– Прочь с дороги! – взвизгнул Гранд.

Человек опешил. Чуть не выронил сечку. Отступил. Робот никогда не отдает приказы людям. Его величество человек не может такого снести. Даже если человек делает глупость или гадость – робот должен молчать. Молчать и подчиняться…

– Эй, парень, чего ты топочешь, как робот… Я из-за тебя зря выполз, – зло крикнул потрошитель вслед и полез назад в окно.

– Как просто! – захохотала Энн-Мари.

А им навстречу уже сверкали огни салона. Над входом на бесконечной огоньковой дорожке бежала объемная светящаяся фигура «Робби» и подмигивала проходящим круглыми зелеными глазами, и помахивала рукой в белой тактильной перчатке. Гранд опустил Энн-Мари на землю и, стараясь имитировать расхлябанную походку здешнего завсегдатая, направился к входу. Энн-Мари просунула руку под его локоть и уткнулась головой в плечо, будто изрядно уже набралась и не могла идти.

У зеркальных дверей топтался человек со светящейся бляхой на груди.

– Прошу вас, – он сделал широкий приглашающий жест и поклонился, пропуская Гранда и Энн-Мари.

Они вошли. Коридор был пуст и залит светом. Автоматически Гранд заметил, что повешено новое зеркало и сегодня гораздо чище и прибраннее, чем тогда, когда он отсюда бежал. Двери в зал были открыты и подле них стоял еще один охранник. Ни слова не говоря, он приветственно махнул рукой и толкнул обе створки двери. Энн-Мари, поколебавшись, шагнула первой. За нею Гранд. Зал был пуст, так же как и коридор. Здесь только что мыли полы и стулья стояли перевернутые на столах, зеленый занавес был задернут и закрывал сцену. Летающие кресла покачивались низко, чуть повыше столов, поджидая седоков.

– Садитесь ближе к сцене, – посоветовал охранник, входя за ними следом. – Сейчас начнем. Ждали только вас…

Энн-Мари и Гранд стояли в нерешительности в проходе.

– А где зрители? – спросила Энн-Мари, опираясь на край стола. Ноги и руки у нее дрожали, а голос охрип и стал грубоват и низок.

– Вы и есть зрители, – ухмыльнулся охранник. – Вечером люди смотрят, как приканчивают роботов, а ночью роботы глядят на своего хозяина.

– А из людей желающих нет? – спросила резко Энн-Мари.

– Люди предпочитают стрелять, – ответил охранник и вышел.

В тишине зала было слышно, как в дверях щелкнул замок. Тут же боковая дверь отворилась и трое мужчин в светло-серых спортивных костюмах с винтовками в руках вошли друг за другом и двинулись меж столов к сцене. Летающие кресла послушно опустились к их ногам. Все трос уселись. Один был толстоват и никак не мог поместиться на узком сиденье, пришлось ему водрузиться боком, свесив ноги через подлокотник, будто в дамском седле. Ему было неудобно и он все время заваливался набок.

– Начинай! – крикнул тот, что вошел первым – широкоплечий, с толстой шеей и плоским лицом, на котором рыскали бесцветные, мелкие глазки.

Занавес встрепенулся и оба его крыла, мерно колеблясь, поползли в стороны, открывая сцену с блестящим полом и ярким мишурным задником. На сцене по-прежнему стоял стул с высокой спинкой, тот самый, на котором здесь в предыдущем представлении восседала рыжеволосая девица. Теперь на нем сидел человек в распахнутом на груди золотистом кимоно и белых шортах. Это не была подлинная одежда Деша, но тот, кто устраивал представление, знал многое об Артуре Деше и даже о его пристрастиях к одежде…

Когда занавес раздвинулся, Деш попытался встать… Задергались руки и плечи, судорога перекосила побелевшее лицо. Автоматически мозг Гранда увеличил и приблизил изображение. Робот почти вплотную увидел капли пота на лбу и прыгающие губы. Но отчаянная попытка длилась всего несколько секунд, а потом Деш бессильно обмяк и голова его запрокинулась набок. Стал отчетливо виден давнишний шрам на шее. Действие парализатора еще не кончилось…

– Деш… – едва слышно выдохнула Энн-Мари и, прижав руки к груди, шагнула к сцене, будто ничего и никого у же кроме него не видела.

