За каждое неловкое и не разрешенное упоминание, понижающее объем продаж клубники, "Дженерал фудс" засудит писателя -- и совершенно справедливо. Дурак-агроном с унылыми рассуждениями возле ржавого плуга в сарае с прохудившейся крышей -- не тема для творчества, а проблема менеджмента. И поостерегитесь мешать менеджменту, особенно с российским уголовным уклоном.
      "Деревенщику", который осмелится написать "острый" очерк о производстве молока отечественной компанией "Вимм-Билль-Данн", придется худо. Писателя в цеха компании просто не пустят. Точно так же, как и на завод, производящий любой другой напиток, скажем, кока-колу. Там нужны остроумные и находчивые рекламщики, а не сочинители с протрезвевшим -- от безденежья -- взглядом и язвительным умом.
      Темы закрываются, господа "деревенщики"! О клубнике как теме, едва наладится ее промышленное производство, придется забыть! Конечно, можете ее кушать, если будет на что купить.
      Бред Стивена Кинга и подобных ему сочинителей -- от писательской безысходности. Может быть, современный западный прозаик и написал бы с большим удовольствием о пароходах на Миссисипи, но предварительно он должен согласовать полеты своей фантазии с транспортными речными компаниями.
      Впрочем, весьма возможно, при наших горе-реформаторах отечественное сельское хозяйство, как и производство видеомагнитофонов "Электроника", не только исчезнет как тема, но и вообще перестанет существовать.
      Рынок не делает никакой разницы между потребительскими товарами. Товары или покупаются, или нет. И книги тоже стали товаром. Рауль Мир-Хайдаров черпает свои темы в реальной жизни. Его произведения в условиях свободной конкуренции частные издательства покупают. Рискуют. Не обманываются сами и не подводят читателей.
      6. Романы Мир-Хайдарова запечатлели драматическое состояние общества, в котором, говоря словами толстовского героя, "все переворотилось и еще только укладывается". К словосочетанию "искусство жить" уместно присоединить сейчас эпитеты не "прекрасное", "достойное", а "кровавое", как у поэта-философа Николая Заболоцкого -- "кровавое искусство жить".
      Подобное определение вполне отвечает сути завершающего век десятилетия.
      Последний роман писателя "За все -- наличными" удивляет молодой способностью Мир-Хайдарова, отталкиваясь от достигнутого, подниматься на новые ступени мастерства. Расширился творческий диапазон, а вслед за ним и художественное пространство. Действие романа происходит на Северном Кавказе, в Москве, в городах Европы. Усложнилась и структура романа, состоящего теперь из нескольких сквозных сюжетов. Но роман -- не хроникерский слепок действительности, задача писателя -- осмыслить бытие, проникнуть в сокровенные тайны жизни. Мир-Хайдарову удается сопоставить несопоставимое -найти эстетическое отражение текущей действительности, другими словами художественно препарировать "злобу дня". Писатель делает это неторопливо и обстоятельно. Прежде чем включить "четвертую скорость" сюжета, он вдумчиво растолковывает ситуацию, обрисовывает местность, интерьер и пространство романа, в котором живут и действуют его герои. "За все -- наличными" произведение захватывающее, в нем действие набирает стремительный темп с первой же страницы.
      ...В темную августовскую ночь мужчина в дорогом спортивном костюме останавливает машину у дороги, ведущей в Грозный. Дерзкий беглец из чеченского плена оторвался от преследователей, а его тяжелая сумка битком набита стодолларовыми купюрами. Константин Николаевич Фешин, внук знаменитого художника, ставший фальшивомонетчиком высочайшей квалификации, был похищен чеченцами, чтобы наладить выпуск "твердой валюты" в горах Ичкерии. После нескольких лет каторжной работы он бежит из плена, прихватив валюту собственного изготовления. Побег удался: Фешин поселяется в Москве, с шиком обустраивает свою жизнь, восстанавливает старые и обретает новые криминальные связи. Возле фальшивомонетчика возникает американский корреспондент Карлен Татлян, прибывший в столицу с секретным заданием ЦРУ. Карлена "ошеломила Москва -- гигантская, непонятная, безумно дорогая. Живущая по своим московским законам, которые иностранцу нельзя понять и предугадать... Жизнь в Москве оказалась куда стремительнее и напряженнее, чем в Нью-Йорке и в европейских столицах...". Карлен поражен сказочными возможностями обогащения здесь, на развалинах империи. В России "все вершилось с русским размахом, молодые и красивые становились богатыми в результате какой-нибудь одной операции, в крайнем случае -- за месяц-два".
