Но прежде мне пришлось расхваливать наряд Синди. Она плюхнула пакеты с покупками на кровать и разложила свои обновки, чтобы мы с Пиппой ими полюбовались.
      Не поймите меня неправильно. Я люблю наряжаться, как любой нормальный человек. Но просто некоторые люди не умеют хорошо выглядеть в нарядной одежде. Я как раз из таких. Глядя на костюм Синди, я понимала, как здорово она будет смотреться в понедельник.
      – Ну как? – спросила Синди, приложив к себе темно-красный топ.
      – Класс! – ответила я не без зависти.
      К топу прилагались по-настоящему стильные белые брюки. Пока она примеряла свой новый прикид, мы с Пиппой издавали восхищенные охи и ахи.
      Потом костюм примерила Пиппа. На ней он тоже хорошо смотрелся. Потом его померила я. Как я уже говорила, одни хорошо смотрятся в нарядной одежде, а другие – не очень.
      – Я в понедельник надену свой черный костюм. – Пиппа посмотрела на меня. – А ты что наденешь?
      – Еще не решила, – буркнула я в ответ.
      – Придется нам что-нибудь для тебя выбрать, – сказала Синди, открывая дверцы моего шкафа.
      Какое-то время мы перебирали вещи. Синди постоянно приговаривала, что уверена, мы обязательно найдем что-нибудь подходящее. Я была другого мнения.
      – Неужели у тебя нет ничегонового? – спросила наконец Пиппа.
      – Только джинсы, – я развела руками и вдруг вспомнила, что оставила свои джинсы на полу в комнате Аманды. Я их сняла, чтобы померить костюм Аманды, а потом совсем забыла о них.
      – Пожалуй, прямо сейчас я за ними не пойду, – рассудила я. – Аманда будет злиться на меня еще несколько дней. Лучше подождать, когда она куда-нибудь уйдет.
      – Однажды я испортила мамин любимый свитер, – сказала Пиппа. – Она, конечно, рассвирепела, но я ее успокоила. Предложила купить ей новый на свои деньги, которые накопила на каникулы. Может, тебе попробовать этот способ с Амандой?
      Я копила деньги на летние каникулы несколько месяцев. И если предложить Аманде купить ей новые брюки, я, наверное, останусь без единого цента. И потом, я ведь уже и так заплатила за химчистку.
      Я объяснила это Пиппе.
      – К тому же, если бы она хоть изредка разрешала мне померить свои вещи, такого бы не случилось, – убежденно добавила я.
      – Она берегла их для дня рождения, – заметила Синди.
      – Можешь мне это не объяснять, – вздохнула я. Наверное, Синди и Пиппа правы, стоит предложить Аманде деньги на новые брюки. – Пожалуй, я попробую с ней помириться.
      – Может, тебе лучше сделать это прямо сейчас? – предложила Пиппа. – Потому что, если с этим тянуть, будет только хуже.
      Мне следовало решать самой. Пиппа плохой советчик, это все знают.
      Хотя, должна признаться, было приятно чувствовать себя такой благородной, первой решившей предложить мир враждующей стороне.
      – Хорошо, я сделаю это, но не ради Аманды, а ради того, чтобы мне самой было спокойнее.
      Я направилась по коридору в комнату Аманды. Было слышно, как там играет музыка и хохочут свистушки.
      Остановившись за дверью, я сделала глубокий вдох. Я смогу разом решить две проблемы, уговаривала я себя, – предложу Аманде деньги на новые брюки и заодно верну свои джинсы. Мама будет гордиться моим благородным поступком. Она всегда твердит нам, что гораздо труднее мириться, чем ссориться. На этот раз я первая предложу мир Аманде.
      Я постучала.
      Вы-то знаете, что я вошла туда с лучшими намерениями. И я не виновата в том, что произошло дальше. Во всем виновата Аманда.
      Свистушки сидели кружком на полу – с идиотскими улыбками от уха до уха.
