«Литовский архив» составляет многотомное собрание. Самиздатская периодика позволяет выявить спектр мнений и тенденций, конгломерат которых представляет собой в настоящее время литовское национальное движение. Размах мнений чрезвычайно широк - от либеральных до довольно консервативных («Бог и родина»), от строгих католиков до индиферентных к религии, от непримиримых врагов марксизма до неомарксистов («Перспективы»). Но, повторяю, - ни один из этих журналов не призывает к насильственным действиям ради избавления от оккупации.
      В национальное движение входят также одиночки и небольшие группы (скорее основанные на дружеских связях, чем формальные организации), которые по ночам пишут лозунги на улицах и внутри общественных зданий. Наиболее частые лозунги: «Свободу Литве!» и «Русские, убирайтесь вон!». Распространенным проявлением национального чувства является посещение в День поминовения и в знаменательные дни истории Литвы могил литовских деятелей времен независимости и борцов за свободу Литвы, вывешивание флагов в День независимости (16 февраля).
      В 70-е годы большинство осужденных на заключение за участие в национально-освободительном движении вышло на свободу. Часть их присоединилась к нынешнему национальному движению, уловив его дух - такие, как Балис Гаяускас. В 1948 г. он в 22-летнем возрасте был осужден на 25 лет лагеря и отбыл заключение полностью. Вновь был арестован в 1977 г. по обвинению в сборе материалов для «Литовского архива», в переводе на литовский язык «Архипелага ГУЛаг» Солженицына, в передаче информации о литовских политзаключенных в «Хронику текущих событий» и на Запад, в сотрудничестве с Фондом помощи политзаключенным. Новый приговор - 10 лет лагеря особого режима и 5 лет ссылки.
      О накале национальных чувств в Литве и их взрывной силе наилучшее представление дают стихийные демонстрации, иногда сопровождавшиеся насильственными действиями.
      Первые такие демонстрации случились в Вильнюсе и Каунасе во время венгерских событий - 2 ноября 1956 г., в День поминовения умерших. Основную массу участников составила учащаяся молодежь. Были аресты, несколько человек исключили из учебных заведений. Но это было еще отголоском национально-освободительного движения 40-х - начала 50-х годов.
      Демонстрация в Каунасе 18-19 мая 1972 г. относится уже к нынешнему этапу национального литовского движения. Она была вызвана трагическими событиями - самосожжением каунасского 18-летнего школьника Ромаса Каланты в сквере городского театра.
      На похороны собралась огромная толпа. Власти помешали собравшимся принять участие в похоронах. Толпа направилась к месту самосожжения, в центр города. К ней присоединялись новые люди. Шествие скандировало: «Свобода!», «Литва!», пели народные песни.
      Распространился слух (неверный), что арестованы родители Каланты. Толпа двинулась к горисполкому с требованием освободить их. Попытки милиции разогнать демонстрантов привели к стычкам. Один милиционер был ранен камнем (по другой версии - убит).
      На следующий день, 19 мая, демонстрация возобновилась. В город были вызваны войска. Власти и родители Каланты обратились к собравшимся с увещеваниями, и они разошлись. Около 400 человек были арестованы, но большинство отпустили после допроса. Некоторых продержали несколько дней, иные получили по 15 суток ареста. Восьмерых судили по статье, соответствующей ст. 190-3 УК РСФСР («уличные беспорядки»). Все подсудимые - молодежь от 18 до 25 лет, рабочие и учащиеся профессионально-технических училищ. Видимо, это и был возрастной и социальный состав большинства участников каунасских событий. [14]
      Сам Ромас Каланта - юноша из интеллигентной советизированной семьи, индиферентный к религии, но одушевленный идеей национальной свободы. Он стал национальным героем Литвы. В годовщины его самосожжения власти, боясь активных проявлений национальных чувств, усиливают охрану в литовских городах. В 1976 г. в Клайпеде в годовщину самосожжения Каланты на тротуарах и на стенах домов появились надписи с требованием свободы Литве. Под ними стояла подпись: «Каланта».
