- Да, именно полезно. Я вижу, ты - не американец. Скорее всего, история о родителях - миссионерах - ложь.
      Но это не важно. Я вижу на тебе знак ягуара.
      - Знак ягуара? - я изобразил непонимание, - где?
      - Я вижу его на твоем лице, потому что могу видеть. Но если ты расстегнешь рубашку, то с левой стороны груди, ты увидишь нечто, о чем еще не знаешь.
      Внутренне спружинившись на случай неожиданной атаки, я медленно расстегнул рубашку. С левой стороны груди я увидел причудливый орнамент.
      Это было действительно нечто. Нечто вроде татуировки около полутора дюймов в диаметре. Ничего подобного этому рисунку я никогда не видел, но почему-то он казался мне ужасно знакомым.
      А главное, я хоть убей, не мог хотя бы приблизительно вспомнить, откуда она могла появиться.
      Может, работа этих синанджуистов? Пока я был без сознания. Едва ли. Во-первых, она бы болела, а во-вторых, какого черта? Нет, скорее всего это была работа Того, кто...
      - Не трудись вспомнить, - старик увидел мое замешательство, - это не татуировка. Это тот рисунок, который появляется сам, и является знаком. Он появился недавно, не так ли?
      Я кивнул.
      - Это большая ответственность, быть избранным Тем, кто идет по кронам деревьев.
      Я буквально остолбенел. Видно, не случайно мне встретился его джип. Или это я не случайно оказался на его дороге? Нет, скорее, первое. Ведь избранным, по его же словам был все-таки я. Это льстило самолюбию. Но все же не застилало глаза.
      Старик знал больше меня. И я настроился слушать.
      Однако, к своему разочарованию, ничего принципиально нового я от него так и не услышал. В несколько искаженной форме он поведал легенды, что я уже слышал, или, точнее, видел от пумы в Колумбии и совсем недавно от Того, кто идет по кронам деревьев.
      От рассказов он перешел к анализу. И могу подтвердить, весьма интересному анализу. Он говорил, что большинство людей живет инстинктами, не задумываясь о глубинных мотивациях своих поступков. Что, если бы они их осознавали, то были бы не так неуемны в своих потребностях. Что европейская цивилизация противна природе, и, как это ни парадоксально, не развивает разум, а лишь придает лоск, и, что самое главное, разрушает естественные связи. И в противовес этому цивилизации индейцев были гармоничны.
      - Но они не смогли защитить себя, - вырвалось у меня.
      - Это так. Когда они подумали о защите, было поздно.
      - То-то и оно. - На этот раз говорить начал я, - Тут резонно вспомнить о европейце, негре и бананах.
      Он удивленно посмотрел на меня.
      Казалось, он был удивлен, что я вообще могу говорить.
      - Так вот, - начал я. - Лежит под пальмой негр и ест бананы.
      Подходит к нему европеец.
      - Давай, - говорит, - соберем бананы, продадим их и получим кучу денег. С этими деньгами ты сможешь делать, что хочешь. Хоть просто лежать и есть бананы.
      - А что я сейчас делаю?
      Просто лежу и ем бананы.
      Вот эта притча, или анекдот, не знаю, как правильно выразиться, как раз дает представление о двух подходах к жизни. Ты защищаешь подход негра. Но правда состоит в том, что европеец не будет уговаривать дикаря делать что-то, а просто наведет на него ружье и заставит. Во всяком случае так было на протяжении всей истории.
      - Пример хороший, - ответил мне старик. - Но ты упрощаешь. Я вовсе не призываю лежать под пальмой, есть бананы и ничего не делать. Я говорю, что надо жить в единстве с природой. А это совсем другая разница. Но одно ты подметил правильно. Недостаточно просто жить в единстве с природой. Надо иметь достаточно сил, чтобы защитить себя от внешних врагов. Наши предки не имели достаточно сил. Видимо, чтобы победить врага, надо вжиться в него и воспользоваться его же оружием.
