Глава 6

Игры Камилла

— Поговорим, бог Логос…

Фраза ударила в спину, как камень. Вер круто развернулся на правой ноге, но левую почему-то не опустил. Будто собирался взлететь в небо, но передумал и застыл. Женщина сидела за столиком уличного кафе и наблюдала за ним со странной снисходительной улыбкой. Красивое, строгое лицо. Как у «Красавицы» Фидия. Даже еще красивее. Лицо молодое. И в то же время… Вер был уверен, что женщина далеко не молода. Куда старше него. Застыла в прозрачных глазах вековая усталость — из-под густых черных ресниц смотрела на мир старуха. Пусть плечи совершенны, пусть руки кажутся выточенными из мрамора, все равно молодость красавицы давным-давно миновала. Да и в золотистых волосах, если приглядеться, мелькало множество серебряных нитей. Так что волосы были уже не золотые, а золото с серебром. Край белого пеплоса пенной волной завернулся вокруг ножки столика. Но если вглядеться, пеплос был вовсе не белым, а чуточку сероватым.

Женщина сидела за столиком одна. Вер опустился на легкий пластмассовый стул напротив. Мальчишка-официант принес два бокала воды со льдом. Вер выпил. А женщина пить не стала. Она смотрела на гладиатора в упор, будто чего-то ждала. Потом спросила:

— Что ты делаешь, Логос? Бог разума, что ты делаешь накануне войны, ответь?

— Пытаюсь разобраться в том, что происходит, Минерва.

— И не можешь? — Богиня насмешливо прищурилась. — И знаешь почему? Потому что ты слишком молод. Боги знают больше людей лишь потому, что живут дольше. Ведь они родились давным-давно. А твоя жизнь еще очень краткая, еще человеческая…

Вер отрицательно покачал головой.

— Не поэтому…

— Ты прав, не поэтому, — как-то очень легко согласилась Минерва. — А потому, что ты не знаешь одной простой вещи. Не знаешь, как был создан человек.

— Прометей слепил первого человека из глины и вдохнул в него душу, — отвечал с едва заметной усмешкой Вер.

— А потом украл у богов священный огонь для своего беспомощного подопечного, и наш полусумасшедший папаша, разозлившись, в наказание приковал титана к скале. Не смеши меня. Логос. Зачем Юпитеру наказывать Прометея за кражу какого-то огня, если во время гроз старые деревья пылают огромными факелами? Зачем красть огонь, если можно ударить камнем о камень и высечь искры? Зачем красть огонь для разумного существа? Существо само рано или поздно добудет огонь. Разумное существо.

— Тогда верна теория ученого из Альбиона, что человек произошел от обезьян сам собою?

— Почти такая же глупость, как и сказка о Прометее…

— Почему же глупость? В каждой сказке есть маленький кусочек истины.

— Да, есть. Но только кусочек. Есть такая малость и в философской сказке об огне-разуме[66]… Чем больше огня, тем больше разума… Как ты думаешь, откуда взялся огонь-разум?

— Огонь-разум… — повторил Логос. Богиня молчала и насмешливо смотрела на младшего брата. Поймет подсказку или нет?

Логос понял.

— Получается, что Прометей создал человека из обезьяны… А огонь и есть разум… То есть Прометей украл для человека разум…

— Ты догадливый, мой юный бог. Именно так. Путем генной инженерии Прометей присоединил гены богов к генам обезьян. Причем второпях, тайком. Остальные боги были против безумного проекта. Богов устраивал существующий мир. Они чувствовали себя на Земле в безопасности. А тут появилось некое противное волосатое существо и захватило прекрасную планету. Кстати, второпях Прометей что-то там напутал с генами. Первые люди жили очень долго, потом срок их жизни все сокращался и сокращался. И наконец человек, вырастая, тут же начинал стареть. Но это не могло остановить расселение так называемых разумных тварей по планете. Боги пытались избавиться от людей с помощью потопа. Ничего не вышло. Творения Прометея оказались живучи. Они гибли последними. После тараканов.

— И за это Юпитер покарал Прометея?

