Затея Дерпфельда и его начальства Платону совсем не нравилась. Но отказаться он не мог. Отказаться – это признать, что Корман был умнее, догадливее и… талантливее. Алмазность… алмазы… Дудки! Атлантида разгадает эту загадку, и шутнику Корману не удастся над ним посмеяться – даже с того света.
Профессор Рассольников не питал никаких иллюзий на счет щедрости полиции: из списка оборудования – причем весьма скромного – Дерпфельд тут же вычеркнул половину. От фрахта космолета сержант отказался, заявив, что их вместе со всем имуществом доставит до нужной пересадочной базы полицейский челнок.
– Кстати, не думай, что получить лицензию на археологические работы было так просто. Единая лицензия на Эгеиде не действует. Необходимо разрешение местных властей, с одной стороны, а с другой – виза Службы Безопасности Лиги Миров, – сообщил сержант.
– Они-то при чем? – подивился Атлантида. – Разве эта планета находилась в зоне военных действий?
– Нет, никогда. И, кажется, на самой Эгеиде давным-давно не воюют. Но разрешение Службы Безопасности требуется.
– Проник тайком? Я тоже сначала так думал. Нет, он действовал официально. А лицензию ему помог получить доктор Бреген. Глава филиала галактического концерна «Гибрид». Теперь ты это знаешь.
– «Вся таблица Менделеева в нашем кармане», – вспомнил Платон слова рекламы.
– Именно… Точно сказано – у них в кармане. У них полгалактики в кармане.
– Нет… – ухмыльнулся сержант. – В молодости я был военным пилотом и ругался только с начальством. Антигалактистов в космофлот не берут. И что ты все ворчишь?
– Я не ворчу – я шучу. Как Корман. Он всегда шутил. И вот теперь сыграл с нами свою последнюю шутку. Кстати, мы должны договориться заранее, как будем делить найденные сокровища. Таков обычай искателей древностей.
– Я не кладоискатель, а полицейский. – Тон сержанта сделался суров. – И все найденные сокровища поступят в распоряжение полицейского управления Рая.
– А нам? – изумился Платон.
– Нам – приз за найденные миллиарды Кормана.
Профессор Рассольников нахмурился. Ну, раз так… То ни полицейское управление, ни сержант не получат ничего из того, что найдет Платон Атлантида.
Профессор Рассольников был не настолько наивен, чтобы поверить, что можно соперничать с полицией на равных. Да, Вил Дерпфельд сыграл неплохо роль идиота-копа из пятисотсерийного компьютерного шоу. Но поскольку он не учился в высшей политической актерской школе, а пользовался простенькой инструкцией, которую можно найти в Интернете, да собственными способностями, то от его игры разило дилетантством за парсек. Ну что ж, профессор Рассольников тоже может сыграть наивного ученого, который верит в нерушимость договоров и страшно удивлен тем, что его так открыто пытаются надуть.
– Да, да, мы теперь партнеры, сержант! – бормочет наивный профессор. – Но почему-то партнеры неравноценные. Ты не ознакомил меня с конфискованными материалами убитого. А там может быть скрыта важная для меня информация.
Дерпфельд пытался ускользнуть, доказывал, что в материалах нет ничего интересного, но Платон не уступал. Пришлось предоставить в распоряжение археолога диск с копиями конфискованных материалов. Ничего интересного там, в самом деле, не было. И главное – не осталось отчетов о работе на планете Эгейское море. Были только две карты. Первая – реконструкция недавнего прошлого планеты, когда на Эгеиде существовали восемь материков. Но после того, как произошло потепление, растаяли полярные льды, и уровень Океана поднялся, над водой остались лишь многочисленные острова. Совсем другой рельеф демонстрировала вторая карта. Новый шельф, возникший после затопления, был отмечен жирной штриховкой. Кроме этой штриховки, никаких особых значков не было. Над островком «Дальний» к северо-западу от Северного Архипелага стояла надпись «Пергам».