      - То есть, чтобы убить дракона, надо самому стать драконом? - спросил я, и сам удивился аллегоричности своей речи.
      - В какой-то степени, да. Поэтому многие не выдерживают этого испытания. Ведь если даже дракон убьет дракона, то общее число драконов останется тем же. Поэтому самым важным является понять дракона, вжиться в его шкуру, стать таким, как он, но не стать им.
      Я слушал внимательно, и он продолжил:
      - Мы стоим на пороге великих событий.
      Тот, кто идет по кронам деревьев, вышел на большой путь. Теперь нам предстоит возвращение утраченного.
      Я старался не предавать словам старика большего значения, чем они его имели. Но все же мурашки пробежали по моей спине. Судя по всему, совсем не исключено, и даже более чем, вероятно, что мне в самом недалеком будущем предстоит ввязаться в крупную борьбу. Борьбу, действующими лицами которой выступали древние, почти забытые боги. Пока это дало мне силы. Но, кто мог мне сказать, что это принесет мне потом? Тем более, будучи не совсем индейцем, или, точнее, совсем не индейцем, я не мог точно и утвердительно ответить на самый простой вопрос: "А мне это нужно?".
      Но, памятуя, что слово - серебро, а молчание - золото, я не стал задавать ему этого вопроса.
      Честно говоря, я, грешным делом, надеялся, что он начнет учить меня пользоваться новыми возможностями, и поведет дальше по пути воина, по которому я, сам того не подозревая, пустился три года назад. Однако я круто обломался. Он только довез меня до Барстоу, и высадил возле автобусной остановки.
      Однако все же наша встреча была полезной. По крайней мере, теперь я знал, что я - не один.
      Дома
      Через сутки, я, наконец, добрался до дома. На мне, как вы помните, висели два моих котенка и обещание следить за ними, так что исчезнуть просто так я никак не мог. Так что, я решил принять все меры предосторожности и продолжить свою обычную размеренную жизнь. Моим, так сказать, основным законным бизнесом был маленький антикварный магазин, купленный сразу вместе с домом. Дела в нем шли совсем не хорошо, и я по уши погряз в их исправлении. По крайней мере - для налоговой инспекции, конфликтовать с которой я не имел ни малейшего желания. Но это могло подождать до завтра, а пока нужно было привести себя в порядок. Принять ванну, выпить кофе...
      ***
      Когда я окончательно смыл с лица мыльную пену, и посмотрел в зеркало на свое бритое лицо, я чуть не вздрогнул от неожиданности. Тот, кто смотрел на меня из зеркала, был совсем не похож на того, кого я привык там видеть. Нет, это, конечно, был я. И черты лица были моими. Почти. Именно почти. Едва заметные изменения, делали лицо совершенно другим. Особенно изменился взгляд. Из, что греха таить, неуверенного и рассеянного, он стал жестким и пронзительным. И это была не умная рожа, сделанная перед зеркалом. Надо было признать, что я изменился.
      Когда это произошло? И почему именно сейчас я обратил на это внимание? И вслед за этими вопросами я пустился по тропе воспоминаний.
      Детство. Отрочество. Юность.
      Университет. Легион. Легион... За каким чертом я поехал туда? Глупый вопрос. Конечно, это было бегство. Бегство из разоренной Родины в поисках лучшей жизни. Просто жизни. А тут подвернулся напарник...
      Конфликт, так сказать, с дисциплиной.
      Разрыв контракта. Вербовка в особый отряд. Я еще удивился, как легко меня туда приняли. Тогда я не знал, что там нужны были именно идиоты, которых собирались послать практически на верную смерть. Это уже был не легион. И хотя рабочим языком оставался французский, я не уверен, что эта была французская организация.
      Африка. Бурунди. Руанда. Конго. Ангола.
      Везде мы сеяли смерть.
