Оскар: неофициальная история премии

Лэски. Он принял самое деятельное участие в создании новой компании “Знаменитые актеры”, название которой недвусмысленно говорило о его ближайших намерениях: Лэски требовались крупнейшие имена из числа театральных актеров США. Как показало время, ставка на театралов не оправдала себя. Успех “Пленника Зенды” (1913), первого полнометражного фильма этой компании, снятого режиссерами Эдвином Портером и Хью Фордом по одноименному бестселлеру-фельетону Энтони Хоупа, значительно уступал триумфам, сотрясавшим Европу. Тем не менее неудачное на первый взгляд начинание Лэски уже на следующий год самым положительным образом сказалось на развитии киноиндустрии США. Начало Первой мировой войны, символично совпавшее со съемками “Рождения нации” Гриффита, лишь усилило положение американцев и вместе с ними самого Голливуда, окончательно и бесповоротно занявшего позицию лидера мирового кинематографа. Вот так, нежданно-негаданно, с помощью обрушившейся на всех войны, был разрублен гордиев узел американо-европейских противоречий.

В это же время владелец компании IМР Карл Леммле, сделавший ставку в интересах полнометражного кино на строительство фундаментальных студий, купил в долине Сан-Фернандо близ Лос-Анджелеса большой земельный участок, на территории которого впоследствии, после слияния IМР и “Universal”, возник целый киногород. Он получил название “Universal City”. Это уникальное образование располагало всеми мыслимыми и немыслимыми условиями для производства фильмов: открытыми и закрытыми съемочными площадками, рядами улиц, застроенных зданиями любых стилей и эпох, собственным зверинцем, парком отдыха, сетью магазинов, ресторанов и закусочных, отдельной железнодорожной веткой и т. д. Сегодня чудо-город-аттракцион притягивает к себе не только профессионалов кинематографа, но и миллионы туристов. Еще бы, ведь он мало в чем уступает самому Диснейленду.

Пример Леммле, как вы догадываетесь, не мог не вызвать серии подражаний, так как “независимые” продолжали следовать своему незыблемому правилу “не упускай из виду”. Не моргнув глазом, в ту же реку поспешил вступить ближайший конкурент IМР, Уильям Фокс, также развернувший крупное строительство. Вслед за ним устремились боссы студии “Mutual”, и пошло-поехало… Неспособные же к участию в этой гонке, затаив злобу, в спешном порядке вынашивали планы извлечения дивидендов из своего бездействия.

Неожиданно удар в спину ушедшему с головой в новый эксперимент Леммле нанес торговец кинооборудованием Уильям Пауэрс, резко взвинтивший цены на все приобретенное Леммле в рассрочку. Хозяин IМР все-таки сумел изыскать дополнительные средства, чтобы отразить этот наскок, но на переход в наступление сил уже не хватило. К тому же Леммле предстояло участвовать (причем самым активным образом) в сезоне распродажи гриффитовских звезд, поэтому алчущему сверхбарышей киномагнату волей-неволей приходилось экономить каждую копейку. В итоге ему удалось невозможное: он не только переманил к себе бывших примадонн Гриффита Мэри Пикфорд и Флоренс Лоренс, но и заполучил самого Томаса Харпера Инса. Правда, из-за дурной репутации Леммле Инс вскоре перешел на другую студию. Что же касается Леммле, то его громоздкое предприятие и далее продолжала терзать постоянная текучесть кадров.