      Стало традицией возлагать цветы на место самосожжения Каланты в годовщины его гибели, хотя за это задерживали и исключали из школы. [15]
      Все остальные демонстрации, имевшие место в Литве, происходили во время спортивных состязаний, т.е. при большом скоплении «неорганизованной» публики, национальные страсти которой подогревались спортивным азартом. Такие события имели место в Каунасе в 1960 г. во время чемпионата по боксу, приуроченному к 20-й годовщине установления советской власти в Литве. Произошло побоище между зрителями и милицией, по сообщению «Колокола», стоившее жизни 10 юношам. [16] В Вильнюсе в июне 1972 г., через несколько дней после самосожжения Ромаса Каланты, на международном чемпионате по волейболу многие зрители не встали при исполнении советского гимна. В ноябре 1975 г. в Вильнюсе после победы литовской команды «Жальгирис» около 2 тысяч зрителей футбольного матча прошли по городу, выкрикивая политические лозунги, и были разогнаны милицией и войсками. [17]
      Наиболее многочисленной из такого рода демонстраций была демонстрация 10 октября 1977 г. в Вильнюсе. [18]
      Футбольные демонстрации особенно интересны для анализа прежде всего вследствие их повторяемости. Демонстрация в Каунасе в 1972 г. была вызвана событием, трагизм которого мог стимулировать массовый взрыв чувств, в обычных условиях не таких уж бурных. Возрастной состав демонстрантов и их лозунги («Литва!», «Свобода!») могли в значительной степени определиться предсмертным призывом Каланты. Демонстрации же во время спортивных состязаний вызваны настолько ничтожным «бытовым» событием, что, безусловно, отражают повседневные, ничем особо не стимулированные в данный момент настроения. Демонстрации 7 и 10 октября 1977 г. последовали за победой «Жальгириса» над второстепенными командами - белорусской «Двины» из Витебска и русской «Искры» из Смоленска, так что накал страстей не оправдан даже с чисто спортивной точки зрения, тем более, что победы эти не влияли на продвижение «Жальгириса» к кубку.
      Легко определяется численность и социальный состав участников этих демонстраций - в них участвовало примерно 50% публики, собравшейся на матч. Вместимость Вильнюсского стадиона - 25 тысяч мест, и он был полон в те дни. Это позволяет считать демонстрантов идентичным составу футбольных болельщиков. Как известно, это в основном молодые и среднего возраста мужчины - рабочие, служащие и техническая интеллигенция (разумеется, с некоторой примесью женщин и остальных слоев и возрастных групп городского населения). Этот вывод подтверждается данными об арестах в связи с демонстрацией, сообщенных вильнюсской газетой «Вечерние новости» (12.10.77): рабочий Кизнис, служащий завода радиодеталей Сафронов, студент Вильнюсского инженерно-строительного института Аугустинавичюс и учащийся политехникума Карчинскас.
      Интересно проанализировать лозунги и поведение этой стихийно состоявшейся выборки.
      «Беспорядки» начались 7 октября 1977 г. после футбольного матча. Несколько сот зрителей, в основном молодежь, двинулись по улицам, выкрикивая «Долой конституцию оккупантов!», «Свободу Литве!» и «Русские, убирайтесь вон!». Демонстранты срывали плакаты к 60-летию Октября, били витрины с такими плакатами.
      На следующем матче - 10 октября - антирусские выкрики начались еще во время матча. Власти, настороженные событиями 7 октября, обеспечили охрану стадиона сверх обычной (стянули войска, большинство солдат были из среднеазиатских республик). Публика выходила со стадиона между шеренгами солдат. Выйдя за эти шеренги, толпа двинулась в центр города. У моста Жалясис к «болельщикам» присоединились еще человек 500, не со стадиона. После этого к прежним антирусским выкрикам прибавились призывы: «Свободу политзаключенным!», «Идем в КГБ!», часто кричали «Свободу Пяткусу!» (о нем см. стр. 55). В ответ на очередной выкрик против русских раздалось из толпы: «Здесь с вами и русские!», «За вашу и нашу свободу!». Демонстранты прорвали заслон из плотно взявшихся за руки милиционеров и солдат войск КГБ и вышли на проспект Ленина. Лишь второй заслон остановил их. Несколько милиционеров попали в больницы. Были выбиты стекла в здании ЦК КПЛ, разбиты витрины с плакатами к 60-летию Октябрьской революции.
      Сведения о задержанных таковы: 17 человек 7 октября и 44 - 10-го. В вузах имели место исключения, некоторых исключили только из комсомола. Особенно много исключенных было в Инженерно-строительном институте. Были приняты репрессивные меры и на некоторых промышленных предприятиях. Эти сведения совпадают с предположениями о составе демонстрантов на основании анализа состава обычных «болельщиков».
