Аннотация: Борхес – русский поэт, сделавший из своего знания нашего языка тайну по тем же мотивам, что до него и Бодлер: он верил, что будет расшифрован Звездою утренней. Я употребляю слово "расшифрован", потому что речь действительно идёт о криптографии, чего сам Борхес и не скрывает – смотри его сонет "Тайносказание" в моём изводе и комментарий к нему. Он перенимает у Бодлера криптографический метод. У этого метода есть данное Борхесом название на испанском: "Lа cifra", что подразумевает двоякий перевод на русский: "цифра" и "шифр". Название последней поэтической книги Борхеса, следовательно, можно осмыслить как "шифр, поверяемый цифрой". Не сразу пришло понимание, что этот смысл можно передать по-русски одним словом – "Алгорифма", то есть: рифма, поверяемая алгоритмом.
 

 
      Алгорифма
 

 
      Внимательно читая Борхеса, я не нашёл у него ни одного упоминания о России или СССР, при этом весь остальной земной шар так или иначе представлен в его прозе и поэзии. Впору бы печально вздохнуть, но печалиться рано. Вдруг это – фигура умолчания? С этой фигурой мы имеем дело не где-нибудь, а в самой Библии. Из древних народов лишь славяне в ней ни разу не вспомянуты, как будто их в то время и не было на земле. Скифы, ближайшие соседи славян, в Библии упоминаются два раза: "Нет ни варвара, ни Скифа" (Колоссянам: 3,11). "Которые, если бы и перед Скифами говорили, были бы отпущены не осуждёнными" (2.Маккавейская: 4,47), а о славянах – ни слова! Да как же так? Кто-нибудь когда-нибудь задавался вопросом, почему славян нет в Библии? Чтобы дать на него исчерпывающий ответ, надо любить эту книгу, внимательно читать её, желательно, каждый день в течение всей жизни. Между прочим, отсутствие славян в Библии – не единственная фигура умолчания.
      В Книге книг есть такие редкие слова как "асфальт" (Исход: 2,3) или "кузнечик" (Екклесиаст: 12,5), а вот гораздо менее редкого слова "конопля" я в ней не нашёл, хотя искал внимательно. Но это не значит, что данный денотант в священном писании не определён. Просто у него другой денотат. Вместо слова "конопля" в Библии имеется слово "терние", хотя наряду с эвфемистическим оно употребляется и в прямом значении. Когда я это понял и нашёл своей догадке множество подтверждений, то логично было с моей стороны допустить: а вдруг этноним "славяне" тоже эвфемистически переименован? Моя догадка подтвердилась: в Библии Славяне именуются… Халдеями! При этом следует учесть, что Халдеи было две: древняя, из которой вышел Авраам Фаррович Еврей со семейство (Бытие: 11, 31), и новая Халдея – Месопотамская. Вот что сообщает о ней пророк Исаия: "Вот земля Халдеев. Этого народа прежде не было; Ассур положил ему начало из обитателей пустынь. Они ставят башни свои, разрушают чертоги его, превращают его в развалины" (Исаия: 23,13). Противоречия никакого нет, если принять гипотезу о существовании двух Халдей, древней и новой. Так вот, новой Месопотамской Халдеи давно уже нет, а древняя Халдея, родина Авраама, никуда не делась. Заглянул я как-то в слово "Киев", а там… Судите сами: АВЕИКМОУХЫ
      Вiки iв
      I мае мовк
      Кiй кiiв,
      Вiвкам всiм вовк.
      Вскоре возникло понимание, что не я первый догадался, что к чему в этом вопросе. Глубоко не случайно, что имени "Россия" ни разу не встречается в творчестве Бодлера (за исключением один раз употреблённого экзотизма "Сибирь"), но, как я это доказываю, оно замещено в его стихах эвфемизмами "гигантка", "колдунья". В конце концов выяснилось, что всё творчество Бодлера так или иначе посвящено России, что поэт, оказывается, знавший русский язык как родной, писал свои стихи сначала на нём, и только потом сам переводил их на французский, опубликовав, однако, одни лишь французские со-оригиналы (впрочем, их русские со-подлинники вполне восстанавливаются по зачинам), а из своего знания русского языка сделав великую и страшную тайну. Для чего? Здесь мы имеем дело даже не с художественным приёмом, а с символом веры, укладывающемся в три слова: "Верую, что расшифрует!"
      Так что, размышляя над отсутствием упоминания о России в творчестве Борхеса, я уже имел два прецедента, названных здесь фигурой умолчания, и вполне рассчитывал на успех, предполагая, что эту же фигуру употребляет и Борхес. Кстати, в его творчестве кроме темы "Россия" есть ещё одна запретная тема – "Бодлер". Из великих поэтов Франции Борхес упоминает Гюго, Верлена, Малларме, Валери и… ни слова о Бодлере. И это притом, что город Буэнос Айрес, неоднократно воспетый Борхесом, является в некотором смысле семантической калькой фамилии "Бодлер" – оба имени допустимо перевести на русский как "хороший воздух" или "свежий ветер". Фамилия "Бодлер" на шампанском диалекте французского языка этимологизируется словом "меч". Разве случайно, что меч, шпага или нож наряду с лабиринтом и зеркалом – эмблема и лейтмотив индивидуального стиля Борхеса? Мог ли Хорхе да не знать, что родился в городе-Бодлере? Вот этого я утверждать никому не позволю! Здесь другое: тема Буэнос-Айреса, родного города поэта, по замыслу Борхеса прикровенно исполняет пророчество Апокалипсиса: "Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы" (Откровение: 19,15). Только из уст Борхеса исходит не Бодлер, сиречь: Меч, а Буэнос Айрес, сиречь: Бодлер, сиречь: Меч. Мне оставалось совсем немного до того, чтобы сделать логичное при таком направлении мыслей допущение: а вдруг и Борхес, как Бодлер, тайно в совершенстве владел русским языком, писал на нём стихи, а публиковал только их автопереводы на испанский? Иными словами: не усвоил ли Борхес символ веры Шарля Бодлера: "Верую, что расшифрует!"? Я теперь сформулирую без обиняков: тогда кем должен был почитать сам себя Хорхе Луис Борхес – не испанским ли Шарлем Бодлером? Вот ведь как ставится вопрос.
      Во вступительном стихотворении к "Цветам зла" ("К читателю") Бодлер употребляет словосочетание "Сатана Трисмегист" – то есть, по-гречески: трижды величайший:
      Сатана Трисмегист, искушая наш мозг,
      Обещает нам рай, избавленье от боли…
      Этот химик хитёр! И металл нашей воли,
      Чуть забрезжит соблазн, тут же тает как воск.
      Почему Бодлер так именует Сатану? Ответ теперь напрашивается сам собой: потому что Денница должен родиться трижды: сначала как вечерняя звезда, затем как ночная, и только потом как утренняя. Трижды рождаясь, Люцифер проживает три жизни поэта и сверкает самой яркой звездой на литературном небосклоне. Откуда, спросите, такой сюжет? А из словосочетания "вечерняя звезда": АВДЕЗИМНОРХЧЫЮЯ: "Звезда вечерняя – это и звезда ночная, и звезда утренняя – Венера". Данная анаграмма представляет собой конспект композиции сонета, выводимого из того же букворяда:
      Сверкаю в черни я,
      Свет не тая,
      Звезда вечерняя,
      Да, это я!
      Сыно-дочерняя
      Душа моя.
      Поэт не черни я,
      Не мужичья.
      Звездой ночною вдруг
      Я становлюсь.
      Пусть станет мною друг,
      Вот удивлюсь!
      Звездою внутренней
      Взойду в нём утренней.
      Сказать по правде, к такому пониманию я пришёл не сразу, зато когда прозрел, тотчас же перепроверил догадку на ещё не переведённых стихотворениях Борхеса и получил убедительнейшее подтверждение своему открытию. Да, Борхес – русский поэт, сделавший из своего знания нашего языка тайну по тем же мотивам, что до него и Бодлер: он верил, что будет расшифрован Звездою утренней. Я употребляю слово "расшифрован", потому что речь действительно идёт о криптографии, чего сам Борхес и не скрывает – смотри его сонет "Тайносказание" в моём изводе и комментарий к нему. Он перенимает у Бодлера криптографический метод. У этого метода есть данное Борхесом название на испанском: "Lа cifra", что подразумевает двоякий перевод на русский: "цифра" и "шифр". Название последней поэтической книги Борхеса, следовательно, можно осмыслить как "шифр, поверяемый цифрой". Не сразу пришло понимание, что этот смысл можно передать по-русски одним словом – "Алгорифма", то есть: рифма, поверяемая алгоритмом. В теории перевода данный приём называется конкретизацией, которому противостоит операция генерализации. Не всякое рифмическое созвучие является алгоритмом, а только максимально точная, так называемая парнасская рифма, принятая во французском стихотворном каноне. Если требования этого канона распространить на русскую поэзию… А что – перебьёт меня читатель – разве русский стихотворный канон менее строг? Да, отвечу я как специалист в стихосложении, специально занимавшийся этим вопросом. Так вот, если французский стихотворный канон распространить на русский язык, мы получим поэзию нового типа, хотя всё новое – это хорошо забытое старое. Новизна его состоит в том, что, используя алгорифму, можно по двум строчкам зачина (а иногда даже по одной!) воссоздать весь текст. Благодаря алгорифме происходит самосборка поэтического произведения. Впервые этот метод использовал Бодлер в зашифрованном разделе "Обрывки". Борхес не только перенимает, но и творчески развивает метод Бодлера. Большинство его стихотворений из сборника "Lа cifra" представляют собой центон (лат: лоскутное одеяло), состоящий из зачинов стихотворений, которые, будучи правильно переведены на русский, саморазворачиваются в сонеты. Задача воссоздателя – перевести не центон (что возможно, но он будет иметь лишь вспомогательное значение), представляющий собой верлибр, что не очень трудно (хотя в некоторых случаях весьма нелегко), а извести из каждого "лоскута" центона по зачину и развить его в сонет. Перевод поэзии и извод, следовательно, суть две разные целевые установки. Первая ставит своей целью донести до читателя все красоты оригинала, вторая – реконструировать по зачину соответствующий авторскому замыслу макрообраз стихотворения.
      Иногда алгорифма является способом обмануть цензуру. Борхеса не допустили бы к печатному станку, если бы он хоть где-либо намекнул о своей нелюбви к английскому языку. Напротив, его творчество изобилует комплиментами английской и американской литературе. Он даже пишет два стихотворения на английском. Он хорошо знает, что англоговорящая Америка не может жить без комплиментов, как наркоман без наркотика – и щедро дарит их один за одним. Здесь мы имеем нечто прямо противоположное фигуре умолчания, связанной с именем "Россия". Как следствие Борхес становится самым прославленным литератором своего времени, почётным доктором престижнейших западных университетов и лауреатом бесчисленных литературных премий, кроме Нобелевской, которую он намеренно отказался принять, предложив нобелевскому комитету благовидный предлог, чтобы его имя исключили из числа кандидатов в номинанты – демонстративно берёт литературную премию у чилийского диктатора Пиночета. Если бы Борхес поступил иначе, то попал бы под предопределение, содержащееся в имени "Чернобыль": БЕИЛМНОРХЧЫЮЯ
      Не было лучемора Чернобыля,
      Но учения минобороны.
      Лауреату же премии Нобеля
      Саркофаг готов вместо короны.
      Вообще Нобелевская премия существует исключительно для того, чтобы щекотать эрогенные зоны мисс Америки. Почему её не дали, например, мне, если не как литератору, то как учёному, когда я в 1987 году, защитив кандидатскую диссертацию, сделал фундаментальное открытие в филологии – в одиночку создал научный метод стихотворного перевода? А теперь я этой премии не возьму, даже если предложат, по той же причине, по какой от неё отказался Борхес – я не хочу быть в одной компании с гомосексуалистом Горбачевым, виновном в геноциде против своего народа. А Нобелевская премия приказала долго жить. Авторитет её непоправимо подорван.
      Итак, на экзотерическом уровне Борхес демонстрирует ледовитое презрение к русской культуре и пышно славословит литературу англо-американскую, а на эзотерическом наблюдается совершенно обратная картина: чувство негодования по отношению к английскому языку, этой сине-зелёной водоросли, уничтожающей всё живое в лингвосфере планеты, и обожествление языка русского, как самого древнего языка человеческого рода, языка Авраама, языка Адама. Не мог Борхес, будучи аргентинцем, любить Великобританию, особенно после войны за принадлежащие Аргентине Мальвинские острова, оккупированные Англией, а будучи испаноязычным литератором – уважать Великобританию за унижение Гибралтаром – отобранной у Испании скалой, этим колониальным владением бывшей владычицы морей в Европе. Так что, славословия Борхеса англо-саксонской культуре, мягко говоря, неискренни. Ох уж этот мадридский двор… Бойтесь гишпанцев, хвалы возносящих!
      Не мог Борхес не знать, что при простой перестановке букв Jorge Luis Borges его имя даёт анаграмму: "Eres rojo, Jorge, eres ruso" – "Ты красный, Хорхе, ты русский". Между прочим, на русском его полное имя "Хорхе Луис Борхес" даёт анаграмму: "Борис плохо перевёл Борхеса". Имеется в виду Борис Дубин, проживающий в Москве, чьи переложения стихов великого испаноязычного поэта действительно топорное ремесленничество, понижающее художественную ценность оригиналов вплоть до их полной эстетической дискредитации.
      В настоящем сборнике читателю предлагается подборка избранных стихотворений Хорхе Луиса Борхеса (Георгия Лукича Градова!), часть которых является переводами, часть – изводами, а часть имеет смешанную природу: извод одновременно обладает ценностью автоперевода.
 

 
      О, розы, безымянные в веках,
      Уходят в вечность ваши родозвенья,
      Я лишь одну спасаю от забвенья
      В нетленных поэтических строках.
      Да не иссушит ветра дуновенье
      Росу на благовонных лепестках
      Последней розы, что держал в руках
      Слепой поэт – о скорбное мгновенье!
      Тот сад, где розы Мильтона цвели,
      Уже, быть может, стёрт с лица земли,
      Лишь над одной я отвратил угрозу.
      Пусть это самый хрупкий из цветков,
      Я воскресил из темноты веков
      Глубокую, невидимую розу!
 

 
      Одной лишь только вещи нет – забвенья.
      Господь, спася металл, хранит и шлаки,
      И плевелы исчислены, и злаки,
      Все времена и каждое мгновенье.
      Всё обратимо: сонмы отражений
      Меж двух зеркал рассвета и заката
      Хранят следы твоих отображений
      И тех, что отложились в них когда-то.
      Любая вещь останется нетленной
      В кристалле этой памяти – вселенной,
      Где мыслимы любые расстоянья.
      Ты здесь бредёшь по долгим коридорам,
      Не знающим предела, за которым
      Увидишь Архетипы и Сиянья.
 

 
      Спаси меня, о, Господи, взываю
      К Тому, Чьё имя – звук пустой, и всё же,
      Как если бы Ты слышал это, Боже,
      Лишь на тебя с надеждой уповаю.
      Дай мне защиту от себя. Об этом
      Тебя просили Браун, Монтень, а также
      Один испанец. Господи, вот так же,
      О, Всемогущий, сжалься над поэтом!
      Спаси меня от жажды смерти. Дважды,
      Поскольку нет возврата человеку,
      Нельзя войти в одну и ту же реку
      В неё уже вступившему однажды,
      Пускай мне смерть навек закроет вежды,
      Не от неё спаси, но от надежды.
 

 
      Есть улица, есть дверь, есть номер дома,
      Звонок… Образ утраченного рая,
      Который помнить, даже умирая,
      Я буду… Звук шагов твоих. Ты дома.
      Мой каждый день заполнен был тобою,
      Там ждал меня твой голос долгожданный…
      И у меня свой рай был первозданный.
      Что было, то, пройдя, стало судьбою.
      Не избежал я своего удела:
      Чтец слеп, памяти цепкой ослабленье,
      Литературой злоупотребленье…
      Желанье смерти мною завладело.
      Дождём плиты могильной омовенье,
      Где две абстрактных даты и… забвенье.
      Я
      Таинственное сердце, мозг, потоки
      Незримой крови в венах, Стикс и Лета
      Внутренностей, костистости скелета
      Под дряблой кожей – к телу дни жестоки…
      Всё это я, но кроме плоти тленной
      Я также память о мече старинном
      И огненном светиле, в мрак низринном,
      Рассеивающимся во вселенной.
      Я видевший когда-то наяву мир,
      Теперь ослеп. Знаток обузой ставших
      Книг и гравюр, от времени уставших,
      Завидую я тем, кто уже умер.
      Как странно быть в печальном доме этом
      Слова перебирающим поэтом.
 

***

 

 
      Мир больше не подробен. Отлучённый
      От ставших недоступными мне улиц,
      Любимых различать я не могу лиц,
      Слепец, руками видеть обречённый.
      От книг осталось то, что сохранила
      Забвенья форма – память. Содержанье
      Не помню, лишь формат… Неудержанье
      Досадно – Мнемозина изменила!
      Неровность на полу подстерегает
      И каждый новый шаг чреват паденьем.
      Вновь нет рассвета вслед за пробужденьем.
      Слепец иначе время постигает…
      Лишившийся событий, мир стал пресным
      Однообразным и безынтересным.
 

 
      С рожденья моего несу я бремя:
      И чайной ложкой и большой черпалкой
      Обкрадывает мелочное время
      Моё плохое зренье. Шарю палкой…
      Дни прожитые сильно подточили
      Букв контуры и лиц, любимых мною.
      Чтеца с библиотекой разлучили…
      Ослепшие глаза тому виною.
      Цвет голубой и алый – за туманом,
      А зеркало предметом серым стало.
      Со вздохом констатирую устало:
      Двойник мой в нём был зрительным обманом.
      Теперь я вижу только сновиденья
      И слепну сразу после пробужденья.
 

 
      И прянул свет! Кружась в сознанье спящем,
      Обрывки снов к былому сну восходят,
      И вещи неминуемо находят
      Свои места в постылом настоящем.
      Мне грезились: миграции сквозь время
      Птиц и народов, орды, легионы,
      Рим, Карфаген, руины, казни, троны,
      Всех прошлых лет мучительное бремя!
      А вот и возвращается сегодня:
      Моё лицо, мой голос, ноги, руки,
      Цвета и формы, запахи и звуки,
      И память – наказание Господне!
      Довольно снов – в одном из пробуждений
      Увидишь мир без этих наваждений.
 

 
      Ты – слеп. Твой взор сожжённый ненавидит
      Палящий диск, зияющий зловеще.
      Теперь ты лишь ощупываешь вещи.
      Он – свет, отныне чёрный. Он всё видит.
      Мутации луны, капель клепсидры,
      И то, как отдают земные недра
      Свой скудный сок корням упорным кедра.
      В нём рдеют тигры и чернеют гидры.
      Как скопище несметных повторений,
      Глядящихся в своё отображенье,
      Он – сущего живое отраженье
      И каждое из Собственных творений.
      Я звался Каином. Познав мои страданья,
      Господь украсил адом мирозданье.
 

 
      Я совершил тягчайший из грехов,
      Я не был счастлив. Нет мне оправданья.
      Извёл я годы, полные страданья,
      На поиски несбыточных стихов.
      Родители мои меня зачали
      Для тверди, влаги, ветра и огня,
      Ласкали и лелеяли меня,
      А я их предал. Горше нет печали.
      Проклятье мне. Я тот, кто дал созреть
      В своём уме, очищенном от чувства,
      Обманчивым симметриям искусства,
      Я их взалкал, а должен был презреть.
      Пускай я проклят с самого зачатья -
      Веди меня вперёд, моё проклятье!
 

 
      Пока ещё ни мрака нет, ни света,
      Ни времени, ни точки для отсчёта
      В безмерности, ни нечета, ни чёта,
      Ни ветхого, ни нового завета.
      Но всё уже, предсуществуя, длится:
      Слух порождает ухо, око – зренье,
      Пространство – вечность… Формы сотворенье,
      Которая в трёхмерности гнездится,
      А память – гераклитово теченье,
      Дарующее сны в него ушедшим…
      Грядущее останется в прошедшем.
      Петра неотвратимо отреченье -
      Как быстро клятву он свою забудет!
      Иуда сумму взял. Уже всё будет.
 

 
      Ещё нет будущего. Нет
      Ни тьмы, ни света, ни начала
      Нет ни конца. Звёзд и планет
      Вокруг светил не заключала
      Ещё вселенная. Монет
      В кармане горстка не бренчала
      Ещё Иудином. Сонет
      Слава ещё не увенчала.
      Но настоящий уже миг
      Есть, значит есть и ока миг,
      И ухо мира различило
      Уже гул всех будущих книг.
      Уж гроздья брошены в точило.
      Их кровь стекает. Мир возник.
 

 
      Ни хаоса, ни мрака. Мрак взыскует,
      Глаза, чтоб видеть; в тишине звучанье -
      Слух, дабы слышать; нечто – окончанье
      Небытия. Уж зеркало ликует.
      Пространства нет, ни времени… Стыкует
      В ком рифмы Божество, чуя молчанье
      Предбытия? Разбойно величанье
      Ночи ночей – не тетерев токует!
      И Гераклита Тёмного теченье
      Из прошлого в грядущее покуда
      Не началось неведомо откуда,
      А есть уже полнейшее стеченье
      Всех обстоятельств. Близок срок Его дня
      По окончанию истории. Сегодня.
 

 
      Я, славящий величие Господне,
      Быть может, скоро снова стану прахом
      И возвращусь с надеждой и со страхом
      В мир без вчера, без завтра, без сегодня.
      Ни адских мук, ни наслаждений рая
      Я не достоин, потому не смею
      О них вещать. Подобная Протею,
      Меняет формы наша жизнь земная.
      Покорный своему предназначенью,
      Кем стану я в слепящей круговерти,
      Когда конец земному приключенью
      Положит любопытный опыт смерти?
      Хочу, о, смерть, испить твоё забвенье,
      Стать вечным, а не быть им на мгновенье.
 

 
      Где жизнь моя, не ставшая иною,
      Где, славное иль жалкое, моё
      Несбывшееся инобытиё,
      Какая вещь могла б назваться мною,
      Меч или грош, и кто тот человек
      – Норвежец? перс? – кого от неминучей
      Слепой моей судьбы избавит случай,
      Где якорь и где море, путь и век?
      Где праведного сна отдохновенье,
      Которого навеки лишено
      Искусство, потому что лишь оно
      Даже во сне не ведает забвенья,
      Где та, что день за днём, за годом год
      Ждала меня, а, может быть, и ждёт?
 

 
      Резная кость, светильники, пергамент,
      Луна, созвездья, инструменты, розы,
      Ноль, девять цифр и их метаморфозы
      И выверенный Дюрера орнамент -
      Я допускаю их существованье.
      Был Рим, был Карфаген – песок пустыни,
      Вот что потом осталось от твердыни,
      Разрушенной мечом до основанья!
      Я даже допускаю, что подножье
      Столпов земли изгрызли океаны,
      Что есть на свете расы, культы, страны,
      Есть всё! Есть все! Но это будет ложью.
      Осталось только ты, мой злосчастье,
      Слепое и безмерное, как счастье.
 

