— Зачем я нужен Гамаюнову? — спросил Роман у Зотова.
      — Послушай, сейчас не могу объяснить. Приедешь в Беловодье — узнаешь.
      — Иван Кириллович может воскресить Надю?
      — Я же сказал: все ответы в Беловодье.
      — А если никаких ответов нет? Скажу честно, Баз, тебе я верю. А вот твоему шефу — ни капли.
      Роман укачивал Надю, как ребенка. Заклинание не позволяло льду обжигать руки, но все же он ощущал невероятный холод ее тела — как некую грань, за которую нельзя проникать.
      «Гамаюнов должен ее оживить, — сем себя уговаривал колдун. — Иначе зачем призывать меня? Хочет взять мою жизнь — пусть берет. Только пусть Надю воскресит… Он должен, должен, должен…»
      Зотов вдруг затормозил, да так резко, что все проснулись — и Стен, и Юл. Лена, наконец задремавшая, тоже вздрогнула и очнулась. А вот Наде не проснуться.
      — В чем дело? — спросил Стен.
      — Да я подумал, что перекусить неплохо. А там впереди, у дороги, кабачок. Заглянем?
      Все тут же вспомнили, что с самого утра ничего не ели. Как выехали из лже-Беловодья, так и мотаются по дорогам, во рту ни крошки. Лена невольно облизнула губы.
      — Жрать, в самом деле, охота, — высказал общее мнение Юл.
      У дороги высился новенький, под старину, теремок с яркой вывеской кренделем. Вокруг тянулись запущенные поля, полосы кустарника, жидкий лесок. Да еще какие-то почерневшие сараи и склады.
      Подле кабачка стоял «КамАЗ», других машин не было видно. Удобное место, от жилья далеко и от пригляда ментовского — тоже. Вечерком приезжают сюда бизнесмены попировать да решить свои дела. Сейчас, правда, час был еще для таких встреч ранний, и заведение пустовало.
      Роман выбрался из машины и прочел вывеску. «У деда Севастьяна». Моргнул несколько раз. Вновь прочел. Все то же: «У деда Севастьяна». Ему стало нехорошо. Будто кто-то под ребра пихнул — и пребольно.
      Алексей вынес на руках раненого Юла.
      — Я сам могу идти! — гневно выкрикнул мальчишка. Рванулся из рук старшего брата и смело встал на больную ногу.
      Баз не протестовал. Роман тоже. Знал, что рана с его помощью почти зажила и мальчишка больше играет раненого, чем немощен на самом деле.
      — Роман, погоди! — окликнула колдуна Лена.
      — В чем дело?
      — Куртку сними.
      Он только теперь заметил, что куртка вся в бурых пятнах. Сбросил. Переложил бумажник и серебряную флягу с водой в карманы джинсов. Впрочем, джинсы у него тоже были в пятнах засохшей крови.
      «Пусть думают, что краска», — решил он беспечно.
      Посетителей в кабачке было, мягко говоря, маловато. Краснолицый пожилой мужчина за дальним столиком яростно боролся с куском жареного мяса. И все. Больше никого. Даже офциантки не было в зале. Юл повис на стойке, изучая меню под стеклом.
      — Жаркое возьмите, — посоветовал мужчина, оставив в покое мясо. Вытащил из-за пазухи пол-литровую бутылку водки, глотнул и закусил глазированным сырком. Одинокий посетитель был ростом с Романа, только в плечах куда шире. Так что пoллитровка ему эта была — ну что стакан кваса. Разве что глаза покраснели.
      — Спасибо за совет, — ответил Роман. — Только мне кажется, вам это жаркое не по зубам оказалось.
      — Зато было весело, — подмигнул собеседник, провел по редкому седому ежику ладонью и спрятал бутылку.
      Наконец за стойкой объявилась немолодая брюнетка в черном платье с короткими рукавами и в белом передничке. Юл тут же заказал пиво и ухватил толстую стеклянную кружку двумя руками.
      — Заплати за меня, — потребовал он у Романа, ухмыляясь.
      Колдун отобрал у пацана кружку с пивом и заказал пять порций жаркого с гарниром и по апельсиновому соку каждому.
      — Это дискриминация, — запротестовал Юл. — Зачем тебе пиво? Ты же всё равно его пить не можешь. Отравишься.