      На мой взгляд, особенно интересны два момента. Если на стадионе источник отмечает только антирусские выкрики (бытовая, наиболее распространенная форма проявления национальных чувств), то после присоединения к демонстрантам 500 человек «со стороны» они приобрели политическое звучание («Долой конституцию!», «Свободу политзаключенным!» и даже «Свободу Пяткусу!») - и призыв «Идем в КГБ!». Это позволяет разделить участников демонстрации на «авангард» - людей, чьи национальные чувства воспитаны и развиты литовским самиздатом, и «толпу». Думаю, что русские, оказавшиеся среди демонстрантов, принадлежали к «авангарду» (лозунг «За вашу и нашу свободу!» предполагает знание истории русского и польского освободительных движений).
      В американской советологии сведения об участии в этих демонстрациях русских были восприняты скептически. [19] Я не разделяю этого скепсиса, тем более, что среди арестованных демонстрантов были люди с русскими фамилиями.
      Слово «свобода», которое выкрикивали на этих демонстрациях, и в русском и в литовском языке вмещает как понятие национальной независимости, так и понятие демократических свобод. Если большинство литовцев одушевлено прежде всего мечтой о национальной независимости, я думаю, для какой-то части их важны и демократические свободы, даже безотносительно к национальной независимости. Что касается русских, живущих в Литве, то их, вероятно, привлекли к демонстрантам именно симпатии к демократическим свободам - в составе ли СССР или как следствие независимости Литвы. Возможность горячего сочувствия со стороны русских стремлению к национальной свободе народов, входящих в состав СССР, продемонстрировали московские правозащитники - я имею в виду позицию, выраженную «Хроникой текущих событий» и Московской Хельсинкской группой (см. главу «Правозащитное движение»). Кроме того, известно, что из пяти осужденных в 1975 г. за участие в подпольной организации «Эстонское демократическое движение» трое были эстонцы, но двое, и при том ведущие фигуры - Сергей Солдатов (русский) и Артем Юскевич (украинец). Поэтому нет ничего невозможного в участии русских и в литовском движении.
      Интересна в вильнюсской демонстрации реакция литовцев на участие в ней русских. К сожалению, нет сообщений, прекратились ли антирусские лозунги после обнаружения русских среди демонстрантов. Но, во всяком случае, это не было воспринято литовцами как нечто немыслимое и они не обратились против «затесавшихся» к ним русских. Думаю, что в этом проявилось влияние на литовское общество отношения к русским, насаждаемого литовским самиздатом либерального толка и католическим движением: они различают русских с мышлением колонизаторов и русских правозащитников.
      Высказанное очевидцами этой демонстрации супругами Кублановас соображение, что она направлялась какой-то законспирированной организованной силой, [20] кажется мне несостоятельным, так как других проявлений этой силы ни до, ни после демонстрации в литовской жизни не заметно.
      В 1976 г. были арестованы Генрикас Яшкунас и его товарищ Дауетас за распространение Манифеста Союза организаций свободных народов; [21] в 1978 г. в «Аушре» (№ 12) была помещена декларация о создании Лиги свободы Литвы; в 1979 г. в журнале «Перспективы» (#№ 5-7) было объявлено о трех организациях - Союза литовских коммунистов за выход Литвы из СССР, Инициативной группы по защите литовского языка и Движения за выход Литвы из СССР. Однако все эти сообщения выглядят скорее как неосуществленные попытки создания организаций, чем как проявление их активности, и свидетельствуют лишь о том, что потребность организоваться ощущается активистами национального движения. Видимо, решение задачи упирается в неоднородность состава этого движения, что делает практически возможной сейчас формой объединения только небольшие группы, сил которых хватает лишь на издание «своего» журнала. Журналы эти пропагандируют идею освобождения Литвы каждый на свой лад.
      Кроме этих анонимных редакций самиздатских журналов, в Литве возникли открытые общественные ассоциации - Католический комитет защиты прав верующих и Литовская Хельсинкская группа, однако обе они являются не национальными, а правозащитными объединениями.
