Шолом АЛЕЙХЕМ
      Менахем-Мендл
      Повесть в письмах
      Ко второму изданию
      Менахем-Мендл - не герой романа и вообще личность не выдуманная. Это человек обыденный, заурядный, с которым автор лично и близко знаком. Он вместе с ним прошел лет двадцать жизненного пути. Встретившись в 1892 году на одесской "малой бирже", мы потом рука об руку проделали все семь кругов ада на бирже в Егупце, "шли" с ним вместе в Петербург и Варшаву, пережили множество кризисов, кидались от одной профессии к другой, но - увы! - нигде счастья не нашли и вынуждены были в конце концов, по примеру многих, эмигрировать в Америку. Там, говорят, евреям неплохо... Об этом можно будет судить по дальнейшим его письмам из Америки.
      А пока суд да дело, я собрал все письма, которые он на протяжении восемнадцати лет писал своей жене Шейне-Шейндл в разное время и печатал в разных местах, так же как и письма его жены к нему, и составил из них книгу, чуть ли не письмовник.
      Да и в самом деле письмовник. В нем шесть разделов: при этом я имел в виду следующее: если купец пожелает написать письмо своей жене, скажем, из Одессы, - пусть ищет образец в первой книге "Лондон". Биржевой спекулянт, торгующий всякого рода акциями и тому подобным товаром, найдет образчик письма во второй книге - "Бумажки", или же в третьей - "Миллионы". Маклер, сват или агент пусть ищут дальше. Словом, каждый найдет здесь свое.
      А так как еврейские дела, по милости божьей, повсюду одинаковы, то есть начинаются они как будто бы совсем неплохо и сулят золотые горы, а кончаются в большинстве случаев крахом, как у моего Менахем-Мендла, то над составлением письма нет нужды особенно трудиться. Его можно взять прямо из книги таким, как оно есть. А если найдется один из тысячи, у которого дела идут хорошо, то он может быть уверен, что это ненадолго. Все, что висит в воздухе и держится на ветру, должно в конце концов рухнуть. Это, конечно, не особенно приятно, но зато правда, а ведь правду все люди любят...
      Готовя второе издание писем, я многие из них сильно сократил, а многие и вовсе выбросил. Потеряли при этом только наборщики, больше никто. Автор этой книги считает, что произведение, чем оно короче, тем лучше. Кто находит, что книга и сейчас длинновата, может быть уверен, что при дальнейших изданиях она с каждым разом будет становиться все короче и короче, пока не приблизится к идеалу: "С молчанием этого не сравнить..."
      Шолом-Алейхем
      Нерви (Италия), канун праздника ханука.
      1909
      "ЛОНДОН"
      (Одесская биржа)
      I
      Менахем-Мендл из Одессы - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку*
      Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она!
      Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем получать друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
      А во-вторых, да будет тебе известно, что я просто не в состоянии описать тебе город Одессу, его величие и красоту, его жителей с их чудесными характерами, а также блестящие дела, которые здесь можно делать.
      Представь себе, стоит мне выйти с тросточкой на Греческую (так в Одессе называется улица, где заключаются всякие сделки) - и у меня двадцать тысяч дел! Хочу пшеницу - пожалуйста! Отруби? - Отруби! Шерсть? - Шерсть! Мука, соль, перья, изюм, мешки, селедки, - в общем, все что ни назови, можно найти в этой Одессе! Я поначалу наметил было два-три дельца, но они мне пришлись не по душе. И я шатался по Греческой до тех пор, пока не наткнулся на настоящее дело. А именно? Я торгую "Лондоном" и зарабатываю на этом совсем неплохо! Иной раз четвертной перепадет, иной раз полсотни, а при удаче - так и вся сотня. Словом, "Лондон" - это такое дело, которое может человека осчастливить в один день. Вот недавно приехал сюда какой-то синагогальный служка, хапнул одним махом тридцать тысяч, и теперь ему сам черт не брат! Говорю тебе, жена моя дорогая, золото здесь на улицах валяется! Я, упаси бог, не раскаиваюсь, что съездил в Одессу. Но ты, пожалуй, спросишь, как я попал в Одессу, - ведь я совсем ехал в Кишинев? Суждено мне, видать, свыше нажить добрых несколько рублей! Вот послушай, как господь бог направляет человека.