      — И ты не можешь.
      — Могу.
      — Пей, — поддакнул Роман. — И ожерелье тебя задушит.
      — Туфта! Эй, Стен! — крикнул Юл, потому как в этот момент дверь отворилась и остальные наконец пожаловали в кабачок. — Ты пиво пьешь?
      — Хочешь меня угостить?
      — Нет, я спрашиваю, пьешь или нет? Или сразу кондрашка хватит, если остаканишься?
      Стен заметил кружку с пивом в руках колдуна и понял, куда клонит младший братишка, возомнивший себя взрослым.
      — Иногда отторгается организмом, — заметил он дипломатично.
      — Да все враки! — Юл опять совершил бросок к кружке. И сумел-таки довольно ловко сделать большой глоток, прежде чем Роман отнял ее вновь. — Ладно, давайте закусь. — Юл притянул к себе тарелку, всадил вилку, куснул, демонстративно показывая, что дурно воспитан. Хотя вряд ли он этим кого-то мог шокировать, потому как ножей в этом заведении не полагалось. Видимо, чересчур опасно здешним завсегдатаям держать в руках ножи за обедом. — Ни у кого нет вставных челюстей? Одолжите пожевать. — Юл стал вертеть кусок жаркого на вилке, разбрызгивая соус. У Лены на куртке появилось жирное пятно. Она этого, правда, не заметила.
      — Все ты выдумываешь, мясо мягкое, — не уступал Стен.
      — Юл, веди себя прилично, — сделала замечание Лена. Чисто по-женски она была уверена, что просто обязана воспитывать молодое поколение.
      — Как — прилично? — Юл уронил кусок мяса Базу на брюки.
      — Вот черт! — выругался тот.
      Юл залпом выпил стакан сока и налил себе еще — из Ленкиной порции.
      — Ты что, решил нас всех достать?! — озлился Алексей.
      — Ему нужна разрядка, — объяснил Баз. — После всего пережитого.
      — Послушай, Стен, я тебя давно хотел спросить, — Роман не обращал внимания на выходки Юла, — ты ведь с Ником Веселковым в одной школе учился?
      — Ну да.
      — А тогда у него не наблюдалось таланта к колдовству?
      Стен задумался:
      — Знаешь, нет. Нормальный парень был. То есть как все. В младших классах в отличниках ходил, а потом скатился на тройки. Математика ему не давалась. Это его сильно задевало.
      — И он любил мед?
      — Не припоминаю. С чего ты взял?
      — Так почему он назвал себя Медоносом?
      — Голос у него слащавый.
      — Этот твой сладкий Ник, судя по всему, — очень сильный колдун. Но одно меня смущает… — Роман задумался. — Там, в лесу, против меня и Нади… — Он произнес ее имя и задохнулся. Кашлянул, прогоняя застрявший в горле комок. — Так вот, там, в лесу, Медонос не применил своей силы — не запалил огня, не поджег кусты и деревья вокруг, не метнул в нас огненным шаром. Ничего. Надя наставила на него пистолет, и он трусливо убежал. Странно… Я эту встречу постоянно вспоминаю. И с каждым разом она мне кажется все нелепей. Что ему помешало призвать огненную стихию?
      — Вода?
      — Я был полностью подчинен. Надя меня спасла, говорю.
      — А может, он неуязвим для пули?
      — Чего ж он тогда убегал?
      Мужчина тем временем оставил в покое жаркое, поднялся и очень твердой походкой направился к столику Романа и его друзей.
      — Ребята, — сказал незнакомец, подмигивая всем сразу, но Лене показалось, что он подмигнул ей, — выпить не желаете? — Он вытянул из-за пазухи наполовину пустую бутылку.
      — Я за рулем. — Баз улыбнулся заученной улыбкой. — У остальных язва.
      — У всех язва, — вновь подмигнул незнакомец. — И все за рулем. Меня у обочины «КамАЗ» дожидается.
      — Как же вы за рулем-то сидите?! — воскликнула Лена.
      — А вот так и сижу. Потому как я хулиганом работаю.
      При этих словах Баз глянул на мужчину внимательно:
      — Но ведь так нельзя.
      — Что — нельзя? Хулиганом работать? — Водитель «КамАЗа» уселся за их столик.
      — Нельзя столько пить.