Непрекращающиеся всю войну инвестиции крупнейших банков поставили киноиндустрию в один ряд с такими первостепенными и почитаемыми отраслями промышленности США, как автомобильная, консервная, нефтяная и табачная. К концу войны искусственно раздутое банками кинопроизводство в плане своей доходности занимало четвертое место в экономике страны. С другой стороны, резкое вмешательство в кино большого бизнеса, нащупавшего золотую жилу, привело к рождению опаснейшей тенденции. Кассовые провалы крупнейших режиссеров того времени (Гриффит, Инс, Штрогейм и др.) заставили боссов Голливуда пожертвовать фигурой звезды-режиссера, в дальнейшем заменив его на полномочного представителя Уолл-стрит – продюсера. Последние мгновенно лишили режиссеров большей части их прежних полномочий (выбор сценария, актеров, технического персонала и т. д.). Соображения доходности теперь стали основополагающими. Однако отдадим должное этим столь дружно презираемым во все времена кинобизнесменам. Именно они создали культ кинозвезд, которым с упоением и страстью поклоняется ныне весь мир.

Грозное мирное время

После того как немецкая подлодка потопила пассажирский пароход “Лузитания”, Америка, предварительно разорвав дипломатические отношения с Германией, в апреле 1917 года объявила ей войну и отправила своих солдат на поля Европы. Война длилась для США каких-то полтора года, но за этот короткий отрезок времени американская кинематография успела пережить значительнейшие события.

Во-первых, война катализировала выпуск пропагандистских фильмов, в создании которых приняли участие лучшие режиссеры и актеры. Мэри Пикфорд, Дуглас Фэрбенкс и самый популярный киноковбой Уильям Херт колесили по стране, принимая самое деятельное участие в распространении военного займа. Любимице нации Пикфорд особо громко рукоплескали за роль французской шпионки, попавшей в лапы немецких извергов. Происходило сие надругательство в фильме “Маленькая американка”, пошедшего в актив другого патриота – уже знакомого нам режиссера Сесиля Блаунта Де Милля. Зверства немцев вообще стали самым расхожим кинотоваром военного времени. Особо усердствовал один из организаторов компании “Vitagraph” режиссер Стюарт Блэктон, поставивший неприкрыто шовинистические фильмы “Проснись, Америка” и “Боевой клич мира”, изрядно поспособствовавшие росту милитаристской истерии. На волне патриотических настроений отправился в Англию даже великий Гриффит, снявший там фильм “Сердца мира” (1918).

Так, несмотря на тяготы военного времени, кинобизнес США стал переживать период настоящего бума. Постоянный рост производства помимо увеличения капиталовложений и расширения съемочных площадей требовал укрупнения и усиления творческих кадров. Выход был найден в приглашении к работе европейских знаменитостей, многие из которых по окончании войны остались в Голливуде. В результате кино стало не просто золотой жилой, а настоящими россыпями бриллиантов, приносившими громадные дивиденды, Неудивительно, что особо удачливые кинокомпании легко получали банковские кредиты любого размера. Вскоре определились и своего рода “зоны влияния”. Так, банк Моргана стал поддерживать “Paramount”, Рокфеллер облюбовал гриффитовский “Triangle”, ну а Дюпон де Немюр не стал довольствоваться одним постоянным фаворитом, финансируя проекты и Уильяма Фокса, и братьев Уорнеров. Необходимо отметить, что почивавшие на лаврах кинокомпании не смогли усмотреть в действиях своих покровителей злой воли. А ведь их добрые друзья с крокодильей улыбкой на устах просто вскармливали кабанчика, чтобы затем его преспокойно скушать. В итоге к концу войны все крупные киностудии оказались в зависимости от банков, утратив свою прежнюю самостоятельность, добытую когда-то ценой неимоверных усилий. Киностудиям пришлось расстаться также и со стабильно приносящей доход системой защиты в виде сети кинотеатров, позволявшей им окупать все затраты на производство в своей же собственной прокатной системе. Теперь кредиты предоставлялись лишь в обмен на акции кинопредприятий. Таким образом, волей прожорливых банков с концентрацией производства и проката в одних руках было раз и навсегда покончено. “Независимые”, ставшие предельно зависимыми, должны были в срочном порядке сменить вывеску. Примечательно, что жестокое поражение кинобизнеса ознаменовало переход к миру. Но только не придется ли теперь кое-кому добрым словом вспоминать времена войны?