      Негр, который бросился с ножом на автомат. Я выстрелил в него из подствольного гранатомета. Не знаю, как я остался тогда жив. Лицо этого человека многократно возвращалась потом во снах. Он был не первый, кого я отправил к праотцам, но первый - кого так. Потом были другие.
      Окружение. Ранение. Миссионеры. Дикари.
      Все смешалось.
      Совершил ли я тогда предательство? Не думаю. Нельзя предать пустоту. А все мы в этом отряде были тенями.
      Пустыми мертвыми тенями, сеющими смерть на чужой земле и по чужой воле.
      Кейптаун. Богота. Анды.
      Пума. Храм Больших. Древних индейских богов. Я опять тогда вышел сухим. Один. Хотя нет, не один. С котятами, о которых обещал позаботиться. Их матери. И как оказалось, правильно сделал.
      Тот, кто идет по кронам деревьев. Он действительно существует. И теперь он во мне. Кажется, мой разум, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, всячески избегал этого момента. Более того, обостренные чувства и новые способности были какими-то двойственными. И реальными, и нереальными одновременно. Я без труда мог теперь переключаться между различными планами видения, в некоторых из которых я становился частичным, а кое-где и полным хозяином. Интуитивно я понимал, что часть планов принадлежат мне, часть другим живым существам, и, наконец, большая часть живет по своим внутренним законам. Но теперь я мог нагло вторгаться во многие эти законы. Вот только слабо пока осознавал, где находятся пределы этих возможностей. Хотя и ясно видел, что такие пределы существуют.
      Мэри Она появилась в дверях кафе, когда я только принялся за свой обед. Я узнал бы ее, даже если бы она и не помахала мне рукой. Испытав сквозной поток пронизывающего холода, я с удовольствием ощутил левым боком висящую под пиджаком кобуру. Хотя я отлично понимал, что случись что, моя "Беретта", скорее всего, останется не достанной, все же это придавало сил.
      - Привет, - сказала она, приблизившись.
      Точнее, она сказала Hi, но здесь и далее при отсутствии особых оговорок языком диалогов (да и внутренних монологов) считается английский.
      - Привет, - ответил я ей. - Присаживайся. Тебе что-нибудь заказать.
      Я старался держаться как можно непринужденнее.
      - Сразу видно соотечественника, - она перешла на русский.
      - Кажется, я в этом не признавался, - парировал я.
      - Однако русским ты все же владеешь лучше, чем английским, - сказала она присаживаясь.
      - С этим можно поспорить. И, мне кажется, что, говоря по-русски, мы привлечем к себе больше внимания.
      - Не думаю, что на нас обращает кто-то внимание. Холодная война проиграна, и до русских нет никому дела. А вот содержание разговора посторонним знать совсем необязательно.
      - Может тогда перейдем на испанский? - поинтересовался я, продемонстрировав лишний раз свой полиглотизм, касающийся не только еды.
      - Не думаю, что это хорошая идея, - ответила она мне. - Тем более, что, во-первых, встретить понимающего испанский здесь куда вероятней, а во-вторых, я не говорю по-испански.
      - С этого надо было начинать, - ответил я, улыбнувшись, - Знаешь такой исторический анекдот: Однажды русская императрица Екатерина II, заехав проездом в какую-то деревню, спросила у местного, как это сказать, староста, почему в честь ее прибытия не звонят колокола. На что тот ответил: "На это у нас есть четырнадцать причин. Во-первых, у нас нет колоколов". "Можете не продолжать," - ответила императрица.
      Я с удовольствием отметил, что анекдот возымел свое действие, и уже по-английски обратился к подошедшему официанту:
      - Примите заказ у дамы. И запишите его на мой счет.
      К слову, губа и у нее была не дура! По крайней мере, на счет халявных угощений.
      - Ну, а теперь о деле, - сказал я, когда официант отошел. - Как известно, людей можно делить по разным критериям. Согласно одному из них они делятся на тех, кто нужен мне, и тех, кому что-то нужно от меня. Мне от вас ничего не нужно. Так что, собственно, нужно от меня вам?