      — А как же иначе? — Он вновь глотнул из бутылки. — Иначе никак с главной хулиганкой не сладишь…
      — Главная хулиганка? — Лена поддерживала разговор, не зная теперь, как из него выпутаться, — незнакомец попался на редкость разговорчивый. И глядел по-доброму. Послать его на все четыре стороны было неудобно.
      — Ну да, жизнь, она и есть главная хулиганка. А у нас в Суетеловске она особое хулиганство учинила.
      — Суетеловск… — эхом отозвался Баз. Незнакомец уперся в него взглядом.
      — Васька! Васька Зотов! Ну, точняк! Ты! А мы уж думали, ты за бугром живешь, бешеные бабки зашибаешь, а нам, хулиган такой, не шлешь баксы! Зажимаешь! А ты раздобрел, круглый стал, ну что твой колобок, на ихних Макдональдсах.
      — Я вас тоже узнал, Григорий Иванович. — Баз улыбнулся куда шире, чем обычно.
      — Какой я тебе Григорий Иваныч! Был Григорий Иваныч, да весь вышел. Ты меня, как прежде, дядей Гришей зови. Я ж хулиганом работаю. — Он вдруг потускнел, потянулся к бутылке, да так и замер. — Ты ведь не знаешь, поди, что Машенька моя пропала.
      — Не знаю… — Губы Зотова скривились, как будто он все еще пытался улыбаться, но не получалось.
      — Десять дней уже как. И с тех пор о ней ни слуху ни духу. Девятнадцать лет девке.
      Все сидели, глядя в тарелки. Потом Стен встал, подошел к стойке и заказал литровую бутылку водки. Вернулся, сел. Все по-прежнему молчали.
      — Похитили? — сухо спросил Баз.
      — Кто ж ответит? Менты искали — не нашли. Объявления сам расклеивал. Да что толку! Ушла из дома и не вернулась… А ведь она такая красавица у меня выросла — загляденье. Ухажеров было — тьма. Глазенки-то у нее хулиганские. Как глянет, сразу наповал. У нее и свадьба была уже назначена… Да что теперь! — Дядя Гриша махнул рукой. — Мне присоветовали к колдунам в Темногорск ехать. — Он откупорил бутылку, разлил по стаканам, один Роман накрыл свой ладонью. — Говорят, они по фот-ке кого угодно найти могут. Вот и еду. Только, думаю, выдумки это.
      — Дядь Гриш, вы только что угадали счастливый билет! — встрял в разговор Юл. — Потому что с нами сейчас самый крутой колдун на свете. Он эту вашу Машу хоть под землей найдет.
      Лена покачала головой. Впрочем, Юл и сам заметил, насколько двусмысленно прозвучали его слова, и сконфузился.
      — В самом деле — колдун? — Дядя Гриша с подозрением оглядел Романа. — А может, ты всего лишь хулиган, а?
      — Не без этого. Баз, у тебя тарелка в вещах сохранилась?
      — Ну да…
      — Неси сюда. — Колдун вытащил из кармана джинсов флягу с пустосвятовской водой. — Место не слишком подходящее, но все равно можно попробовать.
      Баз бегом кинулся за тарелкой.
      — Изменился я очень, — вздохнул дядя Гриша. — Раз племяш не узнал.
      — Григорий Иванович, — Лена тронула нового знакомца за плечо, — а что в милиции сказали? Расследование было?
      — Тебя как зовут?
      — Лена.
      — Куришь?
      — Нет.
      — Так бери вместо сигареты, — он протянул ей конфетку.
      Она сказала «спасибо» и взяла.
      — Какое расследование, Леночка, сама посуди? Таких пропавших у них сотни да тысячи. Случайно если только найдут во время облавы или шмона. Может, она уже за бугром в борделе каком хулиганит.
      — Неужели никакой зацепки?
      — Так ведь другие тоже хулиганами работают. Разве я один? — ухмыльнулся Григорий Иванович. Ухмылка вышла грустной. И даже новый глоток из «волшебной» бутылки не помог.
      Баз вернулся с тарелкой и торжественно водрузил ее посреди стола. Колдун вылил в нее всю воду из фляги. Больше запаса пустосвятовской воды не было, остальная сгинула в мнимом Беловодье.