Абсурдным это предположение выглядело только на первый взгляд, потому что очень скоро кинематографу США начнут смертельно угрожать старые недолеченные болезни. Даже первый послевоенный год ознаменовался цепью сильнейших стачек и забастовок, не говоря уже о “пролетарских” последствиях кризиса 1920 года. В сентябре 1919 года бастовало почти полмиллиона рабочих одной только сталелитейной промышленности. Продолжение ими начатого было увенчано рождением компартии, сразу же взявшей в свои руки бразды раскачивания лодки и не преминувшей обратить самое пристальное внимание на положение дел в насквозь прогнившем капиталистическом кинематографе. К числу первых деяний американских коммунистов следует отнести яростное осуждение милитаристской, по их мнению, направленности фильмов, и зрители не без их помощи объявили бойкот вообще всем лентам на военную тему. Результатом подобного отношения стали громадные убытки, понесенные крупными кинофирмами, и волна банкротств, чуть было не смывшая в тартарары весь мелкий кинобизнес.

Наступившие 1920-е годы, несомненно, являются одним из самых ярких, неоднозначных и драматичных периодов в развитии киноискусства США. Не случайно их с некоторой ноткой ностальгии называют “ревущими двадцатыми”. Это была эпоха расцвета таких титанов кинематографа, как Чарли Чаплин и Мак Сеннет, Бастер Китон и Гарольд Ллойд. В Голливуде работали крупнейшие европейские художники – Мурнау, Штрогейм, Любич. Начались творческие карьеры Фрэнка Капры, Говарда Хоукса, Кинга Видора, Уильяма Уайлера. Голливуд чуть ли не обожествил Дугласа Фэрбенкса, Мэри Пикфорд, Рудольфа Валентино, Глорию Свэнсон и многих-многих других “небожителей”. Параллельно происходила революция в сфере технологи и кинопроизводства. Но не столько появление множества новых громких имен, сколько оформление в очень серьезную силу целой когорты художников, способных отстаивать свою точку зрения на искусство перед лицом невежественных заправил Голливуда, следует отмечать в первую очередь. Главное, что именно им последующие поколения американских режиссеров обязаны своей относительной творческой свободой.

“Ревущие двадцатые”, подобно любым другим эпохам в истории американского кино, имели и свою темную сторону. Многое сказано о гигантской власти, которой обладал Голливуд в те годы. Кинематограф становился бизнесом со всеми его жесткими правилами и нацеленностью на коммерческий результат. Так, к коммерчески успешным мастерам, не просто пару сезонов диктовавшим моду, а задававшим тон в течение нескольких десятилетий, следует отнести таких уважаемых во всем мире режиссеров как Сесиль Блаунт Де Милль, Фред Нибло, Рауль Уолш, Генри Кинг, Фрэнк Борзедж и других сторонников “жесткого курса”.

Наличие и развитие двух этих принципиально противоположных подходов к кино и определило в конечном итоге ту самую золотую середину, которая позволила Голливуду преодолевать самые серьезные кризисы в своей истории.

Гораздо реже сегодня вспоминают о фактах, дестабилизировавших порядок в киноимперии. Пресса 1920-х часто привлекала внимание публики к шумным скандалам: пьяным оргиям звезд, смерти от наркотиков гриффитовского актера Уоллеса Райда, к следствию по делу об убийстве танцовщицы, к которому оказался причастен знаменитый комик Роско Арбэкл (что стоило ему карьеры), а также к бесконечным сексуальным похождениям знаменитостей, не сумевших умерить прыть в условиях наступившей Великой депрессии. Как и ожидалось, на Голливуд повели наступление религиозные организации. Пуритански настроенную публику смущали также размеры постоянно растущих гонораров, кричащая роскошь, окружавшая звезд, и, что характерно для Америки, наличие самых разнообразных льгот и протекционистских тарифов, которыми усердно пользовались представители кинобизнеса.