      Католический комитет защиты прав веруюших - рупор наиболее организованной и наиболее массовой независимой общественной силы в Литве - католического движения. Базой этого движения являются сельские местности и маленькие города, хотя в последнее время при общем усилении влияния католицизма оно стало заметным и в крупных центрах. Ведущую роль в этом движении играет литовская церковь - священники и активные верующие.
      Католическая церковь стала подвергаться преследованиям с момента вступления советской армии в Литву. Уже 2 июля 1942 г. были порваны дипломатические отношения с Ватиканом и аннулирован конкордpат. Немедленно после этого были запрещены все католические организации, национализированы католические школы, запрещена католическая пресса и издание книг. Монастыри были разграблены. Из четырех католических семинарий сохранилась лишь одна - Каунасская, но и у нее отняли помещение. Численность воспитанников в ней уменьшилось с 300 до 150 к 1946 г., а позднее - до 25. К 1979 г. в семинарии было 75 слушателей. В 1946-1947 гг. были арестованы все епископы, кроме одного. Вильнюсский епископ М. Рейнис погиб во Владимирской тюрьме в 1953 г. В 1947 г. был расстрелян тельшяйский епископ Борисявичюс. В 40-е - 50-е годы около 600 литовских католических священников (более трети общего их числа) прошли через тюрьмы. Многие церкви были закрыты. По свидетельству католических священников, «долгие годы католическая церковь в Советском Союзе была как бы полумертвой». [22]
      Силы служителей церкви уходили на то, чтобы уберечь ее от полного разрушения.
      Не имея возможности открыто выполнять все свои функции, католическая церковь в Литве разделила свою деятельность на открытую и тайную («катакомбную»). Это позволило, хоть и в служебных масштабах, продолжить существование монастырей, подготавливать юношей к священству, обеспечивать принятие святых таинств теми верующими, кому по занимаемой должности опасно было посещать церковь (преподаватели, ответственные государственные служащие, члены партии), и - самое главное - подготавливать детей к причастию и миропомазанию.
      Этот последний пункт - наиболее чувствительный в конфликте властей и церкви. Церковь уделяет обучению детей катехизису очень большое внимание, видя в этом основу своего сохранения как выразительницы духовной жизни нации. Власти, понимая обоснованность такой точки зрения на религиозное воспитание детей, тоже сосредоточили свое внимание на помехах именно этой стороне деятельности церкви.
      С ослаблением репрессий катакомбная деятельность католической церкви в Литве и обучение детей принимали все более широкие масштабы. В 1970 г. власти попытались пресечь эту деятельность привычным способом - возобновив репрессии против священников, «уличенных» в обучении детей катехизису. В 1970 г. это вызвало небывалую прежде ответную реакцию.
      В сентябре 1970 г. священник Антанас Шешкявичюс был приговорен судом к 1 году лагеря строгого режима за преподавание катехизиса школьникам младшего и среднего возраста по просьбе их родителей (хотя последнее обстоятельство делало его деятельность абсолютно законной). Приговор вызвал петицию протеста в ЦК КП Литвы и в ЦК КПСС более 100 священников разных епархий. [23]
      Летом 1971 г. по аналогичному поводу заявили протест уже не священники, а прихожане. 18 июля верующие Пренайского прихода обратились с жалобой в Контрольную комиссию ЦК КПСС в связи с тем, что их священнику Ю. Здебскису местные власти помешали проверять знания детей, готовящихся к первому причастию. Через несколько дней Здебскис был арестован. Протест против его ареста, направленный в прокуратуру, подписали 450 верующих. Другой протест - в ЦК КП Лит. ССР и генеральному прокурору Литвы - подписали еще 350 человек. В ноябре 1971 г. состоялся суд. Около здания суда собралось около 600 сочувствующих обвиняемому. Милиция разогнала толпу, избив собравшихся. Здебскис был приговорен к 1 году лагеря общего режима.
      Одновременно с Ю. Здебскисом был осужден сельский викарий П. Бубнис, тоже за обучение детей катехизису. Он также получил 1 год лагерей общего режима. В декабре 1971 г. 1344 католика Расейнянского прихода, в котором находился костел, где служил Бубнис, обратились в Президиум Верховного Совета СССР с просьбой об его освобождении. [24]
      В январе 1972 г. 17054 католика Литвы послали меморандум Брежневу. В меморандуме перечислялись факты ущемления прав верующих и выдвигалось требование обеспечить верующим свободу совести, гарантированную советской конституцией. Авторы меморандума указывали на препятствия, чинимые сбору подписей под ним и заявляли, что если жалоба не встретит понимания, они обратятся в международные инстанции - к папе Римскому и в ООН. Это было сделано в феврале 1972 г. [25]
      Меморандум Брежневу долгое время был рекордным по числу подписей под ним. Предшествующие петиции были подписаны почти исключительно крестьянами, заступавшимися за «своего» священника. Меморандум был вселитовским - под ним стоят подписи, собранные по всей республике, - и крестьян, и горожан, но первые и в данном случае превалируют.