      Роман взял дядю Гришу за руку, опустил его ладонь на поверхность воды, сверху накрыл своей рукой. Все ждали, боялись дышать. Вода плеснула, замутилась и обратилась стеклом. И в зеркале этом отразилась какая-то комната. Современная квартирка, низкопотолочная, с оконцем, затянутым потерявшими цвет шторами. Продавленный диван. На диване — какая-то женщина. Спит. Накрыта дешевеньким покрывалом. Растрепанные русые волосы прикрывают лицо. Вот она вздохнула, повернулась, попыталась встать. Курносый носик, пухлые губы, веки набрякли. Под левым глазом застарелый желто-зеленый синяк. Покрывало сползло. Теперь видно, что на женщине сомнительной чистоты лифчик и трусики. Нельзя сказать, красива она или нет, потому как измучена до крайности.
      Роман, за миг до того предвидя, что дядя Гриша сейчас завопит, коснулся его плеча, и тот лишь беззвучно раскрыл рот. Роман передвинул тарелку. Все перевели дыхание и вновь замерли. Изображение зарябило — колдун проходил в своем видении сквозь стену. А далее стало ясно, что он смотрит с высоты на провинциальный городок. Внизу пролегала улица: магазинчики, стеклянный универмаг, лотки. Огромная вывеска «Казино» над кривобоким домиком, несколько кирпичных новостроек и подле заброшенный фундамент.
      Колдун медленно повернул тарелку. Вот оно, окно квартиры, где они только что побывали. Четвертый этаж хрущобы. Роман хотел еще раз повернуть тарелку, но видение дрогнуло и пропало.
      Дядя Гриша вновь открыл рот — давая понять, что место он узнал.
      — Что ж это за хулиганство такое?! — рявкнул он, когда Роман вернул ему способность говорить.
      — Что за место?
      — Блядское авеню. У нас в Суетеловске.
      — А женщина? Машенька?
      — Она… — Григорий Иванович посерел лицом, вылил остатки из литровой бутылки к себе в стакан, хлопнул. Однако при этом сделался еще более мрачен. — Можешь ее найти, колдун? То есть дом и номер квартиры указать?
      — Могу. Тут ничего хитрого нет. — Господин Вернон аккуратно слил всю воду из тарелки назад во флягу. — Эта вода нас к Машеньке и приведет.
      — Я погляжу, вы хулиганы перворазрядные. — Дядя Гриша похлопал Юла по плечу, будто из всей компании он был главным хулиганом. — Эх, почему же раньше-то я вас не встретил? Что ж за хулиганство такое? А?! — Он провел пальцами по глазам. — Ладно, поехали. Немедля. Сейчас. Я этих скотов голыми руками душить буду.
      Никто не пытался опротестовать изменение маршрута.
      «Время теряю, — подумал колдун. — Ведь три дня всего…»
      Но отказать дяде Грише не мог.
      — Кто этот дядя Гриша? — спросил колдун у База, когда они уселись в джип.
      — Он мне жизнь подарил, — отвечал добрый доктор.
      Баз не врал. Дяде Грише он был обязан жизнью — в самом прямом смысле этого слова. То есть только благодаря дяде Грише Васенька Зотов и появился на свет. Жили две сестрички, Танюша да Лизавета. Танюша, старшая, вышла за Григория Ивановича, а Лиза за красавчика Зотова. Мать с мужем, то есть с будущим отцом База, жила не слишком хорошо. Сказать точнее — плохо. Несмотря на постоянные ссоры, она хотела ребенка, но три года не беременела. Отец к детям был равнодушен, ездил по командировкам, жизнь вел веселую. Итак, воротился он из одной командировки да собрался в другую и ночь — одну только ноченьку — с женушкой под родным кровом провел. Одну палку кинул, наутро уехал. А она через месяц поняла, что, беременная. Три года не беременела, а тут — будто чудо. Она — плакать от радости. А будущий отец вернулся, услышал и стал орать: не мой это ребенок, нагуляла, сука, иди, чистку делай. И вновь в командировку. А перед отъездом сказал: «Чтоб никакого ребенка к моему возвращению не было».
      Чистка, да уж, большой шутник это слово придумал. Будто новая жизнь — это грязь, и от нее очиститься надо. Будущая мать проревела ревмя несколько дней, но нужные бумаги собрала. А накануне к ней дядя Гриша заглянул. Зашел по просьбе Танюши, жены своей, плащ забытый забрать.