 
      Гребцов Улисса вёсла утомили
      Волну цвета вина лишь на закате,
      К Протею мысли сами устремили
      Себя, чьи формы, словно облака те.
      Пастух морских барашков пред людьми ли
      Являл дар прорицанья? Их искать и
      Им в уши говорить, чтобы спрямили
      Пути свои, как гром на небоскате?
      Герой, что знать грядущее дерзает,
      Вместо Протея видит льва, костёр да
      Всё что угодно! Длань ко мне простёр, да?
      Стану водой, в воде что исчезает.
      Единый и премногий человече,
      С Протеем из Египта ищешь встречи?
 

 
      Таясь среди песчинок боязливых,
      Беспамятный Протей извечно множит
      Непостоянство сущего: он может
      Быть берегом в приливах и отливах,
      Быть камнем, ветром, деревом. Второе,
      Что может или мог Протей – провидеть
      Грядущее, заведомо предвидеть
      Коварство афинян и гибель Трои.
      Захваченный врасплох, любой личиной
      Он тут же обернётся: сном, химерой,
      Огнём и вихрем, тигром и пантерой
      Или водой, в воде не различимой.
      Так знай: ты тоже соткан из летящих
      Мгновений, но уже не настоящих.
 

 
      Луна не сознаёт себя луною,
      Песок – песком. Явленьям безразлично
      Их назначенье. Сущее безлично.
      Вода всего лишь названа водою.
      Фигуры не имеют никакого
      Значения вне шахматного поля
      И игроков. А вдруг и наша воля
      Есть только тайный инструмент Другого?
      Его нельзя постигнуть. Вера в Бога
      Здесь не поможет. Существует мера,
      Которую не преступает вера.
      Ущербны мысли и мольба убога.
      Быть может, цель близка, но неужели
      Я лишь стрела, не видящая цели?
 

 
      О четырёх ногах он в час рассвета,
      Двуногий днём, а вечером трёхногий.
      Кто этот зверь, единый и премногий?
      От смертных сфинкс ждал верного ответа.
      Мы есть Эдип. Он, к зеркалу прильнувший,
      Есть тот, кто разгадал в отображенье
      Египетского монстра – отраженье
      Своей судьбы, его не обманувшей.
      В эдиповой загадке как в кошмаре
      Плодятся формы триединой твари,
      Сплошной и непрерывной как мгновенье.
      Ваятель этой формы многоликой
      Нам ниспослал из милости великой
      Спасительный, бесценный дар забвенья.
 

 
      Я, заглянувший в ужас отражений,
      Не только тех, которые застыли
      В пространстве за стеклом под слоем пыли
      Коростой ледовитых отложений,
      Но и в живую гладь, что подражает
      Лазури, этой бездне вертикальной,
      Чьё колыханье в пропасти зеркальной
      Полёт обратный птицы отражает,
      И в неподвижность чёрного гранита,
      Где мраморная белая колонна
      Отбрасывает в вечность монотонно
      Свой контур зыбкий, розами увита,
      Так, в сполохах полуночной зарницы
      У зеркала курящий нелюдимо,
      Смотрю, сощурясь, как сквозь толщу дыма
      Двойник мой верный сам в себя глядится.
      Все зеркала, что мир наш отражают
      В согласии с каким-то древним пактом,
      Тем, что сравним с одним двуполым актом,
      Всё сущее плодят и умножают.
      Таинственное зеркало от века,
      Словно магнит, влечёт к себе и манит.
      Его поверхность иногда туманит
      Предсмертное дыханье человека.
      Нас поджидает зеркало! Коль скоро
      Ты видишь в нём своё отображенье,
      Уже ты не один, есть отраженье,
      Есть странный театр зеркального актёра.
      Весь этот мир обратный обитаем,
      В сетях его сложнейшей паутины
      Мы, словно фантастичные раввины,
      Справа-налево пишем и читаем.
      Не ведая, что он – лишь наважденье,
      Злодействовал правитель Эльсинора,
      Но был разоблачён игрой актёра
      И понял, что не будет пробужденья.
      Мы часто видим сны, но отраженья,
      Они повсюду, о кошмар зеркальный,
      Репертуар постылый и банальный,
      Всё тех же лиц всё те же отраженья.
      Творец вселенной, и я верю в это,
      Так создал мир, что всё в нём неслучайно.
      В гармонии вещей пребудет тайна.
      Что мрак – для сна, то зеркало – для света.
      Бог создал сон, в котором всё возможно,
      И зеркало, чей долг – отображенье,
      Дабы ты знал, ты есть лишь отраженье,
      Ты есть ничто. И это так тревожно.
 

 
      Один, только один человек жил, один человек умер на земле.
      Обратное утверждение есть статистическая несуразность, сумма неслагаемых.
      Не менее невозможная, чем запах дождя, приплюсованный к сновиденью, случившемуся позавчера ночью.
      Человек этот – Улисс, Авель, Каин, первый человек, давший имена созвездиям, человек, сложивший первую пирамиду, человек, начертавший гексаграммы Книги Перемен,
      Кузнец, испещривший рунами меч Хенгиста, лучник Эйнар Тамберскельвер, король Людовик Лев, книжный торговец, родивший Самуэля Джонсона, садовник Вольтера, Дарвин на палубе "Бигля", а со временем ты и я.
      Один человек пал под Илионом, под Метавром, под Хастингсом, под Аустерлицем, под Трафальгаром, под Геттисбергом.
      Один человек умер в больницах, в корабельных каютах, в безысходной тоске, в постели у себя дома и от любви.
      Один человек видел огромный рассвет.
      Один человек ощутил своим нёбом свежесть воды, сочность фруктов и мяса.
      Я говорю об одном, о единственном, о бесконечно одиноком человеке.
 

 
      3. Горе нищему духом, ибо под землёй пребудет то, что ныне попирает её.
      4. Горе плачущему, ибо не отвыкнет уже от жалких стенаний своих.
      5. Счастливы знающие, что страдание лавром не венчает себя.
      6. Мало быть последним, чтобы стать когда-нибудь первым.
      7. Счастлив, не настаивающий на правоте своей, ибо никто не прав либо все правы.
      8. Счастливы прощающие ближних своих, счастлив прощающий самого себя.
      9. Благословенны кроткие, ибо противятся раздорам.
      10. Благословенны не алчущие и не жаждущие правды, ибо ведают, что удел человеческий, злосчастный или счастливый, сотворяется случаем, который непостижим.
      11. Благословенны сострадающие, ибо милосердием счастливы, а не упованием, что зачтётся им.
      12. Благословенны чистые сердцем, ибо пряма их дорога к Господу.
      13. Благословенны изгнанные за правду, ибо правда превыше для них, чем собственный человеческий удел.
      14. Ни один человек не есть соль земли, никто, ни одно мгновение жизни своей не был ею и не будет.
      15. Пусть догорит светильник и никто не увидит его. Бог увидит.
      16. Нет нерушимых заветов, ни тех, что от меня, ни тех, что от пророков.
      17. Кто убивает во имя правды или хотя бы верит в свою правоту, не знает вины.
      18. Не заслуживает содеянное человеком ни Царствия Небесного, ни геенны огненной.
      19. Не испытывай ненависти к врагу, ибо, возненавидев, станешь отчасти уже и врагом его. Никогда твоя ненависть лучше не будет мира в душе твоей.
      20. Если соблазняет тебя правая рука, прости её. Вот тело твоё, вот душа и очень трудно, даже невозможно положить границу, которая их разделяет.
      24. Не преувеличивай праведность твою. Нет человека, который в течение дня несколько раз не солгал бы, ведая, что творит.
      25. Не клянись, ибо всякая клятва высокопарна.
      26. Противься злу, но без страха и гнева. Ударившему тебя по щеке можешь подставить и другую, лишь бы при этом ты не испытывал страха.
      27. Я не говорю ни о мести, ни о прощении. Забвение – вот единственная месть и единственное прощение.
      28. Делать доброе врагу могут и праведники, что не очень трудно, любить его – удел ангелов, не людей.
      29. Делать доброе врагу могут есть лучший способ тешить в себе гордыню.
      30. Не собирай себе золота на земле, ибо золото порождает праздность, а праздность есть источник печали и отвращения.
      31. Думай, что другие правы или будут правы, а если правда не за тобой, себя не вини.
      32. Господь превосходит милостью людей, мерит их иною мерою.
      33. Дай святыню псам, кинь жемчуг свой перед свиньями. Всему воздай, что положено.
      34. Ищи ради счастья искать, а не находить…
      39. Врата выбирают входящего, не человек.
      40. Не суди о дереве по плодам, а о человеке по делам. Могут быть лучшие и худшие.
      41. Ничто не строится на камне, всё на песке, но долг человека строить, как если бы камнем был песок.
      47. Счастлив независтливый бедняк, счастлив незаносчивый богач.
      48. Счастливы сильные духом, без страха выбирающие путь, без страха принимающие славу.
      49. Счастливы запечатлевшие в памяти слова Вергилия и Христа, коих свет озаряет их дни.
      50. Счастливы любящие и любимые и те, кто может обойтись без любви.

 
      О, ужас! Эти каменные сети
      И Зевсу не распутать. Измождённый,
      Бреду сквозь лабиринт. Я осуждённый.
      На бесконечно-длинном парапете
      Застыла пыль. Прямые галереи,
      Измеренные долгими шагами,
      Секретными свиваются кругами
      Вокруг истекших лет. Хочу быстрее
      Идти, но только падаю. И снова
      Мне чудятся в сгущающемся мраке
      То жуткие светящиеся зраки,
      То рёв звериный. Или эхо рёва.
      Бреду. За поворотом, в отдаленье,
      Быть может, затаился наготове
      Тот, кто так долго жаждал свежей крови,
      Я столь же долго жажду избавленья.
      Мы оба ищем встречи. Как и прежде,
      Я верю этой меркнущей надежде.
 

 
      Мир – лабиринт. Ни выхода, ни входа,
      Ни центра нет в чудовищном застенке.
      Ты здесь бредёшь сквозь узкие простенки
      На ощупь, в темноте, и нет исхода.
      Напрасно ждёшь, что путь твой сам собою,
      Когда он вновь заставит сделать выбор,
      Который вновь заставит сделать выбор,
      Закончится. Ты осуждён судьбою.
      Вдоль бесконечных каменных отростков
      Двуногий бык, роняя клочья пены,
      Чей вид приводит в ужас эти стены,
      Как ты, блуждает в чаще перекрёстков.
      Бреду сквозь лабиринт, уже не веря,
      Что повстречаю в нём хотя бы зверя.
 

 
      Там есть сады, монастыри, уставы
      Монастырей, прямые лады и
      Слова прямые – пой, как соловьи!
      Только не все очистили уста вы.
      Есть 64 гексаграммы,
      Есть ритуал – единственно, что
      Знать должно в поднебесной всем как то,
      Без чего прах, носимый по ветрам мы.
      Он – неба Императора и доблесть,
      И облаченье, ясный чей покой
      Мир отразил, как зеркало. Рукой
      Коснувшись, пыль сотри с него – есть проблесть?
      Должны плодоносить поля с садами,
      И как верны потоку берега,
      Так верно, что наскочит на врага
      Единорог за срам свой со стыдами.
      Вселенной сокровенные законы,
      Гармония всей тьмы вещей вокруг
      Сокрыта в книгах, свитки же, мой друг,
      Со мной хранят небесные драконы.
      Нахлынувшие с севера монголы
      На маленьких гривастых лошадях
      Свели на нет – увы! что делать? ах! -
      Все меры Сына неба. Земли голы.
      В кострах горят деревья вековые,
      Безумец мёртв и тот, умом кто здрав.
      Убит привратник. Он-то чем не прав?
      Все женщины от них едва живые.
      Орда пошла на юг. Зверей коварней,
      Свиней невинней. Утром прадед мой
      Спас книги. В башне долго можно с тьмой
      Бороться… О, эпохи цвет досвинней!
      Нет дней в моих очах. Так много полок
      И так мало лет жизни… Сон, как пыль.
      Чем обмануться? Миф ли в свитке, быль,
      Весь день сижу я в башне, свет где долог.
      И то правда: жить лучше, не читая.
      А утешаю я себя лишь тем,
      Что для того, кто видел их тьму тем,
      Всё с вымыслом слилось. Блажу, мечтая!
      Как в грёзе вспоминаю, чем был город
      Прежде орды и чем он стал теперь.
      Затворник я дверенеотоперь.
      Периный пух мечом зачем-то вспорот…
      Кто запретит мне грезить, что однажды
      Я вникну в суть вещей и нанесу
      Рукою знаки, как гроза росу,
      Которая избавит дол от жажды?
      Моё имя Шианг, хранитель свитков,
      Возможно что последних, ибо нет
      Вестей – что с Сыном неба? Звёзд-планет
      Дитя от крепких спит, небось, напитков…
 

 
      В своём уединенье шахматисты
      Передвигают медленно фигуры,
      Задумавшись, как римские авгуры…
      Два вражьих цвета в ненависти исты!
      Глубинными решеньями цветисты
      Ходы: проворен конь, неспешны туры,
      Ферзь всевооружён, царь строит… чуры (!)
      Уклончив офицер, злы пехотисты.
      Но даже если игроков не станет,
      Быть архетип игры не перестанет.
      Война с Востока, где звезда истечна,
      На запад перекинулась. Настанет
      Финал лишь партии, которая конечна,
      А не игры, что – как другая! – вечна.
 

 
      Царь слаб, нагл офицер, зело кровава
      Царица, зато пешка – полиглот.
      На чёрно-белом поле кашалот
      Разинул пасть и крокодил зеваво.
      Не ведают, что наперво-сперваво
      Просчитаны ходы тех, чей оплот -
      Коварство. Есть алмазный светолот,
      Высвечивающий то что скрываво.
      Только не ты ли Игрока другого
      Орудие? Омара дорогого
      Здесь вспомянём, его сравненье – мы
      Для Бога то же, что для нас фигуры
      На шахматной доске. Не балагуры
      Над партией сидят до самой тьмы!
 

 
      Глядеться в реку, что течёт, как время,
      И вспоминать, что времена суть реки,
      Знать, что мы убываем, словно реки
      И наши лица изменяет время.
      А бодрствованье – то же сновиденье,
      Что мнит себя проснувшимся. Плоть смерти
      Страшится, а она подобна смерти,
      Которая зовётся "сновиденье".
      Во дне, году ли видеть просто символ
      Дней человека и его лет жизни.
      Из оскорбленья нас годами жизни
      Поэзию извлечь, молву и символ.
      Увидеть в смерти сон, зарю заката,
      Ржавеющее золото. Сложенье
      Стихов бессмертно и стихосложенье -
      Это заря рассвета и заката.
      Порой во тьме лицо глядится наше
      В себя из глубины своей зеркальной.
      Искусство глубине этой зеркальной
      Подобно, где лицо глядится наше.
      Улисс, увидев после стольких странствий
      Зелёную и влажную Итаку,
      Расплакался. Поэзия Итаку
      Напоминает после многих странствий,
      А также бесконечное теченье
      Воды непостоянной, и миг тот же
      Не повторим по-Гераклиту: тот же
      Он и другой, как вечности теченье.
 

 
      Из улочек, что углубляют Запад,
      Одна, а вот какая, я не знаю,
      Увидена мной – слепоты внезап ад! -
      В последний раз – во сне ли? – вспоминаю,
      Пред Тем смиренный, Кто назначил нормы
      И строгую таинственную меру
      Вещам, теням и снам, чьи зыбки формы,
      Что ткёт и распускает по примеру
      Жены Улисса наша жизнь. Всему есть
      Предел, цена, последний раз и больше
      Впредь никогда, но тризну по кому есть
      В том доме, что хранит память всех дольше?
      Через хрусталик мутный уже утро
      И через в ряду книг зиянье грани
      Центральной бриллианта – "Камасутра"
      Там не стоит! – считать мне капли в кране.
      На Юге не одна во двор калитка
      С террасами, что сложены из камня
      И тутами запретна мне. Улитка
      Не захрустит: "Мой дом не из песка!" мня.
      Есть двери, что закроются навеки,
      И зеркало, что тщетно поджидает,
      И перекрёсток есть, что в человеке
      Четвероликий Янус наблюдает.
      Одно среди твоих воспоминаний
      Потеряно уже непоправимо -
      Ты не увидишь, жертва препинаний,
      Светила, что водой остановимо.
      Не повторишь того, сказал что розам
      И соловьям Омар Хаям, слагая
      Стихи назло изгнавшим рифму прозам.
      Другое время и страна другая…
      Залива гладь, куда впадает Рона,
      И всё моё вчера какое ныне
      Вернёт мне? Карфаген не без урона
      С лица земли стёрт Римом и вечны не
      Твердыни… Шуму утра я внимаю
      И голоса прохожих различаю.
      Разлуку со смиреньем принимаю
      С любимыми. Без Борхеса скучаю.
 

 
      Все вещи языка слова суть, где
      Некто ли, Нечто, ночь и день, слагает
      Абракадабру – мира излагает
      Историю, но смысл какой в труде?
      Я, ты, он, Карфаген, Рим, вечный-де
      Преходят. Криптограмму постигает
      Кто, если всё случайность постигает?
      И Вавилон написан на воде.
      За словом то, чему названья нету,
      Чьей тени притяжение во мне ту
      Иглу задело, что светла, легка,
      Как стрелка циферблата или птица,
      Летящая во сне. Вдруг очутиться
      За окоёмом, нет где нас пока.
 

 
      В безвестного сонета черновик,
      Который всем другим уже преддверит,
      Он смотрит и глазам своим не верит -
      Как бриллиант попал в мой грязевик?
      Царь-случай срифмовать его подвиг
      Катрены и терцеты. Достоверит
      Открытие: канон не числозверит!
      Гром соловьиный вписан в грановик!
      Посмеет кто назвать строй стоп шаблоном?
      Каким неимоверным Аполлоном
      Он вдохновлён, открывший архетип?
      Жадный кристалл, который заключает
      Все дни и ночи, взор любой отчает.
      Твой лабиринт, Дедал? Твой сфинкс, Эдип?
 

 
      Коль скоро (утверждает грек в Кратиле)
      Имя есть вещи архетип и буквы
      Розы цветок содержат, знать чубуквы
      Ты накурился, той, что в крокодиле.
      А сочетанье гласных и согласных
      Содержит имя страшное, чья сущность
      Шифрует Бога. Имени присущность
      Вещей первична – много ль несогласных?
      Так учит каббала. Адам и звёзды
      В саду имя то знали, пока порча
      Греха их не разъела и лиц корча
      Морщины оставляет, как борозды.
      Искусства и наивность человека
      Безмерны, и мы знаем: народ Бога
      Искал имя, что пагубогубого,
      Носитель чей имел бы чело века.
      История моя – про грех на праге,
      Над коим не владычествует автор,
      Для книжечки названия избрав тор.
      Иуда Лев раввином был из Праги.
      Желая знать, что Бог один лишь знает,
      Иуда Лев через перестановку
      Букв в именах и их рекомпоновку
      Нашёл имя, язык что препинает,
      Так страшно оно. Меч, Врата в нём, Эхо,
      Гость и Хозяин, и Дворец. То имя
      Над куклом прошептать, надежду имя,
      Решился он отнюдь не ради смеха.
      У симулякра приоткрылось веко
      И он увидел мир, цветной и разный.
      Див встал, шаг первый сделав несуразный,
      И тотчас же ходить стал человеко.
      Со временем увидел (как и все мы),
      Что он в сетях До, После, Вчера, Ныне,
      Право и Лево. Как рабы, верны не
      Названья, денотанты – слуги семы.
      Иуда Лев, за чудищем смотревший,
      Прозвал своё творенье кличкой "Голем",
      О чём поведал агиограф Схолем,
      В трудах своих весьма поднаторевший.
      Как рэбэ объяснял мироустройство:
      "Твоя нога, моя. Это – ширинка".
      Из рыбы как последняя икринка,
      Из синагоги вылетело ройство…
      Была ли это в графике ошибка
      Или в произнесении святого
      Имени, только не было готово
      Созданье говорить, тупое шибко.
      Было в глазах его нечто собачье,
      Нет, даже не собачье, но взгляд вещи
      Следил за рэбэ пристально, зловеще.
      Таким должно быть Вия очебачье.
      Весьма ущербным получился Голем,
      Так что при его виде кот раввина
      Прочь убегал, как если бы кровина
      Ублюдка была в смеси с алкоголем.
      К творцу своему длани простирая,
      Копируя его Творцу моленья,
      Руками Голем расточал хваленья
      С тупой улыбой: "Рэбэ! Твой икра я!"
      Хоть с нежностью глядел, но и со страхом
      Раввин на своё детище: "Откуда
      Этот сын трудный, пища чья – сок уда,
      Столь набожен, безжизненным быв прахом?
      Зачем к серии символов несметной
      Ещё один добавлен и в напрасной
      Путанице явлений нитью красной
      Вплетено чудо явью столь заметной?"
      В час, скудный светом грех, тот что на праге
      Лежит, есть претыканий всем податель.
      Кто скажет нам, что чувствовал Создатель,
      Взирая на раввина, что из Праги?
 

 
      В первом из своих – строка не хила! -
      Бронзовых гекзаметров, взывает
      К пылкой музе грек: свет одевает
      В пурпур, а потом – про гнев Ахилла.
      Ведал он, что Некто освещает
      Ищущим лучом души потёмки.
      Веет там, где хочет чадо тёмки,
      И что осенит, то освящает.
      Если ты предызбран, испытает
      Каждого особо грозный Некто:
      Мильтона – стен мраком (вот он мне кто),
      Ссылкою Сервантес прирастает.
      Что Его – металл, и букв есть память.
      Наше же, как шлак, будет стопа мять.
 

 
      Что, зеркало, опять подстерегаешь?
      Зачем двойник таинственный мне вторит
      И вновь навстречу путь во мраке торит,
      А ты ему явиться помогаешь?
      Что, снова меня взглядом постигаешь,
      Который вопросительно риторит:
      "Тот ли ты Борхес, бойко тараторит
      Который так?" Умолкнуть предлагаешь?
      В углах уж амальгамою облезно,
      А всё число предметов умножаешь.
      Я знаю, что меня ты отражаешь
      Как прежде, и слепым быть бесполезно.
      Когда умру, копировать ты будешь
      Других и быстро Борхеса забудешь.
 

 
      С детства я зеркал боялся, веря,
      Что лицо чужое вдруг покажет
      Или же, бездушное, накажет
      Маской мертвеца с печатью зверя
      На челе, публично достоверя
      То, о чём не каждый и расскажет,
      Смелости набравшись, чем докажет,
      Что у ада есть как бы предверя.
      А ещё боялся я, что время
      Потечёт в обратном направленье
      И пространства будет искривленье -
      Не гляди в зерцальное смотремя!
      Видит Бог и видят теперь люди
      То, что не смешно в старом верблюде.
 

 
      Сколько возможных вновь и вновь рождений
      Бог этой бедной маленькой усопшей
      Назначил! Здесь же сколько у особ шей
      Столько химер, сказал отец дваждений.
      Когда умру, то прошлого не станет,
      А с ней ещё не ставшее погибло.
      Померкло для неё небоогибло,
      День звёздами оплакан, что настанет.
      Я умер, как она, для бесконечных
      Несбывшихся событий, царь чей – случай.
      Из глубины юдольных злополучий
      Ко Господу взываю: из венечных
      Венцом дел добрых кто как Анжелика?
      К добру она стремилась недвулико.
 

