— Да вы что?

— Его фамилия Потапов, вы его, должно быть, знаете.

— Да, конечно. И что же, он убил и Ковалеву?

— Похоже на то, что нет. Именно поэтому я здесь и надоедаю всей вашей компании.

В этот момент Шатров наконец убрал телефон и обратил внимание на Ларису.

— Дайте мне познакомиться наконец с дамой, которая столь много внимания уделяет моей скромной персоне, — пропел Геннадий своим манерным, гнусавым голосом.

— Меня зовут Лариса, и я безуспешно пытаюсь поговорить с вами вот уже несколько дней.

— Я счастлив с вами познакомиться и безусловно готов уделить время для беседы. Насколько я понял, это ваша заслуга в том, что преступник уже пойман?

— Не в моих правилах хвастаться, но могу сказать, что да, — сказала Лариса.

— Хорошо. Вы на машине?

— Да.

— В таком случае я вас приглашаю к себе, — сделал широкий жест Шатров. — Миша, объясни Ларисе куда нужно ехать.

— Она и сама это хорошо знает, — проворчал Коротин.

— Тем лучше, — резюмировал Шатров и стремительно продолжил путь к выходу из больницы.

Спустя час Лариса сидела в кресле напротив Шатрова в его уютном кабинете на втором этаже особняка. Геннадий начал беседу довольно оригинально.

— Вы не подскажете, где можно приобрести пуленепробиваемые стекла? — спросил он. — А то криминала развелось боже мой сколько! Уже боязно в своем доме находиться. А за руль я вообще, наверное, только через полгода сяду.

— Вы настолько впечатлительны?

— Увы, да. Иногда это очень мешает. Но… — Шатров манерно повернулся на длинных ногах и уселся в кресло напротив Ларисы. — Давайте, задавайте свои вопросы. Я сегодня нахожусь в таком настроении, что меня можно спрашивать о чем угодно.

Но давайте так: вы временно приостанавливаете подозрения насчет моей персоны, потому что я не хочу тратить время на свое оправдание. Выведете мою кандидатуру за рамки вашего расследования и поверьте мне, что я не убивал Яну Ковалеву.

— Ну хорошо, — согласилась Лариса. — Меня в принципе больше сейчас интересует личность убитой и ее связи. Я думаю, вы можете помочь мне в этом.

— Как раз не очень, — возразил Шатров. — Потому что я давно не общаюсь с теми людьми, которые входят в круг знакомых Яны. Это совершенно не те люди, с кем бы мне хотелось встречаться или проводить вместе время.

— Понимаю! Но все-таки вы же знали ее раньше, и довольно хорошо…

— Да, к сожалению, — вздохнул Шатров. — Что поделаешь, ошибка молодости.

— И позже продолжали встречаться, — напомнила Лариса. — Вернее, Яна сама к вам приходила.

Может быть, вы хоть как-то общались помимо скандалов и взаимных оскорблений? Может быть, она рассказывала вам что-то о себе?

— Ох, если слушать то, что рассказывала Яна, и верить этому, можно совсем потерять чувство реальности! — махнул рукой Геннадий. — Никто не воспринимал ее бредни всерьез… Она вечно грозила мне какими-то уголовниками из криминального мира, но это все была пустая похвальба. Подозреваю, что никто из них даже и не слышал никогда о существовании Яны Ковалевой. Впрочем, — Геннадий задумчиво потер подбородок, — она как-то заявилась ко мне с одним кадром… Вот уж был кекс! — Шатров расхохотался. — Такой пропитой небритый тип, ужас! Но надо признать, Яне он вполне подходил.

— А кто он такой? Как зовут, может еще какие-то данные? Может быть, он представился? — с надеждой спросила Лариса.

— Да я, честно говоря, не помню, — признался Шатров. — Яна меня настолько утомляла, я ее просто на дух не выносил, чтобы еще интересоваться ее, так сказать, кавалерами и запоминать, как их зовут.