      Когда я приехал в Кишинев к дяде Менаше за приданым, он меня спрашивает: зачем оно мне нужно?
      - Стало быть, нужно! Не надо было бы, я бы не приезжал.
      Тогда он мне говорит, что наличных у него сейчас нет, он может дать распоряжение к Бродскому в Егупец.
      - Пускай будет Егупец! Лишь бы деньги!
      А он говорит, что не знает, есть ли сейчас в Егупце деньги. Он может дать мне письмо к Бахраху в Варшаву.
      - Пускай будет Варшава, - отвечаю, - лишь бы деньги!
      Тогда он говорит:
      - Зачем тебе Варшава? Варшава - далеко.
      Если я хочу, он даст мне бумагу к Барабашу в Одессу.
      - Пускай будет Одесса! - говорю я. - Лишь бы деньги!
      - На что тебе так понадобились деньги? - спрашивает он опять.
      - Стало быть, нужны! - повторяю я. - Не надо было бы, я бы не приехал.
      Короче говоря, изворачивался он, как мог, но помогло это ему, как мертвому банки: раз я сказал: "Деньги!" - значит, деньги!
      Тогда он достал два векселя по пятьсот рублей сроком всего на пять месяцев, на триста рублей дал письмо к Барабашу в Одессу, а остальные наличными: это, - говорит он, - будет мне на расходы.
      Так как мне сейчас некогда, то пишу тебе вкратце. Даст бог, в следующем письме напишу обо всем подробно. Будь здорова, кланяйся от меня тестю, и теще, и деткам, чтоб здоровы были, и каждому в отдельности.
      Твой супруг Менахем-Мендл.
      Главное забыл! Когда я пришел с денежным письмом к Барабашу, мне говорят, что никакое это не письмо! А что же это? На вербе - груши! Пускай, говорят они, раньше прибудет от вашего дяди Менаше вагон пшеницы, и пускай эта пшеница будет продана, вот тогда вам дадут деньги. Интересная история! Я тут же написал дяде Менаше в Кишинев открытку, что если он не вышлет немедленно пшеницу, я ему телеграфирую! Словом, пиши туда, пиши сюда - ходил я по Одессе сам не свой. И только вчера прибыли из Кишинева сто рублей наличными и на двести рублей вексель. Теперь ты понимаешь, почему я тебе все это время не писал? Я считал, что эти триста рублей пропали! Отсюда следует, что человек никогда не должен отчаиваться. Есть на свете бог, он правду видит. Все наличные я всадил в "Лондон", купил комплект "госов" и "бесов"*, и благодарение богу, - говорят, что есть уже прибыль!
      Тот же.
      II
      Шейне-Шейндл из Касриловки - своему мужу в Одессу
      Моему почтенному, дорогому, именитому, мудрому и просвещенному супругу Менахем-Мендлу, да сияет светоч его!
      Во-первых, сообщаю тебе, что мы все, слава богу, вполне здоровы. Дай бог и от тебя получать такие же вести в дальнейшем.
      А во-вторых, пишу я тебе, что меня снова мучает давнишняя спазма, такую бы самую твоему дяде Meнаше, который так ловко зажилил эти полторы тысячи целковых приданого! Такую бы ему жизнь! Такое счастье! Моя мать, дай ей бог здоровья, говорит: "Послали кота по сметану!" Векселя я бы у него брала? А хворобу он не хочет? Лихоманку сроком на пять месяцев! Слушай, Мендл, дай бог мне соврать, но боюсь, что остальных денег ты не увидишь, как ушей своих, которые занесло аж в Одессу. Твое счастье, что мама ничего не знает об этих векселях: несдобровать бы тебе! А то, что ты пишешь о твоих заработках, всем нам, конечно, это очень приятно. Но - тысяча чертей тебе! Почему бы не написать по-человечески, что это за товар такой, которым ты торгуешь? Почем аршин? Или его продают на вес? Откуда мне знать, что это такое и с чем это едят? И еще одного я не понимаю: вот, ты говоришь, купил товар, и вот уже имеешь прибыль? Что же это за товар, который растет в цене, как на дрожжах? "Мухоморы, - говорит моя мама, - и те без дождя не растут!" А если товар и в самом деле вздорожал, почему же ты его не продашь? Чего ты ждешь? Чтоб к нему и подступу не было?
