ВАЛЕНТИН МИХАЙЛОВИЧ АЛЕКСЕЕВ
      Тридцатилетняя война
      Пособие для учителя
      В брошюре рассказывается о крупнейшем военном конфликте позднего средневековья - Тридцатилетней войне 1618-1648 гг. Показав дипломатическую и военную подготовку войны, автор освещает военные действия, тактику, стратегию и вооружение противников, страдания и бедствия мирного населения.
      Глава 1
      ПРОЛОГ
      В XVI-XVII веках Европа переходила от феодального общественного строя к капиталистическому. Складывался общий мировой рынок. Менялись отношения между людьми, мысли и настроения, представления о добре и зле. Феодальное дворянство теряло привычную опору под ногами, искало новые пути сохранения своего господства. Ломались старые государственные границы, складывались абсолютные монархии.
      Эти процессы в Центральной Европе задержались. Здесь сохранилась огромная Священная Римская империя. Согласно господствовавшим в средние века представлениям, она должна была существовать вечно и охватить весь мир. Хотя множество католических (не говоря уже о православных) государств на протяжении средневековья не подчинялись Священной Римской империи ни во внутренних, ни во внешних делах, считалось, что император занимал первое, самое почетное место среди христианских монархов, как их признанный глава. На территории же Германии и некоторых соседних с нею стран и земель авторитет императора все еще оставался реальностью и в XVI-XVII веках.
      Конечно, власть императора в Германии не шла ни в какое сравнение с правами французских, английских, испанских королей в их странах. Так, например, архиепископ Майнцский, как постоянный председатель рейхстага, имел право воспрепятствовать созыву императором этого съезда прямых вассалов императора. Император мог задержать принятые рейхстагом решения, но не имел права заставить пересмотреть их. Широко распространено было мнение, что решения рейхстага обязательны лишь для тех, кто голосовал за них.
      Империя включала много областей, населенных немцами, голландцами, фламандцами, французами, чехами, поляками, итальянцами и другими народами, говорящими на различных языках. Одни из этих областей и стран - как Швейцария, Северные Нидерланды, Чехия - настолько обособились в своем развитии, что принадлежность их к Империи была лишь формальностью, в других - Бельгии, Лотарингии, Бургундии, Италии - хозяевами были короли Франции или Испании, хотя эти земли считались владениями Империи. Многие немецкие князья давно стали почти самостоятельными государями.
      С середины XV века на императорский престол неизменно избирались представители династии Габсбургов. Эта династия обладала крупными наследственными владениями по Дунаю, землями Чешской короны и Венгрией (большую часть Венгрии в XVI в. захватили турки). Испанская ветвь Габсбургов занимала престолы Испании и Португалии с их необозримыми владениями в Америке, Африке и важными опорными пунктами в Азии.
      Значение династии Габсбургов поднялось в связи с грозным наступлением турок на Центральную Европу. Чешские, венгерские и австрийские земли объединились для отпора, и во главе создавшегося таким образом многонационального государства на Дунае стали Габсбурги. С XVI по XVIII век они были в глазах современников щитом, прикрывавшим Западную Европу от нашествия мусульман.
      Негерманские земли поглощали столько внимания и сил, что императоры не имели возможности последовательно укреплять свою власть в самой Германии.
      К концу средних веков в Западной и Центральной Европе заметно изменилось отношение к церкви. Раньше в течение более чем тысячи лет католическая церковь была оплотом феодального строя, его руководящей и организующей силой. Духовные феодалы были самой богатой и могущественной частью господствующего класса. Упадок феодализма сказался в первую очередь на католической церкви; пал ее авторитет, уменьшился ее вес в обществе. Во многих странах началась реформация - широкое общественное движение против привилегий духовенства, против его политического и духовного господства. (Несколько позже приверженцев реформации стали называть протестантами.)
      Многие феодалы примкнули к этому движению, чтобы обобрать церковников, лишить церковь первого места в феодальной системе и низвести ее до роли служанки господствующего класса.
      В ряде стран Европы, и в первую очередь в Германской империи, князья, рядовое дворянство и городские верхи стали захватывать имущество монастырей, соборов, церковных приходов и иных учреждений церкви. Некоторые церковные сановники, в том числе архиепископы, епископы и гроссмейстеры духовных орденов, порывали с католичеством и присваивали церковное имущество. В Германии в 1525 г. дело дошло до большого восстания крестьян и горожан (Великая крестьянская война), которые под флагом реформации пытались ниспровергнуть феодальный строй. Крестьянская война была задушена при активной помощи феодалов из числа сторонников реформации, и сам идейный вождь немецкого протестантизма Мартин Лютер призвал истреблять восставших крестьян всеми способами. Перейдя на службу к князьям, столь же реакционным, как и соперничавшие с ними прелаты, немецкий протестантизм быстро утрачивал свой вначале прогрессивный характер.
      Католическая церковь не собиралась отказываться от своих старинных привилегий без боя. Католическое духовенство укрепило свои ряды, сплотилось вокруг римского папы и выработало новые приемы борьбы.
      С середины XVI века начинается контрреформация - энергичное и ожесточенное наступление католической церкви во имя отвоевания утраченного влияния. Особые комиссии стали инспектировать духовенство, проверять монастыри, сурово наказывая нерадивых священников и монахов, подтягивая дисциплину, устраняя тех, кто особенно скомпрометировал себя в глазах верующих. (В расчет принималось, конечно, в первую очередь мнение господствующих слоев населения.)
      В народ отправились красноречивые проповедники, прошедшие подготовку в специальных училищах. Для воздействия на умы простых людей повсеместно устраивались торжественные шествия, паломничества к святым местам. Резко усилилась охота за ведьмами: разжигая суеверный страх, церковь играла роль спасителя в глазах обманутых людей и терроризировала своих недоброжелателей.
      Вюрцбургский епископ за два только года - 1627 и 1628 - истребил 9000 колдунов и колдуний. Протестанты не отставали от католиков. Бенедикт Карпцов, гордость Лейпцигского университета, прочитавший, как говорили, библию 53 раза, отправил на костер за свою долгую и благочестивую жизнь (1596-1666) 20000 ведьм. Обстоятельства благоприятствовали изуверам. Общественный переворот, переживаемый Западной Европой с конца XV в., разрушение старых привычных жизненных устоев, казавшееся для многих катастрофой,- все это способствовало распространению небывалого со времен крестовых походов религиозного фанатизма.
      Идущие в авангарде католического наступления иезуиты сосредоточили свои усилия на работе среди высшей знати. Они создавали учебные заведения и проникали к владетельным князьям в качестве духовников. Показав себя искусными воспитателями и наставниками, иезуиты достигли больших успехов в пропаганде. В Европе того времени можно встретить много видных государственных и военных деятелей, происходивших из протестантских семей, но перешедших в католичество и сделавшихся, как это нередко бывает с новообращенными, фанатичными поборниками римской церкви.
      Католическая церковь проявила большую гибкость и способность применяться к самой различной политической обстановке. Реакционное папство поддерживало феодальную реакцию в Италии, Польше, Нидерландах, Англии, Чехии и других странах. Одновременно реакционная католическая церковь из тактических соображений старалась использовать, например, национально-освободительную борьбу ирландского народа против английских колонизаторов, потому что Англия покончила на своей территории с привилегиями пап.
      По таким же соображениям католическое духовенство поддерживало и национальное движение польского народа против вторгнувшихся в Польшу в середине XVII в. шведских захватчиков. В итоге католическая церковь пережила феодализм и сумела приспособиться к сменившему его буржуазному общественному строю. Император Карл V и его преемники видели в реформации потрясение общественного и государственного строя: вместе с единством церкви и веры рушилось и единство ветхой империи. Князья и дворяне, переходя в протестантскую веру, обогащались за счет церковного имущества и усиливали свою политическую мощь в ущерб императорской власти.
      И все же значительная часть немецких князей поддержала императора в его борьбе против реформации. Одни из них, как например герцог Баварский, сумели получить от католической церкви почти все, чего протестантские князья добивались силой: подчинили себе католическое духовенство и добились для своих родственников видных постов в церковной иерархии. Другие считали католическую церковь опорой в борьбе против чересчур предприимчивых протестантских князей и против собственных мятежных подданных. Третьи просто боялись ввязываться в рискованную борьбу против папы и императора.
      Большое значение имело то обстоятельство, что для правителей многих стран Европы - Испании, Австрии, Южной Германии, - издавна связанных многочисленными экономическими, политическими и культурными узами с Италией и Римом, разрыв с папой явился бы источником больших затруднений. Они старались не порывать с церковью, а поставить ее на службу себе путем взаимовыгодных соглашений.
      В 1546-1547 гг. и 1551-1552 гг. между католиками и протестантами Германии произошли две войны, завершившиеся перемирием в Пассау в 1552 г. и религиозным миром в Аугсбурге в 1555 г. Стороны договорились, что князья-лютеране будут иметь такие же права в Империи, как и князья-католики, и что население должно исповедовать ту веру, которой придерживается князь ("чья власть, того и вера"). Князья (но не их подданные) получили право менять свою религию, но осталось неясным, могут ли пользоваться таким же правом свободные имперские города.
      Протестантские князья полагали, кроме того, что католическое духовенство, в отличие от них, не имеет право принуждать своих подданных к перемене религии.
      Обе стороны не считали, что разногласия улажены окончательно. Католики с трудом примирились с захватом церковного имущества протестантскими князьями и провозгласили, что они не согласятся с тем, чтобы такие захваты продолжались. Император вписал по их настоянию в текст трактата оговорку, гласившую, что духовный феодал (архиепископ, епископ, аббат), пожелавший перейти в протестантизм, не имеет права превращать вверенные ему владения в свое наследственное светское княжество. Протестанты тотчас заявили, что не признают этой оговорки, и вопрос остался нерешенным.
      Между тем, состоявшийся в 1546-1563 гг. в Триенте (Триденте) церковный собор провозгласил непримиримую борьбу со всеми и всякими уклонениями от католицизма и строго-настрого воспретил какие бы то ни было уступки еретикам. На католических князей Германии посыпались упреки за их позорную, с точки зрения решений Тридентского собора, сделку с лютеранами. К тому же вскоре после религиозного мира 1555 года некоторые немецкие князья склонились к кальвинизму - более воинствующему, чем лютеранство, протестантскому течению, особенно распространенному в экономически развитых прирейнских районах. Религиозный мир не упоминал о кальвинистах и, по мнению католиков, нисколько не защищал их. Такого же мнения были и многие лютеране, завидовавшие популярности кальвинизма. Другие же, напротив, считали, что религиозный мир относится ко всем протестантам.
      Большое возмущение католиков вызывало то, что и после 1555 года протестанты не перестали захватывать имущество католической церкви. При удобном случае сильные протестантские князья добивались избрания своих родственников, таких же протестантов, на должности епископов и архиепископов. Управляемые ими земли оставались католическими духовными княжествами, так что формально "церковная оговорка" не нарушалась. Такие "архиепископы" и "епископы" не признавались папой, но выполняли все административные функции обычных архиепископов и епископов и получали причитающиеся этому сану доходы. Их называли иногда "администраторами". Понятно, что подобные уловки со стороны протестантов вызывали ярость фанатичных католиков.
      За шестьдесят лет после заключения религиозного мира католическая церковь потеряла более ста духовных княжеств, в том числе такие крупные, как архиепископства и епископства Магдебургское, Бременское, Гальберштадтское, Любекское и другие.
      В 1582 г. объявил о своем переходе в кальвинизм кельнский курфюрст, архиепископ Гебгард Трухзес фон Вальдбург. С отпадением Трухзеса католики должны были потерять большинство в коллегии курфюрстов. Против трех католических курфюрстов - архиепископов Майнцского, Кельнского и Трирского - и короля Чешского теперь имелось четыре протестанта: пфальцграф Рейнский, маркграф Бранденбургский, герцог Саксонский и архиепископ Кельнский.
      Католическое духовенство Кельнской области не согласилось с решением Трухзеса, оно собрало вооруженные силы, объявило архиепископу войну и обратилось за помощью к католическим князьям. Брат Баварского герцога Эрнст, обладавший тремя епископствами, поспешил со своими войсками на помощь и разбил Трухзеса, за что и был избран на его место архиепископом Кельнским.
      Религиозный мир все более принимал характер временного, непрочного перемирия, не удовлетворявшего ни одну из сторон. Наиболее ярые проповедники решений Тридентского собора недвусмысленно заявляли, что религиозный мир следует соблюдать лишь до тех пор, пока католики не соберут достаточно сил, чтобы окончательно и безжалостно раздавить протестантизм. Католические государи, светские и духовные, долгое время терпевшие распространение протестантской веры в своих владениях, обрушились теперь на нее: изгоняли некатолическое духовенство, закрывали протестантские школы, запрещали богослужение. Случай с Кельнским архиепископом показал, что католические фанатики не остановятся перед отобранием владений у государей-еретиков.
      Напряженные отношения были в значительной мере следствием продолжавшегося экономического упадка.
      В начале XVI в. Германия при всей своей политической отсталости была в экономическом отношении вполне на уровне современных ей стран. С середины XVI в. стала обнаруживаться растущая экономическая отсталость страны, связанная так или иначе с поражением революционного движения за единство Германии и за ниспровержение феодального гнета.
      Усиливавшееся из года в год закрепощение и ограбление крестьян мешало развиваться промышленности, нуждавшейся в массовом покупателе и в свободной рабочей силе. Бюргерство, беспомощное перед лицом деспотизма князей, не могло отстаивать интересы торговли и ремесла, собственность купцов и промышленников расхищалась феодальной знатью. Среди правителей Германии был популярен обычай не возвращать горожанам взятые у них взаймы (нередко под принуждением) деньги. Даже могущественная торгово-ростовщическая и промышленная фирма Фуггеров вынуждена была закрыть свое дело после того, как потеряла восемь миллионов гульденов, одолженных императору Карлу V и его испанским преемникам.
      Международные торговые дороги, издавна проходившие через Германию, с XVI века отошли на второй план перед открывшимися мировыми путями на Атлантическом океане. Испанцы, португальцы, англичане, голландцы, французы, датчане и шведы боролись за преобладание на морях, а Германия была раздроблена на тысячи частей и бессильна.
      Ее правители не могли объединиться для защиты интересов германской внешней торговли. На важнейших торговых магистралях постепенно обосновывались иноземцы. Обособившиеся от Империи голландцы закрыли для немецкой торговли устье Рейна, датчане потянулись к устьям Эльбы и Везера, шведы хищно посматривали на балтийское побережье Германии.
      Упадок ремесла и торговли вызвал всеобщее обеднение населения Германии, между тем князья постоянно увеличивали налоги. Они чеканили фальшивые деньги, которыми расплачивались со своими кредиторами. К началу XVII в. страна была наводнена неполноценной монетой, тогда как настоящие деньги прятались спекулянтами. Хозяйственная жизнь приходила в полное расстройство.
      Более всего пострадала юго-западная, одна из наиболее развитых частей страны. На северо-востоке феодалы искали выход из экономических трудностей, развивая в своих поместьях производство хлеба и широко привлекая труд крепостных. Многих крестьян сгоняли с земли, чтобы освободить место для барского хозяйства, на оставшихся возлагали увеличенные барщинные повинности. Выращенный хлеб по хорошим ценам сбывался через посредство голландских и английских купцов в бурно растущие города Западной Европы. Разумеется, такое направление хозяйства северовосточной Германии нисколько не содействовало укреплению ее связей с остальными районами страны и не благоприятствовало развитию передовых общественных отношений.
      Растущая оторванность немецких земель друг от друга и от мирового рынка отрицательно сказывалась и на кругозоре правителей Германии. Они заполняли свое время мелкими интригами и сутяжничеством, сплетнями и злопыхательством. Их обжорство и пьянство было известно всей Европе. Гессенский ландграф Мориц тщетно пытался основать среди владетельных особ "Орден умеренности", членам которого дозволялось бы выпить не более семи кубков вина за один присест.
      Более сильные князья стремились поглотить своих слабых соседей, разумеется, под флагом защиты истинной веры от еретической или папистской опасности, не отказываясь подставить при случае ногу и единоверцам. Раздувая с ожесточением мельчайшие догматические разногласия и поливая друг друга грязью, протестантские теологи стремились внести свою лепту в раздоры, поглощавшие внимание их хозяев-князей, польстить непомерному тщеславию какого-нибудь карликового государя и представить его соперника покровителем ужаснейших ересей. Одни из этих "теоретиков" заявляли, что Христос присутствует повсюду, во всех вещах, другие возражали, что это невозможно, ибо немыслимо представить себе присутствие Христа в грязи, которой переполнен мир. Теологи Гессен-Дармштадтского герцогства провозглашали, что Христос, появившись в свое время среди людей, лишь принял человеческий вид, но остался по своей природе богом, но профессоры из Вюртемберга отвечали им, что Христос, превращаясь в человека, на время отказался от своей божественной природы. Разъяренные спорщики скорее были готовы примириться с иезуитами, скорее допустить торжество контрреформации, чем уступить в этих вопросах.
      Противоречия, конфликты и пропагандистская полемика создавали столь напряженную атмосферу, что в начале XVII в. многие находили удивительным, что большая война еще не разразилась. Пугающая неясность возможного исхода войны, отсутствие полной уверенности в союзниках, извечное стремление задержаться в решительный момент, чтобы еще что-то доделать - все это препятствовало совершению последнего шага.
      Глава II
      НАКАНУНЕ
      В имперском городе Донауверт, в Южной Германии, большинство населения исповедовало протестантскую веру. Католиков здесь едва терпели, и монахам бенедиктинского монастыря, находившегося на окраине города, было запрещено устраивать в Донауверте публичные церемонии.
      С конца XVI в. аббат этого монастыря стал вести себя вызывающе, рассчитывая на поддержку энергичного герцога Максимилиана Баварского, ярого сторонника контрреформации. Впрочем, внимание герцога к Донауверту привлекала не только забота о католической вере. Город в течение ряда веков боролся с Баварией за независимость, временами на целые десятилетия подпадал под ее власть, но затем снова высвобождался. Стремясь подчинить Донауверт, Максимилиан Баварский подбивал аббата Леонарда на конфликты с горожанами.
      Бенедиктинцы устраивали торжественные процессии на улицах города, провоцируя столкновения. Городской совет напомнил о запрещении таких шествий, но аббат пожаловался императору, и, пока тянулось разбирательство, монахи продолжали демонстрации. 11 апреля 1606 г. они устроили особенно многолюдное шествие. К нему примкнули католики, живущие в пригородах, и процессия дважды пересекла город. Тогда раздраженная толпа жителей, преимущественно подмастерьев, бросилась с кулаками на католиков, порвала в клочья хоругви, разбросала священную утварь. Участники процессии разбежались.
      Вскоре последовал императорский указ, объявлявший город Донауверт в опале и поручавший Баварскому герцогу восстановить там права католической церкви. Протестантские князья всполошились, раздались призывы защитить единоверцев. Однако никто не был готов к какому-либо действию, не было ни денег, ни солдат, ни договоренности. Баварский же герцог не мешкал и, подойдя с войсками к Донауверту, вынудил перепуганных горожан сдаться без сопротивления.
      Городу предстояло находиться под властью Баварии, пока император не возвратит Максимилиану издержек, связанных с этой военной экспедицией. Пока что Баварский герцог стремился выкачать из горожан Донауверта как можно больше денег.
      Протестанты уверились в существовании католического плана искоренения их веры. Медлить было нельзя, и наиболее встревоженные кальвинистские князья и протестантские города немецкого Юго-Запада в 1608 г. организовались в союз с общей военной кассой и постоянным войском для готовности к немедленному отпору католическим проискам и с тем, чтобы освободить от баварцев Донауверт.
      Во главе Евангелической унии (так называли новый союз) стал пфальцграф Рейнский, курфюрст Фридрих IV. Фактическим организатором был его друг и советник, небогатый князь Христиан Ангальтский, неугомонный авантюрист, носившийся с грандиозными планами общеевропейской коалиции протестантов для ниспровержения Габсбургов. Он был боевым товарищем французского короля Генриха IV и находился в родстве со многими немецкими князьями. Среди вождей дворянской оппозиции в Чехии и Венгрии он имел друзей, поддерживал с ними оживленную переписку и сам заезжал туда, вмешиваясь в бурлившую в наследственных землях Габсбургов политическую борьбу.
      Уния легко нашла сочувствующих за рубежом, хотя законы Империи и запрещали немецким князьям и городам вступать в союз с иностранцами. Англия и Голландская республика, традиционные защитники протестантизма, обещали свою помощь. Английский король Иаков I выдал дочь за наследника пфальцграфа Фридриха. Генрих IV, король Франции, не порвал связей с немецкими протестантами, начавшихся еще тогда, когда он во главе французских гугенотов завоевывал себе престол. В давней дружбе с Францией находился Бранденбургский курфюрст, превратившийся в 1611 г. благодаря присоединению герцогства Прусского (некогда территория Тевтонского ордена) в значительного государя. Он сочувствовал целям Унии, хотя формально и не вступил в нее. Надежды возлагались и на Венецию, враждовавшую как с испанскими, так и с австрийскими Габсбургами.
      Теперь уже встревожились, в свою очередь, католики. Они поспешили объединиться, и созданная таким образом Лига охватила почти всех католических князей Германии. Их владения простирались от нидерландской границы до Австрии. Лига завязала сношения с Испанией и стала искать дружбы Франции, где после убийства Генриха IV усилилось влияние фанатичных католиков.
      Для руководства военными силами Лиги пригласили опытного и довольно хорошо известного в военных кругах Западной Европы Иоганна Черкласа фон Тилли. Происходивший из знатного бельгийского рода, он был взят в детстве на воспитание иезуитами после того, как его отец пострадал за участие в борьбе против испанского произвола. Тилли вырос человеком, глубоко преданным католической вере. Военную службу он начал простым солдатом в войсках Александра Фарнезе. В 1583-1584 гг. Тилли командовал ротой в боях против перешедшего в кальвинизм Кельнского курфюрста архиепископа Гебгарда Трухзеса, позже сражался в войсках Фарнезе против Генриха IV во Франции, воевал в Венгрии с турками. Здесь он был произведен в полковники, а в 1605 г. стал фельдмаршалом.
      Сильнейший из католических князей Германии, герцог Баварский стал главой Лиги. Воспитанный в иезуитском училище, он заимствовал у своих учителей изворотливость и упорство, но ни в чем не подчинил им своей воли. Выдавая себя за католического фанатика, когда это было ему выгодно, Максимилиан ничего не делал для спасения католической религии в критические для нее моменты, если не рассчитывал получить какие-либо существенные преимущества для своего герцогства. Очередной конфликт между протестантами и католиками поставил Германию на край большой войны. Умерший в 1606 г. без прямых наследников Юлихский герцог Иогэнн Вильгельм был одним из наиболее крупных владетелей Империи. Кроме Юлиха ему принадлежали герцогства Берг, Клеве, графства Марк, Равенсбург и Равенштейн. Родственники умершего герцога предъявили претензии на наследство, причем одних претендентов поддержали протестантские князья, других - католические; спор за землю получил идеологическое обоснование. Император объявил земли Юлихского герцога выморочными, т. е. не имеющими законных наследников, и отправил войска, чтобы установить здесь свою власть. На спорной территории завязалась вооруженная борьба. Генрих IV счел юлихский конфликт удобным поводом, чтобы, используя свои связи в Германии и Италии, нанести сокрушительный удар по Габсбургам, в первую очередь - испанским. Юлихские земли прилегали к Нидерландам и были удобны для развертывания наступления как в Нидерланды, так и в глубь Германии. Особенно важным было то, что, действуя отсюда, можно было препятствовать попыткам испанцев поддерживать сухопутную связь между их владениями в Нидерландах и в Италии, связь тем более важную, что на морях обосновались заклятые враги Испании - голландцы.
      Убийство французского короля в 1610 г. прервало приготовления к большой войне; французские войска, отправившиеся в немецкие княжества, были вскоре отозваны.
      В 1614 г. на спорную территорию вступили испанские и голландские войска и поделили ее, не ввязываясь в борьбу друг с другом, поскольку между Испанией и Нидерландами было еще в силе перемирие, срок которому истек лишь в 1621 г. Попутно испанские войска, которыми предводительствовал известный полководец Амброзио Спинола, овладели по просьбе императора двумя германскими городами вне спорной территории, чтобы подавить здесь протестантов.
      Первый министр Лерма, руководивший испанской политикой при слабом короле Филиппе III, понимал, что причины военных и дипломатических неудач Испании при Филиппе II заключались, прежде всего, в том, что ставились цели, не соответствующие возможностям государства. Лерма старался ограничиться борьбой за удержание имевшегося.
      Итак, искры военных конфликтов, падавших на бочку с порохом, которую представляла собой Центральная Европа, и на этот раз погасли, не произведя всеобщего взрыва. Однако отсрочка была недолгой. Искры не перестали лететь на порох, и взрыв был неизбежен.
      Глава III
      НАЧАЛО. ВОССТАНИЕ В ЧЕХИИ
      Многим современникам и их потомкам казалось, что основным содержанием Тридцатилетней войны был поединок между протестантской и католической религиями. Так говорили короли, дипломаты, проповедники, публицисты и историки. Одни восхваляли священную борьбу за древнюю католическую веру против безнравственного блока врагов христианства и любителей чужого, другие ратовали за войну в защиту чистого евангелического учения и свободы против реакционного и погрязшего в суевериях католичества.
      Прожженные политики лучше понимали, чего хотят воюющие стороны. "Христианнейший король" Франции, поддерживаемый "святейшим отцом" - римским папой,- вцепился в горло "опоре католицизма" - Габсбургам. Этим последним время от времени подставляла ногу и Католическая лига немецких князей. "Защитники протестантской свободы" - Швеция и Дания - были рады сжить друг друга со света, немецкие протестантские князья были готовы в любой момент всадить собрату по религии нож в спину. Конечно, каждый кричал, что действует лишь в общих интересах.
      На самом деле, религиозная борьба (вернее, борьба из-за церковного имущества) не была единственным, или хотя бы основным, конфликтом Тридцатилетней войны.
      Важную роль сыграли отношения немецких князей с императорской властью и между собой, испано-французская борьба за гегемонию в Западной Европе, испано-голландская борьба, борьба за Балтику, борьба за преобладание на юго-востоке Европы, борьба Польши с Россией.
      Эти конфликты возникли не во время Тридцатилетней войны и не накануне ее.
      Место того или иного государства в общем строю определялось по большей части не какими-либо постоянными, общими с "товарищами по оружию" интересами, а постоянно менявшейся политической обстановкой. Государства, имеющие общие интересы в одном конфликте (как, например, Швеция и Дания в своей борьбе против укрепления Габсбургов на Балтике), могли быть заклятыми врагами друг друга в ином конфликте (в данном случае - датско-шведское соперничество на Балтике), причем оба этих конфликта попеременно оттесняли один другого на второй план.
      Отсюда непостоянство и непрочность враждующих коалиций, менявшийся состав их участников. В зависимости от того, какие противоречия в каждый данный момент играли более важную роль, члены коалиций перестраивались, меняли свои места, объединялись с вчерашним врагом против вчерашнего союзника. Формула "друг моего врага - мой враг" совсем не определяла международных отношений этого времени. Наоборот, обычным явлением была дружба с другом врага. Франция - союзник Швеции не теряла дружбы с ее врагом Польшей. Эта же Франция, восхваляемая подчас историками как передовой борец против католической реакции в Германии, на протяжении всей войны упорно искала дружбы с главным проводником контрреформации в Германии и главным союзником Габсбургов - Католической лигой.
      Историки отмечают четыре основных этапа Тридцатилетней войны: чешский, датский, шведский и франко-шведский.
      Чешский (или чешско-пфальцский) период охватывает годы 1618-1623. Он начинается с восстания в Чехии против Габсбургов. К восстанию примкнули Моравия, Силезия, Лужица, Венгрия, Верхняя и Нижняя Австрия. Помощь восставшим оказали Уния протестантских немецких князей, Трансильвания, Голландия, Англия, Савойя. Габсбурги с помощью Лиги католических немецких князей, Испании, римского папы, Польши, Тосканы, Генуи подавили восстание и разгромили войска Евангелической унии.
      1624-1629 гг. составляют второй, датский, период войны. Против войск императора и Католической лиги выступили с оружием в руках северонемецкие князья из Нижнесаксонского округа, Трансильвания и датский король, опиравшиеся на помощь Швеции, Голландии, Англии и Франции. Датский период закончился занятием северной Германии войсками императора и Лиги и выходом из войны Трансильвании и Дании.
      1630-1634 гг. приходятся на третий, шведский, период. В течение этих лет шведские войска вместе с примкнувшими к ним протестантскими князьями и при поддержке Франции заняли большую часть Германии, но под конец потерпели поражение от объединенных сил императора, испанского короля и Католической лиги.
      1635-1648 гг. приходятся на последний период Тридцатилетней войны, франко-шведский. В открытую войну против Габсбургов вступает Франция. Война принимает затяжной характер и длится до полного обоюдного истощения участников.
      Одновременно с этой большой войной некоторые ее непосредственные и косвенные участники вели свои, отдельные войны, оказавшие влияние на их позицию, а тем самым и на ход Тридцатилетней войны. Франция и Испания несколько раз вели между собой "местные войны" в Италии, прежде чем броситься друг на друга всеми силами. Англия воевала с Францией и с Испанией, голландцы с оружием в руках изгнали англичан из Индонезии. Швеция воевала в 1617-1622 и в 1625- 1629 гг. против Польши, Польша в 1632-1634 гг.- против России. С 1621 по 1648 гг. продолжалась испано-голландская война, в 1643-1645 гг. произошла датско-шведская война. В 1640 г. началась война между Испанией и Португалией, не закончившаяся, как и испано-французская война, к моменту заключения Вестфальского мира. Можно упомянуть еще о тяжелой для Турции войне против иранского шаха Аббаса, значительно ослабившей желание султана воспользоваться затруднениями его старинного противника - Габсбургов.
      Тридцатилетняя война, бывшая, в основном, войной в Германии и из-за господства над Германией, началась в Чехии.
      Чешское королевство в течение семи столетий занимало почетное место в Священной Римской империи, и Прага не раз была резиденцией императоров. Немецкие крестьяне и горожане на протяжении веков переселялись в Чехию и Моравию, немецкие дворяне устремлялись в Прагу к императорскому двору в надежде на карьеру. Чешские паны и рыцари путешествовали по Германии, женились на немках, учили своих детей в немецких школах и университетах. В переписке со своими немецкими друзьями они оживленно обсуждали политические проблемы Империи; немецкие протестанты и чешские гуситы считали друг друга единоверцами.
      В своих наследственных владениях Габсбурги постоянно боролись против политических привилегий дворянства, в большинстве исповедовавшего протестантскую религию. Протестантизм в его различных течениях стал знаменем борьбы за местную автономию и дворянские вольности. В начале XVII века чешское, австрийское и венгерское дворянство совместным напором вырвало у Габсбургов важные уступки.
      Занимая в Германии императорский трон, Габсбурги были в Чехии королями. Кандидатура нового короля по традиции ставилась на голосование в сословных собраниях (сеймах и ландтагах) отдельных земель. Сторонники самодержавия считали трон в чешских, венгерских и австрийских землях наследственным, а голосование по этому поводу в сеймах и ландтагах простой формальностью. Оппозиционное дворянство, напротив, утверждало, что представители сословий имеют право даже отвергнуть неугодного им претендента.
      Летом 1617 г. бездетный император Матвей представил чешскому сейму в качестве наследника престола своего племянника, эрцгерцога Фердинанда Штирийского. Фердинанд, который провел свое детство вместе с Максимилианом Баварским в иезуитском училище в Баварии, славился преданностью католицизму и нетерпимостью по отношению к протестантам. Монахи всегда были у него ближайшими друзьями и наставниками. "Если бы я встретил одновременно ангела и монаха, я бы в первую очередь приветствовал бы монаха",-говорил он. По многу часов в день он предавался молитве.
      Наследник престола был самого высокого мнения о правах государя, разделяя идеалы абсолютизма. Настойчивость, с которой он ликвидировал свободу протестантского вероисповедания в своих наследственных уделах Штирии, Каринтии и Крайне,- вызвала энтузиазм воинствующих католиков и негодование протестантов.
      Чешский сейм не воспротивился предложению Матвея. Участники заседаний были застигнуты врасплох, они не сумели договориться между собой и подготовиться к какому-либо общему выступлению. Значительная часть панов и рыцарей предпочла не явиться в сейм, чтобы не голосовать за ненавистного Фердинанда. Вожди оппозиции пытались протестовать против его кандидатуры, и их вызывали поодиночке в канцелярию правительства, чтобы поколебать сопротивление угрозами и посулами. Не уверенные в поддержке сейма, они не решились упорствовать, и 9 июня 1617 г. Фердинанд Штирийский был утвержден в правах наследника Чешского королевства. После этого император Матвей уехал из большой и шумной Праги с ее многоязычным и мятежным населением в скромную провинциальную Вену, чтобы прожить в тиши последние годы жизни.
      Только два человека выступили против Фердинанда на сейме, один из них был граф Генрих Матвей Турн. Немец, а не чех, он тем не менее пользовался популярностью среди чешского дворянства, как ревностный защитник его прав от посягательств со стороны королевской власти. Через несколько месяцев правительство сместило Турна с почетной и доходной должности бургграфа Карлштейнского, что весьма озлобило этого честолюбивого и предприимчивого человека, давно примыкавшего к оппозиции и бывшего сторонником крайних мер.
      В стране усиливалось брожение. Оказалось, что показное голосование не в силах надолго прикрыть глубокое беспокойство и даже враждебность к наследнику. От него ожидали самого худшего.
      Нашлись и люди, не скрывавшие радости. Это была та часть высшей знати, которая прочно связала свои помыслы с контрреформацией и видела в ней верное средство борьбы с оппозицией. Некоторые из этих магнатов выросли в протестантской среде, имели многочисленных родственников в рядах оппозиции, но с тем большим рвением они демонстрировали ненависть к вере своих отцов и приверженность к чужеземному монарху. И если многие из лидеров оппозиции находились под сильным влиянием протестантской Германии, то католические предводители - Лобковиц, Славата, Мартиниц и другие - преклонялись перед всем испанским: государственным строем, культурой, нравами и языком. Недаром их называли "испанской партией", "католиками на испанский лад".
      Они были убеждены, что с воцарением Фердинанда развернется новое мощное наступление на права протестантов, и секретарь "Чешской канцелярии" (правительства Чехии), в которой хозяйничала "испанская партия", Павел Михна вслух заявлял, что новый король сделает Прагу католической за полгода.
      Правительство и католические вельможи, впрочем, не дожидались, пока Фердинанд возьмет власть в Чехии. Был усилен контроль королевских чиновников над городским самоуправлением, в городских советах протестантов заменяли католиками. В некоторых городах жители получили предписание перейти в католичество под угрозой изгнания. Архиепископ Логелиус изгонял протестантских священников и принуждал жителей деревень и местечек участвовать в католических обрядах. Упорствующих штрафовали, арестовывали, лишали права пользоваться пастбищами и заниматься ремеслом.
      Особенно широкую огласку получила религиозная борьба в городах Гроб (Клостер граб)1 и Брумов (Браунау). Заставив население Гроба перейти в католичество, Логелиус приказал разрушить построенную здесь протестантскую церковь. Этот акт был воспринят как попрание религиозных свобод Чехии. В это же время была арестована делегация жителей Брумова, жаловавшаяся правительству на то, что местный аббат не дает им пользоваться протестантским храмом. Возмущенные горожане вооружились и прогнали прибывшую в Брумов правительственную комиссию. Против политических и религиозных притеснений восстали и жители города Усти (Ауссиг), они убили католического священника и прогнали другого, присланного на его место. Ободренные движением протеста против политики правительства оппозиционные дворяне и бюргеры собрались в марте 1618 г. в Праге и составили жалобу императору на нарушение религиозных прав протестантов, особенно в Брумове и Гробе. Основная масса участников съезда держалась пассивно, а делегаты Праги вообще не рискнули появиться на заседаниях. Учитывая это и намереваясь припугнуть оппозицию, венский двор прислал от имени императора угрожающий ответ, запретил намеченный на май новый съезд и объявил о намерении покарать зачинщиков. Вожди оппозиции решили, что пути отступления для них отрезаны и медлить более нельзя. Граф Турн опасался, что под влиянием угроз и обещаний колебания большинства дворян и бюргеров могут усилиться. Смелый политик, он со своими единомышленниками задумал сорвать самую возможность примирения оппозиции с императором.
      23 мая 1618 г. сословия снова собрались, несмотря на императорское запрещение (большинство городов не осмелилось прислать своих представителей). Городские власти в Праге стали арестовывать тех горожан, кто хотел принять участие в запрещенном съезде. Народ, раздраженный этими новыми преследованиями и пылая ненавистью к папистам, высыпал на улицы. Густая толпа готова была в любую минуту броситься избивать богачей-католиков и монахов, купцы в панике закрывали свои лавки.
      Турн и его товарищи пришли в помещение "Чешской канцелярии", где находились наместники императора-короля Матвея - и осыпали их обвинениями в том, что они упорно в течение многих лет вредят общему благу и самостоятельности Чехии, пагубно влияя и на самого императора. Толпившиеся за дверями вооруженные дворяне шумными возгласами выражали согласие с этими гневными словами. Особенно ненавидели протестанты главарей "испанской партии" - верховного судью Славату и Карлштейнского бургграфа Мартиница. Славата происходил из влиятельной протестантской семьи, но в молодости перешел в католичество и сделал карьеру при дворе, став ревностным поборником контрреформации. Мартиниц, занимавший должность, отобранную у Турна, приобрел зловещую популярность в Чехии неумолимым преследованием протестантов в своих поместьях.
      Перебранка закончилась тем, что дворяне бросились к Славате и Мартиницу и потащили их к окнам. Оба вельможи, перепуганные насмерть, тщетно пытались зацепиться за рамы окон; удары заставили их разжать руки, и они, сперва Мартиниц, а за ним Славата, упали с 15-метровой высоты в ров. Вслед за ними последовал секретарь Фабриций. (Впоследствии он получил в награду титул "сеньера Высокого падения".)