Лариса разочарованно вздохнула. Похоже, разговор с Шатровым никак не продвинет ее в расследовании, и что ей делать дальше, она просто не знала.

Но тут Геннадий неожиданно хлопнул себя по лбу.

— Да! Как же я мог забыть? Эта чертова больница всю память отшибла! Со мной же тогда Юлька была, когда они приходили. Она этого кренделя тоже видела. Вот она точно должна помнить.

Шатров поднялся с кресла, вышел из кабинета на лестницу и, перегнувшись через перила, крикнул:

— Юля! Поднимись ко мне, пожалуйста.

Почти сразу же в кабинет проскользнула Юлия Зверева. Она с вопросительной улыбкой посмотрела на Шатрова.

— Юленька, помнишь, как Яна заявилась к нам однажды с каким-то горьким пьяницей? — усаживая девушку на колени, спросил он.

— Помню, конечно! — воскликнула Юля. — Еще бы не помнить! Ну и страшилище, бр-р-р! Хотя, надо признать, вел он себя в отличие от Яны вполне прилично. И даже был как-то смущен той миссией, которую она на него возложила.

— Что вы имеете в виду? — полюбопытствовала Лариса.

Она не переставала про себя удивляться перемене в отношениях между Геннадием и Зверевой, но, естественно, не задавала никаких вопросов по этому поводу. По-видимому, эти люди вспомнили о своих былых чувствах и решили воссоединиться…

— Ну она кричала тогда, что вот, мол, этот человек меня любит… — Юля с Геннадием переглянулись и дружно расхохотались. — Говорила, что он в отличие от Гены человек порядочный, поскольку взял ее жить к себе, а Гена, сволочь такая, на порог ее не пускает, а у них ребенок общий… Словом, стандартный ковалевский бред. Потом сказала, что если Гена не пойдет на ее условия, то этот человек его убьет, уничтожит, в реке утопит и прочие страсти. Хотя он сам чувствовал себя крайне неловко, а потом просто окрысился на Яну.

— Юля, а он не сказал, как его зовут? — спросила Лариса. — Или, может быть, Яна как-то обозначила его координаты?

— Вы знаете, он сам нам не представлялся, — живо продолжала Юля, — но Яна называла его Сашкой. А он, видимо, настолько устал от всего этого балагана, что неожиданно взбеленился и заорал на нее: «Я тебе не Сашка, а Умнов Александр Николаевич, поняла?»

— Точно! — оживился Шатров и чмокнул Юлю в щечку. — Умница моя! Я еще тогда удивился тому, что у него такая фамилия. Она совершенно никак не вязалась с его обликом.

— Юля, а вы имя-отчество точно запомнили или просто по памяти воспроизвели?.. — снова обратилась Лариса к Зверевой.

— Абсолютно точно! — прижала руки к груди Юля. — У меня на имена и фамилии память просто блестящая.

— Но где он живет, не знаете?

— Не-а, — покачала головой Юля. — Этого он, конечно, не говорил. Может быть, тебе Яна что-то рассказывала? — посмотрела она на Геннадия.

Шатров с сожалением развел руками.

— Увы, нет. Да я бы все равно забыл. Нужен мне этот алкаш!

— А когда это было? — спросила Лариса.

— Примерно с год назад, — припомнила Юлия. — Как раз незадолго до того, как я отсюда ушла…

Уголки ее губ начали подрагивать, и Шатров, чтобы предотвратить нежелательные воспоминания, тут же сказал:

— Ну успокойся, солнышко, что ты опять себя расстраиваешь? Все же хорошо!

— Угу! — уткнулась с улыбкой ему в грудь Юля. — Я не буду.

По виду Шатрова Лариса поняла, что ему уже наскучил разговор о Яне и делать ей здесь больше нечего.

— Я вам точно говорю, — напоследок сказал он. — Поищите преступника в близкой Яне среде. К сожалению, я, кроме этого Умнова, никого назвать не могу, но начните с него. Может быть, он вам еще кого-то подкинет.