      А почему ты не пишешь, где остановился, как столуешься? Как будто я тебе чужая, не жена до ста двадцати лет, а какая-нибудь полюбовница поганая! Как мать говорит: "Уйдет корова в стадо, так "до свидания" не скажет!"
      Послушал бы ты меня, Мендл, расторговался бы поскорее, собрал бы наличные и приехал бы домой. Найдешь здесь более приличное дело, чем вот это самое... Знать бы мне так лихорадку, как я знаю, что это такое!
      И будь здоров, как желает тебе от всего сердца
      твоя истинно преданная супруга Шейне-Шейндл.
      III
      Менахем-Мендл из Одессы - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку
      Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она! Со всеми домочадцами!
      Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем получать друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
      А во-вторых, да будет тебе известно: меня нисколько не удивляет, что ты не понимаешь, в чем смысл "Лондона". Коль скоро опытные купцы, бородачи, об этом понятия не имеют, так где уж тут разобраться женщине? Поэтому я все объясню, чтобы ты поняла, в чем тут дело.
      Надо сказать, что "Лондон" - материя тонкая. Продают его только на словах, а видеть никто его не видит. И каждую минуту он то дорожает, то дешевеет. То "гос", то - "бес". Это значит, что рубль в Берлине то повышается, то понижается. Все зависит от Берлина: как Берлин скажет, так и будет! Курсы прыгают вверх и вниз, как сумасшедшие, депеши летят туда и сюда, а люди носятся, как на ярмарке, делают дела, получают прибыль, а среди них и я. Шум, суета - одуреть можно! Вот, например, вчера я сделал "стеллаж"*, стоил он мне полсотни, а сегодня утром, ровно в двенадцать часов, от моей полсотни и следа не осталось!
      Но ты, наверное, не знаешь, что значит "сделать стеллаж", - надо тебе это объяснить. Дают, к примеру, полсотни за день, а тот "ставит курс". Ты можешь сделать из этого "стеллажа" "две стороны": то есть два "беса" или два "госа", а то и просто остановиться и продать другому "втемную" до "закрытия" (так у нас в Одессе называется предвечернее время, как у вас, скажем, сумерки). И вот, если курс "отстает", то полетели твои пятьдесят рублей. Вот это значит "сделать стеллаж".
      Но только ты не огорчайся, дорогая моя жена! Потерять полсотни - по здешним делам сущие пустяки! Бог поможет, пойдет "правой стороной", и я заработаю деньги, много денег! А насчет того, что ты пишешь о векселях дяди Менаше, то ты ошибаешься. Черт его еще не взял, он еще пользуется доверием! Если бы я уступил хоть немного, у меня бы эти векселя с руками оторвали! Но я не желаю. Если понадобятся деньги, я лучше продам парочку "госов" или "бесов". Но мне и это сейчас ни к чему. Я лучше куплю еще один "стеллаж". Чем больше "стеллажей", тем лучше! Ляжешь спать со "стеллажом", так и спится по-другому!
      Так как я сейчас очень тороплюсь, то пишу тебе вкратце. Бог даст, в следующем письме напишу обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи.
      Твой супруг Менахем-Мендл.
      Главное забыл! Ты спрашиваешь, где я остановился и что ем? Так пишу тебе, жена моя, что я и сам не знаю, на каком я свете. Одесса - огромный город, все здесь очень дорого, дома высоченные - до небес, полчаса надо карабкаться по железным лестницам, пока доберешься до своего пристанища под самым небом. Окошечко крошечное, как в тюрьме. Я просто оживаю, когда наступает день и можно вырваться из этой тюрьмы туда, на Греческую. И вот там, на ходу то есть, и перекусишь, что бог пошлет, потому что - кто это может усесться кушать, когда надо поминутно узнавать, каковы курсы в Берлине! Зато фрукты здесь нипочем. Виноград едят, не как у вас в Касриловке в Новый год, только чтобы сотворить молитву над ним, - здесь его едят каждый день, на улице, без всякого стеснения.
