Наконец-то из-под попоны выползло все, кроме ящика с холодильником: наверно, он не проходил по габаритам.
      - Ванюшка, ты скоро? - крикнула Людмила. - Мы остались одни.
      - Та, черт! - Иван Петрович с ожесточением порвал еще один бланк и побежал за новым.
      "Вот вам и пятерочка за язык, - угрюмо подумал Андрей. - Сочли достойным".
      Мама Люда посмотрела на сына, и в ее глазах он уловил тот же страх: "Куда приехали?"
      - Умрем мы здесь, Андрюшенька! - проговорила она жалобно. - Неужели всегда такая духота?
      - Солнце в зените, середина дня, - ответил ей Андрей. - Да не трепещи ты, помогут, нечего трепетать!
      И тут, словно вызванный заклинанием джинн, перед ними материализовался долговязый молодой парень в черных очках, оправленных в дешевую желтую пластмассу. На нем были мятые вельветовые брюки болотного цвета и клетчатая ковбойка.
      - Из группы Звягина? - сурово спросил парень, глядя на них сквозь очки, делавшие его похожим то ли на жука-бомбардира, то ли на лесного разбойника. - Замена Сивцова?
      - Да, товарищ, да! - радостно вскричала Людмила. - Заждались!
      - Как это заждались? - удивился жук-бомбардир. - Это я вас жду на выходе, думаю - не прилетели, хотел уже уезжать. Эни траблз? Какие-нибудь проблемы? Паспорта позабыли, визы не проставлены?
      - Да вот, - заторопилась Людмила, - анкеты не может заполнить, и холодильник куда-то пропал.
      - "Морозко"? - деловито поинтересовался разбойник. - Зря привезли. "Морозко" - для Заполярья.
      - Нет, почему же, - возразила Людмила. - У нас "Смоленск".
      - "Смоленск"! - восхитился парень. - Н-не кисло! Который раз выезжаете?
      - Первый, - застенчиво, как гимназистка, призналась Людмила и потупила синие глазки.
      И Андрей, с неприязнью глядя на жука-бомбардира, ни с того, ни с сего друг вспомнил о Розанове и начал медленно заливаться краской.
      - Тогда давайте знакомиться, - голосом деревенского ухажера сказал он. - Игорь, фамилия Горощук, можно просто Игорь Валентинович. Я не гордый. Значит, так. Холодильник я вам отыщу. А за это абонирую у вас место в морозилочке, все равно вам покамест нечего класть, а у меня печенка по чужим квартирам мотается. Аккорданс? Аккорданс. И анкету сейчас нарисуем, какой разговор. Уот конверсэйшен?
      Он оглянулся, помахал рукой, подошел таможенник, и они заговорили по-английски так быстро, что уследить за их речью было невозможно. Андрей понял только то, что чиновник называл с неправильным ударением, получалось "Егор".
      - С холодильничком прокол, - сказал, наконец, Игорь. - Не приехал сегодня ваш "Смоленск", просил передать, что днями будет.
      - Как же мы?.. - закручинилась Людмила.
      - Ничего, недельку перекантуетесь, я семь месяцев, как птеродактиль, без холодильника жил. Что попало в клюв - тут же глотаю и на лету перевариваю. Главное - картоночку не потеряйте, без шереметьевской картоночки здесь ничего не докажете. Внутри-то, небось, болезная? Или что скоропортящееся? Не завоняет на всю Москву?
      - Колбаска там, копченая, - призналась Людмила.
      - А, копченая - тогда ничего. Капитально подготовились, молодцы. Игорь Горощук обращался к Ивану Петровичу, но отвечала вместо него Людмила. Иван Петрович, обескураженный неудачей с анкетами, виновато улыбался и молчал.
      - Дальше действуем так, - командовал Игорь. - Сгущенка при себе имеется? Баночку... нет, две баночки вот этому Ждону, - он показал на таможенника, - и тащите свои баулы на крыльцо. Ничего вскрывать не надо, это наш друг, - Игорь пожал чиновнику руку, - он знает, что мы контрабанды не возим. Тронулись!
      - Спаситель вы наш! - умиленно сказала Людмила.