      Немыслимая роскошь окружает авантюристов всех мастей. Вот "катала" Городецкий демонстрирует Фешину свои пятикомнатные апартаменты: "С высоты почти четырехметрового потолка свисали две многопудовые хрустальные люстры в виде гигантских виноградных гроздьев. Зеркала, картины, напольные и настенные светильники, старинные китайские вазы -- бронзовые и фарфоровые; карликовые деревья "бонсай" на изящных высоких консолях из светлой вишни... Фешину казалось, что он попал во дворец, где снимают сцену из жизни голливудских звезд".
      Но баснословная роскошь сочетается с полнейшей безвкусицей! Иначе и быть не может... Крезы, Ротшильды, Гобсеки, рыцари наживы прежних времен! Стушуйтесь! Скромно отойдите в сторонку и посмотрите "кто к нам пришел!". Мир-Хайдаров дает точный социальный портрет этого "гостя", с его нелепым буйством, пантагрюэлевским аппетитом и блатными замашками. Знаменитые "воры в законе", удачливые бизнесмены, раздувшиеся в одночасье в прямом и переносном смысле банкиры -- все в одной тусовке, за одним рулеточным столом. Эти "джинны" на джипах, выпущенные на волю сладкоречивыми демократами, прямо из реальной жизни попали на страницы романа. Децентрализованный сюжет позволяет автору выводить на первый план персонажи, которые на время приобретают статус главных. Почти каждый из них столь значителен, что вполне мог бы стать героем или антигероем самостоятельного произведения. В сюжет, наряду с "каталами" и картежными шулерами -Городецким -- "Аргентинцем", оборотнем -- Германом Кольцовым, по кличке "Самурай", аттестованным офицером милиции и одновременно главарем бандитской группировки, писатель удачно вводит и реального киллера Александра Солоника. Сочинители умилительных газетных легенд представляли неуловимого Солоника "эдаким бунтарем, санитаром общества, борцом против преступности, убийцей убийц, карающим мечом...". Солоник и сам был не прочь сочинить о себе нечто ласкающее демократический слух. Хладнокровному негодяю льстил имидж новоявленного Робин Гуда. Ограбив Фешина, киллер издевательски заявляет, что деньги ему нужны для спасения Отечества! Псевдопатриотизм в очередной раз становится оправданием преступления. Деньги -- вот новый и единственный Бог, и не только Солоника, а всех тех, кто "проповедует разбой под видом честных спекуляций". Но только размах у этих "патриотов" иной -- "тюменская нефть, трубопроводы, три-четыре банка, газеты, телеканал".
      Фешин, несколько лет проработавший на чеченском "монетном дворе", давно не был в Москве. Фальшивомонетчик встречает старых знакомых по отсидкам и с трудом узнает их -- настолько искусна мимикрия преступников, переделавшихся или, как говорят сейчас на продвинутом жаргоне, "перекоцавшихся" из "паханов" в пионеров рыночных отношений. "Власть оказалась насквозь беспринципной, лживой и коррумпированной от макушки до пят. Братва просто использовала единственный исторический шанс, выпавший на ее долю". Открылось небывалое поле деятельности для аферистов всех мастей, вступило в действие своеобразное разделение труда: "Один ворочает нефтью, другой -- алмазами, третий -- торгует прямо с армейских складов новейшим оружием, причем плевать он хотел на эмбарго и конвенции всякие, продает тому, кто больше заплатит, даже если это оружие завтра повернут против России..."