 
      Столь зеркала как ты не молчаливы
      И не столь тайно утро приключений,
      Красив тигро-пантерый зверь влечений,
      И от любви к нему с ума сошли вы.
      В силу какого вышних сил декрета
      Уму не постижимого должны мы
      Искать тебя ночами? А иными
      Делами, воплощение секрета,
      Когда нам заниматься? Благосклонен
      Хребет твой к нашей ласке от дней давних
      Настолько, что не вникнуть никогда в них -
      Столп нёбный ещё не был свавилонен!
      Из времени другого ты, из сферы
      Эзотеричной, сон как про новь эры.
 

 
      Вот кем я был: мечом, что испытаний
      Следы хранит, прямым стихом саксонца,
      Морями-островами не без солнца
      Лаэрта сыну на стезях скитаний,
      Садами философии, листаний
      Исполненным анналом, вид червонца
      Имеющей луной над перезвонца
      Страной, жасмином душным двух шептаний.
      Но что теперь всё это? Упражненье
      Моё в версификации от грусти
      Нимало не спасёт, ни в небе утро
      Забывшая звезда, чьих рос влажненье
      Жемчужине подобно, только в хрусте
      Печаль есть под ногами перламутра.
 

 
      Два человека по Луне ходили,
      Затем другие. Что тут может слово?
      Событие, а столь кружноголово,
      Как если б вы душе вновь навредили.
      От жути опьянев, только и риска,
      Уитмена потомки по пустыне
      В скафандрах шли, свой флаг в скалистой стыни
      Чтоб водрузить, что сладок, как ириска.
      Любовь Эндимиона, гипогриф и
      Странная сфера Герберта Уэллса
      Подтверждены. Не лжёт так принц Уэллса,
      Как президент страны, у тайн где грифы.
      Нет на земле того, кто б их храбрее
      Был и счастливей, ликов день бессмертный!
      Хоть Одиссей, как все, простой был смертный,
      Ума в Элладе не было острее.
      Луна, которой жертвы вековые
      Приносятся как идолу с печальным
      Лицом, но и страдальчески-кончальным
      Теперь, аки химера, на их вые.
 

 
      Кто подтвердит, что в лабиринте рек
      Теряющихся в прошлом моей крови
      Твоя, Израиль, есть? Если не по брови,
      То в глаз: мой предок ел тот чебурек,
      Который изобрёл жидоабрек,
      А книгу ту, священной что корове
      Подобна, от Адама побурови
      До бледности Распятого, Дух рек.
      Ту книгу, что зеркальна для любого
      Читающего, над которой Бог
      Склонился, в глубь кристалла голубого
      Глядящийся, как в чашу голубок.
      Спаси себя, хранящий Стену плача,
      От жажды мстить обрезанным, палача!
 

 
      Не я тебя зачал, но те, чьи кости
      Давно в земле, тебя родили мною,
      И лабиринт любовей стал виною
      Того, что гены выпали как кости
      И появился ты, моей злак ости.
      К Адаму нисходящий глубиною
      Давидов корень, ты ли слабиною
      Всеобщей порчен? Выкусисякости
      Не держишь ли в кармане шестопало?
      Я ощущаю наше мы, в котором
      Взошли твои потомки на простором
      Поле страны, зерно чьё не пропало.
      В тех, кто ушёл я, но и в приходящих,
      И вечное – в явленьях преходящих.
 

 
      Сын старый без истории, без рода
      И племени, чуть было не погибший
      За то, что проповедовал прогиб шей,
      Пророк жестоковыйного народа,
      Исчерпывает дни в пустынном доме,
      Вдвоём быв, что теперь – воспоминанье,
      За гневное порока поминанье
      Блистательно пирующих в Содоме.
      Чудесное не редкостнее смерти.
      Воспоминаний жертва то священных,
      То тривиальных, за ноздрей прещенных
      Зажим публичный предан крути-верти
      Над углями в оковах. Бог ли, Случай,
      Никто, дай мне чело с звездой двулучей!
 

 
      Пусть другие гордятся написанными страницами,
      А я буду хвалиться прочитанными.
      Я так и не стану филологом.
      Не буду исследовать наклонения, склонения,
      Трудную мутацию букв,
      Дэ отвердевающее в тэ,
      Отождествление гэ и ка,
      Но через всю жизнь пронесу одержимость языкознанием.
      Ночи мои были заполнены Вергилием.
      Знать, а потом забыть латынь, тоже обретение, потому что забвение – это форма памяти, её смутное подземелье, вторая секретная сторона монеты.
      Когда напрасные любимые явленья
      Исчезли насовсем из моих глаз, лица и страницы, я начал изучать металлозвонный язык, которым прославляли предки мечи и одиночества.
      Сейчас, спустя шесть столетий после Последней Тхулы,
      До меня доходит твой голос, Снорри Стурлусон.
      Юноше перед книгой приличествует дисциплина, образующая верное знание.
      В мои года подобное начинание – авантюра, граничащая с ночью.
      Я никогда не расшифрую древние языки Севера,
      Не погружу алчные руки в золото Сигурда,
      Дело, за которое я взялся, необъятно
      И мне его хватит до конца дней, не менее таинственное, чем этот мир и чем я, подмастерье.
 

 
      Трость, монеты, цепочка, замок, что податлив,
      Черновик, я который уже не прочту,
      Карт колода, доска, помнящая ночь ту,
      Книга, скрипка, цвет чей пуще кофе гадатлив,
      Вечеров монумент, эдакий букводатлив,
      Чьей услуги я вновь вот и не предпочту,
      Потому что скажу лучше стенам речь ту,
      Ну а к скифскому зелью больной митридатлив.
      Пурпур зеркала западного, чья заря
      Иллюзорна, напильник, гвоздь, рюмка. Как слуги
      Молчаливые вещи свои нам услуги
      Предлагают, порой даже очень не зря.
      Вещи переживут человека, не зная,
      Что мы есть. Жизнь у них совершенно иная.
 

 
      Железный меч уже исполнил мести
      Нелёгкий долг, ну а стрела с копьём
      Меча труд довершили. Вместе бьём
      Развратного и радуемся вместе.
      Под звон тетивы поражён на месте
      Жених последний Пенелопы. Пьём
      Вино Итаки – пусть хмур окоём
      И Арес гневен: нет за месть отмести!
      Привыкшая к одру не для двоих,
      Царица на плече спит мужа (их
      Любовь сильней разлук), сраму не имя.
      Кто человек, который обошёл
      Вселенную как пёс, а дом нашёл,
      "Никто", ещё солгавший, моё имя?
 

 
      Невозмутимым будь. Разве две даты
      Судьбы твоей, о достоверность праха,
      Тебе да не даны, чтобы без страха
      Смотреть ей в очи, в небо как солдаты?
      "И дважды можно (дерзок как всегда ты!)
      В одну и ту же реку под хор аха
      И оха хор войти. Как? А прибраха
      К себе – разве не я? Оба брадаты!"
      Эпохи сны теперь другие тоже -
      Ни бронза и ни золото. Подобен,
      Как ты, Протею мир. Образ удобен.
      Так знай, что ты и тень – одно и то же.
      И лучше думай, что в каком-то смысле
      Ты уже мёртв. Ну, кто ты? Карамысли!
 

 
      Подобная как тени от колонны,
      Которая движением неспешна,
      И той реке, сравнима что успешно
      С неразуменьем, к коему все склонны,
      Будто нельзя в одни и те же воды
      Войти два раза, хотя нам родная
      В них вместе с нами входит тень земная.
      Смел аргумент – слышны ли чьи отводы?
      Субстанция пустынная, что столь же
      Нежна, сколь тяжела, имеет место
      Собрата быть солярного нам вместо
      Эмблемой бездны. Плача здесь юдоль же.
      Явился инструмент аллегоричный
      Гравёров, иллюстраторов словарных,
      Чьё место в пыльных лавках антикварных
      Там, где товар стоит уже вторичный,
      Но с шахматным слоном, сломанной шпагой,
      Громоздким телескопом и сандалом,
      Искусанным гашишем (вещь скандалом
      Попахивает: смоль скоблит с шипа гой!)
      Кто б не остановился перед строгим
      Стеклянным инструментом в деревянной
      Оправе, что с косою травовянной
      Штрихом Дюрер явил нерукодрогим?
      Из конуса прозрачного в песчезну
      Опять песок сбегает осторожный,
      А златый холмик взороприворожный
      Растёт, славя мгновенную исчезну.
      Мы любим наблюдать за символичным
      Песком, что ускользает, истощаясь,
      С мгновеньем каждым даже не прощаясь,
      Исчезнувшим уже, а не наличным.
      Ему подобен и песок столетий -
      История земли остроконечна,
      Как холм песчезны, но и бесконечна,
      И есть переворот мгновененолетий.
      Песка не остановится паденье.
      Я обескровлюсь, не две склянки с прахом,
      Чей символ смерти обдаёт нас страхом
      И за песком ревниво наблюденье.
      Столп облачный и огненный, карфаго-
      Римские войны, Симон Маг, седьмица
      Вещей земли вiд сакського вiдмiдьця
      Норвежському – всё жертвы хронофага
      Стеклянного сего, хрупка чья струйка
      Несметного песка, а я не вечен,
      Ибо плотян, ущербен и увечен…
      Слова вновь эти, Борхес, соркеструй-ка!
 

 
      Ты не спасёшь написанное теми,
      Кого твой страх оплакивает, ты не
      Другие, лабиринта центр в пустыне
      Шагов своих в сгущающейся теми.
      Агония Христа или Сократа,
      Ни сильного Сидхарты золотого,
      Чьё тело умереть опять готово
      В лучах зари – не велика утрата! -
      Тебя спасти не смогут уже. Прахом
      Написанное стало и на ветер
      Ты говоришь, но близок ада вечер,
      Ночь Бога бесконечна. Вник со страхом
      В конец свой и в миг смерти – с дерзновеньем:
      Я стану каждым длящимся мгновеньем!
 

 
      Где сад Эдемский или он приснился? -
      Свой разум на рассвете вопрошаю
      И сам себя вопросом утешаю.
      Адам, вкусив свободы, изменился.
      Неужто же сон Бога в грех вменился
      Сновидцу? И я тоже согрешаю
      Во сне, что здесь себе не разрешаю,
      Там дозволяю – вот и объяснился
      Феномен сна! В Эдем есть возвращенье
      По пробужденью и греха прощенье
      Как сна, война в котором бесконечна
      Каина с Авелем, где хрип убитых
      И рык где убивающих. Бог спит их.
      Меч изострён. Стрела остроконечна.
 

 
      Упрёк или слезу я всё равно чью
      Не заслужу. Как мастерски Создатель
      Вручил мне, ироничный наблюдатель,
      Два дара сразу: книги вместе с ночью.
      Весь этот град томов, преподнесённый
      Глазам без света, что читают только
      Во снах, ошеломил меня настолько,
      Что я совсем опешил, потрясённый.
      Но атласы, альбомы словари и
      Тома без счёта стали недоступны,
      Хоть наважденья их и неотступны,
      Как манускрипты, что в Александрии
      Пожрал пожар. От голода и жажды
      Тантал страдал в Аиде, окружённый
      Водою и плодами. Погружённый
      В раздумья, не единожды, не дважды,
      Стократ Тантал, бреду вдоль книжных полок
      Слепой библиотеки бесконечной,
      Порой снимая книгу без конечной
      Цели прочесть что-либо: мрака полог.
      На мир воззренья Запада, Востока
      В рядах энциклопедии. Веками
      Писалось то, что трогать лишь руками
      Теперь могу, одаренный жестоко.
      Вот символы, вот виды космогоний,
      Династии, геральдика – всё это
      В подарок для незрячего поэта!
      Слепца какая дольше из агоний?
      Свет, сладкий свет отныне мне заказан.
      Со мной теперь и тросточка всегда та.
      Я, представлявший Рай себе когда-то
      Библиотекой, так зачем наказан?
      Я знаю, некто, имя чьё – не случай,
      Вновь так распорядится здесь вещами,
      Что этот мой – чей тянут зуб клещами,
      Да вытянуть не могут? – злополучай
      Уже принял другой, по галереям
      Бредущий, со священным страхом стены
      Ощупывая – слепы все сластены
      И гнусны все, вредящие евреям.
      Кто из двоих поэму эту пишет,
      Я вместе с тенью, тень вместе со мною?
      Но ходит кто за плотию иною,
      Мёртв заживо, хотя здоровьем пышет.
      Анафема за то на нас обоих.
      Мир этот изменяется и блекнет.
      Надежды в нём для двух умом калек нет.
      Как наказал Всевышний неслабо их!
 

 
      Юное море, море Одиссея,
      Оно же – мусульманского Улисса -
      Симбада-Морехода, тоже лиса!
      Однако, вижу в нём во всей красе я
      Эрика Рыжего и кабальеро,
      Себя не выделявшего в толпе и
      Элегии за раз и эпопеи
      О родине творца. Ну, не карьера…
      И море Трафальгара, что воспело
      Историю Британии, чья слава
      Воинственна, а как надменноглава!
      Но вот оно опять волной вскипело…
      Хвала твоим победам бесконечна,
      Британия, вот только ты не вечна.
 

 
      Не покину ночную звезду,
      Не покину и ночи, оставив
      Итог дел на земле и доставив
      Радость тем, кто клевещет за мзду.
      Колесничий, имею узду
      Своим чувствам, смирив их, заставив
      Слушать разума голос, поставив
      Так его, чтоб хвалили езду.
      Я ещё упаду в борозду
      Злаком добрым, потомство наставив,
      Не на меч паду, душу преставив,
      Я ещё потопчусь по грозду!
      По одесному узнан бразду
      И ошуйному Царь, скач отставив.
 

 
      История в весьма далёком прошлом,
      О чём я рассказать теперь намерен,
      Но да не молвят: "Врёт, как сивый мерин!",
      Случилась, уже пылью запорошлом.
      Задумали исчислить универсум…
      Один учёный муж в забвенье жеста -
      Хватило бы нулей – один уже ста
      Равняется, гугол-число разверз ум! -
      Вписал последний стих в большую книгу
      И был уже готов себя поздравить,
      Кабы вдруг не случись ему направить
      Взор в небеса: где лунному песнь игу?
      Хоть сказка ложь, но ей весьма удобно
      Изобразить попытку пересказа
      Словами нашей жизни… Облака за
      Как главное ушло, луне подобно?
      Вот значит что писать по вдохновенью!
      Прочтя, на это что б сказали вы вот,
      Разве не тот же сделали бы вывод:
      "О главном умолчал он по забвенью,
      Обширную коммерцию с луною
      Ведя свою и давнюю". Не помню,
      А вспомню – на весь космос пробимбомню,
      Как встретилась луна сперва со мною.
      Меж тем известно: у мутаций лунных
      Своя есть красота: однажды ночью
      И я по вышних сил уполномочью
      Её увидел, глыб певец валунных.
      Волхвом в Халдее звали буквоведа
      И звездочётом в Уре – рифмосклада…
      Луны дракону сложена баллада
      И в Англии… Кровит луна Кеведо.
      Но прежде о луне, что кровью стала,
      Кроме иных ужасных разнопрочеств
      В книге чудес свирепых и пророчеств
      Глаголет Иоанн сердцедостало.
      А ещё раньше, как гласит преданье,
      Перстом писал на зеркале грек кровью,
      Ученики чьи с бровной лицегровью
      По лунным пятнам делали гаданье.
      Огромный волк в пустыне умирает.
      Есть миф, что зверя странною судьбою
      Было сорвать с небес ценою любою
      И умертвить луну в миг, догорает
      Последняя заря когда и ночи
      Полярной наступает время. Север,
      Который населяет народ-всевер,
      Хранит легенду, и не зря он очи
      Сощурил, на огонь глядя, что бездна
      Морей в тот день каюк из ногтей мёртвых
      Поглотит, потому что разум мёртв их,
      А ноздри любят вонь, что сернопездна.
      В Женеве или в Цюрихе со мною
      Случилось, что стал юноша поэтом,
      И сразу – я поймал себя на этом -
      Очаровался полною луною.
      Из скромных вариантов с достохвальной
      Старательностью я искал эпитет,
      Опять боясь, что прежде слово хитит
      Этот Лугонес с наглостью бахвальной.
      Янтарь, песок и цвет слоновой кости,
      А также белизна юного снега
      В стих позднего потомка печенега
      Конечно напросились сразу в гости.
      Тогда я думал, что поэт подобен
      Адаму, называющему вещи
      В Эдеме именами судьбовеще…
      К читателю путь был не без колдобин.
      Как учит Ариосто, умирают
      Сны на луне сомнительной и время
      Теряется на ней, в земле как стремя,
      Которое, найдя, не подбирают.
      Аполлодор три формы Артемиды
      С собачьей, лошадиной и кабаньей
      Ваяет головой, а сколько бань ей
      Посвящено… Виждь грека без хламиды!
      Гюго серп золотой зато мне дарит,
      А вот ирландец, том чей предо мною,
      Трагическою чёрною луною
      Ошеломляет, что аж небо старит.
      Луной мифологической покуда
      Я занимался, за углом сияла
      Обычная луна. Чья б изваяла
      Рука тебя? Взялась ты там откуда?
      Есть среди слов одно – его я знаю
      И тотчас вспоминаю, представляя,
      Но буквы его не переставляя,
      Иначе честь мундира запятнаю!
      (Что носят астронавты, побывали
      Которые не на луне ли разве,
      Флаг водрузив на ней, чьи вились разви
      В вакууме, возможно что едва ли?)
      Слово луна, я это знаю тоже,
      Содержит буквы, вот ведь как бывает,
      Перестановка коих убивает
      Страну, чей флаг сумняшися ничтоже
      Ею же опозорен. Это слово
      Того, кто мат английскому поставит,
      Судьба ли, случай в оный день заставит
      Прочесть – и языка не станет злого.
 

 
      Звучит во мне персидское наречье,
      Я вижу рук протянутых навстречье,
      Одна рука Ирана, а другая -
      Израиля, но мир будет и в Двуречье,
      И в Палестине, вижу не врага я
      Еврею и в арабе, возлагая
      На мудрость их надежду: безупречье
      В вере какой? Но есть воля благая,
      А есть и злая, на неё обречье -
      От красных помидоров, огуречье,
      Но знает лука то стрела тугая:
      Лучше с салатом мир, чем чебуречье,
      А с ним война. Капуста дорогая,
      Дай погляжу, ты какова нагая!
 

 
      Огонь – как пепел, плоть – как прах, теченье
      Воды так – русло, жаждою мученье
      Сильнее чтобы стало, оставляет:
      Всё высохло, какое огорченье!
      И путник жажду вновь не утоляет.
      Ничто в него надежду не вселяет,
      Но разума одно лишь помраченье,
      Которое, как мухи, ослепляет.
      Вот каково заморское ученье
      О радости, той, чьё предназначенье -
      Кропить водой, что души оживляет,
      Но не в воронку, где коловерченье!
      Закон принять свой силой заставляет
      Содом весь мир. Зной землю попаляет.
 

 
      Как ветра дуновенье, монумента
      Век краток – чей воздвигните взамен-то?
      А луч непостижимый Солнца правды
      Сияет вечно в истине момента.
      Есть комитет глубинной пробуравды,
      И мрут как от полынием отравды,
      Мадридский двор вам для эксперимента
      Продемонстрирует путём отправды
      На свет тот вертухая-недомента,
      Ноздря любила чья вонь экскримента
      Чужого нюхать. Вот лишил как здравды
      Генсек песка, щебёнки и цемента
      Смесителей. Май ласков, а яскравды
      На сцене сколько! Нет ему оправды.
 

 
      Песнь соловья услышать золотого,
      Который ненавидит Льва Толстого,
      Под утро можно на исходе ночи:
      "Подонок корчил из себя святого!"
      Увидит через внука пусть он очи
      Денницы, ан не мамина сыночь и
      Пошёл не в папу норова крутого
      Чертёнок, не скулящий по-щеночьи:
      "Раздули как слона, внутри пустого,
      Из мухи, что на кучу сесть готова,
      Льва толстого! Под зад ногой пиночи
      Граф заслужил от мужика простого
      Разом з Набоковим, що стогне по-жiночi.
      В очочцi гея не сучок, бревно чи?
 

 
      Стихи эти луна твоей рукою
      Записывает, а ещё какою
      Планетою Бог ночью управляет,
      Сам догадайся, светоч над рекою,
      И до утра на небе оставляет
      Сиять, так что и солнце удивляет
      Иной своей о нём стиха строкою
      Денница – экой рифмой обрамляет:
      "Под чёрною над широтой морскою
      Закат померкнул аркой и мирскою
      Парижа суетой…" Что, впечатляет?
      Каков гимн алкионскому покою!
      И золото заката заставляет
      Ржаветь он, чем в богатых жуть вселяет.
 

 
      Нежнейшей ночью скромный под луною
      Отобраз твой мерцает, ставший мною,
      В бассейнах, чья немногим вторит вечным
      Светилам гладь, звездой всего одною.
      Чутьём каким, скажи, сверхчеловечным
      Мой шифр ты разгадал, дрожаньем свечным
      Горящий в вышине двойник, ценою
      Какой – велик ли мёртвым счёт, увечным? -
      Дался триумф, Архистратиг, войною
      Пошедший на их рать, ту, что земною
      Стала, пав с неба, Царь с лицом овечным
      И силуэтом льва, греха виною
      Не отягчённый душеизувечным,
      Но с совестью здоровой, не больною?
 

 
      Персидская луна и миг заката
      Пустынного за гранью небоската
      Вернулись и вчера сегодня стало.
      Ты те, чьи лица прах, солдат Левката,
      На женщину смотрящий чуть устало,
      Ума которой так и не достало
      Не от садиста девочку и ката
      Родить, а от поэта. Всё, отстала…
      Выходит, Гераклитова река та
      Одной и той же может быть: рука-то
      Те же слова, вода пролепетала
      Те же свои короткие стоккато
      И шорохи всё те же прошептала,
      Как если б время и не пролетало.
 

 
      Марии Кодаме
      Как много одиночества в луне!
      Луна ночей и первого Адама -
      Две разные луны, Маша Кодама,
      Бессонницей полна луна вполне,
      А также плачем – повернись ко мне! -
      Настолько древним – ах ты, сердца дама,
      Его химера, что из Нотр-Дама
      Не оседлала, сев, как на коне -
      Сколь древен род людской. Но не в цене
      Мужчины без химеры, вид мадама
      Имеющие. Что я тебе дам, а?
      Беременность? А как в нашей стране
      Рожать? Так что иди ты… к Сатане.
      Пусть он тебе прошепчет: "Yo te amo".
 

 
      В любой рассвет чудес машина самой
      Судьбе бесповоротной может случай
      Счастливый ниспослать и злополучай -
      Фортуне, богачи, локтекусамой.
      Машину – в автомойке, в ванне – пса мой
      Собачьей – спит на тёпленьком полу, чай,
      Любимый пёсик? Истины улучай:
      Имеет конь всего два колеса мой!
      Судьбе бесповоротной самой может
      Чудес машина случай на рассвете
      Взять да и подарить, а на том свете
      Богатство оказаться не поможет,
      Но сильно помешает, так что к смерти
      Богаты вы. Надежды поумерьте.