— Прометей совершил роковую ошибку. Титан сотворил двуногую тварь наобум, не посмотрев, на какой дичок прививает божественный разум. И дичок таков: обезьяны, от которых произошли все они, — богиня небрежно махнула рукой в сторону идущих по улице прохожих, — периодически воевали друг с другом. Не дрались, не ссорились, не мерились силами, а именно воевали. Одно племя нападало на другое, более слабое, и начинало его уничтожать. Всех подряд, самцов, самок, детенышей. Ну да ты знаешь об этом. Людские предки до сих пор живут в Африке, и когда люди наконец удосужились немного понаблюдать за своими «родичами», то поняли, что же объединяет человечество с неразумными братьями. Война, мой братец, война… Как видишь, гены войны гораздо древнее генов разума, к тому же генов чужеродных. За такие ошибки надо не только печень выклевывать, а разнимать калеными щипцами на части, — с улыбкой проговорила Минерва. — Если обезьяны воевали изредка, то люди — постоянно. Они сделали войну своей профессией. Нет спору, люди умнели потихоньку. Но умнели опасно… Придумали паровую машину, но при этом не забыли придумать порох и ружья.

— Но с другой стороны, разум роднит людей с богами.

— Да, после драки люди обычно вспоминают об этом. Но именно после драки, а не до.

— Так вот почему боги тысячу лет назад хотели уничтожить Рим.

— Именно. Боги надеялись остановить прогресс и погрузить мир в серую спячку. Но потом боги передумали и ввели, так сказать, прямое божественное правление. Однако, как видишь, из этого тоже ничего хорошего не вышло. Люди все равно продолжали воевать. И в конце концов обхитрили богов.

— Надо было отдать божественный разум дельфинам, — задумчиво проговорил Вер. Минерва пожала печами:

— Прометею показалось, что обезьяны больше похожи на богов. Внешне.

— Значит, люди — незаконнорожденные дети богов? Боги — граждане Земли, а мы — презренные Перегрины.

— Они, — поправила Логоса Минерва. — Ты же бог.

— Я отождествляю себя с людьми. Я сам незаконнорожденный.

— Обидно так думать? — усмехнулась Минерва. — Куда приятнее считать себя возлюбленным чадом. Люди сочинили много сказок про то, что боги их любят. И про похищенный огонь, и про несправедливый гнев царя богов сказок навалом. Потом пошли сказки умнее. Философы стали заявлять: «вселенная для богов и людей». Видишь, как ловко люди себя приравняли к богам. А некоторые даже решили, будто боги служат людям. Но до сих пор не могут объяснить, зачем люди понадобились богам.

— Чтобы кто-нибудь их любил…— прошептал Логос.

— Что?..

— Да, чтобы люди любили богов. Молились, почитали И ЛЮБИЛИ…

— А потом истребили землю. Ведь только это люди и умеют делать. Сколько труда стоило богам сберечь Рим. Пришлось даже устранить любимца Юпитера Александра Македонского. Да, да, ведь он собрал огромное войско, построил тысячу кораблей, собираясь завоевать все побережье, до Геркулесовых столбов. Маленький городок на берегу Тибра был бы стерт с лица земли. И вот укус крошечного малярийного комара, и владыка мира, объявивший себя сыном бога, исчез. А Рим остался… А теперь Риму угрожает новый завоеватель. Чингисхан.

— Боги его остановят?

— Боги? — переспросила Минерва со странной насмешкой в голосе. — А ты?..

— Я? — Логос растерялся. — Как-то не думал.

— Ты еще не научился думать и действовать как бог.

— Да… правда… Что я должен делать?

— Сражаться. Ты же бывший гладиатор. Ты должен сразиться с богом монголов Сульде. Ты должен уничтожить воплощение войны.

— А если…

— Никаких «если»! — прервала его Минерва. Для богов не существует «если»… Твоя цель Сульде.

Где теперь Трион?

Как найти Триона?

Чем занят Трион?

Что сделать, чтобы помешать Триону?

Может, чтобы найти Триона, надо окончательно сойти с ума? Или начать думать, как Трион. Но Элий не может думать как Трион. Кто ответит на все вопросы, тому Элий пожалует сто тысяч. Он может подарить и миллион, он теперь богат. Эй, ребята, кто хочет заработать миллион?..

— Цезарь!

— Да, Трион, — отозвался Элий и разлепил глаза. Кажется, он уснул, сидя в тени пальмы. А пробудившись, увидел трех гвардейцев. Они смотрели на Цезаря выжидательно. Наверняка задумали какую-нибудь подлянку: видно по глазам.

— Неужто Трион в Нисибисе? — изумился Неофрон.

Элий отрицательно покачал головой. Неофрон подмигнул Титу.

— У меня дело к тебе, Цезарь.