      Золотая лихорадка охватила и большеротую армию чиновников. Карточный шулер Аргентинец "сожалеет" о неверно выбранном жизненном пути, казнится: "Надо было по госслужбе двигаться. Только там крутятся настоящие деньги".
      Происходит своеобразное взаимовлияние -- точно так, как профессиональные воры внешне стали походить на респектабельных чиновников, так и чиновники внутренне стали "воровской масти". Они объединились -- и русской мафии, практически ставшей правящим режимом, стало тесно в России, -- обзаведясь иностранными паспортами и гражданствами, старые воры в образе "новых русских" ринулись покорять мир. И вот они уже привольно чувствуют себя в Лондоне и Париже, в Тель-Авиве и Амстердаме, в Милане и Женеве. Ни одной мафии мира не удавалось так тесно переплестись с власть имущими, так дерзко подмять юридические основы государства, как это сумели сделать российские плутократы. Прежние стереотипы и узнаваемая воровская атрибутика не устраивают Мир-Хайдарова. Писатель точно улавливает и описывает изменившиеся черты и признаки, и опережающую время мимикрию уголовной среды. Наколки, золотые цепи, и вот уже костюмы от Кардена, газетная нахватанность с успехом подменили образованность, недавние разборки -- с той же лексикой! -- превратились в "деловые переговоры". Но взгляд писателя четко определяет воров под любыми одеждами -- это люди, существующие ради денег, которые они не зарабатывают, а всевозможными негласными и гласными теперь путями отнимают у общества, изымают у добропорядочных граждан.
      Мир-Хайдаров описывает быт, нравы и манеры воров нового образа, и, по сути, играет роль биолога, открывающего и представляющего обществу новый вид опасных и ядовитых членистоногих. Для представителей этого нового биологического вида "безвкусно одетый человек уже не человек". Воистину так -- если обратить взгляд на них самих. Потребительский конвейер подхватил и потащил к мировому прилавку и "святое искусство". Не особенно разбираясь и не торгуясь, "денежные мешки" засовывают за пазуху и все мало-мальски ценное. Автор, устами одного из героев, замечает: "Настоящая культура -достояние лишь богатых людей, и доморощенным российским либералам и демократам не стоило бы строить на этот счет иллюзий, обещая народу расцвет искусства. Если капитализм в чисто американском виде воцарится в России, то народ навсегда будет лишен высокой культуры, ему останется лишь то, что сегодня демонстрируется по ТВ".
      Неистовство личного потребления принимает в романе почти обрядовое значение. В джунглях Киплинга хищные животные устрашают врага не только ревом и рыком, но и "блеском меха". У хищников современного общества роль устрашающего "меха" выполняют сверхдорогие вещи. Пристальное внимание писателя к исключительным предметам роскоши и фешенебельного быта обусловлено художественной необходимостью -- Мир-Хайдаров исследует как раз то, что ближе всего к телу, то есть к душе новой генерации двуногих хищников -- "свою рубашку". Прекрасные вещи -- в действительности благо, они украшают нашу жизнь. Но они не должны становиться фетишем, признаком касты.
      Однако вернемся к главному герою романа "За все -- наличными" Константину Фешину, человеку сложному, неординарному. В раскрытии этого образа постоянно ощущается авторское сочувствие, даже симпатия. Не случайно Мир-Хайдаров сделал его своим земляком, родина Фешина -- Мартук.