      6
      Широко застекленный автофургон шустро бежал по извилистому шоссе среди пашен, огородов и растрепанных рощ. Ветер дул в раздвижные окна, горячий, как из печки, и, соответственно, пах сухой печной глиной. Пашни-огороды, разделенные кривыми межами, для пашен были слишком малы, для огородов - велики. Вдоль дороги стояли не дома, не сараи, даже не шалаши, а совершенно звериного вида жилища, кое-как собранные из обрезков ржавой жести, кусков картона, гнилых досок, дикого камня и сухого тростника. Темнолицые люди, одетые серые отрепья, стояли у обочины и глядели на проносившиеся мимо машины с таким жадным вниманием, как будто кого-то ждали. Они и не подозревали, что мимо них в высоком и узком, как карета, фургончике "Мазда" едет тот, ради кого они возникли из небытия... может быть, для того лишь возникли, чтобы тут же растаять в клубах рыжей пыли у него за спиной.
      - Это город, Батя? - вертя головой, спрашивала Анастасия. - Мы здесь будем жить?
      - Да сиди ты спокойно, - сам тревожась, отвечал он, - это так, бидонвили.
      - Ишь ты, бидонвили, - хмыкнул, не оборачиваясь, сидевший рядом с водителем Игорь Горощук. - Грамотных пиплов стали делать.
      За рулем был местный шофер, плутоватый парень по имени Филипп, на руке у него красовались советские часы, куртка на плечах, некогда красная, выгоревшая до белизны, была тоже нашего производства. Но от этого темнокожий Филипп казался еще чужеземнее. Игорь предупредил, что лицо этого парня надо хорошенько запомнить: он будет каждое утро возить Ивана Петровича в университетский кампус.
      - Машинки все одинаковые по городу бегают, упаси бог перепутать. Один наш заехал в запретную зону - и в двадцать четыре часа.
      - А мы на курсах пятерочку получили, - сообщила Людмила и погладила мужа по плечу.
      - Ох, мам-ма... - простонал Андрей, передернувшись, как от приступа зубной боли.
      И Горощук, словно впервые заметив его присутствие, обернулся и поглядел на него сквозь свои очки жука-бомбардира.
      - Что с тобой, любезный? - спросил он. - Живот?
      Андрей ничего не ответил. В левом углу рта у Игоря зубы были какие-то синие, как будто он ел чернику... только вряд ли черника водится в этих краях. Сосредоточившись на этой подробности, Андрей сумел удержаться и не покраснеть. С такими весельчаками, как Игорь, нужно ухо держать востро. Внутреннего времени у них достаточно, сами с собой они живут очень дружно, вот от безделья и начинаете перебор вариантов: отчего же это малец покраснел? На что отреагировал?! Ах, на живот? А что, интересно, такое у него с животом? И давай на все лады пробовать, кстати и некстати вставляя "живот, животик, животинка", и лукаво приглядываться... Что самое противное: поняв ход примитивной мысли, и в самом деле начинаешь дергаться и корчиться, реагируя на эти экзерсисы, то-то радость добровольному исследователю он готов скакать и петь, как ребенок...
      Впереди на зеленом откосе красными и желтыми цветами был выложен герб республики, неправдоподобно богатый среди лачуг. Машина нырнул в сырой туннель под гербом, выскочила с той стороны насыпи, и Игорь с гордостью иллюзиониста сказал:
      - А вот и наш хуторок.
      Косая дамба, оставшаяся позади, заслонила нищие пригороды, и перед щербатовцами открылся вид на каменистый полуостров, сплошь уставленный многоэтажными зданиями. Торцы и брандмауэры, ограждения балконов и лоджий были ярко раскрашены, меж домов пролегал прямые проспекты с зелеными разделительными полосами, обсаженные деревьями, которые буйно цвели красными и синими цветами. С трех сторон города глухо и грозно синел океан.
      Игорь Горощук снисходительно слушал, как новоприбывшие ахают, хают, допускают незрелые высказывания и оценки.