      Выпавшие из окон сановники отделались испугом и ушибами. Несколько пистолетных пуль, посланных из окон, лишь слегка задели Мартиница. Довольно сильно разбился Славата, но и он с помощью подбежавших слуг добрался до дома, где смог, как и его товарищи по несчастью, полностью излечиться от "дефенестрации" (этим словом в Чехии называли выбрасывание властей из окон во время восстаний). Спустя несколько месяцев все трое бежали за границу и направились к императорскому двору.
      Так произошла знаменитая "Пражская дефенестрация" 23 мая 1618 г., которую историки обычно считают началом Тридцатилетней войны.
      Собравшиеся в Прагу на сейм оппозиционные дворяне и бюргеры оказались перед совершившимся фактом, что изменило все их поведение. Из ослушников монаршей воли они превратились в глазах двора в прямых изменников, мятежников. Вожди сумели в этой обстановке внушить членам сословий, что остался только один выход: с оружием в руках продиктовать свою волю венскому правительству. Сейм объявил "дефензию" (военное положение) и постановил созвать ополчение, а также набрать наемное войско. Была избрана "директория" в качестве нового правительства страны из 30 человек, по 10 от каждого сословия - панов, рыцарей и горожан. Директория отправила в соседние земли и в иностранные государства послания с просьбой о поддержке.
      Дворянство и зажиточные горожане опасались, что в связи с переворотом развернется движение бедноты, которая, начав с избиения богачей-католиков, перейдет потом к разгрому имущих независимо от их религии и национальности. Беспорядки и народные волнения неприятно подействовали бы на иностранных государей и на дворянство других подвластных Габсбургам земель, у которых чешская оппозиция искала сочувствия. Поэтому сразу же после дефенестрации Турн во главе 400 дворян объехал Прагу, убеждая собравшихся ремесленников и чернорабочих разойтись по домам. На следующий день во всех церквах зачитали обращение директории к народу, призывающее его положиться на сословия и ни о чем не беспокоиться.
      При дворе императора царила растерянность. Матвей доживал последние месяцы, и царедворцев, особенно председателя тайного совета всемогущего кардинала Клезля, более всего интересовало то, как изменится их положение при воцарении Фердинанда. Клезля, сына пекаря-лютеранина, проделавшего головокружительную карьеру, глубоко ненавидели родственники императора. Они возмущались его стремлением ограничить их права в наследственных уделах, подозревали его в потворстве протестантам. Фердинанд Штирийский играл не последнюю роль в неоднократных попытках устранить кардинала.
      1 июля в Братиславе, во время коронации Фердинанда венгерской короной, в Клезля, смотревшего на торжество с балкона, выстрелили из арбалета, но промахнулись. Эта неудача не обескуражила врагов кардинала.
      Мятежных чехов Вена хотела подавить вооруженной силой. Однако постоянных армий в то время не было. В случае войны правительство подыскивало нескольких военачальников - генералов, полковников и капитанов (не обязательно из своих подданных) - и поручало им навербовать и содержать ландскнехтов (пехотинцев) и рейтаров (кавалеристов). Полковники сами назначали капитанов своего полка, а капитаны - младших офицеров и унтер-офицеров. Солдаты заключали со своими командирами договор, в котором обязывались соблюдать известный распорядок. Командир также брал на себя определенные обязательства перед солдатами и не имел права требовать от них чего-либо сверх договора. Так, например, если в соглашении не было записано, что солдаты обязаны работать на постройке укреплений, их потом нельзя было принуждать к таким работам, хотя бы от этого зависел исход сражения. Если государство не выполняло своих обязательств, например задерживало жалованье, солдаты считали себя вправе устраивать настоящие "забастовки" - подчас в разгар сражения - и отказывались идти в бой.
      Постоянным источником злоупотреблений было то, что полковники сами выплачивали своим солдатам жалованье, утаивая значительную часть средств. Военачальники имели право карать провинившихся солдат смертью. При войсках постоянно находились профосы - судьи и палачи. Они, впрочем, остерегались слишком раздражать солдат. Тогда полагали, что война продлится недолго и войска будут распущены, а в таких случаях солдаты мстили своим бывшим начальникам за все обиды.
      Для содержания мало-мальски приличного войска в 15000 человек в течение хотя бы трех-четырех месяцев требовалось не менее миллиона гульденов. Государственные деятели того времени хорошо знали пословицу: "На войне нужны три вещи - деньги, деньги и еще раз деньги".
      Денег на создание армии для подавления чешского восстания в казне не было, обращаться за помощью к Испании Клезль не хотел, чтобы не попасть в слишком большую зависимость от нее. Баварский герцог невзлюбил первого министра императора за постоянное вмешательство в дела Лиги и радовался теперь его невзгодам. Дальнейшее обострение обстановки в Чехии могло вызвать осложнения с дворянством соседних земель и ухудшить положение правительства.
      Клезль проявил готовность к уступкам. В посланиях от имени императора он обещал повстанцам помилование, подтверждение привилегий и прав Чехии. Венское правительство заявило даже, что распустит карательные войска при условии, что чехи первыми сложат оружие. Но могли ли протестанты положиться на торжественные обещания Матвея и Клезля? Не следовало ли им ожидать, что, сложив оружие, они окажутся в полной власти Фердинанда, который был должен вскоре заменить Матвея на престоле? Ведь такие люди, как Фердинанд, могли нарушить любое обещание, данное еретикам и мятежникам!
      Если у кого-либо еще оставались надежды на компромисс, они должны были рассеяться после 20 июля, когда сторонники Фердинанда провели государственный переворот. Клезль, направившийся в тот день в императорский дворец, попал в засаду. Внутренние лестницы, обычно охраняемые императорской стражей, были на этот раз заняты солдатами генерала Дампьера. Заговорщики обрушились на первого министра с грубыми ругательствами, отвели его в карету и под охраной двухсот кавалеристов с Дампьером во главе вывезли из города. Прежде чем больной император узнал о судьбе своего любимца, тот уже оказался в Тироле, где провел в заключении десять лет. Возмущенного, но бессильного императора Матвея вообще отстранили от государственных дел, чтобы передать фактическую власть Фердинанду. Несметные богатства Клезля были употреблены на вооружение. Испания также дала деньги, и военные приготовления пошли полным ходом.
      К осени 1618 г. для вторжения в Чехию была наготове армия в 15000 человек. Считали, что венское правительство никогда не сможет оплатить содержание такого количества солдат и офицеров, если только не возложит после победы эту обязанность на чехов. Это обстоятельство красноречиво говорило, что рассчитывать на приемлемый для повстанцев компромисс было уже нельзя.
      Перспективы восстания в то время выглядели довольно благоприятно. Почти все дворянство и подавляющая часть бюргерства Чехии поддержали восстание. В Моравии, Силезии, Австрии и Венгрии многочисленные протестанты, главным образом дворяне, волновались и были готовы примкнуть к чехам; немецкие протестантские князья и имперские города, несмотря на запрещение императора, продавали чешским повстанцам оружие и разрешали вербовать на своей территории солдат, отказывая в этом праве католикам. Голландская республика (это государство тогда чаще называли "Генеральными штатами"), Англия, Венеция, Савойское герцогство и Турция с симпатией следили за событиями в Чехии.
      Директории предстояло защитить чешскую территорию. О широких наступательных операциях повстанцы не думали. Они хотели выглядеть в глазах общественного мнения лояльными подданными, вынужденными принять минимум мер для законной самообороны от произвола неправедных чиновников, прикрывающихся именем императора.
      К тому же организация вооруженных сил чехов шла медленно. Императорские войска проникли через границу и продвигались в глубь страны, разоряя юго-восточные районы. Ими предводительствовали бельгиец Бюкуа, уже получивший известность в Нидерландской войне, где он сражался под командованием знаменитого Александра Фарнезе, и француз из Лотарингии Дампьер, участник ареста Клезля. Этих сил было недостаточно для разгрома повстанцев, но Венский двор рассчитывал и на своих сторонников в Чехии. В сейме против восстания открыто выступал богатый рыцарь Ян Рудольф Трчка (Терцки). Он требовал смещения директории и капитуляции.
      Нападки Трчки на повстанцев перекликались с ропотом горожан. Чешское бюргерство уже давно утратило руководство национальным движением и опасалось притеснений со стороны дворян. Некоторые из горожан были склонны поддержать централизаторскую политику королевской власти и помочь ей сломить своеволие чешской знати. На заседаниях сейма то и дело вспыхивала перебранка между дворянским большинством и представителями городов. Сыпались взаимные обвинения в стремлении переложить военные тяготы на другую сторону, и горожане, угрожая не раз покинуть сейм и отказаться от участия в борьбе, вынуждали дворянское большинство идти на уступки.
      Среди "благородных сословий" - панов и рыцарей - директория также не пользовалась большим авторитетом, среди дворян не было ни энтузиазма, ни воли к победе, ни готовности к жертвам. Помещики уклонялись от уплаты военных налогов и поставок, не торопились отправиться со своими людьми в ополчение, не откликались на призывы жертвовать сбережения. Сами директоры не являлись примером для рядовых повстанцев. Беспорядок, хищения, бесконтрольное расходование денег привели к тому, что к концу восстания оказалось невозможным выяснить, куда девалась половина из собранных для военных нужд четырех миллионов золотых. Между тем войска не получали жалованья, голодали, отнимали последнее у населения, разбегались.
      Два города с католическим населением - Ческе Будейовицеи Пльзень решительно выступили на стороне Габсбургов. Эти города, находившиеся на старинных путях из Германии и Австрии в Чехию, не были заинтересованы в отделении от Империи. Издавна, еще с гуситских времен, они противостояли национальной борьбе чехов против немецких монархов. Пльзень и Ческе Будейовице могли послужить неприятелю плацдармами для вторжения, и директория сочла первоочередной военной задачей, наряду с отражением наступления Дампьера и Бюкуа, занять эти оба города. Сил для этого, однако, не хватило. Сравнительно небольшое число чешских солдат, посланное к враждебным городам, не запугало их магистраты, подготовившиеся к упорной обороне. Чешским войскам оставалось лишь опустошать и разорять окрестности, что вызывало озлобление мирных жителей.
      На самом опасном направлении - на юго-востоке - чешские войска не смогли вынудить врага отступить, хотя и не допустили его дальнейшего продвижения в глубь страны. Чешская и имперская армии простояли несколько недель неподалеку от Часлава, сжигая и опустошая деревни.
      Директория возлагала большие надежды на помощь извне. Евангелическая уния, с живейшим интересом наблюдавшая события в Чехии, нашла способ поддержать восстание, не нанося большого ущерба своим скудным финансам. По договоренности с герцогом Савойским и Венецией, взявшими на себя большую часть расходов, она сформировала для отправки в Чехию отряд в 2000 солдат под командованием графа Эрнста фон Мансфельда.
      Мансфельд был незаконным сыном генерала испанской службы. Отец не признал его и лишил наследства. Эрнст, став взрослым, самовольно присвоил себе громкое имя графа фон Мансфельда, но, чтобы завоевать признание этого титула, ему пришлось много лет гоняться за воинской славой в качестве командира наемников. Когда он воевал во время Юлихского конфликта на стороне императора, главнокомандующий эрцгерцог Леопольд жестоко оскорбил незаконнорожденного. Тогда Мансфельд со своими солдатами перешел на сторону противника - протестантов. Ныне Уния послала его в распоряжение директории, и Мансфельд сразу же приступил к осаде Пльзеня.
      Затем и силезский сейм отправил на помощь чехам трехтысячный отряд во главе с заклятым врагом Габсбургов маркграфом Егерндорфом, который присоединился в октябре к главным чешским силам под Чаславом. Турн, осуществлявший здесь главное командование, смог перейти в решительное наступление. Дампьер был разбит и бежал к границе.
      Бюкуа сумел спасти часть войск быстрым отступлением к Ческе Будейовице. Турн немедленно приступил к осаде этого города, и положение Бюкуа становилось настолько критическим, что он подумывал о попытке прорыва в Австрию и даже о почетной капитуляции.
      Однако время работало против чешской армии. Бюкуа привел в порядок свои потрепанные войска и удачными контратаками сумел овладеть дорогой на Пассау, откуда он ожидал в недалеком будущем подкрепления. Чешские же войска в это время терпели большие лишения. Местность была разорена еще летом, жители разбежались. В ту эпоху интендантская служба только зарождалась. Солдаты получали жалованье деньгами, чтобы самим покупать продовольствие и снаряжение у населения или у сопровождавших армию торговцев-маркитантов. Под Ческе Будейовице этих возможностей не было. Зима увеличила страдания солдат и офицеров: около трех четвертей чешской армии (8 000 из 12 000) погибло к весне от голода, холода и болезней.
      Мансфельд, получив в помощь чешских ополченцев, настойчиво осаждал Пльзень. Горожане незадолго до начала осады успели впустить роту имперских солдат и оказали упорнейшее сопротивление. Они отразили два штурма, но во время третьего приступа осаждающим удалось ворваться в город, и защитники сложили оружие. Вопрос о судьбе города рассматривали на сейме. Дворянские депутаты потребовали разрушить Пльзень, но бюргеры не допустили, чтобы репрессии приняли такие размеры.
      До весны 1619 г. повстанцы сохраняли видимость лояльности по отношению к императору и заявляли о готовности начать переговоры. Смерть Матвея, наступившая 20 марта, покончила с этой затянувшейся неопределенностью. Директория и чешский сейм отказались признать Фердинанда королем Чехии и спустя некоторое время официально провозгласили разрыв чешского королевства с короной Габсбургов. Войска повстанцев развернули наступление за пределы Чехии, чтобы нанести Фердинанду смертельный удар в самой Вене. Объявленный еще раз созыв ополчения и вербовка наемников позволили сформировать новое войско, которое во главе с Турном двинулось в Моравию. Армия, осаждавшая Ческе Будейовице, была усилена войсками Мансфельда, освободившимися после взятия Пльзеня.
      В Моравии католическое дворянство было более многочисленно, чем в Чехии, и значительная часть моравских сословий, включая видного лидера протестантов, богатейшего магната Моравии Карла Жеротина, возражала против участия в антигабсбургском восстании.
      Вторжение чешских войск дало решительный перевес сторонникам восстания. Моравские войска присоединялись к армии Турна.
      Командиром одного из двух полков моравской армии был дворянин из знатного, но обедневшего чешско-моравского рода Вальдштейнов по имени Альбрехт Вацлав Эусёбиус. В молодости он сменил протестантскую веру на католическую, но остался столь же равнодушен к новой религии, как и к старой. Зато Альбрехт Вальдштейн (или Валленштейн, как его чаще называют) верил предсказаниям астрологов, которые пророчили ему выдающуюся судьбу и головокружительную карьеру. Валленштейн много путешествовал, побывал в Италии, Германии, Нидерландах и Франции, воевал с венецианцами и турками.
      Едва только в Оломоуце (Ольмюце), где находился его полк, стало известно, что моравский сейм постановил выступить против Фердинанда, Валленштейн поднял на ноги солдат, заколол на месте своего помощника, пытавшегося помешать его действиям, захватил государственную казну Моравии, хранившуюся в городе, и выступил к венгерской границе на соединение со сторонниками Фердинанда. Большая часть солдат, впрочем, не последовала за ним и осталась дожидаться прихода чехов.
      В начале июня 1619 г. Турн подступил к Вене. Австрийские дворяне уже были готовы поддержать его, толпа протестантов собралась у дворца Фердинанда. Делегация нижнеавстрийской знати осыпала монарха в его дворце оскорблениями и угрозами, требуя принять требования протестантов. Маленький, толстый, с головой, покрытой редкими волосами, Фердинанд Штирийский производил обманчивое впечатление недалекого, почти добродушного увальня. Однако этот фанатичный воспитанник иезуитов даже в самые тяжелые моменты своего бурного царствования, когда казалось, что все потеряно, не терял веры в конечный успех. Он исходил при этом не столько из учета обстановки, сколько из слепой веры в божественную помощь.
      И на этот раз Фердинанд не собирался уступать домогательствам протестантов. В критический момент трубные звуки известили о прибытии во двор замка 150 всадников Дампьера. Этого оказалось достаточно: делегаты протестантов поспешно ретировались, некоторые из них, не уверенные в своей безопасности, бежали к Турну. Армия Турна от лишений лагерной жизни таяла с каждым днем. Надежда на взятие Вены становилась все более сомнительной.
      Пока Турн осаждал австрийскую столицу, испанские и австрийские агенты набирали солдат в Германии, Нидерландах, Италии и отправляли их в Ческе Будейовице. Чехи пытались преградить им дорогу, но не смогли выдержать натиска войск, которыми умело руководил Валленштейн. Уже к концу апреля Бюкуа получил 7000 солдат-валлонов (уроженцев Бельгии), которые вскоре навели ужас на население чешских деревень.
      6 июня Мансфельд, не желая подчиняться Гогенлоэ, отделился и отошел со своими людьми к деревне Жаблат. Бюкуа прошел из Ческе Будейовице мимо сил Гогенлоэ и внезапным ударом наголову разгромил Мансфельда. Сам злосчастный полководец еле унес ноги с десятком кавалеристов, пехота же, более 1300 человек, попала в окружение и после многочасового кровопролитного боя сложила оружие. Пленников тут же записали в ряды имперской армии, что не слишком расстроило солдат, привыкших менять место службы. Офицеры были взяты под стражу.
      Гогенлоэ отвел войска от Ческе Будейовице и не мог помешать имперским войскам опустошать чешскую территорию. Прагу охватила тревога, и директория предложила Турну немедленно идти на выручку.
      В течение лета и осени шли затяжные бои с переменным успехом в южной и западной Чехии (где Мансфельду удалось снова набрать некоторое количество ландскнехтов, получить подкрепление от голландцев и укрепиться в районе Пльзеня).
      Тем временем десятитысячная армия Дампьера попыталась вторгнуться в Моравию. Моравские повстанцы приняли энергичные меры против многочисленных здесь сторонников Габсбургов. В рядах моравского ополчения сражался отряд крестьян под собственным знаменем. Дампьер был встречен на границе и после кровопролитного боя, в котором он был ранен, отброшен в Австрию. В военных действиях наметилось равновесие. Обе стороны искали новых союзников.
      Центральными вопросами в дипломатической борьбе были избрание чехами короля взамен низложенного Фердинанда и избрание нового императора на место умершего Матвея. Чехи были заинтересованы в том, чтобы предложить корону тому, кто сможет оказать им максимальную поддержку в войне. Большинство чешского сейма решило, что таким человеком будет пфальцграф Рейнский Фридрих V, сын и преемник основателя Евангелической унии, женатый на дочери английского короля и давно мечтавший о чешской короне.
      Не менее важным событием было избрание императором Фердинанда Штирийского. Соперничавшие друг с другом протестантские курфюрсты не смогли помешать этому, а чешских представителей, приехавших изложить свою точку зрения, даже не допустили на заседания коллегии курфюрстов. Авторитет Фердинанда теперь неизмеримо вырос, и положение германских князей, сочувствующих повстанцам, стало щекотливым. Никто не хотел преждевременно навлекать на себя обвинение в мятеже против императора, напротив, каждый хотел бы выглядеть защитником законов империи.
      В Чехии борьба приближалась к развязке. Сословные представительства большинства габсбургских земель постановили объединиться в конфедерацию. Восстание в случае победы должно было, таким образом, привести не к отделению восставших земель от дунайской монархии Габсбургов, а к коренной ее перестройке на началах широкого самоуправления, причем королю предстояло сделаться чем-то вроде пожизненного выборного президента этой дворянской республики, весьма напоминающей Польское государство того времени. Новый государственный порядок, зафиксированный в торжественных актах конфедерации, обеспечивал феодальному дворянству полное преобладание. Предусматривалось, что король будет лишен возможности делать замечания по поводу решений сеймов и ландтагов и рассматривать жалобы крепостных на своих господ.
      Королю Фридриху Пфальцскому нелегко пришлось на новом престоле. Приехав из Пфальца, где давно установился самодержавный режим и правительство контролировало даже личную жизнь населения, он и его приближенные никак не могли привыкнуть к той роли, которую им приготовили чешские дворяне. Пришельцы из Пфальца нашли, что государственное хозяйство в Чехии крайне запущено, тогда как чешская знать сочла нового государя и его придворных людьми заносчивыми, не умеющими уважать местные порядки. Чешского языка они не знали, немецким - который был знаком многим чехам не пользовались, так как при пфальцском дворе в обиходе был французский язык.
      То и дело возникали трения. Придворный духовник Фридриха Скультетус начал уничтожать в пражских церквах изображения святых. Многие чехи были возмущены. Появились песенки, высмеивающие нового чешского короля, распространилось насмешливое прозвище Фридриха "Зимний король", пророчащее, что ему предстоит процарствовать только одну зиму.
      Военное положение чехов в конце 1619 г. несколько улучшилось. Трансильванский князь Габор Бетлен задумал воспользоваться затруднениями Габсбургов, чтобы отобрать принадлежащую им часть Венгрии. Он неожиданно перешел крупными силами границу, угрожая Вене. Венгерское дворянство, протестантское в своем большинстве, восстало в поддержку Бетлена, а Бюкуа пришлось отступать из Чехии и вести оборонительные бои на подступах к Вене против объединенных чешских и венгерских войск.
      Эти неудачи Габсбурги с избытком компенсировали дипломатическими успехами. За избранием Фердинанда на императорский трон последовали новые победы: Бавария и Саксония обещали принять участие в подавлении чешского восстания. За это Максимилиану Баварскому были обещаны владения Фридриха V и его курфюршеский сан, право оккупировать Верхнюю Австрию, пока Бавария не получит возмещения военных издержек. Курфюрсту Саксонскому император обещал отдать на таких же условиях в залог Силезию и Лужицу (Лузацию). Курфюрст получал также моральное удовлетворение, отомстив чешским сословиям, пренебрегшим его кандидатурой при выборах короля, и погубив пфальцграфа, который отобрал у него роль традиционного предводителя протестантов.
      Таким образом, два сильных германских княжества были готовы поддержать императора. Особенно ценной являлась помощь Максимилиана Баварского, предводителя Католической лиги.
      Польский король разрешил Габсбургам навербовать в Польше войска для вторжения на территорию повстанцев с тыла.
      Религиозные чувства польской шляхты, насчитывавшей в своем составе в те времена много протестантов и православных, не играли решающей роли в ее отношении к восстанию против Габсбургов. Часть шляхты, стремившаяся к ограничению власти польского короля, сочувствовала повстанцам, сторонники же укрепления королевской власти симпатизировали Габсбургам. Существенное значение имели и традиции борьбы с общим врагом - турками. Габсбургов поддержала разбойная шляхта, участвовавшая в интервенции в Русское государство, отвыкшая от мирных занятий и оказавшаяся после заключения Деулинского перемирия 1617 г. между Россией и Польшей временно без дела. С навербованными таким образом отрядами венгерский магнат враг Бетлена Другет Гомонаи вторгся из Польши в тыл Бетлену и еще осенью 1619 г. заставил его отойти от Вены.
      Испания прислала Фердинанду 7000 неаполитанских солдат, удвоил свою субсидию папа, раскошелились Тоскана и Генуя. В целом, более чем 100000 человек должны были с нескольких сторон вторгнуться на территорию повстанцев.
      Среди союзников Чехии, напротив, усиливался разброд. Англия, Голландия ограничили свою помощь посылкой трех полков пехоты и конницы, что не составило и трети от того, что Фердинанду II дала одна Испания. Английский король Иаков I носился с планами союза с Испанией, он хотел женить сына на испанской принцессе, мечтал о разделе независимых Нидерландов между Англией и Испанией. Пренебрегая пожеланиями английской буржуазии, настаивавшей на оказании помощи врагам Испании, Иаков уклонился от поддержки евангелических союзников. Франция также добивалась соглашения между католиками и протестантами Германии; страна после смерти Генриха IV находилась во власти внутренних неурядиц, мятежей и гражданских войн.
      Здесь считали, что немецкие и чешские протестанты - естественные союзники бунтующих французских гугенотов. Правительство чувствовало свою слабость, колебалось и не желало, чтобы вблизи французских границ разгорелся новый конфликт, который неизбежно затронул бы интересы неподготовленной к решительным действиям Франции.
      Активность третьего союзника Унии - Голландской республики - была парализована борьбой штатгалтера Морица Оранского с республиканской буржуазной олигархией.
      Члены Унии были предоставлены самим себе. Их силы были недостаточны для вооруженной борьбы с Лигой и поддерживающей ее Испанией. Вооруженные силы Лиги (не считая испанцев) вдвое превосходили по численности войска Унии. Члены Унии предприняли шаг, дававший им некоторую отсрочку и, хотя бы слабую, надежду на спасение. В июле 1620 г. при посредничестве английских и французских представителей Уния заключила с Лигой в Ульме договор о ненападении.
      Теперь Максимилиан Баварский и главнокомандующий войсками Лиги граф Тилли смогли двинуть армию на восток. Баварский герцог сформировал свои вооруженные силы задолго до начала военных действий. В то время как большинству правителей того времени, желавших получить деньги на военные расходы, приходилось обращаться к представителям дворянства и горожан, в Баварии значительную часть налоговых сумм регулярно и без проволочек взимали чиновники герцога. Немалые деньги вносили и члены Лиги.
      Первый же удар привел к покорности дворянство Австрии. Тогда Тилли, объединившись с Бюкуа, направился против Чехии. Ему противостояла состоявшая из чешских, пфальцских и венгерских войск армия графа Ангальта, ближайшего доверенного лица короля Фридриха и фактического руководителя Унии. Ангальт начал отход в Моравию. Католические войска стали испытывать недостаток в провианте; трудности возрастали по мере удаления от Дуная. Преследование уклоняющегося от боя Ангальта могло занять много времени, между тем не так уж много оставалось до зимы с обычным тогда перерывом в военных действиях. К тому же французский и английский представители при императоре добивались мирного урегулирования, и если к их настояниям прибавились бы еще и военные неуспехи, то отказаться от переговоров с чехами было бы значительно труднее. Максимилиан принял решение идти на Прагу. В Ческе Будейовице объединенная католическая армия пополнилась действующими в этом районе войсками имперского генерала Балтазара де Маррадас и затем взяла штурмом Писек, вырезав все мужское население города. Саксонский курфюрст двинулся теперь в Лужицу и осадил в Будишине (Бауцен) генерала графа Егерндорфа, спешно присланного сюда Фридрихом.
      Наступление католической армии заставило Ангальта поспешить к Праге. Тилли стал тогда заходить западнее чешской столицы. Католики хотели быть поближе к Баварии, откуда поступали пополнения и снабжение. У Раковника, западнее Праги, Ангальт укрепился на пути вражеских войск и отразил попытки сбить его с занимаемых позиций. Тилли быстро отвел армию на некоторое расстояние и решительно устремился к Праге, обходя Ангальта. Протестантам пришлось поспешить кратчайшим путем к столице, наперерез врагу. Ночью обе армии прошли одна мимо другой, едва не столкнувшись. Произошел ряд схваток, в которых значительный урон понесли венгерские кавалеристы Ангальта.
      К Праге протестанты подошли раньше неприятеля и расположились на Белой горе, в нескольких километрах от столицы. Ангальт надеялся, что противник не решится атаковать сильную позицию, тем более, что католическая армия была измотана изнурительным походом. Действительно, среди ее командиров возникли разногласия. Мастер маневров Бюкуа предлагал новое обходное движение, чтобы еще раз заставить Ангальта покинуть свои позиции. Решительный Тилли настоял на немедленной атаке.
      Тилли и Бюкуа выстроили свои силы по системе, которую разработала в XVI веке испанская армия. Большие квадратные колонны пехоты ("баталии" или "терции") наступали тремя неровными рядами так, чтобы, когда первые терции завяжут бой, следующие за ними могли выбрать наиболее подходящее место для удара. Около половины пехотинцев в терциях были вооружены пиками, остальные - тяжелыми фитильными мушкетами на подставках. Пикинеры прикрывали себя неполными панцирями; мушкетеры, нуждавшиеся в большой свободе движений, не имели защитных доспехов, если не считать шлема. Пикинеров в то время использовали для отражения кавалерийских атак, так как стрелки слишком медленно перезаряжали свои мушкеты.
      Рядом с пехотой и позади нее располагалась кавалерия: закованные в железо кирасиры, с мечом и парой пистолетов каждый, легкая кавалерия - в нагрудниках и шлемах с аркебузами (карабинами) на ремне.
      Утром 8 ноября 1620 г. католические войска переправились по единственному мосту через речку, у подножья Белой горы, и начали развертывание. Монахи обходили ряды, раздавая причастие и принимая исповедь. Ангальт, человек начитанный и повидавший свет, решил применить тогда еще мало распространенную нидерландскую тактику, созданную знаменитым Морицем Оранским. Он построил войска небольшими и неглубокими колоннами, чтобы лучше использовать стрелков, которых в ротах было вдвое больше, чем пикинеров. Для свободы движений колонны находились на значительном расстоянии друг от друга. За первой линией колонн выстроились еще две, чтобы подоспеть на помощь в случае прорыва противника в интервалы первой линии. Большинство офицеров считало нововведения Ангальта неудачными и несвоевременными.
      Старый испанский боевой порядок был хорош своей простотой, нидерландская же тактика требовала четкого выполнения сложных перестроений в ходе боя и предварительной подготовки солдат и командиров.
      Некоторые офицеры предлагали Ангальту контратаковать и опрокинуть переправляющиеся части прежде, чем через мост пройдет вся вражеская армия. Ангальт не решился менять план боя на ходу.
      Правое крыло католиков, которым командовал Бюкуа, с криками "Санта Мария!" начало подниматься по отлогому скату Белой горы. Завязались первые стычки: чешские пехотные части были смяты, но рейтары под предводительством Ангальта Младшего, сына главнокомандующего, смелой атакой разгромили конницу и одну пехотную колонну имперцев. Тилли прислал с левого фланга своих кавалеристов, которые заставили рейтаров Ангальта Младшего отступить, а самого его, раненного, захватили в плен. Находившиеся сзади чешских рейтаров венгры решили, что битва проиграна. Они еще не пришли в себя после неудачной ночной схватки, а при виде мчащихся во весь опор казаков и поляков - с уздой в зубах и по сабле в каждой руке - венгерская конница, составлявшая четвертую часть протестантской армии, обратилась в паническое бегство. Между тем все новые и новые колонны католических войск взбегали на Белую гору и вступали в сражение.
      Уверенность в победе и близком окончании тяжелой кампании окрыляла католиков. Среди них выделялся отвагой двадцатишестилетний подполковник Паппенгейм. Образованный человек (он закончил два университета, объездил Нидерланды, Францию, Испанию и Италию), Паппенгейм не захотел продолжать успешно начатую карьеру в бюрократических канцеляриях Габсбургов и при первой же возможности сменил перо на меч. Только шесть лет, как он перешел из протестантской веры в католичество, и с тех пор старался превзойти всех в благочестивом рвении. Перед битвой Паппенгейм дал обет деве Марии получить столько ран, сколько лет он пребывал в ереси, и многим во время боя казалось, что он заботится не столько о победе, сколько о выполнении обещания.
      Протестантами начало овладевать смятение. Ангальт, этот "салонный генерал", по характеристике Маркса, не справился с управлением своей многоязычной армии. Взаимодействия частей не получилось; небольшие, оторванные друг от друга колонны не устояли против натиска вражеских терций. Началось повальное бегство. Лишь один отряд моравской пехоты пикинеры и мушкетеры, - прижатый к ограде большого парка на вершине Белой горы, упорно защищался и отбил атаку кавалерии. С большим трудом неаполитанской пехоте удалось прорваться через живую стену моравских пикинеров. Пощады не было никому. Несколько сот чешских солдат, находившихся за оградой внутри парка, даже не знали о стойком сопротивлении мораван и не только не пришли им на помощь, но и не позаботились о собственном спасении. Они оставались в парке до тех пор, пока сюда не ворвались озверевшие враги и истребили всех, кого обнаружили.
      До 1600 трупов протестантских солдат и офицеров было собрано на поле боя. Многие утонули в холодной ноябрьской воде, пытаясь переправиться на другой берег Влтавы. Под грудой убитых нашли бесчувственного Паппенгейма. Обет, данный им перед Белогорским сражением, был выполнен с избытком.
      В чисто военном отношении у протестантов еще не все было потеряно. Война показала, что даже небольшие силы могут длительное время выдерживать осаду численно превосходящего противника. Если бы Прага решилась на борьбу, католические войска, потерявшие от невзгод осеннего похода более половины состава, оказались бы в разгар зимы в разоренной и враждебной стране на краю гибели. Даже после занятия Праги неприятелем борьбу могли бы продолжать войска, расположенные на западе и юге Чехии - в районах Пльзеня и Табора. Кроме того в руках сторонников короля Фридриха оставались еще Моравия и Силезия. Значительное подкрепление (8000 солдат), посланное с Бетленом, находилось в 20 милях от чешской столицы.
      Но дворяне и бюргеры Чехии потеряли веру в победу и волю к борьбе. Многие из них еще до Белогорской битвы прятали деньги и сторонились всякой деятельности, которая могла бы быть истолкована как содействие королю Фридриху. Группа влиятельных горожан из Старого города Праги, включавшая депутатов сейма, готовилась захватить столицу изнутри и открыть ворота католическим войскам.
      Еще тяжелее была для чешских руководителей обстановка в деревне. На юге, где крестьяне в первые месяцы войны поднимались на борьбу с вторгшимися императорскими войсками, они вскоре убедились, что свои, чешские, солдаты (в значительной мере наемники немецкого, венгерского и нидерландского происхождения), вечно недополучавшие жалованья и нуждавшиеся в самом необходимом, грабят, жгут и насилуют ничуть не меньше чужих, католических, ландскнехтов. "Паны дерутся, а у холопов чубы трясутся",говорили в Чехии. В самом деле, когда ссорятся и дерутся паны, волосы подставляют бедные подданные.
      Крестьяне понимали, что дворянские руководители национального движения намерены после своей победы усилить крепостное право. Незадолго до Белогорской битвы крестьяне южной Чехии, из-под Табора и других мест организовались в многотысячные отряды с пушками и знаменами и предложили чешскому правительству свою помощь в защите страны, если будет обещана отмена крепостной зависимости. Граф Чернембль, вождь австрийских протестантов и человек республиканских убеждений, бежавший от войск Лиги в Чехию, советовал принять эти предложения и поднять массы простого народа на борьбу с врагом, с ним не согласились: чешское дворянство не желало для защиты родины поступаться своими привилегиями.
      В северной Чехии, где было много владений католических магнатов сторонников императора, крестьяне восставали против своих господ, надеясь на содействие со стороны руководителей национального движения. Однако пражское правительство при помощи своих комиссаров усмиряло подобные выступления, не останавливаясь перед применением вооруженной силы. Когда сюда пришли католические войска, разочарованные крестьяне в большей части остались пассивны.
      В ряде мест среди крестьян распространился слух (впоследствии, конечно, не оправдавшийся), что император собирается уничтожить крепостное право. На западе страны тысячи крестьян брались за оружие. Еще в 1619 г. они сотнями истребляли солдат Мансфельда, а в 1620 - жгли дворянские усадьбы и вместе с подошедшими католическими войсками штурмовали города, сражались с отступающими протестантами.
      По территории Чехии, Моравии и Силезии носились разбойничьи шайки казаков, вторгавшиеся в течение всего 1620 г. из Польши. Это были "лисовчики", еще недавно опустошавшие под предводительством Александра Лисовского Русское государство. Бесчинства казаков превзошли все, что населению земель чешской короны привелось испытать от солдат. Командированная для борьбы с "лисовчиками" легкая венгерская конница состояла из таких же разбойных элементов - гайдуков. Казаки и гайдуки сделали жизнь в провинции столь невыносимой, что по мелким городам и местечкам приходилось размещать по десятку-два мушкетеров для охраны жителей.
      Белогорское поражение отняло последние остатки мужества у чешских повстанцев. Король Фридрих, Ангальт, Турн и ряд других руководителей бежали за границу, большинство предпочло сдаться на милость победителя.
      Фердинанд II, как настоящий религиозный фанатик, отдающий во всем предпочтение делам веры, решил, было, на первых же порах сделать переход в католичество условием помилования участников восстания. Это намерение вызвало замешательство и возмущение в его окружении. Императору разъяснили, что в первую очередь необходимы не обращения в католическую веру, а казни и конфискации, которым следует подвергнуть и католиков, участвовавших в восстании.
      Репрессии превзошли все ожидания чехов. Накопившаяся ненависть, жажда мести и фанатизм сыграли свою роль. Холодный расчет требовал того же: непосильное для казны бремя военных долгов можно было облегчить только за счет мятежных чехов.
      Специально назначенному суду было предписано привлечь к ответственности всех, кто "во время минувшего мятежа занимал какие-либо военные, гражданские, придворные или административные должности, выполнял какие-либо поручения, приносил присягу конфедерации или подписал ее, присутствовал на собраниях мятежников и одобрял их решения, произносил оскорбительные или уничижительные речи об императоре и династии Габсбургов и участвовал в восстании каким-либо другим способом". Разумеется, среди чешских дворян нашлось не много таких, кто не скомпрометировал себя ни одним из перечисленных проступков.
      21 июля 1621 г. в Праге состоялась казнь 27 руководителей восстания. Солдаты Альбрехта Валленштейна обеспечивали порядок в городе. Осужденные протестанты отвергли назойливые домогательства иезуитов о переходе перед смертью в католичество. (Надо сказать, что среди казненных был католик комендант пражского кремля Дивиш Чернин.) Особенно жестоким мучениям подвергли ректора Пражского университета крупного ученого - хирурга Яна Есенского. Во время восстания он выполнял разные дипломатические поручения директории и короля Фридриха. За это ему вырезали язык, затем отрубили голову и четвертовали тело. Другие осужденные были обезглавлены или повешены.
      Большинство чешского дворянства лишилось своих поместий, которые были пущены в распродажу.
      Деньги нужны были государству немедленно, и потому решили продавать по дешевке, лишь бы скорее получить звонкую монету. Члены комиссии по конфискации и продаже имущества мятежников широко использовали возможность обогатиться. Беззастенчивые дельцы, среди них был и наместник императора в Чехии, злоупотребляя своим служебным положением и обворовывая государство, проводили в качестве представителей государства оценку конфискованных поместий (как правило, заниженную), затем как частные лица вносили в казну деньги и переписывали поместья на свое имя. Обширные территории с сотнями деревень и городов приобретались за десятую часть своей обычной стоимости. Среди особенно обогатившихся были и уже знакомые нам Славата, Мартиниц, Валленштейн, Бюкуа и Маррадас. Когда распродажа конфискованного в Чехии и Моравии имущества закончилась, в казне было так же пусто, как и накануне победы над чехами.
