия не имею! У него есть мой телефон.
      – А если он позвонит? Пойдешь на свидание?
      – Подумаю. Там видно будет. – Анджела усмехнулась.
      Надя махнула официанту, чтобы тот повторил заказ. Он кивнул в знак того, что понял ее, и пошел к стойке бара.
      – У тебя особый дар притягивать к себе извращенцев, – сказала она. – Помнишь, один из них попросил тебя отстегать его указкой?
      – Да, чудной был парень. Он мне с тех пор не звонил. Наверное, я переусердствовала.
      Подружки рассмеялись. Они были знакомы давно, с тех пор как стажировались вместе после колледжа в одной брокерской фирме. Порой Наде казалось, что Анджела все выдумывает: настолько неправдоподобны были ее рассказы о своих амурных приключениях. Но Надя делала вид, что всему верит, потому что Анджела терпеливо выслушивала ее жалобы на свой неудачный брак. Анджела была на редкость похотлива и обладала неуемным сексуальным аппетитом, но не только это мешало ей остановиться на каком-нибудь одном партнере. Ей нравилось флиртовать с мужчинами и менять любовников. Это была настоящая женщина-вамп.
      Подружки выпили еще по коктейлю, поболтав о пустяках, и расплатились, каждая за себя, дав смазливому официанту пять фунтов на чай. Анджела собиралась сходить в «Ковент-Гарден» на премьеру новой оперы, воспользовавшись абонементом, оплаченным финансовой корпорацией, в которой она работала. Поскольку Наде было по пути, она вызвалась подбросить ее до театра на машине.
      – Пойдешь завтра на открытие выставки работ Джека Гамильтона? – спросила Надя у Анджелы, когда они садились в автомобиль, который любезно подогнал им со стоянки швейцар отеля, за что получил десять фунтов на чай. – У тебя ведь наверняка есть пригласительный билет.
      – Не смогу. Завтра в шесть прилетает господин Яматсо. Придется с ним ужинать в ресторане. А жаль! Мне хотелось познакомиться с Гамильтоном. Это такой самец! Ты бы видела, какие у него мускулы. Он исповедует древнегреческие идеалы, считает, что здоровое тело просто необходимо творческой личности. Лично я готова отдаться ему хоть сейчас. У него такие сладострастные глаза! Я видела его снимок в «Санди таймс». Настоящий Аполлон!
      – Но ему уже за шестьдесят, Анджела! О каких сладострастных глазах ты говоришь! Значит, придется идти одной. Наша организация спонсирует это мероприятие. Гордон в Гонконге, он не сможет.
      – Он еще работает?
      – На будущий год уйдет на пенсию. Один он и интересуется искусством.
      – Извини, что не смогу составить тебе компанию.
      – Ничего не поделаешь. Пока! – со вздохом сказала Надя.
      Она высадила Анджелу в конце Боу-стрит и, обогнув театр «Олдуич», поехала к себе в Айслингтон. Спустя четверть часа она была дома. Основной взнос за свой домик она внесла три года назад, получив крупные премиальные. Коммерческий банк, в котором она работала, предоставил ей долгосрочный кредит на выгодных условиях для оплаты ежемесячных ипотечных взносов. Дом был не из дешевых, но Наде нравился.
      Отперев входную дверь, она отключила охранную систему и поднялась по лестнице в спальню, совмещенную с ванной и занимавшую целый этаж. Ей пришлось потратить уйму денег, чтобы перестроить дом по своему вкусу, изрядная доля затрат ушла на отделку ванны мрамором. Но Надя об этом не жалела.
      Она разделась, включила душ и встала под сильные струи, чтобы взбодриться после выпитого алкоголя. Выйдя из кабинки, она надела белый махровый халат и взглянула на свое отражение в большом зеркале над умывальником. Почему Анджеле так везет на мужчин, а ей – нет? Ведь она ничем не уступает этой рыжеволосой обольстительнице! Чем плохо, к примеру, ее лицо – курносый носик, высокие скулы, пухлые рубиновые губки, васильковые глазки? И волосы у нее натуральные светло-русые, волнистые, аккуратно подстриженные. И фигурка стройная – узкая талия, полные бедра, длинные, стройные ножки, соблазнительная попка. А какие красивые у нее груди – высокие, округлой формы, тяжелые, как спелые дыни.