      — Что случилось, сестричка, отчего у тебя лицо от слез опухшее, точь-в-точь перезрелый помидор?
      Будущая мама, которая от материнства своего уже отреклась, обо всем поведала.
      — Это что еще за хулиганство?! — взревел дядя Гриша. — Совсем одурела. Красавчику твоему чхать на все. Но я тебе жизнь уродовать не позволю! Ребенок будет! — И грохнул кулаком по столу. — Мы с Танюшкой детей не имеем, Ваську твоего поможем поднять. — Он почему-то тогда уже понял, что будет мальчишка, Васька.
      Лиза обещала. То есть уступила для виду. А утром пошла на экзекуцию, как любимый велел. Только дядя Гриша не поверил ей — чуял он: уступила баба, потому что бабе положено быть уступчивой. Приехал поутру к Лизавете домой, а ее нет. Дверь заперта. Ну, ясно, куда подалась. Сел дядя Гриша на мотоцикл — и погнал. Примчался в больницу, в абортарий. И на прорыв. Медсестра дверь перед ним закрывает, а он: «А ну пусти, иначе я тут хулиганить начну!» Ворвался туда, Лизку неразумную чуть ли не у дверей операционной перехватил и на улицу вынес на плече, как была, в тапочках и халатике.
      — Я отец! — кричал он встречным медсестрам. — С дороги! Я хулиганом работаю! — И им не препятствовали.
      — Васька будет! — постановил дядя Гриша. Посадил Лизку позади себя на мотоцикл и повез домой. То есть к себе домой. Там она на плече у Танюшки выплакалась и согласилась — будет Васька.
      А когда будущий папа явился, был у них с дядей Гришей очень серьезный разговор. Такой серьезный, что красавчик Зотов потом месяц целый в темных очках разгуливал.
      И Васька родился. К тому времени квартиру родительскую разменяли, опять же не без дядиной помощи, и из роддома Лизка с новорожденным Васенькой в комнату в пятиэтажке вселилась. Васькой же маленького Зотова назвали в честь деда, отца Лизаветы да Татьяны, что на войне погиб. И с тех пор на днях рождения — всех, какие дома справляли, и вне дома тоже, — первый тост поднимали за дядю Гришу и за все его хулиганства, в жизни учиненные.
      Баз хотел сесть за руль. Потом повернулся к Роману:
      — Садись. Ведь ты один не пил.
      — За мной езжайте, — подошел к их машине дядя Гриша. — За моим «КамАЗом».
      — Мы за тобой в ближайший кювет уедем, — заметил Алексей.
      — Ты что, забыл, я хулиганом работаю. Да и ты, парень, хулиган, хоть и глядишь праведником. Хулиган ведь? Так?
      — Так. — Стен невольно улыбнулся. Ехали часа два, потом остановились.
      — Можно, я выйду? — попросила Лена. — Погодите немного.
      Она выскочила из машины и углубилась в лесок. Ее куртка мелькнула за белыми стволами берез и пропала. Всем тоже захотелось в лес — по той же причине.
      — Глашу в машине оставим. Как сторожевого пса, — предложил Роман. — Ей до ветру без надобности. А укатить без меня она никому не позволит.
      Дядя Гриша приметил, что джин стал, и тоже притулил «КамАЗ» к обочине.
      Юл бегом устремился в кусты. Вообще, при всей своей дерзости он был стеснителен до крайности.
      И потому отошел подальше. Роман, дожидаясь, пока Юл вернется, неспешно обошел джип по кругу. Обошел и замер. Как раз под задним бампером на асфальте чернела отметина. Колдун быстро провел ладонью, отыскивая тварь, что знак свой оставила. Так и есть: кто-то прицепил сзади к машине тонкую огненную змейку, и теперь их джип, куда бы ни ехал, оставлял на земле явственный выжженный след. Скорее всего, огнезмейка выскочила из того безумного пламени, сквозь которое они прорывались, спасаясь в потоке воды из ложного Беловодья. Огненный змееныш сработан был искусно и нигде ни единым мигом себя не выдал. Поверх огненной сути он был, как в броню, одет в водную шкурку. И лишь потому, что джип стоял на месте, с хвостика огне-змейки успело раза три или четыре пыхнуть огоньком и вполне явственно выжечь на асфальте черную дыру. По таким вот меткам и шел кто-то по их следу. Кто-то, повелевающий огненной стихией. Никогда Роман не думал, что можно использовать две стихии для создания подобной твари.