— О чем ты? — Элий готов был вновь погрузиться в лабиринт неразрешимых загадок Триона. Преторианец ему мешал.

— Если начнется заварушка, ты будешь драться вместе с нами? — нагло скаля зубы, спросил Неофрон.

— Разумеется. — Элий перевел взгляд с одного гвардейца на другого, уже понимая, к чему клонит Неофрон.

— Мы верим тебе, Цезарь, ты отличный боец, — воскликнул Неофрон с преувеличенным восторгом, то ли нагло льстя, то ли еще наглее издеваясь. — Однако бой — не гладиаторский поединок. Нам бы хотелось убедиться, что ты можешь сражаться. Цезарь. Исключительно заботясь о твоей безопасности, мы предлагаем испытание. Оружие будет тупым…

— Можно взять и боевое, — перебил Элий. — Для наглядности.

— Нет, нет, — запротестовал Камилл. — Боевым я не смогу сражаться — буду думать, как бы не ранить тебя, Цезарь… и не будет, так сказать, точности…

— Мне все равно, — оборвал его Элий. Гвардейцы решили устроить маленький спектакль с его участием, хотят позабавиться. Над калекой легко подшутить. Пусть шутят. Элий понимает толк в шутках.

Принесли тупые мечи. Элий взвесил свой на руке, определяя, не тяжел, ли клинок, удобна ли рукоять, не скользит ли в ладони. Меч несколько длиннее гладиаторского. Но Элий сражался оружием куда тяжелее.

Камилл был уверен в себе, но не безрассуден. Гладиатор, даже покалеченный — опасный противник. Цезарь был на десять лет старше Камилла, молодому гвардейцу он казался почти стариком.

Гладиатор! Вот он выходит на арену — но здесь не песок, а растрескавшиеся старые плиты. Смотри под свои изувеченные ноги, гладиатор, не споткнись! Ну, каково тебе махать боевым мечом? Камилл мысленно усмехнулся. И будто отвечая юнцу, Элий сделал несколько замысловатых, но неопасных ударов в воздух, демонстрируя мастерство. Смотрелось красиво. Не-офрон, наблюдая за этими упражнениями, едва заметно кивнул.

Камилл неожиданно подставил под показушный выпад клинок. Меч Цезаря, наткнувшись на преграду, высек сноп искр. И тут же Камилл сделал глубокий выпад. Но реакции гладиатора доведены до бессознательных рефлексов: соприкоснувшиеся мечи мгновенно превратились в ось вращения, Элий ускользнул, а клинок Камилла поразил пустоту. Бывший гладиатор, увернувшись, успел еще ударить по запястью противника. Вроде бы несильный удар оказался неожиданно болезненным. Камилл выронил меч. А Элий, неожиданно очутившись за спиной Камилла, в шутку хлопнул преторианца по заднице клинком плашмя.

Гвардеец пришел в ярость. Перед глазами все поплыло. Да что же такое! Он слышал смех. Тит гоготал. И Неофрон ржал вовсю. И Цезарь усмехнулся. Смейтесь, смейтесь! Камилл все равно победит. Безоружный, он развернулся и толкнул Элия двумя руками в грудь. Потом схватил выбитый меч и, не распрямляясь, изо всей силы рубанул Цезаря по ногам. Элию не прыгнуть. Не успеть. Просто невозможно, чтобы калека перепрыгнул через несущийся со свистом клинок. Меч к тому же чиркнул о плиты и пошел не параллельно земле, а наискось — вверх. Неофрон метнулся вперед, рассчитывая оттолкнуть Цезаря и уберечь от удара. Но не успел. Элий с необыкновенным проворством взмыл в воздух. Именно взмыл, высоко подтянув ноги. Уродливый, козлиный, совершенно невозможный прыжок. То, что Элий избежал удара, было чудом. Камилл не ожидал такого — он застыл, припав к земле, то ли испугавшись содеянного, то ли изумившись тому, что Цезарь ускользнул. Пусть преторианец медлил всего лишь мгновение — Элию и этого мига хватило.

Камиллу показалось, что от удара голова его раскололась. И в разбитый череп хлынула тьма. Очнувшись, он ощутил щекою нагретые солнцем известковые плиты двора. В голове гудело, а к горлу подкатывал мерзкий комок. Камилл попытался встать, и его вырвало.

— Не надо было бить по ногам, — процедил сквозь зубы Элий.

— Здорово, — одобрил Неофрон и невольно поглядел на ноги Цезаря.