      Тот же.
      IV
      Шейне-Шейндл из Касриловки - своему мужу в Одессу
      Моему почтенному, дорогому, именитому, мудрому и просвещенному супругу Менахем-Мендлу, да сияет светоч его!
      Во-первых, сообщаю тебе, что мы все, слава богу, вполне здоровы. Дай бог и от тебя получать такие же вести в дальнейшем.
      А во-вторых, пишу я тебе, что смотрю я на тебя, как на сумасшедшего! Знать бы мне так твою Одессу, не к ночи будь помянута, как я понимаю, что ты такое болтаешь в твоем письме: "гос", "бес", "дилижанс"... Черт вас там ведает! Летят у тебя полусотенные, как галушки, - там у вас, видать, и деньги не деньги, трын-трава! Конечно, в золоте можно ходить при таких делах! Не понимаю, хоть ты мне голову сними, что это за товар, которого никто не видит? Кот в мешке!..
      Слышишь, Мендл, не нравится мне все это! Я у отца своего не приучена к такого рода воздушным заработкам, упаси меня бог от них и в дальнейшем! Как моя мама говорит: "На воздухе и простудиться недолго..." Ты пишешь: "С дилижансом и спится по-другому..." Кто это спит с дилижансом? По-каковски ты говоришь? По-турецки, что ли? А насчет того, что ты пишешь, будто векселя дяди Менаше у тебя с руками оторвут, то если я в это и не поверю, большого греха не будет. Правильно мать говорит: "Не верь, пока не пересчитаешь..." Знаешь что, Мендл? Послушай меня, жену, - плюнь ты на Одессу и приезжай лучше домой, в Касриловку. Полторы тысячи у тебя есть, квартиру дает нам отец, лавки в аренду сдаются, - чего тебе еще не хватает? Зачем нужно, чтобы люди перемывали мои косточки, чтобы враги болтали, будто ты удрал в Одессу, а меня бросил, - не дожить тебе до этого! Скапутиться за нашу Касриловку может твоя Одесса со всеми твоими домищами с железными лестницами, по которым надо карабкаться, как одурелому! Очень стоит ради этого портить себе желудок! Подумаешь, виноград дешев! Виноград надо жрать, а сливы чем плохи? У нас нынче урожай на сливы, пятиалтынный - ведро! Но разве тебя интересует, что дома делается? Ты даже не спрашиваешь, как дети поживают. Забыл уже, что ты отец троих деточек, дай им бог здоровья! Недаром мама говорит: "Дальше очи -дальше сердце..." Такую бы тебе болячку, какую правду она говорит!
      Пока будь здоров и счастлив, как желает тебе
      твоя истинно преданная супруга Шейне-Шейндл.
      V
      Менахем-Мендл из Одессы - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку
      Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она!
      Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем получать друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
      А во-вторых, да будет тебе известно, что сейчас пошел невероятный "бес", и я накупил себе "Лондона" целую кучу и обеспечил себя семнадцатью "бесами" и восьмью "стеллажами". Затем я должен получить несколько сот рублей "диференцов", и тогда я, с божьей помощью, сделаю еще немножко "бесов". Посмотрела бы ты, дорогая моя, как тут заключаются сделки на слово, ты поняла бы, что такое Одесса. Простой кивок здесь все равно что контракт. Я выхожу на Греческую, захожу в кафе, сажусь за столик и заказываю стакан чаю, или кофе, или еще там чего-нибудь. Подходит ко мне один маклер, второй, третий... Не надо ни контрактов, ни расписок, ни строчки написанной! У каждого маклера книжечка и карандашик. Он достает книжечку и записывает, что я имею у него два "беса", а я достаю несколько рублей и плачу ему - удовольствие! А спустя час-другой, если бог захочет, узнают "таксировку" из Берлина, и прибегает тот же маклер и дает тебе четвертной билет - чистой прибыли, а потом, когда прибывают еще сведения, он сует тебе полсотни, а к концу дня, если богу угодно, набегает и вся сотня, а иной раз может случиться, что и две, а то и все три.. Почему бы и нет? На то и биржа! Биржа - это игра, дело удачи. А насчет того что ты не веришь в векселя дяди Менаше, то могу тебе сообщить, что я их уже продал, - иначе откуда бы я взял деньги на такое количество "бесов" и "стеллажей"? "Стеллажи" - это не дилижансы, как ты пишешь. Дилижансы - это то, на чем ездят из Радомысля в Житомир, а "стеллаж" - это лист бумаги, на котором кто-нибудь пишет и расписывается в том, что когда настанет "ультимо", то есть в конце месяца, он обязан столько-то фунтов сверх того или иного курса - либо дать тебе, либо получить с тебя. Так что выбор за тобой, поступай как знаешь: хочешь давай, хочешь получай. Теперь ты понимаешь, что такое "стеллаж"? Если бог даст добрые "варьяции" на "Лондон" и в газетах заговорят о войне, русский рубль полетит вниз, а "Лондон" как двинется вверх, - ничего кругом узнать нельзя! Вот заговорили на прошлой неделе, будто английской королеве что-то не можется, и тут же русский рубль упал, а "стеллажи" подскочили выше домов! Теперь в газетах пишут, что королева поправилась, - и русский рубль поднялся в цене, и уже можно покупать "стеллажи", сколько душе угодно. Словом, не беспокойся, дорогая моя, все, бог даст, будет, как у нас в Одессе говорят, "в наилучшем порядке"! Но так как у меня сейчас нет времени, то пишу тебе кратко. Даст бог, в следующем письме я напишу тебе обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи. Кланяйся сердечно деткам и всем остальным.
      Твой супруг Менахем-Мендл.
      Главное забыл! У нас в Одессе страшная жара, - изжариться можно, да и по ночам таешь как воск. Поэтому как только наступает вечер, город пустеет. Народ разъезжается на Фонтаны - на Большой Фонтан или на Малый Фонтан, а то и вовсе на "Ланджерон". Там имеется все, что душе угодно, можно купаться в море, можно слушать музыку - и все это бесплатно, без копейки денег!
      Тот же.
      VI
      Шейне-Шейндл из Касриловки - своему мужу в Одессу
      Моему почтенному, дорогому, именитому, мудрому и просвещенному супругу Менахем-Мендлу, да сияет светоч его!
      Во-первых, сообщаю тебе, что мы все, слава богу, вполне здоровы. Дай бог и от тебя получать такие же вести в дальнейшем.
      А во-вторых, пишу я тебе, что я уже опять вожусь с зубами, дай бог твоим одесским "дронжикам"! Я здесь лезу на стенку от зубной боли, мучаюсь с его детьми, а ему хоть бы что! Живет себе, как господь бог, в Одессе, катается верхом на "дронжиках", купается в море, и музыка ему подыгрывает. Чего ему еще не хватает? Как моя мама говорит: "На метле бы он у меня верхом разъезжал, а не на дронжиках!" Одно из двух: если ты купец и торгуешь этим замечательным товаром, который называется "Лондон", то думай о торговле, а не об английской королеве. Думай лучше о своей жене. У тебя есть жена - до ста двадцати лет, и трое деток, дай им бог здоровья. Моя мама говорит: "Думай о себе, тогда забудешь о других..." А что касается твоих счастливых дел, то скажу тебе правду, у меня от них голова кругом идет! Не верю, хоть режь меня, что сотни так и летят прямо в руки! Что это колдовство такое, наваждение, что ли? Смотри, как бы ты от великой радости не тронул приданое. Имей в виду, если хоть один грош убудет из приданого, достанется тебе от матери!.. Хоть бы вспомнил! Ведь ты хорошо знаешь, что мне до зарезу нужна шелковая мантилья, шерсть на платье, два куска морозовского батиста. Всякую глупость я должна ему напоминать, - сам он, бедняга, ничего не знает, мозги у него высохли. Не зря моя мама говорит: "Кто сам не догадается, того в бок толкают".