      - Но вы не обольщайтесь, друзья, - промолвил он, наконец, - все это так-ск, декорэйшен. Ресторан "Бристоль", кафе "Лонг-Айленд" - там кормят одной фасолью. Ноу фиш, ноу мит - ни рыбы, ни мяса. Вообще, господа, если вам сейчас, к примеру, захочется пообедать, то самый короткий путь - на самолет и обратно в Москву.
      Въехали в чащу высотных домов. Горощук, надо полагать, не впервые встречал новоприбывших, потому что у него были ухватки матерого экскурсовода.
      - Кинотеатр "Метро": кондиционированный воздух, прохладительные напитки "Амёбный" и "Нежные колики", вестерны, порнушки, бондиана, фильмы ужасов, в дальнейшем - высылка в двадцать четыре часа... Клуб "Маритимо": катание на яхтах, ночные рыбалки в открытом океане, очаровательные девушки, в дальнейшем - высылка в двадцать четыре часа... Дамский салон "Бонни": платья-балахоны в местном стиле, принимаются в оплату часы, фотоаппараты, продукты питания, в дальнейшем - высылка в двадцать четыре часа... Как видите, город предлагает вам широкий спектр удовольствий, и расплата за них - неотвратима. Как говорит т-щ Букреев...
      Но того, что говорит по этому поводу товарищ Букреев, новоприбывшие так и не узнали, потому что фургончик остановился у подножия красивого белого здания, на стене которого сияли золотые буквы "Отель "Ройял". Мама Люда, вытянув шею, зашевелила губами, и, чтобы предупредить недоразумение, Андрей быстро спросил:
      - Нас сюда поселяют?
      - Донт харри, - одернул его Игорь. - Не спеши. Всем сидеть на местах. Детей не выгуливать.
      Он вылез из кабины, озабоченно ссутулился и, заложив за спину руки, вошел в глубокий, отделанный светлым мрамором подъезд. Там, внутри, расхаживали важные, как бронзовые жуки, служители в ливреях с фалдами и золотыми галунами.
      - Ну, Ванюшка, - прошептала Людмила, - привез ты нас! Даже дух замирает!
      Андрей хотел выйти из фургона, но она зашипела на него:
      - Не слышал, что сказано?
      Игорь появился минут через десять. Беззаботно посвистывая, сунув руки в карманы мятых мальчишечьих штанов (на ногах у него были разношенные, как старые лапти, сандалии), он вразвалочку подошел к машине, постоял, глядя на переднее колесо. Затем сел в кабину и коротко сказал Филиппу:
      - Аут ов кэш. Не в кассу. Давай в "Эльдорадо".
      - "Эльдорадо", - медленно повторил Андрей. - "Эльдорадо"!
      Что поделаешь, - непонятно сказал Горощук. - В "Эльдорадо" тоже люди живут. Я-то, правда, начинал с "Дакоты", но тогда было проще, через три дня квартиру дали, в ней себя и держу...
      Но ведь нам рано или поздно тоже дадут? - спросила Людмила.
      - Да уж тут уж как уж, - уклончиво ответил Горощук.
      - А здесь номеров нет? - робко спросил его Иван Петрович. Это был первый вопрос, который он задал коллеге: все переживал свой конфуз в аэропорту.
      - Есть, да не про нашу честь, - весело ответил Игорь. - Это ж отель "четыре звезды", весь забит фирмачами с дикого Запада, на нас тут и смотреть не хотят. Голову надо иметь сюда ехать.
      - Откуда ж мы знали? - возмутилась Людмила.
      - Да я не про вас, - сказал Игорь. - Есть такие мастера быстрых решений. Квик-трикеры, чтоб им так жить.
      Загадочная гостиница "Эльдорадо" понравилась Андрею даже больше, чем солидный "Ройял": балконы и балкончики, веранды и верандочки уступами, жаль только, что штукатурка на углах повыщербилась и стены оплесневели.
      - Хорошо, "Смоленска" с вами нет, - сказал Игорь, вылезая. Тут с этим строго. Сперва выходят багаж посмотреть, а потом уж решают. Номерочки у них тесные, с большим багажом могут и не взять.