      Тяжело поплатился за неудачу дворянского восстания чешский народ: крестьяне и горожане. Разоряемые военными действиями, они должны были выплачивать контрибуции на содержание имперских войск. Проходившие деревней солдаты обычно забирали все, что попадалось на глаза. Новые помещики из императорских чиновников и офицеров оказались еще более жестокими и неумолимыми эксплуататорами, чем изгнанные чешские дворяне. К тому же, у прежних господ не было такой вооруженной силы для подавления крестьянского сопротивления, какая имелась теперь под рукой у новых хозяев. Если до Тридцатилетней войны крестьянин проводил на барщине дней 5-10 в году, то к середине XVII в. не редкостью стала барщина в три и более дня в неделю.
      Протестантская религия была окончательно запрещена. Национальная чешская культура вытеснялась и заменялась немецкой, чешские книги сжигались, употребление чешского языка в правительственных учреждениях становилось подозрительным.
      Чешская интеллигенция, в том числе всемирно известный педагог и философ Ян Амос Коменский, историк Павел Скала, публицист Павел Странский и многие другие, бежала из страны. Искоренялось все, что могло напомнить народу о былой независимости Чехии. Чешский народ назвал это время "эпохой тьмы". Когда-то одна из самых выдающихся стран Европы, Чехия превратилась в захолустье, в провинцию Австрийского государства.
      Глава IV
      ПЛАМЯ ОХВАТЫВАЕТ ГЕРМАНИЮ
      Восстание в Чехии и в Австрии было подавлено, но война не только не прекратилась, а напротив, охватила новые территории. Прорвалось слишком много противоречий, слишком многие католические государи решили, что нельзя упустить момента, столь благоприятного для сведения всех старых счетов с протестантами.
      Приближался срок окончания перемирия в Нидерландах, и испанское правительство полагало, что пришло время снова взяться за голландских мятежников. Предъявленные Генеральным штатам семи отложившихся провинций условия (отказ от торговли в Америке и на Индийском океане, открытие устья Шельды для прохода судов в Антверпен, свобода католической религии на территории семи провинций) были совершенно неприемлемы для голландской буржуазии. Возобновление войны в Нидерландах стало неизбежностью.
      Дополнительным очагом военной опасности был район Граубюндена и Вальтеллины в Альпах. Воинственные горцы, населявшие Граубюнден, охотно нанимались на военную службу к иностранным державам. Хорошие солдаты, как и все швейцарские горцы, они ценились в армиях Европы. Граубюнденцы были протестантами.
      Граубюнденцы или "гризоны" ("серые") держали под своей деспотической властью Вальтеллину, плодородную долину, густо населенную чуждыми им по языку и религии итальянцами. Верхушка "серых" нещадно эксплуатировала жителей Вальтеллины, тем более, что скудность природных условий самого Граубюндена и воинственное свободолюбие его населения ограничивали возможности обогащения в родных селениях. Фанатичные и властолюбивые пасторы заранее одобряли любое насилие над католиками Вальтеллины.
      Через Граубюнден и Вальтеллину шел путь из Италии в Австрию, который Габсбурги желали получить в свои руки, особенно накануне возобновления войны в Нидерландах. Владея этим районом, можно было также контролировать сухопутные связи Венеции с другими врагами Габсбургов, в первую очередь с Францией и Савойей.
      Верхушка "серых" была весьма податлива на денежные взятки со стороны великих держав, соперничавших за влияние в этом важном районе. Борьба среди "серых" между сторонниками Испании и Франции в начале XVII в. не раз превращалась в вооруженный конфликт.
      Обстановкой воспользовались католики Вальтеллины. Во главе недовольных стала местная католическая знать, договорившаяся с испанским вице-королем в Милане. Восстание вспыхнуло 19 июля 1621 г. Всех "серых" убивали на месте. Более 600 человек, главным образом чиновников, погибло во время этой резни ("Вельтлинер морд"). С помощью испанцев вальтеллинцы отразили все попытки "серых" восстановить свое господство, а на следующий год в Граубюнден вторглись с двух сторон имперские и испанские войска, поделившие его между собой. Теперь Габсбургам был обеспечен проход через Альпы.
      Испания, оказавшая такую могущественную поддержку Фердинанду против повстанцев, сочла также момент удобным, чтобы под предлогом восстановления власти императора в Нижнем Пфальце обеспечить себе коридор между Нидерландами и Италией. Осенью 1620 г., когда войска Тилли и Бюкуа еще только подходили к Праге, Амброзио Спинола с 25 000 испанских солдат обрушился на рейнские владения Фридриха V. На членов Унии это подействовало самым удручающим образом: они убедились, что в Ульме их безжалостно провели. После первых же робких попыток оказать Спиноле вооруженное сопротивление они окончательно пали духом и предоставили Пфальц в распоряжение испанцев. После всего этого, в январе 1623 г., император торжественным актом отнял у Фридриха V курфюршеский сан, передав его Максимилиану Баварскому, и лишил "Зимнего короля" всех владений. Верхний Пфальц отходил к Баварии, а Нижний, или Рейнский, Пфальц от имени императора удерживали испанцы.
      Князья встревожились. Они возмущались тем, что император так просто распорядился судьбой древней и видной владетельной семьи. Даже католическим князьям стало не по себе. Ущемить протестантских князей под тем или иным благовидным предлогом, обобрать, ослабить - это куда бы ни шло, но изгнать князя как собаку- это чересчур. Стало быть, Фердинанд II перестал считаться с правами князей и пошел по пути нарушения законов и обычаев Империи. Не думает ли он превратить князей из государей в своих подчиненных?
      Испанское правительство высказало свое неодобрение: оно совсем не хотело усиления Баварии, которая играла двусмысленную роль в испано-французской борьбе. Испанский посол красноречиво отсутствовал во время торжества передачи Максимилиану курфюршеского сана.
      Пфальцграф Фридрих, которому теперь нечего было терять, убеждал князей объединиться для защиты "исконной германской свободы" (т. е. привилегий князей). Голландская республика, с 1621 г., по истечении срока перемирия, оказавшаяся в войне с Испанией, представила Фридриху убежище и денежную помощь. Постепенно менял свое отношение к событиям в Священной Римской империи и английский король. Английский парламент потребовал от Иакова действенной помощи Пфальцу и предложил деньги для этой цели. Рассерженный таким вмешательством в его дела, английский король распустил парламент, но войска в Германию для защиты Пфальца все-таки отправил. Их численность, однако, была слишком незначительна, чтобы изменить ход военных действий.
      Борьба на Рейне разгорелась с осени 1621 г., когда сюда пробился из Чехии Мансфельд. Он не последовал примеру чешских повстанцев, капитулировавших перед войсками императора и Лиги. Дело заключалось не в преданности Мансфельда протестантизму. Как раз накануне Белогорской битвы он вел подозрительные переговоры с Бюкуа, предполагая перейти на сторону католиков. Убедившись, что император не нуждается в его услугах, Мансфельд решил не распускать свои войска. Что же из того, что более не существовало правительства, которому он служил! Мансфельд служил сам себе, он хотел быть сильным и нужным человеком.
      Он долго сражался против Тилли в Чехии, и некоторые крепости перешли в руки католиков лишь через год и два после Белой горы. А когда Мансфельд пришел на Рейн, воспрянувшие духом протестанты взялись за оружие. Испанцам, а также подоспевшему вслед за Мансфельдом из Чехии Тилли временами приходилось туго.
      Среди протестантских военачальников вскоре обратил на себя внимание младший брат герцога Брауншвейгского, 20-летний Христиан, занимавший должность администратора епископства Гальберштадтского, где он постоянно ссорился из-за доходов с канониками. Он любил отчаянные приключения так же сильно, как ненавидел католическое духовенство. Влюбленный в жену пфальцграфа Фридриха V, Христиан объявил себя ее рыцарем, прикрепил к шлему перчатку своей дамы и провозгласил девиз: "Все для бога и для нее!" Другой его девиз гласил: "Друг бога и враг попов!"
      Отряды Христиана Гальберштадтского нещадно грабили церкви и монастыри на северо-западе Германии, и сам "епископ", приказав однажды начеканить денег из серебряных статуй апостолов, острил, что теперь апостолы разойдутся по свету на пользу обращения язычников, т. е. католиков, в истинную веру. Опрометчивая, безрассудная смелость не сочеталась у Христиана с полководческим талантом, и он неоднократно терпел поражения от Тилли. В сражении у Гехста Христиан отверг совет уклониться от боя с превосходящими силами противника и соединиться предварительно с Мансфельдом. "Это не по-рыцарски,- убегать от врага",- заявил молодой полководец и бросил войска в атаку. Через несколько часов большая часть его армии была уничтожена.
      Мансфельд, Христиан Гальберштадский и им подобные военачальники придали новый характер военным действиям. Чем больше крестьян и ремесленников, подмастерьев и батраков, теряя всякую возможность добыть пропитание мирным трудом, уходило из разоренных городов и деревень куда глаза глядят, тем легче было авантюристам-военачальникам набирать войска, готовые идти в огонь и воду лишь за хорошее жалованье. Главной задачей протестантские полководцы ставили не защиту или захват определенной территории, а сохранение и увеличение своих войск. И если во время боев в Чехии не удавалось оградить население от грабежей солдатчины, то теперь и не стремились к этому. То, что в 1618-1620 гг. рассматривалось как зло, с которым невозможно бороться, превратилось теперь в принцип, в нормальную систему самоснабжения войск, не имеющих помощи государства. Крупные князья и большие города еще могли как-то отстоять свои владения от нашествия двуногой саранчи, но население мелких княжеств, аббатств, епископств разорялось дотла.
      Католические солдаты не отставали от своих протестантских соперников в насилиях над населением. Тилли, правда, жестокими мерами пытался противодействовать этому и без пощады вешал солдат, пойманных на месте грабежа. Однако большинство провинившихся укрывали товарищи солдаты и старшие начальники-офицеры. Жестокое обращение с жителями было настолько обыкновенным делом, что Тилли не по силам было изменить прочно установившуюся практику. К тому же, жалованье, которое его войска должны были регулярно получать, всегда задерживалось, и солдаты добывали средства существования силой.
      Католические войска превосходили протестантов боеспособностью, качеством и руководством. В нескольких сражениях Тилли разбил противника и очистил от него Пфальц. Отступив за Рейн, Мансфельд и герцог Христиан узнали, что Фридрих V, которому император подал надежду на прощение, объявил, что не считает их своими полководцами. Лишившись предлога продолжать войну на территории Пфальца, оба полководца пробились со своими людьми в Нидерланды, выдержав с испанцами при Флерюсе кровопролитный бой, в котором Христиан был ранен в руку. Запущенная рана воспалилась, и руку пришлось отнять выше локтя. Операция происходила на глазах у выстроившихся солдат под дробь барабанов.
      Голландцы сначала радушно встретили помощь, но вскоре стали тяготиться беспокойными гостями и подумывали о посылке их за пределы Нидерландов.
      Между тем готовилась почва для дальнейшего расширения войны. Войска Тилли вступили в Северную Германию. Зверствами по отношению к протестантскому населению они на этот раз превзошли все то, в чем обвинялись солдаты Мансфельда и Христиана Гальберштадтского. Деревни пустели при их приближении, население массами бежало в переполненных лодках вниз по Везеру.
      Католические правители, и в первую очередь Габсбурги, хотели использовать победы Тилли для того, чтобы решить в свою пользу давние споры и прибрать к рукам северные епископства.
      Однако более, чем сами немецкие князья, обеспокоились успехами Тилли соседние державы. Именно желание провести контрреформацию как можно полнее и облегчило иностранцам вмешательство в войну и привело к оттеснению внутринемецких раздоров на задний план интересами великих держав. Англия, Франция, Голландская республика, Швеция и Дания сочли, что события привели к недопустимому увеличению мощи испанской и австрийской монархий.
      Ослабление внутренней борьбы во Франции позволило новому руководителю французской политики кардиналу Ришелье более активно выступить на международной арене. Имя Ришелье хорошо известно не только историкам, но и широкому кругу читателей популярной и художественной литературы и зрителям кинофильмов. Этот выдающийся деятель сумел почти двадцать лет управлять французским государством, не имея никакой другой непосредственной опоры, кроме личного влияния на короля Людовика XIII. Это не было легким делом. Самолюбивый король заставлял считаться со своим мнением, а его изменчивое настроение могло в любую минуту дать перевес многочисленным врагам первого министра.
      Людовик частенько тяготился влиянием Ришелье и подчинялся ему только потому, что кардинал находил за короля решения сложных вопросов внутренней и внешней политики. Король стремился править сам, но именно поэтому он нуждался в умном советнике и не мог заменить его менее способным человеком. Людовик отбросил бы Ришелье в тот момент, когда правительство стало терпеть тяжелые и явные неудачи. Отсюда такая осторожность в твердой и последовательной политике кардинала. Не торопясь вступать в большую войну с Габсбургами, Франция отправила пока что свои войска в Граубюнден и Вальтеллину.
      Но особенно не терпелось вмешаться королю Дании Христиану IV.
      Одаренный от природы, энергичный, смелый и обладавший отличным здоровьем, он получил в детстве хорошее образование, изучил кроме датского и немецкого языков также латинский, французский, итальянский и испанский, увлекался математикой, архитектурой и музыкой. Морское дело Христиан знал в совершенстве, изучив его сначала на небольшом корабле, плававшем по озеру. Позже король принимал участие в настоящих морских походах и неоднократно рисковал здоровьем и жизнью в морских сражениях так же, как и в операциях на суше.
      Необычайно разносторонний, Христиан IV выучился конструировать морские суда, занимался фортификацией и артиллерией, много работал в своей химической лаборатории, завел ботанический сад.
      При всем том Христиан IV не был деятелем крупного масштаба. Его бурная энергия растрачивалась на мелочи. Вникая во все детали управления, Христиан зачастую упускал из вида важное и подавлял инициативу подчиненных. Очень простой в обращении, посещавший верфи и работавший здесь как простой плотник, датский король оставался аристократом до мозга костей, чуждым интересам и желаниям простого народа.
      Христиан IV усердно организовывал торговые компании, и датские моряки и купцы обосновывались в Америке и Африке. Но гораздо больше, чем далекие заокеанские владения, интересовали датских феодалов Балтика и Северное море. Старинный враг Дании Ганза агонизировала, а все растущая торговля между Западом и Востоком Европы обещала большие доходы тому, кто будет господином Балтийского и Северного морей. В Германии датскому королю принадлежала Голштиния.
      К тому моменту, когда Тилли появился на Севере Германии, Христиан IV как раз добивался здесь для своего сына бременского архиепископства и еще двух епископств в придачу. В датские руки перешел бы контроль над торговлей немецких областей, тяготеющих к Северному морю. Не было сомнений, что Тилли намерен не допустить этого.
      Постоянные попытки датского короля расширить свое влияние в Германии возбуждали подозрительность у немецких князей и городов, однако появление на севере войск Лиги, несших с собой угрозу лишить протестантов захваченных ими церковных владений, заметно охладило антидатские чувства. В датском короле стали видеть уже не соперника, а покровителя; в конце 1625 г. он был даже избран директором Нижнесаксонского округа. Англия, Франция и Голландия обещали помочь деньгами, но особенно заставляли Христиана IV торопиться вести о том, что на защиту протестантской Германии собирается выступить шведский король Густав Адольф. Конечно, датчане могли считать себя более сильными, чем шведы: ведь не более как десять лет тому назад этот самый Густав Адольф вынужден был покупать мир у Дании ценою значительной денежной суммы. Однако с тех пор авторитет шведского короля неуклонно возрастал. Шведы отобрали морское побережье у России, успешно теснили в Прибалтике поляков, вырастая в конкурентов Дании в борьбе за Балтийское море. Христиан IV не желал допустить, чтобы они опередили его в Германии, и уже весной 1625 года открыл военные действия против Тилли. Мансфельд и неугомонный Христиан Гальберштадтский сразу же стали под его знамена.
      С ними были и шестеро братьев - князей Саксен-Веймарских, потомков когда-то могучей ветви правителей Саксонии. Их предок курфюрст Иоганн Фридрих Саксонский, покровитель Лютера, был разбит во время восстания против императора Карла V и предательски обобран своим родственником Морицем Саксонским, потомком которого был нынешний Саксонский курфюрст Иоганн Георг. Впавшие в бедность веймарские герцоги затаили ненависть к императору и к своим процветающим родственникам из курфюршеской саксонской династии. Одному из братьев - Бернгарду предстояло в дальнейшем выдвинуться на первый план среди деятелей Тридцатилетней войны. Пока что он занимал скромную должность под началом Христиана Гальберштадтского.
      Продвигаясь на юг, войско Христиана IV потеряло много времени. Сам король, осматривая работы по строительству укреплений в Гаммельне, провалился с конем в ров и на несколько недель вышел из строя. Его генералы не решились самостоятельно предпринимать смелые действия, и Тилли получил время собрать свои силы, рассеянные по Северо-Западу Германии.
      Французское правительство в это время было занято борьбой с осажденными в крепости Ла Рошель гугенотами, которым помогала Англия.
      Славившаяся непримиримостью в вопросах веры Испания тоже сочла возможным поддержать французских гугенотов, разжигая столь полезную Габсбургам внутреннюю борьбу в соседней Франции. Напротив, не столь искушенные в высокой политике голландские моряки отказались выполнить приказ принца Оранского об атаке с моря протестантских единоверцев в Ла Ро-шели.
      Французы даже не закрепили результатов действий своих войск ,в Граубюндене и Вальтеллине, согласившись с тем, что горные проходы в этих районах остались открытыми для Габсбургов.
      В Нидерландах Амброзио Спинола успешно наступал на голландцев и 23 апреля 1625 г. после упорной осады овладел важной крепостью Бреда. Этот успех вдохновил великого испанского художника Веласкеса на создание всемирно известной картины "Сдача Бреды". В Дюнкерке (Дюнкирхене), в проливе Ла-Манш, испанцы организовали базу для каперского флота и на своих легких судах захватывали у берегов Северного моря сотни тяжело нагруженных товарами голландских судов.
      Таким образом, союзникам датского короля было не до него, а большинство протестантских князей Германии воздержалось от присоединения к датчанам.
      К середине же лета перед протестантами появился новый опасный враг Альбрехт Валленштейн.
      Пока с протестантами на Севере воевал только Тилли, императора тяготила мысль, что вожделения католических князей Лиги будут удовлетворяться в первую очередь, а интересы Габсбургов останутся на втором плане. Послать свои войска было не так-то легко. Имперские силы, которые участвовали в подавлении чешского восстания, были уже ряд лет заняты на восточной границе, в Венгрии, и жестоко поредели в боях против Бетлена. Погибли в боях и оба полководца, так отличившиеся в Чехии: Дампьер и Бюкуа. Дампьер был убит при неудачном штурме Братиславы (Прессбурга). Бюкуа был окружен венгерскими кавалеристами во время их вылазки из осажденной имперскими войсками крепости Нове Грады (Нейгейзель) и заколот.
      Фердинанд II не умел беречь деньги. Подарки любимцам, пожертвования церкви и бесчисленная прислуга съедали все, а солдаты оставались без оплаты, и рядовые чиновники, не получая по несколько месяцев жалованья, переставали являться в канцелярии. Пустая казна императора не позволяла и думать о новой армии. В этот-то момент и выступил Валленштейн. Он сказочно разбогател в результате нечистоплотных финансовых операций и за счет конфискованных поместий своих мятежных соотечественников, с успехом воевал в Венгрии и добился титула имперского князя. Благодаря женитьбе на дочери одного из придворных он нашел доступ ко двору, где у него появилось множество как друзей, так и недругов, завидовавших его быстрому возвышению.
      На примере действий Мансфельда и Христиана Гальберштадтского Валленштейн убедился, что воину можно вести за счет населения театра военных действии и экономить таким образом расходы казны. И если отряды протестантских полководцев обирали преимущественно мелкие феодальные владения, поскольку крупные князья могли отстоять свои земли от этих шаек, то Валленштейн сделал отсюда вывод, что достаточно большому войску не осмелится перечить никто. В полном противоречии с опытом прошлого оказывалось, что чем больше армия, тем легче ее содержать.
      Все эти соображения и высказал Валленштейн императору. Дело было новое и необычное, при дворе мало кто верил в успех этого начинания. Пример Мансфельда не очень воодушевлял. В нем видели лишь жалкого предводителя оборванного изголодавшегося сброда, который, несмотря на самые страшные злодеяния и разбой, нигде не может прокормиться, блуждая по Германии, ненавидимый всеми и прогоняемый отовсюду. Самые главные трудности Валленштейну предстояло преодолеть с самого начала. Прежде чем говорить о том, как армия будет содержаться за счет населения, нужно было создать ее, собрать солдат и офицеров, дать им вооружение, создать условия для военного обучения, квартиры и продовольствие. Немало времени и немало средств потребуется прежде, чем армия станет на собственные ноги.
      Фердинанд II, тем не менее, доверился предприимчивому чеху и 25 апреля 1625 г. назначил его главнокомандующим над всеми имперскими войсками. Численность их была определена в 24000, из которых 20000 брался навербовать сам Валленштейн.
      Валленштейн пустил в ход свои богатства. Он давал взаймы государству не только деньги. В его Фридландском герцогстве (в северной Чехии) было организовано производство всевозможного военного снаряжения: от пушек до солдатского сукна. Смелые и опытные офицеры, лучше, чем придворные, знавшие полководца, становились под его знамя. Они не колебались выкладывать деньги на вербовку солдат, уверенные, что сумеют вернуть их с лихвой. Полковники вербовали за свой счет солдат, покупали им оружие и обмундирование (многие солдаты приходили с собственным снаряжением), а Валленштейн назначал всем огромное жалованье. В солдатах недостатка не было: Чехия, Моравия и Австрия, так жестоко пострадавшие от военных действий, имели множество людей, потерявших все имущество и готовых заняться чем угодно. Сокращение производства оставило без работы множество рабочих и батраков, среди которых вербовщики находили немало охотников идти в солдаты. К Валленштейну шли немцы, чехи, поляки, венгры. Немало было испанцев, итальянцев и французов, преимущественно на офицерских должностях. Выдающееся место в его армии вскоре заняли хорваты (по-немецки кроаты). Это были мелкие дворяне и свободные крестьяне, поселенные в XVI в. на турецкой границе. Прирожденные воины, хорватские пограничники были опорой императоров в их борьбе с турками и с мятежным венгерским дворянством.
      Прошло немного недель, а Валленштейн уже двигался с 30 000 армией по дорогам Германии, взимая по пути огромные контрибуции. Император поторопился выпроводить обременительных защитников из своих наследственных владений. Тилли по вполне понятным причинам не очень обрадовался прибытию союзника. Высокомерный Валленштейн сразу же оттеснил его на второй план и стал предписывать ему свои условия. Правда 65-летний Тилли далеко превосходил Валленштейна по боевому опыту, числу проделанных походов и выигранных битв, качеством закаленных в боях солдат-ветеранов, но что это значило в сравнении с герцогским титулом, доверием императора и неимоверными богатствами Фридландца? Имперский главнокомандующий выговорил для размещения своих войск не затронутые войной Магдебургское и Гальберштадтское епископства, вынудив Тилли остаться в разоренном Нижнесаксонском округе. Он даже не обязался прийти на помощь в случае наступления врага, взваливая на лигистов основную тяжесть борьбы.
      Протестанты развернули наступление летом 1626 г. Руки католиков были связаны грандиозным восстанием в оккупированной баварцами Верхней Австрии. Баварский герцог, получив эту область в 1620 г. во временное владение, систематически ликвидировал широко распространенное здесь раньше самоуправление. Повсюду хозяйничала грубая баварская солдатчина ("всегда и везде палачи-баварцы" - писал по этому поводу Маркс). Неурожайные годы с 1624 по 1629, вздорожание товаров, нарушение торговых связей усугубляли положение. Когда же баварцы стали осуществлять контрреформацию, чаша терпения переполнилась. Все беды, все невзгоды воплотились в глазах населения в баварском чиновнике и солдате. Привыкшее издавна участвовать в обсуждении общественных вопросов, крестьянское население почти не знало крепостничества. Крестьяне имели право носить оружие, создавали в свое время добровольческие отряды для борьбы с турками; среди них было немало людей, хорошо знающих военное дело. 17 мая 1626 г. крестьяне, подготовив вооруженные отряды, выдвинув руководителей и составив программу, центральным пунктом которой было изгнание баварцев, повсеместно восстали и в несколько дней овладели всей страной, кроме Линца, который был ими осажден.
      Христиан IV попытался прорваться в Среднюю Германию, чтобы поднять здесь на восстание князей, но был разбит Тилли в битве при Луттере и отступил на север. Вся артиллерия датчан досталась победителю. Христиан IV отступил на север.
      Мансфельд пошел в глубь Германии по течению Эльбы. ("Неистовый гальберштадтец" герцог Христиан умер 6 мая 1626 г. от болезни.)
      Близ моста через Эльбу в районе Дессау Мансфельд вступил в бой с укреплявшимся здесь всю зиму Валленштейном, был отброшен с огромным уроном и решил пробиваться через Силезию в Венгрию на соединение с Бетленом. Валленштейн немедленно двинулся вслед.
      Прибытие войск Мансфельда нисколько не обрадовало трансильванского князя: ведь за ними двигался Валленштейн. Не желая принимать на себя тяжесть удара, Бетлен предложил императору мир. Венское правительство, конечно, понимало, что Трансильвания не отказалась от планов отобрания венгерских земель у Габсбургов и снова нарушит мир при первой возможности. (Так же, как были нарушены соглашения с императором, заключенные в 1620, 1622 и 1624 гг.) Главной задачей оставалось подавление непокорных князей Германии. Ради этого мирные предложения Бетлена были приняты.
      По условиям мирного договора Мансфельду пришлось распустить войска. Часть из них отказалась расходиться и пробилась обратно в Силезию, откуда перешла впоследствии в прибалтийские районы Германии. Сам же Мансфельд решил идти в Германию окружным путем - через венецианские владения, чтобы по пути связаться с враждебными Габсбургам государственными деятелями. Ослабленный перенапряжением и болезнью организм не выдержал, и в ноябре 1626 г. Мансфельд скончался в деревне близ Сараево.
      Не будет лишним несколько более подробно охарактеризовать Трансильванское княжество, игравшее значительную роль в международной политике того времени. Эта область старого Венгерского королевства, населенная румынами, венграми и немцами, получила известную самостоятельность после захвата в XVI в. большей части Венгрии турками и фактической потери независимости другой частью королевства, обратившейся за помощью к Габсбургам.
      Только относительное равновесие двух главных соперников в борьбе за Венгрию - Габсбургов и Турции- позволяло трансильванским князьям сохранять свою самостоятельность. Им приходилось примыкать то к одному, то к другому из своих сильных соседей, из опасения перед прямой агрессией или из желания воспользоваться временной слабостью одного из них.
      С начала XVII в. трансильванцы, восстав против совсем уж по-хозяйски расположившихся у них Габсбургов, ориентировались преимущественно на Турцию. Трудности, переживаемые Габсбургами в связи с войной в Чехии и Германии, породили у князя Габора Бетлена смелые надежды на отвоевание западных районов Венгрии, и он открыто заявлял о своих претензиях на венгерскую королевскую корону.
      Однако эта задача не была легкой. Внутреннее положение Трансильвании было столь же неустойчивым, как и внешнее. Страна не обладала ни национальным, ни религиозным единством, что придавало классовым противоречиям особенно резкий характер. Румынское крепостное крестьянство, исповедовавшее православную религию, католическое и протестантское венгерское дворянство, немецкое бюргерство - всех их надо было поставить на службу политическим целям князя.
      Стараясь поддерживать в стране внутренний мир, не допуская религиозных преследований, Бетлен в то же время ставил на первый план интересы венгерских феодалов. Он поощрял развитие венгерской литературы, сам писал стихи на венгерском языке, заботился о том, чтобы латынь не вытесняла венгерский язык из государственных учреждений.
      Если венгерские магнаты, свободные поселенцы - секлеры (одно из венгерских племен) - и немецкие горожане еще как-то считались друг с другом, то румынские крепостные были совершенно бесправны. Феодалы румынской национальности с течением времени или выехали из Трансильвании или слились с венгерской знатью, переняв язык, обычаи и религию хозяев страны. Сохранившие же национальность и веру предков крестьяне были лишены права на самоуправление и обременены тяжелыми барщинами. Они не могли обращаться на дворян в суд, а за ношение оружия крестьянину отрубали правую руку. Румынские крепостные ненавидели своих угнетателей, неоднократно поднимали восстания и даже в мирное время старались вредить им чем только могли.
      Далеко не всегда мог положиться Бетлен и на венгерскую знать. Бывало и так, что в разгар успешной военной кампании восстание в тылу заставляло его прерывать поход и поспешно возвращаться в Трансильванию.
      Трансильванские вооруженные силы, состоявшие из легкой кавалерии, были очень хороши для "малой войны" - для налетов на обозы, для неожиданных нападений, но с большим трудом выдерживали наступление противника, имеющего в своем распоряжении пехоту и артиллерию.
      Все эти слабые стороны Бетлен старался возместить искусством своей поистине головоломной дипломатии. Частые маневры, упорное нежелание открыть свои намерения даже друзьям, нарушение принятых обязательств приводили подчас даже в отчаяние союзников Трансильвании и давали пищу для обвинений ее правителей в природном вероломстве и лукавстве. На самом деле, повторяем, это было следствием чрезвычайно неустойчивого внутреннего и международного положения государства.
      Отделавшись от Бетлена, Валленштейн имел еще много хлопот в чешских землях.
      Недовольство чешского населения новыми, габсбургско-католическими порядками привело к многочисленным восстаниям и волнениям сразу после Беломорской битвы. Остатки разбитой армии Фридриха V, отдельные лишившиеся поместий чешские дворяне, скрывающиеся от преследований протестантские священники - все они объединялись с крестьянами и горожанами для нападений на имперских солдат, чиновников и на иезуитов. К 1623 г. Габсбургам удалось подавить вооруженное сопротивление, причем отличились валленштейновские кирасиры и польские "лисовчики", не щадившие ни старого, ни малого.
      В 1625-1627 гг. волна народного возмущения в чешских землях поднялась с новой силой. Кроме событий в Австрии этому способствовало также прибытие в Силезию и Моравию вместе с войсками Мансфельда чешских эмигрантов. Валленштейн после заключения мира с Бетленом должен был заняться усмирением восставших и изгнанием из Моравии и Силезии остатков войск Мансфельда. Лишь после этого он мог думать о борьбе с главными силами датского короля.
      В Верхней Австрии баварские войска терпели поражение за поражением от восставших крестьян,- к которым присоединились горожане, дворяне и даже австрийское чиновничество. Среди придворных Фердинанда II нашлись сторонники поддержки восставших, но император не хотел ссориться с Баварией. Он договорился с восставшими, что не позднее 1628 г. возьмет управление Верхней Австрией в свои руки, а баварцы обещали не размещать в течение оставшегося времени войска на постой без согласия жителей и восстановить права местного самоуправления.
      Как часто бывало в подобных случаях, баварцы после соглашения напали на начавших успокаиваться повстанцев. Постоянная ошибка повстанцев всех времен! Удар врасплох во время переговоров или после соглашения прочно вошел в арсенал методов подавления восстаний, которые не удалось ликвидировать в зародыше.
      Баварскими войсками командовал Паппенгейм, только что вернувшийся из Италии, где он отличился успешной обороной испанской крепости Рива от французов. С неукротимой смелостью обрушился он на австрийских крестьян, но вскоре был вынужден признать, что с таким упорным и опасным врагом он не встречался до сих пор ни в одной битве. "Они дерутся как адские фурии,писал Паппенгейм,- и принимают смерть без оха и вздоха". Крестьяне были разбиты, но победа так дорого обошлась баварцам, что, не желая более оставаться в мятежной стране, они без проволочек передали ее в 1628 г. Фердинанду II.
      Весной 1627 г. Валленштейн вернулся на север Германии. Немецкие союзники Христиана IV покидали его, датские войска были загнаны в Ютландию и разгромлены в нескольких боях. Датский король со своими военачальниками и с остатками армии бежал на острова, неприступные для имперцев благодаря господству датского флота на море. Датчане сохранили за собой лишь некоторые опорные пункты на немецком побережье. Не только союзные Дании княжества, но и лояльные императору Померания и Бранденбург были заняты имперскими войсками.
      Войска Тилли в это время немилосердно хозяйничали в Брауншвейге между Везером и нижней Эльбой. За короткое время они сожгли здесь триста деревень. Население - ярые протестанты по религиозным убеждениям - оказало отчаянное сопротивление. Много крестьян и горожан ушли в партизаны ("гарцшютцен", как их называли).
      Католическая знать бурно требовала генерального передела феодальных владений в протестантской Германии, родственники императора, жаждавшие принять участие в дележе, подбивали его на опрометчивые шаги; церковь, наиболее заинтересованная в перераспределении собственности, подогревала страсти. Для начала принялись за более слабых: мелких князей и имперские города. Фердинанд II приказал им вернуть католической церкви когда-то отобранное у нее имущество. От более крупных князей требовали частичных уступок, причем не оставалось сомнений, что на этом дело не остановится.
      Обогащение католических князей и церкви не было единственным результатом поражения протестантов. Вырос авторитет Фердинанда II, а многочисленное войско придавало небывалый со времен Карла V вес императорским решениям. Однако не Фердинанд, а Валленштейн сделал самые смелые и решительные шаги в этом направлении. "Я хочу, чтобы германский император был таким же господином в своих землях, как король во Франции",заявлял Фридландец. Сам Валленштейн занял бы при Фердинанде II место первого министра и фактического правителя. В мечтах он уже очищал во главе германских войск Европу от турок и овладевал древней столицей византийских императоров... Валленштейн не скрывал своих намерений. На каждом шагу нарушал он суверенные права князей, размещал в их владениях войска, налагал контрибуции, взимал налоги и даже разгонял местную администрацию. Так же мало считались с местными властями его офицеры. С 1627 г. Валленштейн стал устраиваться в большом Мекленбургском герцогстве, которое стало его личным владением; Мекленбургский герцог был изгнан за поддержку датского короля.
      Кроме того Валленштейн предложил Тилли и Паппенгейму раздел земель герцогов Брауншвейгских. Честолюбивый карьерист Паппенгейм сразу соблазнился предложением Фридландца, но Тилли сорвал все дело. Уведомленный им Максимилиан Баварский резко отчитал Паппенгейма, к которому обычно весьма благоволил, за дерзость. До Валленштейна он рассчитывал добраться попозже.
      Выйдя на берега Балтики и Северного моря, Валленштейн пришел к мысли, что будущая централизованная Германия должна стать морской державой. Он понимал, что, не принимая участия в борьбе на морях, Германия обречена прозябать в роли второстепенного государства. К своим титулам герцога Фридландского и Мекленбургского, князя Саганского и генералиссимуса имперских войск Валленштейн присоединяет новый - адмирала Океанического и Балтийского морей. У новоиспеченного адмирала не было ни людей, ни опыта, ни материалов для создания флота: далеко не просто превратить сухопутное государство в морское. Даже не все портовые города Германии находились в распоряжении Валленштейна, и Ганза, ревниво оберегая свои привилегии, отнеслась без энтузиазма к его абсолютистским проектам.
      В начале XVII в. в Ганзу входило 53 города, активное участие в ее делах принимали лишь 14. Большая часть старых привилегий Ганзы была уже утрачена, ганзейская торговля переходила в руки голландских, английских, датских и шведских купцов, за спиной которых стояли сильные государства. Сама независимость ганзейских городов находилась под угрозой. Ганзейцы боялись, что сомнительные планы имперского главнокомандующего рассорят их со всеми соседями и заставят впоследствии расхлебывать заваренную не ими кашу. Собравшись в феврале 1628 г. на свой съезд, ганзейцы уклонились от участия в мероприятиях Валленштейна и отложили ответ на июль. В июле они, стараясь оттянуть время, перенесли обсуждение этого вопроса на сентябрь.
      Валленштейну приходилось искать поддержки вне Германии.
      В Испании в это время у власти стоял граф-герцог Оливарес. Энергичный и образованный, спесивый и упрямый, он стремился восстановить и усилить международный престиж Испании. В планах Валленштейна Оливарес увидел возможность организовать блокаду Голландской республики с моря путем создания дружественного Испании флота и опорных баз на Балтийском и Северном морях. "Адмиралу Океанического и Балтийского морей" была обещана помощь. Нужно было, однако, завершить занятие морского побережья и обезопасить его от вторжений. Пока что датчане производили налеты на различные прибрежные пункты, захватывали отдельные города и острова и зачастую долго удерживали их против наступающих войск императора, всегда успевая, когда положение начинало становиться слишком трудным, отступить по морю. Еще больше озабочивала Валленштейна позиция шведов. Высказывая вслух крайнее презрение к ним, генералиссимус втайне был очень обеспокоен замыслами предприимчивого короля Густава Адольфа, который в это время приближался, тесня поляков, к границам Империи. Не оставалось сомнения, что при первом же удобном случае шведы вмешаются в германские дела.
      В октябре 1627 г. Валленштейн приказал своему полковнику Арниму занять все померанские портовые города и сжечь шведские корабли, которые там удастся захватить. Генералиссимус полагал, что ганзейцы - старые враги Швеции и Дании - так или иначе примирятся с его владычеством.
      В апреле 1628 г. Арним подступил к ганзейскому городу Штральзунду. Жители города - сплошь протестанты- взволновались.
      Видя, что город укреплен и что пруды и болота в его окрестностях затрудняют передвижение осаждающих, Арним предложил штральзундцам откупиться за 30 000 талеров. Одновременно имперцы неожиданно овладели юго-восточным пригородом Штральзунда- островом Денгольм. Этим Арним показал свои подлинные намерения.
      Городской совет трепетал перед Валленштейном и даже согласился выдать имперцам часть городской артиллерии. Имперские уполномоченные вывозили пушки на рассвете, обмотав колеса тряпками. Однако скрыть это от населения не удалось. Разъяренная толпа заполнила улицы, оттащила в сторону представителей Арнима и столкнула пушки с набережной в море. Народ требовал не впускать Арнима в Штральзунд.