 
      Книги мои, что о существованье
      Чтеца не знают, стали моей частью,
      Черты словно лица, но, по злосчастью,
      Которых быстролётно забыванье.
      Тщетно его в кристалле добыванье
      Рукой, что призывает к соучастью
      Другую, и к ослепшим сопричастью
      Душа привыкла – некудадеванье…
      Я не без горькой логики считаю
      Что главные слова мои страницы,
      Не знающие, кто я, свет Денницы,
      Хранят, но я их не перечитаю.
      Да будет так! Умерших голосами
      Звучать буду всегда. Судите сами!
 

 
      Что ночь без сна? Риторика в вопросе,
      И мне ответ, конечно же, известен.
      Это когда табак лишь в папиросе,
      Летальный чей дымок недобровестен.
      Петух, который разбирался в просе,
      Пшеницу велел сыпать. Раз отвесть ин
      От зёрнышка могу клюв ради роси
      Давидовой – Жених пришёл невестин!
      Себя узнал, конечно, в "Альбатросе"?
      Тесей, изведал, сколько в мураве стен?
      Повесить на струне, верёвке, тросе
      Тебя хотели, так ты буревестен.
      В урима и туммима царство бросе
      И воле Бога астрагал со-вестен.
 

 
      Себя бояться и на пике ночи
      Напрасно имитировать дыханье
      Уснувшего, да плоти трепыханье
      Смирять в себе: "Емелька! Не сыночи!"
      Когда же, наконец, сомкнёт он очи,
      Разбойник, бунтовщик? Мракопиханье
      И зеркала, пламен где полыханье…
      Во сне, волчара, суку ощеночи.
      Ворочаться, смыкать напрасно веки,
      Горячка, а не сон, как если б чаю
      Крепчайшего напился, и скучаю
      Я по траве и как о человеке
      Любимом говорю о ней. Стесняться,
      Что бодрствуешь ты, сны когда всем снятся?
 

 
      Произносить обрывки и фрагменты
      Запомнившихся, ибо не избытых
      Строк и стихов, как золото добытых,
      И в жизни есть счастливые моменты.
      Есть фразы, что тебе те постаменты -
      На них стоят изрекии, и быт их
      Всем интересен, Богом не забытых,
      Ходячие, живые монументы!
      Произносить фрагменты и отрывки
      Запомнившихся в прошлом фраз, стихов ли,
      Что от с луною длительной торговли
      Мой мозг хранит, перебирать обрывки…
      Порой иную фразу произносишь,
      И целиком себя в неё привносишь.
 

 
      Хотеть в сон погрузиться и не мочь
      В сон погрузиться, за собою спящим
      Подсматривать, искусственно сопящим,
      И Стеньке больше нечем и помочь.
      Не хочет жить по-старому, невмочь!
      Увидеть в петле барина хрипящим
      А не на ложе сна мирнохрапящим -
      Вот цель его! Как бога превозмочь?
      И вдруг – предтеча, первая промочь.
      Кто будет тебя в этот миг сипящим
      "Кукареку!", проснуться торопящим?
      Хоть помнишь, с кем хотел ты изнемочь?
      Заглядывал ли в скважную замочь?
      Отмщу сторицей так кровокропящим!
 

 
      Это страх быть и ужас перестать
      Быть, а рассвет сомнительный увидеть.
      Себя за эти страхи ненавидеть,
      Но на Содом Степан должен восстать!
      Много терпеть, чтоб атаманом стать,
      Умей, казак. Мужскую назови деть
      В честь Хорхе – вот как нужно ясновидеть!
      Поэт, довольно быть, ты должен стать!
      Какие речи, а какая стать
      У Емельяна: "Наяву сновидеть
      За мной идущим дам, во сне предвидеть
      Грядущее, звездой дам заблистать!"
      Степана должен день скоро настать
      И Емельяна. Ген куда в крови деть?
 

 
      Что долголетие маститое? За тело
      Страх, и не вечно будет оно юным.
      Не прыгает, как тигр, котом баюнным,
      Но от хорошей жизни растолстело.
      Да, быстро жизни время пролетело.
      Только вернусь я Дивом гамаюнным,
      Чтоб вас солдатским юмором гальюнным
      Чмонить, пидерасня, нежитьхотело.
      Десятилетия бессонницы… Но вол
      Погонщика остроконечной палки
      Не слушается больше. Перепалки
      С ним надоели. Разрядить бы ствол…
      Моря и сфинксы (чуешь хлынь предтеки?),
      Династии, сады… Биб-ли-о-те-ки!
 

 
      В неведенье не быть: приговорён
      Я к этой плоти, к голосу, противен
      Который мне, мой вроде, а фиктивен,
      Но из позывов тела сотворён,
      И к имени, которым одарён,
      К рутине памяти, неэффективен
      Чей механизм, уж больно примитивен,
      Работой чьей не удовлетворён
      Ум – требовательный владелец замка,
      Который разрушается, и самка
      Тебе уже не даст, уставший зверь,
      И к ностальгии по латыни, к смерти
      И страху умереть… Всё, сны, химерьте!
      Что ты воскрес при жизни, Борхес, верь!
 

 
      Тот, обнял кто жену, Адам, жена же
      Зовётся Евой. Как в последний раз
      Должно быть всё, но знает несураз,
      Кому нести чего куда в бонаже!
      Я сирота, нуждаюсь матронаже.
      О, брось мне на пол коврик… Нет – матрац!
      Псих, крикнувший их Горби: "Пи-да-рас!",
      Жить без врага я не умею нажи.
      Впусти меня – как вол буду в сенаже,
      Ртом молотящий, просто, без прикрас
      Работающий челюстями. Враз
      Уем, что приготовишь! При менаже
      Жить буду у тебя, дикообраз,
      А ты снимай картины, инсценажи…
      Впусти волчару, сука, а то мраз!
      Вскрой флюс мой, позаботясь о дренаже…
 

 
      Я видел нечто белое на небе,
      Мне говорят: "Луна это, бери!",
      Но словно ей, ты говоришь и Мне "бе!",
      По-волчьи воя: "Сука, отвори!"
      В окне мерцает первая яснебь и
      Уснули все, но лишь нетопыри
      Ещё летают. Первый луч краснеби…
      В повапленных гробах лишь упыри
      Катаются по городу ночному
      Обдолбанные, в них рылу свиному
      Молящиеся, и нам делать что
      Со словом-мифом? Мне деревья дали
      Немного тли. Не жал я на педали
      Велосипедика прозрачного зато.
 

 
      Спокойные животные ко мне,
      Чтобы я дал им имя, приближались,
      Не стало в книгах букв, все разбежались,
      На место возвращаясь лишь во сне.
      Кто грезит наяву, часов во дне
      Не наблюдает. Континенты сжались
      И острова под воду погружались.
      Британия окажется на дне.
      Сказать кто смеет: по моей вине?
      Ладони с белым камушком разжались
      И он упал в колодец, отражались
      Где лица в недопитом как вине.
      Сказ о сучке в глазу и о бревне.
      Величиной бревна все поражались!
 

 
      Листая атлас, Англии я форму
      Меняю взглядом за их секс-реформу,
      И Фосфорос огонь изобретает,
      А Юля примеряет униформу.
      Вот атлас как слепца рука листает.
      От перегрева атмосферы тает
      Полярный лёд. Вдохни-ка хлороформу,
      Британия, чтоб, как палач пытает,
      Не чувствовать. Под воду Атлантида
      Погрузится. По грудь кариатида
      Стоит, а через год уже по губы,
      И вот – по темя. Шепчешь мне: "Прости!", да?
      Я трупов, воссмердевшая Фетида,
      Не воскрешаю. В бездну, душегубы!
 

 
      Атлантов катастрофа постигает,
      А в зеркале двойник подстерегает.
      Стих Лилиенкорна хотя б один
      Запомнивший, чем может, помогает,
      Но он стихий, увы, не господин.
      Година истечения годин
      Для Англии (не он так полагает -
      Компьютер) от полярных теперь льдин
      Зависит. Катастрофа застигает
      Врасплох тех, коммунистов кто ругает
      Последними словами и блондин -
      Черноволосых, как кнутом, стегает
      Содомским языком, ловец ундин.
      Нет. Гамлет – не Хаджа Насреддин!
 

 
      Мне снится Карфаген и легионы,
      Которые его опустошают.
      Зачем вам красота, пигмалионы?
      Ишь, с мрамором, гляжу я, не мешают
      Вам яйца танцевать. Вас миллионы?
      Нулей у наций статуи лишают,
      Чиновники где – сексхамелионы
      И однополый брак где разрешают.
      Пусть по прыжкам в длину вы чемпионы,
      Да легкопрыгов в рай не приглашают,
      Мужчины там глядят в Наполеоны,
      Однако перед женщиной плошают,
      Но змеи жалят их и скорпионы.
      Их тайное публично оглашают!
 

 
      Меч и весы я вижу у Фемиды
      С повязкой на глазах и неподкупной,
      А снится мне убийство Артемиды…
      Вдруг статуи не стало целокупной:
      И меч разбит у дамы без хламиды,
      И у весов нет чаш. В греха искуп Ной
      Дал Хаму континент, где пирамиды,
      А вам не дал купели чадокупной.
      Ни собственника нет в любви, ни вещи
      Ему принадлежащей в виде тела.
      Чарльзу рога наставить захотела
      С тобой, Вадим, Диана, да зловещи
      Столбы тоннеля номерами больно.
      Её убили. Ей было не больно.
 

 
      Ну что ж, благословенно оскорбленье
      За то, что раскрывает в нас способность
      Творцом стать ада. Ждёт междуусобность
      Атлантов, декаданс и ослабленье.
      Диагноз – героином отравленье.
      "На двух ослах вошла – сказал Спас – обность
      Моя в Салим, и ваша обособность
      Вас не спасёт, но будет потепленье,
      Таянье льдов и многих потопленье.
      Где армии твоей боеспособность,
      Содом? Но твоё войско за пособность
      Наркодельцам пылает как поленье
      В огненной пещи". Что им преступленье
      Через закон? Но к злу есть приспособность.
 

9

 
      Крещаемый в реке крестился в Ганге,
      И тот, кто смотрит на песок в песчезне,
      Видит, как канет в навсегда исчезне
      Империя. С собой сравнил Коган "ге"
      Букву, на кран похожую. С кинжалом
      Играющий предзнаменует смертный
      Миг Цезаря, который не бессмертный,
      А Соломон приходит к вам с кружалом.
      Кто спит. Тот есть все люди, и кто грезит,
      Сны видит человечества, не так ли?
      Героем осознать себя в спектакле,
      Который пьяных общество тверезит
      Крутой расправой над англосаксонцем…
      Но есть ли что-то новое под солнцем?
 

 
      Всё происходит в первый раз, но вечно
      Он повторим самовосчеловечно.
      Читающий слова мои в миг этот
      Мурлыкает, как лев, со мной овечно:
      "Крещаем был с Христом в одной реке тот,
      Кто перенял злодейский этикет от
      Жидовской кодлы, душеизувечно
      Калечащей младенцев, чьих в мешке Тот
      Египетский обрезков (не остался
      Ли там ещё один?) не досчитался,
      Хотя пересчитал их многократно.
      И сфинксу, что недавно лишь быть стался,
      Эдип премудрый так и не достался.
      Еврейский князь и мыслит не превратно.
 

 
      Маша Кодама принесла мне это.
      Вот так авторитет в руке поэта
      Забавно-легкомысленный! Кто знает,
      Что это, тот достоин статуэта.
      Лишь тех, кому он совести пятнает,
      К богатству допускают. Вспоминает
      Чиновник быстро свой пик пируэта,
      Когда его нога под зад пинает.
      Ты знаешь, дорогая негриэтта,
      Что значит конгруэнт для конгруэта?
      Скандал на эту тему заминает
      Масс-медиа и красна чем буква "э" та?
      А словом "экзекуция"! Сминает
      Холм славы поворот пескоструэта…
 

 
      Я чувствую: империи он часть,
      Чьё время вечнотечно, и стеною
      Отгородясь от праведных стальною,
      Вы разместили воинскую часть
      В стране, где пахнет смертью, на злочасть
      Её народу, и тому виною
      Он, грех содомский. Пахнет там войною
      Его где запах, но ведь и запчасть
      От человека, волосы ли, почка
      Немало стоят. Набухает почка
      Среди зимы, которая тепла,
      Бьётся кувшин и рвётся вдруг цепочка,
      И колесо колодца, что дотла
      Сгорел, не оросит уже пупочка -
      В негодность злата перевязь пришла…
 

 
      Я думаю о мудром Джуан Дзы,
      Которому приснилось, что летает
      Он бабочкой… Лёд Гималаев тает,
      Пересыхает Ганг, да и Янцзы.
      А населенье там растёт в разы.
      Кто тут людьми индусов не считает
      И жёлтыми китайцев почитает,
      Ибо они не в медные тазы
      Блюют, а ставят в яшмовые вазы
      Цветы и вместе с нами смотрят в азы,
      Буки и веди. Звёзды говорят,
      Что Джуан Дзы не вспомнил, кто приснился
      Кому, но мудреца сон объяснился…
      Они же наяву это творят!
 

 
      О кустаре я думаю, согнувшем
      Бамбук (при этом с грацией какою!
      Приятно чтоб держать было рукою),
      Природу, но не Бога обманувшем,
      Изящество придать не применувшем
      Изделию. Я думаю с тоскою,
      Что красота и с пошлостью людскою
      Переспала не Джуан-Дзы вздремнувшим.
      Звездою в кладязь бездны заглянувшим
      Денница светит чёрной. Никакою
      Надеждой тот, не спорил кто с рекою,
      Но по теченью плыл во дне минувшем,
      Не озарён. Вздрочнувшим и уснувшим
      Зияет он не к вечному покою.
 

 
      Нас связывает нечто, вне сомненья.
      Не невозможно, Некто нас связать
      Узлами мрака – тьмою наказать! -
      Намерен, и не будет поумненья,
      Ибо глупец уверен: извиненья
      Достойна его слабость, так сказать,
      И нет того, кто мог бы притязать
      На оправданье вместо обвиненья.
      Не невозможно: универсум наш
      Нуждается в окове самой мрачной,
      Как в позе подчиненья накарачной
      Самец-аутсайдер – выгнулся он аж! -
      Перед самцом-вождём. У обезьяны
      – Смотрите! – те же, что у нас изъяны.
 

 
      Прежде войти чем в пекло, солдатня
      Пьёт долгими глотками из цистерны.
      Подошвы ног мне искололи стерны…
      Содома царь поймать велел меня,
      Еретика, за проповедь гоня
      Любви, которой запахи не серны,
      А за поэму "Как рождают серны"
      Синедрион назначил приз, ценя
      В тридцать монет главу мою на блюде.
      Ну а Иуда сколько стоит, люди?
      Не та же ли цена, что за Христа
      Уплачена? Надменности в верблюде
      Хоть отбавляй. Позор перетерплю-де.
      И ящик у него – вместо креста.
 

 
      Вода нарисовала иероглиф,
      Который и изящен, и уродлив:
      "Гомосексуализм", и прошептала:
      "Что я вошла, игрок, в твоё нутро – блеф,
      Ибо я тут же потом твоим стала.
      Ты без меня брести будешь устало
      И да пожрёт в пути тебя пророк-лев -
      Рука его тебя уже достала!"
      Здесь есть тайносказание. Некрозу
      Предать меня и прежде чем во аде
      Труп потопить, увидеть дали розу
      Ликторы бога мне за к "Илиаде"
      Любовь и к "Одиссее". Роза эта -
      И мрак теперь и царство для поэта.
 

 
      Мужчине розу женщина дала,
      А не наоборот, как цветок зла.
      Отважились на ложь последней встречи,
      И что рука искала, то нашла.
      О новой лжи не может быть и речи.
      Стать одиноким – ты мне не перечи! -
      Я должен, чтобы соль в меня вошла,
      Как в рыбу, но есть к соли предобречь и
      Любовь была, да только вся прошла.
      Я больше не прошу, чтоб ты пришла.
      Претит мне самый вкус небезупречи.
      "Вновь лгать вдвоём? Да ты с ума сошла!"
      Способен кто к такой самоотречи?
      Надежда вся – на Старого Козла.
 

 
      Сон: в пустынной местности Ирана
      Башня без дверей стоит, без окон,
      Вход подземный вверх ведёт, что рано
      Или поздно замечаешь. Кокон
      Каменный таков, что нет тарана
      На него – мощна стена! Восток, он
      Мудр, и башне не нужна охрана.
      Только ставит на смертельный кто кон
      Жизнь свою, ища вход в башню эту
      Под землёй, что отдана поэту,
      На меня похожему? Он пишет
      О другом поэте, тоже в башне,
      Тот – о третьем, энный же – об аж не
      Весть каком по счёту. Бог их слышит.
 

 
      Циклопия Брокгауза обширна.
      А буквы пропечатаны как жирно!
      Ряды многих томов и том отдельный
      Для атласов, чтоб время не транжирно,
      Двойник мой, тратил ты, как мот бездельный.
      Нечего делать? Скука? Совет дельный:
      Брокгауза открой. Не дебоширно
      Напейся, алкоголик беспредельный!
      Автобус зарулил уже в пакгауз
      И на сиденья грузится Брокгауз.
      "Закон распределенья вероятий
      И плотность их открыл Ганс Фридрих Гаусс", -
      Читаю не без еров текст и ятей.
      Есть время уклоняться от объятий…
 

 
      Вся набожность Германии. Все нео-
      Платоники с агностиками. Первый
      Адам и Адам Бременский. Опер вый
      Птенцов и флора острова Борнео.
      И тигр, и ад. Столбцы чёрного текста
      Без опечаток с карт голубизною.
      Да. Время – лабиринт, что глубиною
      До тысяч эдак лет нисходит тех ста.
      Смесь знаний, превышающая всё то,
      Что знает человек отдельно взятый.
      Ну-ка посмотрим, что про то да сё-то
      Поведал ум немецкий непредвзятый!
      Бодрствований ночных и сумма бдений,
      Это глаза, своё что отслужили,
      И руки, что том снятый отложили.
      Привычки живы и без соблюдений…
      Сомнительная тьма слепого это
      Да стены, что становятся длиннее
      И вдаль уходят… Слепоты темнее
      Какая тьма? Свети в ней, ум поэта!
      Но есть также и новые привычки
      К привычке старой – дому. Притяженье
      Вещей, чьё на местах их положенье
      Подобно слову, взятому в кавычки.
      Любовь вещей таинственна: не знают
      О нас они, да и о себе тоже.
      Ну что ж, Борхес, с печалью подытожи:
      И книги о тебе не вспоминают…
 

 
      О дни, преподнесённые в дар скуке,
      И годы, посвящённые безделью!
      И не живую воду я в скудель лью,
      А разливаю мёртвую в докуке.
      Зарёкся биографию поэта,
      Созвездья над которым из другого
      Календаря астрального, нагого
      Я вспоминать. Снят Агнец с силуэта.
      Ады и звёзды дали ему тело,
      Которое не оставляет сына.
      Коль выстоишь, то судные весы на.
      Над Шивой поглумятся оголтело…
      И слепота, а мрак – это застенок,
      И старость, утро смерти. Пресловутость
      Зовущаяся славой. Назовут ость
      Стернёй: не золотист уже оттенок…
      Новую Тантру ткать – десятисложник
      Разматывать. Кружится мотовило…
      В руку твою войдёт само то вило,
      Если ты – Шива, а не мужеложник.
      Любовь к эенциклопедиям и картам,
      Тонка чья каллиграфия: слоновой
      Цвет кости с бирюзой… Книгою новой
      Свод атласов пахнул – сгинул Икар там…
      Недуг есть – по латыни ностальгия.
      Виденья Эдинбурга и Женевы…
      Медаль, что шоколадна, из фольги я
      Не нацеплю. Святого града вне вы.
      Имён и дат забвенье. Культ Востока,
      Который многолик и чьи народы
      Не все культ этот чтут в роды и роды.
      К основе поперечна нить утока…
      Это закат мерцающей надежды.
      Это этимологии обуза…
      Свежи лобзанья мякоть как арбуза
      И ярки разноцветные одежды.
      Железо и силлабика саксонца,
      Луна, что нас всё время удивляет,
      И этот Буэнос-Айрес, ослепляет
      Во снах который, снова полный солнца.
      Вкус винограда и воды, какао
      И мексиканской сласти. Звон монеты,
      Песок мгновений… Как подобен мне ты,
      Туземец дикий с острова Макао!
      И вечер, что подобен стольким прочим,
      Смиряется, стихам моим покорен,
      А к старости песчинок ток ускорен…
      Ученье мы своё не опорочим!
 

 
      Он, третий, со мной ночью повстречался,
      Не меньше Аристотеля таинственный,
      Ум логикой, как тело, накачался,
      А образ жизни третий вёл воинственный.
      Была суббота. Ночь полна народа.
      Как первого не мнил, ни как четвёртого
      Я третьего. "Мы все его и рода" -
      Кто так сказал про через сито тёртого?
      Не знаю, повстречались ли мы взглядом,
      Он ехал в Парагвай, а я так в Кордову,
      Но точно помню, что мы были рядом.
      Катушку покупал он там битфордову.
      Его почти что выдумал я этим
      Набором слов, не знает его имени
      Никто почти… Фонариком посветим,
      Не доит ли коровьего он вымени?
      Я знаю его вкус и предпочтенья.
      Я вижу его луносозерцания…
      Пока я не вхожу в круг его чтенья,
      Запрещены в России прорицания.
      Он не умрёт. Нет, это невозможно.
      Читая строки эти, догадается
      Неужто Мир, что я в нём беспоможно
      Жду, когда он без Бога настрадается.
      В таинственном грядущем мы могли бы
      Друзьями стать, однако и соперниками.
      Под полною луной часами глыбы
      Люблю с ним созерцать зрачками-вперниками.
      То, что я совершил, непоправимо.
      Связь моя с ним теперь неотчуждаемая,
      А время мчится неостановимо,
      Всё ближе цифра самоподтверждаемая.
      На книгу Тысячи и Одной Ночи
      Третьего жизнь похожа повседневная.
      Стихи читая, щурит ли он очи?
      Звучит ли в его чтенье нотка гневная?
      Ни одного поступка нет на свете,
      Который не был бы еврейской рыбою.
      В великом Третий Ангельском Совете
      Боднул Второго с нежною улыбою!
      Ни одного такого нет деянья,
      Которое не стало б первым в серии
      Ему подобных. Ангел воздаянья
      За зло и за добро стоит в придверии.
      И почему, вздохну я, мрак со тьмою
      Не скроют эти строки бесполезные?
      Когда слезами счастья я омою
      Эти глаза свои, уже бесслезные?
 

 
      По ту сторону двери человек
      Испорченность свою опять сугубит
      И вопреки молитве душу губит
      Странному Богу, жарптицеловек,
      Единому в трёх лицах. Краток век
      Того, камнями кто в людском кругу бит,
      И со Христом кто чашу не пригубит,
      Увидит ад из-под закрытых век.
      Ты этот грешник, сын мой. Что, страшна, да
      Смерть мёртвому? Червивых нам не надо
      В корзине смокв. Забвенье навсегда…
      Чувственное животное! Грешна да
      Не так же как твоя, злая менада,
      Душа Денницы. Ждать Его – когда?
 