Странно, но он услышал этот вздох. Вздрогнул и приподнял голову. Глаза его, обмелевшие от боли, теперь вдруг ожили и губы шевельнулись…

И тогда тот, первый, широколицый, вскинул винтовку. Но, прежде чем грохнул выстрел, быть может за секунду, а может за десятую долю этой секунды, Гранд вскочил на стол и оттуда метнулся в воздух и ударил изо всей силы по летающему креслу. Кресло нырнуло вбок и ударилось о соседнее. Сидящий там, как амазонка, толстяк с тонким вскриком вывалился вниз и выронил винтовку.

– Отлично! – взвизгнул третий и, развернув кресло, принялся палить в Гранда бестолково, почти не целясь, наслаждаясь самим процессом, как стреляют мальчишки из игрушечных лучеметов. А Гранд, не обращая внимания на эту пальбу, вновь ударил по креслу здоровяка, стремясь выбить его, но тот будто прилип к сиденью и выстрелил в Гранда в упор, но пуля лишь прошила комбинезон и, звякнув по корпусу, скользнула дальше. Как видно, потеха и состояла в том, что роботы пытались защитить человека и гибли… А может и не все… Может он, Гранд, исключение… Старик ведь не погиб… Но если б пальнуть в этих сволочей… Взгляд робота невольно поискал винтовку на полу, что выпала из рук толстяка. Но ее не было… она будто сама собой оказалась в руках Энн-Мари. С холодным и равнодушным лицом девушка вскинула винтовку и выстрелила так, будто всю жизнь только и занималась стрельбой. Здоровяк с плоским лицом, раскинув руки упал плашмя на край сцены и медленно сполз вниз. Энн-Мари даже не повернулась в его сторону – развернулась и снова, будто играючи, прицелилась. Третье кресло опустело… Толстяк так и остался лежать распростертый на полу, стремясь сойти за мертвеца, но безуспешно – тело его била дрожь… Но Энн-Мари не смотрела на него, так же как и на Деша, которому наконец удалось сползти со своего кресла и теперь он пытался сойти со сцены, поминутно спотыкаясь и падая, будто еще не научился ходить. Гранд бросился к хозяину и помог ему спуститься в зал… А Энн-Мари направилась к стойке, где обычно по вечерам суетился веселый бармен, а теперь никого не было, лишь рядком стояли стаканы и бутылки.

– Энн… – позвал Деш негромко.

Но девушка не взглянула на него. Взяла со стойки стакан, плеснула в него из первой попавшейся бутылки, хлебнула и тут, задохнувшись, закашлялась и, швырнув стакан на пол, зажала рот рукой, как зажимают рану…

– Энн, что с тобой?.. А? – проговорил Деш, запинаясь, с какой-то наигранной ласковостью в голосе. Так говорят с детьми и зверятами, когда, набедокурив, те забиваются в угол…

Но договорить Деш не успел, не успел пригладить, приласкать, вернуть к себе и сделать из звереныша вновь нежное и преданное существо… Дверь отворилась и охранник влетел в зал. В руке его тускло блеснул пистолет грубой формы, с тупым носом, похожий на детскую игрушку. Деш видел, как взметнулась рука… Видел и винтовку в трех шагах от себя на полу подле неподвижного человека в сером костюме. Три шага… Если бы Деш мог сделать их… Гранд угадал его мысль и схватил винтовку.

– Отдай! – мягкими, будто ватными, пальцами Деш вцепился в ствол. – Ты не сможешь!… Отдай! Иди к Энн!

«Смогу!» – хотел крикнуть Гранд, но что-то в нем преломилось, он уступил и бросился меж столиков к Энн-Мари, будто нырнул в холодную воду.

Грохнул пистолетный выстрел, посыпались осколки бутылок и стаканов на стойке. Еще выстрел. Это винтовка Энн… Потом еще… Наконец медленно, так медленно, Деш поднял винтовку и прицелился… Но руки дрожали, и он выстрелил почти наугад и тут же выронил оружие… А охранник стал медленно проваливаться назад в коридор, цепляясь пальцами за косяк.