      - Ох, скорее бы, - вздохнула Людмила. - Нам уже все равно. На этот раз ждали до осатанения долго. Филипп поставил маши в тень, но солнце отсвечивало от асфальта и, попадая в глаза, выедал их, как соляная кислота. Краски вокруг стали блекнуть, сперва до побелели, как будто сделаны были из пиленого сахара, потом стали таять в горячем воздухе, струясь и распускаясь, словно в пустом кипятке, а после и вовсе исчезли, перестали быть видимы, все стало матово-белым, и на этом фоне вспыхивали и гасли угольно-красные и огненно-черные пятна, которые в нормальных условиях человек может увидеть, лишь надавливая на глазные яблоки пальцами.
      Наконец Игорь вышел и с сердитым лицом направился к фургону, что-то бурча на ходу. Взгромоздился на высокое сиденье рядом с Филиппом и закончил свою тираду:
      - ...на мою голову.
      Все молчали. Филипп с вопросительной улыбкой смотрел на него.
      - Что глядишь? - сказал ему Горощук и в сердцах хлопнул дверцей. - К Звягину, куда же еще? В пансион "Бриз".
      - Звягин будет сердиться, - совершенно по-русски заметил Филипп.
      - А пускай сердится, нам-то что? Кто начальник?
      - Звягин начальник, - ответил Филипп.
      - Вот и дуй, - сказал Горощук. - И без разговоров. И чтоб я еще когда-нибудь взялся...
      У подъезда узкого, как пенал, многоэтажного дома с ярко-красным лоджиями Игорь долго стоял лицом к глухой стене и как будто чего-то ждал.
      - Что это он там делает? - с нервным смешком спросила Людмил
      - Разговаривает через локутор, - объяснил Андрей.
      - Через что? - не поняла Люда.
      - Ну, через переговорное устройство. Видишь, руку держит на кнопке.
      - И что же, ему даже дверь не хотят открывать? - повысив гол так, чтобы Игорь слышал, спросила мама Люда.
      - Откуда я знаю? - ответил Андрей.
      - Ну, уж теперь и мы пойдем, - решительно сказала Людмила. - Поглядим в глаза этому Звягину: что ж он так плохо принимает людей? И Настя давно не сикала.
      - А кто с вещами? - спросил Иван Петрович.
      Людмила покосилась на Филиппа.
      - Андрюша посидит.
      - Еще чего! - возмутился Андрей. - Я тоже живой человек. Совсем стушить меня хотите?
      - Ну, ступайте втроем, - предложил отец, - а я останусь.
      - А ты и рад! - вскинулась мама Люда. Видимо, она совсем изнемогла от жары и сдерживаться была уже не в силах. - Лишь бы ни с кем не поссориться! Кто из нас командированный? На чье имя аттестат? Кого обязаны жильем обеспечить? Привык за женину юбку прятаться! Иди, иди, тюря, я уж посижу.
      Иван Петрович посмотрел на жену и, не сказав ни слова, стал выбираться из машины. Следом за ним вылез и Андрей, не без опаски ступил на тротуар, неровно вымощенный квадратными бетонными плитами. Ноги были как будто чужие, глаза и губы щипало от пота, голова кружилась, что-то жужжало в ней и мерцало, как в детском волчке.
      Взяв Настасью за руки, мужчины подошли к Игорю, тот все еще нажимал ладонью на кнопку.
      - Ну, вот они тут скопились, в затылок мне дышат, - сказал он, приблизив губы к решеточке микрофона, едва видневшегося в стене. - Как хотите, Григорий Николаевич, айм аут, нет больше сил.
      - Ладно, пусть поднимаются, - прохрипел из стены русский голос, и хромированный запор на стеклянной двери, щелкнув, разомкнулся.
      В подъезде пахло кошками и мандаринами. Громадный цельнометаллический лифт с бегающими под потолком разноцветными огоньками помчал их наверх.
      - Ну и машина, - сказал Иван Петрович. - Наверно, здесь во всех домах такие?
      - Как же, как же, - с ухмылкой ответил Горощук. - Единственный приличный лифт во всем городе. Я уже полгода на тринадцатый этаж пешком хожу. А когда воду вырубают - вообще полный кайф. С ведрами на колонку сбегаешь - и в гору до коморы.