      Ответы не поступили ни от папы, ни от Брежнева, ни из ООН. Возможно, поэтому долгое время не предпринимались новые попытки такого рода. Но в начале 1979 г. тому же Брежневу была направлена новая петиция с требованием вернуть верующим собор в Клайпеде, построенный на средства верующих и отобранный у них в 1961 г. Эта петиция тоже была вселитовской. Под ней собрано 148149 подписей - в 8 раз больше, чем под меморандумом 1972 г. [26]
      Нельзя, ссылаясь на эти цифры, настаивать, что именно в такой пропорции выросли силы католического движения в Литве. Но все-таки «прирост» этот весьма знаменателен, тем более, что он подтверждается активизацией основной массы литовских священников в борьбе за права церкви. Так, под петицией о возвращении из ссылки епископа Ю. Степонавичюса в 1970 г. решились поставить свои подписи 61 из 100 священников Вильнюсской епархии. В 1975 г. такую же петицию подписали 65 священников этой епархии. [27] В 1978 г. 552 из 708 литовских священников (т.е. 78%) поддержали куда более «криминальный», чем петиции в защиту опальных братьев, документ № 5 Католического комитета, - с требованием отменить Положение о религиозных объединениях, принятое Президиумом Верховного Совета Лит. ССР в июле 1976 г., как неприемлемое для католической церкви. Священники заявили, что они не могут и не будут его соблюдать, так как оно противоречит канонам римской католической церкви (речь идет о несколько смягченном варианте «Положения», по которому практически без сопротивления живет русская православная церковь с 1968 г. [28]).
      С марта 1972 г. стала выходить «Хроника Литовской католической церкви» - информационное издание, которое регистрирует нарушения прав верующих и сообщает о протестах против этих нарушений. Значительная часть материалов Хроники ЛКЦ - о верующих школьниках, от которых добиваются отречения от веры и которых преследуют вплоть до исключения из школы в случае неотречения. Эти материалы выделены в специальный раздел Хроники ЛКЦ «В советской школе».
      «Хроника ЛКЦ» помещает обращения и речи священников в защиту прав верующих, а также петиции и протесты верующих по поводу стеснений свободы совести в Литве.
      «Хроника ЛКЦ» распространена довольно широко. Начиная с 1973 г. власти периодически проводят обыски, чтобы обнаружить издателей «Хроники» (ее редакция анонимна) и конфисковать ее тиражи. При этом изымались не только пишущие машинки, но и множительные аппараты «Эра», ротаторы, сотни килограммов печатного шрифта, самодельные печатные станки, запасы бумаги и готовая продукция - религиозная литература в сотнях и даже тысячах экземпляров.
      «Хроника ЛКЦ» стала заметным фактором общественной жизни Литвы, оказывает влияние на общественное мнение. Работник ЦК КПЛ Синкявичюс на совещании учителей в городе Шауляй в августе 1975 г. предупреждал их:
       «Всякая бестактность учителя, совершенная в разговоре с верующим учеником или его родителями, подробно, без всяких преувеличений, с указанием фамилии, школы и времени, попадает в этот журнал и распространяется не только у нас, но и передается за границу». [29]
      Властям ни разу не удалось обнаружить редакцию Хроники ЛКЦ, но было несколько судов за ее размножение и распространение. В 1974 г. за это была осуждена на 3 года лагеря и 3 года ссылки 32-летняя Нийоле Садунайте, которая стала народной героиней после смелой и яркой речи на суде. Она сказала:
       «Этот день - самый счастливый в моей жизни: меня судят за»Хронику ЛКЦ", которая борется против духовной и физической тирании. Значит, меня судят за правду и любовь к людям!… С радостью пойду на рабство за свободу других, и согласна умереть, чтобы другие могли жить…". [30]
      В ноябре 1978 г. был организован специальный правозащитный орган католического движения - Католический комитет защиты прав верующих. В отличие от «Хроники ЛКЦ», Комитет объявил имена своих членов. Его основали 5 священников. В ноябре 1980 г. в Комитет были приняты еще трое священников, а 22 декабря 1980 г. - преподаватель Вильнюсского университета геолог Витаутас Скуодис, осужденный в этот день за авторство книги «Духовный геноцид в Литве» и сотрудничество в самиздатских журналах «Перспективы» и «Alma Mater».