      Нет, дело, очевидно, было вовсе не во внешности! Просто Анджела более раскованна, она запросто могла попросить незнакомого мужчину в баре угостить ее выпивкой и напроситься к нему в гости. Надя никогда не осмеливалась на подобные экстравагантные выходки, тем более после развода. Нельзя было сказать, что мужчины оставались к ней равнодушны. Но за ней ухаживали, как это ни странно, либо старики, либо зануды, либо женатые мужчины, а становиться чьей-то любовницей или содержанкой ей не хотелось. Ее сердце жаждало настоящей, большой любви, основанной на пылкой страсти.
      Однажды она увлеклась женатым мужчиной и обожглась. Это произошло вскоре после того, как она развелась с мужем. Ее стал обхаживать один из высокопоставленных сотрудников другого коммерческого банка, обаятельный и элегантный ловелас. Он водил ее в оперу, дарил ювелирные изделия и предметы одежды, все из самых престижных дорогих магазинов на Бонд-стрит. И в любви он оказался искушенным и многоопытным человеком, способным на многое такое, о чем она и не подозревала, пока жила с мужем. Он не скрывал от нее, что женат. Первое время ей казалось, что она сможет с этим смириться. И какое-то время роль любовницы ее вполне устраивала. Но однажды, придя в ресторан на встречу с банковским клиентом, она увидела там своего любовника с супругой, изящной брюнеткой. Наблюдая, как он ухаживает за ней, она ощутила душевную боль и ревность. Больше всего задело ее то, что жена, несомненно, любила своего неверного супруга – это было очевидно по ее смеху и обожанию, с которым она смотрела на него во время ужина. Вот тогда-то Надя и дала себе слово впредь не совершать подобных ошибок.
      Развод она восприняла хладнокровно, поскольку давно разочаровалась в муже. Она вышла за этого слабовольного и бесхребетного человека, лишенного всяких амбиций, лишь потому, что ей хотелось стать замужней женщиной. Брак ей представлялся чем-то вроде страхового полиса на случай краха ее собственной карьеры. Но когда стало очевидно, что ее карьера развивается достаточно успешно, ее взгляды на жизнь изменились. У нее возникли новые потребности. Попытки как-то повлиять на супруга и сделать из него другого человека ни к чему не привели. Брак стал тяготить ее.
      К счастью, муж увлекся девятнадцатилетней телефонисткой из компании «Бритиш телеком». И Надя, для которой секс всегда стоял на втором после карьеры месте, с радостью согласилась на развод. Муж был настолько поражен этим, что пришел в детский восторг и, разоткровенничавшись, рассказал, как они с Шэрон занимаются сексом. Она испытала настоящий шок, узнав из его откровений, что он уже давно трахает и сосет свою юную пассию ежедневно и в машине, и у нее дома, получая от этого неописуемое удовольствие. С Надей же он занимался этим лишь раз в неделю, по пятницам, и только в одной позиции – поставив ее на четвереньки.
      Все эти неудачи навели Надю на мысль, что ей необходимо какое-то сексуальное приключение в духе тех, что себе позволяла Анджела. Нет, разумеется, любовники у нее тоже были. Они проявляли достаточно искушенности и терпения в сексуальной игре и доставляли ей удовлетворение. Но она ни разу не испытала с ними безумного восторга и испепеляющей страсти. Все было размерено, рассчитано и предопределено, потому – скучно. Сейчас же Наде хотелось чего-то большего, и она чувствовала, что достойна этого.
      Запахнув полы халата потуже и затянув их поясом, Надя спустилась на кухню и приготовила себе чаю. Есть ей пока не хотелось, она пообедала с клиентом в ресторане. Устроившись за кухонным столом с чашкой крепкого ароматного чая, она смотрела телепрограмму, но, не найдя в ней ничего достойного внимания, стала вспоминать детали рассказа Анджелы о ее встрече со странным американцем. Черные шелковые простыни не давали Наде покоя. Воображение рисовало ей киноактера Россано Брацци, ласкающего ее в черной комнате.
      Она прошла в спальню, задернула шторы на окнах, выходящих на улицу, скинула халат и уставилась на свое отражение в зеркале. Соски отвердели и потемнели, как спелые вишни. Она сжала груди и в сердцах выругалась:
      – К черту эту Анджелу с ее рассказами!