— И я вам то же самое говорила, — вставила, !

Юля. — Там нужно искать, там!

Лариса попрощалась со Шатровым, пожелав ему творческих успехов, и пошла к выходу. Геннадий, естественно, остался сидеть в кресле, а Юля неожиданно соскочив с его колен, крикнула:

— Я вас провожу!

Они спустились вниз, Юля вышла за Ларисой во двор. Стоя перед своей машиной, Котова внимательно посмотрела на счастливое, улыбающееся лицо девушки, где не осталось и следа от прежнего трагического выражения, и совершенно искренне сказала:

— Я вам желаю большого счастья, Юля.

— Спасибо, — выдохнула та. — А вам — успехов в расследовании.

Узнать место жительства алкоголика Александра Николаевича Умнова через адресный стол для Ларисы не составило труда, и уже через час она подъезжала к району железнодорожного вокзала, где посреди многоэтажных домов скромно притулился участочек, застроенный старенькими деревянными домишками.

Найдя дом с номером восемь, Лариса остановила машину и вышла из нее. Этот дом, по крайней мере снаружи, был в весьма плачевном состоянии: скособочился, вот-вот норовя совсем рухнуть, крышу его не перекрывали, видимо, со дня постройки, а было это где-то в начале прошлого века, так называемый палисадник сплошь зарос репейником.

Двор был усердно загажен, посреди него валялись пустые разбитые бутылки, окурки, банки из-под консервов и яичная скорлупа. Поваленное высохшее сливовое дерево перед крыльцом, через которое Лариса кое-как перелезла, рискуя порвать колготки, довершало картину.

Взбежав по полусгнившим доскам крыльца, Лариса постучала в обшарпанную деревянную дверь.

Никто не открывал, да и вообще из дома никаких звуков не доносилось. Она уж было подумала, что зря ей пришлось тащиться сюда да еще с трудом пробираться к дверям, но тут вдруг из дома напротив вышла женщина с помойным ведром. Она выплеснула его прямо с крыльца, поправила сбившийся на голове платок, после чего, кинув на собиравшуюся уходить Ларису прищуренный взгляд, крикнула:

— Дома он! Спит беспробудно. Ему в окошко надо колотить, а так не услышит!

Лариса поблагодарила женщину за ценный совет и стала пробираться к маленькому заляпанному окошку, немытому, наверное, несколько лет. Она достала из сумочки ключи и постучала по стеклу ими, чтобы звук получился более звонким и отчетливым. Тем не менее Умнов и на него не откликнулся.

Заметив, что маленькая форточка открыта, Лариса осторожно просунула туда лицо и как можно громче крикнула:

— Александр Николаевич! Откройте!

Послышалась какая-то возня и невнятное бормотание. Лариса продолжала стучать и кричать. Через некоторое время послышался недовольный голос:

— Ну кто там барабанит? Поспать не дадут рабочему человеку!

— Откройте немедленно, — строго, официальным голосом повторила Лариса. — К вам срочный разговор.

Умнова, видимо, удивили и даже напугали интонации Ларисы, и он немного погодя все-таки открыл дверь, чтобы выяснить, кому из официальных органов могла понадобиться его персона.

— Умнов Александр Николаевич? — деловито спросила Лариса, отстраняя хозяина дома и проходя внутрь. Для этого ей пришлось согнуться в три погибели, поскольку высота двери была крайне мала.

— Ну я, — нехотя проговорил Умнов. — А что нужно-то?

— А нужно вот что. Совершено зверское преступление: ваша сожительница Яна Ковалева зверски убита вместе с малолетней дочерью. И следствие располагает фактами, что у вас был прямой мотив совершить это злодеяние. Вам придется проехать в отделение милиции для дачи показаний и проведения очной ставки со свидетелями.