Тревожной была атмосфера и в отношениях между руководством студий и профсоюзами. Особо драматичной стала борьба больших боссов с профсоюзом вспомогательного персонала, которая продолжалась более десяти лет и закончилась победой профсоюза. Режим, опиравшийся на диктатуру шефов студий и продюсеров, достаточно долго демонстрировал свою неспособность к перестройке. Вынужденные уступки, сделанные “Большой пятеркой” (“Paramount”, “Fox”, “Metro-Goldwyn-Mayer”, “Warner Brothers”, RKO), перекрывались упорством “Малой тройки”: “Universal”, “Columbia” и “United Artists”.

Лишь в конце 1926 года был выработан коллективный договор, вошедший в историю как Генеральное межстудийное соглашение. Его подписали все ведущие студии и пять крупнейших профсоюзов. Однако подписали, и только. Ожидаемой стабилизации не произошло, да и сама договоренность носила лишь общий характер. Все более очевидной становилась необходимость создания нового института, который поставил бы своей целью нейтрализацию социальных и профессиональных конфликтов.

В 1922 году киномагнаты нежданно-негаданно столкнулись с новой проблемой – жестким бойкотом их “аморальной продукции”. В борьбу с Голливудом включились новые силы – Лига морали и Легион благочестия. Они представляли собой едва ли не самые влиятельные в Америке общественные организации, насчитывавшие миллионы активистов, разбросанных по всей стране. Но и без них все громче и громче слышались голоса, требовавшие введения жесткой государственной цензуры. Не на шутку испуганные голливудские боссы в спешном порядке предприняли ответную контратаку, учредив Ассоциацию кинопродюсеров и кинопрокатчиков. Главной надеждой на успешное разрешение конфликта стал дипломатический ход кинобизнесменов в виде приглашения на пост директора новой организации удивительной личности – Уилла (Уильяма) Хейса. Этот суровый пуританин, один из лидеров республиканской партии, неожиданно отказался от своего поста министра почты и телеграфа в правительстве Уоррена Гардинга – правда, лишь после того, как Голливуд предложил ему жалованье, превышавшее сто тысяч долларов в год. Первым результатом этого назначения стало открытие в Нью-Йорке знаменитого Бюро Хейса, просуществовавшего долгих 23 года (1922–1946).

Для отвода глаз решения Бюро носили не законодательный, а лишь рекомендательный характер. Однако доступ практически любого фильма на экраны был возможен только после получения его разрешения. Ну а сам Хейс стал никем иным, как главным цензором Голливуда. Официальное утверждение, что в США отсутствует цензура, чуть ли не ежедневно опровергалось ее реальным наличием. Положение Хейса укреплялось день ото дня и с помошью перестраховки, о которой предусмотрительно позаботились банки, делегировавшие на подчиненные им киностудии особых уполномоченных – супервайзеров, взявшихся контролировать важнейшие стадии кинопроцесса. На первых порах им была жизненно необходима генеральная линия, затем потребовалась целая идеология, поэтому Хейс мгновенно стал духовным гуру новоявленных надзирателей. Зашатались кресла даже под продюсерами, не говоря уже о большинстве режиссеров, превращенных на долгое время в послушных ремесленников. Эта эпоха вошла в историю кино как время “Кодекса морали Хейса”, создатель которого взялся изменить лицо американского кинематографа в соответствии со своими взглядами. Главной целью его кипучей деятельности стало создание пуританского облика Голливуда, включая его обитателей. Но вот что удивительно: достаточно скоро нация ему поверила. Хейс безоговорочно победил, и в 1934 году его Кодекс стал официальным мерилом ценностей и законом американского кинопроизводства.

Эпоха раздробленности

Мы уже хорошо знаем, что любая победа в Голливуде приближает временно одержавшего верх участника гонки к пропасти, и в самом скором времени о’счастливчику предстоят лихорадочные поиски спасения. Именно так разворачивался в Голливуде процесс стандартизации выпускаемой продукции.