      Католический комитет выпускает документы и обращения, в которых сообщается о конкретных случаях нарушения прав верующих и разъясняется незаконность преследований с точки зрения советской конституции и международных пактов, одобренных Советским Союзом. Комитет выступил инициатором отказа священников от исполнения навязываемого властями нового Положения о религиозных объединениях - ввиду его неканоничности и неконституционности. Большинство католических священников открыто поддержало это заявление Католического комитета, и благодаря этому новое Положение практически не действует в Литве. В ноябре 1980 г. Католический комитет обратился к Мадридской конференции стран, подписавших Хельсинкские соглашения, с описанием положения католиков в Литве и указал на ущемления свободы вероисповедания и прав верующих.
      Католическое движение в Литве, в отличие от национального, хорошо организовано. Его естественными лидерами являются высшие иерархи литовской католической церкви епископы Ю. Степонавичюс и В. Сладкявичюс.
      Они оба были высланы без суда из своих епархий на север Литвы в маленькие городки (Степонавичюс - в 1961 г., Сладкявичус - в 1959 г.), и находились на положении ссыльных - за то, что смели не всегда соглашаться с председателем Совета по делам религий и культов Лит. ССР. Однако многие литовские священники продолжали считать опальных епископов своими духовными руководителями и постоянно ездили к ним за советами и благословениями, а по праздникам в места их ссылки происходили массовые паломничества верующих. Ватикан не снял с высланных епископов их званий и не назначил на их должности других священников. Более того - папа Иоанн-Павел II произвел одного из литовских священнослужителей в кардиналы, не обнародовав его имени. Есть основания полагать, что речь идет о Ю. Степонавичюсе. В 1982 г. В. Сладкявичюсу разрешили покинуть ссылку, а в 1983 г. он был включен в делегацию католических священников из СССР, посетивших Ватикан.
      Священники являются костяком католического движения, а центрами его стали приходские церкви (к 1980 г. в Литве было 628 действующих церквей, их обслуживали 708 священников). [31] Поскольку в Литве сохранилось компактное в национальном отношении население и большинство литовцев - верующие, то литовское католическое движение имеет массовую, прочную и мобильную базу.
      Это способствует успехам католического движения.
      По свидетельству епископа Степонавичюса в личной беседе (октябрь 1976 г.), литовская католическая церковь видит свою основную задачу в привлечении молодежи. Можно констатировать, что церковь достигла в этом несомненных успехов.
      По свидетельству Хроники ЛКЦ, около 70% детей соответствующего возраста проходят курс катехизиса. [32] По официальным данным, только 30% выпускников литовских школ являются верующими. Однако Хроника ЛКЦ считает эти данные преуменьшенными. Хотя «Хроника» не имеет возможности собрать такую информацию в масштабах Литвы, официальный показатель опровергается, например, таким сообщением. В январе 1974 г. в райцентре Лаздияй выпускникам школы раздали анкеты с вопросом об отношении к вере. 16 из 20 опрошенных комсомольцев ответили, что они верующие. [33]
      Влияние католической церкви, всегда сильное в сельских местностях, в советское время было резко ослаблено в городах, особенно в среде интеллигенции. Сейчас католическая церковь вновь завоевывает эти позиции. Согласно Хронике ЛКЦ,
       «…сотни тысяч молодежи, студентов и интеллигенции с тоскою ожидают Евангелия, разочаровавшись в атеизме».[34]
      Нередки случаи приверженности к вере среди литовских чиновников, даже высокопоставленных, членов партии. Эти люди стремятся сохранить свое отношение к церкви в тайне, но, умирая, завещают хоронить себя по церковному обряду. В последнее время появились и такие, как Витаутас Скуодис, открыто приходящие в лоно церкви.