Из всего сказанного Ларисой Умнов, похоже, уловил только то, что ему сейчас придется ехать в милицию. И вовсе не для торжественного вручения нового паспорта. А этого ему совсем не хотелось.

Умнов смотрел на Ларису замутненным взглядом выцветших голубых глаз. На вид ему было лет шестьдесят, не меньше. Точнее, возраст его вообще трудно было определить, хотя на листочке, который Ларисе дали в адресном столе, значилась дата его рождения: 16.06.1953. А значит, ему не было еще и пятидесяти.

Образ жизни здорово отразился на внешности Александра Николаевича: лицо было землистого оттенка, щеки прорезали глубокие морщины. Полуседые волосы всклокочены и грязны. Давно не стриженные, они длинными спутанными прядями торчали в разные стороны.

Одет он был в старую телогрейку, накинутую прямо на голое тело, шерстяные трико и обрезанные валенки. Голос был хриплым, с какими-то пристанывающими интонациями.

— Куда это… — попробовал он хорохориться. — Куда это ехать-то? Чего это ехать-то? Мне на работу вообще-то нужно…

— У меня тоже работа, — холодно проговорила Лариса. — Собирайтесь.

— Да ты чо на меня-то? — уже более серьезно уставился на Ларису Александр. — Я-то чо сделал?

Сплю себе, никого не трогаю! Я… Я болею вообще!

Голова у меня раскалывается.

— С похмелья? — спросила Лариса.

Умнов молча кивнул, потом умоляюще посмотрел на Ларису.

— Не могу я сейчас ехать никуда. Ты скажи, чего ты хочешь-то? Янку, что ль, грохнули?

— Да, убили.

— Допрыгалась, курва! Бл… е… твою мать! — неожиданно выругался Умнов, сплевывая в сторону. — А ко мне-то чо? Думаешь, я, что ль?

Лариса молчала.

— Да ты чо, е..? — воскликнул Умнов, начиная уже волноваться всерьез. — Да я… Да на кой она мне сдалась! Она и не сожительница мне вовсе. Я ее сто лет уже не видел.

У Александра вдруг затряслись руки, и он долгое время не мог унять эту дрожь. На лбу выступили крупные капли пота. Лариса видела, что он чувствует себя скверно.

Умнов полез было в карман, видно, за сигаретами, но достал оттуда лишь пустую пачку. Тогда он начал рыться в переполненной окурками пепельнице, надеясь вытащить бычок покрупнее. Лариса молча достала из сумочки свои «Кент-Лайтс» и протянула ему. Тот недоуменно посмотрел на нее, но сигарету взял.

— Я предлагаю вам вот какой вариант, — чеканя каждое слово, проговорила Лариса. — Мы с вами разговариваем здесь, и вы мне честно рассказываете обо всем, что вас связывало с Ковалевой. А также о том, когда и при каких обстоятельствах вы видели ее в последний раз. И еще описываете ее окружение. В случае, если вы будете со мной предельно откровенны, мы обойдемся без отделения милиции. Если же нет — пеняйте на себя. Следствие все проверит, на этот счет можете не беспокоиться.

— Да я… Да я что… — засуетился Умнов. — Я все скажу, как на духу! Чо мне скрывать-то? Я честный человек, рабочий… Мне бы только это… Опохмелиться бы, а?

Он подошел к заваленному пищевыми отходами и грязной посудой столу и принялся, чертыхаясь, проверять бутылки, не осталось ли хоть в одной из них немного выпивки. Когда обнаружилось, что нет, Умнов выматерился, неловко извинясь перед Ларисой. Потом наконец выпрямился и с тоской уставился в потолок.

Она предвидела такое развитие событий и, молча достав из пакета специально купленную для такого случая бутылку водки, поставила ее перед алкоголиком. Тот аж чуть не подпрыгнул, с умилением глядя на бутыль.

— Только сто граммов! — предупредила Лариса. — Остальное допьете после разговора.