      Ей в голову вдруг пришло простое объяснение ее излишней сексуальной озабоченности: на нее скверно влияла Анджела, регулярно делившаяся с ней своими впечатлениями от встреч с любовниками. Надя легла на кровать, испытывая потребность в самоудовлетворении. Раньше она редко мастурбировала, но в последнее время занималась этим все чаще. Однако удовлетворения это занятие ей не доставляло, тело реагировало на рукоблудие неохотно и вяло, как расстроенный музыкальный инструмент на пальцы неумелого музыканта. Очевидно, и к мастурбации требовалось призвание.
      Она развела пошире ноги и вновь посмотрела в зеркало. Волосяной покров на лобке был мягким и густым, однако наружные половые губы и ярко-красный вход во влагалище были отчетливо видны. Они насмешливо улыбались ей своей странной вертикальной ухмылкой.
      Она начала поглаживать промежность, слегка дотрагиваясь пальчиком до клитора, словно бы не решаясь тормошить его как следует. Внезапно ее осенило – она перекатилась на бок и достала из ящика комода черную атласную комбинацию. Не вставая с кровати, она надела ее и посмотрела в зеркало. От комбинации пахло духами, Надя имела обыкновение складывать пустые пузырьки в ящики с нижним бельем. Сквозь тонкую материю просвечивали торчащие соски.
      Она блаженно закрыла глаза и откинулась на подушки, с наслаждением вдыхая приятный запах – смесь мускуса и аромата орхидеи. Интересно, схожи ли ее нынешние ощущения с теми, которые испытывала в пентхаусе американца Анджела? Клитор затрепетал, заявляя о своем желании участвовать в эксперименте. Перед мысленным взором возникло лицо Россано Брацци, с улыбкой поглаживающего ее груди.
      Надя раздвинула ноги и прижала рукой ткань к клитору. Материя стала влажной от соков, по телу побежали волны удовольствия, по коже – мурашки. Ей стало хорошо. Пульсация в области клитора участилась, она принялась теребить его пальцем через атлас. Ощущения оказались настолько сильными, что Надя содрогнулась в экстазе.
      Сжав ноги как можно плотнее, она явственно почувствовала, как намокает ткань. В полумраке нарисовался большой кривой пенис, надвигающийся прямо на нее, сверкая каплей на багровой толстой головке. Пенис существовал сам по себе и вел себя агрессивно. Он дрожал и разбухал у нее на глазах, головка синела, а вены на коже ствола вздулись. Мошонка, болтавшаяся под ним, стремительно увеличивалась, переполняемая семенем.
      Надя раскинула в стороны ноги и стала тереть пальцем клитор. Вокруг головки члена возник ореол. Надя представила, что сжимает его в руке и берет в рот. Член проник дальше, в гортань, она стала его сосать. Потом он очутился у нее во влажном и горячем лоне, обтянутый мокрой тканью, и начал проникать все глубже и глубже.
      Внезапно ее ощущения изменились, фаллос обрел в ее воображении конкретного хозяина – ее бывшего мужа. Ей отчетливо вспомнилось, как она наблюдала его ритмичные телодвижения во время полового акта, обернувшись через плечо. Она словно бы наяву почувствовала, что вновь стоит на четвереньках и украдкой смотрит, как в нее входит его член и как он выходит из нее. На левой ягодице у мужа постоянно нарывал прыщик, и это ее особенно завораживало. По мере того как кровь приливала к его ягодицам, прыщик менял окраску, становясь из розового ярко-красным.
      От этих воспоминаний приятные ощущения в клиторе притупились. И сколько бы Надя ни тормошила его, он больше не пульсировал. Удовольствие сменилось болью. Ничего не дало и введение во влагалище пальцев. Тело стало чужим. Радость покинула его.
      Раздраженная и неудовлетворенная, Надя открыла глаза и, взглянув в зеркало, стянула мокрую комбинацию. Набухшие груди болели, начала кружиться голова.
      – К черту такую жизнь! – в сердцах воскликнула она и пошла в ванную принимать душ.

      Маленький выставочный зал был переполнен. Посетители почти касались холстов, расставленных вдоль стен, и рассмотреть картины было непросто. Как ни странно, люди, пришедшие сюда, и не стремились к этому, потому что главное для них было потусоваться в богемной среде, пообщаться с критиками, журналистами и членами художественного совета. Публика сплетничала, зубоскалила и, навострив уши, ловила последние новости из жизни творцов. Шампанское лилось рекой, изящные официантки в коротких форменных юбочках разносили гостям тарталетки, подогретые столько раз, что они растаяли и накрепко прилипли к бумажкам, которыми были обернуты.