Был еще дневник, который Альфред вел, но всего несколько дней и только в самом начале экспедиции. Записи обрывались загадочным словом «Крто»… А потом – ни строчки. На раскопки ему было отпущено два месяца. Корман же пробыл на планете месяц и три дня и покинул Эгейское море. Согласно данным полиции, при нем не было никакого багажа. Если не считать личных вещей и коллекции раковин.
И все. Не густо.
Пергам? Что Корман подразумевал под этим? Библиотека? Пергамент? Алтарь? Гадать пока бесполезно, слишком мало материала. Но то, что ни первое, ни второе, ни третье, можно быть уверенным. Альфред Корман не загадывал простых загадок. Ассоциации у парня возникали самые невероятные.
Попытка восстановить утраченные записи дневника ничего не дала.
Платон попытался связать Пергам с буквами – «КРТО». Но никак не связывалось.
Оставив материалы Кормана в покое, профессор заказал новую модификацию подводного костюма-адаптера, несколько землесосов для подводных работ и два кресла-антиграва модели «антигеморрой». На Эгеиде кресла-антигравы очень популярны.
Полицейский корабль оказался примитивной летающей тюрьмой.
Со скоростью черепахи он перебирался с планеты на планету, наполняя свои трюмы преступниками, сбежавшими из-под залога подследственными и безденежными, начинающими карьеру копами. Молодые копы все были необыкновенно жирные, с одышкой, и во время болтанки, когда генераторы искусственной гравитации работали в переходном режиме, блевали все разом, будто по команде.
Шланг сборника «блевантина» у одного из кресел лопнул. И тут как раз напрочь вырубились все генераторы гравитации. Комья густой желто-рыжей массы закружили в воздухе…
– Я сейчас кончу… – завопил один из арестованных в обезьяннике.
Генераторы включились, причем с тройной перегрузкой, и комья блевотины градом обрушились на будущих копов.
А из-за решеток клеток неслись однообразные реплики на счет задниц охранников и таящегося в них наслаждения. Из Рая профессор Рассольников сразу же попал в ад.
ГЛАВА 3
ПЛАНЕТА ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ
Документ 3.
Островитянин 7 – центру.
(Совершенно секретно)
Объект готовится к каким-то действиям, несомненно, связанным с Джи-джиду. Веду наблюдения. Срочно требуется помощь. Прибытие гостей лишь осложнит положение. Им все равно ничего не добиться. Будут только мешать.
Фирма «Гибрид» вела добычу полезных ископаемых на старом шельфе. Здание космопорта в стиле космомодерна на острове Каменном украшали ее рекламные щиты. Посередине просторного холла высилась трехметровая голограмма, изображавшая главу филиала Ганса Брегена в обнимку с императором Эгеиды. Человек и эгеец были одного роста. Эгеец опирался на раздвоенный хвост и обнимал главу филиала человеческими руками и изображал человеческую улыбку на человеческом лице.
– Разве эгейцы… – начал было Платон.
– Не здесь и не сейчас, – остерег его сержант. – Улыбайся. Галактика обожает, когда люди улыбаются. И мы улыбаемся. Даже когда хотим блевать.
«Но ведь эгейцы не гуманоиды. Рук у них нет, а голова, скорее, похожа на морду нерпы», – закончил про себя фразу Атлантида. Он был упрям и собственные мысли, как и собственные дела, любил доводить до конца.
Две милые девушки гуманоидного вида, а на самом деле амфибии с планеты Тритон, внимательно изучили пропуска с эмблемой Лиги Миров, снабженные голограммами Службы безопасности, и мило защебетали о том, что рады, счастливы, надеются… А главное, представитель филиала фирмы «Гибрид» уже ожидает гостей. Девицы щебетали и щебетали, и почти с нежностью касались гостей. Жужжал какой-то агрегат под потолком. И археолога охватило странное беспокойство. Будто он не в холле космопорта, а в пчелином улье. Он обернулся. С просторного, как брачная постель, дивана поднялся молодой человек в безупречно белом костюме. Профессор Рассольников растерянно моргнул – не свое ли отражение он видит? И нервно поправил цветок кактуса в петлице. «Отражение» поправлять цветок в петлице не стало. А цветок у сотрудника был, хотя и не «mamillaria blossfeldiana».