      Нетрудно заметить, что образы Фешина и Артура Шубарина сходны, причем отнюдь не внешне. Оба принадлежат к переходной эпохе, и оба, несмотря на одаренность, неуемную энергию и предприимчивость, оказались невостребованными обществом. И тот и другой вынуждены были избрать криминальный путь. Чтобы выявить историческую обусловленность процесса, гибельного для одаренных личностей, Мир-Хайдаров вводит в повествование реальную фигуру -- деда Фешина, художника, академика Николая Ивановича Фешина. Плодотворная и удивительная судьба этого человека, уехавшего в Америку в 1922 году и оставившего после себя и на родине и за океаном множество прекрасных полотен, как бы оттеняет пустоцветную жизнь внука. Даже отец, представляющий промежуточное военное поколение, не был обделен талантом и зарабатывал себе на хлеб ремеслом рыночного живописца. А вот внук Константин Фешин разменял свой талант, полученный по наследству от деда и отца, на фальшивые купюры собственного изготовления. Спохватившись, герой романа судорожно пытается реализовать себя как живописец, даже обзаводится великолепной художественной мастерской. Но поздно. Краски и кисти-то есть, но душу поглотила криминальная топь. Приобретательская горячка оказалась посильнее святой и бескорыстной тяги к искусству.
      Даже искренняя, страстная любовь Фешина к Наталье выражается лишь в нескончаемом потоке баснословно дорогих подарков. Может быть, Фешин ошибся в любви, но сам путь покорения "сердца красавицы" возбуждал у нее скорее корысть, чем ответную любовь. И вот Фешин, обворовавший своих надсмотрщиков и рабовладельцев-работодателей на несколько миллионов фальшивых долларов, в свою очередь, обворован любимой. Крах героя был предопределен и закономерен. Хотя автор оставляет читателю благую надежду, что редкий природный дар, может быть, еще позволит Фешину-внуку переменить судьбу.
      В своих романах Рауль Мир-Хайдаров, по сути, выступает бескомпромиссным борцом с преступностью, поскольку раскрывает не только перед читателями, но и перед правоохранительными органами суть и социальную природу мафии. Писатель говорит: "Я не разделяю настойчиво навязываемую нам мысль о том, что мафия бессмертна. Убежден, с ней всерьез не боролись и дня" ("Актюбинский вестник" от 6 февраля 1997 г.).
      История художника Фешина послужила Мир-Хайдарову стержневым сюжетом для создания последнего крупного произведения -- "За все -- наличными". Знаток и известный коллекционер живописи, Рауль Мир-Хайдаров описывает в романе старинные способы приготовления красок, влияние картин на судьбу художника, умело пользуется колоритом для создания соответствующего настроения. Но все-таки основная тема романа откроется читателю, скорее всего, лишь при повторном прочтении, когда основное внимание уже не будет обращено на захватывающий сюжет. Тема эта -- упадок рода Фешиных. Картины деда Фешина висят в Национальном музее в Вашингтоне. Сын, инвалид Отечественной войны, потерявший левую руку в бою, все-таки сумел прожить короткую жизнь за счет своего художественного ремесла, торгуя поделками на послевоенных рынках. Внук стал фальшивомонетчиком. Печальный итог...
      Но как привязан сюжет к сегодняшней действительности!
      Фешин-внук в чеченском плену налаживает выпуск стодолларовых купюр. Известно, что подобное производство "зеленых" было организовано в одной из ближневосточных стран. Массовое появление поддельных так называемых супердолларов заставило американцев срочно поменять клише и усложнить защитные знаки на своих деньгах. Но и фешинские доллары, производимые в огромном подвале одного из чеченских домов, превосходны, то есть они неотличимы ни от настоящих американских долларов, ни от "супердолларов". На доллары собственного изготовления герой романа сначала покупает свободу, потом одежду, предметы роскоши, фешенебельную квартиру в Москве и даже пытается купить любовь. И во всей этой истории Фешин-внук -- со своими фальшивыми долларами -- делает абсолютно то же самое, что сотворили те, кто завез военно-транспортной авиацией из Вашингтона в Россию сотни тонн настоящих стодолларовых купюр. Фальшивомонетчики и настоящие монетчики, пардон монетаристы, различимы только количеством. Фешин-внук напечатал долларов в миллион раз меньше, чем их прислали из-за океана нашим реформаторам. А прислали миллиарды и миллиарды наличных долларов, почти столько же, сколько находится в обращении в самих США!