      Как желает тебе от всего сердца
      твоя истинно преданная супруга Шейне-Шейндл.
      VII
      Менахем-Мендл из Одессы - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку
      Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она!
      Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем получать друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
      А во-вторых, да будет тебе известно, что я уже далеко пошел, а именно - у меня уже полно "бесов", и я теперь в состоянии дать и взять сразу десять тысяч фунтов, двадцать тысяч фунтов, разумеется, при наличии "депо"... У меня уже крупные знакомства в конторах, и я уже могу себе позволить сидеть у Фанкони в кафе наравне с другими крупными спекулянтами, за белыми мраморными столиками и заказывать порцию мороженого, потому что у нас в Одессе такой порядок: чуть присел к столику - к тебе подходит человек во фраке и велит, чтобы приказали подать мороженое. Нельзя же быть свиньей, и поневоле велишь подать. Но не успеешь съесть одну порцию мороженого, как тебе велят потребовать вторую, иначе тут сидеть нельзя, и остается шататься по улице. Дельцу это, конечно, не пристало, да и городовой следит, чтобы на улице зря не околачивались... Но так как людям все-таки нужно быть на улице, то они ловчатся, обманывают городового, прячутся от него как можно дальше... А если он все же поймает кого-нибудь, он тащит его, как драгоценность, прямо в участок: "Вот, мол, я доставил вам еврея..." Ты не веришь в крупные "варьяции" и "диференции"? Это значит, что ты слаба в политике. Вот, к примеру, сидит у нас в кафе у Фанкони человек, которого прозвали "Гамбетта"*. День и ночь он говорит о политике и только о политике! Он приводит тысячу доказательств, что пахнет войной. Он слышит, говорит, каждую ночь пушечные выстрелы - не здесь, а у французов. Французы, говорит он, никогда в жизни не простят Бисмарку*. Должна, непременно должна в скором времени вспыхнуть война, иначе и быть не может! Послушать Гамбетту, то нужно продать все, что имеешь, снять с себя последнюю рубаху и покупать "стеллажи" и "бесы" - бесконечное количество!
      Ты пишешь мне насчет мантильи. Дорогая моя, я присмотрел для тебя кое-что получше: золотые часики с медальоном и золотой цепочкой, и брошь, и браслеты видел я в окне совсем недалеко от Фанкони... Замечательные вещи! Прима! Но так как я сейчас очень занят, то пишу тебе вкратце. Дай бог, в следующем письме я напишу тебе обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи.
      Твой супруг Менахем-Мендл.
      Главное забыл! Сутолока здесь, не сглазить бы, очень велика, и люди так поглощены делами, что забывают о субботе и о празднике. Для меня, конечно, суббота - это суббота! Хоть бы камни с неба валились, я в субботу непременно иду в синагогу. Одесскую синагогу стоит посмотреть! Во-первых, она называется "хоральной", потому что потолок у нее колпаком, а особой восточной стены там нет*. Все сидят лицом к востоку. А кантор (его зовут Пине; ну и кантор!) хоть и бреет бороду, но молитвы знает получше вашего старого верзилы Мойше-Довида! Ты бы видела, что он вытворяет, когда доходит до молитвы "Да будет благословенно имя владыки вселенной!". "Хвалебную песнь субботе" можно по билетам слушать! Вокруг кантора стоят певчие в маленьких талесах - красота! Если бы суббота бывала дважды в неделю, я бы дважды в неделю ходил слушать Пине. Не понимаю я здешних евреев, почему они не ходят молиться? И даже те, что ходят, не молятся. Сидят, как намалеванные, в цилиндрах, с жирными холеными рожами, в маленьких талесах и молчат. А если кому-нибудь захочется помолиться чуть погромче, к нему подходит служка с пуговицами и говорит, чтоб тихо было. Странные в Одессе евреи!
      Тот же.