      – Чего тебе, Железная пасть? – спросила Аманда.
      Ничего себе, да? Мне следовало тут же уйти.
      – Может быть, она пришла за своими джинсами? – фыркнула Черил, и все они захихикали. До чего же они противные, эти сверстники!
      Я оглядела комнату в поисках джинсов.
      – Ничего не знаю. Какие еще джинсы? – пожала плечами Аманда.
      В мою голову закралось подозрение. На полу, где я оставила свои джинсы, их не было. Их нигде не было, насколько я могла видеть.
      – Можно мне их забрать? – спросила я самым миролюбивым тоном.
      Я решила сначала покончить с этим вопросом и уж потом предлагать ей деньги.
      – А-а, так это были твои джинсы? Ох, Стейси, извини, пожалуйста. Я подумала, это просто старая тряпка, которую здесь кто-то бросил, – с издевкой сказала Аманда.
      – Что ты с ними сделала? – нахмурилась я.
      Опять послышалось хихиканье.
      – Может, тебе посмотреть в мусорном баке? – не унималась Аманда.
      Это прозвучало как сигнал. Теперь они уже хохотали в открытую, катаясь по полу, как идиотки.
      Пиппа и Синди болтались в коридоре возле моей двери. Я промчалась мимо них.
      – Что случилось? – спросила Синди.
      – Уму непостижимо! Она выбросила мои джинсы в мусорный бак! – крикнула я, сбегая по лестнице.
      Втроем мы пулей пролетели через кухню и выбежали через заднюю дверь. Я подняла крышку металлического бака. Из-под ку-чи мусора торчал уголок синей джинсовой ткани.
      – Фу, гадость! – попятилась Синди. – Я туда руками не полезу!
      Из открытого окна послышался издевательский смех. Я посмотрела наверх и увидела четыре высунувшихся головы. – Какие-то грязные бродяги роются в нашем мусорном баке! – крикнула Аманда. – Надо позвонить в полицию.
      – Ты всю свою одежду берешь оттуда? – ехидно осведомилась Рейчел.
      – Наверняка так и есть, – пропищала Натали. – По ней видно, что она находит одежду в баке с отбросами.
      – А по тебе видно, что ты там нашла свою рожу! – не осталась в долгу Синди.
      Я отряхнула свои джинсы от мусора и гневно взглянула на Аманду.
      – А я еще собиралась помириться с тобой! Забыла, что ты собой представляешь, пустая свистушка!
      – Ха-ха, обзывайся, сколько тебе угодно, мне от этого не жарко и не холодно, – Аманда показала мне язык. – Убирайся отсюда, Зубы с люрексом!
      Я ненавижу, когда меня так обзывают. Ничего глупее этого не придумаешь. Наверное, поэтому Аманде эти выражения так нравятся.
      – Ах так? Я объявляю тебе войну! Надеюсь, хоть это ты поняла? – громко и четко сказала я.
      – Не появляйся в моей комнате, Стейси Аллен! – крикнула в ответ Аманда. – Исчезни из моей ЖИЗНИ!
      Окно захлопнулось.
      Я посмотрела на Синди и Пиппу.
      – Военный совет! – провозгласила я. – В моей комнате. Немедленно. Я ее проучу!
      Направляясь в мою комнату, мы слышали, как хохочут свистушки. Черил вообще можно услышать за три квартала. Она среди свистушек главная по гоготу. И не только с виду похожа на гиену. Она и звуки издает такие же.
      Вернувшись к себе, я стряхнула с джинсов последние соринки и повесила их на спинку стула.
      – Итак, приступим к делу, – серьезно сказала я. – Как нам лучше отплатить за это моей тупице-сестре?
      – Давайте составим план, – предложила Пиппа. – Запишем разные способы мести, какие только придут в голову.
      – Хорошая мысль, – согласилась я и вырвала страничку из школьной тетради.