– Я здесь по поручению Ганса Брегена, – сообщил молодой человек. – Андрей Королев. Заведующий отделом по внешним контактам. Прошу за мной. Ганс Бреген вас уже ждет.
У зав. отделом по внешним контактам было красивое, явно откорректированное лицо, очень светлые волосы и ослепительная улыбка. Профессору Рассольникову Андрей показался чем-то схожим с новеньким андроидом. Чем именно – сразу не понять. Но что-то общее было.
– Господин Бреген ждет? – переспросил Вил Дерпфельд и огляделся. – Где именно?
– На своей базе. Он прислал за вами личный глайдер.
Как видно, Бреген был самой важной персоной на планете, важнее императора и его свиты. Но это гостей не удивило.
Серебристый глайдер с голограммой «Гибрида» на борту взмыл в небо. Внизу вокруг расположенного на высоком плато космодрома тянулась мелкая лагуна, на поверхности изумрудной воды сверкали крупные серебряные чешуины.
– Что это? – спросил Платон у зав. отдела по внешним контактам.
– Солнечные батареи. Увеличить! – последовал приказ чипу на прозрачной боковине. – Ну, как, здорово? Последняя модель глайдеров, как вы успели заметить. Наш филиал располагает двенадцатью такими машинами.
Сразу вместо крупных чешуинок перед глазами археолога возникли блюдца солнечных батарей. У берега на мелководье они стояли почти вплотную друг другу. А дальше, мористее, все реже и реже, ловя уже не только прямой, но и отраженный свет. Подвижные опоры поворачивали блюдца вслед за светилом, как чашечки огромных цветов.
– Кстати, у нас есть свой пассажирский космический челнок. Если понадобится, он к вашим услугам, – продолжал фанфаронить зав. по внешним сношениям.
Глайдер взял выше: за солнечными батареями сразу шли ряды волновых ловушек. Проходя сквозь силовые неводы, волны уже не дыбились, а лишь тихо поплескивали, отдав свою энергию жадным поглотителям. Никогда Океан не сможет здесь побуйствовать всласть – стоит волнам подняться чуть выше, и вскормленные энергией самих волн ловушки накроют их и заставят смириться. Наблюдателен был создатель волновых неводов– ничего не скажешь. Приметил, что в жизни всегда так: тяжкой дланью давят нас те, кого мы сами и вскормили.
Ганс Бреген возглавлял филиал фирмы «Гибрид» на планете Эгейское море уже девять лет и три месяца. Сам он непосредственно на планете не проживал. На высоте около двух километров его станция медленно Дрейфовала над поверхностью единого Океана, счастливо минуя на своем пути тайфуны и шторма. Из прозрачной кабины станции Бреген мог часами любоваться волнующимся внизу виноцветным морем, находя некоторое очарование в однообразии морской планеты. Да, господин Бреген любил Океан и редко появлялся на многочисленных архипелагах.
Когда на экране его компа возникла физиономия Вила Дерпфельда, Бреген невольно раздражился. Приезд нынешней экспедиции Брегена несколько озадачил. Во-первых, союз полицейского с археологом был замечателен сам по себе (Дерпфельд не считал нужным скрывать от почти всемогущего господина Брегена свою профессию – все равно тот узнает). Во-вторых, эти двое собирались заняться на планете раскопками на новом шельфе, не сообщив заранее, что планируют найти. В-третьих, они не просили их спонсировать. И это было самым странным. Ибо у Брегена все просили денег. Даже император Эгеиды. Всему странному нельзя доверять. Бреген и не доверял, подозревая не слишком умелую ловушку.