Действительно, подгонка художественного материала под определенную схему была необходима предпринимателям, рассматривающим киноискусство исключительно как вид бизнеса. Такая позиция позволяла им смотреть вперед, калькулировать будущие барыши, определять нужное время для выпуска на экраны того или иного фильма. Но только вот какая из всего этого вышла незадача: бухгалтерские счеты в руках, как выяснилось, далеко не самый лучший способ измерения возможностей творчества. Подсчитав и предусмотрев, казалось бы, практически все, финансисты забыли принять во внимание теории относительности и вероятности, а также не могли допустить и мысли о том, что искусство связано с непривычным, зашифрованным, мучительным и что создаются многие произведения искусства за счет хаотических исканий впотьмах и огромной степени риска.

В результате вечная конкурентка Европа не преминула нанести Голливуду болезненный укол. Во Франции, Германии и Швеции появились фильмы, созданные свободными художниками, глубоко чувствовавшими и смело использовавшими в своем творчестве особую специфику кино. Подспорьем тому стал выход в свет нескольких фундаментальных трудов в области теории киноискусства, киноязыка и киноэстетики. Труды Луи Деллюка, Белы Балаша, Риччотто Канудо, Рене Клера и многих других оживили смелые поиски и эксперименты мастеров Старого Света. Не остались в стороне и советские кинематографисты, поразившие Америку не меньше, а может быть, даже больше других европейцев. Во всяком случае, один только “Броненосец „Потемкин“” (1925) наделал в Америке столько шума, что и сравнить-то не с чем, а приемы монтажа, использованные Эйзенштейном, Дзигой Вертовым, Пудовкиным, Довженко и другими советскими мастерами, получили от восхищенной Америки определение “русский монтаж”. Теоретические работы Эйзенштейна и Пудовкина были переведены на английский язык, став настольными книгами новых поколений американских кинематографистов. Не будет преувеличением утверждать, что они до сих детально изучаются. К сожалению, советские фильмы из-за напряженных отношений двух стран во второй половине 1920-х годов широкого распространения в США не получили, да и показывались несколько позже, в 1930-е, поэтому главную опасность для Голливуда несли в себе фильмы Германии и Швеции.

С течением времени американские зрители стали особо привечать картины немцев Эрнста Любича (“Мадам Дюбарри”, 1919) и Фридриха Вильгельма Мурнау (“Носферату – симфония ужаса”, 1922), а также шведов Виктора Шестрема (“Возница”, 1920) и Морица Стиллера (“Сага о Йосте Берлинге”, 1924). В еще большей степени публика наслаждалась виртуозным стилем игры актеров-чужестранцев: Конрада Фейдта, Эмиля Яннингса, Полы Негри, Греты Гарбо и других ярких представителей шведско-германской экспансии. Учитывая усиливающиеся день ото дня проевропейские настроения, Голливуд, как всегда, решил выйти из опасной ситуации с наибольшей для себя выгодой. Уже в первой половине 1920-х большие студии стали заманивать в Америку чуть ли не всех европейских звезд. Из числа наиболее талантливых, разумеется. На новом месте ошарашенных размахом кинопроизводства иностранцев ожидали огромные гонорары и долгосрочные контракты.

Помимо актеров и режиссеров Голливуд наложил лапу и на представителей других профессий ведущих европейских кинематографий. Все это способствовало резкому повышению художественного уровня и скачку в росте американского кино, продолжавшего, как ни парадоксально, оставаться крепко зажатым в тисках старой рецептуры. Несмотря на все новые веяния, от “Кодекса Хейса” никто отказываться не собирался, так как европейский прорыв принес не только дивиденды, но и ряд крупных провалов.