— Я всегда жду этого удара. В любом поединке, — отвечал тот.

Тит усадил Камилла на скамью.

— Ну и сила у этого безногого! — пробормотал незадачливый спорщик.

— У Цезаря, — поправил его Тит.

— За десять золотых я могу именовать его безногим…

— Даже за сотню не можешь.

— А против двоих устоишь? Я обучу тебя, как устоять против двоих, — сказал Неофрон.

— Тоже спор?

— Нет, учеба. Я же сказал — тебе надо учиться. Как в битве — без правил. Мы двое — против тебя. А ты рази в полную силу. Покалечишь — не важно. Мы народ ученый. А вот ты…

— Я тоже многому учен, — отозвался Элий. Двое гвардейцев закружили вокруг Цезаря, как дикие звери, почуявшие добычу. И вдруг кинулись разом. Но не с двух сторон, а друг за другом. Неофрон ударил и тут же кубарем откатился в сторону, освобождая место Титу, а сам очутился у Элия за спиной. Мгновение — и он будет на ногах. Но Элий не дал ему этого мгновения, парировал удар Тита и ушел в сторону. Неофрон понял, что маневр не удался, и вскочил на ноги. Теперь Тит нападал слева, Неофрон справа. Первым отскочил Тит, держась за ушибленное плечо. Затем Неофрон навалился всей массой, как паровоз, надеясь опрокинуть Элия, и опрокинул, рубанул тупым лезвием по лицу. От удара решетка шлема прогнулась и вдавилась в щеку. Но и у гвардейца из-под лицевой маски брызнула кровь — Элий нанес удар одновременно с преторианцем.

Неофрон снял шлем — губы распухали буквально на глазах, превращаясь в две безобразные подушки.

— Теперь ты понял — в полную силу надо разить, — шлепал изуродованными губами Неофрон. — А то и в бою по-гладиаторски обозначишь удар — и все. А варвар из тебя мгновенно выпустит кишки.

— За меня не бойся, — Элий тронул пальцами щеку. — Я умею убивать.

Неведомо, дрались бы они еще, но тут явились Рутилий и Кассий Лентул.

— Что здесь такое? — Трибун окинул хмурым взглядом гвардейцев. Те вытянулись в струнку. Даже Камилл поднялся. Элий встал рядом с ними.

— Тренировка, — отозвался Цезарь.

— Тренировка? — переспросил Кассий Лентул. В этот момент Камиллу вновь сделалось плохо, и он стал валиться на бок.

— Так, все четверо — в госпиталь. А затем я вам устрою тренировку, — пообещал Рутилий.

— У Камилла сотрясение мозга, — заявил медик, осматривая молодого гвардейца.

— Значит, пока троим, — «уступил» Рутилий.

Квинт вернулся. Вошел, покрытый пылью с головы до ног, и бесцеремонно уселся на кровать Цезаря. Элий после «тренировки» Рутилия не в силах был даже встать, лишь приподнял руку, приветствуя Квинта. ; Одна щека Цезаря сделалась темно-синей и чудовищно распухла.

— Знатный синячино, — хмыкнул фрументарий. — Но хочу заметить, что будущему императору лучше служить в одном из легионов, а не у вигилов. Легионеры не уважают ни вигилов, ни гладиаторов.

— Если ты заглянешь в контубернию Неофрона, возможно, твое мнение изменится, — отозвался Элий. — Лучше расскажи, что ты нашел в Церцезии.

— Я нашел склад. Но Триона там нет. И не было. Расспросил всех, даже местных собак. Никто не видел Триона. Зато видели человека, похожего на Корнелия Икела. Но и тот исчез месяц назад.

— Корнелий Икел…— прошептал Элий. — Это очень-очень плохо. Население эвакуируют?

— Нет. Они не верят, что варвары придут. Говорят, граница далеко, Церцезию ничего не угрожает. Риму в Месопотамии не верят. Римляне никогда не были здесь желанными гостями, вот в чем дело.

— Но ты им объяснил? Варвары прорвали пограничные укрепления практически без потерь. Первый Месопотамский легион уничтожен.

— У Эрудия еще два легиона.

— На бумаге. Считай, армии у царя больше нет. Квинт пожал плечами:

— Граждане Месопотамии считают иначе.

— Как это — иначе?

— Если есть Неэвклидова геометрия, то и политика может быть не римской.

— Так что же ты сделал?