      И фешинские, и вашингтонские дензнаки, и "супердоллары" иракского производства принимаются в магазинах, в казино, в гостиницах, в обменных пунктах. И на те, и на другие можно купить все -- недвижимость, мебель, авто, совесть. На доллары (неважно, фальшивые или настоящие -- они уже перемешались и стали неотличимы друг от друга) скуплены средства производства, горнообогатительные комбинаты, нефтяные месторождения, каналы ТВ и даже бывшие "почтовые ящики".
      И это важнейшая идея романа: суть не в том, где были напечатаны бумажные деньги -- в воинственном Ираке, в гордой Чечне или на чинном Вашингтонском монетном дворе. Доставленные в Шереметьево военно-транспортным самолетом из американского казначейства или привезенные в багажнике "Волги" из горного чеченского селения, они "отмываются" на территории России и обеспечиваются российской собственностью. И в том и в другом случае появление в России этих долларов является обманом и преступлением. Разница только в масштабе. Покупка на территории России модных брюк на фешинские фальшивки или скупка металлургических заводов на вашингтонские доллары любого качества -- факты одного порядка. Замысел фальшивомонетчика стать богатым, напечатав дензнаки, и стратегический план какой-нибудь "Рэнд-корпорейшен", приславшей российским гарварденышам самолеты долларов, -- по сути такая же экономическая диверсия.
      Границы государства существуют еще и для того, чтобы внутри него нельзя было ничего приобрести на незаработанные деньги.
      Фальшивки Наполеона наводнили Россию в период нашествия французов. Фальшивыми фунтами стерлингов Гитлер нашпиговал Англию перед предполагаемым ее захватом. Бесноватый ефрейтор мог бы забросать Англию огромным количеством настоящих немецких марок, если бы немецкие марки имели тогда в Англии (как сейчас доллары в России) хождение.
      И фешинские, и американские, и ближневосточные "грины" стали теперь для нас настоящими.
      Покупая на них, расплачиваясь "за все наличными", введя их в обиход свой жизни, мы не заметили, как продались сами.
      7. Фешин-внук, вырвавшись из Чечни с наштампованными в подвале миллионами фальшивых долларов, встречает в Ростове неземное создание -Натали, и решает, как было уже упомянуто, завоевать ее любовь. Изголодавшийся по женской красоте и ласке, Фешин бросает к ногам красавицы вначале кожаный, изумительной красоты чемодан, набитый платьями "от кутюр", вещами каких-то неслыханных фирм, и букеты роз, и рестораны, и ностальгическую музыку, а потом потрясающую квартиру в Москве, и наконец, предлагает руку и сердце. Все это Натали принимает с благодарностью и восторгом. Но потом совершенно неожиданно выясняется, что эта полубогиня Натали только потому и согласилась быть завоеванной и покоренной, чтобы, улучив минуту, добраться до святая святых -- до пачек супердолларов, украсть их у потерявшего бдительность, очарованного ею фальшивомонетчика, а затем "слинять" с деньгами в вожделенную Европу.
      Звериное чутье прожигательницы жизни подсказало ей, что в России паленым запахло всерьез.
      Какие разные мотивы, казалось бы, одинаковых стремлений!
      Умница Глория уезжает, чтобы реализовать себя в деле.
      Хитрая бестия Натали "нарисовалась" уже здесь, на своей земле, реализовала себя полностью, обворовав влюбленного в нее нувориша. И умчалась на пожизненный "заслуженный" отдых.
      В этой "галерее женских образов" поневоле чувствуешь себя неуютно. В чем причина? Почему писатель, эпикурейски живописующий трапезы, с большим знанием дела и чуть ли не с рекламной привлекательностью описывающий покупку мужского пальто высшего качества, конструируя женские судьбы своих героинь, явно старается вызвать определенную дисгармонию в душе читателя?
      Мне кажется, что эти первая и вторая ласточки, улетевшие в край вечной европейской весны, являются носителями раздумий писателя: в чем же смысл нашего существования?