      Лифт остановился так резко, что перехватило дух. Двойные двери, чавкнув, расползлись, на этаже зажегся свет. Было здесь всего две двери: тяжелая, темная, с бронзовой вертушкой звонка и поодаль другая, беленая, видимо, для прислуги.
      - Наш барон тут весь этаж занимает, - понизив голос, сказал Горощук. - Уплотняйте его.
      Иван Петрович вопросительно посмотрел на Игоря, но так и осталось неясным, шутит он или говорит серьезно.
      Темная парадная дверь распахнулась, на пороге в обтрепанных джинсах, резиновых пляжных шлепанцах и пестрой рубахе нараспашку стоял хозяин.
      Ну, детей-то можно было и внизу оставить, - недовольно проговорил он. - Прямо как погорельцы тамбовские.
      Пропустил всех внутрь, заложил дверь на стальную щеколду.
      - Приветствую вас, - буркнул он без особой любезности и протянул Ивану Петровичу руку.
      - Гриша, пусть разуются! - прозвучал откуда-то издалека женский голос.
      - Правильно, снимайте бахилы, - сказал Звягин, - ни к чему на бациллы.
      Конфузясь, Андрей присел на корточки, снял с сестренки сандали и стал разуваться сам. Носки у него были целые, однако ноги в тяжелых отечественных полуботинках успели-таки пропотеть.
      Прихожая была громадная, двусветная, за одним широким во всю стену окном, наполовину задернутым тяжелой шторой, празднично синел океан, за другим открывалась панорама пестро, по-театральному раскрашенному многоэтажья. Мягкая обитая черной кожей мебель, низенькие серванты под черное дерево, полупустой стеллаж с несколькими книгами и деревянными резными фигурками... главной роскошью здесь был прохладный сквознячок.
      - Располагайтесь, - пригласил Звягин.
      У него было широкое лицо с ровными бровями, курносый нос, червячно красные губы.
      - Садитесь же, - с некоторым раздражением повторил он, видя, щербатовцы переминаются и смотрят по сторонам.
      - Извините, - пробормотал Иван Петрович, наклонив к плечу голову и кромки ушей у него покраснели. - Извините, где тут у вас можно сходить по-маленькому?
      Любой взрослый мужчина в подобной ситуации постарался бы обратить дело в забавную шутку, но Иван Петрович этого не умел и Андрей был убежден, что так и должно быть, что это - солидно и что балагурят и развлекают окружающих только никчемные люди.
      - Пускай идут в черный туалет! - вновь прокричала невидимая женщина, и Андрей вздрогнул и обернулся: впечатление было такое, что женщина пряталась где-то за дверью.
      - Ну, давайте, раз приспичило, - с напускным добродушием произнес Звягин. - Вот в ту дверь, по коридору до конца и направо.
      И, взглянув на Андрея, прибавил:
      - И чего таких больших за границу возить? Только портить.
      Андрей взял Настю за руку и повел через просторный холл. При этом он как бы видел себя со спины: нескладный, ушастый, в промокшей от пота розовой рубахе с нелепо закатанными рукавами (один задрался выше локтя, другой разболтался до самой манжеты)... счастливы люди, которые никогда не видят себя чужими глазами, они, должно быть, и в зеркало на себя смотрят как-то не так.
      Стены умывальной и примыкающей к ней небольшой ванной были отделаны синим кафелем невероятной красоты, раковины и прочие рабочие емкости были вроде как бы из голубого мрамора.
      - Батя, - шепотом сказала Настя, - а скоро мы домой вернемся в Щербатов?
      Здрасте, - отозвался Андрей, - мы же только что приехали. Разве тебе не нравится?
      Нравится, - проговорила Настасья, озабоченно пристраиваясь сикать: брата она еще не стеснялась. - Только нам здесь никто не рад.
      - Ну, конечно, - сказал Андрей, про себя удивившись мудрости замечания, - все скакать должны от восторга: мокрохвостая Настя сюда приехала. Радуйся сама, если умеешь.
      - Я радуюсь, - отвечала Настя, облегченно журча. Когда они вернулись в холл, хозяин по-начальственному и в то же время добродушно отчитывал отца:
      Не надо качать права, уважаемый, не надо качать права. Кто с этого начинает - тот не досиживает до конца контрактного срока. А у нас с тобой задача какая? Уехать в нужный день и час, ни минутой раньше и ни минутой позже. Как говорит советник, хорошо приехать -это еще полдела. Хорошо уехать - вот наша цель.