      Медонос? Невероятно…
      Роману дед Севастьян всегда говорил, что смешивать стихии недопустимо. Неужели Ник Веселков, величавший себя Медоносом, способен на такое? Что ж он тогда на карачках убегал?
      Отдирать змейку голыми руками было нельзя. Роман шагнул к придорожной канаве, опустил руки в воду и стал шептать заклинания.
      — Ты что в этой грязи руки моешь? — изумилась Лена, подходя. — Ах да, забыла, тебя дизентерия не берет. Зачем же тогда мыться?
      Роман не ответил и осторожно поднял руки. Они блестели — до самых запястий покрывал их тонкий слой искристого прозрачного льда. Колдун вернулся к машине, примерился, выбросил мгновенно руку и ухватил огнезмейку поперек туловища. Ловкая тварь попыталась вырваться. Да не тут-то было, колдун держал ее крепко. Тогда она сбросила лживую водяную шкуру, вспыхнула оранжевым, желтым, ослепительно белым и завертелась в попытке вырваться. Зашипел лед, испаряясь от сильного жара. Лена завизжала.
      Баз и Стен, ломая кусты, кинулись назад к дороге.
      Роман перехватил змейку второй рукой и сжал. Лед плавился и осыпался кусками, от ладоней колдуна валил пар. Змея стала таять — белого пламени уже не было, оранжевого — тоже. Лена перестала кричать, лишь смотрела, раскрыв рот, на происходящее. Уже поблескивало темным, алым огнем, а потом и его не стало — змейку подернуло серым пеплом, лишь кое-где еще светились красные трещины. Но миг, и они погасли. Роман отряхнул ладони, на асфальт плюхнулся комок влажного пепла.
      В этот миг Баз с Алексеем подбежали.
      — Что случилось? — Стен адресовал свой вопрос Лене, хотя и видел, что с ней все в порядке, только лицо белое, неживое.
      — Там… огонь… — прошептала она. Как будто боялась огня как такового.
      — Шпион, — кратко пояснил господин Вернон. — За нами следили от мнимого Беловодья.
      — Кто?
      — Скорее всего, Медонос, — насколько я знаю, именно под его дудку пляшет огненная стихия. Но не уверен. Что-то мешает быть уверенным до конца.
      Приковылял Юл. То есть ковылял он лишь для виду. Из кустов рванулся, даже не хромая, а потом вспомнил и запрыгал на одной ноге очень даже эффектно. Аж взмок от натуги, устраивая маленькое представление.
      — Что случилось?
      — Нам жучка поставили. Только сейчас обнаружили, — объяснил ситуацию Стен.
      — А… Я так и знал: вы непременно облажаетесь.
      — Ничего страшного, — решил Баз. — Ведь мы теперь не в Беловодье едем. Еще успеем запутать следы.
      — Ладно, в машину, быстро, — приказал Стен. Поехали. Пошел дождь, потом снег. Стемнело, какая-то неестественно черная хмарь окутала мир, даже фары рассекали ее с трудом.
      — Этот дядя Гриша правду говорит, — сказала Лена. — Я проверила. За руку его подержала.
      — Зачем? — удивился Баз. — Это же дядя Гриша!
      Справа проплыла надпись «Суетеловск», мелькнула бензоколонка, потом еще одна. Сразу пошли недостроенные дома. Все разные. Одни — стандартные коробки. Другие — двухэтажные, в окружении сохранившихся сосен — по западному образцу. Среди них огромный, как замок, коттедж. Над каменным забором торчали камеры наблюдения.
      «КамАЗ» остановился. Роман затормозил следом.
      — Я тут подумал, — сказал дядя Гриша, подходя, — друзей надо позвать — ну, чтоб… Машку-то от этих скотов забрать. И потом, у Машиного жениха тоже нужные люди имеются. Он — из новых русских.
      — Он что, в этом дворце живет? — Роман кивнул в сторону сосняка с телекамерами.
      — Нет, это наркобарона хата. У Вадима дом в лесу стоит, и хоромы у него скромнее.