Однако с гостями представитель фирмы был любезен. Улыбка, как лакированная наклейка, скупые жесты, спокойный тон. Такой же спокойный, как расцветка пластика на стенах, обивка мебели или узор его просторного халата. Ибо на провинциальной планете Бреген с утра до вечера ходил в халате и даже представителей Лиги Миров встречал непременно в нем. Халат был символом уюта и удобства. Бреген обожал уют.
– Моя фирма ведет разработки полезных ископаемых на старом шельфе. К археологическим находкам мы относимся с должным пиететом, – сообщил директор филиала, предваряя все возможные упреки со стороны поклонников старины. – Если моим рабочим попадается какой-нибудь артефакт, его тут же передадут директору столичного музея. Причем, прошу заметить, безвозмездно.
– Мы наслышаны о вашей щедрости и вашей образованности! – Восторг сержанта казался почти искренним. – Могу я задать вопрос? – От прежних нагловатых и пошлых манер полицейского не осталось и следа.
Ну конечно! Кто же сомневался, что будут вопросы. Зачем же полицейскому покидать Райский уголок и тащиться на Эгеиду? Лишь для того, чтобы задавать и задавать вопросы. И получать на них лживые ответы.
– Вы были знакомы с археологом Альфредом Корманом? Разумеется, Корман, мелкая галактическая мусоринка, но, может быть, вы что-то запомнили?
Бреген кивнул. Едва заметно. Будто сомневался, стоит ли отвечать на вопрос или…
– Я знаком на планете с каждым человеком.
– Он вел раскопки по вашему заказу?
– Нет… Он действовал на свой страх и риск. Я лишь частично спонсировал его. Кажется, он сообщил как бы между прочим, что получил грант от МГАО. Но не уверен… Честно говоря, любая галактическая фирма обязана покровительствовать науке и культуре. Вот я и решил немного помочь этому Корману. Молодой начинающий археолог, к тому же поэт и скульптор. Я не мог отказать. Но не особенно интересовался его работой, прошу заметить.
– Вы часто с ним виделись? Не обязательно отвечать на вопрос, но все же…
– Несколько раз. Пять или шесть – не более. Наверное, все-таки – шесть. Он был у меня на обеде через день после прибытия. Да… был. Но если хотите знать точно, обратитесь к секретарше. В ее компе все записано.
– Ну, зачем же! В конце концов – это не имеет значения: пять или шесть… Корман сообщил вам о своих успехах?
– Нет, он был немногословен, я не настаивал. Мы беседовали об умирании Галактической культуры, и сошлись во взглядах. Последний раз мы встретились с господином Корманом в Столице на приеме у императора.
– Его принимал сам император?!
Дерпфельд и Платон переглянулись.
– И… у вас были еще какие-то дела с ним?
– Он просил у меня охрану. Двадцать пять человек. Да, именно человек. И заплатил за все. Что, прошу заметить, само по себе удивительно. Такая охрана стоит чрезвычайно дорого.
– Вы не заподозрили, что он обнаружил на планете что-нибудь ценное? Его поведение более чем странное и…
– Разумеется, заподозрил, – нахмурил брови Бреген. – И решил, что он ведет себя некрасиво. Если археолог что-то нашел, то должен был объявить о находке и поблагодарить спонсоров. К тому же по закону произведения искусства с Эгейского моря нельзя вывозить просто так. Половина найденного остается здесь. Я потребовал предъявить клад. А он, нагло глядя мне в глаза, предложил осмотреть его вещи. Мои люди перерыли весь его багаж. И… Он ничего не вез с планеты… абсолютно ничего. Ах да… коллекцию раковин. Обычные раковины – их можно купить в любом киоске пересадочной базы. Ширпотреб… Не терплю ширпотреба. Кстати, не хотите выпить? У меня отличный погреб с дорогими винами.