      Надя сразу же разглядела в толпе Джека Гамильтона. Он прочно отвоевал угол зала и всем своим видом демонстрировал наседавшим на него поклонникам и репортерам, что сохранит это пространство за собой. Анджела не солгала, он был действительно привлекательный мужчина, хотя и не столь демонически сексуальный, каким его описала ей подруга.
      Какая-то грудастая толстуха в платье апельсинового цвета бесцеремонно вторглась на его личную территорию, отвоеванную с огромным трудом, и прижала бюстом к стене. Надя с интересом наблюдала, как она что-то говорит ему, сопровождая свой монолог энергичными жестами. Художник время от времени встряхивал головой, увенчанной шапкой густых кудрявых черных волос, пытаясь отправить на место непослушную прядь, падающую на его кустистые брови, и сверкая темно-карими глазами, преисполненными вселенской мудрости и печали.
      Высокий и физически сильный, он держался с непосредственностью и элегантностью уверенного в себе здорового человека, не лишенного самодовольства.
      Надя извинилась перед случайными собеседниками и стала проталкиваться к нему, стараясь не задеть рукой или плечом чей-то стакан с вином или бумажную тарелочку с закуской. Гамильтон вопросительно вскинул брови. Она поймала себя на том, что сама точно не знает, чего хочет.
      Между тем его грудастая поклонница с энтузиазмом продолжала тараторить, не замечая, что художник ее не слушает.
      – Вот почему я рассматриваю эти вещи с позиции формы, а не содержания. Вы согласны? Ах, Боже мой! Это же Патрик! Вы знакомы с Патриком Проктором? Он душка, не так ли?
      – Вы правы, – равнодушно кивнул Джек.
      – Я обязана его поприветствовать. Извините!
      Толстуха отчалила, и ее место заняла Надя. Она представилась художнику, он без особой радости ответил:
      – Привет!
      – Вы довольны? – спросила она.
      – Доволен? Чем? – переспросил он.
      – Вашей выставкой!
      – Вы видели мою фотографию в каталоге?
      – Да.
      – Может быть, все же в «Санди таймс»?
      – Нет.
      – Слава Богу! Из-за этой проклятой заметки я лишился покоя.
      – Я знаю.
      – Я сожалею, что допустил это.
      – Почему?
      – Это неосмотрительный поступок, чреватый непредсказуемыми последствиями. Но чем я могу быть вам полезен? Только, пожалуйста, не задавайте мне дурацких вопросов о моих взглядах на творчество и не допытывайтесь, почему я рисую только маслом и где нахожу натурщиц. Если бы я мог объяснить то, что делаю, словами, я бы не рисовал.
      – Я хотела поговорить с вами не об этом!
      – Нет? Тогда о чем?
      Надя смутилась: не могла же она признаться, что он ей понравился как мужчина!
      – Я просто собиралась сказать, что ваши работы потрясли меня до глубины души, – выпалила она первое, что взбрело в голову.
      – Значит, вы их видели не только в каталоге?
      – Да!
      – Сомневаюсь! Здесь их рассмотреть невозможно.
      – Я сотрудница фирмы, которая содержит эту галерею, поэтому видела ваши картины на предварительном просмотре на прошлой неделе.
      – В таком случае извините! – Художник смягчился и, улыбнувшись, добавил: – Не сердитесь, я ненавижу подобные сборища. Но согласитесь, что бывает дьявольски обидно, когда видишь, что фактически никому нет дела до твоих работ, на которые ты потратил три года жизни, пытаясь донести что-то до людей.
      – Я внимательно рассмотрела ваши картины. Они мне понравились. Вы прекрасный художник.
      Надя не кривила душой. Картины Гамильтона действительно отличались выразительностью и четкостью деталей. Он рисовал почти с фотографической точностью. Но при этом привносил в картину свое настроение, индивидуальное видение отображаемого мира, заставляя пытливого зрителя думать и сопереживать.
      – Вы разбираетесь в живописи? Чего вы ждете от произведения искусства? – спросил он с оттенком недоверия, словно пытаясь убедить себя в том, что здесь его никто не способен понять.