      Генералиссимус пришел в ярость и поклялся овладеть строптивым городом, даже если бы тот был прикован цепями к небу, но горожане отбивали все штурмы. Осаждающие не останавливались и перед явным вероломством. 26 мая Арним известил штральзундцев о том, что имперцы готовы отказаться от завоевания города и остаются под его стенами лишь из соображений престижа, что они уйдут, едва только горожане проявят свое уважение по отношению к генералиссимусу. Арним был согласен немедленно прекратить обстрел Штральзунда, если горожане тоже прекратят огонь со стен.
      Обрадованные защитники решили, что теперь можно передохнуть от ратных трудов, а осаждающие тем временем осторожно проникли в городские укрепления. В последнюю минуту бешеный набат сорвал штральзундцев с постелей. Кое-как впопыхах собравшись на улицах, они кинулись навстречу уже торжествующему врагу и в кровопролитной схватке отбросили его на исходные позиции.
      Город уже изнемогал в неравной борьбе. Датский и шведский короли, считая момент подходящим, наперебой обращались к штральзундцам с предложениями помощи. Сначала они встречали отказ, так как горожане полагали, что следует опасаться не только Валленштейна, но и других претендентов на власть над городом. Однако положение ухудшилось, и не оставалось надежды отстоять Штральзунд своими силами. Чтобы избежать расправы и зверств разнузданной и озлобленной солдатчины, штральзундцы приняли помощь обоих королей. Военное положение сразу улучшилось: датские и шведские корабли подвезли подкрепления и боеприпасы, неожиданные атаки датчан и шведов с моря расстраивали осадные работы имперцев.
      23 июня 1628 г. Валленштейн лично возглавил осаждающие войска, численность которых достигла 25 000, но, убедившись в невозможности овладеть городом силой, снял осаду через месяц.
      Сопротивление маленького ганзейского города привлекло внимание всей Европы. Казавшиеся непобедимыми войска Валленштейна потерпели самое очевидное поражение. Враги полководца в католическом лагере открыто злорадствовали, а Ганза набралась смелости отказаться от участия в его морских планах.
      29 января 1629 г. Империи объявила войну Швеция, в марте того же года шведский отряд из Штральзунда овладел островом Рюген у немецкого побережья.
      Международная обстановка осложнилась новым конфликтом, опять вспыхнувшим в Италии. В 1627 г. умер бездетный герцог Мантуанский. Сразу же объявилось несколько претендентов, за которыми стояли Франция, Испания и император. В 1629 г. император отправил в Италию, несмотря на недовольство Валленштейна, часть его армии, которая взяла Мантую штурмом, после чего солдаты несколько дней грабили город, расхищая и ломая бесценные произведения искусства Возрождения.
      Перед лицом нарастающих трудностей Валленштейн стал склоняться к компромиссам, которые тем не менее не меняли его основной линии на подчинение князей абсолютной власти императора. Он добился довольно легких мирных условий для Христиана IV, вернул оккупированные датские владения и заключил с Данией в Любеке 12 мая 1629 г. от имени императора мирный договор, обязав короля более не вмешиваться в германские дела. Шведских представителей, которые, очевидно, сделали бы все, чтобы сорвать мирные переговоры, Валленштейн грубо прогнал, дав этим, правда, Густаву Адольфу еще один повод считать себя обиженным. Чтобы облегчить положение северных районов Германии, генералиссимус отвел большую часть своих войск на юг, разместив их на большой территории. Арнима с 15000 войском он послал в Пруссию на помощь полякам, воевавшим там против шведов.
      Понимая, что безудержное, бесплановое разграбление может лишь на короткое время обеспечить содержание войск, пока не иссякнут все ресурсы оккупированной территории, Валленштейн пытался организовать снабжение своей армии таким образом, чтобы экономическая жизнь не прекращалась. Не всегда это удавалось в равной степени, и далеко не во всех княжествах генералиссимус так стремился наладить хозяйственную жизнь и щадить населенье, как, например, в Мекленбурге. Во всяком случае, страшные крики насчет злодейского вымогательства и прочих бесчинств войск Фридландца были вызваны не тем, что он действительно превзошел в этом Мансфельда, Тилли и Христиана Гальберштадтского, но лишь его бесцеремонным обращением с князьями и их администрацией.
      Валленштейн проявил большую заботу о подъеме экономики своего Мекленбургского герцогства. По его почину здесь строятся мельницы, дороги, рудники, вводится единая система мер и весов. Было задумано даже строительство судоходного канала из Балтики на Эльбу, в обход датских проливов.
      На море Валленштейн поставил задачей защиту свободы торгового мореплавания. Ему пришлось столкнуться при этом не только со шведами, стремившимися к монополии на Балтике и блокировавшими районы, подчиненные императору, но и с испанцами, которые вели неограниченную каперскую войну, захватывая без разбора все протестантские суда.
      К 1629 г. балтийский флот Валленштейна насчитывал 24 военных корабля. Осенью он уже смог вступить в бой со шведами у Висмара и заставил их снять блокаду города. По наущению испанцев имперские моряки после этого успеха сразу же захватили десяток торговых кораблей, но Валленштейн запретил подобные действия и отпустил захваченные суда вместе с грузом.
      Голландским представителям, с которыми Валленштейн в течение уже довольно продолжительного времени поддерживал сношения, он обещал, что не допустит в Балтийском море нападений испанских каперов на голландские суда. Таким образом, он перечеркивал все планы, которые строились в Испании в связи с выходом имперских войск на Балтийское побережье.
      Выход Дании из войны католические князья и духовенство использовали, чтобы добиться в 1629 г. от Фердинанда II эдикта о реституции (восстановлении) прав церкви на имущество, захваченное протестантами с 1552 года. Два архиепископства и 12 епископств, не считая более мелких духовных владений, должны были перейти к католикам. Некоторым значительным протестантским князьям предстояло превратиться в захудалых владельцев нескольких населенных пунктов. Тщетно Валленштейн протестовал против этого шага, который неизбежно вел к новому восстанию протестантов, тщетно он заявлял, что именно проведение контрреформации в протестантских районах ожесточило население и сделало, в частности, невозможным взятие Штральзунда. "Этот эдикт обрадует только турка, шведа и Бетлена",- говорил полководец.
      Во всех завоеванных областях и городах полным ходом шла контрреформация. Изгонялись протестантские пасторы, запрещалось некатолическое богослужение. Попы и монахи тучами следовали за победоносной армией. Они набрасывались на имущество, отбираемое у протестантов, шпионили за жителями, придерживавшимися лютеранства или кальвинизма, искали ведьм. То тут, то там обнаруживались "чудесно сохранившиеся" мощи католических святых, что давало повод к различным публичным торжествам. "Откуда вы знаете, что это кости святого?" - скептически спросил Спинола у иезуитов, явившихся к нему вскоре после занятия испанцами Пфальца с радостной вестью об обнаружении еще одних мощей. "Если бы эти кости не принадлежали святому, мы не смогли бы на них наткнуться",- отвечали монахи, ничуть не смутившись. Для проведения реституции император назначил комиссаров, по большей части католических прелатов, непосредственно заинтересованных в возможно более полном ее осуществлении. Не удивительно, что во всех спорных и неясных случаях, когда возникал вопрос, принадлежало ли данное владение католической церкви 1552 г. или было отобрано раньше (и, следовательно, не подлежало возврату), их постановления были против протестантов. Решения комиссаров не подлежали обжалованию.
      Среди победителей вспыхнули неизбежные раздоры.
      Папа требовал замены императорских комиссаров своими папскими, император хотел не возвращать старым владельцам отобранные у протестантов земли, а раздать их за известную мзду своим родственникам и приближенным. Иезуиты перехватывали монастыри старых монашеских орденов: премонстрантов, бенедиктинцев и цисцерцианцев. В г. Штаде, в Северной Германии, народ, подстрекаемый францисканским монахом, кричал: "Да здравствуют францисканцы и евангелическая (т. е. протестантская) религия, долой иезуитов и католиков!"
      Не трудно себе представить, как относилась к контрреформации армия Валленштейна, большинство офицеров которой было протестантами. И даже сам Тилли, в преданности которого католической вере не приходилось сомневаться, счел эдикт о реституции весьма несвоевременным, ввиду предстоящего вторжения иноземцев.
      Величайшее негодование и тревогу среди католических князей вызывали действия и замыслы Фридландца. Агенты кардинала Ришелье, твердо решившего бороться против любого сильного государства, могущего стать соседом Франции, и против любого соседа, могущего стать сильным, подстрекали вождей Лиги пресечь непомерное выдвижение Валленштейна. Ко двору императора сыпались жалобы, требования отставки генералиссимуса и сокращения армии. Иезуиты, возлагавшие большие надежды на Валленштейна, стали его врагами с тех пор, как обнаружилось его безразличие в религиозных вопросах и нежелание доводить протестантов до отчаяния.
      На заседаниях рейхстага, открывшегося в июле 1630 г. в Регенсбурге для обсуждения мер против усилившейся шведско-французской опасности и для избрания сына Фердинанда римским королем (так титуловали наследника императорского престола), император подвергся столь сильному нажиму со стороны князей, что и речи не могло быть о защите Валленштейна. Придворные, еще недавно льстившие могущественному фавориту и втайне завидовавшие ему, теперь от него отшатнулись; духовники нашептывали Фердинанду II об опасности оставления главного командования за врагом контрреформации; испанское правительство, убедившись, что Фридландец не подходит для роли испанского орудия, также выступило против него. Всем этим концертом искусно дирижировал делегат Ришелье, барон де Мафлэ - знаменитый отец Жозеф,прозванный впоследствии "серым преосвященством". Он успешно вбивал клин между императором и князьями, при его участии и руководстве вырабатывались требования, прижимавшие Фердинанда II к стене и отнимавшие у него последние возможности стать в Германии абсолютным монархом.
      Расположившись со своим штабом в Меммингене, неподалеку от Регенсбурга, Валленштейн был готов по первому знаку императора разогнать собравшихся князей военной силой. Но император не поддержал политики своего генералиссимуса, планы которого казались ему слишком головокружительными, слишком нереальными и опасными. Католическая лига уже начала сплачиваться вокруг Франции и отказалась признать сына Фердинанда наследником германского престола. Привыкнув с детства прислушиваться к мнению духовенства и считаться со своим энергичным родственником Максимилианом Баварским, Фердинанд II пошел по более верному, как ему казалось, пути: он решил предоставить Германию во власть Католической лиге и сколачивать свое централизованное абсолютистское государство в более скромном масштабе - в своих наследственных австрийских, чешских и венгерских владениях.
      13 сентября в войсках было объявлено об увольнении Валленштейна в отставку. Численность армии императора уменьшилась до 39 000, а командование передавалось в руки графа Тилли, который продолжал руководить и войсками Лиги.
      Тщательно скрываемый пропагандой обеих воюющих сторон антагонизм между целями католической реакции и политикой централизации Германии проявился в 1629-1630 гг. со всей силой. Курс на контрреформацию сделал невозможным создание сильной Германии - не только потому, что он озлоблял и толкал в объятия иноземцев добрую половину страны, но и потому, что этот курс чрезмерно усиливал католических князей, враждебных усилению центральной власти Габсбургов.
      В экономически и политически раздробленной Германии не нашлось достаточно крупной общественной силы, заинтересованной в единстве Империи.
      И если возможности, которыми располагал Валленштейн в своих попытках создать сильную Германию, оказались недостаточными, то Фердинанд II даже не стремился к этой цели.
      Эдиктом о реституции 1629 г. Фердинанд II вызвал новые смуты, небывалую раньше вражду к себе, и именно в такой обстановке он разоружился, уволив Валленштейна и распустив большую часть его армии. За такое нагромождение политических ошибок императору предстояло расплатиться в самом недалеком будущем.
      Глава V
      ВТОРЖЕНИЕ ИЗ-ЗА МОРЯ
      Император разоружился, его католические союзники алчно рвали добычу, а иностранные дипломаты в это время лихорадочно сколачивали новую военную коалицию для похода в Германию. Главную роль должен был играть шведский король.
      Густав Адольф взошел на престол семнадцати лет. К тому времени он уже успел побывать на войне и приобрести навыки государственного управления. С тринадцати лет он принимал участие в работе правительства, а в пятнадцать лет стал соправителем своего отца. По словам канцлера Оксеншерны, молодой король свободно владел шведским, немецким, латинским, голландским, французским, итальянским языками, понимал по-испански, по-английски и по-шотландски, имел представление о польском и русском языках. Как раз тогда, когда он стал королем, прекратилась на время великая война в Нидерландах, привлекавшая в течение десятилетий внимание всей Западной Европы и превратившаяся в своеобразную кузницу военных кадров, "школу полководцев".
      Эту школу прошли Спинола, Мансфельд, Бюкуа, Тилли, Христиан Гальберштадтский. После заключения испано-голландского перемирия 1609 г. множество офицеров, служивших и учившихся у Морица Оранского и Александра Фарнезе, отправилось в поисках занятия в разные страны Европы, в том числе и на скандинавский север, где как раз разгорелась (1611-1613 гг.) война между Данией и Швецией. С их помощью Густав Адольф освоил самую передовую в то время нидерландскую военную тактику и со временем значительно усовершенствовал ее.
      Шведское государство было тогда сравнительно молодым, но быстро растущим хищником. В 1523 г. восстание свободных шведских крестьян, недовольных притязаниями датских феодалов, избавило Швецию от неравноправной унии с Данией и поставило у власти национальную династию Ваза. Едва встав на ноги, новая династия включилась в ожесточенную схватку, которую вели за раздел владений Ливонского ордена между собой во второй половине XVI в. Россия, Польша и Дания.
      В конце XVI в. возник план унии Швеции и Польши. Сигизмунд Ваза, избранный сперва на польский престол, а затем получивший по наследству и корону Швеции, находился полностью под влиянием польской католической шляхты и иезуитов. Это лишь подчеркнуло неестественный характер сближения Польши и Швеции, двух соперников в борьбе за "Dominium maris Baltici" (господство на Балтийском море). Шведы воспротивились воцарению католика Сигизмунда, прогнали его вместе с его польскими друзьями из страны и признали королем герцога Карла Зюдерманландского, дядю Сигизмунда и отца Густава Адольфа.
      Вскоре шведы перенесли войну за море - в Эстонию и Ливонию, а еще через некоторое время напали и на ослабленную внутренней борьбой Россию.
      Агрессивная политика шведских королей не только обеспечивала выгоды контроля балтийской торговли за шведскими купцами и чиновниками. Она смягчала и внутренние классовые противоречия в Швеции. Дворяне находили на военной службе возможности для карьеры и обогащения, а крестьянство сплачивалось вокруг династии, воодушевленное религиозными и патриотическими лозунгами. Способный демагог, красноречивый оратор, Густав Адольф умел поддерживать в крестьянской молодежи, вступающей под его знамена, убеждение, что она идет сражаться во имя чистого евангелического учения, за свободу Швеции и других стран Европы.
      В захваченных балтийских портах шведы устанавливали грабительские пошлины, забирая у купцов треть, а то и половину их товара. В одном лишь Пиллау они собрали в 1629 г. полмиллиона талеров, что равнялось годовой сумме датских пошлин в проливе Зунд.
      Досадным препятствием для дальнейших разбойничьих предприятий шведского дворянства под руководством Густава Адольфа были водворившиеся в Померании и Мекленбурге войска германского императора.
      Планы Валленштейна в случае их осуществления поставили бы под угрозу могущество шведов на Балтике, да и Польша могла бы рассчитывать на его поддержку в своей затянувшейся борьбе со Швецией. Интересы шведского государства требовали вмешательства в Германии прежде, чем станет поздно.
      Сначала нужно было развязаться с польской войной, тем более, что основная цель - захват балтийских портов Польши - была достигнута. Поляки ни в коем случае не оставили бы, даже на время, в руках шведов своих портов, если бы не усиливающаяся угроза войны с Россией. Русское правительство, возглавлявшееся отцом царя Михаила, патриархом Филаретом, решило использовать неудачи Польши в борьбе со шведами с тем, чтобы вернуть утраченный недавно Смоленск и раз навсегда пресечь притязания польской королевской семьи на русский престол. На шведов, которые сами только что отобрали у России часть берега Финского залива, Московское правительство смотрело в данном случае как на полезного союзника. Правда, русским дипломатам было довольно трудно ориентироваться в сложной западноевропейской ситуации, чем шведы и поспешили воспользоваться. В то время в Западной Европе весьма поднялись цены на хлеб, в частности из-за того, что война на Балтике нарушила обычные пути хлебной торговли. Швеция добилась права скупать по дешевым ценам хлеб в России и беспошлинно вывозить его для перепродажи по повышенным ценам в Амстердаме. Вырученные деньги оказались серьезным подспорьем в военных приготовлениях шведского короля.
      Шведы всячески торопили русских начать войну с Польшей, а поляки, осведомленные об этом, прислушались к настойчивым советам агентов Ришелье и заключили с Густавом Адольфом перемирие в Прибалтике, чтобы не драться против двух противников одновременно. Все устроилось как нельзя лучше для подготовки антигабсбургской коалиции: внимание поляков переключилось на Восток, а шведы получили свободу рук для действий в Германии.
      Весной 1630 г. шведский король уже был готов к немецкому походу. Осторожный друг Густава Адольфа, канцлер Оксеншерна до самого последнего момента сомневался в целесообразности рискованного шага, который вовлекал небогатую и малолюдную Швецию2 в войну с сильнейшими державами Европы. Нельзя было положиться и на возможных союзников среди немецких князей: одни из них боялись императора, другие - усиления Швеции; от тех и других можно было в любое время ожидать подвоха.
      Густав Адольф, напротив, видел в создавшейся ситуации большие преимущества. Подавляющая часть имперских войск была отведена Валленштейном с разоренного Балтийского побережья в Среднюю и Южную Германию. Туда переместилась и квартира генералиссимуса. Все внимание государственных и военных деятелей Германии было поглощено предстоящим рейхстагом в Регенсбурге, назревали решающие споры о судьбе Валленштейна. Сам Фридландец сидел в Меммингене, более занятый ходом рейхстага, чем шведскими приготовлениями, хотя они отнюдь не были для него тайной. Оставшиеся в Померании имперские войска обобрали население до нитки и сами жестоко страдали от голода и болезней. Солдаты бродили по дорогам и нападали на проезжающих, грабили обозы. На улицах и дорогах валялись трупы умерших от голода.
      Густав Адольф полагал, что без труда сможет овладеть Померанией. Закаленные в боях с русскими и поляками, привыкшие к победам шведские войска применяли новые методы боя. Усовершенствованное оружие, религиозное воодушевление, помогавшее прогнать из Швеции короля - католика Сигизмунда с его польской свитой и польскими солдатами,- все это помогало шведскому королю завоевывать территории Польского государства и должно было помочь в предстоящей войне в Германии. Немецкие князья после первых же шведских успехов сбегутся под защиту Густава Адольфа, и он сможет создать и возглавить мощную протестантскую партию.
      XVI и XVII века были переходным временем. Рушилось старое, и неизвестно было, что придет ему на смену. У самых умных и способных политиков нередко кружилась голова, и полет фантазии уносил их далеко от реальной почвы. Как мыльные пузыри возникали грандиозные планы. Одни мечтали об универсальной монархии Габсбургов, охватывающей всю Западную Европу, другие думали о всеевропейской федерации государств под руководством Франции, третьи провозглашали: "Москва - третий Рим". Целые государства согласно этим бумажным планам заглатывались в один присест: Швеция и Россия подчинялись польскому владычеству, Польша легко и просто делилась пополам между Швецией и Россией, турки изгонялись в Азию и восстанавливалась древняя Византийская империя. Все это казалось таким же возможным, как и завоевание Кортесом, Писарро и Ермаком необъятных царств на заокеанском Западе и далеком Востоке.
      Головокружительные перспективы открывались и перед шведским королем: завоевание берегов Балтийского моря представлялось чем-то слишком легким и незначительным, чтобы этим ограничиться. Держава в центре Европы - вот о чем мечтал теперь Густав Адольф.
      6 июля 1630 г. Густав Адольф высадился у побережья Померании, на острове Узедом. Испуганный герцог Богуслав XIV Померанский не знал, что предпринять и на чью сторону стать. Впрочем, на него почти не обращали внимания ни католические войска, ни шведы. Густав Адольф без боя овладел Штеттином и начал изгнание имперцев из Померании. Из Швеции прибывали все новые транспорты с солдатами.
      Более половины армии Густава Адольфа состояло из коренных шведов и финнов, остальные солдаты происходили из Шотландии, Эстляндии, Ливонии и даже Польши. Со всех сторон стекались в шведское войско чешские эмигранты. Многие из них заняли офицерские посты, а старый граф Турн вскоре получил командование бригадой. Религиозное воодушевление, твердая дисциплина и доверие к своему полководцу сплачивали войска в монолитное целое. Шведы заряжали свои мушкеты бумажными патронами; это избавляло их от необходимости отмерять порцию пороха и пуль для каждого выстрела. Солдаты были вооружены кремневыми мушкетами, значительно более легкими и удобными, чем устаревшие фитильные мушкеты, находившиеся на вооружении в имперских войсках.
      Артиллерия, организованная талантливым Леннартом Торстенсоном, была особенно богата легкими полевыми пушками. Получившие широкую известность так называемые "кожаные пушки", впрочем, не оправдали себя. Кожа, которой обтягивали тонкие медные стволы этих орудий, не спасала их от перегрева. Они быстро выходили из строя. Вскоре после высадки в Померании шведы отказались от "кожаных пушек".
      Многочисленная и подвижная полевая артиллерия давала шведам неоценимое преимущество в бою. Свои легкие пушки они могли передвигать даже непосредственно с атакующими войсками.
      Крепости одна за другой переходили в руки короля. Ослабленные нуждой, утратившие дисциплину имперцы терпели поражение в каждом бою. Еще до начала кампании из 20 000 солдат у них на деле осталось лишь 4 000. Остальные давно умерли или разбежались. Одиночные солдаты и мелкие группы пали жертвой мести разъяренных крестьян. В то же время шведы, строго соблюдая приказ своего короля, не грабили жителей. (Если не считать, конечно, населенных пунктов, взятых приступом.) Весть о таком их поведении быстро распространилась по Германии. Протестантское население смотрело на Густава Адольфа, как на настоящего спасителя Германии, как на чудесного рыцаря, ниспосланного небом, чтобы поразить чудовищного дракона папизма.
      Валленштейн язвительно говорил: "Надо смотреть ему не на рыло, а на кулаки". Действительно, пока шведский король не стал твердой ногой на немецкой земле, он подавлял хищнические поползновения своих солдат даже с риском вызвать мятеж в войсках. После первых же крупных успехов он начал смотреть на притеснения населения шведской солдатчиной сквозь пальцы.
      Князья не радовались успехам шведов. Обстановка все более властно требовала от князей принятия решения. До сих пор они шаг за шагом отступали перед усиливающейся католической партией. Такая политика, продолжавшаяся ряд лет, совершенно лишила их мужества и воли к сопротивлению, даже когда насилия императорских войск и притязания католиков стали почти невыносимыми.
      С особым неудовольствием взирал на шведов, обосновывающихся в Померании, Бранденбургский курфюрст, который с давних пор с нетерпением поджидал смерти Богуслава Померанского, чтобы присвоить его герцогство. Шведы, успешно наступавшие в Померании, не могли продолжать свои действия, не добившись прохода - по доброму согласию или силой - через Бранденбург и Саксонию, не получив бранденбургских и саксонских крепостей. Точно так же и католические войска не могли развернуть контрнаступления против шведов, не используя опорные пункты и пути сообщения в Бранденбурге и Саксонии. Так или иначе, но немецким князьям приходилось выбирать, к кому из противников примкнуть, чтобы не стать жертвой захватнических притязаний обоих.
      В связи со всем этим в сложной ситуации оказался кардинал Ришелье. Именно он торопил шведов выступать, когда в Германии росло могущество Валленштейна. Однако положение успело измениться. Император потерпел политическое поражение от коалиции католических князей, поддержанных Францией, а несвоевременное выступление шведов могло снова усилить католиков. Остановить шведского короля было уже нельзя, следовало примениться к новым условиям, ослабить неблагоприятные последствия и использовать то, что можно.
      Через полгода после начала вторжения шведов в Германию Густав Адольф и Ришелье заключили в Бервальде соглашение о том, что Франция будет платить Швеции ежегодно 1 млн. ливров на содержание 36000 шведской армии. Шведы, со своей стороны, обещали не притеснять католиков и не нападать первыми на Католическую лигу.
      К этому времени Лига успела отделаться от Валленштейна и его армии, ничуть не смущаясь тем, что шведы уже начали вторжение в Германию. Густав Адольф, громогласно объявивший себя борцом за протестантскую веру, получил первую поддержку в Германии именно от католических (а не от протестантских) князей.
      Когда наступила зима, шведы, в противоположность обычной до сих пор практике, не прекратили военных операций. Хорошо одетые, вплоть до военных полушубков, запасшиеся продовольствием, северяне получили такое превосходство, что плохо одетый и голодный противник не смог более продолжать сопротивление в Померании. Окончательно деморализованные банды имперских солдат бежали в Бранденбург.
      Курфюрст Бранденбургский не допустил шведов на свою территорию, а тем временем назначенный главнокомандующим войсками императора Тилли, стянув из Южной и Центральной Германии значительные силы, двинулся на шведов.
      Ожидавшееся всеми решительное сражение все же не произошло, так как последние имперские гарнизоны в Померании, на выручку которых спешил Тилли, уже успели сдаться шведам. Шведская армия заняла хорошо укрепленные позиции.
      Тилли успел лишь окружить 3000 шведов в крепости Ней-Бранденбург.
      Кодекс воинской части предписывал осажденному гарнизону сражаться с противником только до тех пор, пока оставались шансы отразить врага или дождаться помощи. При безнадежности положения разрешалось сдаться, и мораль была даже готова осудить тех, кто в такой ситуации продолжал бесполезное сопротивление. Таких упрямцев победитель мог истребить всех до последнего человека и игнорировать запоздалые мольбы о пощаде, не навлекая на себя упрека в неблагородном поведении. Тилли штурмовал крепость Ней-Бранденбург и, завладев ею 19 марта 1631 г., приказал перебить весь трехтысячный гарнизон. Тилли повернул к Магдебургу. Сообщения имперских войск с базой в Южной Германии оказались под угрозой ввиду того, что большой торговый город Магдебург, господствующий над средней Эльбой, восстал против императора и упорно противостоял осаждавшим его войскам Паппенгейма.
      Тилли стала покидать его прежняя решительность. Бесконечные войны утомили 70-летнего полководца, который не видел им конца. Суровый до жестокости, но лично бескорыстный, он был принципиальным человеком. Считая, что самое большое несчастье - это загубить душу, он подвергал свирепым репрессиям упорных еретиков, особенно тех из них, кто мог сбить с пути истинного и других. Однако к концу жизни у Тилли появились сомнения, на пользу ли людям исправление, сопровождающееся такими страданиями. Он терял веру в целесообразность решений, принимаемых государями, которым верно служил, он не верил больше, что победы его войск приближают конец войны. Хотелось бы удалиться на покой, но за десятилетия трудной службы прославленный военачальник не сумел накопить богатств. Он перестал рваться в бой и все чаще предпочитал отступать.
      С приходом Тилли под Магдебургом, который обороняли 3000 человек, скопилось двадцатипятитысячное войско имперцев. Паппенгейм остался непосредственным руководителем осадных работ.
      Магдебургские горожане пригласили в качестве коменданта шведского офицера Фалькенберга и, надеясь на скорый приход самого короля, отклонили требования Тилли о сдаче.
      Стены рушились под огнем 86 осадных орудий. К концу апреля пали все внешние укрепления города.
      Вслед за этим Паппенгейм овладел разрушенным пригородом Магдебурга Нейштадтом - на левом берегу Эльбы и стал оборудовать здесь мощные артиллерийские позиции.
      Густав Адольф был поглощен дипломатическими переговорами, так как не решался двинуться в глубь Германии, не заручившись поддержкой союзников. Однако отступление Тилли к Магдебургу позволило шведам продвинуться вверх по Одеру к Силезии. В апреле 1631 г. они взяли штурмом Франкфурт-на-Одере. Король отдал город в распоряжение солдат. В отместку за Ней-Бранденбург победители перебили всех пленных.
      Паника среди имперцев после падения Франкфурта-на-Одере распространилась до самой Праги. Действительно, шведский король стал склоняться к проекту чешских эмигрантов: наступать через чешские земли прямо на Вену.
      Император уже послал Тилли распоряжение прекратить осаду Магдебурга и прикрыть своими войсками Австрию от грозящего ей вторжения. Однако на военном совете у Тилли было решено сперва завершить осаду. Все ухудшающееся положение Магдебурга заставило шведского короля отказаться от своего плана и подумать о помощи осажденному городу.
      Поскольку шведская помощь задерживалась, городской совет вступил с Тилли в переговоры. Народ, возбуждаемый протестантскими пасторами, не хотел и слушать о капитуляции. Проходили месяцы, и Тилли, опасаясь, что шведы могут явиться в любой момент, хотел уже прекратить осаду, но Паппенгейм уговорил его попробовать напоследок штурмовать. Его нетерпение разделяло большинство солдат и офицеров. Они сильно изголодались и оборвались за время осады, разграбление богатого города должно было вознаградить за все лишения.
      17 мая пушки, установленные на валах Нейштадта, начали бомбардировку Магдебурга. К вечеру 19 мая обстрел стих. На рассвете, когда магдебургские ополченцы, обманутые мнимой пассивностью врага и утомленные ночным бдением, стали покидать свои посты на стенах и расходиться по домам, Паппенгейм, выступив на, час раньше срока, намеченного Тилли для общего штурма, ворвался со своими людьми в город. Как раз в эту минуту городской совет, еще не зная о штурме, принял решение сдать город. Едва распространилась весть, что враг в городе, комендант Фалькенберг бросился ему навстречу и был убит в самом начале боя.
      Прорвавшись через весь город, Паппенгейм ударил в спину защитникам южной стороны. К часу дня весь Магдебург был в руках имперцев. Озверевшие солдаты не щадили никого. В разгар боя город вспыхнул сразу в нескольких местах. Тилли тщетно пытался организовать тушение, пожары разрастались в сплошное море огня.
      Магдебург сгорел дотла, сохранилось лишь здание собора в центре города, куда сбежалось несколько сотен уцелевших жителей.
      Уничтожение крупного культурного и хозяйственного центра потрясло всю Германию. Рухнули расчеты Тилли сделать из Магдебурга опорную базу, и все же общее мнение, что императорские войска намеренно сожгли непокорный город, было опровергнуто лишь позже, когда установили, что виновником пожаров был сам комендант Фалькенберг. Протестанты обвиняли Густава Адольфа в преступной медлительности; высказывалось мнение, что он намеренно допустил гибель Магдебурга, чтобы возбудить в Германии возмущение против императора. Возмущение, действительно, поднялось, но вместе с тем выросли страх и недоверие к шведской помощи. Тилли начал репрессировать немецких князей, уже совсем было перешедших на сторону шведов и после падения Магдебурга с ужасом ожидавших расправы.
      Густав Адольф не мог допустить окончательного падения своего авторитета. В специальном манифесте он обвинил Саксонского и Бранденбургского курфюрстов в том, что только их двусмысленная позиция не позволила выручить осажденный Магдебург. В ультимативном тоне шведский король потребовал от Бранденбургского курфюрста предоставить шведам ряд крепостей, и 11 июня под дулами шведских пушек, направленных на курфюршеский дворец, был подписан продиктованный королем договор. Тилли решил аналогичным образом поступить с Саксонским курфюрстом и вторгся в его владения, направляясь на Лейпциг. Этим шагом, однако, Тилли достиг противоположного результата: Саксонский курфюрст бросился за помощью к шведам, пре4 доставив в распоряжение Густава Адольфа свое войско, и настаивал на немедленной битве, пока враг еще не разорил вконец его владения.
      Густав Адольф с некоторыми колебаниями уступил настояниям рвавшегося в бой курфюрста, очевидно, не полагаясь на боевые качества своих новых союзников. В то же время он, как опытный полководец, не мог не осознавать, что оттяжка сражения была на руку только противнику, ожидавшему подкреплений с юга и востока. На тот случай, если бы король уклонился от боя, Тилли намеревался занять переправы на Эльбе и послать отдельный корпус кружным путем в Мекленбург и Померанию, в глубокий тыл шведам. Злополучный пожар Магдебурга лишил, правда, имперцев превосходной базы для операций на Эльбе, и к тому же Тилли был далеко не уверен в исходе возможного сражения. Его привыкшие к победам генералы, и особенно Паппенгейм, произведенный в фельдмаршалы, впрочем, рвались в бой.
      7 сентября 1631 г. Тилли выстроил свои войска, как обычно, в больших батальонах и эскадронах на возвышенности правее деревни Брейтенфельд близ Лейпцига, которым имперские войска овладели накануне.
      Шведы, в отличие от своих противников, применяли новую, передовую тактику, основанную на дальнейшем развитии голландской системы. Они строились в две линии небольшими подвижными батальонами и эскадронами, располагая в промежутках между последними мушкетеров. Батальоны, в свою очередь, становились в шесть, а некоторые в три шеренги, так что в бою участвовало одновременно гораздо больше мушкетов, чем при старомодном построении квадратными колоннами. Частая и густая стрельба позволяла шведским мушкетерам отражать кавалерийские атаки без помощи пикинеров или обходиться значительно меньшим их числом.
      Чтобы обойти левый фланг имперцев, шведы передвинулись вправо и оторвались от саксонцев. Паппенгейм, командовавший на левом фланге католических войск, предпринял со своими превосходящими конными силами, в свою очередь, обход шведского правого фланга, а Тилли бросил тогда главные силы - 25 000 пехотинцев в четырех больших квадратных колоннах пикинеров с мушкетерами впереди и 4000 конницы - на саксонцев, которых насчитывалось всего 16 000. Таким образом, Густаву Адольфу, стремившемуся в начале боя к охвату вражеского фланга, теперь самому угрожал двойной охват.
      Семь раз семитысячная конница Паппенгейма атаковала правое крыло шведов, которым руководил генерал Банер, прозванный после этой битвы "шведским львом". Здесь же находился и сам Густав Адольф. Всадники наступали, как было принято тогда, шагом или легкой рысью, капитаны подбадривали солдат, окликая их по именам, вахмистры подгоняли отстающих. На подходе к противнику рейтары переходили на крупную рысь или короткий галоп, затем передняя шеренга поворачивала коней и, выстрелив из пистолетов, уходила влево, чтобы пристроиться в затылок последней шеренге, перезаряжая на ходу пистолеты или доставая из-за голенища запасные. Следующая шеренга повторяла тот же маневр, носивший название "караколе" (улитка).
      Шведские мушкетеры подпускали атакующих на близкое расстояние, и первая шеренга, стоя на колене, вместе со второй и третьей шеренгами давала одновременный залп. После этого шведская кавалерия устремлялась на врага во весь опор и прежде, чем он успевал прийти в себя, опрокидывала его, действуя холодным оружием.
      Между тем саксонцы, преимущественно молодые, еще не побывавшие в бою рекруты, не выдержали напора ветеранов Тилли и в панике разбежались. Перед имперским главнокомандующим оказался обнаженный левый фланг шведов при большом численном превосходстве католиков. Один полк конницы Тилли послал в обход всей шведской позиции, чтобы атаковать вражеские линии сзади. Шведов выручила подвижность их боевых порядков, немыслимая в то время для других армий. Еще до того, как имперцы успели полностью очистить поле боя от остатков саксонских войск, Густав Адольф отбросил окончательно Паппенгейма и смог отправить освободившиеся силы на левый фланг. Атака с тыла была отражена батальонами второй линии, вовремя повернувшимися кругом. Все это было сделано прежде, чем Тилли успел подготовить свои неповоротливые ударные колонны к новому наступлению. Одна из них ушла в поднявшейся густой пыли настолько далеко, что совсем не приняла более участия в бою, остановившись в нерешительности и не понимая, что происходит.
      Имперской коннице пришлось атаковать, не дожидаясь своей пехоты. Кирасиры подъезжали к выстроенным в три или шесть шеренг шведам и обстреливали их из пистолетов, целясь в знаменосцев. Много знамен упало на землю. В каждой шведской роте взвод пикинеров, находившийся в центре, встречал вражескую конницу пиками, а два взвода мушкетеров по бокам вели огонь, отступив несколько назад. Контратакующая шведская кавалерия окончательно рассеяла имперских всадников. Затем шведские рейтары со всех сторон ударили по католической пехоте, все еще не закончившей построение. Массы пикинеров, представляющие неудержимую силу при движении, в данный момент являлись беспомощной толпой людей, хаотически топчущихся на месте и совершенно неопасных для неприятеля. Для того, чтобы снова стать грозной боевой силой, им надо было перейти в наступление, предварительно построившись в боевом порядке. Однако непрерывные атаки шведской кавалерии заставили имперских пехотинцев оставаться на месте. Когда подошли, наконец, шведские мушкетеры и артиллерия, началось избиение сгрудившейся многотысячной толпы. Шведы, как обычно, наступали молча. (Они презирали имперцев за то, что те, идя в атаку, подбадривают себя криком.) Шведская легкая артиллерия, втрое более многочисленная, чем у Тилли, оказывала пехоте неоценимые услуги. Выставив вперед легкие пушки, поражавшие врага картечью, шведские мушкетеры (некоторые полки целиком состояли из них) подбегали к врагу. Первые три шеренги давали одновременный залп, затем следовал залп следующих трех шеренг, и мушкетеры врывались в ряды противника, нанося удары саблями и мушкетами.
      Вскоре армия Тилли перестала существовать. Половина солдат погибла или попала в плен, остальные разбежались. Голштинский полк, ощетинившись пиками, долгое время отражал все атаки шведской пехоты и конницы, но когда подтащили пушки, было покончено и с ним. Тилли, получивший несколько ран, отказался сдаться и едва не был добит шведским ротмистром, которого в последний момент успел застрелить имперский офицер.
      Сражение наглядно продемонстрировало преимущество шведской тактики. Именно благодаря высокой, по тем временам, маневренности, шведы сумели выиграть время, выйти из угрожающего положения, в которое их поставило поражение саксонцев, и снова атаковать имперцев, прежде чем те успели перестроиться.