— Принес жертвы у гробницы Гордиана. Несколько капель вина, немного зерен. Гробницу никто не посещает, она разрушается. Жаль.

— Значит, Триона никогда не было в Нисибисе. Все обман. Мы шли по меткам Триона, а это оказался путь Филиппа Араба. В этот раз Филипп выиграет, Деций проиграет.

— Похоже на то. Что ты собираешься делать?

— Составим отчет о возможности обороны Нисибиса.

— Цезарь, варвары рядом! Кому нужен твой идиотский отчет?! Мы должны удрать отсюда, и чем скорее, тем лучше!

— Да, мы успеем удрать. А горожане? Сам город… И эта стена, которую мы должны построить… — Элий запнулся. Перед глазами вновь мелькнуло видение. Видение из чужих снов, составленное с чужих слов, но при этом способное затмить реальность.

— Они не граждане Рима, — Квинт спешно искал контраргументы, уже зная, что они не помогут.

— Они граждане Содружества. Рим поклялся защищать всех.

— Рим давал много клятв. Ты собираешься все исполнять?

— Сказать правду?

Квинт с тоской посмотрел на Цезаря. Ну вот, сейчас тот огорошит Квинта еще одним безумным откровением. И Квинт придет в восторг от очередного бредового замысла Цезаря. О боги, наверное Квинт тоже спятил, как и его хозяин.

— Летиция видела в пророческих грезах Нисибис сожженным, в руинах. Вряд ли дар позволяет ей прозревать будущее на много дней вперед. Ее пророчество относится к ближайшим месяцам. Я хочу спасти город. Я-та стена, о которой говорят Сивиллины книги.

— Не понял, — буркнул Квинт.

— Все просто. Юний Вер заклеймил для меня желание. Не ведаю какое. Но что-то, позволяющее мне уцелеть в самых страшных пертурбациях. Пули не попадают в меня, пламя не обжигает. Значит — и город не будет стерт с лица земли, пока я здесь.

Квинту показалось, что он ослышался.

— Цезарь, я подозревал, что ты наивен. Но не до такой степени.

— То, что должно произойти, не просто разрушение города. Это начало Мирового пожара. Того, о котором говорил Гераклит Эфесский. Пожар, истребляющий миры. Согласно философии стоицизма миры рождаются и гибнут в огне. Но я хочу, чтобы этот мир пожил подольше. Остаться здесь — единственный шанс предотвратить катастрофу.

— Ты готов рискнуть своей жизнью из-за смутных предсказаний? Элий, тебе говорили, что ты сумасшедший?

— Сотню раз.

— Так я говорю в сто первый!

— Нисибис продержится пару месяцев. Руфин придет нам на помощь. Нисибис не падет. Я знаю. Смертельная тоска охватила Квинта.

— Будем надеяться, что твой расчет верен. Цезарь! Однако я тебе процитирую Горация, хоть это и странно для фрументария:

Даже мудрец глупцом прослывет и правый — неправым, Ежели он в самой добродетели в крайность вдается[67].

— Это не добродетель. Это просто иной взгляд на вещи.

— Да? Но ты не будешь отрицать, что это добродетельный взгляд?

— Не будем заниматься абстракциями, Квинт. Лучше иди и выспись.

— Хочешь от меня избавиться? Не выйдет! Тебя одного оставлять нельзя. Кто знает, может на тебя придется надеть смирительную рубашку. Лучше меня этого никто не сделает.

— Ты отказываешь мне подчиняться?

— Ты безумен, Элий. Безумие твое благородно, но все равно это безумие. Безумцам не подчиняются. Их оберегают.

Глава 7

Игры варваров

Элий лежал в ванной, вода уже остыла, но вылезать не хотелось. Перед тем как отправиться в бани, Элий послал телеграмму Летиции. Всего три фразы:

«У меня все хорошо. Я в Нисибисе. Береги себя». Элий пытался представить их будущего не рожденного ребенка, но не мог. Он всегда робел перед детьми и чувствовал себя виноватым. Как будто обещал что-то сделать для маленьких граждан Рима, но не сделал. Нет, не надо хитрить перед самим собою — он прекрасно знает, какое желание не сумел заклеймить. Пожелание вечного мира. Простите, малыши, но вам вновь и вновь придется убивать и умирать за Рим.

Элий задремал на мгновение, но тут Квинт тронул его за плечо.

— Телеграфная связь с Церцезием нарушена. Последнее сообщение, которое пришло: «Варвары штурмуют город».