Бреген сказал ровно столько, сколько хотел, и демонстративно переменил тему разговора.
– Погреб на летающей базе? – усомнился полицейский.
– Местонахождение в пространстве не имеет значения. Идемте, и убедитесь сами.
Погреб был как настоящий. Даже пахло сыростью и плесенью. От зеленоватых камней веяло прохладой. И темные бутылки покрывал тонкий седой налет.
– Восхитительный погреб! – воскликнул Дерпфельд. – Только истинный художник мог создать такое. Я потрясен! Клянусь Галактикой, потрясен!
Бреген сдержанно улыбнулся: было видно, что он польщен.
– Что предпочитаете? Токайское? Бургундское? Я на Эгеиде более девяти лет, и все время пополняю свою коллекцию. Разумеется, эти вина не со Старой Земли, а с новых планет, но вкус превосходен, могу заверить. Вы, профессор, наверняка оцените.
– Предпочитаю текилу, – не слишком любезно отозвался Атлантида. Просто для того, чтобы позлить Брегена. Этот тип явно что-то скрывал. Причем, как будто даже намекая, что скрывает. Будто издевался.
– А вы что думаете? – обратился глава филиала к Дерпфельду.
– Восхитительный художник… Только истинный погреб… – Дерпфельд сбился и замолчал. Его неловкое смущение было красноречивее льстивых слов.
– Я думаю, зачем Корману понадобилось двадцать пять человек охраны? – Вдруг спросил профессор Рассольников, видя, что сержант полностью деморализован и вести дальнейшее наступление не способен. – Его кто-то пытался убить? Кто-то ему угрожал?
– Нет, не заметил… Он, правда, поссорился с Крто… Но это особый разговор. С кем же еще ссориться, как не с местными властями? Но на то она и провинция… – Бреген многозначительно вздохнул.
Платон не подал вида, что имя Крто ему знакомо.
– Кто такой Крто? – спросил Дерпфельд.
– Архонт Северного архипелага. Изрядный мерзавец, надо сказать. Но с ним можно договориться… Ну да вы с ним еще познакомитесь.
Видимо, Крто чем-то не устраивал главу филиала, но не сильно ему мешал.
– Выпьем за успех вашей экспедиции, – Бреген налил вино в хрустальные бокалы (настоящий хрусталь, не пластик – уж археологу не знать ли!). – Если захотите часть артефактов утаить от архонта, то… – он многозначительно улыбнулся. – Буду рад оказать вам любезность.
Как видно, Бреген не особенно чтил закон. Зато блюл свои интересы.
– Что, собственно, вас интересует? – свой вопрос Бреген задал как бы между прочим.
– Культура Восьми материков, – отвечал Атлантида. – А если быть точным – религиозные родовые культы и храмы.
Что же такое вывез Корман с планеты? Явно находка была невелика по размерам. Явно – что-то совершенно экстраординарное. Знает Бреген? Догадывается? Наверняка, что-то знает. И быть может, в доле…
– Кстати, советую у меня в филиале поменять несколько сотен кредитов на пластиковые жетоны. Жетоны там внизу, – слово «внизу» Бреген произнес е нескрываемым презрением, – в большом почете.
– На архипелаге нет банков? – удивился Атлантида.
– На острове Сомнения я видел лишь один симпьютер для связи с банком Лионский межпланетный кредит. Так что обратитесь лучше к господину Королеву: он поможет провести вам все нужные финансовые операции.
На Райском уголке у Кормана была охрана, в Раю всех и каждого охраняют круглосуточно. Но все равно эгейцы настигли его там и убили. Загадка лишь в том, как они проникли на планету. Дерпфельд не уставал повторять, что безопаснее Рая планеты нет. Он лично проверил все временные пропуска, выданные после прибытия Кормана. Ни одного поддельного. И, главное, все прибывшие люди положительные и никак не могут быть замешаны в этом деле. Если не считать… Его жену…
– А что, если Елена и прикончила Фреда? – предположил профессор Рассольников.