      Мы уселись на полу, обдумывая наши первые действия.
      – Ты можешь перестать с ней разговаривать, – сказала Синди. – То есть полностью ее игнорировать.
      Проблема Синди в том, что она никогда не была младшей сестрой. Может быть, у них дома, если она не разговаривает со своими младшими братьями, это и срабатывает, но против Аманды такое оружие слабовато.
      – Аманда и так не будет со мной разговаривать. Как же тогда она узнает, что я объявила ей бойкот? – заметила я.
      – Можешь заявить ей об этом в письменной форме, – посоветовала Пиппа. – Напиши официальное письмо, в котором сообщишь, что для тебя она больше не существует.
      – Представляю, как она вытрет об него ноги, – усмехнулась я.
      – Когда я сержусь на своих братьев, то отказываюсь обедать с ними за одним столом, – поделилась своим опытом Синди.
      – А где же ты ешь? – удивилась Пиппа.
      – В своей комнате, – ответила Синди.
      – Ты что, шутишь? Думаешь, если я стану есть в моей комнате, это повлияет на Аманду? – Я с недоумением уставилась на подругу.
      – А как ты обычно поступаешь? – спросила Пиппа. – Я имею в виду, как ты обычно ей мстишь, когда она тебя доводит?
      Пиппа единственный ребенок в семье, так что вряд ли можно упрекать ее в том, что она не знает таких вещей.
      – Ору на нее, – сказала я. – А если уж очень разозлюсь, то отказываюсь помогать ей с уроками.
      Поскольку Синди смогла предложить только один вариант – чтобы я сидела и дулась в своей комнате, – а Пиппа вообще не знала, что делать, я поняла, что список вариантов мести целиком придется составлять мне.
      И вот что в конце концов у меня вышло:
 
      План Стейси Аллен для ведения войны с Амандой Аллен.
      А. Основные меры:
      1.  Отказаться от каких бы то ни было разговоров. (Заметит ли?)
      2.  Игнорировать ее. (Это то же самое, что и не разговаривать, только больше – вести себя так, будто ее вообще не существует.)
      3.  Не помогать ей готовить уроки. (Мне этот пункт больше всех нравится. Аманда всегда просит выручить ее, когда не сделает чего-то из уроков.)
      4.  Ничего не дарить ей на день рождения. (Тоже неплохо!)
      5.  Не принимать для нее телефонных сообщений.
      Б. Дополнительные меры:
      6.  Подложить что-нибудь гадкое ей в постель.
      7.  Купить какой-нибудь шампунь с приколом, чтобы волосы у нее стали зелеными.
      8.  Почаще впускать к ней в комнату Бенджамина. (Она терпеть не может, когда Бенджамин туда входит и начинает кататься среди ее вещей.)
      9.  Подменить ей учебники, чтобы она пришла в школу не с теми, что нужно.
      10.  Испортить ей день рождения. (Точно не знаю, как это сделать, но впереди еще две недели – что-нибудь придумаю.)
 
      Я показала список Пиппе и Синди.
      – Ты правда собираешься провалить ее вечеринку? – спросила Пиппа. – А что скажет ваша мама?
      – Я не собираюсь ей об этом докладывать, – фыркнула я. – И потом, это идет десятым пунктом. У меня будет куча других дел, прежде чем я дойду до этого, – я усмехнулась. – И, уж конечно, Ферн сможет еще подбросить какую-нибудь идейку. Никому просто так не сойдет с рук, если он рискнет связаться со Стейси Аллен! Аманда еще пожалеет, что родилась на свет! Я ей устрою!
      Так думала я в тот момент.
      Но, как ни странно, то, что действительно развязало Великую войну сестер, даже не значилось в моем списке. Аманда сама, собственноручно, сделала это.

      Вот интересно, у ваших мам есть бзик насчет здорового питания? У моей есть, и еще какой! Она все время твердит, как вредно есть много гамбургеров и пиццы. А по-моему, любой едыесть слишком много – это вредно. Но сколько именно сдобного печенья в шоколаде – слишком много?