      - Я только хотел... - привстав, проговорил отец, он был похож сейчас на оправдывающегося школьника, который что ни скажет - все едино соврет.
      - Подожди! - Звягин выставил вперед ладонь. - Подожди, не перебивай, я еще не все сказал. Ты выразил неудовольствие, что тебя не так встретили, это - сигнал, и я не могу оставить его без ответа. Так вот, Иван... Иван Петрович: высоких слов я говорить не люблю, устали мы от высоких слов, да и возраст у нас не тот, чтобы красно баять себе на потеху. И скажу я тебе напрямик: твоя зарплата здесь будет хорошая, за один месяц ты отложишь в своем горбу столько, сколько в Союзе не сэкономишь за целый год. При таком окладе, прости меня, дурмана ядовитого можно и потерпеть. Ну, а временно, пока не прояснится с гостиницей, я тебя, не сомневайся, пристрою. Вопрос только - куда.
      - Гриша, к Аникановым их, в "Диди"! - выкрикнула невидимая женщина. Самое место.
      Звягин покосился на стену, задумчиво потрогал себя под мышками, понюхал пальцы и вздохнул.
      - А чего? - поддакнул Игорь. - Правильно Галина Сергеевна указует. Уплотнить Аникашу - и дело с концом.
      - Ишь ты, с концом, - передразнил его Звягин. - Что за народ! Пока он был старшим - ты песни ему на гитаре играл. А знаешь ли ты, что говорил поэт? "Кумир поверженный - все бог". Гуманитарного начала в тебе не хватает, хоть ты и поэт.
      И, удовлетворившись сказанным, Григорий Николаевич пододвинул к себе старомодный телефонный аппарат с большой трубкой, как будто смонтированной из патефонных деталей.
      - Алло! - Звягин произносил не "алё", а "аллоу", это получалось у него внушительно. - Алло! Матвеев? Владимир Андреич! У меня к тебе небольшой сюрприз. А ты еще приятных сюрпризов ждешь? В твои-то годы? Ну-ну. Шутки в сторону, слушай и принимай как руководство действию. Сегодняшним самолетом прибыла семья Тюриных, четверо человек. Замена Сивцова, совершенно верно. Двое детей? С чего ты взял,
      что двое детей? Один прилетел с тремя женами. А чего тогда задаешь лишние вопросы? Представь себе, из города Щербатова...
      Сидя в глубоком кресле и держа на коленях сестренку, Андрей замер: вот, вот, сейчас... сейчас будет сказано... Поплавок косо ушел в мутно-зеленую глубь, и, как это бывает во сне после долгой рыбалки когда только закроешь глаза - начинается клев, сам Андрей тоже ушел вместе с ним под воду с широко раскрытыми глазами, все померкло и похолодело вокруг... Вот, вот, сейчас!
      Подсечка оказалась резкой и такой болезненной, что у Андрея дернулась верхняя губа... Мельком взглянув на Ивана Петровича, Звягинцев усмехнулся и сказал:
      - А черт их... Сумел как-то. И парня взрослого с собой протащил что тебе дипломаты. Тех ленинградцев, понятно, в кювет. Ну, ясно. Да ясно же. Речь не об этом.
      Под затылком у Андрея гулко бабахнуло - так, что зазвенело в ушах, и после короткой паузы вспыхнули, каждая по отдельности, огненные грозди фейерверка: в глазах, в губах, в носу, и горячий красный свет стал медленно, бахромою опускаться на плечи, оплывать к сам сердцу... Как хорошо, что Настасья сидела у него на коленях! Андрей уткнулся в ее жиденькие волосики своим разрумянившимся лицом но уши ведь не спрячешь! Уши полыхали, развесистые и сочные, как пионы. Да, теперь все понятно. Именно поэтому их так странно встречают, именно поэтому Звягин разговаривает с отцом так пренебрежительно и недружелюбно: явились блатнички, сбросили в кювет тех ленинградцев и качают права.