      Баз посмотрел на Стена, потом на Романа.
      — Справимся, — сказал за всех колдун.
      — Ну, тогда поехали. Хулиганить.
      Роман отыскал нужный дом без труда. Старая пятиэтажка. Лену и Юла, несмотря на протесты мальчишки, оставили в джипе. Пустосвятовская заговоренная влага привела колдуна на четвертый этаж. Дверь новенькая, стальная. Но это колдуну не препятствие.
      — Ну что, замок крушить будешь? — шепотом спросил Стен.
      Колдун не ответил, знаком велел дяде Грише вытянуть руку, плеснул на ладонь несколько капель. Нахмурился.
      — Канат в машине есть? — спросил шепотом.
      — Имеется. Мало ли какое хулиганство…
      — Принеси. Постой! Еще в магазине купи литров пять минералки. Любой.
      Дядя Гриша бегом кинулся вниз. Роман поднялся выше, на последний этаж. Чердака в доме не было. Лаз на крышу был заперт на висячий замок. Колдун распылил замок без труда.
      — Стен, надо вниз спуститься, к Маше в комнату. Это боковая комната, балкона там нет. Придется с крыши прямиком в окошко прыгать. Сможешь?
      — Думаю, ничего сложного. Дядя Гриша принес канат.
      — Ну вот. Кого на буксир брать будем?
      — Ладно, Стен, у тебя десять минут. А потом я дверь снимаю.
      Роман сбежал на четвертый этаж. Подошел к двери. Прислушался. Потом приложил ладонь к замку. На пол посыпались ржавые хлопья.
      — Я их всех голыми руками задушу, — пророкотал дядя Гриша. — За все их хулиганства.
      — Нет, действуем иначе. Как только дверь рухнет, внутрь воду из бутылей плещи. И ты тоже. — Роман вручил Базу бутыль с водой. — Не мешкайте только.
      Роман посмотрел на часы. Время почти все вышло. Тогда он приложил ладонь к дверной петле. Одна, вторая…
      — Все! — выдохнул колдун, и дверь рухнула.
      Дядя Гриша успел заметить несколько растерянно-удивленных физиономий. Парень в ядовито-зеленой рубашке вскочил с дивана. А потом Баз плеснул водой из бутыли, и всех смыло…
      Дядя Гриша жил на окраине Суетеловска, вдали от городского многоэтажного заселения.
      Двор у Григория Ивановича был справный. Забор высокий, ворота тесовые, сад на тридцать соток, не меньше.
      — Если кому до ветру, то удобства за домом.
      Дом новенький, с высоким крыльцом. Внутри все желтело от свежего дерева, никаких обоев — лишь окоренные здоровенные бревна, проложенные сухим мхом. Теплое доме было, и пахло вкусно — сосновым деревом.
      — Сам рубил, — сообщил дядя Гриша и крикнул: — Танюша, это я. И гости.
      — Случилось что?
      — Так, как всегда… хулиганство.
      Хозяйка встретила гостей в просторном холле (прежде эта часть дома называлась сенями). Увидев, как Баз заносит Машеньку в дом, будто неживую, Танюша выкрикнула кратко: «А!» — потом будто окаменела, вновь глянула на Машеньку, на серое лицо с синяком под глазом и с запекшимися губами и вновь закричала. Роман успел ухватить ее за руку и сжать кисть.
      — Ничего страшного, Татьяна Васильевна. Прихворнула она, но к утру мы ее на ноги поставим.
      Татьяна вмиг успокоилась, провела ладонями по лицу.
      — Ничего страшного, — повторила бесцветным голосом.
      — Мы тут похулиганим маленько, ты уж не препятствуй, — попросил дядя Гриша. — Поужинать нам собери. А то день очень уж хулиганский выдался.
      Татьяна побежала на кухню, приговаривая:
      — Щи горячие… Ничего страшного, приболела… Щи горячие…
      — Не вздумай так со мной похулиганить… колдун! — Дядя Гриша очень выразительно глянул на Романа. От этого взгляда колдуну стало не по себе.
      — Через час с нее все слетит, — успокоил тот. — Сам утешать будешь.
      — Я еще не простил тебе твоего прежнего хулиганства. Ты ж этих скотов смыл в пампасы.