Но только ситуация стабилизировалась, как вдруг, подобно грому среди ясного неба, голливудский фильм заговорил. В 1927 году Америка стала свидетельницей рождения звукового кинематографа. Чтобы соблюсти точность, отметим, что его разработчики добились успехов значительно раньше, однако патенты на запись и воспроизведение звука на корню скупались кинокомпаниями, тут же отправлявшими их под сукно. Целиком и полностью занятые проблемой выживания в борьбе с конкурентами, крупнейшие киностудии не располагали лишними средствами на оснащение кинотеатров звукотехникой. Тем не менее, время от времени на американских экранах все-таки всплывали музыкальные фильмы, воспринимавшиеся киноаудиторией исключительно как случайность. С другой стороны, кинобизнесмены не могли не заметить, что “Дон Жуан” (1926), один из первых музыкальных фильмов, снятый дышащей на ладан студией “Warner Brothers”, пользовался успехом у зрителей и принес ощутимую прибыль. Но пока они прислушивались к мнению скептиков, посчитавших это чистой случайностью, “Певец джаза” (тех же “Warner Brothers”) осуществил в 1927 году настоящий прорыв, потому что герой этого фильма не только пел, но и говорил, а сама лента сопровождалась музыкой и различными шумами.

С приходом “Певца” и окончательной победой звука в 1930 году, когда Голливуд полностью прекратил производство немых фильмов, была перевернута очередная страница истории мирового кино, чтобы открылась новая, еще более яркая. Кино начнет продвижение к цветному изображению. Забегая вперед, отметим, что на страницах этой главы прервется история деяний Уилла Хейса и его бюро, однако до поры до времени они оставались самыми грозными контролирующими инстанциями американского кинематографа, пытавшимися прямо или косвенно распространить свое влияние на весь мир. Много воды утекло с тех пор, но обвинять Хейса во всех смертных грехах – по-прежнему добрая традиция киноведения по обе стороны Атлантики. Поэтому сегодня, когда однозначные оценки давным-давно вышли из моды, хочется сделать акцент на следующем: жесткие ограничения и псевдоморальные стандарты Кодекса имели двойственные или, как сейчас любят говорить, амбивалентные последствия. С одной стороны, ущерб, нанесенный киноискусству этой акцией, очевиден; с другой – многочисленные запреты стимулировали поиск оригинальных режиссерских и актерских решений. Как ни странно, именно во времена господства Кодекса исполнительское и режиссерское мастерство достигли пика виртуозности.

Что ж, попробуем сделать вывод из всего вышеперечисленного. В канун рождения Киноакадемии общая атмосфера в Голливуде, несмотря на все усилия его спасателей, продолжала оставаться шаткой и вселяющей опасения. Укрепив с помощью Хейса свои связи с общественным мнением и перекинув мост в высшие сферы власти, деятели кино приступили к решению главной задачи: “со-единить несоединимое”, как выразилась Мэри Пикфорд. Было крайне необходимо во что бы то ни стало добиться “плохого мира” в расползающейся во все стороны кинематографической среде. Поэтому возникновение Киноакадемии можно трактовать как парадокс: и как выражение мощи Голливуда, и вместе с тем как средство его выживания.

Вплоть до сегодняшнего дня длинная цепь событий носит отпечаток непрерывного скандала. История Киноакадемии включала в себя “охоту на ведьм”, запреты на профессию, игнорирование талантливых творцов, нелепые вердикты. Академия продолжает гонения на инакомыслящих, проявляющих критическое отношение к действиям американского правительства, с последующим лишением наград и титулов, естественно. Но это, опять же, только одна сторона медали. К чести Киноакадемии следует отметить, что сегодня никому не приходится отрицать факт бурного роста ее влияния во всем мире.

Рождение Киноакадемии

Практически все летописцы Голливуда склоняются к версии, что рождение Киноакадемии произошло 11 января 1927 года, однако не совсем правильно увязывать это знаменательное событие с одной только легендарной “встречей тридцати шести”, вписанной золотыми буквами в скрижали американского кино, ведь оно имело свою предысторию.