– У нее алиби, – парировал сержант.
– Тогда Кормана прикончили участники конгресса «АнтиФоменко».
– Исключено. Просто потому что приглашенные на конгресс стали прибывать на другой день после смерти твоего дружка.
– Тогда фоменковцы.
– Они уже убыли. А что, твой Корман был противником Фоменко?
– Мы на эту тему не говорили, – дипломатично ускользнул от опасного разговора Платон, ибо не знал, к какой группе принадлежал Дерпфельд.
Глава филиала распорядился доставить профессора Рассольникова и сержанта Дерпфельда вместе с багажом на глайдере фирмы в объятия местной таможни.
Внизу плескался Океан – он то принимал совершенно невозможный фиолетовый оттенок, то отливал веселой синью, то зеленел до травянистой изумрудности, кипя белым прибоем вокруг островов. За ним можно было наблюдать часами.
Все многочисленные архипелаги Эгеиды делятся на два вида: дикие острова и острова Блаженства. Названия говорили сами за себя.
– Острова, должно быть, кишат туристами, – предположил Платон.
Толстые отцы и матери семейств, галдящая ребятня, разноцветные панамы, катера, парусные лодки, летающие шезлонги, глайдеры службы спасения, многоярусные отели, рестораны и…
Слева проплыли несколько островов – на серых скалах шапки густой зелени. Белый вихрь – это птицы кружили над идущим близко к поверхности косяком рыбы. И ни одного катера, ни одного паруса.
– Остров Сомнения, – сообщил пилот. – Через минуту спускаемся. Сейчас спокойный сезон, почти все население Эгеиды в Океане. На островах остались лишь стражи и администраторы суши.
Острова Блаженства встречали Океан выставленными далеко в море белыми зубьями волнорезов. Ни один самый мощный тайфун не мог угрожать блаженству охраняемых, самая высокая волна не могла достигнуть толпящихся на скалистых уступах разноцветных домиков. Изумрудная вода на мелководье такая яркая, что глаза слепило. Пышная зелень венчала островные холмы мохнатой шапкой. Но вся она была какого-то одинакового ядовитого оттенка, будто разлили огромную банку краски по серым и желтым скалам.
– Кстати, знаешь, как с латыни переводится на космолингв «Гибрид»? – спросил Платон.
– Нет. В полицейской академии латынь не проходят.
– Ублюдок.
– Что?!.. А, гибрид – значит ублюдок? Очень хорошо. Теперь я буду это знать.
Знал Дерпфельд, как переводится «гибрид». Лишь изобразил удивление. Очень некстати вспомнилось выпотрошенное тело Кормана.
«Да, друг Тони, и как только ты умудрился влезть в эту мерзкую историю?» – обратился профессор сам к себе сочувственно.
А что если сообщение про десять миллиардов Дерпфельд изобразил на раковине сам? И нет никаких миллиардов… А что тогда есть?
Уже на таможне Платон и сержант повстречались с аборигенами. С глайдерской площадки гости прямиком прошли в здание таможни. Старинные разноцветные стекла витражей давно осыпались из массивных окон, и теперь бесцветные, давно не мытые стекла пропускали серый скучный свет в просторный холл. Тучный пожилой администратор и не менее тучные молодые стражи выстроились в ряд, ожидая. Администратор сидел в кресле на антигравитационной подушке, одна рука его намертво срослась с каким-то хитроумным грифелем, а вторая, обтянутая порыжелой пластиковой перчаткой, бессильно лежала на подлокотнике кресла. Лицо администратора, покрытое красными и черными пятнами ожогов, здорово смахивало на человеческое. И волосы, черные и густые, тоже напоминали человеческие. В то время как тело (так и хотелось сказать туша) имело вид туго набитой колбасы, на конце которой вместо хвостика раскинулся кожистый раздвоенный плавник.