      - Есть еще один критерий деления людей:
      есть люди типа "жив" и люди типа "помер".
      - Но нет таких, кто бы знал твой номер, - дополнил я ее фразу и осекся. Ей совсем не обязательно было знать о моих познаниях творчества Б.Г. Однако, слово - не воробей.
      - Для непрофессионала ты отлично держишься. Для профессионала - много болтаешь. Но мне не хотелось бы переводить тебя во вторую категорию.
      Она слегка прищурилась. В голосе звучала мягкая угроза, но я постарался ее (то бишь угрозу) проигнорировать.
      - Мне и самому не хотелось бы, - ответил я, тоже прищурившись. - И скажи честно, - я сделал паузу, и, слегка коснувшись своей ногой ее ноги, добавил. - У тебя хризолитовые ноги, или между ног Брюс Ли?
      - Что? - она автоматически посмотрела на свои ноги, очень красивые, к слову, ноги. Потом на меня. И, наконец, поняв, что я продолжаю обыгрывать, начатую ею же песню, рассмеялась, - А ты за словом в карман не полезешь.
      - Это точно. Болтливость - мой враг.
      Знаешь историю о болтливом черепе?
      И убедившись, что она не знает, я начал рассказ. Так как он не содержал секретных сведений, я перешел на английский.
      Пока я рассказывал, официант выполнил заказ. Так что последующий разговор шел за едой.
      Мне спешить было некуда, так что у нас было достаточно времени для размышления.
      - Ты не перестаешь меня удивлять. Однако вернемся к нашим баранам. Ты не Артур. - Она смотрела на меня в упор.
      - Рад слышать, что меня уже в этом не обвиняют.
      - Только полный идиот мог бы сделать прямой нос орлиным и вставить кривые зубы.
      - Спасибо за комплимент, - ответил я на редкость мягко.
      - Только не обижайся. Это я так, констатирую факты.
      - Еще раз спасибо.
      Что еще можно было ответить в таких условиях?
      - Еще раз, пожалуйста, - ответила она мне в тон, а затем, полностью изменив интонацию, добавила. - Итак, мы знаем, что ты - не Артур. Но мы не знаем, кто ты.
      - Тут мы, знаешь ли, в равных положениях. Я тоже не знаю кто вы. И если на то пошло, то именно я могу делать вам предъявы: вы убили Томаса, который, кстати, был просто болваном.
      - Предъявы, говоришь? И после этого ты утверждаешь, что не из России.
      - Я ничего не утверждаю. И ничего не опровергаю. Так спокойнее.
      - Тебе будет спокойнее, если ты выложишь все начистоту.
      - А именно?
      - Откуда у тебя документы Артура. И что он тебе о нас рассказал?
      Этот вопрос, в который раз, поставил меня в тупик. Однако именно благодаря нему догадка молнией сверкнула у меня в мозгу. Тот миссионер в Африке, документы которого я позаимствовал и был тем Артуром, которого они искали. Черт! Я мысленно выругал себя за то, что уподобился тормознутым героям американских боевиков, не догадавшись об этом сразу. Значит, он в самом деле был мастером Синанжу. Бывает же такое совпадение! Однако правда состояла в том, что он действительно ничего мне не рассказывал. Точнее он умер раньше, чем успел мне что-либо рассказать. Однако. Оставалось только включить говорильник.
      - Это документы миссионера, несущего свет в самые темные закоулки современности. И я действительно нес этот свет. Мои родители...
      - Может, хватит? Я уже сказала, что нам известно, - она подчеркнула это слово, - что ты пользуешься документами Артура. Они мастерски сделаны и даже занесены во все компьютеры. И нас интересует, где их хозяин. Советую отвечать честно.
      Что ж. Честность - лучшая политика. И я ответил.
      - В Африке. Точнее - в Африканской земле. К сожалению, едва ли я сам отыщу его могилу, но могу заверить, ничего ценного при нем не было. И, кстати, убил его не я. Более того, я пытался его вытащить из принеприятнейшего положения.