      По-моему, так: если ты отходишь от банки с печеньем с мыслью, что никогда в жизни больше не захочешь даже смотреть на него, это значит, что ты съел слишком много. А до тех пор – все нормально. И даже когда ты наешься до отвала, всегда можно прихватить последнее печенье с собой – на потом. Я считаю, в этом заключен глубокий смысл. Потому что грустно, должно быть, оставаться последним печеньем в банке. Это все равно что быть последним учеником в классе, которого никто не хочет брать в свою волейбольную команду.
      Не скажу, чтобы мама уж очень тщательно следила за нашим питанием. Вот почему в то воскресенье к середине дня банка с печеньем уже была пуста, и я сидела на диване и чистила апельсин, болтая с Пиппой по телефону.
      За минуту до этого мне пришел в голову вполне естественный, на мой взгляд, вопрос. В таких случаях ответ дать может именно Пиппа.
      – Слушай, Пиппа, – начала я. – Почему апельсины называются апельсинами?
      – Потому что они… Да, вспомнила. По-французски это «китайские яблоки», – сказала Пиппа.
      – Тогда почему бананы не называют эквадорскими огурцами? А ананасы – мексиканскими шишками?
      – Не знаю, – призналась Пиппа. – Может, парню, который давал фруктам названия, пришло время идти домой, и он ничего поинтереснее не успел придумать? А на следующий день ему надо было ломать голову над целой кучей названий для рыб, и ему уже было не до апельсинов?
      – Я считаю, мы должны придумать для них настоящее название, – сказала я. – Предлагаю с сегодняшнего дня говорить не «апельсин», а «сквиндж».
      – Класс! – восхитилась Пиппа. – Сквиндж. Здорово звучит! В следующий раз, когда я возьму в школу на завтрак апельсин, то скажу: «Эй, ребята, никто не хочет дольку сквинджа?» Вот они удивятся!
       Словарь Стейси Аллен
       Сквиндж – оранжевый фрукт, после долгих лет забвения получивший свое название от Стейси Аллен из средней школы города Фор-Корнерс, штат Индиана.
      Я стану знаменитой. И это будет мне наградой за то, что cейчас я должна есть апельсин, когда мне на самом деле хочется шоколадного печенья. То есть должна есть сквиндж, я хотела сказать.
      Я положила трубку и принялась за свой сквиндж.
      Возможно, вас интересует, как идет Великая война сестер? Если честно, никак она не идет. Довольно сложно вести войну, когда противника почти весь день нет дома, потому что он проводит репетиции своей группы поддержки или еще что-нибудь в этом роде.
      А когда он (то есть противник) дома, то сидит наверху в своей комнате со свистушками.
      Однажды мне пришло в голову подслушать, о чем они болтают. (Да, я знаю, что подслушивать нехорошо, но на войне как на войне. А вдруг услышу что-нибудь полезное, что смогу использовать как средство защиты?)
      Вести прослушивание разговоров свистушек – дело нехитрое. Все, что мне пришлось сделать, это открыть окно своей комнаты и высунуться наружу. Таким образом я могла услышать почти все, что происходит в комнате Аманды. Ловко придумано, а? И вот вам образец того, что я услышала: «– Вы заметили, как сегодня смотрел на меня Рики Дэндо? – донесся до меня голос Натали. – Наверняка он назначит мне свидание.
      – Он такой милый, – произнесла Рейчел с отвратительным жеманством. – Ты бы просто умерла от счастья, если бы он назначил тебе свиданье, правда?
      За этим последовало долгое хихиканье и шепот.
      – Я думаю, не осветлить ли мне несколько прядок спереди, это сейчас так модно, – раздался голос Аманды. – Как вы думаете, Тони Скарфони будет больше обращать на меня внимания, если у меня будут мелированные волосы?