– Деш, – позвал Гранд негромко.

Хватаясь руками за столики Деш добрался до стойки. Гранд стоял, в растерянности разведя руки в белых тактильных перчатках. Энн-Мари лежала у его ног очень тихо, будто решила отдохнуть, но что-то неестественное было в изгибе тела, неестественное до вызова, до дерзости…

– Деш, ведь это только голова, сенсорный блок… – пробормотал Гранд.

…Теперь Деш заметил черное отверстие у виска…

– Вам ничего не стоит ее починить, со мной было гораздо хуже, да? Ведь так?..

Деш кивнул почти автоматически.

– Возьми ее с собой, – приказал Гранду, и робот поспешно принялся поднимать тело Энн-Мари.

Белые тактильные перчатки сделались красными. Алая жидкость была теплой и липкой и в первую минуту Гранду показалось, что она обжигает ему ладони. «Но ведь смазка в теле робота всегда нагревается… Ведь так?» – хотел он спросить Деша. Но Деш, пошатываясь, уже брел к выходу из зала…

Магнокар со знаком салона вылетел на дорогу, Гранд выжал из машины все, что мог. Давно огни салона погасли вдали желтыми и зелеными точками и дома, провожавшие их в дорогу и бежавшие следом, отстали, уступив место пустырям…

Деш сидел рядом с Грандом и смотрел куда-то мимо всего, что их окружало. Несколько раз он проводил ладонями по лицу, тряс головой, пытаясь прийти в себя, но тут же бессильно ронял руки и веки его против воли смеживались. Со стороны могло показаться, что Деша просто одолевает сон…

Тело Энн-Мари лежало сзади, укрытое прозрачной пленкой. После того, как Гранд уложил ее там, на заднем сиденье, Деш ни разу не взглянул на нее. Не мог смотреть. Как не мог там, в каморке, подойти к отцу – жалкому, обессилевшему, все равно что мертвому. Ничтожности и неподвижности он не переносил просто физически.

– А знаешь, как мы познакомились, – сказал Деш так, будто Гранд был давнишним его приятелем и о нем, Деше, был обязан знать все. – Не угадаешь, где… Да, да, в салоне. Я хотел перехватить одного робота, но опоздал. Его ликвидировали. Просто так уходить не хотелось и я прошел в зал. Она сидела в кресле и палила в робота из винтовки. Тот корчился в агонии, а она все стреляла и стреляла. Она сама была как кукла, с белым пустым лицом и блестящими волосами до плеч. Когда забава кончилась, она, не опуская кресла, спрыгнула вниз и в зале зааплодировали. Ее знали здесь – она приходила часто. Но Энн-Мари не обращала внимания на аплодисменты и крики одобрения. Со скучающим лицом она прошла к стойке, села на табурет и заказала коньяк. Я подошел к ней и спросил: «А вы знаете, что им больно?»

«Я знаю, что мне скучно», – отвечала она.

«Им больно», – повторил я.

«Неужели кому-то хочется жить? – она пожала плечами. – Даже роботам…» – и она выпила коньяк залпом.

«Это же Деш, сумасшедший Деш, – сказал ей кто-то. – Разве вы не знаете его? Его знают все. Он любит роботов больше людей.»

Она засмеялась.

«Это правда, – я наклонился к ней и отвернул ворот рубашки. – Видите? Этот шрам – след сечки потрошителя… Я подставил свою голову вместо робота…»

Никому никогда об лом я не говорил. Ей – сказал.

«Неужели ты готов был умереть из-за робота? – я думал, она будет смеяться, но она не смеялась. – Ты глупец, Деш. А я люблю глупцов… А из-за меня ты бы стал рисковать?»

«Тебе ничто не грозит», – ответил я и поднялся.

Я хотел уйти, но она остановила меня.

«Тогда, – заявила, – считай меня роботом. Роботом, которому каждый может срубить голову…»

И взяла меня за руку. И больше не отпускала.