К трибуне зашагал огромный мужчина. Мне показа­лось, что здоровее его в зале не было ни одного человека.

– Это Андрюша… – сказала старушка. И опять по-своему улыбнулась.

В разных концах зала тоже зашептали:

– Андрюша… Андрюша…

– Его тут все знают? – спросил я старушку.

– А как же! Он был совсем слабый. Совсем…

Я тоже знал об этом бывшем папином пациенте.

«Если бы удалось поставить его на ноги! – говорил папа. – Если бы мне удалось!..» Ему удалось… Бывший больной стоял на ногах!

Трибуна была Андрюше по пояс. Он схватил ее обеими руками, словно хотел поднять и подбросить вверх.

– Я работаю! – заявил с трибуны Андрюша. – Я играю в хоккей! А потому, что есть на свете такие люди… Есть такой человек…

Я посмотрел в президиум и понял, о ком идет речь: папы не было видно. Он и раньше-то сидел там, на сцене, в самом последнем ряду, а теперь уж совсем пригнулся и скрылся за чьей-то спиной.

И еще двое бывших больных сказали, что с помощью папы они «второй раз родились». Я понимал, что им бы не хотелось больше рождаться с папиной помощью… Но все они смотрели на папу так, будто с ним были связаны какие-то очень хорошие воспоминания. А ведь он, между прочим, их оперировал…

Я сидел и делал разные фантастические предположе­ния. «Вот если бы я учился на одни только пятерки – чего на самом деле никогда в жизни не будет! – и меня бы стали вдруг хвалить на школьном собрании, многим ребятам это бы не понравилось. Я уверен…» А тут все врачи, медсестры и нянечки так улыбались, словно их самих за что-то бла­годарили. «Почему? – думал я. – Наверное, потому, что они любят папу…»

А потом был концерт. А потом были танцы… И снова к папе подходили женщины: они приглашали его танце­вать. И я опять ужасно страдал оттого, что мама и бабушка не видят всего этого.

– Я не умею танцевать…– извинялся папа. – Пригла­сите лучше Андрюшу!

– К нему не пробьешься! – ответила папе молодая женщина в белом халате, которая в тот вечер, наверно, дежурила и забежала на минутку.

К Андрюше и правда было трудно пробиться. Он боль­ше всех танцевал, громче всех смеялся и разговаривал. Словно хотел доказать самому себе, что может все это…

Папа не стал унижать меня: он ни разу не взглянул на часы, не сказал, что уже пора домой, потому, мол, что мне надо спать или делать уроки. Мы пошли в гардероб вместе со всеми.

Когда мы спустились вниз и папа уже протянул номерок, к нему вдруг подбежал запыхавшийся мужчина в белом халате и что-то шепнул на ухо.

– Проводите, пожалуйста, моего сына…– попросил папа не то Андрюшу, не то сердитую старушку, не то кого-то еще.

Все согласились меня провожать.

– Я останусь здесь… ненадолго, – проговорил папа и побежал вслед за мужчиной в белом халате.

– Зачем он… остался? – спросил я.

– Для своего дела, – ответила старушка с придирчи­выми глазами.

– Для какого… дела?

– Спасать кого-нибудь будет…

Я шел по улицам, которые были совсем уже готовы к празднику, хотя до него оставалось еще целых три дня. Бывший папин больной, Андрюша, шел рядом. Он так радовался разноцветным огням, словно было время, когда он уже не надеялся их увидеть.

Подходя к нашему дому, Андрюша тоже не удержался и сказал:

– А ты похож на отца! Честное слово… Похож!

Сказал так, будто наградил меня.

А я в ту минуту подумал, что, наверное, похож на папу только с виду. Или, как говорится, внешне… «А чтобы быть на него похожим по-настоящему, – думал я, – мне еще надо… Ведь это не так легко – делать других счастливыми!»