      Тони Скарфони – капитан футбольной команды. Он примерно ярда два в ширину и тупой, как бык. Аманда, мне кажется, в него втюрилась.
      – Ему же Джуди Макуильямс нравится, – запротестовала Черил.
      – А вот и нет.
      – А вот и да!
      – Джуди Макуильямс – тьфу! Дайте скорее пакет, меня сейчас вырвет!»
      После нескольких таких их бесед я бросила идею с подслушиванием. Свистушки ни разу не говорили ни о чем другом, кроме как о мальчишках и нарядах. Да еще высмеивали других учеников и учителей.
      Время от времени я доставала свой список мести и перечитывала его. Наверное, это кажется странным, но просмотр списка поднимал мое настроение. Заставлял меня думать, будто на самом деле мне не обязательно все это делать, достаточно того, что я знаю, что моглабы сделать, если бы захотела.
      Итак, я сидела в гостиной, обдирая противные белые прожилки с очищенного «сквинджа», когда вошла мама с Сэмом на руках.
      – Думаю, ты передо мной в долгу, Стейси, – начала она издалека.
      – Правда?
      Ох-ох, обычно, когда мама говорит, что я перед ней в долгу, это не предвещает ничего хорошего.
      – Вчера я спасла тебя от суда Линча, если ты помнишь, – сказала мама. – Твоя сестра вполне была способна на это.
      Я широко улыбнулась в ответ:
      – Скажи, что нужно, и я сделаю.
      – Присмотри немного за Сэмом. Мне надо закончить ту работу, от которой меня оторвали вчера.
      – Какие разговоры! – воскликнула я. Присмотреть за Сэмом – я никогда не против. Это в сто раз лучше, чем убирать ванную или пылесосить лестницу. – Не хочешь дольку сквинджа? – спросила я, протягивая ей апельсин.
      – Дольку сквинджа? С удовольствием, – улыбнулась мама. – Я возьму ее с собой вниз.
      Вот что мне в маме нравится, так это то, как она умеет воспринимать новые идеи. Аманда бы, конечно, сказала: «Ты что, чокнулась? Это же апельсин, тупица!»
      – Можно, Сэм немного позанимается пальцевой живописью? – спросила я.
      Пальцевая живопись Сэма – дело очень хлопотное, но он это просто обожает.
      – При условии, что ты будешь этим руководить, – предупредила мама. – Помнишь, что получилось в прошлый раз?
      Она имела в виду тот злосчастный инцидент с отпечатками ладошек Сэма на стенах кухни. Я, конечно, не собиралась допускать такое безобразие снова. Я пошла в кладовку со всяким старьем, откопала там старую простыню и расстелила ее на полу в кухне. Таким образом я потом освобожу себя от лишнего мытья. Поневоле становишься предусмотрительным, когда приходится иметь дело с таким карапузом-братцем.
      Потом я принесла из своей комнаты плакатные краски, капнула их понемногу в несколько блюдец, плеснула туда воды, чтобы развести. Получились отличные яркие цвета: красный, синий, желтый и зеленый. Мама дала мне пачку старой бумаги для принтера, которая ей больше была не нужна.
      – И помни, что я тебе сказала, – предупредила она меня, выходя из кухни. – Чтобы вся краска осталась на бумаге. А не на стенах.
      – Вас понял. Будет сделано! – четко отрапортовала я.
      Потом села с Сэмом на пол и показала ему, как начать. Может быть, у меня нет таких художественных способностей, как у Аманды, но нарисовать забавную клоунскую рожицу я могу. Я сунула палец в желтую краску и нарисовала на бумаге круг.
      – Это лицо, – объяснила я малышу, сидящему на полу среди блюдец с краской. – А теперь ты дорисуй глаза, рот и все остальное.
      Казалось, он меня понял. Шлеп! Маленькая ладошка окунулась в красную краску.
      – Отлично подойдет для рта, – согласилась я. – Вот здесь его и нарисуй.