      – Я жду от живописи отклика на свои мироощущения и всегда чувствую, затрагивает картина мои потайные струны или нет, – не моргнув глазом ответила Надя.
      – И мои картины действительно вас потрясли?
      – Во всяком случае, две из них.
      – В самом деле? И какие же именно?
      – «Женщина в терракотовом платье» и «Мать и сын».
      Джек Гамильтон посмотрел ей в глаза, улыбнулся и залился счастливым смехом, радуясь тому, что она успешно прошла проверку и отныне может рассчитывать на его уважение.
      – Вы совершенно правы! Все остальные работы – мазня! Но эти две – настоящие шедевры! Я хотел бы вас угостить, – сказал он, парализуя ее взглядом.
      – Спасибо, я не хочу.
      – В таком случае, Надя…
      Он не договорил, но она почувствовала, как замерло у нее сердце, наполнившись симпатией и влечением к этому необыкновенному мужчине. Ей стало пронзительно ясно, как нужно действовать, и она непринужденно спросила:
      – Вы же не собираетесь со мной переспать?
      Он снова обнажил ровные жемчужно-белые зубы и тихо сказал:
      – Я бы с удовольствием!
      Сердце Нади затрепетало, как птичка в клетке. Да что она себе позволяет? Что на нее сегодня нашло? Все это скверное влияние Анджелы: с кем поведешься, от того и наберешься! Но она ни о чем не жалела, почувствовав необыкновенную легкость, словно бы вдруг избавилась от тяжких оков.
      – Может быть, улизнем отсюда? – предложил он заговорщицким тоном, озираясь по сторонам. – Нас никто не хватится.
      – Разве вам не следует оставаться в зале до закрытия? – спросила она, обескураженная столь стремительным разворотом событий.
      – Не думаю. Я исполнил свой долг, открыл выставку. Идем?
      – Хорошо, пошли! – непринужденно ответила она.
      Он мягко подхватил ее под локоть, и она вздрогнула, впервые ощутив прикосновение его сильных пальцев. Но еще больше потрясла ее мысль о том, что он уводит ее из шумного зала в укромное место, чтобы там овладеть ею. Художник вывел ее через служебный вход на улицу, и спустя десять минут, воспользовавшись такси, они очутились у дома на Фулем-роуд. Джек Гамильтон провел ее по каменной лестнице на верхний этаж и, отперев дверь, сказал:
      – Добро пожаловать в мою мастерскую!
      Надя вошла в просторное помещение с большими окнами на потолке и огляделась. Вдоль стены стояло кухонное оборудование, в дальнем конце студии имелся альков с двуспальной кроватью.
      – Хотите чего-нибудь выпить? Кофе? Чай? – спросил Джек.
      – Спасибо, нет, – ответила Надя, стараясь не думать о том, что должно сейчас произойти.
      – И часто вы такое практикуете? – спросил он.
      – Что именно?
      – Прыгаете в постель к незнакомым мужчинам!
      – Раньше ничего подобного со мной не случалось, – искренне ответила Надя.
      – Что же вас смущало?
      – У меня не возникало такого желания.
      – Я польщен. Но почему ваш выбор пал именно на меня?
      Он подошел к большому раздолбанному дивану, стоявшему у другой стены, и, плюхнувшись на него, взмахом руки предложил Наде последовать его примеру. Вопреки широко распространенному мнению, что в мастерских художников царят хаос и кавардак, студия Гамильтона была чисто прибрана и приятно удивляла наведенным в ней порядком. Все было на своих местах: холсты натянуты на подрамники и аккуратно сложены в стопку, книги расставлены на полках, стеллажи вытерты от пыли, на дощатом полу постелены яркие коврики, готовые картины развешаны в рамах на стенах.
      – Я передумала, – садясь на диван, заявила Надя.
      – Относительно чего, позвольте узнать?
      – Мне хочется вина!
      Джек пружинисто вскочил и, подойдя к буфету, спросил:
      – Белого или красного?
      – Красного, пожалуйста!
      Он достал из буфета бутылку и чистые бокалы.
      – Вы очень привлекательный мужчина, – сказала Надя. – И вы это знаете. Почему же в таком случае женщине, которой вы понравились, не вести себя так, как поступил бы в такой ситуации мужчина?! – риторически воскликнула она, стараясь убедить себя в разумности своего довода.
      – Не вижу причин для самоограничения, – ответил Джек.