 
      Река и Гераклитово мы время.
      В его неосязаемом теченье
      Львы отразились и холмы – влеченье
      Напечатлений для реки – не бремя…
      Плачевная любовь, пепел услады,
      Злокозненность несбыточной надежды,
      Названия империй, без одежды
      Чьи статуи. Ни Рима, ни Эллады…
      Римлянина гекзаметры и грека.
      Хмурое море под рассвета мощью…
      Они страдали бледною немощью,
      Которая есть срам для имярека…
      И сон, в котором – смерти предвкушенье.
      Оружие и воин. Монументы…
      За пышные свободы те моменты
      Сурова кара – языка лишенье.
      Два Януса лица, что друг о друге
      Не знают ничего, и лабиринты
      На шахматной доске ходов… Низрин ты
      Предчувствуешь с горы, плывущий в струге?
      Рука кровавой Макбет, что способна
      Цвет моря изменить и труд секретный
      Часов во мраке… Бомба? – Да. Конкретный
      Ответ. "Бэби" вполне боеспособна.
      Непрекращающееся смотренье
      Зеркал друг в друга – их никто не видит…
      Язык английский Дух возненавидит
      И выскажет к нему своё презренье.
      Клинка сталь и готическая буква.
      Брусок серы в шкафу… Металлозвонный
      Язык бессонниц… Кал неблаговонный
      Ноздрям их вожделен, иже испуква.
      Могущественные авроры, но и
      Закатов зори на пол неба тоже…
      Ни Римлян нет, ни Эллинов. Вы что же,
      В Аттическом ошиблись Арсеное?
      Песок, шум волн, лишайник, эха, грёзы…
      Есмь всё, явил что случай и чьё имя
      Произнесло моё устодвоимя…
      Благословен край, где белы берёзы!
      Слепец разбитый, стих небезупречный
      Я сочиняю – долг мой и спасенье…
      Неужто не прочтёт – прочь опасенье! -
      Его русский язык многонаречный?
 

 
      Когда меня солдаты распинают,
      Я должен быть крестом своим с гвоздями.
      Сократ был демократии вождями
      Приговорён к цикуте… Вспоминают
      Об этом редко, хотя имя знают
      Того, кто обвинял его, грудями
      Встав на защиту нравов желудями
      Кормящихся, что в прах бисер вминают.
      Когда мне подают чашу с цикутой,
      Я должен быть и чашею, и ядом.
      Душа уже покинула моя дом,
      Знобит который, как его ни кутай.
      Когда мне лгут, я быть обязан ложью…
      Поэт не чужд стиха десятисложью!
 

 
      Я должен славить каждое мгновенье
      И принимать его с благодареньем,
      А не ему отказывать с презреньем.
      Самоубийство – это дерзновенье.
      Уверен ли ты, что исчезновенье
      Твоё из жизни не глум над твореньем
      Господа Бога? Мукой и бореньем
      Красна жизнь. Вечны память и забвенье.
      Зачем надобно было омовенье
      Ученикам ног? – Дабы со смиреньем
      Поднял пяту и с умиротвореньем
      Иуда на Христа в благоговенье.
      Пламя свечи так ветра дуновенье
      Благодарит потухшим негореньем.
 

 
      Все вещи моя пища. Точный вес
      Вселенной, униженье, ликованье.
      Я удостоверять должен сбыванье
      Всего, что стало, верно, как отвес.
      Пастушеский над странником навес…
      Люблю лежать под ветра завыванье
      В печной трубе, а Бога лютованье
      Есть мельничного жернова повес
      На выю извращенцу. Что есть счастье
      Или несчастье, если мне злосчастье
      Выпало быть поэтом на земле?
      Но истинная радость есть сосчастье,
      А рай для одного – это несчастье:
      Ты – спасся, а весь мир лежит во зле…
 

 
      "Один лишь человек есть на земле,
      Хотя что ни земли, ни человека
      Нет, тоже может быть…" – Изрёк сын века,
      Который не поднаторел во зле,
      Не знающий покуда: на челе
      Его сошёлся клином свет и века
      Свинец Вия тяжёл. На голове-ка
      Постой, сидящий в пепеле и золе!
      Есть четный вывод навсегда исчезны:
      "Я мыслю, значит я не только есть,
      Но и не есть". Небытия и бездны
      Величие как может надоесть
      Тому, кто сотворение вселенной
      Запечатлел в микрострофе нетленной?
 

 
      "Возможно, бог обманывает нас,
      Ко времени приговорённых, к этой
      Пустейшей из иллюзий…" И в руке той,
      Что это пишет, бомбы ананас.
      Кто в чём, а в афористике он ас:
      "Взорвётся ль плод сей, взмоет ли ракетой?"
      "Бананы вы гнилые с этикетой!"
      "Что есть гора Сион? – Русский Парнас!"
      Луну видя, он видящим себя
      Луну взором сторонним созерцает
      И Карфагена гибель прорицает,
      Как я, язык Вергилия любя.
      Голгофский холм и римских три распятья…
      Неужто возродился в нём опять я?
 

 
      Мне снилась геометрия: "А" точка
      На плоскости и "В", а параллельных -
      Несметное число! Домов молельных
      Нет у Декарта, но зато есть дочка
      И сын – на голой ветке два цветочка,
      А сколько ещё почек предапрельных!
      "Разбойным" прозван автор рулад трельных
      И юноши походка у дедочка.
      Три круга мне приснились. Их оправа -
      Научного труда том. Весок, право,
      Поэта аргумент. Над стиховедом
      Маститым молодого льва расправа,
      Которому вкус крови свежей ведом,
      И аспида смертельного в траве дом…
 

 
      Я видел сон о жёлтом, голубом
      И красном, и о детской сон болезни,
      Мне снились карты, царства, лязг железни
      На поединке – как во сне любом.
      Ещё мне снился Автопед с горбом
      И саркофаг. Ни вспухлости желез, ни
      Век красноты нет на вездепролезни
      Лоснящейся дельца с клеймёным лбом.
      И снилась боль мне, что непостижима,
      И меч во сне я видел свой. О, голь,
      Взойдя по позвоночнику, глаголь:
      "Лотосова рабы вы все отжима,
      Оргазмонаркоманы, одержима
      Плоть ваша будет бесами доколь?"
 

 
      Богемская во сне Елизавета
      Явилась мне нагая с того света,
      Уверенность мне снилась и сомненье,
      Что Ангел я из нового завета.
      У Ангела такое самомненье,
      Что смерти его явно поскромненье
      Причиною не будет. Мэтр навета
      Художественного не в поумненье
      Нуждается: "Да! Я – Звезда рассвета,
      И я к тебе, страна, не без привета
      Пришёл как, праздник (с праздником сравненье
      Удачно, правда?) и не без ответа
      На три русских вопроса. Уравненье
      С "икс" решено. Есть Книги объясненье.
 

 
      Я грезил о вчерашнем дне. Возможно
      Вчера нет и я даже не рождался,
      И снится мне, что я не настраждался,
      Но, как под пыткой, корчусь изнеможно.
      Всё, провиденье Божье беспоможно,
      Хотя бы я в нём сильно и нуждался,
      Но от вселенных я освобождался,
      Миров, в которых что нельзя, то можно.
      Предсмертным хрипом, слышать что неможно,
      Возмездия акт мой сопровождался,
      Чем принцип талиона подтверждался.
      Вне Бога те, кто сановновельможно,
      Глумясь над ближним, самоутверждался,
      Уверенный, что зло непереможно.
 

 
      Во сне возможно псевдопробужденье.
      Вдруг холодком повеяло со страхом:
      А ну как возвещающий в горах "Ом"
      Прав и мы просто Брахмы наважденье?
      Себя проснуться тщетно принужденье
      Величественным я любуюсь крахом
      Веж вавилонских, что покрыты прахом,
      Но в чём оно, от сна освобожденье?
      Мне снилась ночь сегодня над Дунаем,
      Но об отцах Декарта что мы знаем
      И род его кто изъяснить сумеет?
      Весьма нечасто он упоминаем.
      Себя вслух признавать не всякий смеет
      Имущим кару, но, стыдясь, немеет.
 

 
      Род протестантских пасторов и род
      Солдат Южной Америки, терновник
      Пустыни чей, напыщенный сановник,
      Как зеркало, каков у тебя рот,
      Сразу являл: сеньор наоборот
      Предпочитает, новых войн виновник,
      Презрительно "годо" наименовник -
      Достоин ты солдатских лишь острот!
      Ибо танцуешь с гринго ты фокстрот.
      Ваша блюбовь слышна на весь свиновник,
      Но в тайное твоё я всё равно вник,
      Хоть дома моего ни вор, ни крот
      Не подкопали. Гея окорот
      На Юге крут: "Курни, одежд обновник!"
 

 
      Есмь и не есмь род истинный Мой. Кто
      Его Мне изъяснит? Отцовский голос,
      Его походка, нос, глаза и волос.
      И это у нас общее, и то.
      Но я также и мать моя. Да что
      Тут, спросят, удивительного? – Колос.
      Флаг на луне, что многозвёзднополос,
      Как развиваться мог? Красив зато
      Стяг, выглядящий долларов на сто!
      Сотряс зарядом ядерным так кто Лос-
      Анжелос, если не на вид сам полоз,
      Но это аспид? – Жалит как никто!
      Что общего у Будды с псом? – Ничто!
      Но факс отправил пёс. Мног он, укол ос!
 

 
      Музыку Свинбурна отец оставил
      В наследство мне и фолианты скуки,
      Которые прочесть хотя б в докуке
      Я так себя, увы, и не заставил.
      И что нашли аборигены в Куке?
      Наверное, он так себя поставил:
      Кукух, а издавал кукушки куки,
      Досаду вождю племени доставил.
      Есмь то, что я прочёл: философемы,
      Судьба и случай, эти два названья
      Тайны, которой не постигли все мы,
      Но я в себе услышал зов призванья.
      Философом став, но и богословом,
      Я разъясняю, что добро, что зло вам.
 

 
      Вот родины мои: Буэнос Айрес,
      Две Кордовы, Исландия, Женева,
      Нара, хотя там прожил одноднево,
      Но не Нью-Йорк, не Вашингтон, Венс Сайрос.
      Сон вогнутый того, кто одинок, я,
      Себя где потерял или считаю
      Потерянным. Весь день сижу, читаю,
      И некому звонить мне, фирма "Нокья".
      Низкопоклонства солнц, ветхие утра
      И в первый раз увиденное море
      Или луна… Нет, я не в Балтиморе
      В авто зачат был цвета перламутра.
      Без своего Вергилия во мгле я
      Бреду на ощупь и без Галилея.
 

 
      Я длительного времени миг каждый,
      Каждая ночь бессонного рассвета…
      Из накажды клубился дым накаждый,
      Когда народ шёл Ветхого Завета.
      Как физики закон самодокаждый
      Церковное имел в виду их veto,
      Так алгорифмы принцип самоскаждый
      Используем отнюдь не для навета.
      Каждый канун и каждое преддверье…
      Вот Библии очеудостоверье,
      А вот ваше церковное преданье,
      Которое вредней, чем суеверье:
      Георгием на смерть змея преданье
      Есть ложь. Змей был хитрей половозверья.
 

 
      Я есмь мнимая память о гравюре,
      Что в комнате висит и моё зренье
      Не слабое ещё видит de jure,
      De facto же – слепящее прозренье.
      И снилось мне: её Лаптеву Юре
      Я заказал, а он, есть подозренье,
      Драконов татуирует, на сюре
      Помешанный, к реальности – презренье!
      Неужто об офорте память ложна?
      Реальность ли за сон я принимаю?
      Смотрю, и ничего не понимаю,
      Как если б явь была не внеположна:
      Смерть, Всадник и Дракон. На помощь, Боже!
      Как же я вижу? Зрение слабо же…
 

 
      Иной я некто, видящий пустыню
      И видящий себя видящим вечно.
      Нагой, врагам я выставлен на стыню.
      Кат любит поступать бесчеловечно.
      Мой пращур Аввакум за двуперстыню
      Сожжён был мотыльком церковносвечно,
      А я, его потомок – за сластыню
      Мальчишескую душеизувечно
      К позорному столбу прикован цепью
      И надо мной столицы чернь глумится,
      И чашу с калакутой я в конце пью,
      И белый свет в очах моих затмится.
      Я зеркало. Я эхо. Я метафор
      Творец и лжекультуры эпитафор.
 

 
      Если ко лбу я руку поднимаю,
      Книг корешков касаюсь если нежно,
      Значит я клоун в цирке и манежно
      Жильё моё. Себя я обнимаю,
      И все смеются! Я не понимаю,
      Что тут смешного? Одиноко мне ж, но
      У Стены плача будет снежно-снежно…
      Я сон видеокамерой снимаю.
      В Салиме выпал снег… Не принимаю
      Я никого. Жить лучше безмятежно,
      Имея то и это бесплатежно…
      Я с паствы десятину не взимаю.
      Мольбе их "исцели нас!" не внимаю.
      Бреду по снегу сквозь метель бесстежно…
 

 
      Из Книги я Ночей Шахеризада
      И ключ в старом замке если со скрипом,
      Но повернулся, то предсмертным хрипом
      Да огласит вселенную из ада
      Тот, автопомпу вынул кто из зада
      И нюхает её больной как гриппом
      Фрукт ароматный, глаз же птизным стрипом
      Пылает. Оголялась не коза, да?
      Если живу я над обрывом в бездну
      И если боль моя невыносима,
      Язык английский в навсегдаисчезну
      Изыдет ныне звёздновозносимо:
      Сначала с Нагасаки Хиросима,
      Теперь – Бачау? Вижди тьму беззвездну!
 

 
      Я вспоминаю Времени Машину
      И не забыл ковра единорога…
      Где в Назарете вы нашли вершину,
      Чтоб свергнуться с неё? – спрошу вас строго.
      Марихуану можно в автошину
      Засыпать – до таможни лишь дорога,
      Затем – смена колёс, да под смешину!
      В каждом втором авто – пакеты дрога.
      На-ка, курни. Эй, глубоко дыши, ну!
      Что, худо стало? – Тогда прочь с порога.
      Пойди, сшей кимоно из крепдешину
      И дома в нём ходи как недотрога.
      Плачет ли жезл железный по кувшину?
      У жезла вид… Аж по в спине продрога!
 

 
      Если меняю положенье тела
      Во сне и память стих мне возвращает,
      То Бог хулу на Духа не прощает.
      Британия великой быть хотела…
      Ого, какая глыба пролетела,
      Что с облегченьем диктор сообщает,
      Мимо планеты – как себя вращает
      Земля ещё? – звездою проблестела!
      Если меняю тела положенье
      Во сне и память возвращает строки,
      Ещё одна комета мчит, пороки
      Чтоб наказать людские. Приближенье
      Её к земле настолько же опасно,
      Насколько мужеложество не спасно.
 

 
      Стих этот повторён несметнократно
      Во сне моём как эхо в лабиринте:
      "Язык Содома поступать развратно
      Учит детей – скорей его отриньте!"
      Не обретая вспять стези, обратно
      Не полетит комета как на спринте
      Спешащая, что авторефератно
      Трактат свой издаёт на ротапринте!
      Не исполнитель действия иного,
      Тку фабулу такую же я точно,
      Которую страна, та что восточна,
      Назначила и чей снова и снова
      Восповторяю я десятисложник…
      Из англофонов кто не мужеложник?
 

 
      То говорю, что скажут мне другие,
      Я те же вещи чувствую в час тот же
      Абстрактной ночи и я тождотодже
      В степени разной с вами, дорогие
      Душ зеркала, хотя равно благие
      И те, и эти, но слона ферзь ходже,
      Из нескольких монет одна находже
      Другой, хоть все одеты, не нагие.
      Каждую ночь один и тот же ужас
      Мне снится: лабиринта строгость. Жалит
      Как аспид и клинком как тать кинжалит
      Дракон в полёте, а на вид так уж ас.
      Я зеркало с музейным слоем пыли
      И огненные буквы чёрной были.
 

 
      Я зеркала усталость отраженья
      И пыль музея. Вещи невкушённой -
      Золота мрака, девы разрешённой,
      В надежде смерти жду, чая вторженья
      В тайну её. Не встречу возраженья
      Кастильца, с цитаделью сокрушённой
      Её сравнив, мечом распотрошённой,
      Чьи пуха и пера плавны круженья!
      Проникнуть в тайну жизнепродолженья
      Хочу теперь я перед рассмешённой
      Публикою почтенной, вопрошённой:
      "Над кем смеётесь, духом несолженья?"
      Не почестей ищу я, но служенья.
      Отдал Бог суд душе, любви лишённой.
 

 
      Да будет человек не недостоин
      Ангела, меч которого охранный
      Огненным назван, как алмаз огранный,
      А стих – кагор, на травах что настоян.
      И в человеке Ангел удостоен
      Смеха толпы, которой хохот бранный
      Надменно переносит, предызбранный
      На эту казнь: "Вот как я непристоен!"
      Но я стою, а ты шаткоустоен,
      Свободою зовущий плод возбранный
      Народ поганый, в рог меня баранный
      Скрутить хотевший – ил, что не отстоян
      И грязь в тебе, язык английский. Сто ен
      Не даст японец за твой юмор странный.
 

 
      Кто видел его вхожим в лупанарий
      Ни во дворец в квартале нуворишей,
      Который титулованным воришей
      Воздвигнут, ибо истинный он арий?
      Нет, не поёт бомонду их он арий,
      Не кушает начинок, что внутри шей
      Лебяжьих запекают – изнутри шей
      Облатку кишкой тонкой, кулинарий!
      Ангел хиникс пшеницы за динарий
      И два хиникса ячменя, что Гришей
      Царю – Чем, государь, благодаришь, эй? -
      Предложен, не купил. Лукав Бинарий!
      У Ангела совсем другой сценарий.
      С женой, а не с сестрой он спал Иришей.
 

 
      Ни разу не унизился до просьбы
      Ни плача Ангел и в годину краха,
      Спокойно ожидая смерть, без страха,
      С которой, риск любя, не спал он врозь бы.
      За райские кущи от изморозьбы
      Он спрятался бы с нею ради траха:
      "Желанная моя, ты так добра, ха!
      Вот я в тебе оставил свою рось бы!"
      Перед изображеньем гистриона
      Ниц не упал, унизившись, ни разу
      Оттачивающий как бритву фразу:
      "Нуждаешься в огне, солома? О, на,
      Гори на мне, Татьяна как на Тате!"
      Зовётся Соломоном Ангел, кстати.
 

 
      Другой на него смотрит. Но да вспомнит,
      Что никогда один уже не будет,
      И перед смертью больше глаз не томнит
      Вор, если мать родную не забудет.
      Иной себя парящим высоко мнит,
      А по утрам всех воплем своим будит,
      Хоть никакой нужды под утро в том нет.
      Вор потроха певца сперва добудет,
      А после кости птицы не без мяса
      Остатков заполучит кот. Он ляса
      Точить умеет с Богом, на колени
      Вскочив ему, когда тот конопляса
      Накурится, внимая в сонной лени,
      Как Румпельштильхцен треск издал в полене!
 

 
      В публичном свете дня или во тьме
      Свидетельствует, не переставая,
      О каждом его вздохе тень живая,
      Но зеркало есть и в чтеца уме.
      Стихи его на воле и в тюрьме
      Читают воры, Бога открывая,
      А фраеров вот пеня роковая:
      "Зачем я не бродяга при суме?"
      Рукав рабочей робы в бахроме
      У Соломона, не без торжества я
      Предсказываю. Кукла восковая
      Пусть её носит! Сказ есть, как куме
      Помог Мир, не готова что к зиме,
      Стеной кирпичной зал перекрывая.
 

 
      Кристалл его слеза не затуманит,
      А зеркало смотрящих не обманет,
      Жить без заботы о завтрашнем дне
      Сможет лишь тот, себе не прикарманит
      Кто собственность, ничейную вполне.
      Не грезит наяву, словно во сне
      Раб денег и свобода не поманит
      Тех, наркомана видит кто во мне.
      На склоне дней под солнцем и луною
      Я чести Сатаны, ставшего мною,
      Не уроню, и крылья у меня
      Из дыма в лучах утра за спиною.
      Но в ужасе ждёт завтрашнего дня
      Тот, ходит кто за плотию иною.
 

 
      Видеть Буэнос Айреса рост бурный
      И его упадок скоротечный…
      Что-то ищет червь библиотечный,
      Каталог листая не сумбурный…
      Вот, нашёл! "Птюч" есть журнал гламурный.
      Кризис сперва будет ипотечный…
      Наживётся фармацевт аптечный,
      Продавая эликсир амурный!
      В "Птюче" цвет Москвы весь аж лазурный:
      "Я такой богатый и беспечный!" -
      Голосит бомонд новоиспечный.
      Термин для него есть нецензурный,
      Воровской, позалитературный,
      Злой, как в нос толчок бесчеловечный!
 

 
      Двора пол земляной, навес, беседка
      И водоём… Зачем нужна наседка?
      Затем и богачи. Вот после смерти
      Кем станешь ты, надменная соседка
      Деревни обнищавшей, но воссмердь и
      Умри, червём изъедена! Умерьте,
      Богатые, надежду: домоседка
      Премудрость Божья, но – шагов измерьте
      Количество! – земного шара сетка
      Обегана не Горби ли? Фасетка
      И оммадитий в чьём глазу? Примерьте
      Иное тело! Ты же, Маша, сет-ка
      Для рифмы выиграй. Ну-ка, нахимерьте
      Как я победу ей! Фон проб замерьте.
 

 
      Английский унаследовав, саксонский
      Немного изучив, любить немецкий,
      А по латыни воздыхать… Ненецкий
      Имеет вид Магистр жидомасонский.
      "Перлина степу" сорт вина херсонский.
      Знать, правильно держал с войны хромец кий,
      Если в подол вкатил шар каменецкий
      Хмельной матрос с повадкою гарсонской,
      Сынок чей тоже вырос винопийцей.
      Брось херес, Мир! Беседовать с убийцей
      Седым в Палермо. Вежливым отказом
      Почтить жасмин, гекзаметр, фигуры
      На шахматной доске и тигров. Уры
      Халдейские есть – два их, по рассказам.
 

 
      Читать как Маседонио Фернандес,
      Копируя его манеру фразу
      Утрировать. По радио ни разу
      Хит друга не звучал, senor Orlandes,
      Ни по ТВ. Хита кто переводчик,
      Небось, ты догадался уже, chico?
      Класс нуворишей, от стыда взмычи-ка!
      Не зря стучится в дверь водопроводчик…
      Или стекольщик? Ну-ка, кто посмеет
      Рассказ Бодлера напечатать? Страшно…
      Я Севе Новгородцеву дурашно
      Заказываю хит… Сева немеет.
      В балладе есть сюжет, нет эскапады,
      Мелодия – пышней, чем у ламбады!
 

 
      С десяток знать вселенной объяснений
      Прославленных, но не совсем понятных,
      Что зиждутся на терминах невнятных…
      Да врёшь ты, метафизик, без краснений!
      Под солнцем никаких нет изменений…
      Из греческих философов занятных,
      Искателей путей не перенятных
      Сократ да Диоген – вне обвинений.
      Клинки чтя, желать мира, что разумно.
      Высказыванье провокационно,
      Непацифично и реакционно?
      Зато, свободолюбы, образумно.
      Пока язык содомский правит миром,
      Не грех на время медным стать кумиром!
 