      Плюх!
      – М-м… – протянула я. – Ну что ж, у клоуна может быть и большое красное ухо.
      Сэм закатился от смеха, размазывая по бумаге волнистые закорючки. Когда один лист заполнился, я убрала его, и он принялся за второй.
      – Что это? – спросила я, когда он поставил большую зеленую кляксу.
      – Да дагга! – радостно сообщил Сэм. – Гагнаг!
      – Понятно, – улыбнулась я. – Гагнаг, говоришь? Ну что ж, это самый лучший гагнаг из всех, что я видела.
      Я помогла ему превратить это в дерево и пририсовала несколько красных и желтых птичек.
      – Ноггел, – сказал он. (Во всяком случае это прозвучало как «ноггел».)
      Он потянулся вперед и шмякнул синей краской, будто приделав птичке синий клюв.
      – Да ты художник, Сэм! – воскликнула я. – У тебя прекрасно получается!
      Сэм захохотал и захлопал ладошками, рассыпая вокруг мелкие брызги краски. Я вытерла ему лицо.
      – Эй, осторожнее, малыш!
      Не думаю, что он меня понял, потому что он вдруг наклонился вперед и клюнул носом в блюдце, расплескав краску по простыне и тут же завернувшись в нее, прежде чем я успела остановить его.
      – Ох, Сэм! – ужаснулась я, а он весело загукал в своей ванне из краски. – Ты все перепутал. Я тебе говорила о рисовании пальцами, а не всем телом.
      Он потянулся ко мне и обмазал краской мой нос. Ему показалось, что это очень смешно. В следующее мгновение он принялся вытирать об себя руки. Потом обсосал свои пальчики и громко срыгнул, размазав красно-зеленые от краски слюни по подбородку.
      Урок живописи номер один, маленький непоседа: краска на вкус плохая!
      – Теперь давай приведем тебя в порядок, – сказала я. – А потом нам, пожалуй, придется пройтись шваброй по полу.
      Лужицы краски начали просачиваться сквозь простыню на пол. Сэм, кажется, был решительно настроен учинить полный разгром, как я ни пыталась его остановить.
      Я подхватила братца на руки и, посадив его на сушку для посуды возле раковины, принялась вытирать его лицо полотенцем. Он что-то залепетал и жалобно захныкал.
      – Сам виноват, – сказала я. – Не надо было естькраску, – и не смогла удержаться от смеха.
      Я уже наполовину отмыла Сэма, когда услышала, что кто-то подходит к кухне. Я решила, что это мама, пришла посмотреть, как у нас дела. Быстрый взгляд на пол подсказал мне, что мама не будет в восторге от наших художеств. Мне не хватило нескольких минут, чтобы убрать мокрую простыню и протереть пол шваброй.
      – Не входи сюда! – крикнула я. – На пять минут объявляется запретная зона!
      Но это была не мама. Это была Аманда. Не знаю, откуда она явилась, но разодета она была хоть куда – в белую юбку и ярко-желтую блузку. Ей следовало послушаться меня. Любой другой на ее месте хотя бы посмотрел, в чем дело, прежде чем врываться. Но только не Аманда.
      Она вбежала на всех парах. Ее ноги поскользнулись на мокрой простыне, и в следующее мгновение она уже сидела на полу, а ее белоснежная юбка была вся заляпана краской.
      Она недоуменно глядела на разноцветные разводы на своем наряде, словно не веря собственным глазам.
      – Ты, идиотка! – через мгновение завопила она.
      – Я же предупреждала, чтобы ты не входила! – крикнула я в ответ.
      Сэм дернул ножками и закатился от смеха. Должно быть, в тот момент сидящая на полу Аманда показалась ему очень забавной.
      Аманда поднялась. С нее капала краска.
      – Моя юбка! – плаксиво вскрикнула она.