      Весть о великой победе прокатилась по всей Европе. В далекой Москве правительство, радуясь неудачам папистов, организовало по поводу Брейтенфельдской битвы народное гуляние и салют из 100 пушек.
      Кое-как залечив раны, Тилли поспешил на Северо-Запад собирать из разбросанных гарнизонов новую армию. Густав Адольф должен был решить, что делать дальше в этой новой ситуации, так непохожей на то, что было до Брейтенфельдского сражения. Преследовать Тилли означало истощить свою армию маршами по разоренной кампаниями 20-х годов местности, сражаться с противником, который может наращивать свои силы за счет многочисленных гарнизонов, в то время как в не затронутых военными действиями владениях Лиги и Габсбургов будут формироваться новые вражеские армии.
      Не последовал Густав Адольф и советам своих французских союзников идти прямо на Вену через чешские земли. Тогда против Тилли в Средней Германии пришлось бы действовать саксонцам, на боеспособность которых нельзя было ни в коем случае положиться. Густав Адольф опасался, что они за его спиной начнут интриги с католическими и протестантскими князьями и императором. В случае же их более чем вероятного поражения Тилли подверг бы новым жестоким репрессиям союзных шведам германских князей, воспрепятствовал бы дальнейшим отпадениям от императора, короче говоря, поставил бы все завоевания шведов под вопрос.
      Валленштейн секретно уведомил короля из своего Фридландского герцогства, что готов примкнуть к нему, если получит в свое распоряжение 12-14 тысяч шведских солдат. До Брейтенфельдской битвы Густав Адольф сам предлагал опальному герцогу свою помощь и обещал ему титул вице-короля Чехии. После победоносного сражения король уклонился от этого сотрудничества. Едва ли Густаву Адольфу улыбалось разделить лавры, казалось, близкой победы с таким честолюбцем, как Валленштейн. Впрочем, и этот последний навряд ли сумел бы примирить интересы своих приверженцев из католического лагеря с претензиями возвращающихся эмигрантов.
      Густав Адольф не вполне ясно сознавал, чего же он в конце концов добивается: владычества на Балтике или господства в Германии. Военные успехи увлекали шведского короля словно бурным потоком в туманную, но заманчивую даль. Он уже мечтал об императорской короне. Предлагать Фердинанду II мир, хотя бы на условиях отмены эдикта о реституции и уступки шведам Северной Германии, Густав Адольф не желал. Не собирался он и придерживаться Бервальдского соглашения с Францией насчет католических князей. Его оправдывало то, что войска Лиги уже приняли участие в боях против шведов.
      Насколько победа вскружила голову королю, видно из того, что он стал составлять проект совместной с Россией войны против Польши, рассчитывая в короткий срок добиться победы и над императором, и над польским королем, стать господином Германии и воссесть на польский трон. Трезвому Оксеншерне удавалось несколько сдерживать необузданное воображение Густава Адольфа. Канцлер настаивал на том, чтобы извлечь максимум выгоды из польско-русской борьбы, но ни в коем случае не вмешиваться в нее активно. Впрочем, даже Оксеншерна в какой-то мере поддавался Головокружению от успехов. Понимая нелепость замысла захватить Польшу, он считал вполне возможным завоевание Германии.
      Густав Адольф решил предоставить наступление через Чехию саксонцам, сам же двинулся на запад, в земли Лиги. Это наилучшим образом отвечало не только его военным, но, в первую очередь, и политическим планам: подчинить своему руководству Германию, привлекать дружественных и запугать враждебных князей.
      Саксонские войска вступили в Чехию, охваченную восстаниями крестьян и городской бедноты против усердно проводившейся в последние годы контрреформации. Без больших усилий они овладели Прагой. Чешские дворяне-эмигранты возвращались в свои поместья, восстанавливали уничтоженные Фердинандом учреждения. Вскоре саксонское наступление захлебнулось в первую очередь потому, что курфюрст Иоганн Георг выжидал, как сложатся дела у Густава Адольфа.
      Поход шведов к Рейну поразил современников стремительностью. Густав Адольф выслал вперед специальных агентов для связи с недовольными католическим господством, и многие города, тяжело страдавшие от контрреформации, открывали ворота шведам при первом их приближении. Густав Адольф вел себя как признанный государь Германии, принимал присягу от городов, заключал с князьями союзы "на вечные времена", жаловал немецкие земли в лен. С сопротивляющимися князьями обходились без всякого сожаления. Король проходил по их владениям "огнем и мечом", "с поджогом, грабежом и убийством",- как он сам говорил.
      Князья съезжались в ставку шведского короля; даже те, к кому благоволил император, считали нужным засвидетельствовать свое почтение победителю. Некоторые из них, впрочем, одновременно договаривались с Тилли о том, как удобнее нанести шведам внезапный удар в спину. Другие, не ожидая для себя ничего хорошего от новых хозяев Германии, бежали из своих владений. Курфюрст Майнцский попытался с помощью испанцев дать отпор шведскому королю. Все было бесполезно: и перегораживание устья Майна затопленными кораблями, и яростные контратаки прославленных испанских войск: шведы переправились через Рейн и очистили от неприятеля его берега в среднем течении.
      Католическая лига сделала попытку с помощью Франции столковаться в Густавом Адольфом, но возросшие аппетиты шведского завоевателя сделали соглашение невозможным. Король, чувствуя свою силу, открыто издевался над теми немецкими князьями, которые приходили к нему с планами мирного посредничества.
      Зимой 1631-1632 гг. Густав Адольф снова не сделал традиционного перерыва в военных действиях. Получив известия, что собравшийся с силами Тилли начал теснить шведские гарнизоны в Средней Германии, король повернул на восток и вскоре начал угрожать Баварии. Тилли поспешил преградить шведам путь и, соединившись с войсками Максимилиана Баварского, занял позицию на притоке Дуная р. Лех. Один фланг католических войск упирался в укрепленный городок Раин, почти у самого места впадения Леха в Дунай, другой фланг, прикрытый болотами, Тилли приказал дополнительно укрепить засеками. Шведам ничего не оставалось, кроме как форсировать перед лицом неприятеля вздувшуюся от весеннего таяния снегов реку, на всем протяжении которой католические войска заблаговременно разрушили все мосты и увезли все средства для переправы.
      Осмотрев местность, Густав Адольф обратил внимание на то, что левый, шведский берег Леха значительно выше правого, неприятельского. Это могло дать важное преимущество для обстрела вражеских позиций.
      Выбрав место, где река делала изгиб, король наметил позиции для трех артиллерийских батарей так, что они могли вести перекрестный огонь.
      Под прикрытием- массированного артиллерийского огня, продолжавшегося два дня, шведы стали наводить переправу. Католические войска, придвинувшись к берегу, энергично отвечали, хотя и не могли справиться с более многочисленной и находившейся на более выгодных позициях артиллерией шведов. Чтобы предохранить свои войска и, особенно, тех, кто работал над сооружением моста, от излишних потерь, Густав Адольф велел разжечь на берегу и на прибрежных островах костры. Густой дым от подкладываемых веток и сырой соломы закрывал работающих от глаз неприятельских стрелков и артиллеристов.
      15 апреля мост был закончен, и 300 финляндских пехотинцев-добровольцев, быстро перебежав по нему, создали небольшой плацдарм на вражеском берегу. Сюда же перетащили несколько легких пушек. Только после этого началась переправа основных сил, прикрываемая ожесточенной пальбой из пушек и мушкетов. Когда битва на католическом берегу Леха уже была в полном разгаре, шведским кавалеристам удалось обнаружить брод и форсировать реку еще в одном месте. Тилли поспешил на место боя и, приведя в порядок уже пришедшие в расстройство войска, лично повел их в контратаку. В последовавшем шестичасовом сражении шведский командир Врангель отразил все попытки сбросить его в воду. Тилли, как всегда находившийся на самых опасных участках, был тяжело ранен ядром в ногу. Был контужен в голову и его помощник Альдрингер.
      Наступившая темнота заставила обе стороны, измученные многочасовым сражением, прервать бой, чтобы привести себя в порядок. Шведы, оправившиеся за ночь и приготовившиеся с утра возобновить схватку, обнаружили, что Максимилиан Баварский в темноте отвел католические войска в укрепленный лагерь, откуда в ту же ночь перешел в крепость Ингольштадт. Сюда перенесли и умирающего Тилли.
      Густав Адольф, как уверяют, заявил, что будь он на месте баварцев, он ни в коем случае не покинул бы такую великолепную позицию, как река Лех. По-видимому, знаменитый полководец хитрил: все преимущества позиции на Лехе были утрачены католиками еще до начала отступления: шведы форсировали водный рубеж, надежда опрокинуть их контратакой не оправдалась, и продолжение боя могло принести имперцам и баварцам лишь полный разгром. Понятно поэтому разочарование шведского короля, прикрытое маской презрения, когда он увидел, что враг ушел недобитым, сохранив достаточно сил, чтобы поместить сильные гарнизоны в мощные южногерманские крепости: Ингольштадт (о которую вскоре разбились все атаки шведов) и Регенсбург, занятый баварцами по совету Тилли. Говорят, что предсмертными словами Тилли были: "Регенсбург! Регенсбург!"
      Война не закончилась, однако, путь в Баварию для шведов был открыт. 17 мая Густав Адольф вступил в ее столицу Мюнхен, и местные иезуиты постарались превзойти всех в раболепии перед победителем.
      Глава VI
      ВАЛЛЕНШТЕЙН И ГУСТАВ АДОЛЬФ
      Успехи шведского оружия спутали все расчеты Ришелье. Пока неприятным соседом Франции были Габсбурги, кардинал всячески помогал их противнику Швеции. Водворение на месте Габсбургов Густава Адольфа также мало устраивало руководителя французской политики. Направить шведов после Брейтенфельда на юго-восток не удалось. Когда французский посол потребовал от Густава Адольфа оставить Баварию в покое, король, вспылив, ответил, что может прийти со своими 50 000 человек и в Париж.
      Ришелье предложил Максимилиану Баварскому защиту от шведов при условии, что тот откажется от союза с императором. Этот маневр также не удался, так как баварский герцог отклонил французские предложения.
      Итак, стать верховным арбитром в спорах между немецкими католиками и протестантами, изолировать Габсбургов и держать в руках шведов Ришелье не сумел. Напротив, изоляция угрожала самой Франции. В сложившейся обстановке Ришелье решил занять французскими войсками пограничные немецкие крепости, подчас перед носом у наступающих шведов, не прекращая предлагать помощь и дружбу католическим князьям. Одним из первых отдался под покровительство Франции архиепископ-курфюрст Трирский. Как только подошедшие шведы потребовали от него капитуляции, он, не теряя времени, передал свои крепости французам. Несравненно большим, чем в Париже, было беспокойство в Вене. Сразу же после Брейтенфельдского разгрома двор охватило смятение. Непобедимый Тилли не смог остановить шведов, Германия была открыта для врага, и даже австрийские рубежи не были защищены. Положение было едва ли менее грозным, чем в 1619 г., когда повстанцы угрожали Вене. На этот раз даже из Польши нельзя было ждать помощи. На ее восточной границе назревала война, и уже в июле 1632 г. русские войска воеводы Шеина вступили на территорию Польского государства, осадив Смоленск.
      Старый друг австрийских Габсбургов - Испания была связана контрнаступлением голландцев, которое развернул брат умершего в 1525 г. Морица Оранского принц Фридрих Генрих. Продвижением в долину Мааса он хотел выйти в тыл испанским владениям в Нидерландах и отрезать их одновременно от Германии. Чтобы остановить его, испанцам пришлось поспешно отозвать с Рейна свои войска, не заботясь более о судьбе немецких католических прелатов.
      В распоряжении императора и Католической лиги имелся, правда, прославленный полководец, кумир солдат - Паппенгейм. Однако Паппенгейм, превосходный рубака, ни в малейшей степени не обладал способностями стратега. Зимой и весной 1632 г., причинив смелыми атаками много хлопот в Северо-Западной Германии шведам и их союзникам, он не сумел, тем не менее, сковать их силы и не допустить переброски подкреплений Густаву Адольфу.
      Паппенгейм был совершенно неспособен реально оценить силы противника. Может быть, этим отчасти объясняется и его необыкновенная отвага в бою. Достаточно сказать, что еще в 20-х годах он намеревался одолеть во главе отряда испанцев Францию, брался овладеть датскими островами, а немного позже предложил испанскому королю завоевать для него одним ударом Голландскую республику, ту самую, которую более 60 лет тщетно пытались победить лучшие полководцы и лучшие солдаты того времени. В мае 1632 г. Паппенгейм даже попытался показать испанским генералам образец военного искусства. Он подошел к крепости Маастрихт, осажденной тогда войсками принца Оранского, и с хода атаковал их. Испанцы, не на шутку возненавидевшие Паппенгейма за его хвастовство, бросавшее тень на их собственные отчаянные, но бесплодные усилия в борьбе с голландцами, с большим удовлетворением смотрели на то, как имперский фельдмаршал, положив полторы тысячи своих солдат при штурме укрепленного по всем правилам военной науки лагеря принца Оранского, ушел не солоно хлебавши.
      Когда Густав Адольф еще был на Рейне, при дворе императора вспомнили о Валленштейне, который после отставки, казалось, целиком ушел в личную жизнь, занялся хозяйственными делами своего Фридландского герцогства, изображал из себя маленького государя, стараясь превзойти пышностью и блеском своего герцогского двора подлинных монархов.
      Только Валленштейн мог, как и в 1625 г., создать на пустом месте новую армию и повести ее в бой против такого противника, как Густав Адольф.
      Фридландец давно ждал этого. Он предвидел такую ситуацию еще осенью 1630 г., когда ему вручили указ об отставке. Только предвкушение момента, когда унизивший его император будет вынужден унизиться сам перед ним, Валленштейном, дало герцогу силу подавить в себе возмущение. Великолепно понимая безвыходность положения, в котором оказался Фердинанд II, Фридландец заставил себя долго упрашивать. Несколько раз император посылал к нему своих приближенных, предлагавших все более и более лестные условия. Валленштейн отвечал, что полюбил тихую мирную жизнь и не прельщается военной славой и почестями. В устах человека, честолюбие которого было общеизвестно, эти слова звучали более чем высокомерно. Император чувствовал в них крайнюю степень злорадства со стороны некогда обиженного полководца. Подавляя накапливающееся раздражение, Фердинанд II продолжал настаивать, и Валленштейн, наконец, как бы нехотя, согласился создать армию, но ни в коем случае не командовать ею. Он понимал, что никто другой не сможет возглавить эту еще рыхлую, готовую в любой момент рассыпаться громаду и что императору придется снова и снова унизительно просить у Фридландца согласиться принять командование.
      Получилось так, как ожидал Валленштейн. Едва лишь стало известно, что он набирает войско, со всех сторон хлынули люди. Тут были и старые воины, служившие некогда под знаменами Фридландца, и новички, привлеченные его славой. Всем было известно о прошлых успехах герцога, о высоком жалованье, которое он платил, о привольной жизни солдат за счет мирного населения. Только Валленштейну, его военной славе могли так легко довериться солдаты в тот момент, когда неприятель, ломая всякое сопротивление, растекался по Империи.
      Обращаясь снова к полководцу с просьбой возглавить созданную им армию, венский двор заранее готовился услышать самые непомерные требования, однако условия, поставленные Валленштейном, превзошли все предположения. Он желал полной власти над всеми вооруженными силами Империи с правом награждать и наказывать солдат и офицеров, права самостоятельно вести переговоры с противником, взимать контрибуции, конфисковывать имущество на отвоеванной территории. Чтобы избежать вмешательства в руководство войсками со стороны жаждущего военных лавров энергичного эрцгерцога Фердинанда, сына императора, Валленштейн настоял на запрещении кому-либо из родни монарха появляться при войсках. В армии распоряжался только Валленштейн, и даже император не мог отдавать приказы генералам.
      В мае 1632 г. новая армия начала военные действия. Саксонцы не осмелились противостоять ей и без сражения оставили Чехию. Однако Максимилиан Баварский, укрывавшийся от шведов в крепостях, напрасно ожидал, что теперь имперские войска придут к нему в Баварию. Валленштейн не торопился и, несмотря на то, что император слал ему одно за другим распоряжения отправиться в Баварию, собрался в поход лишь в июне 1632 г.
      Густав Адольф, между тем, прекратил безуспешные попытки овладеть Ингольштадтом, где под ним убило 24-фунтовым ядром лошадь, и принялся опустошать баварскую территорию. Крестьяне, озлобленные разбоем шведов и подстрекаемые католическим духовенством, поднялись на партизанскую борьбу и причинили королю немало хлопот.
      Генералиссимус считал, что лучшим средством заставить шведов уйти из Баварии является нажим на Саксонию: Густав Адольф ни в коем случае не мог допустить разгрома саксонцев. Поэтому Максимилиану самому пришлось выбираться из Баварии на границу Чехии и Саксонии. Здесь в г. Хеб (Эгер) состоялась встреча обоих полководцев. Вдоволь насладившись унижением своего злейшего врага - Баварского герцога, Валленштейн милостиво согласился принять верховное командование над объединенными имперско-баварскими силами.
      Густава Адольфа соединение неприятельских войск застало врасплох. Он попытался было предотвратить его, пустившись с 18 000 человек в погоню за баварцами, но опоздал. Валленштейн перешел в наступление во главе сорокапятитысячной армии, и шведы предпочли отступить к Нюрнбергу. Сдача этого города нанесла бы серьезный ущерб политическому влиянию Густава Адольфа, поэтому он приготовился к упорной борьбе и разослал приказ своим генералам, действующим в разных частях Германии, спешить на помощь.
      Валленштейн, обнаружив, что шведские позиции хорошо укреплены, не захотел подвергать свою еще не окрепшую армию риску большого сражения и предпочел взять шведов измором, отрезая их от источников снабжения. Вскоре, впрочем, его собственные войска стали терпеть чувствительный недостаток в провианте, так как окружающие районы были обобраны, осенние дороги раскисли, а шведы в частых ночных вылазках захватывали обозы и скот, предназначавшийся для снабжения католической армии. Не меньше страдали и шведские войска, голодные солдаты набрасывались на зеленые фрукты, и распространившаяся вскоре дизентерия косила ряды обеих враждующих армий.
      В августе Бернгард Веймарский, Густав Горн и другие генералы привели шведскому королю большие подкрепления.
      Густав Адольф получил большое численное превосходство и 24 августа перешел в наступление. 10 часов подряд бросал он свои полки - сперва немецкие (чтобы сберечь кровь соотечественников), затем отборные финляндские, лифляндские и шведские - по склонам холмов, опоясанным рвами, палисадами и окопами, ощетинившимся стволами десятков пушек и тысяч мушкетов. Стойкость обороны не уступала ярости атаки, командиры и солдаты соревновались друг с другом в отваге. Под Валленштейном убило лошадь, Густаву Адольфу ядром оторвало подошву сапога. Мушкетной пулей был ранен в руку Банер, в плен к имперцам попал Торстенсон. Бернгарду Веймарскому (под которым тоже застрелили коня) удалось овладеть высотой, господствующей над всеми позициями Валленштейна. Однако склоны были так скользки из-за прошедшего ночью ливня, что втащить пушки сюда не удалось. К ночи шведские войска были настолько измотаны, что король прекратил бой и вернулся в нюрнбергский лагерь, оставив на поле боя тысячи убитых.
      Друзья и почитатели Валленштейна могли по праву сказать, что их кумир оправдал возлагавшиеся на него надежды: шведскому завоевателю наконец-то была поставлена прочная преграда. Шведская армия не была разгромлена, она еще долгое время останется непревзойденной среди армий других участников войны по боевым качествам своих солдат и командиров, но бои под Нюрнбергом показали, что пришел конец громким победам Густава Адольфа. Пока еще мало кто понимал, что задача, поставленная талантливым полководцем и ловким политиком перед Швецией и ее армией - завоевание Германии,- была непосильной. Затяжные бои под Нюрнбергом были для шведов лишь первыми в долгом ряду тяжелых кампаний, поражений и бесплодных побед.
      От Нюрнберга Густав Адольф повернул в глубь Баварии, совершая крупную стратегическую ошибку. Валленштейн снова начал опустошать Саксонию, чтобы заставить Саксонского курфюрста порвать со шведами. В этом случае армия шведского короля оказалась бы отрезанной от Швеции, а ее базы на балтийском берегу попали бы под удар. Несмотря на позднюю осень, Густав Адольф был вынужден поспешить на помощь Иоганну Георгу. Он предчувствовал, что дело дойдет до нового большого сражения, в исходе которого он уже не был так уверен, как раньше. На всякий случай король написал прощальное письмо жене и попросил канцлера Оксеншерну позаботиться о его малолетней дочери Христине. Шведский король, узнав о численном перевесе войск Валленштейна и наученный горьким опытом нюрнбергской неудачи, поколебался в решении наступать. Приближалась зима, а обе армии оставались в полевых лагерях, не осмеливаясь напасть друг на друга. Валленштейн первый обеспокоился создавшимся положением. Его солдаты, набранные в значительной мере наспех, при недостаточной по сравнению со шведами привычке к зимним холодам и более слабой дисциплине могли не выдержать тяжелой жизни под открытым небом в разгар зимы и начать разбегаться. Имперский главнокомандующий стал разводить войска на зимние квартиры в Саксонии. Он не хотел отводить армию в Чехию, чтобы не обременять эту габсбургскую землю содержанием войск. Расквартировываться в Саксонии было рискованно, но Валленштейн надеялся, благодаря внимательному наблюдению за противником, избежать внезапного нападения с его стороны.
      Едва только Густаву Адольфу стало известно об этом решении, он бросил имевшиеся у него под рукой 16 000 человек в наступление. "Я начинаю думать, что господь отдал врагов в мои руки",- сказал при этом король. Однако прежде чем шведы успели подойти вплотную, Валленштейн построил свои 14 000 человек неподалеку от Люцена за сильными естественными и искусственными препятствиями, рвами и окопами, вырытыми тут же в ожидании шведов. Он уже отказался от тех неповоротливых боевых порядков, которые применял Тилли, и, подражая шведам, построил свою пехоту в десять шеренг (у шведов шесть и три шеренги), придал пехотным полкам легкую артиллерию, а коннице - стрелков. Конечно, шведы значительно лучше применяли разработанную ими систему, чем имперцы, выступавшие в роли учеников. Кроме того, шведские мушкеты были втрое легче вражеских, а артиллерия - более многочисленной.
      Утренний туман задержал начало атаки шведов, и это дало возможность подойти некоторым валленштейновским отрядам. Наконец, король, обнажив шпагу, приказал начать атаку, и трубачи сыграли воинственный лютеровский гимн "Господь - наша сила", бывший, по словам Энгельса, "марсельезой XVI века". Первой же мощной атакой шведская пехота выбила имперских мушкетеров, засевших в окопах вдоль дороги, проходившей перед фронтом армии Валленштейна. На правом фланге Густав Адольф лично повел в атаку финляндских кирасир. Легкая польская и хорватская конница не выдержала удара закованных в латы финляндцев, но в центре Валленштейн организовал контратаку и отбросил шведскую пехоту с большими потерями на исходный рубеж. Густав Адольф поспешил сюда, чтобы лично подготовить атаку. Стараясь лучше разобраться в обстановке, близорукий король подъехал слишком близко к неприятелю. Его заметили и осыпали градом пуль. Одна из них ранила Густава Адольфа в руку, другая - в голову, пулей задело и лошадь, которая встала на дыбы, сбросила раненого короля на землю и умчалась. В жаркой кавалерийской схватке, разгоревшейся тут же, несколько человек, сопровождавших Густава Адольфа, были частью убиты, частью прогнаны, а вражеские кавалеристы выстрелами из пистолетов в упор и ударами холодного оружия добили короля. Они не подозревали, кем являлся умирающий, хотя и догадывались, что перед ними важная персона.
      Герцог Бернгард Веймарский принял главное командование и призвал шведов отомстить за гибель вождя. Шведская армия с новой силой устремилась в атаку, имперцы на обоих флангах обращаются в бегство, шведы сосредоточивают свои усилия опять в центре, овладевают стрелковыми окопами и артиллерийскими позициями, которые уже дважды переходили из рук в руки. В тылу имперцев взрываются боеприпасы, и валленштейновская пехота, охваченная смятением, начинает отступать. Беспорядок все увеличивается, шведы неотступно преследуют. Казалось, что Валленштейн бесповоротно проиграл битву. В этот момент подошел из Галле, в четырех милях (30 км) от Люцена, корпус Паппенгейма, поднятый по тревоге в ночь накануне сражения. Пехота безнадежно запаздывала, и пылкий фельдмаршал устремился вперед с конным отрядом, чтобы успеть принять участие в битве. Горя желанием сразиться с Густавом Адольфом лицом к лицу и не зная еще о его смерти, Паппенгейм рвался в самую гущу врагов, пока не упал, сраженный пулей в бедро. Борясь со смертью, он услышал о гибели шведского короля. "Я счастлив",- прошептал фанатик.
      Через два дня Паппенгейм скончался. Со студенческих лет (когда в одной из стычек Паппенгейм уложил шпагой трех напавших на него испанцев и обратил в бегство четвертого) он постоянно ставил свою жизнь на карту. Удивительно лишь, что смерть настигла его так поздно, когда ему было 38 лет. На теле этого "храбрейшего из храбрых", как оценил его в свое время Густав Адольф, обнаружили более ста старых боевых ран.
      Смелая атака конницы Паппенгейма заставила шведов остановиться, а Валленштейн получил возможность привести в порядок расстроенные ряды своих войск. Шведы еще раз отброшены к своим первоначальным позициям, они оставляют пушки и устилают поля своими телами. Надвигается вечер, когда Бернгард выстраивает полки для новой атаки. Если под Нюрнбергом Густав Адольф мог позволить себе отступление после безуспешных атак, то под Люценом для его преемников это почти невозможно. Отход может вконец подорвать дух армии, обескровленной и потерявшей вождя, свести на нет едва зарождающийся авторитет нового главнокомандующего. Бернгард приказывает наступать. Людей осталось так мало, что приходится обычные две линии батальонов свести в одну. Однако и имперцы понесли ужасающие потери, они измучены до крайности, их командиры едва держатся на ногах. Валленштейн жестоко страдает подагрой и его несут в носилках, его ближайший помощник Пикколомини получил уже в этом бою шесть ран, хотя и не вышел из строя. Вновь разгоревшееся сражение прервано темнотой. Шведы опять отходят, чтобы возобновить бой попозже. Они ждут подхода шеститысячного отряда из-за Эльбы, но Валленштейн, подсчитав свой урон, предпочел покинуть Саксонию и перебраться в Чехию.
      До сих пор историки спорят, кого следует признать победителем при Люцене. Валленштейн, во всяком случае, даже отступив в Чехию, торжествовал победу. В Вене отслужили "Te Deum" ("Тебе, бога, хвалим"), а в Мадриде организовали театральное представление "Смерть шведского короля".
      Смерть Густава Адольфа привела к распаду созданного им в Германии порядка. Нет сомнения, что Швеция в любом случае не смогла бы на длительный период сохранить господство над этой страной, но непререкаемый авторитет короля мог еще в течение некоторого времени подавлять растущие противоречия. Шведская армия уже перестала быть чисто шведской по своему национальному составу. Множество немцев, зачастую прямо из рядов противника, поступило под командование шведских генералов, значительную часть вооруженных сил, находившихся в распоряжении Густава Адольфа, к нему привели союзные германские князья, наконец, даже шведскими частями нередко командовали немецкие генералы.
      Чем беднее и незначительнее был тот или иной союзник Швеции, тем более он зависел от нее, но общей чертой всех этих немецких князей было то, что они отнюдь не стремились стать подданными шведского короля. По мере выявления великодержавных планов Густава Адольфа в протестантской Германии усиливалось недружелюбие по отношению к шведам. Некоторые публицисты уже начали намекать, что король-освободитель умер вовремя, что власть Габсбургов, если они откажутся от контрреформации в протестантских княжествах, будет для Германии меньшим злом по сравнению с хищническим правлением шведов, которые перекачают немецкие богатства на свой бедный Север.
      Аристократическое семейство Оксеншерна, захватившее руководство Швецией при малолетней дочери Густава Адольфа, Христине, не могло, несмотря на бесспорные государственные способности его главы канцлера Акселя Оксеншерны, внушать такое же уважение, как и покойный король. Союзники Швеции с новой силой потянули каждый в свою сторону. Бранденбургский курфюрст стал думать о том, как вырвать из рук шведов Померанию, а Иоганн Георг Саксонский уже вел тайные переговоры с неприятелем. Бернгард Веймарский добивался упрочения за собой главного командования шведской армией и хотел использовать этот пост для того, чтобы сколотить себе в средней Германии "Франконское герцогство". Генералы ссорились между собой, а Ришелье стремился вырвать протестантских князей из-под влияния шведов и денежными подачками заставить их служить интересам Франции.
      Пожалуй, искреннее всех союзников Густава Адольфа оплакивал его смерть римский папа, пылкий поклонник "северного героя". В самый разгар шведского наступления на Баварию папа остался глух к отчаянным мольбам католической коалиции о присылке денег для борьбы с торжествующими еретиками. Он отказывался считать войну против шведов религиозной по своему характеру и с нетерпением ожидал того счастливого момента, когда победоносная шведская армия, покончив с австрийскими Габсбургами, перевалит через Альпы и нанесет сокрушительный удар испанскому господству в Италии. "Сам бог,- говорил "святейший отец" о шведском протестантском герое,- призвал его для нашей защиты". Такое отношение папы к Густаву Адольфу определялось интересами Римского государства, сжатого со всех сторон испанскими владениями. В Ватикане даже отслужили траурную обедню за душу павшего шведского короля.
      У Габсбургов были свои трудности. Правда, шведское вторжение избавило императора от того бессилия, в котором он находился перед лицом дерзких требований своих католических вассалов. Потерпевшая полный разгром Лига теперь всецело зависела от Фердинанда II. Однако непомерно выросшее значение Валленштейна беспокоило императора и всех, кто имел на него влияние. Поведение генералиссимуса внушало самые мрачные подозрения. Некоторые полагали, что он не отказался от намерения создать мощную германскую империю и примирить католиков с протестантами, действуя на этот раз без императора и против него. Другие говорили, что Валленштейн хочет стать королем Чехии и ссылались на его тайные связи с чешскими эмигрантами, заклятыми врагами Габсбургов. Фердинанд II разрешил в свое время Фридландцу вступить в самостоятельные переговоры с неприятелем, но кто мог поручиться, что они ведутся в интересах императора?
      Валленштейн открыто заявлял о своем стремлении к миру в Империи на основе взаимных уступок. Саксонцам он доверительно говорил по этому поводу, что немцы должны общими силами изгнать шведских захватчиков, шведам давал понять, что, возможно, примкнет к ним для совместного удара по Габсбургам, а принимая у себя тайных представителей чешских эмигрантов, намекал о приближающемся часе, когда изгнанники смогут вернуться в свои родовые поместья. Вену Валленштейн пытался успокоить заверениями о том', что он водит за нос и эмигрантов, и шведов, и саксонцев. Как бы в подтверждение этого, генералиссимус трижды прекращал переговоры с протестантами и возобновлял военные действия. Внезапным ударом он разгромил шведский корпус Турна и овладел Силезией. Сам Турн был вынужден сдаться в плен. Ликование в Вене по поводу поимки этого архибунтовщика быстро сменилось разочарованием, когда пришло известие о том, что Валленштейн освободил Турна. Подозрения в измене, замышляемой полководцем, превращались в уверенность. Испания снова, как и в 1630 г., примкнула к врагам Фридландца, отказавшегося послать корпус своих войск для сопровождения испанских войск, которые должны были пройти из Италии в Нидерланды.
      Со своей стороны, шведы и саксонцы пришли к убеждению, что имперский генералиссимус обманывает их ради каких-то никому неведомых целей и что доверять ему ни в коем случае нельзя. Так Валленштейн запутался в той самой сети обманных соглашений и ложных обещаний, которой он хотел опутать других. Как нередко бывает с выскочками, пренебрегающими вековым опытом ведения государственных дел, Фридландец переоценил значение вероломства в политике, не понял того, что обмануть с успехом может только тот, кто предварительно завоевал доверие, что каждое крупное нарушение обязательств в дипломатии уменьшает шансы на успех при последующих попытках обмана и что, наконец, любой самый прожженный плут-политик может оказаться перед лицом такой ситуации, когда ему жизненно необходимо будет доверие партнеров в дипломатической игре. Лишившись доверия своих партнеров, он потерял свободу действий и покатился к пропасти. Неукротимый характер и могучая воля генералиссимуса не позволяли ему осознать безнадежность своего положения.
      Попытки Валленштейна осуществить самостоятельную политику (какова бы она ни была) могли увенчаться успехом лишь в том случае, если бы он смог опереться на реальную общественную силу. Отсутствие такой опоры обрекало Фридландца (поскольку он не желал стать простым орудием в руках шведов или католической партии при венском дворе) на головоломные, но бесплодные интриги.
      Валленштейн искал выхода в новых, еще более сложных интригах, строил еще более хитроумные планы. Все это приводило к противоположному результату: исчезли последние остатки доверия к нему не только среди шведов, саксонцев и придворных Фердинанда II, но и в рядах его собственной армии. Даже преданные Фридландцу люди не понимали, чего он хочет, и недаром распространился слух, что Валленштейн, может быть, выдаст своих ближайших соумышленников императору на расправу, чтобы очистить себя от подозрений. Многие полагали, что он просто сходит с ума. Неудивительно, что большинство генералов не решилось ставить свою судьбу в зависимость от столь ненадежного человека.
      Что касается массы низших офицеров и рядовых солдат, то при всей своей привязанности к Фридландцу они не могли служить ему самостоятельной опорой.
      Сам Валленштейн жесточайшими мерами воспитывал в них слепое повиновение своим начальникам и теперь, конечно, посвятил их в свои планы меньше, чем кого бы то ни было иного. Многих Валленштейн оттолкнул жестокой расправой, учиненной над теми из офицеров, кто, по его мнению, недостаточно храбро вел себя во время Люценского сражения.
      Развязка наступила зимой 1633/34 года. Шведы уже более года хозяйничали в Баварии и овладели важнейшей крепостью на Дунае Регенсбургом. Одно время они даже угрожали вторжением в Австрию. Валленштейн тогда продвинулся из Чехии в Верхний Пфальц, угрожая тылу Бернгарда Веймарского, но едва лишь шведский командующий повернул назад, как Фридландец вернулся в Чехию. Никакие просьбы Баварского герцога, никакие приказы императора не могли заставить его наступать на Баварию. Фердинанд продолжал настаивать, тогда Валленштейн пригрозил ему отставкой и 11 января 1634 года объявил об этом на военном совете в Пльзене. Почти все офицеры и генералы подписались под заявлением о том, что поход в Баварию в разгар зимы невозможен. В другом документе участники совещания обязались быть верными генералиссимусу. Составители вычеркнули из первоначального текста оговорку о том, что обязательство будет иметь силу, пока Валленштейн находится на службе императора. В обстановке всеобщего воодушевления все подписывались и под вторым документом.
      Прошло немного дней, и многие генералы, понимая, что речь идет о разрыве с императором, заколебались. Пикколомини, пользовавшийся полным доверием Валленштейна, связался за его спиной с Веной, а император секретным указом объявил о смещении изменника-генералиссимуса и запретил выполнять его распоряжения. Фридландец, пытаясь еще раз успокоить венский двор, собрал генералов и офицеров, подписавших Пльзеньские документы, и уверял их в своей преданности императору. Это было его очередной ошибкой. Те, кто уже действовал против Валленштейна, согласно указаниям из Вены, не придавали значения его словам, а люди, решившиеся остаться с ним, были еще раз сбиты с толку.
      18 февраля императорские указы были опубликованы, и Валленштейн наглядно убедился, насколько недостаточным оказалось его влияние в войсках. Полк за полком уходил к Праге, где Фердинанд II назначил сбор верных ему сил. Лишь несколько тысяч солдат и офицеров остались с Фридландцем до конца. Верны ему оказались генералы Адам Трчка (Терцки), сын того Яна Рудольфа Трчки, кто так спорил с повстанцами на заседаниях чешского сейма в 1618-1620 гг., Вилем Вхинский (Кински) и фельдмаршал Илов (Илло).
      На сторону Валленштейна также стали гарнизон и население силезского города Опавы (ныне в Чехословакии). Войска присягнули на верность Фридландцу и врагам Габсбургов. В город пригласили чешского протестантского проповедника и начали восстанавливать протестантизм. К восстанию присоединились и окрестные дворяне.
      Валленштейн не собирался отказаться от борьбы. К шведам и французам были посланы гонцы с просьбой о помощи. Чтобы как можно скорее встретиться с ними и уйти от верных императору войск, герцог перебрался вместе со своими сторонниками в Хеб (Эгер).
      Бернгард Веймарский, получив в Регенсбурге от Валленштейна просьбу о помощи, заколебался, опасаясь подвоха. Сначала он даже заявил, что не позволит своим людям оседлать ради вероломного Фридландца даже собаки. Когда же, наконец, шведы собрались в путь к Хебу, было уже поздно.
      Среди сопровождающих Валленштейна нашлись люди, которые, считая дело своего начальника безнадежно проигранным, позаботились о том, чтобы заслужить милость императора. Это были полковник Бутлер, ирландец и рьяный католик (его усердно поощрял к выполнению благочестивого замысла католический священник Таафе, тоже ирландец) и шотландцы Гордон и Лесли, начальствовавшие над имперским гарнизоном в Хебе.
      25 февраля, на другой день по приезде Валленштейна в Хеб, комендант крепости Гордон пригласил к себе в гости Вхинского, Трчку и Илова. В разгар дружеской пирушки три десятка драгун Бутлера с капитаном Деверу во главе, спрятанные заранее Гордоном в соседних комнатах, выскочили из засады и с криками "Кто верен императору!" бросились на сподвижников Валленштейна.
      Бутлер и Гордон быстро ответили: "Виват Фердинандус!" и, отскочив в сторону, схватились за оружие. Вхинский был заколот, не успев встать с места, Илов пробился через толпу нападавших к шпагам, висевшим на стене, сорвал одну и, отчаянно защищаясь, сразил четырех человек. Через несколько мгновений он упал замертво, а Трчка выскочил в двери и сбежал по лестнице, где его сбили с ног прикладами и умертвили. В соседней комнате убили секретаря Трчки ротмистра Неймана.