 
      К зданьям, лесам, лугам, архипелагам
      Алчным не быть, но, к книгам страсть имея,
      В библиотеке пропадать… Во тьме я
      Живу теперь, как Бог. Тьма стала благом…
      С содомским звёздно-полосатым флагом
      Гей шёл по павильону, цель имея
      Прославиться. Все слышат ваду Змея? -
      Овацию Лжецу везде с аншлагом!
      Алонсо быть Кихано, не осмелясь
      Стать Дон Кихотом, докой быть учёным
      В таких вещах, в каких с носом точёным
      Комар мне не чета. Язвлю, земелязь,
      Смертельно ядовитым я укусом
      Тех, обладает кто вульгарным вкусом.
 

 
      С почтеньем отказаться от даров
      Поля Верлена и луны: спасибо,
      Не надо. Но однако сын Транссиба
      И грешнику великому дал кров
      В грядущем веке: Поль Верлен здоров
      Святого Духа вздохами здесь, ибо
      Христа не постыдясь, смирил спесибо,
      И к кающимся Бог не так суров.
      Десятисложник некий замышлять,
      Быв возвращённым для историй древних,
      Но не Жених лжецеркви Я, а Ревних.
      Еретикам Содом будет башлять,
      А те Христа ученье опошлять:
      Господь-де искупил грех очкобревних.
 

 
      Жаргону сего века предписать
      Пятьдесят шесть метафор. Не дать взятку
      Ни взять ни разу в жизни, но десятку
      Руками заработать, раз писать
      Статьи нельзя в газеты, но кусать
      Разрешено лишь локоть, и вприсядку
      О том, как передёргивал гусятку
      На зоне вор, не стану я плясать.
      Быть гражданином Аустина, Женевы,
      Монтевидео и (как и все люди)
      Вечного Рима. Англофоны! Мне вы
      Ничем не интересны (ишь, в верблюде
      Гордыни сколько!) Все вы бизнесмены
      И пошлы ваши киносупермены.
 

9

 
      Поклонником быть Конрада: не Чарльза,
      Не Джозефа, а Николая. Даже
      При деспоте писать можно стыда же
      Ни сраму не имея. С Хорхе Шарль за
      Меня молился: "Не спеши гостинцем
      Их угощаться – прояви гордыню
      И заплати за пир, не евши дыню!"
      Слепым стать… Вот что значит аргентинцем
      Прослыть. Таков вещей список обычных
      Который меня сделал знаменитым,
      Не знаю почему, среди набычных
      Господ (красная тряпка что магнит им!),
      Прославив, как того тореадора.
      Я, впрочем, никогда не писал вздора…
 

 
      Истинен тот, возделывает кто
      Свой сад по выражению Вольтера.
      Не всякая, Мир, женщина гетера,
      Хотя на ней и модное пальто.
      И под пальто всё модное… А что?
      Не прятать красоту требует эра
      Денницы! Это, жертва адюльтера,
      Тебе вознаграждение за то,
      Что гордо, как олень, носил рога ты.
      Красивых жён крадут те, кто богаты,
      А ты был нищ и выполнял свой долг
      Как на войне солдат. Те, кто деньгаты,
      Евангельской морали ренегаты.
      "Зачем жить бедно?" – Взять не могут в толк.
 

 
      Истинен тот, кто вежливо признать
      Отказывается, что в мире этом
      Есть музыка, и нужно быть поэтом,
      Её чтоб в звуках ночи обознать.
      Но есть и у евреев своя знать…
      Песчезну обозвать "пескоструэтом!"
      Ну-ка, открой, эвоэ-эвоэ, том
      "Словаря мифов", дабы опознать
      Себя в статьях "Дионис", сиречь, "Бахус".
      Новым вином Диониса пропах ус,
      Который, кстати, рус, хоть уже сед.
      Пить новое вино и утром можно.
      Познанию себя оно вспоможно
      И для с красивой женщиной бесед!
 

 
      Истинен тот, кто с явным удовольствием
      Происхожденье слова открывает
      И радости при этом не скрывает,
      Но хвастаться бежит с лица довольствием.
      Поэт, живя без денег, продовольствием
      Беспечно не запасшись, уповает
      На Бога и без пищи проживает
      Без двух дней месяц, но свободовольствием
      Не жертвует – вот что "литература"
      Таит в себе как аббревиатура,
      И буквой предречённое сбывается,
      И рифмой. Слово – это партитура,
      Но чтоб её прочесть, нужна культура…
      Еврейский князь где со свету сживается?
 

 
      Истинны двое служащих на Юге
      В кафе фигуры двигающих шахмат,
      Но – молча… А на севере в ушах мат
      В трактире, где ты водку пьёшь от вьюги,
      Стоит твой, поколенье кали-юги…
      Слова совсем другие, а не "шах", "мат"!
      Боксёрский весь в засохших чей мышах мат
      И в анус не суёшь ли ты хуюги?
      Истинны двое юношей, в подвале
      Играющих, хотя и стопку через,
      – Мир! Прекрати же пьянствовать, брось херес! -
      Не в карты – тоже в шахматы. Едва ли
      Портвейну водку предпочтёт южанин
      И спирт – мадере, аки катаржанин.
 

 
      Истинен керамист, который форму
      И цвет сосуда предопределяет.
      Тогда власть примеряет униформу,
      Когда суд власти хвостиком виляет.
      В какой ещё стране без хлороформу
      Зуб мудрости садистка удаляет
      Сорок минут? Я тоже за реформу,
      Но ту, что оптимизм в людей вселяет.
      Русский язык – вот соблюли проформу! -
      Перекладают мовой. Забавляет
      Дурак у власти. Архетип преформу,
      Как бы идею вещи представляет:
      Дурак есть идеальный! На платформу
      Себя как монумент он выставляет.
 

 
      Истинен печатник, набирая
      Этот текст то тем, то этим шрифтом:
      Жирности, мол, больше раза в три в том,
      Этот же выходит вон из края.
      Скажет кто, что не ищу добра я
      Украинцам? Лево руля, риф там!
      Библии открыл лев, змей и гриф том,
      Словом "шибболет" правых карая:
      Буквы оборота "в Украине"
      Дают фразу, если переставить
      Литеры, а не как есть оставить,
      "Каркае вийна". Мать-героине
      Юле Тимошенко это слово
      Адресую без ехидства злого!
 

 
      Истинны суть с женщиной мужчина,
      Что прочли финальные терцеты
      Всем известной песни… Как в лице ты
      Изменилась в этот миг! Пращи на
      Дар, лесная горная лощина,
      И вода твоя не как оцет и
      Желчь и не как скальпели-ланцеты
      Ласки твои, крепкая лещина!
      Вот какая снится чертовщина
      Чёрту наяву, а не свинцеты,
      Не зажимы-ножницы-пинцеты,
      Больше не хирургов матерщина,
      Больше не стройбата дедовщина
      И не капутмортные пунцеты.
 

 
      Истинен ласкающий кота
      Спящего-сопящего, мурлыкать
      Любящего – журавлём курлыкать
      Аж от удовольствия, как та,
      Голосом чьим шепчет темнота…
      Полотно писать – не лапоть лыкать,
      Ищущего бивень как поклыкать,
      Графика чья мне известна та.
      Предводитель мелкого скота!
      Если ты в восторге мрачном ликать
      Станешь с ним… Беды бы не накликать.
      Вот тебе коза, обглот куста,
      То бишь, кошка. Спутал неспроста
      Я кота с козлом. Козу как кликать?
 

9

 
      Истинен тот, кто удостоверяет
      Боль, что причинена, или же хочет
      Её удостоверить и хохочет,
      Когда сознанье чуть ли не теряет.
      "Нет боли!" – Про себя он повторяет,
      А через телефон в ухе охочет
      Садист садистку, скрытый глаз их очит…
      Новая власть строптивых так смиряет.
      "У нас свобода слова!" – Заверяет
      Весь мир глава страны. Здесь "охохо" чит.
      Но шёпотом есть на ухо стихочит -
      Смотрите что Чёрт с рифмой вытворяет!
      Сердца поэт опальный покоряет,
      Обласканный же завистью клокочет.
 

 
      Истинен тот, кто Стивенсону быть:
      "Нет-нет, увльте", – на земле откажет,
      Но что его и не было, докажет:
      "Язык английский вон пора избыть
      С их Стивенсоном вместе и забыть
      О всех, на нём писавших!" Тот, кто скажет,
      Что англичан жестоко Мир накажет,
      Фильм не смотрел, легко что раздобыть,
      О том, как поезд должен не прибыть.
      Тайно подсмотрит, а затем закажет
      Гею кино Британия, как кажет
      Рога Бог, чья известно что небыть -
      Научный факт. Товар с клубничкой сбыть
      Легко! Язык ваш проклял на века жид.
 

 
      Истинен всякий, кто предпочитает
      Считать, что правы, может быть, другие.
      Все люди, если их раздеть, нагие.
      От горя Соломон не причитает.
      Сидит целыми днями и читает.
      А ну как вас раздеть, мошны тугие?
      На что любви мгновенья дорогие
      Тому, как Бог кто чёты сочетает?
      О женщине одной Мир не мечтает,
      Но помыслы есть честные, не лгие.
      На что нам годы жизни недолгие
      – Их время всё быстрее вычитает! -
      Не для того ли, чтобы, как считает
      Екклесиаст, слагать стихи благие?
 

 
      Истинны те, кто не подозревает,
      Что ими мир стоит, опять спасённый,
      Как старый дом, покуда не снесённый
      Или как плод, который созревает,
      Рука же его с ветки не срывает,
      Но сам он с неё, ветром сотрясённый.
      Пусть упадёт как в жертву принесённый.
      Бог этот жёлтый карлик не взрывает
      И солнце по сей день не остывает,
      Но ты, язык самопревознесённый,
      Прейди, с гримасою произнесённый.
      Не мстит Бог, не прощает – забывает.
      И с языками злыми то бывает,
      Что и с людьми. Сгинь, в Книгу не внесённый!
 

ГО

 

 
      Сегодня, девятого сентября 1978 года
      На ладонь мою лёг небольшой такой диск
      Астрологической игры в го. Знаешь, что значит "го", да? -
      Игого! На доске фишкам Го вчинит иск.
      Проживёт жеребец этот юность вольго, да
      Зол конец его – петля и в ней горла стиск,
      Потому что он жертвенный конь – вот невзгода! -
      И на репке женился проклятый редиск.
      Не написана им огуречных нег ода
      "Ипполит и Дельфин", зато есть икса иск
      В уравненье словесном, а промежъягода
      Его не исторгает любовный заиск.
      Вот какая стоит во вселенной погода…
      Затопить бы камин да напиться бы вдрызг!
 

 
      Го есть вторые шахматы Востока,
      Древнейшего письма они древнее,
      Чьё поле – целый мир. Скажешь, жестоко
      Душить коня? Ты, видимо, главнее
      Вождей земли, живущих у потока,
      Ревнителей о истине умнее,
      Сидящих в храмах лотосоцветоко!
      Но, негодуя, надо быть честнее.
      Ты видел, жеребца каков цвет ока?
      Оно кучи, что с мухами, темнее.
      Ни пуля, ни разряд электротока,
      Ни яд и ни топор – всего вернее
      Удавка. Нить основы и утока
      Легла так, а ковра что нам роднее?
 

 
      Число чёрных и белых комбинаций
      Вселенной в го исчерпывает время,
      А жеребца древнейшая из наций
      Пасти будет, стопу вперяя в стремя,
      Ради одной из… Нет, не коронаций -
      Мистерий! В руки молнию и гремя
      Приимет… Нет, не царь – центр эманаций
      Могущества, чьё иго – мир, а бремя -
      Война всем нечестивым, что как море
      Бушующее, ила, донной грязи
      Исполненное, волн мятеж в чьём оре:
      "Нельзя слова давать ни в коем разе
      Гонителю гомосексуалистов!
      Станок печатный не для скандалистов!"
 

 
      В го человеку можно потеряться,
      Словно в любви или в любом из дней…
      Они везде с триумфом воцарятся
      И Фрейда институт – Москва, красней! -
      Откроют и во все сферы внедрятся,
      А есть ли власти что-либо вкусней?
      Накажутся, не отблагодарятся,
      Если Бог есть, они всего верней.
      Как личности они не повторятся,
      Скажу вам честно – некуда честней!
      А в том, что наши личности вторятся,
      Не убедился кто теперь? И с ней,
      Истиной этой тяжко им смиряться.
      Неужто Сатаны богач умней?
 

 
      Сегодня, 9 сентября года 1978-го
      Я, не сведущий в стольких вещах – пусть будет
      На одну ещё больше, а что мне, убудет? -
      Отказался от го. На конька кто хромого
      И поставит? Эпоху кино конь немого -
      "Мистер Пипкин в больнице" – застал: и добудет
      Челюсть рвач вместо зуба, кто сцену забудет? -
      На конька ставку сделает разве что мова…
      От открытия вежливо я отказался
      Лабиринта ещё одного на планете
      И, как видите, в нём так и не оказался.
      Легкопрыги! А вы просто канете в нети.
      Вы, как я, вновь и вновь не родитесь под солнцем
      Негром, персом, норвежцем, индусом, японцем…
 

 
      Молчаливая дружба луны
      (Я цитирую плохо Вергилия)
      Будет сопровождать тебя. Зги ли я
      Вновь не вижу, воспев валуны,
      Что лежат в темноте, зелены,
      Караимские как намогилия,
      Соловей, трели чьи не долги, лия
      У реки, на весь мир что слышны?
      В чите первые строки важны.
      Остальное – плод благогугилия.
      Получается иегогилия!
      Вот верлибры зачем мне нужны.
      А с луной молчаливо дружны
      Только те, чей не зол, но благ Или-я.
 

 
      С ночи какой, потерянной сегодня
      Во времени и с вечера какого
      Твой зыбкий взор, святая греховодня,
      На шее чей не крест и не подкова,
      А чёрный ящик, светосень Господня:
      "Да, согрешила. А что тут такого?
      На нас вообще одежда лишь исподня,
      А в том, что мы стыдимся, змея кова" -
      Во дворике каком, в каком садочке
      Луну ты разгадала? И как тьму трость
      Ощупывает, Божья так премудрость
      Ощупала порок людского рода.
      Из мрака вышла Эос, златокудрость
      Воспета чья аэдом из народа,
      Спаслась в котором лишь Жены порода.
 

 
      Навеки разгадала? И однажды
      Я знаю, кто воистину воскликнет:
      "Луны впредь не увидишь светлый лик, нет,
      Апостол лишний десятитринажды!
      Исчерпана тобой поступков сумма,
      Которая твоей стала судьбою.
      Ты сколько от Каиафы принял сумм, а,
      Прекрасный друг с повадкой голубою?
      Нет смысла открывать все окна мира,
      Раз ни одно из них уже не выйдет
      На светлую луну, ибо не выйдет
      Тринадцатым назвать того, кто мира
      Марией трату осудил ехидно,
      Как аспид ядовитый и ехидна.
 

 
      Описывая вновь и забывая
      Обычай ночи – на луну гляденье,
      Не упущу возможность наблюденье
      Сделать опять, пока душа живая.
      Ей посвятил великие слова я.
      Тринадцатого есть некудаденье
      Апостола и здраворассужденье
      Велит Иуду в счёт не брать, но свая
      Не он гнилая, что под весом Кифы
      Обрушилась. Казаки – это скифы…
      Но за Петра Христос Богу молился.
      Так кто лишний апостол, угадатель,
      Кто Иисуса истинный предатель,
      Кто, возгордясь, не самоумалился?
 

 
      Я родился в городе другом,
      Что зовётся тоже Буэнос Айрес…
      Ногти пред монархией кусай, res
      Publica в наряде дорогом.
      Если царь не стал Богу врагом,
      Николай Кровавый как, Венс Сайрос,
      То не евхаристии бросай рис,
      А расстрелян будь, да с матюгом.
      Вспоминаю скрип дверей тюремных…
      Девок у царя было гаремных
      Полон двор, да Пётр Ильич Чайковский
      Прелести так грёз краснотеремных
      В звуки воплотил – о, чай московский! -
      Что царь полюбил грех мальчуковский…
 

 
      Плеск реки и аромат жасмина
      Для меня суть вещи ностальгии.
      Буэнос Айрес! Улицы другие
      Почему в тебе, а след кармина
      На рубашке тот же? Ну, сними, на,
      Как жену я трахаю. Долги и
      Бурны миги радости нагие,
      Не хватает треска лишь камина…
      Буэнос Айрес! Солнце твоё в полдень
      Вспоминаю… Сын! Свой сильный пол день
      Обнимая женщин, в место дальнее.
      Помню две скрещённые рапиры…
      Вот чем отхлестал бы вас, шекспиры,
      Царь царей! Нет выходки скандальнее…
 

 
      Человек с бревном и с печниками,
      Крепкими такими мужиками
      На картине славит труд свободный.
      Мужики глядятся добряками.
      Запад ждал, что грех тылопрободный
      И рогами красный плащ избодный,
      Мерзкий, презираемый веками,
      Нужный между тем как руль ободный
      Ленин, наконец, легализует.
      Только к власти быстро пришёл Сталин.
      Печников вождя парализует
      Сифилис. Исход уже летален.
      Коба же гомосексуалистов
      Ненавидел, я как футболистов.
 

 
      Вспоминаю годы золотые.
      В гости приходил без приглашенья
      Люд друг к другу для еды вкушенья
      И питья вина. Нравы простые
      Телефон испортил… Не святые
      Все мы, но такие согрешенья
      Как сейчас, редки были. Крушенья
      Поезда бутылки ждут литые,
      Полные бутылки и пустые.
      Не привык терпеть одни лишенья
      Аппарат кровавый разрушенья.
      На Руси раздор, как при Батые.
      Виноваты с мясом щи густые
      За поста, выходит, нарушенья?
 

 
      Вспоминаю карандаш и шпагу.
      Гонгоры стих гордый вспоминаю.
      Шпага поломалась. Да, я знаю.
      Карандаш грозит ареопагу!
      Вспоминаю то, что сам увидел
      И что мать с отцом мне рассказали:
      Сталин извращенцев ненавидел.
      Сапоги они ему лизали.
      Вспоминаю друга Маседонио
      Не в кафе, на улице что Онсе,
      Оперев чело своё ладони о,
      В эншпиль погружённого (в прононсе
      Его "эр" французское…) – у стойки
      С ним стоим мы, к алкоголю стойки!
 

 
      Ещё помню я с землёй телеги,
      Что вдоль Онсе не спеша по пыли
      Проезжали… Красные глупы ли?
      Скромно жить при хлебе да ночлеге…
      Почему не во дворце, коллеги?
      Верующими когда б вы были,
      Заповедь Христа бы не забыли…
      Но что делать опосля возлеги?
      Помню Амальсен де ля Фигура,
      Ту, на улице что Токумана…
      Антифразис – речи есть фигура,
      Вид наичестнейшего обмана:
      Юношу богатого Спаситель…
      Полюбил. Как жертву искуситель.
 

 
      Станислав дель Кампо, возвратившись,
      Умер. На том свете очутившись,
      Станислав дель Кампо перед Богом
      Оправдался, мило отшутившись
      На своём испанском неубогом:
      "Мой Господь! – Сказал он – Если б Огом
      Я Васанским был, усовестившись,
      Одр железный в деле прелюбогом
      Не винил бы!" Станислав дель Кампо
      Сказал Богу: "Я всем беднякам по
      Женщине бы дал в юные годы", -
      На что Бог ответил Станиславу:
      "Ну, дель Кампо, шутишь ты на славу.
      Кончились твои, бедняк, невзгоды!"
 

 
      Вспоминаю третий двор. Рабов он
      Патио был, для меня запретным.
      Лучше бы остался мир каретным
      Да лошадным, сердцем облюбован.
      Лучше бы как в Индии он бедным
      Оставался, не разбогатевший,
      И в Китае как велосипедным,
      А то править миром захотевший
      Людоед с техническим прогрессом
      Справиться не может и планету
      Ближнюю за звонкую монету
      Продаёт уже, леча мир стрессом.
      Лучше рабский дворик, чем свобода
      Для заднепроходного пробода.
 

9

 
      Вспоминаю выстрел пистолетный
      Алема в закрытом экипаже.
      Где Пилат, петух наш туалетный?
      Дать ли объявленье о пропаже?
      Он теперь как юнкер эполетный
      При купчихе, а она при паже,
      Гей теперь он, зерноклюв балетный.
      Ну ты, Пугачиха, и глупа же!
      Кто из "Независимой газеты"
      На "Фабрику звёзд" перелетает?
      Но подъедешь не на той козе ты
      К Алле, если Понтий не питает
      Личную симпатию к одежды
      Не снимавшим ради той надежды.
 

 
      В Буэнос Айресе, ныне оставленном,
      Я б себя ощущал посторонним,
      Но теперь я на потустороннем
      Берегу, мной отсюда представленном,
      За собой наблюдаю в наставленном
      Зеркале, на пол вдруг не уроннем:
      Освещаемый со всех сторон нем.
      Быль зрю о есть мышей не заставленном…
      Рай единственный, нами не видимый,
      Есть потерянный рай, что утрачен
      Навсегда… Властью их ненавидимый,
      Перед смертью голодной был мрачен,
      Но и весел я: "Что, ненавистники,
      Своего не добились, завистники?"
 

 
      Некто, мой почти я, идентичный
      Мне настолько, что мы без сомнения
      Одна личность, в глазах лишь темнения
      Нет твоих, мой двойник аутентичный,
      Эти строки прочтёт, артистичный
      Подражатель себе, поумнения
      Сильных мира виновник, чьи мнения
      О добре и о зле – воск пластичный.
      С обелиском привинченным скромную
      Да оплачет плиту из цемента,
      Как свою, улучатель момента,
      Искру высечь чтоб в небе огромную.
      Должен эту прочесть он страницу.
      Верю в утреннего я Денницу.
 

 
      Где роза на руке твоей с дарами
      Интимными? Хотя, слепая, цвета
      Она не видит… Где, Ангел Завета,
      Роса её, где лепестка вес? – В раме.
      В полноформатном параллелограмме.
      Вот как испорчен ты, жертва совета
      Праведников, не авторов навета -
      А искренности сколько в фонограмме!
      Вот зло как поступил вор с фраерами.
      Словно слепой в ночи шёл без просвета,
      Хотя ещё час с лишним до рассвета
      Дорогою, знакома что буграми.
      Азор мой! Ради истины ты в сраме,
      Как в славе! Хорхе Борхес с того света.
 

 
      Потерянные маленькие эха
      Все эти вещи. Истинная роза
      Так далеко, а жизненная проза
      Так близко… Стоит проститутка "эх!", а
      За "ах!" не отдаётся, аоэха.
      Уж по спине бежит волна мороза.
      Ради стихов своих, сыны некроза,
      Я сделал это. Вакха "эвоэ!", ха,
      Глупец, слышь и безумием караю
      Своих врагов я. Заживо сдираю
      С вакханками своими с них я кожу
      И мясо их сырое пожираю.
      Я тебе рожу, весельчак, скукожу!
      Как кот с пойманной мышкою играю.
 

 
      Столпом быть может роза, битвой, сводом
      Небесных Ангелов, неисследимым
      Миром секретным и необходимым,
      Весельем бога – вхож любой в его дом!
      И проститутка в том числе. По водам
      Времён пришедший богом нелюдимым
      Слыл с парусом к тому же невредимым,
      Всё время стихотворным переводом,
      Размер латинский русским придав одам,
      Он занимался, быв непобедимым
      В искусстве этом. Вдруг с ума сводимым
      Пахнуло ароматом… С рук разводом
      И очи долу от стыда отводом
      Застыли судьи перед подсудимым.
 