— Лады, лады, — закивал Умнов, юля возле стола и откупоривая бутылку. — Мы ж понимаем, не дураки все же…

Он дрожащей рукой набулькал себе в стакан граммов сто пятьдесят и крупными глотками выпил, занюхивая рукавом телогрейки.

— Будешь? — кивнул он Ларисе на бутылку.

— Нет, — отрезала та.

— Понимаем, понимаем, служба! — уважительно заговорил Умнов, не скрывая своей радости.

— Итак, поговорим о Ковалевой, — вернула его к теме разговора Лариса. — Когда вы видели ее в последний раз?

— Дак это… Сто лет уж не видел!

— А точнее? — нахмурилась Лариса.

— Ну… — Умнов наморщил лоб. — Месяца три уж прошло. В начале лета где-то в последний раз она заявлялась. Только ночевать не осталась, поскандалили мы с ней… Она денег просила, а у меня у самого в кармане ни хрена. Самогонку мою всю вылакала, лахудра!

— Вы с ней дрались? — строго спросила Лариса.

— Дак это… — Умнов смущенно отвел глаза. — Ну ударял пару раз! А с ней по-другому нельзя. Она сама набивалась, чтоб ей в глаз врезали, ей нервы надо было все людям измотать! Вы только не подумайте чего, — испугался он. — Я, хоть и ударял ее, на смертоубийство-то не сподоблюсь никогда! У меня вон сука ощенится — я щенков утопить не могу, рука не подымается. Так и живут все, по двору бегают. А чтоб человека, хоть и такую бл… прости господи, не смогу! Да еще и ребенка загубить — это не по мне, нет! Вот Христом богом клянусь! Я ж не душегуб какой, не злодей. И ударял-то ее всегда несильно, ни одного зуба не выбил… Все по-людски старался.

— Итак, в последний раз она была у вас в начале июня, так?

— Ну да, стало быть, так, — согласился Умнов.

— А до этого приходила регулярно?

— Шлялась часто, да. То ей ночевать негде, то жрать нечего, то выпить охота… Вот и ходила к Саше. Конечно, Саша добрый! Кто б ее еще кормил?

— А почему же потом вдруг перестала ходить? Не из-за скандала же, ведь драки и разборки между вами были постоянно?

— Да с Маринкой своей, дурой гребаной, с какими-то сопляками связались. Кобылы е…чие! — с ненавистью выругался он. — Вот и захороводились с ними. Нашла, дура, с кем! С отморозками…

— Почему они отморозки? — насторожилась Лариса.

Умнов помолчал, кинув взгляд на бутылку, но Лариса отодвинула ее подальше.

— Наркоманы они, — как-то нехотя произнес Александр.

— Наркоманы? — Лариса почувствовала, как участился ее пульс. — Кто такие, где живут? Почему они с ними встречались?

— Как зовут, я толком не знаю, — покачал головой Умнов. — Клички знаю — Страшный и Лорик, — Опишите их, пожалуйста, — попросила Лариса.

— Ну они тощие такие оба. Ясное дело, искололись уж все! Страшный — он и впрямь страшный, как Кащей. Бритый, лысый почти, и зубы у него гнилые. А Лорик — тот наоборот, патлатый такой.

Лохмы, как у бабы, по спине болтаются. И ногти длинные, нестриженные. Я говорю, на бабу смахивает.

— И что их связывало с Ковалевой и Канарейкиной?

— Не знаю толком, какая-то там история нехорошая вышла, давно еще… — почесал затылок Умнов. — Вроде как эти две сучищи им должны что-то были, это Янка по пьянке как-то болтала. И они у них деньги заработанные отбирали, драли почем зря да били. А потом эта дура вдруг хвастаться начала, что, мол, Страшный — он ее любит прям до смерти!