      VIII
      Шейне-Шейндл из Касриловки - своему мужу в Одессу
      Моему почтенному, дорогому, именитому, мудрому и просвещенному супругу Менахем-Мендлу, да сияет светоч его!
      Во-первых, сообщаю тебе, что мы все, слава богу, вполне здоровы. Дай бог и от тебя получать такие же вести в дальнейшем.
      А во-вторых, пишу я тебе, дорогой мой муж, что я не понимаю, с какой такой радости надо сидеть у Франкони, - сгореть бы ей! - за мраморным столиком и жрать с утра до ночи черт знает что! Лишь бы деньги тратить? И что это у вас там, в Одессе, за сумасшедший, которому снится, что стреляют, чтоб его самого застрелило! Войны ему захотелось! Как моя мама говорит: "Чужая кровь что вода!" Золотые часики с браслетами ты увидал в одесских магазинах? Нашел, чему радоваться! Что мне, Мендл, от твоих подарков, которые ты видишь за стеклом? Моя мама говорит: "Вареники во сне - это не вареники, а только сон..." Ты лучше зайди в магазин и купи мне кусок полотна на белье, и мадаполаму на наволочки, и пару байковых одеял, и немного серебра для дома, и еще кое-чего. Представь себе, даже Блюма-Злата, - чтоб ее пузырем раздуло! - и та уже куражится передо мной. Почему? Она, видишь ли, носит нитку жемчуга, чтоб ее задушило! Вот кому доля замужем! Людям везет во всем. Одна я родилась в такой злополучный час, что должна каждую мелочь мужу напоминать! Пусть тебе кажется, что ты купил еще один "гос" или "бес", или черт его знает, как это там у вас называется! Я говорю ему: продай, что имеешь, и сосчитай деньги, а он покупает еще! Чего ты боишься? Не достанешь потом этого товара? Я уже понимаю, что это за торговля и что за город твоя Одесса, когда суббота - не суббота, и праздник - не праздник, и кантор ходит с бритой мордой*, - мои бы болячки на его голову! Мне кажется, из такого города и от таких людей бежать надо, как от поганой ямы, а он там завяз и вылезать не хочет. Как моя мама говорит: "Забрался червяк в хрен и думает, что слаще ничего и нету..." Поэтому и пишу тебе, дорогой мой муж, подумай хорошенько, что ты делаешь, и перестань проводить время в замечательной твоей Одессе, - пусть она сгорит, - как желает тебе
      твоя истинно преданная супруга Шейне-Шейндл.
      Да! Скажи мне, Мендл, вот эта "Франконя", о которой ты пишешь, что вы там просиживаете дни и ночи, - кто это такая, это "он" или "она"?..
      IX
      Менахем-Мендл из Одессы - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку
      Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она!
      Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем иметь друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
      А во-вторых, да будет тебе известно, что пахнет уже крупными тысячами! Если бог даст и "ультимо" пройдет благополучно, то в моих руках главный выигрыш! Заинкассирую все свои "диференцы", съезжу домой и возьму тебя, с божьей помощью, сюда, в Одессу. Квартиру снимем на "Ришелье", купим хорошую мебель и заживем так, как живут у нас в Одессе. Но пока я, не про тебя будь сказано, вожусь с желудком: видно, мороженое мне повредило... Теперь, когда прихожу к Фанкони, я мороженого не ем. Я велю подать себе напиток, который тянут через соломинку. Это и сладко и горьковато, вроде лакричного порошка с солью... Больше двух, в крайнем случае - трех стаканов этого напитка одолеть невозможно. А все остальное время приходится таскаться по улице и иметь дело с городовым. А это очень неприятно! Уж он давно ко мне присматривается, но до сих пор господь бог миловал: я каждый раз удираю от него и прячусь. Чего не делают ради заработка! Только бы реализация прошла благополучно, - тогда я, с божьей помощью, куплю тебе все, что пожелаешь, и гораздо больше, чем ты можешь себе представить. А насчет Гамбетты ты ошибаешься: вовсе он не сумасшедший, он только малость вспыльчив. Упаси бог сказать ему что-нибудь о политике не так, как ему нравится! Он готов разорвать человека на куски! Он утверждает, что не сегодня-завтра обязательно должно что-то случиться. А то, что сейчас вдруг тихо стало, - говорит он, - лишний раз доказывает, что война на носу. "Перед бурей, - говорит он, - всегда бывает тихо..." Вчера я мог продать несколько "бесиков" и два-три "стеллажа" и прилично заработать, но Гамбетта не дал мне этого сделать. "Я, говорит, вам голову оторву, если вы в такое время выпустите из рук товар! Наступает такая пора, - говорит он, - когда полусотенный "стеллаж" будет стоить двести рублей, и триста, и четыреста, и даже тысячу, а почему и не две?.." Будь так, как говорит Гамбетта, даже наполовину, - и я разбогател! Надеюсь, что после реализации я поверну обратно на "гос", начну покупать рубли и давать "Лондон", на чем свет стоит! Я покажу им, что такое "Лондон" и что такое - рубль! Но так как у меня сейчас нет времени, то пишу тебе кратко. Даст бог, в следующем письме я напишу тебе обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи.