      Я засмеялась. Ладно, я согласна, может, мне и не надо было смеяться, но что прикажете человеку делать, если кто-то на его глазах садится прямо в лужу краски?
      – Думаешь, это смешно? – заорала Аманда.
      Да, это и правда было смешно. То есть это была просто умора.
      – Я покажу тебе! Ты у меня посмеешься! – вопила Аманда, кидаясь на меня и тыча измазанной краской рукой мне в лицо.
      Я в ответ замахнулась на Аманду тряпкой, которой прежде вытирала Сэма. Краска забрызгала ее волосы.
      – Ты, крыса! – взвизгнула Аманда.
      – А что ты так разволновалась? Ты же хотела выкрасить отдельные пряди? Вот ты их и получила! Зеленые и синие! – усмехнулась я.
      Не знаю, что могло произойти дальше, но первое большое сражение Великой войны сестер было внезапно прервано:
      – Аманда! Стейси!
      Это была мама. Она стояла в дверях кухни с широко открытыми глазами, которые, казалось, готовы были выскочить из орбит.
      – Что у вас тут происходит?!

       – Аманда, ты сама виновата, что перепачкалась, – сказала мама. – Я хочу, чтобы ты извинилась перед Стейси и пообещала, что будешь хорошо к ней относиться всю оставшуюся жизнь.
       – Ты права, мама, – Аманда выглядела кроткой и послушной. – Я вела себя легкомысленно и эгоистично. Мне следовало быть внимательнее, тогда бы я не испачкалась в краске с ног до головы. Но я могу изменить себя. Это будет нелегко, но я уверена, что с помощью Стейси я смогу стать хорошим человеком и отличной сестрой.
       И тогда я произнесла:
      –  Конечно же, я помогу тебе, Аманда. И мы больше никогда не будем ссориться.
      В этот момент Сэм взял нас обеих за руки и сказал:
      –  Наша семья будет самой лучшей во всем городе.
 
      Размечталась, да? Осталось только добавить, как Бенджамин вплыл в комнату на легком пушистом облаке, рассыпая вокруг розовые лепестки.
      То, что произошло на самом деле, было немного другим.
      – Уберите это безобразие, – произнесла мама тоном, который, на мой взгляд, демонстрировал отличное владение собой, учитывая ситуацию. Она забрала у меня Сэма. – После этого обе вымоетесь и явитесь в гостиную. Пора нам втроем серьезно поговорить о том, как мы будем жить дальше.
      Я хорошо знала эту интонацию. Мама говорила нарочито спокойно. Опаснее всего, когда мама сердится, но держится спокойно. Тогда можно сказать наверняка, что надвигается что-то серьезное.
      Как только мама вышла, Аманда взглянула на меня так, как будто собиралась засунуть в мусорный бак.
      – Поосторожнее, – предупредила я ее, – а то схлопочешь по своему личику, и Тони Скарфони никогда в жизни на тебя не посмотрит.
      – Заткнись, Стейси! Захлопни свою пасть, – огрызнулась Аманда.
      – О, какой остроумный ответ! Аманда, тебе надо быть ведущей на телевидении.
      – Да? А тебе надо быть в детском саду вместе со своими дурами-подружками.
      Она повернулась и, стуча каблуками, вышла из кухни. Ее юбка сзади представляла собой одно большое разноцветное пятно. По ногам сбегали длинные цветные потеки.
      – Ты можешь начать новое направление в моде, – крикнула я ей вслед, – красочно-пятнистый образ!
      – Отвяжись! – бросила Аманда.
      Я подбежала к двери.
      – Эй, Аманда! Обещай, что никогда не изменишься! Я хочу всегда помнить тебя такой!
      Какая жалость, что под рукой не оказалось фотоаппарата!
      Через десять минут мы обе стояли в гостиной, дожидаясь, когда спустится мама.
      Она пришла через несколько минут. Прислонившись спиной к столу, она скрестила руки и посмотрела сначала на Аманду, потом на меня.