      Валленштейн чувствовал себя в тот вечер больным и не пришел к Гордону, оставаясь в постели. Деверу со своими солдатами отправился за ним. Прикончив по дороге камердинера, не хотевшего впускать их к больному, убийцы вломились в спальню. Валленштейн стоял у окна и, всматриваясь в темноту, пытался разобраться в том, что происходит. Теперь он все понял. Обернувшись, он в упор смотрел на Деверу, пока тот не вонзил в его грудь алебарду.
      Фердинанд II сделал вид, что приказывал лишь сместить, но не убивать Валленштейна. В Вене отслужили тысячу молебнов за упокой души генералиссимуса и щедро наградили участников убийства.
      К Опаве отправился генерал Гетц с отрядом, который быстро подавил восстание, расправился с зачинщиками и наложил на город большую контрибуцию.
      Глава VII
      НЕРДЛИНГЕН
      После смерти Валленштейна императорские войска развернули решительное наступление. Сын императора (будущий Фердинанд III) стал во главе войск и вместе с генералом Галласом, советником при главнокомандующем, энергично руководил военными операциями. Созданная Валленштейном гигантская военная машина превосходно работала, в лагере противника был разброд, и даже далеко на востоке положение изменилось не в пользу шведов.
      Русские войска после многомесячных боев под Смоленском, окруженные превосходящими силами поляков, возглавляемыми молодым королем Владиславом IV, сложили оружие. Московское правительство немедленно выставило новую армию, и война могла бы протянуться до бесконечности, если бы русские, наконец, не поняли, что на шведскую помощь рассчитывать бесполезно. Поляки, со своей стороны, пошли на некоторые уступки, и в мае 1634 г. военные действия на польско-русской границе прекратились. Между тем срок перемирия Польши и Швеции подходил к концу, и шведам приходилось подумывать о защите своих приобретений в Прибалтике. Несколько тысяч солдат, которые чрезвычайно пригодились бы в Германии, пришлось оставить в Восточной Пруссии на случай польского нападения.
      Как раз в это время испанское правительство, встревоженное успешным наступлением голландцев в Бельгии, отправило из Италии в Нидерланды армию, которую возглавил брат испанского короля Филиппа IV, кардинал Фердинанд. Кардинал-инфант, как его называли, должен был занять пост наместника Нидерландов, а до этого по пути из Италии в Бельгию помочь в Германии католическим войскам против протестантов.
      Шведские полководцы продолжали ссориться друг с другом и с саксонцами, а их армии были разбросаны по всей Германии и плохо согласовывали свои действия. Бернгард Веймарский пытался закрепить за собой главное командование шведскими войсками в Германии, но канцлер Оксеншерна не согласился на это, справедливо полагая, что Веймарский герцог не захочет быть простым орудием шведской политики и будет пытаться проводить свою собственную политическую линию.
      В течение летних месяцев 1634 г. Бернгард все медлил соединить свои войска с силами фельдмаршала Горна, с которым он должен был разделить командование, а тем временем принц Фердинанд (он носил тогда также титул венгерского короля) с Галласом в качестве советника во главе двадцатипятитысячной армии перешел в наступление. 22 июля он овладел после двухмесячной осады Регенсбургом, а в августе занял Донауверт и подошел к стратегически важному городу Нердлингену. Только тогда шведы решили, наконец, пресечь дальнейшие успехи неприятеля, так как взятие Нердлингена открывало католикам доступ в нетронутую еще военным разорением Швабию, являющуюся в этот момент настоящей житницей для шведских войск. Бернгард Веймарский и Густав Горн объединили свои силы для освобождения этого города, в котором уже свирепствовали голод и эпидемия чумы. Гарнизону Нердлингена, насчитывавшему пятьдесят человек, было сообщено о твердой решимости шведских полководцев прийти на выручку. Бернгард и Горн дали даже разрешение коменданту Нердлингена сложить оружие перед неприятелем, если помощь не подоспеет до 6 сентября.
      23 августа шведская армия вышла на дальние подступы к Нердлингену. Бернгард нетерпеливо торопил Горна начинать сражение, пока к баварским и имперским войскам не присоединились испанцы, прибытие которых ожидалось со дня на день. Сомневавшийся вообще в успехе всей этой операции по освобождению Нердлингена Горн советовал дождаться хотя бы шеститысячного отряда шведского генерала рейнграфа Отто Людвига, задержавшегося на пути с запада.
      3 сентября в район Нердлингена прибыл кардинал-инфант с 15 000 испанцев. Общая численность католических войск достигла тем самым 40 000 против 25 000 шведов. У шведов же время уходило в ссорах, и лишь 5 сентября -слишком рано, по мнению Горна, и слишком поздно, по мнению Бернгарда,шведские войска завязали бой с противником.
      Шведские полководцы рассчитывали занятием господствующих высот Албух юго-западнее Нердлингена поставить католическое войско в неудобное положение. Если бы это удалось, то Бернгард мог надеяться, что противник не осмелится атаковать шведов на столь сильной позиции и будет вынужден снять осаду Нердлингена. Однако сбылись опасения Горна. Пока шведы совершали обход, союзные католические войска успели занять ключевые высоты.
      Утром 6 сентября Горн начал атаку Албуха всеми силами своего правого крыла. До полудня Горн безуспешно штурмовал их и был отбит испанской пехотой. Бернгард в это время старался оттянуть на себя как можно больше императорских и лигистских войск. После полудня католические армии перешли в общее наступление. Шведы Горна, откатываясь к большой дороге Нердлинген-Ульм, наткнулись на бегущих более коротким путем к этой же дороге солдат Бернгарда. Протестантские войска пришли в полное замешательство. Враг энергично преследовал их и взял в плен 6000 человек, в том числе и самого Горна. Свыше 10 000 шведских солдат было убито.
      Это был полный разгром, более страшный, чем поражение имперцев при Брейтенфельде в 1631 г. Юго-Западная Германия без боя перешла в руки имперцев и лигистов. Нердлингенская битва, показав немецким протестантам, что они не могут больше полагаться на шведскую поддержку, заставила их искать примирения с императором. Испанский иезуит Кирога - духовник императрицы - и испанский посол, оказывавшие мощное влияние на Фердинанда II, толкали его на компромисс, чтобы все силы Империи были готовы прийти на помощь Испании в надвигающейся борьбе ее с Францией. 30 мая 1635 г. Саксонский курфюрст подписал в Праге мирный договор с императором. Граф Траутманнсдорф, выдающийся дипломат, посланный императором для ведения предварительных переговоров, искусно преодолел все опасения и возражения Иоганна Георга. Стороны договорились, что духовные владения, захваченные протестантами после Пассаусского перемирия 1552 г. (и которые, согласно реституционному эдикту 1629 г., должны были быть возвращены церкви), могли оставаться в распоряжении нынешних владельцев в течение сорока лет, пока специальная согласительная комиссия не решит окончательно вопрос об их будущем. Хотя, строго говоря, мирный договор должен был касаться только подписавших его сторон, т. е. императора и Саксонского курфюрста, они, тем не менее, заявили, что согласованные условия распространяются на всю Империю, являясь как бы ее законом. Прочие князья приглашались присоединиться к договору, упорствующих предполагалось принудить силой, иноземцев, т. е. шведов - изгнать общими усилиями. Лично для себя Саксонский курфюрст выговорил даже некоторые территориальные приращения.
      Пражский договор вызвал оживленные обсуждения и споры как среди немецких князей, так и при дворе императора. Фанатически настроенные католики возмущались фактической отменой реституционного эдикта, непримиримые протестанты огорчались тем, что их права на захваченные церковные владения не признаны окончательно и бесповоротно.
      Нердлингенская битва и Пражский мир поставили в новое, крайне неприятное положение кардинала Ришелье. Готова была рухнуть вся французская политика в Германии, построенная на поддержании равновесия во внутригерманскои борьбе и на том, чтобы не связывать себя далеко идущими обязательствами. Император и его союзники явно брали верх, и только открытое вступление Франции в войну могло предотвратить их победу.
      Едва лишь гонец прискакал в Париж с вестью об исходе Нердлингенского сражения, как Ришелье, мгновенно оценив ситуацию, изложил свое мнение королю. Ловкий царедворец, кардинал обычно избегал давать Людовику XIII указания в неприкрытой форме, зная обидчивость монарха. Обычно Ришелье излагал королю несколько возможных вариантов решения, стараясь преподнести их так, чтобы Людовик, как бы по собственному разумению, предпочел именно то, что желательно его первому министру. На этот раз для подобных маневров не было времени. Взволнованный Ришелье напрямик заявил королю, что Франция должна немедленно вооружиться, чего бы это ни стоило.
      Предстояла большая работа. Налоговых поступлений не хватало даже для покрытия обычных государственных расходов; на случай же войны не имелось никаких денежных резервов и никаких запасов вооружения. Надо было поскорее подготовить большую армию, а Ришелье с полным основанием полагал, что такое скороспелое войско не сразу сможет одерживать победы над закаленными в боях немецкими и испанскими войсками. Французы неохотно шли на военную службу, две трети навербованных разбегалось, и капитаны смотрели на это сквозь пальцы, так как оставляли себе жалованье дезертиров. Не испытанные в настоящей войне французские генералы, которым Ришелье к тому же не доверял, как аристократам, склонным к оппозиции, не шли ни в какое сравнение с полководцами, прошедшими школу Спинолы, Тилли и Валленштейна, мерявшимися силами с Густавом Адольфом, Бернгардом, Горном, Банером и другими лучшими генералами того времени.
      Ришелье поспешно заключил ряд соглашений со шведами, Голландской республикой, Савойей и другими, более мелкими государствами, обязавшись оказать им всем открытую военную помощь, и щедро раздавал обещания немецким князьям, чтобы только удержать их от примирения с императором. Франция выставила пять армий: три для наступления в Нидерландах, Италии и Вальтеллине, одну на Рейне, где французы намеревались держаться в обороне, и пятую армию - в резерве. Однако французские войска не решались продвинуться в глубь Германии, и подавляющее большинство немецких князей и городов присоединилось к Пражскому миру.
      Бранденбургский курфюрст был рад случаю отделиться от шведов, и сам шведский канцлер Оксеншерна в таких критических обстоятельствах был не против того, чтобы выйти из войны за соответствующее денежное вознаграждение и передачу Швеции части Балтийского берега Германии. Однако упоенный успехами император не собирался идти на большие уступки шведам. С другой стороны, генералы и офицеры шведской армии не желали отказываться от многочисленных попавших в их руки поместий в Германии и вообще прекращать образ жизни, дававший столь большие возможности для карьеры и обогащения. Не сложили оружие ландграф Гессен-Кассельский и некоторые другие князья, ввиду того, что по условиям Пражского мира решения императора о возвращении церковных владений, принятые до 1628 года, должны были остаться в силе. Такая оговорка не устраивала как раз тех князей, которые успели к этому году потерпеть поражение и подвергнуться репрессии. Теперь они настаивали на возвращении утраченного. Впрочем, император готов был поторговаться с ними, так что примирение не было исключено.
      Не мог пойти на соглашение с императором Бернгард Веймарский. Для него отказ от увлекательных перспектив завоевания большого княжества и возвращение к прежнему ничтожеству были бы равносильны полному поражению. Вскоре после нердлингенской катастрофы Бернгард перешел на французскую службу. Армию, которая находилась под его командованием, Бернгард "захватил с собой", не считая ее частью вооруженных сил шведского государства.
      С самого начала у Бернгарда Веймарского начались трения с французским правительством. Деньги, которые причитались герцогу на содержание его армии, систематически задерживались; со своей стороны, французы упрекали Бернгарда в том, что численность его войск недостаточна, и, следовательно, значительная часть присылаемых ему денег расходуется не по назначению. Бернгард, здоровье которого было слабым от рождения, а нервы расшатаны крутыми поворотами его бурной жизни, едва не заболел от досады и отчаяния. С начала 1636 г. он вовсе перестал получать деньги и должен был лично явиться в Париж, чтобы после двух с лишним месяцев изнурительных переговоров вернуться с 600000 ливров и окончательно подорванным здоровьем к своим солдатам.
      В течение 1636-1637 гг. Бернгард с четырьмя-шестью тысячами солдат, которых он смог содержать на полученные от французов деньги, с трудом сдерживал вместе с другими французскими полководцами наступление имперцев по обоим берегам Рейна.
      Годы 1635-1637 были тяжелыми для Франции и Швеции. Протестантская партия в Германии фактически перестала существовать, военное же сотрудничество между Францией и Швецией еще не наладилось.
      Летом 1635 г. французы и голландцы, договорившись о разделе Бельгии между собой, вторглись в нее с двух сторон. Объединив свои силы, они в числе около 40 000 двинулись прямо на Брюссель. Однако бельгийцы не последовали их призыву восстать против испанского владычества, города запирали перед союзниками ворота, а крестьяне убивали отставших. Из Германии на помощь испанцам подошел Пикколомини с 15000 человек, и голландско-французским войскам пришлось перейти к обороне.
      Императорские войска овладели средним течением Рейна, и в 1636 г. генерал Галлас вторгся во французскую Бургундию, тогда как кардинал-инфант со своими испанцами и конницей Верта пошел из Бельгии прямо на Париж. Там поднялась паника, но Ришелье и король Людовик XIII спокойно и энергично восстановили порядок, организовали оборону и вынудили кардинала-инфанта возвратиться восвояси. Отошел из Бургундии и Галлас.
      Перевес в воине оставался все же на стороне Габсбургов. За ними остался правый берег Рейна и почти все переправы через эту реку. Французы долго не могли оправиться от перенесенных неудач. Бернгард Веймарский также не был способен на активные действия большого размаха, пока не были урегулированы его отношения с Ришелье. Франция даже не смогла воспользоваться смертью Фердинанда II, наступившей 16 февраля, чтобы затруднить избрание его сына, и 22 декабря 1636 г. на престол Священной Римской империи без каких-либо затруднений взошел Фердинанд III.
      Весной 1635 г. французские войска снова заняли Граубюнден и Вальтеллину. Но в марте 1637 г. "серые", недовольные широкой автономией, предоставленной французами Вальтеллине, восстали против своих союзников. Испанцы и имперцы поспешили "серым" на помощь и дали им восстановить свое неограниченное господство над католическим населением Вальтеллины (не считая лишь уступок в религиозных вопросах). Стратегический проход через Альпы был обеспечен за Габсбургами.
      Блестящие действия шведского командующего Банера не могли изменить этой общей неблагоприятной для антигабсбургской коалиции обстановки. Союзные имперские и саксонские войска под командованием фельдмаршала Гацфельда и курфюрста Иоганна Георга овладели летом 1636 г. после длительной осады Магдебургом, а Банер не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы помешать им, хотя и получил подкрепления из Восточной Пруссии, освободившиеся после заключения 2 сентября 1635 г. нового соглашения с Польшей и приведенные генералом Торстенсоном.
      Вслед за взятием Магдебурга союзники потеряли четыре недели из-за того, что их не получавшие жалованья солдаты взбунтовались, и Банер использовал это время для подтягивания новых подкреплений. Союзники, напротив, раздробили свои войска. С 5000 человек они осадили и взяли Бранденбург, а остальными 17 тысячами теснили Банера на север, к Мекленбургу. Шведский командующий, убедившись, что отвлечением части сил на осаду Бранденбурга противник временно ослабил себя и численно сравнялся со шведами, решил дать сражение.
      4 сентября 1636 г., когда неприятельская армия находилась у Виттштока, близ бранденбургско-меклен-бургской границы, Банер скрыто обошел ее с юга, воспользовавшись тянувшимися вдоль фронта противника лесными зарослями. Торстенсон, командовавший правым крылом шведов, неожиданно атаковал саксонцев с фланга, который у них оказался довольно плохо прикрытым естественными препятствиями. Тем не менее саксонцы выдержали удар, а вскоре к ним на помощь подошли имперцы Гацфельда, и Торстенсону пришлось туго. Три часа сражение шло с переменным успехом, и начало уже темнеть. В это время в тылу Гацфельда появилось второе крыло шведской армии, совершившее более глубокий обход с другой стороны. Имперский главнокомандующий уже не мог перестроить свои перемешавшиеся в долгом бою части для отражения новой атаки и дал приказ отступать. Планомерный отход ввиду неотступного преследования со стороны шведов быстро превратился в беспорядочное бегство, были брошены орудия и даже экипажи курфюрста, а солдаты рассеялись.
      Несмотря на этот успех, наступление, которое Банер предпринял в 1637 г. в глубь Саксонии, быстро захлебнулось. Воспользовавшись пассивностью французов, имперцы отвели с Рейна армию Галласа и направили ее против шведов. Галлас бросил против него столь огромные силы, что шведская армия очутилась перед угрозой полного уничтожения. Лишь благодаря необычайной энергии и искусству Банера (и бесталанности Галласа), ей удалось прорваться к своим базам в Померании. К осени 1637 г. значительная часть даже этих баз была шведами утрачена.
      Швеция все сильнее ощущала тяжесть многолетней войны. Налоги и рекрутская повинность вызывали недовольство населения, жалобы, неповиновение и бунты. Вынужденное возвращение в 1635 г. Польше восточно-прусских портов сразу же отразилось неблагоприятно на шведских финансах. В поисках денежных средств правительство продавало дворянству королевские земли вместе с участками, находившимися в пользований у крестьян, что, в свою очередь, усиливало народное негодование. Бунты учащались, и до правительства доходили панические слухи о надвигающемся всеобщем восстании крестьян. Горожане и духовенство были склонны поддержать крестьянские требования, а часть чиновничества и придворных, сгруппировавшись вокруг молодой королевы Христины, была готова использовать складывающуюся ситуацию для того, чтобы вырвать власть из рук дворянской олигархии во главе с Оксеншерной.
      Чтобы сберечь ресурсы Швеции, правительство и военное командование старались содержать армию на подножном корму - за счет населения, по способу Мансфельда и Валленштейна, и пополнять путем вербовок на месте. От хваленой дисциплины первых походов не осталось и следа. Шведская армия стала столь же разношерстной и разноплеменной, как и войска ее противников, а в отношении грабежей и насилий она превзошла их.
      Надо сказать, что эту политику начал сам Густав Адольф. В 1630 г., когда началось вторжение в Германию, шведский военный бюджет составил 9,5 млн. талеров, а численность войск - около 77 000, из которых 40 000 предназначались для действий в Германии. В 1631 г., несмотря на огромный размах военных операций, удалось, благодаря использованию местных немецких ресурсов, снизить военные расходы шведской казны до 5,5 млн. талеров, в то время как численность шведских войск в Германии достигла 80 000 человек. Продолжая действовать в том же духе, Густав Адольф довел в 1632 г. военный бюджет до 2,2 млн. талеров, в шведских же войсках в Германии числилось в это время уже 200 000 человек. Шведский король, по словам Ф. Меринга, вел свою немецкую войну немецкой кровью за немецкие деньги на немецкой земле.
      Глава VIII
      ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ВОЙНЫ
      Война продолжалась уже более 20 лет. Начавшее ее поколение сменилось людьми, выросшими на войне, не помнившими мирного времени. Обычаи, отношения, созданные войной, стали чем-то естественным, само собой разумеющимся. Солдаты сначала грабили тогда, когда не хватало провианта и не выплачивалось жалованья. Потом стали грабить и в том случае, если большой нехватки и не было: грабили "про запас", так как никогда нельзя было быть уверенным в завтрашнем дне. Постепенно нормальным стало грабить при всех обстоятельствах. Если награбленное имущество нельзя было использовать, его уничтожали. Солдат находил вполне естественным, что, попав в крестьянский дом, он по возможности истреблял в кратчайший. срок все, что там находилось. Не было никакого смысла экономить, даже если впоследствии на этом же месте приходилось страдать от голода: все равно ничего не оставили бы товарищи, солдаты соседних частей, начальство или неприятель. Войска совершали марши в сотни миль по всей Германии, надолго не задерживаясь, стремясь внезапно напасть на противника и подвергаясь такой же опасности с его стороны.
      Жители прятали все, что можно, и добровольно не давали солдату и куска хлеба, хотя бы он умирал от голода. Они всегда утверждали, что у них ничего нет, а солдаты не ломали себе головы над вопросом, забирают ли они у хозяина последнее или небольшую часть запрятанного богатства. Крестьянина подвергали ужасающим пыткам, рассчитывая на то, что он отдаст, если есть что дать, или умрет, если ничего не имеет.
      Участник войны Гриммельсгаузен так описывает один из обычных тогда эпизодов военного быта. Отряд солдат ворвался в деревню. Большинство крестьян успело убежать, угнать скот и попрятать имущество, но нескольких человек рейтары сумели схватить и пытками вынудить показать, где спрятались остальные. Пока одни вылавливают скрывшихся крестьян, другие хозяйничают в домах, режут скот, складывают в мешки материю, одежду, утварь, разбивая и ломая то, что остается. Мечами прощупывают сено и солому, распарывают перины, чтобы, выпустив пух, набить их съестными припасами. Разбивают печи и выбивают стекла, ломают и жгут мебель, хотя тут же в нескольких шагах на дворе стоят штабели дров. Глиняную посуду солдаты разбили вдребезги, металлическую же, измятую и сплющенную, упаковали, чтобы захватить с собой. Нет предела их изобретательности в пытках: связанному крестьянину льют в рот отвратительную жижу - "шведский напиток", другого посадили в горящую хлебную печь, третьему закрутили на голове ремни так, что из носа, рта и ушей хлынула кровь, некоторым зажали пальцы вместо кремней в пистолетные замки, а приемному отцу героя книги натерли подошвы ног влажной солью и подвели козла, чтобы тот, слизывая соль, защекотал его до полусмерти.
      Крестьяне платили солдатам лютой ненавистью, радовались их бедам, вредили чем только могли, убивали одиночек, больных и раненых. Они давно уже перестали интересоваться, в какой мере тот или иной попавшийся в их руки военный лично виноват перед ними. Гриммельсгаузен приводит и такой случай, когда крестьяне, захватив солдата-фуражира, отрезали ему нос и уши и закопали живого в бочке.
      Особенно большой размах приобретало мщение крестьян после какого-нибудь крупного поражения одной из враждующих армий. Ищущие спасения разрозненные кучки измученных беглецов становились легкой добычей разъяренного населения. Крестьяне выходили на них с ружьями, как на охоту, караулили у переправ через реку, чтобы топить солдат дубинами и шестами с берега и лодок. Трупы раздевали догола. Не только солдату, но и любому проезжему было небезопасно встретиться по дороге с крестьянами: одичавшие и ожесточившиеся люди, гонимые нуждой или алчностью, без всякого стеснения убивали одиноких путешественников. Нередки стали случаи людоедства. Голодные люди ели траву, кору и листья деревьев, ловили мышей и лягушек, подбирали даже падаль.
      Плохо приходилось не только крестьянам. Горожане за стенами своих городов могли укрыться только от менее крупных отрядов. В случае же взятия города штурмом они попадали в полную власть разнузданной солдатчины.
      Излюбленной добычей войск были многочисленные еще в Германии монастыри с их обильными запасами, .собранными неутомимыми монахами за счет поборов с окрестного населения. Не только протестантские, но и католические солдаты не считали нужным особенно стесняться со святыми отцами. 210 кавалеристов Валленштейна, остановившиеся на пару дней в монастыре Гегбах, израсходовали, например, 2000 фунтов мяса и забрали с собой 1000 гульденов (в счет, по-видимому, экономии, наведенной монахами на пропитании солдат, иронически замечает историк). И это еще следует считать умеренным обхождением!
      Германия превращалась в пустыню. Там, где до войны были тысячи поселений, теперь можно было ехать целыми днями, не встречая человека. Население крупнейших городов сократилось в несколько раз, деревни просто исчезали с лица земли.
      В Рейнском Пфальце, который называли "садом Германии", к концу войны осталось менее десятой (некоторые считают, что даже менее пятидесятой) части прежнего населения. Всего на территории Империи население сократилось с шестнадцати миллионов приблизительно до шести. В сражениях погибло не менее 350 000 человек, остальные стали жертвами голода и эпидемий. Немало людей бежало в другие страны. Густо населенные раньше области покрылись дремучими зарослями, волки стаями бродили по опустевшим улицам. Курфюрст Иоганн Георг Саксонский за 45 лет своего правления лично истребил 3 543 волка и 203 медведя.
      Гибли ценнейшие культурные сокровища, расхищались и уничтожались библиотеки. Баварцы вывезли в Рим крупнейшую гейдельбергскую библиотеку, шведы отправили к себе на родину библиотеку Майнца: по дороге она погибла в море. Позднейшим историкам Германия того времени напоминала сумасшедший дом, подожженный своими обитателями сразу со всех четырех углов. Находились же в ней такие личности, как светило богословия Лука Оссиандер, который после двадцати лет неслыханного национального бедствия вещал горожанам Тюбингена, что очередное опустошительное вторжение в Швабию вызвано не чем иным, как божьим гневом из-за того, что местные богословы обнаружили в учении некоего Хорнейуса из Брауншвейга всего лишь 17, а не 129 заблуждений и отклонений от истинного вероучения!
      Большие изменения претерпело военное дело. Испанский боевой порядок был окончательно отброшен, и все воюющие армии перешли к голландско-шведской тактике. Это и было то самое линейное построение, которое, постепенно совершенствуясь, господствовало в Европе до конца XVIII века.
      Значительно изменилась стратегия. Вначале господствовала уверенность, что война не будет долгой. Полководцы ставили своим войскам решительные задачи, стремясь разгромить врага в генеральной битве, овладеть его политическими центрами и закончить войну. Именно так действовали чешские повстанцы, наступая в 1619 г. на Вену, а в 1620 г. Тилли и Бюкуа в битве на Белой горе покончили с сопротивлением Чехии. Несколько позже испанцы и Тилли повели решительное наступление на Рейне, прочно овладели Пфальцем и, разбив протестантские войска, закончили войну в этом районе. Столь же решительными были успехи Тилли и Валленштейна в войне против Дании и ее союзников в 1624-1629 годах.
      Вторая половина войны носит иной характер. Самые блестящие победы более не приводят к сокрушению и подчинению врага и в лучшем случае лишь наклоняют чашу весов в ту или иную сторону. Этот второй период начинается с вторжения шведов, сопровождавшегося такими успехами, что казалось, на этот-то раз войне, действительно, пришел конец. На самом же деле, именно шведы, стремившиеся все время нанести своей великолепной армией решительный удар, придали военным действиям (в противоположность своим желаниям) затяжной характер. Густав Адольф, как мы уже видели, одержав победу при Брейтенфельде, утверждается в Средней Германии, но пока он подчиняет себе Рейнскую область, Тилли собирает на севере войска, теснит шведов во Франконии и укрепляется в Баварии. Шведский король при Лехе открывает себе путь в Баварию, а Валленштейн, между тем, с новой армией занимает Чехию и угрожает Саксонии, и так продолжается многие годы.
      Разорение страны и система содержания войск на подножном корму заставляет размещать их на большой территории. Нужно иметь немалые организаторские и военные способности, чтобы стянуть разбросанные войска в одно место для выполнения какой-либо важной задачи и успеть решить ее прежде, чем собранная армия растает от голода, холода и болезней. В сражении под Люценом, которое как Густав Адольф, так и Валленштейн считали решающим, оба крупнейших полководца смогли использовать лишь по полтора десятка тысяч бойцов при общей численности императорских и шведских войск в Германии до 200 000. Учитывая все эти обстоятельства, искусный полководец иной раз перед лицом превосходящего по численности ударного кулака неприятеля ловко избегает сражения, дожидаясь, пока скученная масса вражеских войск не начнет гибнуть от недостатка средств существования. Вопросы снабжения стали в центре внимания. Налет на деревню, нападение из засады на неприятельский обоз, угон скота - в операциях подобного рода, а отнюдь не в больших битвах завоевывает гриммельсгаузеновский Симплициссимус славу лучшего воителя в округе.
      Среди солдат и офицеров чисто наемническое профессиональное отношение к своему делу решительно преобладает над патриотизмом и религиозным воодушевлением. Солдаты храбро сражались, готовые погибнуть в бою или в походе, держась своего полка. Но если их воинская часть подвергалась полному разгрому, переставала существовать, они считали свои обязанности исчерпанными и подыскивали себе другое место службы, по возможности, на "своей стороне", но подчас не брезговали завербоваться и к неприятелю. Густав Адольф систематически пополнял свою армию тысячами пленных, так же поступал и Бюкуа еще во время подавления чешского восстания. В "чужой" армии надо было привыкать к новым порядкам, но со временем почти все различия в войсках разных государств стерлись.
      Исчез и национальный характер людского состава. В шведской армии коренных шведов было незначительное меньшинство, и были годы, когда в шведских войсках в Германии насчитывалось не более 600 настоящих шведов. Во французской армии служили тысячи немецких солдат, офицеров и генералов, в войсках германского императора итальянцев и славян было не меньше, чем коренных немцев.
      Генералы и офицеры меняли службу не менее часто, чем солдаты: Бернгард Веймарский, после того, как он был шведским главнокомандующим, сделался французским генералом; Тилли и Иоганн фон Верт переходили с имперской службы на баварскую и обратно. Это были, правда, переходы внутри одной и той же коалиции, но генерал Арним, например, сначала служил у шведов, затем сражался в рядах имперских войск, а потом, возглавив саксонскую армию, изгонял имперцев из Чехии. Генерал Меландер, наоборот, сначала воевал против императора, затем - за него. Имперским гарнизоном в Брно, упорно отстаивавшим крепость в 1645 г. от шведской армии Торстенсона, командовал бывший шведский офицер де Суш. Известный шведский полководец Кенигсмарк (по происхождению немец из Бранденбурга) до Брейтенфельдской битвы служил у Тилли. Нечего говорить о таких самостоятельных государях, как Франц Саксен-Лауэнбургский или Георг Люнебургский, которые считали себя вправе сражаться то на одной, то на другой стороне. Протестанты воевали в католических войсках, католики - в протестантских. Это никого уже не удивляло. Симплициссимус побывал на службе попеременно у шведов, хорватов, саксонцев, в немецких имперских войсках, у французов и добрался под конец даже до России!
      Служить становилось все тяжелее. Прежние солдатские вольности и самоуправление исчезли. Правительства брали под жесткий контроль командиров, а те - своих подчиненных. Все труднее становилось найти неограбленное и недограбленное население. Занятие солдата, пишет Гриммельсгаузен - жрать и пить, терпеть голод и жажду, распутничать и бездельничать, гулять и играть в азартные игры, подчиняться и своевольничать, убивать и быть убитым, подвергать и подвергаться мучениям, гнаться и убегать от погони, пугать и пугаться, грабить и быть ограбленным, распространять несчастье и быть несчастным, бить и быть битым, в общем только губить и портить, чтобы за это самому погибать и нести ущерб. Те, кто ухитрится дожить до преклонных лет, становятся нищими и бродягами, если только не припрятали чего-нибудь из награбленного в свое время.
      Удивительно ли, что многие предпочитали дезертировать, а солдаты разбитых отрядов не спешили присоединиться к уцелевшим частям своей армии. Целыми шайками следовали они за армиями, держась на безопасном расстоянии, чтобы не попасть на глаза начальству, но и не уходя далеко, чтобы не оказаться под ударом неприятеля или местной администрации. Название их "мародеры" - вошло в языки современных народов. О происхождении его говорили следующее: как-то граф Мерод набрал из неопытных рекрутов целый полк, но в первом же походе большая часть его солдат вышла из строя от усталости и болезней. Оборванных, искалеченных и голодных солдат Мерода можно было видеть на всех дорогах. Они попрошайничали, воровали, грабили, и казалось, что нет ни одного нищего и бродяги, который не служил бы раньше в полку Мерода, не был бы "мародером".
      Цели войны к середине 30-х годов были уже не те, что вначале. У Фердинанда III, любителя книг, музыки, ценителя искусства, не было религиозного фанатизма, присущего его отцу; воспитанник иезуитов, император не любил их и не подчинялся им. Несмотря на большие военные и политические успехи, он давно отказался от заманчивых планов 20-х годов: как от установления самодержавной власти в Империи, так и от присвоения в пользу своих родственников и союзников северонемецких епископств.
      Император в еще большей степени, чем его отец, склонялся к тому, чтобы не вмешиваться активно в дела Германии, но зато настойчиво укреплять свою власть в наследственных габсбургских землях в Чехии и по Дунаю. Продолжение войны в Германии все более теряло для Фердинанда III смысл. Внутринемецкие разногласия, вызвавшие войну, были более или менее улажены, религиозный фанатизм почти полностью выветрился, неудовлетворенные князья, вроде Бернгарда Веймарского, не представляли самостоятельной силы, и война не кончалась только потому, что вступившие в нее иностранные державы требовали удовлетворения своих противоречивых интересов и не успели истощиться в такой же степени, как Германия.
      Исход борьбы между Испанией, Францией, Швецией и Австрийской монархией был далек. Швеция отказалась от нереалистических планов Густава Адольфа, от завоеваний на Рейне и в Средней Германии, сосредоточив усилия на удержании Балтийского побережья. Такая программа являлась естественным продолжением политики, которую последовательно осуществлял Густав Адольф до того момента, когда он увлекся мечтой о завоевании Германии. Но даже для того, чтобы не потерять Померанию, шведам пришлось пойти на более тесный союз с Францией.
      Франция же, богатая и населенная страна, только теперь по-настоящему развернула свои силы. Ришелье и военный министр Ле-Телье усовершенствовали военную организацию, ограничив административные права военных командиров и увеличив влияние гражданских властей. Комиссары и интенданты проверяли наличие солдат, правильность выплаты жалованья и нередко заседали на военных советах. Правительство отобрало у военачальников право назначать офицеров.
      Большим злом во французской армии был старый обычай ставить во главе полков молодых людей, часто детей из знатных семей, причем такой "командир", занимавший подчас должность полковника в нескольких полках сразу, проводил обыкновенно свое время в увеселениях в Париже. Не будучи в силах совершенно искоренить эту традицию, Ле-Телье подбирал к таким полковникам дельных подполковников, которые фактически и руководили полком. Удалось устранить совмещение должностей, а также добиться того, чтобы офицеры полков не подражали своим знатным полковникам и находились неотлучно в войсках.
      Ришелье и Ле-Телье создали при французской армии лазареты. Другие армии не знали подобных заведений, раненые солдаты получали недостаточную медицинскую помощь и умирали массами. Даже выдающиеся военачальники, такие, как Тилли, Паппенгейм, Гебриан, умерли от ран, которые в наше время нельзя было бы счесть смертельными. Повсеместно солдаты брали в поход жену или подругу, нередко с детьми, чтобы обеспечить себе уход на случай болезни или ранения. Огромные обозы, создававшиеся таким образом, уменьшали подвижность войск и увеличивали количество требуемого провианта.
      В январе 1638 г. французское правительство выплатило герцогу Бернгарду Веймарскому сразу 2,5 млн. ливров задолженности и твердо обещало еще столько же в течение года. Воспрянувший духом Бернгард развернул на верхнем Рейне большое наступление. В феврале его армия покинула свои зимние квартиры и, захватив врасплох ряд городов, осадила важный для имперцев Рейнфельден. Имперский командующий герцог Савелли, собрав наскоро свои силы, поспешил на выручку осажденным. 24 февраля он опрокинул войска Бернгарда и отбросил их далеко от Рейнфельдена, Веймарцы понесли тяжелые потери. Погибло и попало в плен несколько высших офицеров.
      Собрав уцелевшие остатки своей армии, Бернгард не стал думать об обороне или дальнейшем отступлении. Привыкнув вести отчаянную игру, он и на этот раз поставил все на одну карту. Едва прошло два дня после сражения, как веймарцы стремительно атаковали врага, торжествовавшего свою победу. Ошеломленные имперцы были разгромлены наголову, все генералы и 3000 солдат попали в плен.
      Большинство пленных солдат победитель включил в ряды своих войск, генералов же вместе с захваченными знаменами отправил в Париж. Здесь было организовано торжественное шествие и богослужение "Te Deum", после чего трофейные знамена поместили в Соборе Парижской богоматери.
      Обрадованный Ришелье отправил в распоряжение Бернгарда подкрепления вместе с лучшими французскими командирами Гебрианом и Тюренном. Собрав под своим командованием более 15000 солдат и офицеров, Бернгард начал операции по овладению крепостью Брейзах, самым важным в военном отношении пунктом во всем Эльзасе, господствовавшим над верхним течением Рейна. Успехи Бернгарда стали не на шутку тревожить императора. По его поручению целый ряд агентов, и среди них неймарские родственники герцога пытались уговорить его помириться с главой Империи, но они встречали постоянно твердый отказ. Мысль о возвращении на положение захудалого князька, каких сотни в Германии, была невыносима для Бернгарда даже в горькие дни после нердлингенской катастрофы, тем менее она была приемлема теперь, когда он шел от победы к победе.
      Борьба за Брейзах шла на протяжении всего 1638 года. Крепость, расположенную на крутой скале, было невозможно взять штурмом, но Бернгард узнал, что беспечный комендант ее фельдмаршал фон Рейнах распродал в целях наживы большую часть накопленных в ней запасов продовольствия. Все зависело теперь от того, удастся ли веймарцам перерезать связь Брейзах с внешним миром.
      Понимая важное значение этой крепости, император отправил значительные силы для ее спасения. Одна из армий была доверена герцогу Савелли, уже успевшему бежать из плена после битвы при Рейнфельдене. Баварский герцог также имел войска под командованием фельдмаршала Гетца. Оба полководца не блистали военными талантами и постоянно ссорились.
      9 мая Бернгард Веймарский стремительно атаковал направлявшегося к Брейзаху Савелли при выходе из горного прохода близ деревни Виттенвейлер. Имперцы были разбиты прежде, чем подошли баварцы Гетца, которые вслед за этим также потерпели поражение. Тысячи повозок с провиантом для Брейзаха достались победителю. Оба незадачливых полководца спаслись после гибели своих армий бегством, не переставая по дороге обвинять друг друга в неудаче.