      Неужели взаимный "сервис" -- это как раз то, к чему мы стремились, мучаясь все эти столетия? Неужели все так просто -- комфортные кресла, стереозвук, "эркондишен", мгновенная связь с любым пользователем через интернет? И это все, к чему мы так стремительно двигались, расталкивая и топча друг друга? Неужели наша главная цель -- это полностью "упаковаться"? Неужели вилла на огороженной "фазенде", "Мерседес 600", охрана у подъезда, возможность ежевечерне "оттягиваться" возле рулетки в закрытом клубе -- это и есть венец нашего развития, вершина достижений человека? Апофеоз нашего движения по восходящей?
      Если мы явились на свет только за этим -- значит, права Натали, присвоившая миллионодолларовые фальшивые пачки Фешина и получившая немедленно "свободу" жить как вздумается. Зачем ждать и зарабатывать то, что можно легко и просто украсть.
      Если дополнять, достраивать этот "сервис" своими руками -- то права и Глория, даровитый архитектор.
      Но неужели больше ничего не надо и скоро наступит конец -- полный "сервис"?
      Человек жил и умер в абсолютном сервисе...
      А жил ли он?
      Что можно совершить, достойного упоминания, находясь во взвешенном состоянии вечного комфорта? Удачно поставить на скачках и сорвать еще один куш? Стоило ли ради этого покидать материнскую утробу и возвещать своим криком о приходе в этот мир? Так что же нам нужно?
      Об этом тупике цивилизации Мир-Хайдаров как раз и предупреждает. Аромат женских духов существенен, но все-таки не жизненно важен. Как не жизненно судьбоносны все те ценности, которые ныне фетишизировало наше уродливое время.
      Человек должен жить "заботой о своей реке". Поэтому писатель на стороне Рушана, оставшегося возле мелеющих, но все еще текущих по нашей бедной земле струй "своей реки".
      В романе "Ранняя печаль" есть замечательные слова, которые венчают личную трагедию Рушана. Благородный, высокий дух прозы Мир-Хайдарова не только дает силы литературному герою, но и возрождает, наполняет новым светом души читателей: "...Порою кажется, что жизнь прожита зря. Но когда через запыленное окно Рушан видит выходящую из дома напротив девочку с голубыми бантами и нотной папкой в руке, на лицо его набегает улыбка: жизнь продолжается, несмотря ни на что, потому что есть еще на земле любовь и память не потускнела. А пока любовь и память -- эти два волшебных крыла... не перебиты, не сломаны, жизнь не иссякнет, не истает, как дым, как туман на заре..."
      8. Старое покушение, перелом позвоночника не прошли для писателя даром. Рауль Мир-Хайдаров часто болеет, у него периодически отнимается левая нога. Но если он об этом и говорит, то не жалуясь, а просто предупреждая, что его долго не будет у телефона, потому что придется подлечиться в больнице. У мусульман чрезмерная забота о собственном здоровье -- тоже грех. И мужественный писатель никогда не делится своими бедами.
      В самом деле, кого сейчас трогает чужое горе, когда и свое волнует не особенно. На этом поле брани, в которое превратилась наша повседневная жизнь, сострадание давно себя исчерпало.
      Правда, некоторое любопытство еще вызывают вопросы, связанные исключительно с собственностью: чем ты владеешь, чем он владеет и как ты вообще относишься к новым удачливым собственникам?! Эти вопросы заменили теперь пресловутый "кем вы были до 17-го года?!".
      Собственностью писателя являются только его книги. Это единственный вид собственности, который, даже будучи купленным читателями, продолжает принадлежать писателю -- в силу авторского права. Более того, только это право и придает книге как товару -- истинную ценность. И приобретая книги Рауля Мир-Хайдарова, ярко отобразившие хронику смутного времени, крутой перелом действительности, мы вступаем в совместное владение собственностью.
      И хочется попросить писателя -- поставить автограф на развороте его книг, ставших и нашими.
      1998-2001 годы
      Сергей Алиханов,
      академик Российской академии естественных наук