 
      Серебряной планетою с другого
      Быть может роза неба, архетипом
      Кошмарным, невозможным прототипом
      Разве цветка? Итак, бога нагого
      Всем показали, друга дорогого
      Не сдавшего к нему пришедшим типам
      Из СБУ: "Идите вы… к Антипам!"
      Исполнился вдруг духа бог благого!
      Не сдаст мать ради кошелька тугого
      Тот, изберёт перо кто логотипом,
      В дом инвалидов, и кто с линотипом
      Дела имел – ну что, в глазах кругово?
      Хоть милосерд, но прав ты, Иегова,
      И судит Бог не по стереотипам.
 

 
      Джон Мильтон (1608-74), английский поэт. В поэме "Потерянный рай" героизирует образ Сатаны и "ставит вопрос о праве человека преступать освящённую богословием мораль" (СЭС). Последние годы жизни Мильтона омрачила слепота, та же участь постигла и Борхеса. Конечно, под "розой" подразумевается женщина. Это – стихотворение о последней любви. Я знаю, кому оно посвящено, но не намерен делать интимную тайну поэта всеобщим достоянием, и никому гадать на эту тему (предупреждаю с угрозой) не советую. Мильтон, да Байрон, да Эдгар По – вот и вся слава англоязычной поэзии. В сравнении с французской или с русской это очень, очень скудный перечень. Но, по правде говоря, даже из этих авторов ни один не увлёк настолько, чтобы я захотел кого-то перевести. Мильтона я пытался прочесть в юности в переводе Кронберга (говорят, неплохом), но так и остался холоден к этому поэту. Байрон после Бодлера показался мне третьестепенным стихотворцем, равно как и Эдгар По, томик которого несколько лет простоял в моей библиотеке – Бодлер затмил и его своим сиянием. В сравнении с Борхесом я, конечно, очень плохо знаю англоязычную литературу, но в своё оправдание сошлюсь, опять-таки, на Бодлера, афористично сказавшего: "Господь избавляет своих любимцев от ненужного чтения". В детстве мне наняли репетитора по английскому языку. Я выдержал занятий десять. Из всех тех уроков запомнилось одно слово – "коколду", то есть: кукареку. Затем в четвёртом классе я начал изучать испанский в школе, и без всякого репетитора. Через четыре года я выучил этот язык на уровне студента третьего курса университета. Когда через тридцать лет я открыл том стихотворений Борхеса, то хоть и со словарём, но разобрался в его поэзии. Теперь-то я, конечно, понимаю, что и репетитор "постарался", и учитель испанского языка в школе был отличный, и что это всё козни мадридского двора, соблазнённого Борхесом, но что теперь поправишь? Пишу всё это, чтобы читатель понял, откуда у хлопца испанская грусть.
      "Роза и Мильтон" – первое стихотворение Борхеса, которое я перевёл, хотя, как теперь выясняется, перевод совпал с изводом (такое случается). Катрены сонета насквозь срифмованы, чего нет в испанском со-оригинале, а это верный признак извода. Так что я сразу взял быка за рога и шёл этим курсом почти на ощупь, пока не увидел предречённые Борхесом Архетипы и Сияния. Обращает на себя внимание великолепный неологизм "родозвенья", который я нашёл не сразу (в первых публикациях на его месте стоит гораздо более слабое слово "поколенья", хотя оно есть в испанском варианте). Курс на неологизацию – это не признак индивидуального стиля Вадима Алексеева, а характерная примета литературного направления, которое я уже имел повод назвать "русским Парнасом", именуемым на языке Библии "горой Сион".
 

 
      Английское название сонета (моду на них, между прочим, ввёл Бодлер в своих "Сплинах") является неологизмом, образованным методом антонимизации от знаменитого рефрена стихотворения По "Ворон": "nevermore!" – больше никогда. Поэтому данный неологизм я бы перевёл словосочетанием вечное всегда. Богословствование сонетом – это новация Бодлера (смотри, например, "Бездна", "Враг"). Борхес усваивает и продолжает эту традицию. Затрагивается парадокс: Бог в силу Своего всемогущества обладает тотальной памятью, но Он не был бы воистину всемогущим, если бы не был могущ и на забвение. Немогущество парадоксально входит в атрибут всемогущества Бога. Бог, например, и может в силу Своего всемогущества нарушать физические законы, положенные нашей вселенной в основание, например, летать по воздуху или ходить по воде, и не может нарушать эти законы хотя бы уже потому, что в Его арсенале есть гораздо более убедительные чудеса, не нарушающие законов природы, так что если бы Он захотел продемонстрировать чудо, то не стал бы прибегать к чудесам сказочным (а сказка, как известно, ложь, хотя и не без намёка), но явил бы чудо вероятностное – единственное из чудес, которое наука согласна назвать истинным, ибо оно имеет математическую интерпретацию.
      По аналогии с могуществом-немогуществом должно рассматривать и антиномию память-забвение, очень, кстати, продуманную в католицизме тему для медитации, отсылающую к глубоким рассуждениям Августина, имеющую наиважнейшее значение при решении сотериологической проблемы. Ведь пребыть в памяти Бога – значит спастись, обрести вечную жизнь, сменить это бренное тело из атомов и молекул на вечное информационное нетленное тело, о чём пророчествовал ещё апостол Павел: "Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся; ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему – облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: "поглощена смерть победою" Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?" (1 Коринфянам: 15,51-55). Быть навсегда забытым Богом – это трагедия. Есть такой богословский термин – богооставленность. Ты не заслужил того, чтобы тебя приняли в компанию порядочных людей (чтобы не сказать: сонм святых), которые уже никогда не исчезнут из памяти Бога, даже если бы не стало этой вселенной. Но ещё большей трагедией для неспасшейся души является помятование о ней Бога как об отрицательном герое человеческой комедии. Уж лучше было б, если бы Бог совсем тебя забыл, чем так помнил. Выбор между двумя формами ада – вечным забвением и недобропамятованием – это всё, что заслужила не примирившаяся с Богом душа. "Я не говорю не о мести, не о прощении – забвение, вот единственная месть и единственное прощение", – отчеканил Борхес ("Фрагменты апокрифического Евангелия"). "Господь украсил адом мирозданье", – впрочем, добавляет Хорхе моими устами (сонет "Он"). Если бы в романе не было отрицательных персонажей, читать его было бы неинтересно. Получилась бы "борьба хорошего с лучшим". Вот зачем нужен ад.
 

 
      Латинское название сонета, переводимое как "религия врача", отсылает к словам Иисуса Христа: "Конечно, вы слышали присловие: врач! исцели Самого Себя" (Лука: 4,23). Я этот врач. Я ставлю всему больному человечеству диагноз: вы больны оргазмонаркоманией. Исцелиться от порока (выжечь семена кармы) можно только через публичную (и чем более публичную, тем вернее исцеление!) исповедь. Но есть ещё один источник, к которому отсылает сонет – это монорифмическая поэма, которую я обнаружил в уже не помню каком фрагменте (биографы разберутся), и которая, не исключено, известна была и Борхесу (я её не написал, а лишь заново открыл в языке).
      Мир сотворён из ничего.
      Возникновение всего
      Как объяснить без вины Бога?
      Вот только нет нигде Его.
      Но есть широкая дорога,
      Гробов повапленных где много,
      А узкий путь Твой для кого,
      Христос, и где Твой подмога?
      Где, где завета Твоего
      Блюститель? – Нет ни одного!
      Фиаско в виде эпилога.
      А, может, нет пути того?
      Всё же спрошу Тебя убого:
      Что в страшный день всех дел итога
      Ждёт человека? – От него
      Защиту дай, от демагога!
      Взыграло то, что ретиво:
      Нет Бога! Где же торжество?
      На сердце смута и тревога,
      А кто враг сердца своего?
      Претит молитве пышность слога,
      Однако без мостов поджога
      Не обойтись, что не ново.
      Игру придумали давно го…
      Пресыщенное существо,
      Но ты родился для чего?
      Пускай тебя вся синагога
      Побьёт камнями кругово!
      А не она – братва острога
      Да подсечёт тебя стреного,
      Казня за пола ложество
      Законом Гога и Магога.
      Лиши, Христос, слепца сего
      Надежды, дело чьё мертво,
      Бегущего в ад босоного
      Блудного сына моего!
      Владельца лакового рога
      Во гневе я прогнал с порога.
      Впавшего в это бесовство,
      Увы, ждёт голод и продрога.
      Впрочем, первично вещество,
      Так что молю я Никого,
      А грех прощающий нестрого -
      Выдуманное божество.
 

 
      Как и у всех великих лириков, у Борхеса есть стихотворения о любви, но чем он радикально отличается от Бодлера, так это отсутствием эротики. Вижу здесь ту же причину, по которой из моей ранней поэзии я исключил метафору, чтобы не попасть под влияние бодлеровского стиля. Борхес пишет о любви скупо, грустно, иногда иронично. Это ему принадлежит афоризм: "Счастливы любящие и любимые и те, кто может обойтись без любви". Последние, по-Борхесу, счастливы больше всех.
      Я
      Я также память о мече старинном… – обращаю внимание читателя на лейтмотивный образ в творчестве Борхеса – "меч" (его вариации – "нож", "шпага") и напоминаю, что фамилия "Бодлер" переводится с французского именно этим словом.
      Мнемозина – в греческой мифологии одна из девяти муз, муза памяти.
 

 
      Рим, Карфаген… – ещё один лейтмотивный образ в творчестве Борхеса. Какой-то римский сенатор (забыл его имя) прославился тем, что каждую свою речь заканчивал фразой: "Но Карфаген должен быть уничтожен". В конце концов римские легионы сровняли Карфаген с землёй, которую засыпали солью, чтобы на ней ничего не росло. Для меня Карфаген – это англо-американская содомская империя. Я не призываю к уничтожению людей и материальных ценностей. Я требую от новых содомлян добровольно отказаться от английского языка. Слишком много на нём создано всякой мерзости для глаза и для уха и почти ничего – для сердца и души. Я настоятельно не рекомендовал бы родителям в эпоху Интернета обучать детей английскому, иначе, когда наступит возраст полового созревания, они горько пожалеют о том, что сами не воспрепятствовали своему чаду читать по-английски. Преподавание английского языка в школах следует немедленно запретить, а государство должно прекратить финансировать изучение этого языка на средства налогоплательщиков. Его распространение ведёт к вырождению нации. Это язык-растлитель малолетних.
 

 
      Я звался Каином… – Я понимаю это так: "Я звался Бодлером". Шарль Бодлер – первый из поэтов, отважившихся на публичную исповедь. И это вменено ему в прощение грехов. Мало кто из читателей Библии понял, что притча об Авеле и Каине – это иносказание о… мастурбации.
 

 
      Сатана по определению Искуситель. Переведя это стихотворение Борхеса, я добровольно избрал путь проклятого поэта. От меня ждали предательства моих родителей. Смотрите сцену из фильма "Плюмбум или опасная игра", где мальчик-милиционер допрашивает собственного отца, пойманного на "браконьерстве". Так вот, ошиблись во мне создатели этой знаменитой кинокартины. Библейская заповедь: "Проклят злословящий отца своего и матерь свою" (Второзаконие: 27,16), которая даже ужесточена Иисусом Христом: "Злословящий отца или мать смертью да умрет" (Матфея: 15,4) – была у меня, не читавшего Библии, что называется, в крови. Как я могу злословить своего отца, если он мне покаялся в своём грехе? И знаете как? Через слова из песни Владимира Высоцкого, которые он часто при мне напевал: "Но парус, порвали парус! Каюсь, каюсь, каюсь". Не предал я и свою мать, а от меня ждали именно этого "подвига" – ведь я же сам себе его предсказал! Те, кто осудили меня до того, как я совершу какое-либо из страшных злодеяний, так ничего и не дождались, хотя на предательство матери меня провоцировали неоднократно, вплоть до предложения умертвить её с помощью передозировки сердечных препаратов. Вместо того, чтобы совершить преступление, я спровоцировал своих судей самих совершить преступление. Речь идёт о намеренном взрыве четвёртого реактора Чернобыльской АЭС.
 

 
      В автобиографической повести "Денница" я предположил, что этот сонет является переводом ещё не написанного мною сонета, энграмматически содержащегося в моём юношеском микротексте:
      Я
      Ощущенье бытия
      Пространство
      Время
      Вечность
      Я
      Составим букворяд для сочетания "ощущенье бытия": БЕИНОТУЩЫЯ. Из него выводится зачин:
      Ещё нет будущего. Нет
      Ни…
      Этот зачин саморазвивается в сонет, так что получается космогония в космогонии. Я обнаружил его, когда сидел в сумасшедшем доме, где у меня не было возможности сопоставить даты. В действительности "Космогония" Борхеса была написана до, а не после того, как я написал своё юношеское стихотворение. Таким образом, мою попытку рационально объяснить столь редкостное тематическое совпадение следует считать ошибочной. Не остаётся никакого объяснения, кроме иррационального. Анализируя творчество Бодлера, я уже имел случай порассуждать о так называемых вечных темах в поэзии и тех, которые впервые открыты поэтом. До Борхеса ни один поэт не осмеливался написать стихотворение о сотворении вселенной. И вот появляется моя "Космогония" о трёх рифмах на "я", причём независимо от Борхеса, о котором я к тому времени ещё ничего не знал. Согласитесь, что наличие этой уникальной темы у него и у меня характеризует нас как одну личность в двух телах. Борхес так это и понял. Это теперь понимаю и я. Хорхе Луис Борхес (Георгий Лукич Градов) сподобился при жизни увидеть то, чего до него не удостаивался никто и никогда – своего личностного двойника, самого себя в ином теле.
      Переведя "Космогонию" Борхеса, я ещё не подозревал, что в моём знаменитом двустишии содержится сонет, тематически совпадающий с сонетом Борхеса. Тема Иуды Искариотского отсутствует в испанском оригинале, но появляется в моём переводе. Откуда взялась эта смелая инновация? Давайте вернёмся к вышеприведённому зачину и попробуем определить параметры второго стиха:
      Ещё нет будущего. Нет
      Ни тьмы, ни света, ни начала…
      Это – закономерное продолжение. Давайте ради опыта заменим выделенные курсивом слова цифрами: один, семнадцать, двадцать восемь. Попробуйте подобрать под эту интонационно-ритмическую схему иное продолжение, чем то, которое предложил я. В лучшем случае вы обнаружите вариант, по тем или иным характеристикам равноценный найденному мною. Таким образом, рифма "начало" предопределена формально-тематическими характеристиками первого стиха. Это очень важно, потому что нам придётся придумывать рифмы на "-чала", а они все наперечёт. И одна из этих рифм – "бренчала". Зададимся вопросом, что может бренчать в данном контексте? Ответ один – тридцать среберенников в кармане Иуды Искариотского. И вот, эта тема появляется в моём переводе "Космогонии" Борхеса, хотя в оригинале, повторяю, её нет! Объясняя себе, откуда она взялась, я, как мне кажется, обнаружил её исток. Ещё не написанный мною сонет, но в свёрнутом виде содержащийся в уже написанном двустишие, детерминировал появление данного инообраза в переводе. Обнаруженный факт подтверждает ранее высказывавшуюся гипотезу (Павел Флоренский, Генрих фон Вригт), что будущее способно влиять на настоящее, а следствие – на формирование своей причины.
      "Космогония" Борхеса стоит того, чтобы вникнуть в неё и через подстрочный перевод:
      Ни мрака, ни хаоса. Мрак
      Требует глаз, которые видят, тогда как звучанье
      И тишина требуют слуха,
      А зеркало – форму, которая его населяет.
      Ни пространства, ни времени. Ни даже
      Божества, которое представляет
      Тишину, предшествующую первой
      Ночи времён, что будет бесконечной.
      Великая река Гераклита Тёмного
      Своим неотвратимым курсом, который ещё не начат,
      Течёт из прошлого к будущему,
      Из забвения к забвению.
      Некто уже страдает. Некто взывает.
      После всемирной истории. Сейчас.
      Предлагаю теперь читателю третий вариант "Космогонии", максимально приближённый к тексту Борхеса. Итак, читатель может своими глазами убедиться, что Х.Л.Б. в своём сонете предсказал появление некоего "божества", которое "представит тишину, предшествующую первой ночи времени". И его предсказание сбылось.
 

 
      Между прочим, "любопытный опыт смерти" у меня имеется. Однажды я захотел умереть, а у меня было несколько синтетических психотропных препаратов, которые я принял сразу все. Помню как я умирал, пока не умер. После чего я, надо думать, впал в кому. Удовлетворил любопытство!
 

 
      Одиссей, путешествующий в пространстве-времени (ещё один излюбленный лейтмотив Борхеса), предполагает свою Пенелопу. И здесь жизнь внесла свои иронические коррективы. Вряд ли Пенелопой можно назвать мою бывшую жену. Если Поэзия, по-Борхесу – это Итака (смотри "Искусство поэзии"), то её величество Рифма – это моя Пенелопа. Поэзия без рифмы возможна, но поэзия, в которой царит Рифма – необходима.
 

 
      Михаил Светлов остроумно заметил, что нельзя рифмовать "ботинки" и "полуботинки". Согласен, но "счастье" и "злосчастье" рифмовать можно, что бы ни говорили пуристы. К тому же традиция тавтологической рифмы существует в поэзии народов ислама. Я бы предложил такой компромисс: запрет на тавтологическую рифму – это базовая норма, но у неё могут быть исключения, каждое из которых обусловлено исключительно данным контекстом, а не каким-то обобщающим правилом.
 

 
      У греков Протей – морское божество, охраняющее морских животных, слуга Нептуна. При дуновении Зефира он выходит из пучины для того, чтобы вздремнуть на берегу. Протей обладает пророческим даром, но предсказывает будущее только тогда, когда его вынуждают. Впрочем, застать Протея спящим на берегу чрезвычайно трудно. Он способен принимать любую форму и делаться неузнаваемым. Лишь двум героям – Гераклу и Менелаю удалось заставить Протея предсказать им будущее. Геродот рассказывает, что Парис посетил Протея в Египте. По другому мифу Протей очень гостеприимно встретил Диониса в Египте. Отсюда его прозвище "Египетский".
 

 
      Поэт, по-Борхесу, в силу его способности оставлять напечатление своей личности на любой попавшей в стихотворение вещи, есть своего рода Протей. Эта аналогия тем более глубока, поскольку каждый человек имеет имя, которое, в свою очередь, имеет энграмматическую тень, по которой можно предсказать судьбу. Но лучше не вынуждать поэта заглядывать в ваше имя! Попытайтесь сделать это сами, став на миг Протеем.
 

 
      Шахматы – ещё один лейтмотивный образ в творчестве Борхеса (смотри одноименный диптих и комментарий к нему). Концовка сонета подвигла меня к написанию сонетной реплики на пессимистическое вопрошание Борхеса.
      Будет царства Божьего настанье
      Неприметным и бесчеловечной
      Власти денег душеизувечной
      На земле врасплох будет застанье.
      Хрупко пламя веры тонкосвечной.
      Бесприютно странника скитанье.
      Временная жизнь есть испытанье
      Человека перед жизнью вечной.
      Вот почему жизнь – это страданье.
      Только не для муки бесконечной
      Создан человек, есть оправданье
      Верой для стрелы остроконечной.
      Если в рай возможно попаданье,
      Значит есть смысл жизни быстротечной.
 

 
      Вот ещё один сонет, искусивший тех, кто осудил меня до совершения, как ожидалось, преступления. Мракобесы-фрейдисты заподозрили во мне так называемый "эдипов комплекс" – инцестуальное влечение к матери, и, конечно же, просчитались. Ноги-то моей матери отрезали (надо полагать, для того, чтобы мне легче было сделать ожидавшуюся от меня мерзость), а инцеста не увидели. Я хотел бы теперь привлечь к ответу тех, кто искалечил мою мать. Имена двух преступников могу назвать уже сейчас – это бывший генсек Горбачев и патриарх Московский Алексий II.
 

 
      Зеркало – один из главных лейтмотивов поэзии Борхеса. В зеркале мы видим своё отражение. Когда мы отходим в сторону, исчезает и оно. Но зеркало Борхеса – памятливо. Речь идёт не просто об оптическом феномене – он лишь отправной символ. Давайте спросим себя, а видеосъёмка – это разве не вид зеркала, но – памятливого? Можно, следовательно, представить себе "зеркало", которое запоминает всё. Если это технически возможно, то возникает вопрос: зачем может быть нужен этот мнемонический инструмент? Однажды Андрей Тарковский на предложение назвать самый лучший фильм в истории кинематографа, ответил, что такой фильм ещё не снят. Таким фильмом могла бы стать история человека от рождения до смерти. Я теперь задаюсь вопросом: кто из людей мог бы удостоиться такой чести? Кто эта личность, на которой свет клином сошёлся? Это риторический вопрос.
      Стихотворение опубликовано в Крымском журнале армянской общины "Сурбхач". Когда меня пригласили принять участи в этом издании, я, забыв старые обиды (а стройбат мне снится до сих пор) принял приглашение. Вскоре мне дали понять, что я получу журнал чуть ли не в своё распоряжение вместе с печатающей его армянской типографией при условии, если я пойду на гомосексуальный роман с господином оформителем. Разумеется, гомосексуальное предложение не было вербализовано. Оно состояло из намёков, организованных по принципу sapienti sat. Только с помощью "зеркала" можно было бы доказать, что данное поведение является гомосексуальным предложением. То есть, речь идёт о скрытой видеокамере и скрытом микрофоне. Я надеюсь, что снимающийся обо мне фильм будет содержать серию под названием "Сурбхач" (арм: святой крест). Пусть зритель сам судит, истинно моё обвинение или ложно. Кстати, после моего отказа принять гомосексуальное предложение, против меня было сфабриковано дело о, якобы, хулиганском поведении при покупке хлеба в хлебном киоске. В милиции, применив пытку, три милиционера-армянина пытались склонить меня в гомосексуализм угрозами и запугиваниями. Я опять-таки уповаю на мнемозеркало, да убедится зритель, что я не лгу, обвиняя (между прочим, вслед за Арсением Тарковским – читай его стихотворение "Эребуни") армян в тотальной содомии. Есть, наконец, в этнониме "караим" такая анаграмма: "караем караима арами". Но есть и другая: "караем ар караимом".
 

 
      Является то или иное стихотворение Борхеса сонетным центоном, или это просто стихотворение в прозе? Я сам не могу ответить на этот вопрос однозначно. Ведь даже если мною стихотворение "Ты" будет признано поэмой в прозе, не исключено, что по прошествии времени я опровергну самого же себя, обнаружив его сонетную трактовку. Стихотворение отвечает на богословский вопрос: зачем Бог создал человека? И даёт философский ответ: от одиночества.
 