      В середине августа 1638 г. Бернгард приступил вплотную к осаде Брейзаха. Имперцы еще несколько раз безуспешно пытались пробиться к крепости, между тем как комендант фон Рейнах растянул двухмесячный запас продовольствия, имевшийся в его распоряжении, на целых четыре месяца. 15 октября имперцы ворвались в лагерь веймарцев у Брейзаха и овладели частью окопов. С минуты на минуту могло произойти их соединение с осажденным гарнизоном. Бернгард в это время лежал серьезно больной в постели. Его помощник Гебриан тщетно пытался остановить охватившую солдат панику. В критический момент на поле боя появился Бернгард. Еле держась на ногах, он остановил бегущих, бросился с ними в контратаку и прогнал неприятеля.
      17 декабря, после того, как гарнизон Брейзаха, испытывавший в течение последних недель жестокий голод, потерял всякую надежду на помощь извне, было заключено соглашение о капитуляции.
      Тем самым было надежно прервано сухопутное сообщение между испанскими владениями в Нидерландах и Италии. Для Франции это означало крупный стратегический успех в ее борьбе с Испанией.
      Собрав стотысячную армию, Ришелье наметил на 1638-1639 гг. наступление на противника на всех театрах военных действий. Банер со шведами должен был пробиться в Чехию, трансильванцы - в Венгрию; французы собирались развернуть наступление в Нидерландах, а Бернгард Веймарский - на Рейне.
      В январе 1639 г. Банер вышел из Померании, разбил в нескольких сражениях объединенные силы имперцев и саксонцев и вторгся в чешские пределы. Предполагалось, что союзные армии встретятся под Веной. Шведы и трансильванцы страшно опустошили Чехию, Моравию, Силезию, Австрию и Венгрию, и сами вскоре стали страдать от недостатка продовольствия.
      Все, что можно было унести, шведы вывозили на повозках или вниз по Эльбе на лодках, остальное уничтожали. Огню были преданы тысячи городов и деревень. С особой методичностью шведские войска грабили и уничтожали оборудование железоделательных предприятий - нежелательных конкурентов шведской промышленности. Дважды они подходили к Праге, но не решались штурмовать ее и ограничились артиллерийским обстрелом.
      Воззвание Банера к чехам, которых он, по собственным словам, пришел освободить, не нашло ни малейшего отклика у населения, скрывавшегося в лесах и горах и умиравшего здесь от голода и холода.
      Не дождавшись французов, задержавшихся далеко на западе, шведы и трансильванцы ушли восвояси; комбинированное наступление не удалось.
      Продолжая считать себя независимым немецким князем, Бернгард старался представить свои отношения с Францией как "союзные" и причинил своей строптивостью немало хлопот французскому правительству.
      Ришелье в свое время разрешил Бернгарду завоевать для себя княжество за счет габсбургских владений в Эльзасе, но после взятия Брейзаха кардинал не захотел выполнять своего обещания и передавать столь ценную позицию союзнику. Ришелье приказал Берн-гарду передать Брейзах французскому гарнизону, но тот не собирался выпускать добычу из рук и ответил отказом. Внезапная смерть честолюбивого военачальника, наступившая 18 июля 1639 г., избавила французское правительство от дальнейших осложнений. Командиры "веймарской" армии согласились за солидную мзду подчиниться Франции, во главе войска был поставлен французский командующий маршал Гебриан.
      В 1638 г. папа и датский король обратились к воюющим сторонам с призывом заключить мир. Вскоре требование всей Германии прекратить войну стало таким настойчивым, что император пытался вести мирные переговоры с каждым из своих главных противников - шведами и французами - отдельно. Все свои споры с немецкими князьями он намеревался решать без участия иностранцев на внутригерманских съездах и конференциях - рейхстагах, курфюрстентагах и депутационстагах.
      В Кельне и Гамбурге начались предварительные встречи представителей воюющих сторон. Ришелье и Оксеншерна вообще не собирались пока вести серьезные переговоры о мире. Французская сторона утверждала, что совершенно необходимо приглашение шведских делегатов в Кельн, и негодовала по поводу того, что император отказывает в соответствующих пропусках для шведов. Шведы же заявили, что им нечего делать в этом католическом городе. После срыва кельнских переговоров шведские, французские и имперские делегаты продолжали все же встречаться в Гамбурге, обсуждая возможность открытия настоящих мирных переговоров. Осенью 1640 г. император созвал по вопросу о мире рейхстаг в Регенсбурге. Почти все участники рейхстага высказались за заключение мира. Фердинанд III предлагал восстановить положение, существовавшее до войны, и объявить общую амнистию, которая, однако, не должна была включать повстанцев в наследственных землях Габсбургов, а также наследников Фридриха Пфальцского. Противная сторона принципиально не возражала против идеи мира, и в Гамбурге вскоре было решено созвать в марте 1642 г. мирный конгресс в городах Мюнстере и Оснабрюке в Вестфалии. Оба города были объявлены нейтральными, и уполномоченные всех воюющих государств получили охранные грамоты.
      Глава IX
      ПОСЛЕДНИЕ БОИ
      К началу сороковых годов габсбургская коалиция оказалась в тяжелом положении. Эльзас был занят веймарской армией маршала Гебриана, испанцы терпели поражение в Нидерландах и Бургундии. Против испанского короля восстали Каталония и Португалия, и лишь верные кастильцы, всегда дававшие своему монарху налоги и солдат в объеме, который никогда не требовался от строптивых португальцев и каталонцев, несли возрастающее бремя великодержавной политики. Каталонцы призвали на помощь французов, которые не замедлили вторгнуться на Пиренейский полуостров.
      Если в конце XVI в. Испания могла выставить втрое более многочисленную армию, чем Франция, то к 1640 г. французские вооруженные силы уже превышали испанские, состоявшие теперь к тому же на две трети из итальянцев, французов, немцев, бельгийцев, ирландцев, поляков и хорватов. Невежественные и ленивые офицеры, в продвижении по службе которых протекция имела большее значение, чем боевые заслуги, плохо осваивали новые приемы войны. Несравненная стойкость и отвага испанских солдат в течение многих десятилетий компенсировала растущую отсталость армии и позволяя закрывать глаза на недостатки, создавая до поры до времени видимость благополучия. 19 мая 1643 г. решительное сражение при Рокруа покончило с иллюзиями.
      В этой битве заблистал талант молодого (ему был 21 год) полководца Людовика Бурбона, герцога Энгиенского, более известного по своему позднейшему титулу принца Конде. Возглавив армию, отправленную на выручку осажденной испанцами крепости Рокруа, герцог Энгиенский пренебрег советом приставленного к нему в качестве опекуна-советника маршала Лопиталя и пошел на риск сражения. Испанцы, не ожидавшие такой смелости, даже не успели построить полевые укрепления. Утром 19 мая к испанцам должны были подойти подкрепления, и, узнав об этом, герцог начал атаку всеми силами еще до рассвета. В центре и на левом фланге французы были отражены, но их правое крыло, которое возглавлял сам Энгиенский, опрокинуло врага и затем обрушилось на контратакующих испанцев с фланга и тыла. Весь французский фронт возобновил наступление. Немецкие и фламандские солдаты испанской армии обратились в бегство, и лишь "старые терции" испанцев стояли до конца. Трижды они отбрасывали французов, на четвертый раз ряды испанцев были прорваны. Прославленная испанская пехота была уничтожена. Лишь небольшая часть солдат попала в плен.
      После Рокруа никто уже не считал испанскую армию первоклассной. Ее слава перешла к французам.
      Было покончено с испанскими военно-морскими силами в Северном море: 18 февраля 1639 г. голландский адмирал знаменитый Тромп разгромил дюнкеркских каперов и 21 октября того же года уничтожил направлявшийся из Испании в Нидерланды испанский флот. Из 67 испанских кораблей только 9 сумели добраться до нидерландской гавани. В 1646 г. Дюнкерк был занят французскими войсками.
      Тем временем шведы продолжали удивлять Европу своими военными подвигами, а имперцы - своим упорством. Зимой 1640-1641 гг. Банер задумал захватить в плен собравшийся в Регенсбурге рейхстаг и самого императора. Гебриан не советовал идти на такое рискованное продвижение в самую гущу неприятельских сил, но Банер уговорил его принять участие в смелом предприятии.
      В январе 1641 г. шведы и веймарцы внезапно появились у Регенсбурга. Банер хотел перейти Дунай по льду и штурмом взять город прежде, чем император успеет подтянуть значительные силы. Вскоре небольшая часть шведов переправилась на другой берег и застигла императора врасплох во время охоты. Его пышная свита попала в плен, но сам Фердинанд III сумел спастись. Среди съехавшихся в Регенбург депутатов рейхстага поднялась страшная паника, которую император не без труда преодолел, решительно заявив, что он сам никуда не уедет и будет защищать город до последней крайности.
      Неожиданно наступившая оттепель сорвала замыслы Банера, сделав Регенсбург недосягаемым для основных сил шведов. Со всех сторон спешили имперские войска, и веймарско-шведской армии приходилось теперь думать о собственном спасении. Банеру и Гебриану с большим трудом удалось вывести свои измотанные войска на север. Отступление проходило в крайне тяжелых условиях, по почти не проходимым из-за распутицы дорогам, с преследующими по пятам имперцами, при постоянных солдатских бунтах.
      Артиллерию и обозы пришлось оставить противнику. Банер тяжело заболел, и его несли на носилках. По окончании похода Банер скончался (10 мая 1641 г.).
      Фельдмаршал Юхан Банер начал военную службу рядовым кавалеристом. Густав Адольф особо покровительствовал семье Банеров, чтобы заставить забыть о судьбе их отца, знатного дворянина, казненного за вооруженную оппозицию в 1600 г. Поступив в 1614 г. восемнадцатилетним юношей на военную службу, Юхан Банер в 1621 г. был уже полковником, а в германском походе в 1630 г. участвовал уже в чине генерала. В 1633 г. после смерти Густава Адольфа Банер становится фельдмаршалом и в 1638 г. возглавляет все вооруженные силы Швеции в Германии. Не щадивший своих сил ни в боевых трудах, ни в погоне за наслаждениями, женщинами и вином, Банер умер 45 лет от роду.
      Банера заменил на посту командующего шведскими войсками в Германии прибывший из Швеции с семитысячным подкреплением фельдмаршал Торстенсон. Этот совершенно больной человек, неделями не встававший с постели, совершал походы на носилках (сказывалась тюрьма, в которой он провел полгода, попав в плен).
      Военными талантами Торстенсон не уступал Банеру. Усилив шведскую армию несколькими тысячами свежих солдат, только что прибывших из Швеции, он предпринял в 1642 г. большое наступление в самую глубь вражеской территории - в Силезию и Моравию, доходя отдельными отрядами до Вены. С востока по имперцам снова ударили трансильванские войска князя Ракоци. Помощь от них шведам, правда, была невелика, так как действия трансильванской легкой конницы заключались, в основном, в разорении местности, на которой вслед за этим уже не могли находиться ни имперские, ни шведские войска.
      Метод имперских генералов состоял в том, чтобы избегать сражения со шведами и укрываться в крепостях до тех пор, пока неприятель не измотается в длительных переходах по разоренной стране. Выждав достаточного ослабления его сил, имперцы переходили в контрнаступление, подвергаясь, правда, при этом риску сражения с почти непобедимыми в открытом бою шведами. Во время одного из таких контрнаступлений имперцев, стремившихся освободить от осады Лейпциг, Торстенсон дал 27 октября 1642 г. битву, которую иногда называют вторым сражением при Брейтенфельде. Имперцы были наголову разбиты, оставили на поле боя 10000 убитых и раненых и побросали всю артиллерию, обоз и личные вещи своих командующих - эрцгерцога Леопольда и Пикколомини. Торстенсон овладел Лейпцигом и беспрепятственно вернулся в Силезию и Моравию, где у шведов были верные союзники - моравские крестьяне "валахи", вот уже 20 лет боровшиеся против Габсбургов. Не собираясь идти на Вену, он хотел лишь кормить свою армию за счет коренных габсбургских владений. Так прошел 1643 год.
      В 1644 г. военные действия разгорелись с новой силой. Шведское правительство решило напасть на Данию.
      Пока в руках датского короля находилась южная и западная часть Скандинавского полуострова (так что Швеция почти не имела выхода к Северному морю), пока в руках датчан были острова Готланд и Сааремаа (Эзель), до тех пор Швеция была далека от своей цели - господства на Балтике. Теперь пришло время нанести удар этому ослабевшему ныне сопернику и не допустить его участия в дележе немецкой добычи. В частности, шведских политиков чрезвычайно озлобила роль посредника, которую взяла на себя Дания в мирных переговорах в Вестфалии. Голландия, недовольная высокими пошлинами в датских проливах, помогла Швеции военными кораблями.
      Торстенсон, получив осенью 1643 г., когда он еще был в Моравии, секретный приказ о войне с Данией, двинулся вдоль Одера, а затем - Эльбы, распуская слух о том, что он намерен наступать окольными путями на Баварию. Мосты, сооружаемые им в разных местах на Эльбе, вселяли тревогу в имперцев и баварцев, заставляли стягивать войска и готовиться к обороне, а он, как бы в поисках более удобного и менее защищенного места для переправы, продвигался все дальше на север, и, не привлекая внимания датчан, приближался к их границам. В декабре 1643 г. он внезапно вторгся в Ютландию. Одновременно датские владения были атакованы и на Скандинавском полуострове.
      Дания была совершенно не подготовлена к обороне, и ее войска были вынуждены укрыться на островах, сохранив на материке лишь некоторые крепости.
      Торстенсон хотел атаковать по льду последнее убежище Христиана IV на островах, но морозы оказались недостаточно сильными. Весной к датским островам направились шведские и голландские военные корабли, чтобы открыть путь для комбинированного наступления из Ютландии и с южного берега Скандинавского полуострова. Христиан IV, лично возглавивший датский флот, отразил неприятеля. В ожесточенном морском сражения 1 июля 1644 г. 67-летний король получил более 20 ран и потерял глаз, но оставался, тем не менее, на ногах и руководил боем до конца. Шведы потерпели неудачу, но вскоре оправились и осенью 1644 г. возобновили наступление. Однако затянувшаяся борьба стала беспокоить их французского союзника, который стал добиваться умиротворения, напоминая о борьбе против Габсбургов. 13 августа 1645 г. в Бремсбру был заключен мир. Датскому королю пришлось уступить ряд территорий на норвежской границе, острова Готланд и Сааремаа (Эзель), отказаться от взимания Зундской пошлины с шведских кораблей.
      Имперцы и баварцы решили воспользоваться датско-шведской войной для крупного наступления. На Рейне при Тутлингене Верту удалось 23 ноября 1643 года почти полностью уничтожить веймарскую армию французов Гебриана, который при этом был смертельно ранен. Высвободившиеся войска усилили армию, действующую против шведов. Наступление развернулось сразу в нескольких направлениях.
      Частью сил имперцы атаковали в Моравии очаг восстания "валахов", которых поддерживали воины трансильванского князя Ракоци (преемника Бетлена) и оставленные Торстенсоном шведские мушкетеры. Было сожжено 10 валашских деревень. Моравская хроника гласит, что имперцы "перебили великое множество тех, кто носил провиант в шведский лагерь, и тех, кто знал об этом и не помешал, во Всетине, в Визовице, в Фриштаке и у Злина. Одних повесили, других посадили на кол, третьих колесовали или четвертовали, так что поднялся великий ропот и плач их жен и детей, который было страшно слушать".
      Уцелевшие бежали через горы в Словакию.
      В Ютландию против самого Торстенсона отправился генерал Галлас.
      Заслуженный ветеран, ценимый более за свою преданность династии, чем за скромные военные способности, некогда служил под командою Валленштейна и отошел от него в критические январские дни 1634 г. Позже Галлас принимал деятельное участие в разгроме шведов при Нердлингене. Теперь он настолько спился, что почти утратил способность руководить войсками. Солдаты рассказывали, что однажды Галлас и Пикколомини просидели за вином два дня и ночь, не произнося ни слова, кроме: "Пей, Галлас!", "Пей, Пикколомини!"
      Действия Галласа были медлительны и нерешительны. Придя с огромным опозданием в Ютландию, он вместо того, чтобы запереть там Торстенсона, выпустил его, едва не оказался сам взаперти, бросился отступать и, теряя тысячи людей отставшими и умершими, вернулся с жалкими остатками своей еще недавно столь многочисленной армии в Чехию.
      Торстенсон снова отправился разорять наследственные владения Габсбургов, а имперцы и баварцы с трудом собрали еще одну армию, чтобы бросить ее навстречу шведам. Сам император прибыл в Прагу, поближе к театру военных действий, надеясь воодушевить своим присутствием свои войска. В церквах состоялись торжественные молебны.
      Решительное сражение произошло в Южной Чехии, близ Табора, у деревни Янков, 6 марта 1645 г. С обеих сторон в сражении участвовало равное число солдат, но шведы имели подавляющее превосходство в артиллерии (60 орудий против 26). У католиков был перевес в кавалерии, которой командовал Верт.
      Генералы имперцев и баварцев действовали врозь. Отчаянная атака конницы Верта была отражена шведами. Тем не менее католические войска сражались чрезвычайно упорно, пока, наконец, шведы не окружили их центр и не уничтожили его. 4000 человек, в том числе фельдмаршал Гетц, два полковника, погибли. 4000 сложили оружие. Путь на Вену был открыт.
      Население Вены, которое сначала говорило о приближающихся шведах с пренебрежением, как о кучке мародеров, пришло в смятение. Жители массами бежали из города, и магистрат объявил о запрещении эвакуации для мужчин от 16 до 60 лет. Наспех созданное городское ополчение вместе с добровольческими отрядами молодежи вступило в бой с авангардными частями шведов. Торстенсон, наткнувшись на такое сопротивление, решил не задерживать себя затяжными боями на опустошенной местности и стал отходить в Моравию.
      Собственно австрийские земли пострадали от войны гораздо меньше, чем другие части Империи. Металлургическая промышленность, работавшая на войну, процветала, а общая численность населения не только не сократилась, а даже несколько выросла. Однако после Янковской битвы эти земли оставались все время открытыми для неприятеля, любое колебание военного счастья Приводило его к стенам столицы Империи. Фердинанд III почувствовал, что затягивать мирные переговоры опасно.
      В Моравии шведам не везло. Чтобы стать хозяевами Моравии, они должны были овладеть ее столицей Брно. Город, правда, не был готов к обороне. Его укрепления были не закончены, боеприпасов не хватало, численность гарнизона не достигала нормы. Сначала никто из офицеров императора не брался руководить обороной Брно. Тогда за дело взялся бывший шведский офицер Людовик де Суш. Бедный французский дворянин-гугенот из-под Ла Рошели, де Суш, не надеясь на карьеру при дворе французского короля, отправился искать счастья по свету. По-видимому, он решил, что у шведов, среди множества блестящих генералов, новичку труднее выдвинуться, чем среди вечно битых имперских полководцев. Во всяком случае, де Суш успел к 1645 г. уже зарекомендовать себя в боях против шведов и принял участие в Янковской битве.
      Назначенный комендантом Брно, де Суш 26 марта заверил императора, что не капитулирует ни при каких обстоятельствах (надо иметь в виду, что шведы и не дали бы пощады перебежчику). Мобилизовав жителей, де Суш закончил сооружение городских укреплений прежде, чем появился шведский авангард. Еще через день, 4 мая, подошел сам Торстенсон с главными силами. В приказе войскам он поставил задачу: овладеть городом в течение трех дней, цитаделью - в течение восьми дней.
      Де Суш резко отверг предложение сдаться, и шведы приступили к осадным работам. В штурмах и вылазках, в закладке мин и контрмин прошло не восемь дней, а четыре месяца. Осаждающим с каждой неделей становилось труднее добывать продовольствие и топливо в разоренных окрестностях Брно. Лето выпало на редкость холодное и дождливое. Солдаты, не имевшие подчас возможности обсушиться и поесть горячей пищи, жестоко страдали и заболевали. Осень обещала принести новые невзгоды.
      Трансильванский союзник французов и шведов князь Ракоци, тревоживший Габсбургов с востока, получил этим летом грозное распоряжение турецкого султана оставить германского императора в покое. Венгерские войска стали покидать шведские позиции под Брно. 15 августа Торстенсон предпринял генеральный штурм и, потерпев снова неудачу, снял через пять дней осаду. Император тем временем произвел новый набор в свою армию, и в течение осени и зимы 1645-1646 гг. большая часть территории Чехии и Моравии снова перешла в его руки. Лишь в нескольких укрепленных пунктах Моравии остались шведские гарнизоны. Торстенсон отступил через Чехию на северо-запад, а в декабре 1645 г. усилившееся недомогание заставило его отказаться от командования. На его место был назначен Карл Густав Врангель.
      В Вестфалии же не спешили. Назначенный на 25 марта 1642 г. мирный конгресс был отсрочен, и участники мирных переговоров стали съезжаться в Мюнстер и Оснабрюк только в начале 1643 г.
      Целые месяцы ушли на обсуждение вопросов, имевших, казалось, весьма отдаленное отношение к условиям мирного договора: кто и в каком порядке будет выступать на конгрессе, какие почести приличествуют той или иной делегации и т. п. Оживленную дискуссию вызывали, например, такие вопросы: называть ли французского представителя герцога Лонгвиля высочеством, а представителей курфюрстов - превосходительствами. Затем начались долгие споры по поводу полномочий делегатов. Французы, несмотря на первоначальные возражения со стороны имперской делегации, настояли на том, чтобы на конгресс были допущены представители немецких князей и городов. Тем самым признавалась их самостоятельность и, в известной мере, равноправие по отношению к великим державам и даже к главе Империи.
      4 декабря 1644 г. торжественно открылся конгресс в Мюнстере, где обсуждались взаимоотношения между Империей и Францией, а во второй половине 1645 г, - конгресс в Оснабрюке, занимавшийся шведско-германским вопросом. Делегаты, прибыв из разоренных войной стран и областей, где население умирало тысячами от голода, старались показной роскошью подчеркнуть, что ресурсы представляемых ими государств далеко не исчерпаны. Многочисленные свиты, богатые одежды, обилие драгоценностей, вино, бьющее из фонтанов, бычьи туши, зажаренные прямо на улицах для угощения каждого желающего, создавали нелепую и фантастическую в условиях 20-летней войны картину изобилия.
      Переговоры продвигались крайне медленно. Каждый из участников пытался извлечь максимально возможную выгоду для себя, испробовать все варианты, все комбинации прежде, чем идти на соглашение по тому или иному вопросу. Между союзниками и даже между членами одной и той же делегации нередко вспыхивали раздоры. Например, среди шведских представителей сторонники королевы Христины, настаивавшей на прекращении войны и соглашавшейся на уступки, боролись с воинственными приверженцами канцлера Оксеншерны. Граф д'Аво, много лет осуществлявший политику Франции в Германии, не ладил с Сервиеном, ставленником Мазарини.
      В декабре 1645 г. в Мюнстер прибыл первый министр императора граф Максимилиан Траутманнсдорф, взявший в свои руки руководство имперской делегацией. Бывший протестант и сторонник Валленштейна, он, несмотря на все это, пользовался полным доверием Фердинанда III. По общему признанию, Траутманнсдорф был самым выдающимся из дипломатов, принимавших участие в вестфальских переговорах. Соединявший твердую решимость с деликатностью в обращении, он осторожно и гибко, но в то же время последовательно и настойчиво старался ограничить аппетиты шведов и французов, умерить противоречивые претензии князей и отстоять, насколько возможно, притязания австрийской Габсбургской династии. При всем этом глава имперской делегации стремился не допустить срыва переговоров, так как был давно и глубоко убежден, что мир является жизненной необходимостью для Империи и Австрийского государства.
      Переговоры велись в обоих городах одновременно, и по многим вопросам между делегациями возникла бесконечная переписка, в которой заботились не столько о том, чтобы ясно изложить взгляды, сколько о том, чтобы скрыть их. Обмен посланиями производился через посредников - представителей Дании, папы и Венеции, которые были заинтересованы в том или ином решении многих вопросов и со своей стороны затягивали переговоры.
      Правительства тщательно следили за переговорами, а медлительность в их ходе позволяла главам государств посылать время от времени дополнительные инструкции и, меняя требования, нередко мешать своим дипломатам завершить уже начатый маневр, уже почти согласованную сделку.
      Претензии то уменьшались, то увеличивались, в зависимости от колебаний военного счастья. Зная о все ухудшавшемся внутреннем положении друг друга, обе стороны как бы соревновались в выдержке.
      1 июня 1645 г. шведские и французские уполномоченные предъявили свои предложения, которые обсуждались имперской стороной до апреля 1646 г. Поскольку шведы и французы заговорили об удовлетворении, на которое они претендуют, имперская делегация заявила, что таковое удовлетворение скорее приличествует императору как пострадавшей стороне. На это шведы отвечали, что их король вступил в войну против своей воли, что война стоила Швеции бесчисленных жертв, за что ей и причитается справедливое вознаграждение. После обмена подобными высокопарными декларациями стороны приступили к деловому обсуждению взаимных претензий.
      Испания сначала принимала участие в переговорах вместе с императором. Больным вопросом для нее были национальные движения в Нидерландах, Португалии и Каталонии. Интересовались испанцы также и положением в Италии, судьбой Рейнского Пфальца и французскими завоеваниями в Бельгии и на пиренейской границе. Не будучи в силах бороться одновременно с Францией и Голландской республикой, испанское правительство должно было сделать выбор, с каким из противников следует примириться и на кого надо обрушить все высвободившиеся силы. Франция, угрожавшая испанским владениям в Италии, Бельгии, Бургундии и даже на Пиренейском полуострове, представлялась наиболее опасным и непримиримым врагом.
      Голландская республика более не стремилась к новым завоеваниям в Нидерландах. Бреда, Маастрихт и другие пограничные крепости достаточно оберегали ее территорию от испанского вторжения. Амстердамские купцы боялись, что дальнейшие завоевания могут привести к присоединению к республике Антверпена, опасного конкурента Амстердама в торговле. Голландцы боялись также водворения близ их границ на месте ослабленной Испании сильной агрессивной Франции. "Будь французу другом, но не соседом", говорили они. Кроме того, голландская буржуазия полагала, что продолжение войны чрезмерно усиливает авторитет штатгальтера принца Фридриха - Генриха Оранского, стремившегося к установлению монархической власти в молодой республике.
      Между тем фактический правитель Франции кардинал Мазарини тайно предложил Испании сделку за спиной Голландской республики и против нее, надеясь, что ослабленная Испания позволит обобрать себя и отдаст Бельгию в обмен за Каталонию, где и без того положение французских войск заметно ухудшилось. Испанцы немедленно известили о французском предложении голландцев. Возмущенная голландская буржуазия потребовала выхода из союза с Францией и сепаратного мира с испанцами. Филипп IV этого только и хотел. Он решил признать независимость Республики соединенных провинций и даже согласился на закрытие для торговли устья Шельды, хотя это и означало окончательный экономический упадок испанской части Нидерландов. В декабре 1646 г. мирный договор между обоими государствами был подписан, и Испания потеряла интерес к переговорам в Вестфалии. Ее представители покинули Мюнстер. Трудности, которые испытывал Мазарини внутри Франции, вселяли надежды в испанских политиков и о мирном решении франко-испанских споров говорить было еще рано.
      В начале вестфальских переговоров участники, особенно антигабсбургская коалиция, склонялись к тому, чтобы успокаивать общественное мнение мнимой готовностью прекратить войну, на самом же деле оттягивать достижение соглашения до тех пор, пока войска не добьются решительных успехов. Французский маршал Тюренн сформировал из остатков веймарской армии и навербованных рекрутов десятитысячное войско, с которым пошел за Рейн, где соединился с герцогом Энгиенским, стоявшим также во главе 10000 человек. Летом 1644 г. они овладели обоими берегами среднего течения Рейна, но попытки вторжения в глубь Германии, сделанные ими в 1645 г., потерпели неудачу.
      Мазарини с течением времени убеждался, что добиться полной победы над Габсбургами нелегко и что претензии придется сократить. Он видел, что захваты по Рейну - это все, что по силам французам. Выход из войны с Испанией голландского союзника заставил французов серьезно подумать об ускорении мира с Австрийской монархией, чтобы сосредоточить все силы на борьбе с испанцами. Мазарини всерьез взялся за мирные переговоры.
      Для начала французские представители потребовали уступки Эльзаса и признания за Францией епископств Мец, Туль и Верден, которые находились в ее фактическом владении с середины XVI века. Глава имперской делегации первый министр Фердинанда III граф Траутманнсдорф попытался сперва восстановить против французских территориальных притязаний немецких князей и даже шведов. Шведская делегация немедленно поставила французов в известность о происках имперцев.
      Немецкие князья, не забывая, что только благодаря ходатайству Франции они были допущены на конгресс и получили возможность самим отстаивать свои интересы, не захотели отвергнуть претензии Франции на Эльзас. Даже Бавария не поддержала имперцев. Траутманнсдорфу пришлось отступить и повести борьбу с французскими претензиями путем выдвижения контрпредложений.
      Предстоящий мир наряду с вопросом о французских и шведских требованиях выдвинул перед императором целый ряд внутригерманских проблем: какова будет степень суверенитета немецких князей, что случится с бывшими церковными владениями, как поступить с землями пфальцграфа Рейнского и с его курфюршеским саном. Нужно было урегулировать множество мелких споров и частных притязаний князей и городов. Шведы, между тем, учитывая пожелания чешских эмигрантов, сражавшихся в их рядах, потребовали восстановления независимости Чешского королевства. Это означало бы ликвидацию Австрийской монархии: в данном вопросе Габсбурги не могли идти ни на какие уступки.
      Франция стала показывать явственные признаки утомления войной. Народные бунты, оппозиция знати и наследственных чиновников - "дворянства мантий" - перерастали в настоящую гражданскую войну - Фронду. В стране распространилось недовольство дорогостоящей завоевательной войной, и королеве Анне в глаза говорили о бесполезности для Франции погони за военными успехами. Революция и свержение королевской власти в соседней Англии внушали серьезнейшую тревогу руководителям французского государства. Испания, напротив, не собиралась прекращать войну с Францией. К январю 1648 г. она закончила все формальности, связанные с заключением мира в Нидерландах, и готовилась ударить всеми силами по французскому противнику. Мазарини видел, что медлить с миром в Германии более нельзя. Военные действия шли своим чередом. Хотя французам и шведам не удавалось нанести своему противнику последний удар, военное счастье стало опять (в который уже раз) отворачиваться от Габсбургов. Северная Германия была утеряна ими, так же, как и берега Рейна; Дания капитулировала, а Бранденбург и Саксония, не выдержав опустошительных вторжений шведов, заключили с ними перемирие. Шведы и французы еще раз оказались на границах Баварии и наследственных владений императора.
      Еще в 1646 г. руководители франко-шведской коалиции решили, чтобы заставить императора стать поуступчивее, отколоть от него Максимилиана Баварского. Для этого они организовали большое наступление на Баварию. Летом того же года маршал Тюренн и шведский командующий Врангель (сменивший ушедшего в отставку совершенно больного Торстенсона) во главе 40 000 человек вторглись на баварскую территорию и опустошали ее до тех пор, пока Максимилиан не согласился заключить сепаратное перемирие, оформленное в марте 1647 г. в Ульме. Оно должно было поторопить императора с заключением общего мира. И действительно, ход переговоров ускорился, все не решенные еще спорные вопросы были быстро урегулированы, а все, что было согласовано раньше, теперь свели в два больших текста договора - для Мюнстера и Оснабрюка.
      Между тем баварский герцог начал жалеть о своем решении. Император дал понять Максимилиану, что не будет на мирном конгрессе отстаивать его претензии на наследие покойного пфальцграфа Фридриха V. Среди баварских офицеров с трудом удалось потушить недовольство, а самый прославленный из них - Иоганн Верт - покинул баварскую службу. Войска Максимилиана, которые он раньше старался размещать на чужой территории, вернулись теперь в истощенную Баварию, распускать же их до заключения общего мира герцог не решался.
      Не выдержав такого неопределенного положения, Максимилиан осенью 1647 г. возобновил военные действия против шведов и французов. Чтобы проучить его, Тюренн и Врангель начали весной следующего года большое вторжение в Баварию. 17 мая при Зюсмаргаузене близ Аугсбурга они разбили в жестокой битве командующего баварско-имперскими войсками Меландера, который и сам был смертельно ранен.
      Французы и шведы после этого прошли всю Баварию, чтобы вторгнуться в Австрию. К их несчастью, осенние ливни превратили горные реки в непреодолимую преграду. Десять раз шведы наводили плавучий мост через реку Инни, но поток неизменно сносил все сооружения.
      Фельдмаршал Пикколомини собрал за это время рассеянные остатки разбитых имперских войск и перешел в контрнаступление. Шведы и французы, испытывавшие острую нужду в продовольствии, начали отход в Среднюю Германию.
      Пока происходили все эти операции, шведский генерал Кенигсмарк со своим "летучим" отрядом вторгся в Чехию. 24 июля он прибыл в район Раковника на полпути от границы, пройдя две трети расстояния от границы до Праги. На дорогах к Праге шведы поставили заставы и задерживали всех купцов, путешественников и крестьян, чтобы пражане не смогли узнать о приближающейся опасности. Обоз и пушки Кенигсмарк приказал оставить в Раковнике, а лошадей - выпрячь, чтобы посадить на них мушкетеров-пехотинцев.
      На следующий день, 25-го числа, шведы (их было около тысячи человек) незаметно подошли к Праге. С ними был отставной офицер имперской армии Эрнст Одовальский. В свое время он служил в имперской армии и проделал путь от мушкетера до подполковника, сражался под командованием Галласа в Лотарингии, участвовал в 1636 г. во взятии Магдебурга, был в злополучном для имперцев сражении у Виттштока. Вскоре после этого в одной из стычек с рейтарами Банера он потерял руку, вышел в отставку и поселился у Хеба. Теперь Одовальский, озлобленный задержкой в правительственных канцеляриях пособия за погибшее от военных действий имущество, провел шведов прямо к Малой стороне чешской столицы.
      Укрытые в лесу солдаты и офицеры жадными глазами смотрели с опушки на расстилавшуюся перед ними панораму большого города. Командиры заранее распределили богатые дома для грабежа.
      В ночь на 26 июля, между двумя и тремя часами, шведы проникли через обветшалые стены Страговского монастыря в город. Солдаты получили приказ стрелять в каждого в домах, кто покажется у окна. Чтобы не убить случайно своих, они прицепили к головным уборам зеленые ветки.
      Впереди шел сам Одовальский с сотней головорезов. Один за другим падали захваченные врасплох имперские часовые; вскоре вся Малая сторона и ее обитатели оказались во власти Кенигсмарка. Шведы потеряли всего лишь одного человека убитым и одного раненого.
      Малая сторона - самый аристократический район Праги. Здесь, вблизи от "Пражского града" (кремля) жила знать, селились купцы и ремесленники, обслуживающие нужды двора. Никто из них не успел бежать, никто не сумел спасти свои сокровища от шведов. Десяткам знатных пленных пришлось теперь дожидаться выкупа.
      Три дня шел грабеж Малой стороны. На четвертый день шведы подвезли пушки и начали обстреливать противоположный берег Влтавы, намереваясь повести атаку на Старый город. Решительного успеха они не добились. Произошло то, чего не случилось в 1620 г. после битвы при Белой горе: население Праги - ремесленники, подмастерья, учащиеся - взялось за оружие и встретило шведов на Карловом мосту, отделяющем Малую сторону от остального города. В упорных боях шведское наступление захлебнулось. Уже давно прошло то время, когда шведы и их союзники могли рассчитывать в Чехии и Моравии на роль освободителей от католической тирании Габсбургов. Многократные вторжения Банера, Торстенсона, Кенигсмарка и других шведских полководцев были настолько опустошительны, что население чешских земель стало видеть в шведах своих злейших врагов.
      Шведам пришлось стянуть под Прагу все свои силы, действующие в Чехии и Силезии. В течение сентября они окружили Прагу со всех сторон. В начале октября явился с 8000 человек и шведский главнокомандующий Карл Густав (племянник "зимнего короля" Фридриха, будущий король Швеции, Карл X).
      Осаждающие неустанно подкапывались под стены пражских укреплений. Взрывы мин и артиллерийский обстрел проделали несколько брешей. Штурм следовал за штурмом. Порой шведам удавалось ворваться в город, но отпор, который они встречали на улицах, заставлял каждый раз возвращаться восвояси.
      Число вооруженных защитников Праги втрое превышало силы осаждающих, гражданское население быстро восстанавливало поврежденные стены и сооружало дополнительные укрепления. Был отражен и большой штурм, предпринятый шведами 25 октября (о том, что накануне, 24-го числа, в Вестфалии был подписан мирный договор, здесь, в Праге, никто еще, конечно, не знал).
      У защитников чешской столицы уже кончились боеприпасы и продовольствие, но они наотрез отказывались сдаваться. Шведам, со своей стороны, приходилось ввиду приближающихся холодов думать о зимних квартирах.
      В конце октября к Праге стала приближаться имперская армия, посланная на выручку столицы. Карл Густав поспешил ей навстречу, но имперцы уклонились от сражения. Шведы не пожелали продолжать осаду, имея за своей спиной свежую неприятельскую армию. Они отошли несколько в сторону от Праги, пропуская имперцев к городу, а затем стремительно вернулись. Шведский главнокомандующий рассчитывал, что имперцы уже не смогут отступить и будут вынуждены принять сражение или укрыться в Праге, где положение со снабжением сразу ухудшится. Не надеясь более взять столицу штурмом, шведы рассчитывали овладеть ею измором.
      В тот момент, когда они приближались к противнику, навстречу выехал имперский парламентер с известием о заключении мира. Ознакомившись с документами и удостоверившись в их подлинности, шведский командующий согласился заключить перемирие (2 ноября 1648г.).
      Так у стен чешской столицы закончилась Тридцатилетняя война, вспыхнувшая здесь же в Праге 23 мая 1618 г.
      Глава X
      МИР
      Мир был подписан 24 октября 1648 г. одновременно в Мюнстере и Оснабрюке и вошел в историю под названием Вестфальского. Это был первый в истории общеевропейский договор. Почти все государства Европы, кроме Англии, объятой гражданской войной, России и Турции, приняли участие в разработке мирных условий. Россия, впрочем, была упомянута в тексте договора в качестве одного из гарантов его соблюдения. Вестфальский мирный договор стал одной из основ государственного устройства Священной Римской империи.