Элию показалось, что вода в ванне сделалась ледяной.

— Варвары напали на Церцезий?

— Именно. Ты случайно в своих видениях не видел этот город разграбленным и сожженным? — Квинт не пытался скрыть издевки в голосе.

— Мы обещали Мезруму остаться и защитить Нисибис. Так что не имеет значения, что я вижу в своих или в чужих снах. Договор гласит, что Рим должен помогать союзникам. Я — представитель Рима. Они — наши союзники.

— Ты — Цезарь, единственный наследник императора.

— Тем скорее придет помощь. Отправь телеграмму в Антиохию, — посоветовал Элий.

— Рутилий отправил.

— Тем лучше. Значит, в Риме уже знают, что здесь происходит.

Квинт что-то хотел сказать, но почему-то промолчал.

Спальня Летиции была заново оштукатурена и украшена новыми мозаиками. Белые занавеси, белый пушистый ковер на полу. На круглом изящном столике черного дерева ночная лампа с плафоном из муринского стекла.

Летиция сидела на кровати и смотрела в пустоту. В никуда. Она напрягала все силы, сдавливала пальцами виски, зажмуривала глаза так, что перед глазами начинали вращаться красные и зеленые шестеренки.

Но ничего не видела. Только тьма. Неизвестность. Пророческие видения больше не посещали ее — все силы забрал ребенок. Дар оставил ее. Мозг уснул. Чувства обесцветились. Даже любовь к Элию как-то умалилась, будто пламя присыпали пеплом. Все мысли о нем, не рожденном, но уже существующем. Он требует от нее так много. Она могла только есть и пить, и растить его в себе. Ощущение сна во сне и жизни в этом двойном сне, когда пробуждение наступит одновременно с рождением сына. Не верилось, что он когда-нибудь появится на свет, что она дождется этого часа.

На столике подле кровати лежал бланк с наклеенными полосками.

«У меня все хорошо. Я в Нисибисе. Береги себя».

Нисибис… Элий не должен там быть. Где угодно, но только не в Нисибисе. В ее видениях этот городок лежал в руинах, обглоданный чудовищным огнем, засыпанный пеплом. Осколки зданий. Выжженные тени на белой стене. Элий слышал ее рассказ. Он должен был бежать из Нисибиса, должен обойти его стороной за тысячу миль. Но Элий очутился там. Неужели он позабыл? Неужели не придал значения ее словам? Надо послать ему телеграмму. Немедленно послать телеграмму, пока не поздно:

«Элий, беги… Это же Нисибис!»

Как он мог позабыть?! Как мог!..

Летиция грустно улыбнулась. Не стоит обманывать себя так неуклюже. Элий не мог позабыть. Он все помнил и отправился в Нисибис, чтобы разгадать тайну ее сна и предотвратить грядущую катастрофу. Ему все время хочется что-то предотвратить, остановить, исправить. О боги, дайте ему для этого сил!

Глава 8

Игры варваров

(продолжение)

Дни проходили один за другим, похожие друг на друга. Обильные дожди кончились. Сделалось нестерпимо жарко. Тоска. Духота. Ожидание неведомо чего.

Утром все отправлялись ремонтировать стены, набивали мешки с песком. Привели в порядок бани. Вечером мылись и плескались в бассейне. Пили ликер из фиников. Бегали в лупанарий. Тоска. Жара.

Пришло известие, что варваров видели в двадцати милях от Нисибиса.

Железную дорогу так и не восстановили. Телеграфная связь работала последние часы. Если связь нарушится, ее больше не будут восстанавливать. Оставалась надежда на армейские рации. Весь мир забыл про Нисибис.

Горожан охватила апатия. Люди шатались по улицам без дела, натыкались друг на друга, как сонные мухи. Казались пьяными. Встречаясь, говорили о повседневных мелочах, о починке крыши, о порвавшихся сандалиях, о нестерпимой жаре. Спрашивали новости из Рима, проклинали Эрудия, негодовали по поводу отмены выполнения желаний. Имевшие римское гражданство в филиале банка Пизона покупали клейма на игры, пока рще работал телеграф. Делали ставки. Надеялись выиграть. Нигде в эти дни не делались столь высокие ставки, как в далеком Нисибисе. Все жаждали денег. Посетители в тавернах с утра до вечера обсуждали, как, внезапно разбогатев, они отправятся в Байи или на Лазурный берег, построят новый дом или устроят свадьбу сыну. О варварах не говорили.