      Твой супруг Менахем-Мендл.
      Главное забыл! Ты спрашиваешь о Фанкони (не "Франконя" как ты пишешь), то это не "он" и не "она". Это - кафе, где пьют кофе, едят мороженое и заключают сделки на "Лондон". Дай бог мне хотя бы половину стоимости сделок, которые там заключают за день!
      Тот же.
      X
      Шейне-Шейндл из Касриловки - своему мужу а Одессу
      Моему почтенному, дорогому, именитому, мудрому и просвещенному супругу Менахем-Мендлу, да сияет светоч его!
      Во-первых, сообщаю тебе, что мы все, слава богу, вполне здоровы. Дай бог и от тебя получать такие же вести в дальнейшем.
      А во-вторых, пишу я тебе, что дети болеют корью, все трое, я ночей не сплю, а он там распивает какую-то бурду с лакрицей! Чего ему не хватает, скажите на милость! Головной боли? Ишь ты, как он распрыгался! В Одессу он хочет меня забрать! Думает, - только скажет мне: "Одесса", - я туда и полетела! Выбей эту дурь из головы, Мендл, ты меня туда не заманишь! Будь спокоен. Бабка моей бабки никогда там не бывала и обошлись без Одессы, так уж и я как-нибудь обойдусь. Так я тебя и послушалась: брошу отца с матерью и всех родных и помчусь в треклятую Одессу, чтоб она в огне сгорела! Говори что хочешь, Мендл, не нравится мне твоя Одесса. Терпеть ее не могу, сама не знаю, за что. По моему разумению, тебе следует распродать помаленьку твой товар и получить деньги. Мама говорит: "Из всех молочных блюд самое лучшее - это кусок мяса!.." А если ты немного и потеряешь, - черт с ним, их счастье! Что же касается твоего сумасшедшего Гамбетты (а я все-таки говорю тебе, что он сумасшедший!), который не дает тебе продавать, то я вообще не понимаю, при чем тут он? Какое ему дело? Плюнь ты ему в рожу, если он опять станет морочить тебе голову своими войнами! Послушай меня, Мендл, кончай с этим делом, продай все, ради бога! Заработал несколько целковых? И хватит. Сколько можно торчать в этой Одессе?
      Но что говорить? Разве я что-нибудь значу? Ведь я же всего лишь Шейне-Шейндл, я ведь не Блюма-Злата! Блюма-Злата только пикнет на своего мужа, а его уже лихоманка трясет! Ради бога, Мендл-сердце, распродай все и собирайся в дорогу! Не забудь только дюжину вышитых сорочек для меня, бархату маме на пальто - пусть и она помнит, что зять ее был в Одессе и торговал с сумасшедшими, - кусок ситца модного рисунка и, если войдет в чемодан, немного стеклянной посуды, а остальное - по твоему усмотрению. И приезжай домой, пусть люди перестанут мне колоть глаза и чернить меня. Попробуй только меня не послушать! Ничего! По-моему сделаешь! Если бы так чирьи на спине у врагов моих, как желает тебе от всего сердца