      Но самое скверное было то, что Горощук, приспустив очки, очень заинтересованно глядел на его уши. Глаза у Горощука были воловьи с крупными, как вареные яйца, белками, правый косо придавлен набрякшим веком... Ну, теперь все. Этот своего не упустит. Будет глумиться, будет разоблачать. Ростислав по сравнению с этим - ангел небесный... Как теперь жить? Как теперь жить?
      - В гостиницу пристроить их покамест не удалось, - продолжал между тем говорить в телефонную трубку Звягин. - Ты понял, к чему я клоню? Что значит "через труп"? Ты теперь у нас холостяк. Прими людей, выдели комнату с мебелью и санузлом, у тебя в квартире роту солдат можно поселить. Подай пример всем прочим: ты же моя правая рука. Ах, все-таки через труп... Ну что ж, мы можем и через труп. Ты на пятый год продлеваться раздумал? Вот так. Да, вот так. Мне приемы все дозволены... Что? Разборчивей говори. Ну вот, так бы и сразу. Потерпишь две-три недели... Пусть месяц, черт побери! Не надо печалиться, вся жизнь впереди. Все. Бай-бай. Готовься к встрече.
      Звягин положил трубку и весело посмотрел на Ивана Петровича
      - Ну вот, а ты говоришь - плохо встречают, плохо встречают... - Иван Петрович умоляюще прижал руку к сердцу. - Ладно, я пошутил. Будешь жить покамест в пансионе "Саншайн" у Матвеева Владимира Андреевича, это мой заместитель, надежный парень, оступиться не даст. Значит, какая на сегодня программа твоих действий? Там с тобой побеседует советник Букреев Виктор Маркович. Спешу предупредить: не вздумай с ним, как со мной ты затеял, с порога пререкаться, претензии свои излагать. Плохое будет начало.
      - В офис - значит в посольство? - спросил Иван Петрович.
      Звягин нахмурился, покусал и без того красные губы.
      - В офис - это значит в офис, - сказал он наконец. - Посольство за рекой в другой части города, там тебе делать нечего, разве что кляузу на меня отнести. Нами занимается не посол, а советник, вот с его аппаратом ты и будешь иметь дело. Сдашь свои документы, получишь подъемные, посетишь доктора Славу, а вечером ждут твою семью на товарищеский ужин супруги Аникановы, тебе пока незнакомые. Проживают они в пансионе "Диди", в двух шагах от медпункта. Вопросы есть?
      Вопросов быть не должно.
      И Звягин поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.
      ...Матвеев ждал их на пороге. Это был человек средних лет, лысовато-кучерявый, босой и голый по пояс. На нем были шорты, а точнее обрезанные выше колен брюки с бахромой по краям, и это делало его похожим на безбородого робинзона. Он взглянул на груду чемоданов в кабине лифта, усмехнулся, покачал головой.
      - Ну-ну, - проговорил он, отошел в глубь прихожей и встал поодаль, скрестив жилистые руки на груди.
      У него было лицо язвительного экзаменатора, такие, должно быть, являются студентам в их вещих снах: блекло-серые глаза под безбровым выпуклым, как колено, лбом, приплюснутый нос и маленький голубоватый ротик.
      - Несите сразу туда, - бросил он, мотнув головой, - по коридору, дверь в самом конце, нечего мне холл поганить.
      Холл меблирован был так же, как и у Звягина, только обивка дивана и кресел была не кожаная, а матерчатая, горчичного цвета.
      Выделенная комната сказалась довольно просторная, с двумя полутораспальными кроватями, застеленными покрывалами того же горчичного цвета. Окна были затянуты зеленой металлической сеткой, сквозь которую едва сочилась предвечерняя прохлада.
      Когда разгрузка закончилась, Матвеев закрыл за Горощуком дверь и набросил мощный гаражный крюк.
      - Зачем консервы Филиппу дали? - брюзгливо сказал он. - Нечего баловать. Никого вы этим не убедите.
      Тут он заметил, что Настасья забралась в горчичное кресло с ногами, и потемнел лицом. Видя, что на нее смотрят, Настя состроила умильную мордочку, которая, насколько ей было известно, не оставляла равнодушным никого из взрослых людей. Однако с Матвеевым этот номер не прошел.