– Раскопки? И кто же вам разрешил? – спросил таможенник с каким-то наигранным равнодушием. Рука – та, что без грифеля – приподнялась, попыталась сделать какой-то жест, но ничего не изобразила, и шлепнулась с неживым звуком на подлокотник.
Платон почему-то подумал о руке администратора, как о чем-то самостоятельном.
– ЮНЕСКО и МГАО, – отвечал сержант Дерпфельд. – У вашей планеты есть договоренность с Лигой Миров. Раз в год по взаимному согласию вы предоставляете научной экспедиции возможность работать на Эгейском море в течение двух месяцев. В прошлом году здесь работал Альфред Корман.
Имя не произвело впечатления.
– Это по части архонта Крто. А я могу дать вам визу на посещение Северного архипелага.
– И где нам найти этого вашего архонта?
Администратор пару минут переговаривался со своими подчиненными на местном языке – где было много согласных, но, в принципе, язык был довольно интересный. И Платон подумал, что у эгейцев должно быть много поэтов, ибо порой рифмы проскальзывали в словах сами собою.
– Архонт Крто ждет вас в своей приемной. Страж Стато как раз направляется туда и вас проводит. – И администратор вновь поднял руку и в этот раз без колебаний изобразил в воздухе вертикальную черту.
Страж Стато был сама любезность и тут же кинулся показывать путь.
– Я – заместитель Крто и… как говорят люди – его правая рука, – эгеец издал какой-то нутряной звук. – А у меня правая рука – «фараон». Вот! – Стато грозно потряс рукой-бластером. – Идемте, тут совсем недалеко.
Он выкатился в кресле на колесиках из зала таможни. Люди последовали за ним. Сразу за воротами начинались густые заросли, и в них – одна-единственная дорога, идущая в гору.
Антигравитационная подвеска на кресле стража была слабовата, и потому там, где поверхность была ровной, он не летел, а примитивно катился на четырех колесиках, пользуясь автономным приводом. Дорога была весьма ухабиста и строилась давно. Между брусчаткой буйно рвалась к солнцу сочная зелень. Кое-где заросли отступали, и тогда наружу выглядывали розовые или желтые стены старинных домиков. Но чаще можно было разглядеть только черепицу крыши или угловую башенку. Растительность лезла из всех щелей, умудряясь закрепиться на каменных оградах и стенах домов, оккупировала подоконники и даже крыши. Любая тонкая полоска грунта тут же становилась зеленым ковром. Постепенно заросли отступили, вместо плотной стены остались отдельные островки. Жилища, как заметил Платон, были все очень давними и обветшалыми; если их и ремонтировали, то наспех. Двери делались широкие, непременно двустворчатые, а окна, напротив, маленькими. Зато при каждом доме имелся открытый бассейн, обложенный камнем, чаще всего неглубокий, но непременно с каким-нибудь игривым фонтанчиком. Дорога, по которой они шли, была совершенно пустынной.
Лицо Стато сплошь покрывали красные ожоги, ярко-рыжие волосы стянуты на затылке в хвост, правая рука намертво соединялась с бластером «фараон». Левая кисть покрыта черной перчаткой, и на черном – желтые и красные заплаты. Добавьте ко всему этому бронежилет, из-под которого высовывались рукава драного свитера, нижнюю часть туловища, втиснутую в серебристый мешок – и облик Стато будет полным. Ах, нет, мы забыли упомянуть глаза – черные, выпуклые, очень выразительные с красноватыми белками.
– Может, завернем, и осмотрим дачные постройки наследного принца Ртхама? – предложил Стато. – Всего двадцать кредитов с носа за экскурсию.
– А принц не рассердится?
– Принц, как и вся императорская семья, сейчас в Столице. А дворцы здесь близко…
Стато махнул желтой левой рукой в сторону видневшихся над зелеными купами красных крыш. И тут перчатка слетела с руки, и перед изумленными взглядами людей предстали лентообразные щупальца, которые шли от самого плеча. До локтя они были стянуты эластичными кольцами, а уж потом распадались на семь ленточек серо-коричневого цвета.