      - Можешь не оправдываться. Я уже не питаю к нему никаких чувств. Однако нам важно знать, что он тебе успел рассказать.
      - Тебе честно сказать?
      Она кивнула.
      - Ничего.
      Несколько секунд она зло смотрела мне прямо в глаза.
      - Тогда откуда ты знаешь про Синанджу?
      - Тебе честно сказать? - ответ повторялся, но опять был к месту. - Я ничего не знаю о Синанджу.
      Кроме того, что почерпал когда-то из "Дестроера"
      При слове "дестроер" она скривилась, но продолжала вопросительно смотреть на меня своими восхитительными серыми глазами.
      Весь идиотизм положения только начал укладываться в моей голове. Значит, я воспользовался документами настоящего беглеца из Синанджу, а потом загрузил этого бедолагу Тома, что сам являюсь таковым. Еще нагнал, что сделал пластические операции и изменил узоры ладоней. Надо же так влипнуть!
      - В это трудно поверить, - ответила она, когда моя пауза затянулась. Этот Том рассказал все точно.
      - Мне самому трудно поверить. Но я чувствую себя, как герой детской сказки, который нашел древнюю книгу и вычитал из нее заклинания, делавшее любую изреченную им ложь правдой.
      - Волки - войте на луну,
      Раки - ползайте по дну,
      В полночь каркнет воронье,
      Станет правдой все вранье. Так?
      - Не совсем. Там было все на английском.
      Я улыбнулся.
      - Не надоело валять дурака?
      - Нет. Особенно, что этот дурак сейчас - не я, - зачем-то у меня вдруг прорезался эстонский акцент.
      - Однако нас все же интересует, кто ты?
      И на кого работаешь?
      Вот! Это главное. Конечно, найдя, что мне удалось бежать, они должны были решить, что я - хоть и не из их компании, но все же - не фраер. Это хорошо. Сейчас мне предстояло тягаться с целой системой, о структуре которой я не имел ни малейшего представления. Ведь я даже не читал 'Дестроера'... (Что правда, то правда!) Однако и они не знали, кто я. Поэтому не стоило разубеждать их в моих мифических связях с очень прочной спиной.
      - Знаешь, что я и усвоил за свою жизнь, и, в частности, за время общения с вами, так это то, что излишняя разговорчивость не способствует увеличению длительности жизни. Если бы я был Артуром, или хотя бы знал, кто он, разве я стал бы говорить это Тому? То-то. Неужели ты думаешь, что я что-то расскажу о настоящих делах?
      - Я думаю, тебе придется. У нас длинные руки.
      Усиливая сказанное, она наступила мне на ногу.
      - И ноги, - ответил я и, убирая ногу, добавил. - У нас тоже.
      - У кого?
      - Тебе скажи. И ты захочешь.
      - Что ж, тогда скажу я. Нам известно, что тебе удалось остаться живым, выпрыгнув с третьего этажа, неизвестно как перебраться через забор и загипнотизировать каких-то олухов из латинского квартала. Кроме того, твои веревки были явно перегрызены крысиными зубами.
      - И это все я? Не могу поверить!
      - Кто же ты?
      - Я тот, кто идет своим путем, ниоткуда в никуда. Тот, кто ищет и находит, кто помогает, и получает помощь, - я пытался говорить как можно запутаннее.
      - Ты всегда говоришь так изысканно?
      - Нет, только когда гружу хорошеньких, - я замялся, не зная как сказать: девушек или женщин, и, наконец, нашелся - представительниц прекрасного пола.
      - Рассматривать это как комплимент?
      - Почему бы и нет? В отличие от тебя, я люблю говорить комплименты. Настоящие комплименты. Вспомни Окуджаву "Давайте говорить друг другу комплименты Ведь это все любви счастливые моменты"
      Меня явно понесло на романтику. И, надо сказать, глядя на мою собеседницу, было от чего.