      — В соседнюю область, — уточнил Роман. — В лес, в бездорожье. Темень вокруг. Медведи…
      — Все равно. Я их на кусочки разрезать хотел.
      — Успеете, когда вернутся. Подготовитесь. Тщательно операцию проведете. Со вкусом.
      Баз перенес Машеньку в спальню. Положил на кровать. Она застонала. Кажется, даже не понимала, что дома. На бедрах, на боках чернели застарелые синяки, на руках — следы инъекций. На плече ожог — похоже, что о ее кожу погасили сигарету.
      — Баньку, может, истопить? — предложил дядя Гриша. — Эх, как они ее…
      — Выйдите, пожалуйста, — попросил Баз. — Я ее осмотрю.
      — Помощь нужна? — предложила Лена.
      — Хорошо, останься. А остальные — за дверь.
      — Жарко тут у меня. Так что тело, что у вас на заднем сиденье лежит, в погреб несите — не в тепле же его держать, — сказал дядя Гриша. — И утопленницу туда же. А то, не дай Бог, выберется из машины и начнет по улице бегать, людей пугать.
      Роман и Стен переглянулись.
      — Думаете, не заметил, что везете? Да я не против. Теперь все, что душе и телу угодно, возят. Больше, разумеется, на цветные металлы налегают. С памятника погибшим на войне звезду украли. И буковки. Там фамилия Таниного отца была. А теперь нету.
      — Это моя невеста, — сказал Роман. — Я ее домой везу.
      — Я не любопытствую. Каждый хулиганит, как умеет. А если не умеет, то другим хулиганить велит.
      — Утопленницу лучше в бочку с водой. Никуда она без моего позволения не денется, — сказал Роман.
      — Помочь тебе? — спросил Стен.
      — Я сам, — отрезал колдун.
      Роман спустился в погреб. Положил Надино тело, завернутое в брезент, на длинную деревянную полку. Для этого банкам с солеными огурцами, грибами и кадушкам с капустой пришлось потесниться. Надя, красавица Надя — и рядом на полке с банками и кадушками. Она бы обиделась. Ей среди цветов лежать, в гробу хрустальном. Спать, чтобы проснуться. А тут, в погребе, тоскливо всю ночь в одиночестве. Он думал о ней как о живой. Впрочем, в этом не было противоречия: если он успел наложить заклятие льдом до того, как душа покинула тело, то Надя в самом деле может что-то чувствовать. А если душа отлетела, то все равно здесь, рядом, постоянно наблюдает за ним. Роман вздрогнул и ощутил тяжкую и неясную вину перед любимой.
      — Наденька… — Он коснулся ее лица, потом губ. — Надежда моя.
      Ему казалось, она отвечает что-то. Но очень невнятно, слов не разобрать. Он вслушивался. Нет, ничего… Почудилось. Верно, оттого, что в груди тоска свернулась клубком.
      — Ты полежи здесь пока, я что-нибудь придумаю, — пообещал колдун. — Завтра чуть свет в Беловодье поедем. Успеем, клянусь.
      Он бы и сегодня помчался, да ребята так вымотались, что едва на ногах держались. Пришлось уступить.
      Роман поцеловал ее покрытые льдом губы и вышел из погреба.
      В сенях было темно, а в щель пробивался мягкий, неровно подрагивающий свет. Роман вошел. На кухне за деревянным некрашеным столом сидели дядя Гриша с женой. Кажется, в погребе Роман пробыл час или больше, глядя на свою Надю. А ему показалось — миг один поглядел.
      Над столом горела лампа под абажуром, именно от нее и шел этот мягкий оранжевый свет. Вокруг все было деревянным — стол, стулья, лавки, шкафчики, да и сами стены желтели не успевшей состариться древесиной.
      Танюша, увидев Романа, вскочила, побежала к колдуну, обняла.
      — Спасибо, касатик. Я за тебя молиться буду. — Она троекратно расцеловала Машенькиного спасителя.
      — Э, прекрати хулиганить! — крикнул дядя Гриша. — С молодым мужиком при мне лизаться — что удумала!
      — Ладно тебе рычать-то! — отмахнулась Танюша и промокнула глаза фартуком. — Ты давай скорей, голубчик, за стол, а то проголодался, верно, — обратилась к Роману. — Бледный-то какой! Устал?