После заключения компаниями-конкурентами Генерального межстудийного соглашения шефа MGM Луиса Б. Майера посетила идея создания организации – с целью объединения враждующих сторон, – способной вобрать в себя лучших представителей Голливуда. Он пригласил 4 января на воскресный обед в свое бунгало в Санта-Монике[3] группу приближенных: киноидола тех лет Конрада Нэйджела, удачливого режиссера и продюсера Фреда Нибло, создателя нашумевших картин “Три мушкетера” (1921), “Кровь на песке” (1922), “Бен-Гур” (1926), а также одного из лидеров Ассоциации кинопродюсеров и кинопрокатчиков, Фреда Битсона (пользовавшегося особым доверием Уилла Хейса).

Быстро почувствовав значимость происходящего, гости единодушно согласились поддержать идею учреждения организации, призванной стимулировать растущее кинопроизводство, интегрировать в него новые технологии и, что особенно важно, выступать арбитром в трудовых спорах. Выделим особо примечательный момент этой встречи: было решено оказать помощь проводимой Уиллом Хейсом пропагандистской кампании “укрепления морального здоровья нации”. Собравшиеся намеревались познакомить с идеей Майера наиболее влиятельных представителей всех творческих направлений и основных профессий киноиндустрии, чье мнение, в конечном счете, должно было стать решающим. Не на шутку взволнованные участники первой консультационной встречи не стали откладывать дело в долгий яшик. Потратив неделю на оповещение особо важных персон, они ударили в гонг, возвещавший о начале второго раунда переговоров.

В лос-анджелесском отеле “Амбассадор” 11 января собрались тридцать шесть человек, имена которых занимают ныне самое почетное место в истории Киноакадемии. Выслушав краткие сообщения инициаторов этой встречи, приглашенные выразили свое одобрение аплодисментами. Майер и K° тут же поспешили развить успешно начатое дело образованием учредительного комитета будущей Киноакадемии, в которой первоначально предусматривалось пять отделов – продюсерский, режиссерский, актерский, сценарный и технический.

После такого мощного начала события стали принимать стремительный оборот. Уже в середине марта 1927 года были избраны первые официальные лица новой организаций. Президентом существующей лишь на бумаге Академии стал живой символ Голливуда Дуглас Фэрбенкс, вице-президентом – Фред Нибло, казначеем – Майк Си Леви, а секретарем – Фрэнк Вудс. Всем вышеперечисленным достались также звания офицеров Киноакадемии. Оставалось лишь разобраться с кандидатурами руководителей отделов. Однако в процессе выработки решения по этой проблеме новоявленной верхушке Киноакадемии пришлось изрядно помучиться. Наиболее спорным стал следующий вопрос: входит ли глава отдела автоматически в состав правления (впоследствии – совет управляющих) Киноакадемии или нет? Необходимо было определиться и с тем, какими правами обладает каждый из пяти департаментов.

В итоге было принято следующее громоздкое решение: в состав правления войдут не первые лица отделов, а равное число делегатов от того или иного цеха. Защищать интересы актеров в правлении были призваны Дуглас Фэрбенкс, Конрад Нэйджел и Милтон Силлс, режиссеров – Фред Нибло, Фрэнк Ллойд и Джон Стэл, продюсеров – Мэри Пикфорд, Луис Майер и Джозеф М. Шенк, сценаристов – Джини Макферсон, Кэри Уилсон и Джозеф Фарнэм, и наконец, технические кадры Голливуда делегировали в правление Седрика Гиббонса, Роя Помероя и Дж. Артура Болла.