      Важнейшим нововведением явилось официальное признание императором права князей вступать в союз друг с другом и с иностранными державами. На практике это означало, как выразился Энгельс в своих "Заметках о Германии", "право на мятеж против императора, междоусобную войну и измену отечеству, гарантированное князьям Европой". Может показаться, что Вестфальский мир ничего не изменил в фактически уже существующих отношениях между императором и князьями. Однако, когда к помощи из-за границы прибегают восставшие подданные - это одно, а когда центральное правительство заранее разрешает своим подданным прибегать к вооруженной помощи иностранных держав - это нечто существенно иное. Если в первом случае государь, подавляющий сопротивление вассалов, выглядит в глазах иностранцев, в худшем для него случае, как тиран, угнетающий подданных, то во втором случае его считают агрессором, нападающим на соседей и тем самым угрожающим безопасности других государств. Общественным же мнением, т. е. мнением, в первую очередь, господствующего класса, с его представлениями о законе и беззаконии, не всегда пренебрегали даже такие деспоты, как Людовик XIV.
      Император оставался главой Священной Римской империи с моральным престижем, покоящимся на тысячелетней традиции. Возможно, не меньшее значение для сохранения его авторитета имел факт полной победы над мятежными подданными в наследственных габсбургских владениях. Кроме того, за императором сохранилась репутация защитника Германии и всей Центральной Европы от турецких завоевателей.
      Французские делегаты на конгрессе пытались включить в текст мирного договора пункт о том, "чтобы новый римский король избирался не из состава семьи правящего императора", но потерпели неудачу. Неписанное правило избрания главой империи обязательно представителя рода Габсбургов оставалось в силе. Множество мелких владетельных особ, завидующих крупным князьям, всегда поддерживало императора в рейхстаге, обеспечивая за ним большинство. Напротив, князья стали настолько независимы после Вестфальского мира, что считались с Империей и ее главой нисколько не больше, чем иностранные государи.
      Франция добилась подтверждения своих прав на епископства Мец, Туль и Верден и овладела Эльзасом. Мелкие эльзасские князьки и прочие непосредственно подчиненные императору владетели считались и впредь связанными с Империей. Это обстоятельство, крайне осложнившее и запутавшее вопрос о франко-германских отношениях в Эльзасе, французские политики намеревались использовать для того, чтобы через представителей Эльзаса влиять на обсуждение внутригерманских дел на рейхстагах. Через 150 лет, когда Великая французская революция лишит эльзасскую знать ее феодальных привилегий, император Священной Римской империи сочтет это насилием над его вассалами и незаконным вмешательством в дела Империи.
      Территориальные приобретения Швеции были наиболее значительны. Она получила западную, более важную, часть Померании (Поморья), город Висмар, секуляризованное архиепископство Бременское и епископство Ферденское. Тем самым в руки шведов переходил контроль над устьями важнейших транспортных рек Германии - Одера, Эльбы и Везера. Шведские государственные деятели не только не понимали, что Швеции не по силам удержать на длительное время столь огромную добычу, но, напротив, полагали, что она проявила большое самоотречение, отказавшись от грандиозных замыслов Густава Адольфа, от завоеваний на Рейне и в Силезии и ограничившись минимальной, как казалось тогда, компенсацией.
      Не все протестантские князья получили желаемое удовлетворение. Гессен-Кассельскому ландграфству, например, перепало за его упорную верность франко-шведской коалиции значительно больше, чем Браун-швейг-Люнебургскому герцогству, отошедшему от борьбы против Габсбургов незадолго до конца войны. Претензии некоторых мелких князей были оставлены без внимания уже просто потому, что их разбор затянул бы мирные переговоры до бесконечности.
      Больше других немецких князей расширил свои владения курфюрст Бранденбургский. Кроме Восточной Померании с епископством Каммин он получил архиепископство Магдебургское и епископства Гальберштадт и Минден. Его княжество, игравшее жалкую роль в течение всей войны, по ее окончании заняло чуть ли не следующее за императором место в Германии, главным образом потому, что Франция сочла полезным поддержать бранденбургские притязания как противовес чрезмерным требованиям Швеции. Напротив, наследники опального Фридриха Пфальцского получили вместе с курфюршеским титулом только часть прежнего курфюршества - Нижний Пфальц. Верхний Пфальц остался за Баварией. Герцог Максимилиан сохранил и сан курфюрста. Для этого пришлось увеличить общее число курфюрстов Империи с семи до восьми.
      Все опальные князья и города были амнистированы. Независимость Швейцарского союза была признана прямо, независимость Голландской Голландии - косвенно, путем умолчания о ее принадлежности к Империи. Неясность вносило то обстоятельство, что испанцы продолжали вести военные действия против французов на территории Бельгии, Лотарингии и Бургундии, тогда как эти земли входили формально в состав Священной Римской империи и, следовательно, согласно букве мирного договора, должны были вместе с нею выйти из войны.
      Религиозно-церковные вопросы, в том числе и судьба бывших владений церкви, игравшие такую большую роль в развязывании войны, не вызвали значительных разногласий при заключении мира. По сути дела, они были решены уже к 1635 г., и лишь борьба иностранных государств за свои интересы продлила войну еще на тринадцать лет. Кальвинистские князья были уравнены в правах с лютеранами и католиками, правители по-прежнему могли изгонять подданных, не желающих исповедовать религию государства. Это "право на реформацию" обесценивало помещенную в одной из статей оговорку о необходимости терпимо относиться к иноверцам. В отношении наследственных австрийских земель Траутманнсдорф не согласился даже на такое неопределенное ограничение прав его государя. Он сказал, что Фердинанд III скорее откажется от престола, чем потерпит в своих наследственных владениях еретиков.
      Духовные имущества, присвоенные протестантскими князьями до 1624 г. (для Пфальца и некоторых его союзников был установлен 1619г.), оставались в их распоряжении, но впредь подобные захваты запрещались. Это означало отмену тех мероприятий по возвращению церковного имущества, которые католическая партия в широких масштабах проводила после первых крупных побед 20-х годов.
      Это вызвало запоздалое озлобление папы, который, в противоречии с прежними миролюбивыми заявлениями Ватикана, особой буллой объявил вестфальские соглашения "в прошлом, настоящем и будущем навечно ничтожными, возмутительными, недействительными, несправедливыми, незаконными, подлежащими осуждению и порицанию, вредоносными, лишенными всякой силы и значения". Никто, впрочем, не обратил ни малейшего внимания на это словоизвержение.
      Шведские войска не сразу покинули оккупированную ими территорию. Швеция потребовала вознаграждение в пять миллионов талеров (сначала она запросила двадцать миллионов), и, пока эта сумма не была им выплачена тощей казной Фердинанда III, шведы продолжали взимать контрибуции на содержание своих войск в занятых ими немецких и чешских землях. Некоторые шведские политики готовы были продлить такое положение до бесконечности, так как не желали демобилизовывать армию, которая, по их предположениям, должна была вскоре понадобиться для новых завоеваний.
      В течение лета 1649 г. в Нюрнберге велись переговоры о порядке выполнения условий Вестфальского мира. Стороны договорились о сроках выплаты по частям вознаграждения шведам и о порядке вывода частей шведской и имперской армий из занимаемых ими районов.
      30 сентября 1649 г. шведские войска оставили район Праги, а к концу того же года покинули всю Чехию. Моравия и Силезия была ими очищена в следующем, 1650 г., и по этому случаю император велел отслужить 24 июля 1650 г. во всех церквах "Te Deum". Наступил мир.
      Глава XI
      ИТОГИ
      Кто же победил в Тридцатилетней войне? Поставить противника на колени не удалось ни одной из воюющих сторон. Военное счастье столь сильно колебалось в течение всей войны, что казалось бы напрасным занятием в момент прекращения военных действий говорить о победителях и побежденных.
      Если сравнить, однако, довоенное положение участников войны, а также поставленные ими цели с достигнутыми результатами, мы должны будем отнести к бесспорным победителям Францию. Она приобрела ряд важных территорий, значительно усилилась и устранила угрозу своей целостности и независимости с востока. Швеция, хотя и не достигла полностью своих целей и не подчинила Германии, захватила важные области и также должна быть причислена к победителям.
      Австрийские Габсбурги не стали господами Центральной Европы, чего они добивались столь же настойчиво, как и шведы, но ценой колоссального разрушения производительных сил и гибели миллионов людей, ценой подавления национальных движений чехов и венгров, ценой отрыва австрийских немцев от остальной Германии централизованная монархия Габсбургов на Дунае и в чешских землях выдержала испытание и вышла из войны окрепшей.
      Победили немецкие князья - как католики, так и протестанты. Они превратились в независимых государей, и многие из них добились территориальных приращений.
      Кто же проиграл? Проиграли, и притом катастрофически, народы Центральной Европы, особенно немецкий и чешский народы, развитие которых задержалось на века.
      О трагических последствиях войны для Чехии и Моравии мы уже говорили.
      Народные массы Германии почти не принимали самостоятельного участия в политической жизни страны во время Тридцатилетней войны. Конечно, народ неоднократно брался за оружие, чтобы спасти жизнь и имущество. Однако эти выступления не имели ясной политической цели и нередко использовались одной воюющей стороной против другой. Многочисленные, но разрозненные выступления крестьян и горожан нигде в Германии не принимали общенационального характера и не могли повлиять на политику господствующего класса.
      Революционная энергия немецкого народа была разбита поражением Великой крестьянской войны 1525 года, а Тридцатилетняя война, поставившая Германию на грань вымирания, лишила немцев последних сил к сопротивлению.
      Притязания крепостников-помещиков после войны не знали границ, а крестьяне были бессильны оказать им действенное сопротивление.
      "Бедствия, причиненные Тридцатилетней войной, позволили дворянству завершить закабаление крестьян; запустение бесчисленных крестьянских хозяйств дало возможность беспрепятственно присоединить эти хозяйства к доминиуму рыцарского поместья, а перевод вновь на оседлое положение сельских жителей, которых опустошительная война насильственно превратила в бродяг, давал дворянству особенно удобный предлог для их прикрепления к земле в качестве крепостных".
      Сама Германия, отрезанная иностранными завоевателями от морей и тем самым от мирового рынка, была обречена на все большее отставание от западных соседей, а право немецких князей на любые союзы позволяло иностранным державам постоянно вмешиваться во внутренние дела Германии, поддерживать бесконечные распри и мешать объединению страны.
      Иностранные купцы подчинили себе немецкие рынки, обосновались в немецких портах и на немецких торговых путях. Германия стала вывозить не ремесленные изделия, как встарь, а сырье для промышленности других стран. Пользовавшиеся раньше всеевропейской известностью торговые и ремесленные центры - Аугсбург, Нюрнберг, Кельн и другие - пали. Ганзейские города, такие как Любек, Данциг, Висмар, пощаженные непосредственными военными действиями, были задушены шведскими пошлинами.
      Политическое, экономическое и культурное преобладание Франции после Тридцатилетней войны приводило в германских княжествах к низкопоклонству перед всем французским. Стремясь уподобиться французской знати, немецкие князья и их придворные безжалостно выжимали всё из своих поданных, чтобы оплатить растущий экспорт французских изделий.
      Этот период был временем глубокого морального упадка, широкого распространения среди немцев "филистерства" - ограниченности в умственном и нравственном отношениях, слепого послушания и раболепства перед властями, господства грубой силы. Энгельс с гневом и горечью писал о Германии 1648-1789 гг.: "Никто не чувствовал себя хорошо. Ремесло, торговля, промышленность и земледелие страны были доведены до самых ничтожных размеров. Крестьяне, ремесленники и предприниматели страдали вдвойне - от паразитического правительства и от плохого состояния дел. Дворянство и князья находили, что, хотя они и выжимали все соки из своих подчиненных, их доходы не могли поспевать за их растущими расходами. Все было скверно..."
      В других странах во время Тридцатилетней войны народные массы в большей мере, чем в Германии, сохраняли способность бороться против все возраставшего гнета. К концу войны восстания сотрясали Европу.
      Великая революция в Англии сломила абсолютизм, во Франции начиналась Фронда, Португалия и Каталония боролись за независимость. Южная Италия восстала против испанского ига, революционное брожение происходило в Швеции, и даже с востока Европы доносились вести о великом восстании против польского владычества на Украине, о бунтах в Москве. Большая общеевропейская война заканчивалась взрывом классовой борьбы, хотя в подавляющем большинстве стран Европы дело не могло дойти до крушения феодального строя. Напряженное внутреннее положение наряду с другими причинами толкало многие воюющие страны к заключению мира.
      Тридцатилетняя война, первый общеевропейский вооруженный конфликт, завершила собой историческую эпоху. Она решила важный вопрос, поднятый реформацией,- вопрос о месте церкви в государственной жизни Германии и связанных с нею стран, о том, какую долю материальных благ и власти согласно уделить церковникам большинство господствующего класса. Католическая церковь даже в тех странах, где протестантизм был разгромлен, не восстановила положения, существовавшего до реформации, и была вынуждена удовлетвориться подчиненной ролью в системе абсолютной монархии.
      Вторая важнейшая проблема войны - создание централизованных национальных государств на месте средневековой Священной Римской империи не была решена до конца. Империя фактически распалась, но далеко не все возникшие на ее развалинах государства носили национальный характер. Напротив, условия развития немецкого, а также чешского и венгерского народов значительно ухудшились. Укрепившаяся независимость князей препятствовала национальному объединению Германии. Закрепился раскол протестантского Севера и католического Юга. В дальнейшем это должно было привести к углублению культурных различий.
      Для австрийских Габсбургов Вестфальский мир был переломным моментом внешней политики. Перестав заниматься германскими делами, они все внимание сосредоточили на борьбе с турками. Экспансия на юго-восток стала основным содержанием австрийской внешней политики на двести пятьдесят лет.
      Остальные участники Тридцатилетней войны продолжали и после мира свою внешнеполитическую линию. Швеция пыталась добить Данию, поглотить Польшу и не допустить расширения русских владений в Прибалтике. Франция во второй половине XVII века, так же как и во время Тридцатилетней войны, систематически овладевает территориями Священной Римской империи, не забывая поддерживать в ней внутренние раздоры и подрывать и без того слабое влияние Габсбургской династии.
      Особенно быстрое выдвижение предстояло Бранденбургу. Уже в первые десятилетия после Тридцатилетней войны это княжество станет опасным для своих соседей, Польши и Швеции, а через сто лет, приняв наименование Прусского королевства, оно начнет борьбу за гегемонию в Германии.
      В истории военного дела Тридцатилетняя война связана с заменой отрядов ландскнехтов, набираемых по соглашению и при посредничестве предпринимателей - военачальников - постоянной армией, личный состав которой связан строгой дисциплиной, назначается главой государства и получает от него жалованье. Экономическое и политическое развитие Европы, увеличение количества денег в обращении, расширение налоговой системы и государственного аппарата, рост власти монарха сделали такую организацию вооруженных сил возможной, а Тридцатилетняя война показала ее необходимость.
      Война создала и распространила новую линейную тактику, она изменила и стратегию. Возросшая численность войск вошла в такое несоответствие с уменьшившимися ресурсами театра военных действий, что оказалось несостоятельным безудержное наступление в глубь территории противника и чересчур долгое преследование отступающего, но не разгромленного неприятеля с целью навязывать ему бой, погоня, которая так часто приводила к гибели преследующей армии. Во второй половине XVII и в XVIII веке государство стремилось снабжать свою наступающую армию всем необходимым. Это позволило содержать и сохранять от вымирания силы, в несколько раз превышающие те, которые имели в своем распоряжении полководцы Тридцатилетней войны. Но эти большие армии могли двигаться лишь на небольшое расстояние, они не отходили от своих складов более чем на пять дней пути. Поход на 50-200 км по вражеской территории стал для них необычайно смелым и даже рискованным делом. Лишь 150 лет спустя выросшее во много раз население и материальные ресурсы Западной Европы позволят войскам революционной Франции совершить новый переворот в стратегии.
      * * *
      В памяти народов Европы Тридцатилетняя война на столетия осталась самым страшным бедствием, какое только может представить человеческое воображение. Только XX век с его мировыми конфликтами, развязанными империалистами, с его угрозой атомного уничтожения оставляет позади ужасы Тридцатилетней войны.
      Как и 300 лет назад, Германии угрожает опасность оказаться в центре пожара, ныне воинственные замыслы правящей верхушки ФРГ могут явиться той искрой в бочке с порохом, которая вызовет всеобщий взрыв. Но в отличие от XVII века ныне существуют силы, способные предотвратить войну и исключить ее из жизни общества.
      КРАТКИЙ ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ
      Событие такого масштаба и исторического значения как Тридцатилетняя война, не могло не привлечь внимания основоположников научного коммунизма. К. Маркс на сотнях страниц делал конспект событий Тридцатилетней войны. Ф. Энгельс в ряде статей и рукописных заметок отметил значение этой войны для судеб Германии.
      Укажем прежде всего на "Хронологические выписки" К. Маркса ("Архив Маркса и Энгельса"), т. VIII (М., 1946). К. Маркс законспектировал ряд томов "Всемирной истории" немецкого либерального историка Ф. Шлоссера (см. ниже). Не ограничиваясь записью исторических фактов, К. Маркс часто дает свои характеристики событиям и лицам, что делает "Хронологические выписки" особенно интересными для советского читателя. Непосредственно событий Тридцатилетней войны касаются страницы 104-141, 179-230, 248-252, 260-265, 267-287, 299-307.
      В классическом труде Ф. Энгельса "Крестьянская война в Германии" (М., Госполитиздат, 1952, 1953, или в Сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса, т. 7, стр. 343- 432; предпочтительнее эти издания, так как в старых изданиях переводы этой работы страдают неточностями) содержится широкая картина истории Германии в позднем средневековье. Для понимания истории Тридцатилетней войны особенно важна характеристика немецких князей.
      В незаконченном отрывке Ф. Энгельса, озаглавленном (издательством) "О разложении феодализма и возникновении национальных государств" (приложение к книге Ф. Энгельса "Крестьянская война в Германии", М., Госполитиздат, 1952), раскрываются важнейшие процессы, происходившие на территории Центральной и Западной Европы и приведшие к Тридцатилетней войне.
      Ряд важных замечаний о причинах и характере Тридцатилетней войны содержится в других работах Ф. Энгельса. Отметим "Заметки о Германии" (Приложение к изданию "Крестьянской войны в Германии" 1952 г., стр. 165-171). Здесь Ф. Энгельс характеризует эту войну как германскую междоусобицу, в которую вмешались иностранные государства с тем, чтобы не допустить объединения Германии. Немецкие протестантские князья играли в этой войне роль наемников Франции; Вестфальский мир гарантировал им право на измену отечеству.
      В письме Ф. Мерингу 14 июля 1893 г. (то же издание, приложение, стр. 150-151) Ф. Энгельс показывает историческое место Тридцатилетней войны. В работе "Марка" (там же, стр. 126) Ф. Энгельс сжато и выразительно характеризует катастрофические последствия Тридцатилетней войны для немецкого народа и, в особенности, для судеб крестьянства Германии. Тяжелые последствия войны для немецкого крестьянства обрисованы Ф. Энгельсом и в статье "К истории прусского крестьянства" (там же, стр. 134-135).
      В работе "Положение в Германии" (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 2, стр. 559-565) Ф. Энгельс характеризует государственное устройство Германии в XVI-XVIII вв. и экономический, социальный и политический упадок страны в 1648-1789 гг.
      Большой знаток военного искусства, Ф. Энгельс в нескольких статьях осветил чисто военные вопросы Тридцатилетней войны. Эти статьи были написаны для "Американской военной энциклопедии", в которой ряд лет сотрудничал и К. Маркс. Особенно важны статьи Ф. Энгельса "Армия", "Артиллерия", "Кавалерия", "Пехота" (в кн.: Ф. Энгельс, Избранные военные произведения, М., Воениздат, 1957, или в кн.: К.Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 14). В статье "Армия" Ф. Энгельс освещает возникновение нидерландской военной тактики и реформы Густава Адольфа. Реформы шведского короля в артиллерии Энгельс касается в статье "Артиллерия". В статьях "Кавалерия" и "Пехота" содержится материал об использовании конницы крупными военачальниками XVII в., в том числе - Морицем Оранским и Густавом Адольфом. Интересный материал об эволюции пехоты и тактики сухопутных войск дает статья "Пехота" (раздел "Пехота XVI и XVII столетий"). Этот материал Ф. Энгельса может быть с успехом использован для занятий исторического кружка, для докладов учеников и т. д.
      Немало места уделено Тридцатилетней войне в многих трудах советских историков.
      Краткий обзор работ советских историков показывает, что очень многие вопросы Тридцатилетней войны по-разному освещаются и решаются нашими учеными. В истории этой войны еще многое недостаточно выяснено. М. Смирин и Б. Пуришев, авторы раздела "Международное положение в Европе в первой половине XVII в. и Тридцатилетняя война" в томе IV многотомного издания "Всемирная история" (М., Соцэкгиз, 1958) и Б. Ф. Поршнев, автор статьи "Тридцатилетняя война" в БСЭ (2 изд., т. 43), видят причину этого военного пожара в попытках феодальной католической реакции во главе с Габсбургами установить свое политическое господство в Европе в борьбе против прогрессивной коалиции Франции, России и протестантских государств.
      Аналогичная точка зрения представлена в учебнике для вузов "История средних веков", т. II (под ред. С. Д. Сказкина и О. Л. Вайнштейна, М., Соцэкгиз, 1939), где раздел о Тридцатилетней войне написал Я. Зутис (стр. 379-398). Этот раздел содержит обильный материал (чересчур обширный для учебника - одних дат на 20 страницах имеется 349!). Во втором издании учебника (под ред. С. Д. Сказкина, А. Ф. Самойло, А. Чистозвонова, М., Госполитиздат, 1954) Я. Зутис несколько более сжато излагает события Тридцатилетней войны, сохранив прежнюю оценку ее.
      В ряде работ советских историков мы встречаем иную точку зрения на существо Тридцатилетней войны. А. Эпштейн в статье "Тридцатилетняя война" (в Книге для чтения по истории средних веков, под ред. С. Д. Сказкина, часть III) исходит из того, что сутью войны были справедливая борьба Германии за свое объединение против иноземных захватчиков. В статье много внимания уделяется повседневной жизни солдат и мирного населения, а также характеризуется военное дело этой эпохи.
      В издании "История средних веков" (С. Д. Сказкин, А. Д. Удальцов, М., изд. Высшей партийной школы при ЦК КПСС, 1955) Тридцатилетняя война рассматривается как общеевропейский конфликт, участники которого руководствовались захватническими целями. В книге под ред. Е. А. Косминского "Пособие по истории средних веков для учителей VI - VII классов" (Материалы к урокам, М., Учпедгиз, 1956) Тридцатилетняя война характеризуется как интервенция европейских держав с целью не допустить объединения Германии.
      В издании "Очерки истории Германии с древнейших времен до 1918 г." (И. М. Кривогуз, Р. С. Мнухина, М. А. Коган, М., Учпедгиз, 1959) Тридцатилетняя война рассматривается как сложный комплекс противоречий. Война вспыхнула в итоге борьбы Швеции за владычество на Балтике, борьбы германских княжеств за выход к морю, борьбы Испании и Голландии, борьбы Чехии против австрийского гнета и т. д.
      Советские ученые энергично разрабатывают вопрос о роли России в Тридцатилетней войне. В статьях "Московское государство и вступление Швеции в Тридцатилетнюю войну" ("Исторический журнал", 1945, № 3), "Русские субсидии Швеции во время Тридцатилетней войны" (Известия Академии Наук СССР, Серия истории и философии, 1945, т. 2, № 5), "Густав Адольф и подготовка Смоленской войны" ("Вопросы истории", 1947, № 1), "Борьба вокруг русско-шведского союза в 1631-1632 гг." ("Скандинавский сборник", № 1, 1956) Б. Ф. Поршнев привел много новых и интересных фактов. Однако не все выводы Б. Ф. Поршнева бесспорны. Он рассматривает вступление Швеции в Тридцатилетнюю войну как эпизод борьбы шведско-русской и польско-австрийской коалиций. При этом Б. Ф. Поршнев противопоставляет Речь Посполитую Польше; последняя, по его мнению, не имела ничего общего с первой.
      Б. Ф. Поршнев подчеркивает большое значение для Швеции экономической помощи, оказанной Россией хлебом, селитрой и др. Военные операции Густава Адольфа в Германии автор связывает не с военной и политической обстановкой в этой стране, а с ходом русско-шведских переговоров о разделе Речи Посполитой.
      О. Л. Вайнштейн ("Россия и Тридцатилетняя война", М., Госполитиздат, 1947) считает ошибочным утверждение о том, что Тридцатилетняя война была порождена внутригерманскими противоречиями и выросла в европейский конфликт из-за иностранного вмешательства. Как и Б. Ф. Поршнев и некоторые другие историки, О. Л. Вайнштейн полагает, что Тридцатилетняя война была вызвана угрозой реакционного господства Габсбургов над Европой. Однако, в отличие от Б. Ф. Поршнева, О. Л. Вайнштейн считает, что позиция России, объективно благоприятная для антигабсбургской коалиции, объясняется не тем, что Русское государство было якобы членом этой коалиции. В борьбе против Польши Россия преследовала свои собственные цели, добиваясь возвращения западных русских земель и уклоняясь от вмешательства в большую европейскую войну.
      Это мнение разделяется и А. Арзыматовым ("К вопросу о русско-шведских отношениях в 1618- 1648 гг." "Скандинавский сборник", № 1, 1956), а также авторами раздела "Международное положение Русского государства в 20-30-х годах и Смоленская война 1632- 1634 гг." в книге "Очерки истории СССР. Период феодализма XVII в.". М., 1955.
      В статье "Экономические предпосылки борьбы за Балтийское море и внешняя политика России в середине XVII в." ("Ученые записки ЛГУ", 1951, вып. 18, серия исторических наук, № 130) О. Л. Вайнштейн освещает значение борьбы за Балтику в нарастании русско-шведских противоречий в XVII в.
      Энергично возражает Б. Ф. Поршневу А. С. Кан ("Стокгольмский договор 1649 года" в "Скандинавском сборнике", № 1, 1956). По его мнению, в последний период войны Россия не являлась ни союзником Швеции, ни противником императора. Высвобождение шведских войск, скованных ранее в Германии, было встречено в Москве с большим неудовольствием, так как следовало ожидать немедленного усиления территориальных притязаний Швеции.
      За последние годы вышел ряд работ, освещающих участие отдельных европейских стран в Тридцатилетней войне, причем и в этом случае имеется расхождение в оценке некоторых вопросов.
      "История Чехословакии" (т. I, М., Изд. Академии Наук СССР, 1956) содержит материал о политических событиях в Чехии в 1618-1648 гг. Здесь указывается, что главной силой восстания 1618 г. было мелкое дворянство; роль городов была второстепенной, а участие крестьян незначительным. В "Истории южных и западных славян" (М., изд. МГУ, 1957) подчеркивается, что народные массы стояли в стороне от восстания 1618 г., чем и было обусловлено его поражение.
      Л. Лаптева, автор главы "Чехия в XVI и первой половине XVII в." в уже упоминавшемся вузовском учебнике "История средних веков" (т. II. М., 1954), характеризует чешское восстание 1618 г. как широкое революционное народное выступление, к которому присоединилась известная часть крупных феодалов, захватившая в свои руки руководство. Автор говорит также о крестьянских восстаниях в Чехии после Белогорской битвы, об обороне Праги от шведов в 1648 г., о разгуле в стране феодально-католической реакции.
      Оригинально трактуется предыстория Тридцатилетней войны в книге Е. Пристер "Краткая история Австрии" (М., Изд. иностр. литературы, 1952). Автор - видный работник Коммунистической партии Австрии - стремится доказать тезис о том, что австрийцы никогда не были частью немецкого народа. В отличие от большинства советских и зарубежных историков, Е. Пристер считает решительное проведение Фердинандом II контрреформации в Австрии прогрессивным явлением, сломившим реакционную феодальную аристократию, знаменем которой был протестантизм. В то же. время Е. Пристер оговаривается, что эта оценка не распространяется на Чехию, где Вена вела политику национального угнетения. Политика Габсбургов, по мнению автора, являлась прогрессивной постольку, поскольку она устремлялась на централизацию Австрии, но становилась вредной и антинациональной, когда Габсбурги вмешивались в дела Германии. Вряд ли можно во всем согласиться с концепцией Е. Пристер. Отметим ценный и обстоятельный материал о восстании австрийских крестьян в 1626 году.
      Статьи Б. Ф. Поршнева "Английская республика, Французская Фронда и Вестфальский мир" в сборнике "Средние века", № 3, 1951, и "Швеция и Вестфальский мир" в "Скандинавском сборнике" № 2, 1957 г. дополняют его точку зрения, изложенную в трудах, упомянутых выше. Б. Ф. Поршнев утверждает, что Вестфальский мир был выгоден для Германии, которая осталась безнаказанной, несмотря на полное военное поражение в развязанной ею агрессивной войне. С такой модернизацией трудно согласиться.
      Решающее влияние на вестфальские переговоры, по мнению Б. Ф. Поршнева, оказало поведение Польши, которая чуть было не разгромила Швецию, если бы не позиция России и не восстание на Украине. Таким образом, именно здесь, на востоке Европы, диктовались судьбы Европы.
      А. Д. Люблинская в большом труде "Франция в начале XVII века" (1610-1620), Л^ изд. ЛГУ, 1959 отмечает прогрессивность устремлений Французского государства воссоединить французские земли. Характер французской внешней политики определялся, однако, не этим, а борьбой против Австрии и Испании за гегемонию в Европе. Для французского абсолютизма на первом этапе Тридцатилетней войны опасна была не только победа Габсбургов, но и победа чешских и немецких протестантов.
      Швеция накануне и во время Тридцатилетней войны характеризуется в работе буржуазного историка И. Андерсона "История Швеции" (М., Изд. иностранной литературы, 1951). Предисловие оговаривает серьезные недостатки книги. Ценный материал о росте социальных противоречий в Швеции в результате ее постепенного истощения в Тридцатилетней войне можно найти в статье А. Кана "Антифеодальные выступления шведского крестьянства в XVII в. (1620-1650 гг.) в сборнике "Средние века", № 6, 1955 г.
      Из работ об отдельных проблемах войны кроме указанных в начале обзора статей Ф. Энгельса отметим в первую очередь труды Ф. Меринга. Его "История Германии с конца средних веков" (М., изд. "Красная новь", 1924), к сожалению, не переиздавалась около сорока лет. Военные события изложены здесь кратко, но ярко и содержательно. В работе Ф. Меринга "Очерки по истории войн и военного искусства" (издавалась >в советское время шесть раз) содержится большой экономический и военный материал о Тридцатилетней войне.
      Ф. Меринг полагал, что в XVI-XVII вв. происходила перестройка католической церкви в духе капитализма. Тремя силами, которые осуществляли эту перестройку, по мнению Меринга, были кальвинизм, лютеранство, иезуитизм. Наиболее прогрессивной силой был кальвинизм, наиболее отсталой лютеранство. Взгляд Меринга, считающего иезуитизм прогрессивной силой, парадоксален и советской наукой отвергается, как и утверждение о перестройке римской церкви на капиталистических началах; такая перестройка произошла не ранее Великой французской буржуазной революции.
      Германскую реформацию после разгрома революционного движения XVI в. Меринг характеризует как разбойничье мероприятие князей. Шведское королевство того времени он именует юнкерской военной монархией, сближая ее с Пруссией XVIII в. Меринг решительно отказывает Густаву Адольфу в праве именоваться крупным деятелем. По мнению Меринга, король являлся лишь простым орудием шведских дворян и даже не был выдающимся полководцем. Самой выдающейся личностью войны Меринг считает Валленштейна.
      Несмотря на спорность ряда утверждений Меринга, его работы, написанные с литературным блеском и, в основном, с марксистских позиций, заслуживают внимания читателя.
      Военное искусство Тридцатилетней войны освещено в работе немецкого буржуазного автора Г. Дельбрюка "История военного искусства в рамках политической истории" (т. IV, Новое время, М., Воениздат, 1938). При критическом подходе к концепции Дельбрюка читатель может извлечь из книги немало ценного материала.
      Из советских военно-исторических работ ценный материал содержит книга А. Строкова "История военного искусства рабовладельческого и феодального общества", М., Воениздат, 1955 (Глава 14-я, "Военное искусство стран Западной Европы в XVI-XVII вв. Создание постоянных наемных армий и постоянных военно-морских флотов").
      Среди дореволюционных и переводных русских работ ценный фактический материал можно найти в труде Э. Лависса и А. Рамбо "Всеобщая история с IV столетия до нашего времени", т. V, Религиозные войны, глава XI (СПб., 1900) и во "Всемирной истории" Ф. Шлоссера (том 5, СПб, 1871). Шлоссер, писавший с позиций буржуазного либерализма, привел огромный фактический материал. Как мы уже говорили, Маркс тщательно конспектировал труд Шлоссера.
      Читатель с интересом раскроет книгу Фридриха Шиллера, бывшего незаурядным историком. Его "Тридцатилетняя война" (в Собрании сочинений Ф. Шиллера, т. 5, Исторические сочинения. Статьи, М., Гослитиздат, 1957 и другие издания)-единственное на русском языке цельное и обстоятельное изложение истории этой войны. Ф. Шиллер, стоявший на идеалистических позициях, переоценивает роль религиозных разногласий в Тридцатилетней войне. Симпатии поэта-историка - на стороне протестантов; он восхищается Бернгардом Веймарским, восторженно пишет о Густаве Адольфе. Ценность труда - в красочном описании сражений. Идейные позиции автора - сторонника идей просвещенного абсолютизма и умеренного пацифизма - отразились и в труде о Тридцатилетней войне.
      В заключение укажем произведения художественной литературы о Тридцатилетней войне.
      Художественная литература
      Многие писатели, в том числе и такие выдающиеся как Гриммельсгаузен, Шиллер, Мандзони, Стриндберг, Брехт, пытались в художественных образах передать драматические перипетии Тридцатилетней войны и яркие характеры ее участников. Некоторые из этих произведений переведены на русский язык.
      Назовем, прежде всего: Ганс Якоб Христофель Гриммельсгаузен. Чудаковатый Симплициссимус, или описание жизни одного чудака по имени Мельхиор Штернфельд фон Фуксгейм, где и как он явился на свет, что видел, познал и пережил и почему оный свет снова добровольно покинул. Чрезвычайно занимательное и во многих отношениях полезное чтение. Перевод и обработка с немецкого Е. Г. Гуро под ред. и с предисловием Е. Ланна. М.-Л., "Земля и фабрика", 1925.
      Гриммельсгаузен (1625-1676), один из крупнейших немецких писателей XVII в., родился и вырос во время Тридцатилетней войны и сам был ее участником. В своем всемирно известном романе он по собственным впечатлениям дает яркую и широкую картину военного быта эпохи.
      Русское издание сильно сокращено, но сохранило ряд интересных описаний. В настоящее время готовится новое, полное издание романа.
      Классика немецкой литературы Фридриха Ш и л г л е ра привлекла противоречивая и поныне неразгаданная фигура Валленштейна. В первой части своей трилогии Шиллер мастерски изобразил армию Валленштейна, ее солдат (Ф. Шиллер. Валленштейн. Драматическая поэма. Ряд изданий).
      В исторической новелле швейцарского писателя К. Ф. Мейера "Паж Густава Адольфа" (В книге: К. Ф. Мейер. Новеллы. Стихотворения. М., 1958 г.) действие происходит во время боев под Нюрнбергом и Люценом в 1632 г. Образ Густава Адольфа идеализирован.
      О страданиях простых людей Германии во время Тридцатилетней войны говорится в пьесе выдающегося немецкого писателя Бертольда Брехта (Б. Брехт. Мамаша Кураж и ее дети. Хроника из времен Тридцатилетней войны. М., изд. "Искусство", 1957).
      История похода короля Густава Адольфа в Германию изложена в исторической повести Э. А. Гранстрема "Снежный король" (три издания 1889, 1899 и 1905 гг.). Автор непомерно идеализирует шведов и, особенно, самого Густава Адольфа. Крупный шведский писатель А. Стриндберг в пьесе "Королева Христина", действие которой происходит непосредственно после окончания Тридцатилетней войны, изобразил борьбу дочери Густава Адольфа королевы Швеции Христины против дворянской олигархии во главе с Акселем Оксеншерной. В пьесе выведен и полководец Тридцатилетней войны Карл Густав, ставший позднее шведским королем (А. Стриндберг. Полное собрание сочинений в 15 томах. Т. 9. Исторические драмы. М., изд. "Современные проблемы", 1909).
      О судьбах чешского народа во время Тридцатилетней войны говорится в книгах Ал. Алтаева, 3. Винтера и М. Кратохвила. Зикмунд Винтер показал трагическую судьбу чешской национальной культуры в условиях Белогорского разгрома (3. Винтер. Магистр Кампанус. Историческое повествование. М., Гослитиздат, 1953). Ал. Алтаев излагает события в Чехии с начала XVII в. до Белогорской битвы (Ал. Алтаев. За свободу родины. Исторический роман для юношества из времен падения Чехии. СПб, 1911). Милош Кратохвил делает своего героя участником Янковской битвы и других событий последнего периода войны (М. Кратохвил. Удивительные приключения Яна Корнела, которые он пережил на суше и на море среди солдат, галерников, пиратов, индейцев, людей добрых и злых, оставаясь при этом всегда верным своему сердцу". Л., Детгиз, 1958).
      Упомянем и о классическом итальянском романе Алессандро Мандзони "Обрученные". Повесть из истории Милана XVII века, М., Гослитиздат, 1955. Действие этой книги происходит во время Мантуанской войны, в которой приняли участие солдаты армии Валленштейна.
      Закончим обзор широко известными романами Александра Дюма-отца "Три мушкетера" и "Двадцать лет спустя" (разные издания). Хотя в этих романах и не говорится непосредственно о Тридцатилетней войне, в них содержатся яркие характеристики руководителей внешней и внутренней политики Франции Ришелье и Мазарини, показаны события, имевшие большое влияние на ход Тридцатилетней войны: осада Ла Рошели, англо-французское и франко-испанское соперничество, франко-испанская война и гражданская война Фронды.
      1 Многие чешские географические названия и собственные имена приводятся в литературе на русском языке, особенно старой, в немецком написании. Поэтому мы даем для таких названий и имен как чешское, так и немецкое написание
      2 Ее население вместе с Финляндией не превышало 1,5 миллионов человек