      Даже по официальным данным (скорее всего преуменьшенным) - из доклада уполномоченного по делам религий в Литве Туменаса в Каунасском политехническом институте осенью 1974 г., в Литве крестят 45% новорожденных, венчаются 25% вступающих в брак, хоронят по религиозному обряду 51% умерших. [35]
      Массовая поддержка церкви вынуждает власти пойти на некоторые уступки. В январе 1977 г. представитель Совета по делам религий Макарцев предупредил партийных работников Литвы, что со священниками нужно обращаться «повежливее». Он сказал, что государственная политика по отношению к церкви смягчается. [35] В некоторых церквях было разрешено по праздникам звонить в колокола. Реже стали преследования за организацию религиозный шествий. Увеличился ежегодный прием в духовную семинарию и т.д.
      В последующие годы политика по отношению к литовской католической церкви колебалась от «послаблений» к большей жестокости и обратно, но положение католической церкви в Литве гораздо лучше, чем других церквей в Советском Союзе.
      Показателем этого было, в частности, возвращение верующим собора в Клайпеде, причем расходы по перестройке (после конфискации у верующих собор был превращен в филармонию) государство взяло на себя.
      Литовское католическое движение имеет четко выраженную национальную окраску, однако взгляд на русских диссидентов как на друзей и союзников литовских католиков был свойственен католическому движению с самого начала и благодаря влиянию этого движения получил довольно широкое распространение в Литве, что ощущается в значительной части самиздата.
      С момента возникновения «Хроники Литовской католической церкви» ее издатели имели контакты с московскими правозащитниками, помогавшими в распространении Хроники ЛКЦ и передаче ее выпусков на Запад.
      В 1975 г. в Вильнюсе состоялся суд над одним из ведущих правозащитников - Сергеем Ковалевым. Среди предъявленных ему обвинений было хранение нескольких выпусков Хроники ЛКЦ и использование их содержания при составлении издававшейся в Москве самиздатом «Хроники текущих событий». Власти использовали это обстоятельство, чтобы перенести суд из Москвы в Вильнюс, подальше от западных корреспондентов. Думаю, это было просчетом. Суд в Вильнюсе над русским, обвиняемым в помощи литовским католикам, привлек внимание и вовсе не интересующихся «политикой» литовцев, произвел в Литве огромное впечатление и весьма расширил симпатии к московским правозащитникам. В Вильнюс приехали в надежде попасть на суд своего друга А.Д. Сахаров и его единомышленники. На суд их не пустили, и они стояли у здания суда. Туда же устремились литовцы, оповещенные о суде зарубежными радиостанциями, вещающими на Литву. Власти всячески препятствовали появлению у суда сочувствующих обвиняемому, но все-таки около 50 литовцев, в основном активные участники католического движения, провели эти дни вместе с приехавшими из Москвы. Они пригласили москвичей на ночлег в свои дома. Русские и литовцы своеобразно отметили вручение А.Д. Сахарову Нобелевской премии мира - и в этот день они вместе с лауреатом мерзли у здания суда. [36] Там завязались личные связи, очень укрепившие деловые контакты между обоими движениями и способствовавшие совместным выступлениям в дальнейшем (общие документы Московской и Литовской хельсинкских групп, Христианского и Католического комитетов защиты прав верующих, обмен приветствиями между «Хроникой текущих событий» и «Хроникой ЛКЦ» в годовщины этих изданий, постоянный обмен материалами - см. соответствующие разделы главы «Правозащитное движение»).
      Католическое движение, вышедшее на поверхность в начале 70-х годов, ни в коем случае не является воспреемником освободительного движения 40-х - 50-х годов. Эти движения различаются и по форме и по сути. В 40-х - 50-х годах целью движения была независимость Литвы, и этой цели добивались с оружием в руках. Католическое движение добивается свободы вероисповедания, настаивая на соблюдении советской конституции и международных договоров Советского Союза о правах человека. Оно не посягает на государственное устройство Литвы и ведет борьбу только мирными, допускаемыми советскими законами средствами:
       «Церковь не собирается готовить восстание или силою бороться против советского строя. Она не запрещает католикам служить в советской армии, принимать участие в общественной деятельности, трудиться в государственных учреждениях и на фабриках. Многие из католиков являются примерными и достойными доверия работниками» (из анонимного доклада «Проблемы религиозной жизни в Литве и в Советском Союзе», в Хронике ЛКЦ).[37]