И жить к себе возьмет, и все для нее сделает! Ну это она про всех болтала. Все выделывалась передо мной, королева е..ная! А то я не видел, как они с ними обращаются! Как-то приволоклись сюда все вчетвером, так Страшный этой дуре прямо здесь фингал поставил. А она все лебезила перед ним. Да и Маринка тоже испуганно поглядывала. Но та себя хоть потише ведет. Потом эти двое колоться стали, облевали тут все… Еле убрались ночью, я аж перекрестился. Потом этой курве говорю, чтоб, мол, больше духу их поганого наркоманского тут не было! Здесь тебе приличный дом, а не гадюшник! Шалава! Тут-то она и завелась насчет Страшного, что любит он ее… Пришлось в нос дать, чтоб заткнулась. Но. потом, однако ж, больше не являлась с ними, только рассказывала. А потом и вовсе пропала. Я уж и перекрестился. Чего о ней жалеть? Не захотела с приличным человеком жить, вот и получила!

— То есть, я так понимаю, в последнее время она особенно плотно общалась с этими наркоманами, так?

— Ну наверное, — кивнул Умнов. — Я ж говорю, не видел ее с лета. С ними да с Маринкой, с кем же еще? То у ней ночевала, то у Страшного, как мне говорила. Денег-то у ней хату снимать не было. В подворотне если отсосет кому, так пропьет тут же.

— А где они живут? Страшный с Лориком?

— Да откуда ж я знаю? Я к ним в гости не ходил.

— Ну, может быть, Яна вам говорила?

Умнов снова почесал грязную голову.

— Где-то на Пролетарке, — сказал он. — Эта сука мне все по ушам ездила, когда ночевать хотела остаться, разжалобить пыталась, что, мол, ей далеко на Пролетарку добираться. Конечно, тут-то ей лучше жилось! Тут-то ее башкой об стол не били, как Страшный. Так что на Пролетарке их искать нужно.

Если только она не врала, конечно. У нее вранье через слово было, я уж и не слушал ее.

— Ну что ж, — вставая, проговорила Лариса. — Вам, Александр Николаевич, спасибо за разговор.

Следствие проверит ваши показания, и, если вы сказали правду, бояться вам нечего.

— Всю, всю правду выложил, вот те крест! — забожился Умнов. — Я вам не Янка, не думайте! Я человек хоть и простой, а все ж приличия понимаю. А вы на меня с обвинениями! Страшного с Лориком лучше ищите, их это дело, говорю вам! Они ж весь ум прокололи, им что муху убить, что ребенка!

— А поскольку им лет примерно, как вы думаете? — напоследок спросила Лариса.

— Да года по двадцать два — двадцать три где-то, — подумав, ответил Умнов. — Я ж говорю, сопляки еще совсем малолетние!

Когда Лариса подходила к двери, Умнов, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, попросил:

— Вы б мне сигареточку оставили… парочку.

Лариса отдала ему пачку своих «Кент-Лайтс».

— Лучше б «Приму», конечно, — вздохнул Умнов. — Но хоть так сойдет.

Провожать Ларису он, естественно, не стал, целиком отдавшись процессу опустошения бутылки водки. Лариса перелезла через поваленное дерево, прошла к своей «Вольво» и, медленно выезжая на дорогу, принялась анализировать услышанное.

Итак, наркоманы. Люди с искривленной психикой, принадлежащие к той прослойке общества, о которой Лариса сразу же подумала, как только узнала о характере убийства. Но до сегодняшнего разговора с Умновым никаких наркоманов на горизонте не прорисовывалось, поэтому она и занималась другими версиями. Теперь же Лариса понимала, что скорее всего Лорик и Страшный и есть убийцы Яны и Лианы Ковалевых. Во всяком случае, являются исполнителями преступления.

Мысль о том, что вряд ли они сами пошли на такое, не давала Ларисе покоя. Рассуждая логически, она приходила к выводу, что если бы наркоманы просто прикончили Ковалеву, находясь под кайфом, то не стали бы караулить ее в лесу. Все произошло бы в каком-нибудь притоне или на хате. А тут ее специально поджидали, да еще вместе с ребенком.