      - Ты что, совсем охренел, - донеслось из глубин сознания. - Мало проблем?
      - Да нет. Я же пока так, - начал оправдываться я.
      - Не оправдывайся. И если не хочешь лишних проблем, закругляй разговор.
      - Да ты сам охренел. Забыл, кто хозяин.
      Это был самый веский аргумент, и сущность, читавшая мне нотации, удалилась восвояси.
      Девушка помахала перед глазами рукой.
      Видимо я ушел в себя до остекленения глаз. Я часто с головой уходил в себя и раньше, так что это было скорее естественно, чем странно.
      Однако внутренний голос был все же прав.
      - Ну что, - сказал я ей, - Не смею вас больше задерживать.
      Она была явно шокирована столь резкой сменой тона.
      - Ты всегда такой резкий? - спросила она меня.
      - Да, - я опять перешел на английский, - Однако приятно было познакомиться.
      Я сделал знак официанту.
      - Кстати говоря, мы еще не познакомились, - медленно произнесла она тоже на английском, и протянула мне руку. - Мэри.
      - Джефри, - ответил я, пожимая ей руку, - Я обычно называюсь вторым именем.
      - Я знаю. Ну, ладно. Пока.
      Мэри медленно пошла прочь. И пока она не скрылась за дверью, я не мог оторвать от нее глаз.
      ***
      Вернувшись домой, я еще долго обдумывал этот разговор. Синанджуисты явно шли на мировую. Нет, конечно, они бы без малейших колебаний убили бы меня, считай они меня одиночкой. Это, во всяком случае, лишило бы их на мой счет головной боли. Никаких дел Артура я не знал. И, вероятно, здесь они мне поверили. А лишний носитель информации об их организации был для них действительно лишним. Однако, с одной стороны, мне удалось немного запудрить им мозги, а с другой - реально я знал об них слишком мало.
      И это не говоря уже о моих, так сказать, потусторонних связях, о которых у них также имелось хотя и смутное (и это хорошо, что смутное), но представление. Поэтому самым разумным решением для них было оставить меня в покое. Что они, вероятно, в конце концов, и сделают.
      Кореец
      Следующие дни прошли спокойно. Мэри я больше не видел. Но зато сильно ошарашил Курта, дружелюбно помахав ему на улице рукой. Видимо он думал, что, заметив его, я должен был в панике убежать. Но все получилось с точностью до наоборот. Это было три-ноль, нет три-один в мою пользу.
      Но однажды в дверях моего магазина появился кореец. Слов нет, я был удивлен, но опять сумел не показать виду. Тем более, что благодаря новым способностям я чувствовал агрессию и мог предугадать любой удар. В данном случае агрессии не ощущалось.
      Мы долго с ним говорили. Но разговор этот больше напоминал диалог дипломатов, каждый из которых хочет ничего, не сказав сам, услышать все от своего vis-а-vis. Но в данном случае, по крайней мере, мне так казалось, мы представляли если не дружественные, то и не враждебные государства. Во всяком случае, он извинился за причиненные неприятности и опять предложил сотрудничество. Я продолжил играть роль представителя еще одной неизвестной мафии, и вежливо отказался.
      - Почему бы нам не стать друзьями? - спросил он, подымаясь, и протягивая мне руку.
      - Я думаю, что лучше нам просто не быть врагами, - ответил я тоже подымаясь.
      Как я уже говорил, благодаря новым возможностям я стал чувствовать направленную против меня агрессию. В данном случае агрессия была скорее шуточной, но я никак не хотел ударить в грязь лицом. И пожимая ему руку, я сильно ускорил течение внутреннего времени, внимательно следя за потоками внутренней энергии оппонента.