Конечно, даже мимолетный взгляд, брошенный на это соотношение, обнаружит ряд кричащих противоречий. Например, Мэри Пикфорд, а также другая знаменитая актриса Джини Макферсон (особо известна как танцовщица) переквалифицировались со временем в продюсера и сценаристку и занимали явно не свое место. Равно как и легендарный художник Седрик Гиббонс, условно причисленный к “технарям”. Что же касается непосредственно самих отделов, то они получили полуавтономные права, а после того как Киноакадемия вывела из состава технического отдела операторов, художников, монтажеров, звукорежиссеров и других специалистов, преобразовав их в отдельные объединения, число специализированных отделов резко увеличилось.

Как бы то ни было, 4 мая 1927 года власти штата Калифорния официально зарегистрировали Устав Киноакадемии, присвоив ей статус некоммерческой организации.

В бальном зале роскошного отеля “Билтмор” в Лос-Анджелесе 11 мая состоялся банкет на 300 персон. Однако из всех его участников лишь 231 рискнул войти в новую организацию: камнем преткновения стал вступительный взнос в размере ста долларов. Колеблющимся Дуглас Фэрбенкс говорил: “Поверьте, намерения эти – исключительно положительные. Ведь нам предстоит работа, а не безделье”.

Академики-пионеры 20 июля обнародовали свою Декларацию:

Академия будет решительно противостоять любым несправедливым обвинениям, адресованным ей со стороны.

Она будет всемерно содействовать гармонии и солидарности среди своих членов и объединяющих их Отделов.

Она будет способствовать росту киноиндустрии, защищая честь и профессиональную репутацию ее представителей.

Она будет укреплять связь между искусством и наукой, служа делу обоюдного обмена конструктивными идеями. Подспорьем тому станет учреждение наград за выдающиеся достижения.

Она будет осуществлять поступательное движение вверх по ступеням развития великой силы и влияния киноэкрана.

Она попытается сделать для кино то, что другие национальные и международные учреждения уже сделали для иных сфер искусства и культуры.

В окончательной редакции название организации выглядело следующим образом: Международная академия кинематографических искусств и наук (IАМРАS). Ныне, утратив первую букву чересчур длинного имени, она стала называться чуть проще: Академия кинематографических искусств и наук[4] (The Academy of Motion Picture Arts and Sciences). В дальнейшем мы будем пользоваться официальной аббревиатурой АМРАS.

Первоначально решения Киноакадемии носили рекомендательный характер, и в поле ее зрения оказывались лишь общие проблемы кинопроизводства. Особо важное значение придавалось пропаганде кино как вида искусства. Уже в 1928 году был организован первый открытый семинар, популяризирующий кино как с теоретической, так и с практической стороны (особенно в области операторского дела и звукозаписи). Вскоре Киноакадемия выпустила и свою первую книгу, основанную на материалах первых семинаров и конференций, в которых, несмотря на короткий отрезок времени, приняли участие более 150 ведущих кинематографистов. Вторая книга, вышедшая в 1931 году, была полностью посвящена проблемам звукозаписи.

Не осталась без внимания Киноакадемиии и проблема выпуска собственного периодического издания. Она сразу же начала издавать журнал “Искусства и науки кино”, который распространялся на первых порах только среди ее членов. К сожалению, выпущенный в ноябре 1927 года первый свободный тираж остался нереализованным. После этого провала в Киноакадемии достаточно долго вынашивали идею общенационального издания, и лишь в 1933 году возник “Бюллетень кинодостижений”, существующий и поныне. Правда, опять же, только для своих.

С ростом авторитета Киноакадемии ее издания “для служебного пользования” стали потихоньку просачиваться наружу, привлекая к себе все большее внимание кинофанатов. Их непомерная любознательность привела к тому, что первым академическим изданием, завоевавшим вопреки своей закрытости широкое признание, стал информационный вестник “Актерский отдел”, содержащий биографии, фотопортреты и даже точные адреса и контактные телефоны кинозвезд. Время от времени он выходит и сегодня, предлагая вниманию читателей около 10 тысяч персоналий в каждом выпуске.