Что им было нужно? Чем им помешала Ковалева?

На эти вопросы у Ларисы пока не было ответа.

Она вспомнила о Марине Канарейкиной. Это был человек, который знал и друзей-наркоманов, и Ковалеву. Скорее всего ей должна быть известна причина убийства.

Лариса принялась, слово за словом, вспоминать свой разговор с Мариной. Во-первых, та сначала долго не хотела открывать дверь, мотивируя это тем, что у нее разбито лицо. И рассказала историю нападения на нее. Может быть, так оно и было, но все же Лариса еще тогда отметила некоторую путаницу в ее «показаниях».

Во-первых, Канарейкина долго не могла толком объяснить, какие претензии были у нападавших, упомянув, что они ей угрожали. Чем угрожали, на основании чего, так и осталось непонятным. Во-вторых, Марина никак не могла назвать приметы напавших, а потом про одного вдруг вывалила целый набор. Про второго же так и не нашлась что сказать, видимо, просто не успела придумать.

Это пока что были всего лишь предположения, но теперь Лариса склонялась к мысли, что избили Канарейкину как раз Страшный с Лориком, а вовсе не какие-то неизвестные насильники.

И третье, самый главный момент! Это озарение вдруг вспыхнуло в голове у Ларисы яркой вспышкой. И как она могла не обратить на это внимания раньше?! Ведь когда Лариса сообщила Канарейкиной о том, что Яна Ковалева убита в лесу вместе с дочерью, она не уточнила, с какой именно! А ведь у Ковалевой было две дочери — Кристина и Лиана. А Канарейкина тут же назвала имя младшей девочки.

Теперь Лариса вспомнила это совершенно четко, а это означает, что Канарейкиной было известно о том, что Яна убита…

Можно было, конечно, направиться к Канарейкиной прямо сейчас, но Лариса все-таки не стала этого делать. Во-первых, у нее не было железных улик против этой женщины. А она могла бы и не пойти на признание, отрицая все обвинения Ларисы.

Нет, к Канарейкиной ехать рано. Вначале нужно поймать наркоманов и вытрясти из них все. Из наркоманов, кстати, вытрясти признание несложно.

Конечно, этим будет заниматься не сама Лариса, а милиция — у нее это лучше получится. А уж потом ехать к Канарейкиной и, если та станет упрямиться, устраивать очную ставку со Страшным и Лориком.

Может быть, кстати, Марина тут и ни при чем, просто была в курсе того, что случилось убийство. Вот и нужно все это выяснить.

Лариса уже вела машину в сторону городского управления внутренних дел. Припарковав ее возле входа, она быстро поднялась наверх, минуя знакомого дежурного, и подошла к двери кабинета майора Карташова.

Олег Валерьянович был несколько удивлен визитом Ларисы, а особенно ее взвинченным и возбужденным видом.

— Олег, — усаживаясь на стул, с ходу начала Лариса, — проверь по своим каналам, через компьютер, через картотеку, через агентов — через что хочешь! — молодые наркоманы, года по двадцать два — двадцать три, клички Страшный и Лорик, один бритый, другой длинноволосый, живут предположительно где-то в районе Пролетарки. Я уверена, что именно они убили Яну Ковалеву!

— Подожди, подожди, — остановил ее Карташов, ошарашенный напором Ларисы. — Объясни мне хотя бы, в чем дело.

Лариса принялась рассказывать ему о разговоре с Умновым и о выводах, которые она из него сделала.

Карташов слушал очень внимательно.

— Я сразу подумала, что это дело рук каких-то отбросов общества! — закончила Лариса. — И вот появились две как раз очень подходящие фигуры.

— Возможно, что ты права, — согласился Карташов. — Нужно проверить. Хорошо, ты пока посиди здесь, а я пойду узнаю, нет ли чего на этих Лорика и Страшного…