      Людмила поспешно вытащила дочку из кресла, подшлепнула ее - правда, чисто символически, но Матвеев остался удовлетворен.
      - Значит, так. Посуда у вас своя есть? Очень хорошо. Из серванта не берите, это казенная. Хотя ладно, я ее спрячу. Газовая плита не работает, бойлер тоже. Потому что газ стоит денег. Душ принимать придется холодный, это полезно. Электрическая плитка имеется? Ставьте там у себя, нечего нам тереться друг о друга на кухне. Воду дают с семи до двенадцати утра и с семи до двенадцати вечера. Надо делать запасы в маленькой ванной. Окна не открывать, сетку не повреждать, наползут тараканы, а ночью налетят комары. Эту кнопку не вздумайте нажать вызов домовой обслуги, прибегут - не отвяжетесь. Вот вам ключ от входной двери, прошу не утратить. Вашу дверь запирать нет необходимости - я у вас ничего не возьму. И рекомендую: добивайтесь, настаивайте, ускоряйте переезд в гостиницу. Это в наших общих интересах. Вопросы есть?
      - Скажите, - невпопад заговорил отец, - а как пройти к Аникановым?
      Матвеев поморщился: видно, с Аникановыми у него были связаны неприятные воспоминания.
      - От офиса направо, через три квартала десятиэтажный до сухо и четко объяснил он. - Называется "Пансион "Диди". Это все?
      - Сразу видно преподавателя географии! - льстиво сказала Людмила, но Матвееву ее комплимент не понравился.
      - Экономической географии, - поправил он. - Экономической.
      - Тут мы с вами хотим посоветоваться, - не почуяв его неудовольствия, бодро продолжала Людмила, - и как раз по экономическому вопросу...
      - Я советов не даю, - оборвал ее Матвеев. - Я даю указания, которые для вас обязательны. Вот вы свет зажгли в коридоре - ладно, но если за время вашего пребывания на моей территории перегорит хоть одна лампочка - доставайте, где хотите, можете вывинтить в кабинете у советника: лампочку здесь не купишь ни за какие деньги.
      - Мы привезли десяток, - сказала Людмила, - на шестьдесят и на сорок. Можем с вами поделиться.
      - Пару штук, - подумав, ответил Матвеев. - Но больше никому не давайте. Ну, так какой совет вы хотите от меня получить?
      - Холодильник у нас, "Смоленск", - быстро заговорила Людмила, затерялся в дороге. Сказали, через неделю прибудет. Как до аэропорта добраться, где транспорт взять, не подскажете?
      Людмиле вовсе не нужен был сейчас этот совет, она хотела подластиться, отметить свою зависимость - но вновь просчиталась.
      - Холодильник? - высоким голосом переспросил Матвеев, и нос его еще больше приплюснулся, губы затряслись от гнева. - Где же вы его оставить собираетесь, в номере гостиницы?
      - Отдадим на хранение кому-нибудь, - схитрила Людмила, - на временное пользование, до получения квартиры, да хоть вам...
      - У меня имеется казенный холодильник, - решительно отверг ее предложение Матвеев, - другого мне не надо. А совет мой будет таком: бросьте вы это дело, запишите в графу чистых убытков.
      - Почему? - Лицо Людмилы вытянулось.
      - Да потому, - с нажимом сказал Матвеев, и голос его зазвенел, потому, что вам придется заплатить такую пошлину, что никаких подъемных не хватит. В размере стоимости десяти холодильников. Вот так. Еще вопросы есть?
      Андрей многозначительно посмотрел на мать: "Получила? Сорока".
      Матвеев показался ему солидным, достойным мужиком, такие выступают только по делу, подначивать и глумиться им некогда. В общем, устраивайтесь на временных началах, - сказал Матвеев.
      - Я ложусь отдыхать и прошу тишины. Но опять-таки напоминаю: добивайтесь, настаивайте, ускоряйте переезд. Это ваше право, а обязанность местной стороны - вас устроить. Я как заместитель старшего группы обещаю всемерную поддержку, но добиваться должны именно вы.