      Тот, будучи отпетым мастером Синанджу, попытался провести бросок через бедро. Однако, угадав его движение, я провел контрприем, в результате на земле чуть было не оказался он. Но я недооценил способности настоящего мастера. Каким-то непостижимым образом он вывернулся и едва не оказался позади меня... В общем, мне удалось уйти от него, и перекатившись через стол, занять оборону. Все это происходило несколько секунд, и, как я уже говорил, я не чувствовал от корейца настоящей агрессии.
      - Может, хватит? - крикнул я, очутившись за столом.
      - Хватит. Извини, за эту проверку. У тебя странный стиль.
      Я был польщен. Оказывается, у меня был какой-то стиль. Но грузить его в вопросах единоборств мне показалось не самой блестящей идеей. И поэтому я просто сказал:
      - До свидания. Приятно было познакомиться. Надеюсь больше вас никогда не видеть.
      - Один совет на прощание, - ответил он мне, - Тебя искали не только мы. Так что будь готов к визиту гостей.
      - Всегда готов, - автоматически ответил я.
      И он растворился в дверях.
      Сны
      Описывая события последних дней, я не уделил внимания одному важному вопросу. А именно снам. А сны, скажу я вам, были замечательные. В них я совершал увлекательные путешествия, как по различным планам, так и по времени. За эти дни, а точнее ночи, я основательно изучил, а кое-где и перестроил свое сознание.
      Но, к сожалению, здесь я вынужден ограничиться не самым подробным описанием. И это не случайно.
      Во-первых, хотя в отличие от обычных снов в них не было характерной сумбурности, эта сумбурность присутствовала, и продолжает присутствовать в воспоминаниях об этих сновидениях. Кстати, я не случайно здесь применил слово сновидение, ибо этим термином вслед за Кастанедой я хотел бы воспользоваться для обозначения этого состояния, имеющего столь же мало общего с обычными снами, сколь эти самые сны с действительностью.
      Вторая причина состоит в том, что то, с чем пришлось мне столкнуться, не поддается описанию простыми словами, имеющими основу из обыденного восприятия. Нет, я, конечно, не утверждаю, что это невозможно описать словами. Ибо словами, в принципе, можно описать все. В этом и состоит основа абстрактного мышления, отличающего мышление человека от мышления животного. Однако для такого детального описания потребуется сначала конструирования нового языка, словам которого придется в виде всяческих аллегорий находить соответствия в обыденном языке. И основную проблему составит как раз то, что в обыденной жизни мы не сталкиваемся ни с чем подобным. Здесь уместно вспомнить рассказ Герберта Уэллса 'Страна слепых'. Герой этого рассказа, действие которого тоже, кстати, происходило в Колумбии, не только не смог объяснить слепым от рождения жителям деревни, что такое зрение. Он даже не смог реально воспользоваться своим преимуществом, и, в конце концов, вынужден был бежать из страны, в которой сначала хотел стать королем. Подозреваю, насколько нудным должно было быть для читателя уже чтение только этого абзаца. Увеличьте эту нудность стократно, и вы получите то, с чем пришлось бы столкнуться, задайся я целью составления такого языка.
      Ну а без этого, что я могу сказать?
      Пользуясь техникой перемещения по планам, осознанной мною сразу и на уровне простейших рефлексов, я совершал увлекательные путешествия, как в глубины своего сознания, так и по различным чужим планам, имеющими разные строения и живущими по разным законам. Мир предстал передо мной в совершенно ином фокусе, нежели раньше.
      Частично, аналогии моим переживаниям можно найти, например, у Карлоса Кастанеды, Колина Уилсона и Говарда Лавкравта.
      Много раз во время своих ночных путешествий я ловил себя на мысли, что многое я когда-то читал у Кастанеды. Это навело меня на мысль о, по меньшей мере, частичном реализме его книг. Но здесь следует сделать существенную оговорку.
      Сам Кастанеда тоже столкнулся с трудностями передачи непередаваемого.
      Поэтому правильно понять его может только идущий сходным путем.