– Простите, – сказал Стато, подобрал перчатку, но надевать не стал. – Срок годности перчатки давно вышел, но приходится носить – ничего другого больше нет. А за службу платят такие гроши… – И он очень выразительно посмотрел на археологов.
Атлантида извлек из кармана пластиковый жетончик на десять кредитов и протянул эгейцу. Тот подпрыгнул от восторга – вместе с креслом.
– Вторая «рука» такая же? – полюбопытствовал Вил Дерпфельд.
– Да… Но ее сбросить гораздо труднее. А вот маску можно снять. Когда мы на суше, нам приходится закрывать кожу от лучей светила. Иначе она вся покроется язвами.
– А что… лица у вас не людские? – поинтересовался профессор Рассольников и сам себя обозвал идиотом: почему он не посмотрел материалы по Эгеиде более внимательно!
– Человекоподобие – мода нынешнего императора. Он сказал: «Мы будем, как люди». И мы надели маски людей… И купили парики. В обязательном порядке, по двадцать кредитов с каждой головы. Говорят, у эгейцев прежде росли волосы на теле. И весьма буйно. А теперь мы облысели, нигде ни волоска – ни на голове, ни на груди, ни на прочих местах.
– И на тебе маска? – спросил сержант.
– Ну да, маска, – в горле Стато забулькало, будто он собирался блевать. Но блевать он не стал, а сдернул маску вместе с париком. Явилось лицо с темно-коричневой кожей, гладкое, влажное, заостренное, с вислыми складками вокруг рта. Нос Стато конвульсивно задергался, будто эгеец собирался чихнуть. Но не чихнул. И вдруг побледнел – опять же только нос и немного кожа вокруг губ, а губы посерели. – Что это у вас? – спросил Стато, и одно из щупальцев обвилось вокруг запястья сержанта.
– Сервисный браслет. Ты что, никогда не видел? Все люди носят сервисные браслеты. Правда, тут у вас со связью и обслуживанием дерьмово, так что браслет на девять десятых бездействует.
– У людей не такие браслеты… Я видел… – Стато схватил второй лентой-щупальцем за руку Платона. – Вот у него другой… А моя сервисюга похожа на камень. Она здесь. – Стато хлопнул себя рукой с бластером по груди. Впечатляющий жест.
– Ну да, мой – военного образца, – согласился коп. – Что с того….
– Ты военный?
– Офицер запаса.
Стато задумался. Глубоко. Но о чем – неясно. Потом напялил свою драную маску, засунул щупальца в перчатку и спросил:
– Ну что, идем в гости к принцу?
– Вот что, приятель, давай-ка лучше навестим нашего любезного Крто, а уж потом оправимся на экскурсию, – предложил профессор Рассольников.
– Любезного? – переспросил страж, и в горле его вновь раздалось бульканье. Видимо, эти рвотные спазмы обозначали гомерический хохот.
Стато покатился по дороге, весело тарахтел дешевый моторчик, а Дерпфельд и археолог шагали следом. Страж болтал без умолку на довольно приличном космолингве. Впрочем, разговор его был довольно однообразным – он называл все подряд, что попадалось им на пути: счетный дом, склады, заповедник, музей… Казалось, все административные здания и жилые постройки хаотически перемешаны. Однако вскоре Платону удалось установить закономерность: дома попрочнее и после ремонта принадлежали администрации. Жилые постройки больше походили на развалины, проросшие буйной зеленью. И никаких туристов. Ни единого. А воздух пропитан запахом морской соли и водорослей. Скольким обитателям пустынных миров, где нет ни кислорода, ни воды, мечталось о подобном рае. Но Атлантида не стал спрашивать, почему нет туристов. Интуиция подсказывала: с этим вопросом стоит повременить.