      Другую интересную параллель можно провести с Колином Уилсоном, с его описанием путешествий по разуму и предположениями о живущих там паразитах. Уилсон, кстати, тоже и, вероятно, лучше, чем я, акцентировал вопрос о трудности описания того, чему нет соответствия в обыденной жизни, и, как следствие, в обыденном языке. Однако, несмотря на бесспорные философские и художественные достоинства его 'Паразитов сознания', делающие этот роман настоящим шедевром, в них содержалось столько натяжек, да и явных заблуждений, что едва ли можно говорить о его реалистичности. Хотя, с другой стороны, научно-фантастическое произведение и не может на нее претендовать.
      Однако основные ассоциации возникали у меня именно с Лавкравтом. Не берусь для сопоставления выделить его отдельные произведения. Так как суть была не в сюжетах. Суть была в настрое. Излишне говорить, что нехоженые сферы таили в себе такой ужас, которому, как и всему остальному, нет описания. Повинуясь советам внутреннего голоса, иногда обретающего плоть в верхних планах, я даже несколько ограничил свою любознательность.
      Я действительно еще плохо представлял пределы своих способностей, как в реальности, так и в путешествиях по разуму. Кроме того, я стал замечать, что многие способности обладали свойством нерегулярности. Так, однажды утром я не смог подняться в воздух. Потом способность к левитации вернулась, но я вдруг перестал спокойно переходить третьим видением сквозь границы планов. Причем я совершенно не представлял, причины этого явления. Одно я осознавал точно: надо постоянно быть начеку, и рассчитывать только на себя.
      Гости
      Гости пришли через две недели.
      Почувствовав на себе посторонний взгляд, я скатился с кровати. И вовремя. Потому что автоматная очередь прошила ее насквозь. Как вы знаете, я уже давно был всегда начеку. И у изголовья держал заряженный пистолет.
      Оба стрелявших упали, подкошенные моими пулями. Я и раньше неплохо стрелял. Теперь же я просто не промахивался. Я засунул пистолет за пояс и, взяв автомат, осторожно вышел из спальни. Как я и думал, на лестнице меня ждал сюрприз.
      ***
      Я был приперт к стене.
      Передо мной стояли двое оставшихся живых, держа меня на мушке.
      - Ну, вот и мы снова встретились, - сказал один из них, явно более главный, снимая маску.
      Я узнал его. Это был Дэн, один из друзей Стива, нашего шефа по Колумбийской экспедиции.
      - Вот, значит, куда пошло золото индейцев.
      Он обвел глазами комнату. Не знаю, что он имел в виду. Комната была ничем не примечательна. Мебель была хоть и сделанная со вкусом, но отнюдь не дорогая.
      Между тем в комнату тихо вошла девочка лет пятнадцати, совершенно лишенная одежды, но с натянутым луком. Это был один из индейских луков моей коллекции. Колчан с остальными стрелами висел у нее за спиной. Что мне удалось хорошо в последнее время, так это не подавать виду по поводу увиденного.
      Свист летящей стрелы рассек гнетущую тишину, и тот, кто держал меня на прицеле (это не имя), упал с пронзенным сердцем.
      В то же мгновение я ударил Дэна ногой ниже пояса. Он был значительно крепче меня, но боль вывела его из формы ровно настолько, насколько потребовалось моей неожиданной спасительнице для следующего выстрела.
      С веранды в комнату вошел мальчик. Тоже лет пятнадцати и тоже совершенно обнаженный. В руке он держал окровавленный самурайский меч.
      - Они оставили одного на страже, - произнес мальчик, необычно выговаривая слова.
      - Двух, - сказал, входящий за ним следом кореец. - Я же говорил тебе, жди гостей.
      Может, и нехорошо называть человека по национальности, но думаю, что пока вокруг меня было мало корейцев, национальность была лучшей характеристикой, чем имя Сен.
      - Ну, ты разбирайся со своими детьми, а я отчалю. Совсем не хочу встречаться с полицией, - с этими словами он исчез в дверях, так же быстро и неожиданно, как и появился.