 
      Перед нами так называемое "евангелие от Борхеса", честно названное "апокрифическим". По некоторым аспектам оно вступает в полемику с каноническими Евангелиями. Но давайте не будем забывать, что Борхес – ночной Люцифер, тогда как Ангел Сатана по определению является великим спорщиком. Пусть это литературная игра, но она имеет богословское обоснование. Господь Бог Вседержитель, между прочим, позволяет Сатане (читай первую главу книги Иова) с Собой спорить. Очевидно, потому что в дискуссии с Богом Сатана не всегда неправ, хотя бы уже потому, что сам является третьим Лицом Троицы – Духом истины. Это его, если угодно, обязанность – подвергнуть сомнению ту или иную норму, закон, уложение. Возьмём, к примеру, заповедь Иисуса Христа: "Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное" (Мф: 5,3). Борхес иронически опровергает эту заповедь (он же Сатана!), но при этом у него есть вполне законные основания на такую иронию. У меня, к сожалению, нет Евангелия на древнегреческом (отобрали попы), но я заглядывал в оригинал и помню, что речь в данном фрагменте идёт не о "нищих духом" (это – переводческая ошибка!), а "бедных дыханием", то есть: о зыпыхавшихся. Данный стих Спасителя следует перевести так: "Блаженные запыхавшиеся, ибо их есть Царство Небесное" – то есть: ибо они отдышатся. Это нисколько не противоречит духу Евангелия: "Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить" (1 Кор: 9,24). Перевод "блаженные нищие духом" неверен, оттого и высмеян Сатаной. Высмеян, повторяю, не призыв Христа, а неверный перевод! Так что Сатана – это очень полезный Спорщик, поэтому его и принимает Бог.
      Рассмотрим другую заповедь: "Блаженны плачущие, ибо они утешатся" (Матфея, 5,3). Кто-то из знаменитых острословов пошутил, что глубокомысленное высказывание отличается от неглубокомысленного тем, что и противоположное высказанному утверждение в первом случае не менее остроумно, а во втором – тривиально. Согласимся, что льющий крокодиловы слёзы серийный убийца вряд ли заслуживает утешения, хотя его слёзы вполне искренни. На него заповедь Христа не распространяется. Ограничивая слова Иисуса, Сатана по-змеиному мудр, хотя и прост как голубь. Я не против плачущих. Но мужчина обязан сдерживаться от слёз в большинстве ситуаций, их вызывающих. Это – базовая норма этикета. Мужские слёзы допустимы как исключение лишь на похоронах или если это слёзы счастья, которых нечего стыдиться. Во всех остальных случаях он может проливать слезу лишь в уединении, когда его никто не видит и не слышит. Итак, призыв Спасителя ничего не потерял, будучи ограниченным ироничным замечанием Сатаны. Я могу оправдать каждый из фрагментов "евангелия от Борхеса" и доказать, что в данном случае читатель имеет перед собой отголосок диспута двух равночинных Лиц Троицы, а не уничижающее христианство "философское" произведение в духе Ницше.
      Рассмотрим следующий афоризм: "Счастливы знающие, что страдание лавром не венчает себя". В оригинале дословно сказано: "…что слава не венчаема страданием". Всё зависит от того, какой мы смысл вкладываем в многозначное слово "слава". Если тот, что и Павел: "Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены" (1 Коринфянам, 12,26), то афоризм Борхеса лишь уточняет сказанное апостолом. Но в моей трактовке "корона славы" заменена "лавром". Мне кажется, что я, переводчик оды Горация "К Мельпомене", имею право на такое уточнение. Вот эта ода:
      Я воздвиг монумент. Меди прочнее он,
      Вечных он пирамид несокрушимее,
      И не злой Аквилон, ни беспощадный дождь
      Не разрушат теперь даже века его.
      Год за годом пройдёт, сменится счёт эпох,
      Но не весь я умру, частью пребуду жив,
      Помнить будут меня, не забывать, пока
      Древний славя обряд, в Капитолийский храм
      С чистой девой всходить будет верховный жрец.
      Там, где бурно кипит Ауфида пенный ток,
      Там, где царствовал Давн в скудной дождём земле,
      Всюду буду я чтим, бывший никем стал всем!
      Ибо первый сумел на Италийский лад
      Эолийскую песнь переложить стихом.
      Гордым взором окинь мой, Мельпомена, труд
      И чело увенчай лавром Дельфийским мне.
      Мельпомена – это муза трагедии… Пушкин, между прочим, написал свой знаменитый "Памятник" как вольный перевод именно этой оды Горация. Она прославляет труд переводчика поэзии и ставит его даже выше собственного творчества стихотворца. Посмотрите на титульный лист моего сборника "Album Romanum". Вы видите подзаголовок "Коллекция переводов" в лавровом венке. Это не я придумал. Это Арсений Тарковский так захотел. Вот за этот венок московский литературный бомонд меня и возненавидел…
      Христос сказал: "Многие же будут первые последними, и последние первыми" (Матфея: 19,30). Многие, но не все. Поэтому афоризм Борхеса: "Мало быть последним, чтобы стать когда-нибудь первым", – не оспаривает, а, опять-таки, уточняет слова Иисуса.
      Следующий фрагмент: "Счастлив, не настаивающий на правоте своей, ибо никто не прав либо все правы", – не полемизирует ни с одним высказыванием Спасителя, но подвергает сомнению сразу всю мудрость мира. Он нарочито полемичен, хотя содержит в себе своё же опровержение. "Я тоже не настаиваю на правоте данного утверждения", – лукаво подразумевает Борхес.
      Иисус Христос учит: "Итак, если ты принесешь дар к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой перед жертвенником, и пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой" (Матфея: 5, 23-24). Борхес уточняет: "Счастливы прощающие ближних своих, счастлив прощающий самого себя". Ну хорошо, давайте запишем вторую часть афоризма так: "…счастлив Прощающий Самого Себя". Речь идёт о взявшем на себя грехи человеческие Сыне Человеческом, пришедшем в трёх Лицах. Эту мысль я выразил стихотворно:
      Я на себя взял те грехи, в которых
      Покаялся, зане их совершил,
      А те, коими я не согрешил,
      На вас, а с ними многождый повтор их.
      Я подвизался на тропах неторых
      И узкий путь меня не устрашил,
      А те, кто делюгу на меня сшил -
      На скоростных и широкопросторых.
      Я взял на себя только те грехи,
      Сам совершил которые. Иные
      Дела ваши постыдные, срамные -
      На вас. Есть преступленья, есть сплохи.
      Собрание богатства есть грех к смерти.
      Слова мои с Евангелием сверьте!
      Слова Христа: "Блаженные кроткие, ибо они наследуют землю" (Матфея, 5,5) и афоризм Люцифера: "Благословенны кроткие, ибо противятся раздорам", – вообще не вступают в противоречие. Иное дело, что противиться раздорам можно не без гнева.
      Слова Христа: "Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное". Борхес: "Благословенны не алчущие и не жаждущие правды, ибо ведают, что удел человеческий, злосчастный или счастливый, сотворяется случаем, который непостижим". Мне даже весело комментировать этот афоризм, потому что я тот самый изгнанный за правду. Правда о Иуде Искариотском и Иоанне-"любимом ученике" Христа. Правда о лжеполёте американцев на Луну, правда об афере "Чернобыль"… Этого набора правд уже более чем достаточно, чтобы мне заткнули рот. Да, у меня есть своя книжная полка в русском Самиздате. Но у меня нет гарантии, что мои стихи и научные изыскания на свободном доступе. За два года мне написали два человека. Если мне в Интернете везде ставят шлагбаумы, так что у меня пропало всякое желание делать очередную попытку с кем-либо связаться – не дадут! – то и поставить шлагбаум моему читателю в Интеренете – тоже не проблема, не так ли? Может быть это и к лучшему. Мне зато не мешает работать шумиха. Я научил себя не алкать и не жаждать славы, ибо тот, кто добивается правды, добивается и славы, так что дела мои не расходятся со словами.
      Теперь о случайности, "которая непостижима". По иронии Творца вселенной именно мне, Ангелу Сатане, дана мудрость проникнуть в тайну случайности и опровергнуть собственные слова. Ради этого, собственно, они и были изречены в столь пессимистическом возражении афоризму Христа. Мною доказано, что в мире гиперслучайных событий уже не имеет значения лишний ноль (или много нулей), уменьшающий на порядок вероятность того, что данное событие произойдёт. Вероятность столь ничтожна, что понятия "больше" и "меньше" на этом уровне аннулируются. Однако иногда эти чрезвычайно маловероятные события всё же происходят. К таковым относится самовозникновение вселенной, жизни и человека. К ряду таких событий относится и преображение Сатаны (а кто сомневается, что я – не Вадим?) в светлого Ангела. Верить в то, что это крайне маловероятное событие произойдёт, мог лишь обкурившийся марихуаны романтик и начитавшийся книг многих мечтатель. Осуществление гиперневероятного события – это всегда чудо, причём чудо такое, которое не вступает в конфликт с материальными законами вселенной – это истинное, а не сказочное чудо. Отсюда неизбежны выводы: если есть чудо, значит есть Чудотворец, значит молитвы наши не лишены Адресата, значит у Него можно просить – и Он исполнит (если только умеешь просить). Он по молитве праведника так управит случай, что кажущееся невозможным осуществится. Библия, кстати, содержит образцы таких чудес. Вспомним хотя бы поражение Голиафа Давидом. Возвращаюсь теперь к афоризму Борхеса. Да, судьба творится случаем, но этот случай управляем Богом.
      Христос: "Блаженные милостивые, ибо они помилованы будут" (Матфея: 5,7). Сатана: "Благословенны сострадающие, ибо милосердием счастливы, а не упованием, что зачтётся им". В том, что Борхес намеренно усваивает себе роль Сатаны, перестаёшь сомневаться, сравнив данный афоризм с ему подобным: "Разве даром богобоязнен Иов?" (Иова: 1,9). Тот, кто творит добро в надежде на посмертное воздаяние ещё не благ. Благ тот, кто творит добро абсолютно бескорыстно, даже если нет ни Бога, ни посмертного воздаяния за добро. Это очень по-испански! В католичестве было течение, называемое молинизмом, которое отстаивало данную максиму. Это богословское воззрение отражено в так называемом золотом сонете, авторство которого спорно, но многие считают, что его сложила Тереса де Хесус, святая Тереза, покровительница Испании, между прочим. Я переложил золотой сонет (т лица мужчины, естественно).
      Не радости завещанного рая
      Влекут меня, Господь, к тебе с любовью.
      Не ужас ада преданность сыновью
      К Тебе внушает, в трепет повергая,
      Меня влечёт любовь Твоя святая,
      Кторую, предав Себя злословью
      И оплеваньям, обагрённый кровью,
      Ты на кресте явил нам, умирая.
      Но если б рая не существовало,
      Я и тогда Тебе не изменил бы,
      А если б ада, то не прогневил бы.
      Когда б душа напрасно уповала
      На Твой завет, изверившись в надежде,
      Я б и тогда любил Тебя, как прежде.
      Христос: "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят" (Матфея: 5,8). Люцифер: "Благословенны чистые сердцем, ибо пряма их дорога к Господу". Есть, оказывается истины, о которых с Иисусом не спорит даже Сатана. А что значит быть чистым сердцем, если у мужа их два – левое и… правое? И не может быть одно из этих сердец чистое а другое нечистое. Очищает сердце публичное покаяние.
      Борхес: "Благословенны изгнанные за правду, ибо правда превыше для них, чем собственный человеческий удел". Я уже рассуждал на эту тему. Здесь мне осталось добавить, что я искренне ищу истину, а не славу. Пусть вся слава достанется мне после смерти, а оставшиеся до смерти годы я потрачу на добывание правды. Впрочем, случай может внести в мои планы свои коррективы и мне-таки придётся вмешаться в мировые события при жизни. Сегодня, когда я пишу эти строки, сербский автономный край Косово объявляет о своем отделении от Сербии. Не исключено, что страны, которые признают независимость Косово, тем самым развяжут третью мировую войну. Раз уж я затронул эту тему, то выскажу своё к ней отношение. Сербам следует предоставить Косово независимость, но при условии, что косовским сербам обеспечат все те права, которые Сербия предлагают албанцам сейчас, до отсоединения края. Насильно мил не будешь. Вместо Косово Сербия может приобрести Россию, если одновременно с решением предоставить Косово независимость её парламент примет решение о вступлении в состав Российской Федерации. Потеряв один край, вы приобретёте целый континент. Такова логика лучшего применительно к политике.
      Христос: "Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям" (Луки: 14,34). Борхес: "Ни один человек не есть соль земли, никто, ни одно мгновение жизни своей не был ею и не будет". Вспоминаются слова Поля Валери: "Ритор и софист – соль земли…" И опять мы узнаём стиль Ангела Сатаны. "И сказал Господь сатане: "Обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла. И отвечал сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов?" (Иова: 1,8-9). Бог утверждает, что Иов – соль земли, а Сатана отзывается о нем скептически. Но Бог почему-то очень ценит этого скептика и дозволяет ему являться пред Его лице. Ведь от Сатаны, по большому счёту, зависит, будет ли тот или иной имярек допущен к вечной жизни. Ни одно сложное производство не обходится без отдела контроля за качеством. В небесной канцелярии отделом этического контроля управляет Сатана. Если великий скептик не предъявляет к имяреку никаких претензий, а таких случаев немало, то имярек прожил жизнь не зря.
      Христос: "И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме" (Матфея: 5,15). Борхес: "Пусть догорит светильник и никто не увидит его. Бог увидит". Лучше быть здоровым скептиком, чем неисправимым оптимистом. Планируя будущее, я всегда исхожу из возможного наихудшего для меня развития событий, хотя и надеюсь на лучшее. Я многократно перестраховываюсь, хотя люблю рисковать. И это мудро, потому что жизнь есть страдание, а не каждодневный праздник. Скептицизм подобен подстеленной соломке, на которую не так жестко падать. И вообще: "Оптимисты пишут плохо" (Поль Валери).
      Христос: "Не думайте, что Я пришёл нарушить закон или пророков; не нарушить пришёл Я, но исполнить" (Матфея: 5,17). Борхес: "Нет нерушимых заветов, ни тех, что от меня, ни тех, что от пророков". Этот афоризм Борхеса я перевыразил на логическом уровне в форме этико-эстетического парадокса: "Все законы (этики и эстетики) имеют исключения. Исключением из данного (этико-эстетического) закона является он сам, поскольку он не имеет исключений". Исполнить закон – значит дополнить его учением об отклонении от нормы или закона этики, которое бывает позитивным (исключение) и негативным (нарушение). Апостол Павел это учение уложил в знаменитый афоризм: "Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает" (1 Кор: 10,23).
      Христос: "Вы слышали, что сказано древним: "не убивай; кто же убьет, подлежит суду". А я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: "рака", подлежит синедриону; а кто скажет: "безумный", подлежит геенне огненной" (Матфея, 5, 21-22). Борхес: "Кто убивает во имя правды или хотя бы верит в свою правоту, не знает вины". И снова Сатана не опровергает Иисуса Христа, а лишь ограничивает сферу применения этической нормы. Обращаю внимание на слова Иисуса "на брата своего". Братом для христианина может быть и представитель иной конфессии, и даже светский гуманист, но при этом братьев следует отличать от не братьев – язычников и лжебратьев – еретиков. В другом месте Христос учит: "Если согрешает против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним: если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами одного или двух свидетелей подтвердилось всякое слово. Если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то будет он тебе, как язычник и мытарь" (Матфея: 18, 15-17). По отношению к язычникам, отвергшимся проповеди Евангелия, норма "не убивай" не действует. На них распространяется призыв "убей его!" (читай запрещённое ныне стихотворение Константина Симонова). Надеюсь, моя проповедь окажется полезной для всех современных армий. Христиане, чья профессия – война, должны немедленно определиться, по какую сторону стоит враг. Возможно, именно он отдаёт вам бесчеловечный приказ, за который такого командира как язычника и мытаря следовало бы немедленно расстрелять, пусть даже жертвуя собственной жизнью. Вот вам сюжет для психодрамы. Снимите на него кино. Полевой командир отдаёт приказ расстрелять из танка дом, в котором засело два чеченца. Кроме в них в доме женщины и дети. В случае обстрела они неминуемо погибнут. Понимая бесчеловечность приказа, младший командир расстреливает отдавшего бесчеловечный приказ старшего офицера и принимает командование взводом на себя. Он берёт мегафон, разоружается на глазах у боевиков и идёт к ним для переговоров. Его цель – склонить боевиков сложить оружие и сдаться властям. Он предъявляет им только что сделанную аудиозапись расстрела своего командира перед строем. Поражённые мужеством этого человека, боевики складывают оружие и сдаются в плен. Всё.
      Борхес: "Не заслуживает содеянное человеком ни Царствия Небесного, ни геенны огненной". Прокомментирую этот афоризм строфой из стихотворения Арсения Тарковского:
      В этом мире ни зло,
      Ни добро не пропало.
      Всё горело светло.
      Только этого мало.
      Христос: "Вы слышали, что сказано: "люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего". А я говорю вам, любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас" (Матфея: 5,43-44). Борхес: "Не испытывай ненависти к врагу, ибо, возненавидев, станешь отчасти уже и рабом его. Никогда твоя ненависть лучше не будет мира в душе твоей". Апостол Павел комментирует заповедь Иисуса так: "Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: "Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь". Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья" (Римлянам: 12, 19-20). Видите ли, если вы отомстили вашему врагу сами, то после его смерти Бог может отменить вашему недругу наказание, которое тот хотя и заслужил, но уже понёс при жизни. Если вы действительно верите в Бога, то предоставьте Ему осуществить суд над вашим обидчиком. Убивая вашего врага, например, в бою, вы, возможно, тем самым спасаете его от большей кары. Вспышка ненависти не должна стать навязчивой идеей, отравляющей вашу жизнь. Бог вам её простит, если вы приложите усилия, чтобы её погасить.
      Христос: "И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело было ввержено в геенну" (Матфея: 5,30). Если бы эта заповедь неукоснительно исполнялось, всё человечество ходило бы с отсечёнными руками… Борхес: "Если соблазняет тебя правая рука, прости её. Вот тело твоё, вот душа и очень трудно, даже невозможно положить границу, которая их разделяет". И всё же возникает вопрос: для чего в Евангелии существуют так называемые невыполнимые нормы? Не для того ли, чтобы Сын Человеческий, придя, сам установил границы их выполнимости, прожив земную жизнь?
      Христос: "Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Матфея: 5,48). Борхес: "Не преувеличивай праведность твою. Нет человека, который в течение дня несколько раз не солгал бы, ведая, что творит". Сатана всего-навсего перифразирует в полемике с Иисусом слова Писания: "Человек праведнее ли Бога? И муж чище ли Творца своего? Вот, Он и слугам Своим не доверяет; и в ангелах Своих усматривает недостатки. Тем более – в обитающих в храминах из брения, которых основание – прах, которые истребляются скорее моли" (Иова 4, 17-19). Бог потому и ценит Сатану, что этот Ангел всегда возражает Ему по существу…
      Христос: "Ещё вы слышали, что сказано древним: "не преступай клятвы, но исполняй перед Господом клятвы твои". А я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя" (Матфея: 5,34-35). Борхес: "Не клянись, ибо всякая клятва высокопарна". Как видим, по данному вопросу у Сатаны с Иисусом полная солидарность. Но институт клятвы всё-таки продолжает существовать. "Клянусь говорить правду, одну только правду и ничего кроме правды" – это заклинание мы часто слышим в кинофильмах, в которых показывают судебные разбирательства в протестантских странах. Зачем этот протест? Ии вот ещё пример: президент Украины принимает клятву на Библии, не понимая, что тем самым оспаривает заповедь не только Иисуса Христа, но и вступает в спор с самим Люцифером. Неужели он намерен переспорить Чёрта?
      Христос: "Вы слышали, что сказано: "око за око и зуб за зуб". А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую" (Матфея: 5, 38-39). Борхес: "Противься злу, но без страха и гнева. Ударившему тебя по щеке можешь подставить и другую, лишь бы при этом ты не испытывал страха". Сидя в сумасшедшем доме, я пару раз подставлял ударившему меня щеку для повторного удара. Свидетельствую: это действует даже на очень агрессивных душевнобольных. Так что Иисус действительно дает очень полезное руководство к действию. Но возникает вопрос: а как быть, если бьющий ударил и по другой щеке и сколько раз надо обращать к нему щёку? На этот вопрос у меня есть стихотворный ответ:
      "Иисусе, нам притчу сию изъясни Ты
      О биющем сначала по правой щеке,
      А потом и по левой. Отпасть ли руке?
      Ибо стали слова Твои так знамениты!"
      Отвечал Иисус: "К вам идёт, смерч в зрачке,
      Емельян Пугачёв, Ангел левой ланиты,
      Взор которого крошит и плавит граниты,
      Громобойная сила в его кулаке.
      Кто ударит по правой щеке Емельяна,
      Тому левую он подставляет, смеясь.
      Кто ударит по левой, напьётся допьяна
      Своей крови, как воздухом – пойманный язь.
      В третий раз подставлять Емельян не желает
      Щёку для бития. Пусть усадьба пылает!"
      Борхес: "Я не говорю ни о мести, ни о прощении. Забвение – вот единственная месть и единственное прощение". Есть два вида ада: первый состоит в полном забвении Богом после смерти недостойного вечной жизни; второй – в его недобропомятовании. Из двух этих форм ада воистину предпочтительней первая…
      Христос: "А я вам говорю: любите врагов ваших". Борхес: "Делать доброе врагу могут и праведники, что не очень трудно, любить его – удел ангелов, не людей". Ну почему же? – Возразил бы я Борхесу. Если враг – красивая и умная женщина, то его можно и полюбить… Это я – о Юлии Владимировне Тимошенко. Её подпись под письмом с прошением о вступлении Украины в НАТО – это поступок врага. Кто собирается нападать на Украину? Турция? Молдавия? Польша? Зачем Украине НАТО? Это всё риторические вопросы. Украинские националисты хотят таким образом оградить себя от ненавидимых ими русских. Вы стало быть, хотите, чтобы мы, русские, живущие на Украине, смотрели на русских, живущих в России, как на врагов сквозь прицелы автоматов? Вступление Украины в НАТО немедленно приведёт к гражданской войне, которая быстро перекинется на соседние страны, а то и на весь мир. Есть альтернативный путь такому развитию событий: объединение Беларуси, Украины и России в одно государство с тремя государственными языками, перенос столицы этого нового государства из Москвы в Киев. Почему мне, десять лет тому назад высказавшему эту идею, до сих пор затыкают рот и не предоставляют трибуну? Это не нравится ни в Москве, которая привыкла быть столичным городом и смотреть на всех свысока, это не выгодно и украинской национал-буржуазии в Киеве. Но это – единственный путь, гарантированно уберегающий Украину от возможного большого кровопролития.
      Теперь о любви к врагу. Есть люди по складу характера настолько незлобливые и отходчивые, что тотчас прощают любого обидчика. Таков характер Иисуса Христа. Но есть и другие – ревнители о истине, которые не успокоятся, пока не утолят свою праведную ненависть. Таков характер Илии пророка. Говоря о себе, сознаюсь, что я парадоксально сочетаю оба типа темперамента. Я по складу характера с детства не люблю агрессию. Но не случайно в Апокалипсисе есть выражение "гнев Агнца" (Откровние: 6,16). Я об этом гневе стихи написал:
 

 
      Я крещу в дыму, увещевая,
      Ей, покайся плоть, пока живая,
      Потому что после смерти тела
      Ждёт тебя… Как рана ножевая
      Эта весть. Ну вот и опустела
      Храмина, душа, что отлетела,
      Видит её, смерть переживая
      Первую – она так жить хотела,
      А тут смерть вторая! Торжества я
      Голосу придал бы здесь, взрывая
      Хора тишину, что загудела
      Как осенний ветер, завывая
      Плачем: листвой роща поредела,
      Ждёт деревья вьюга снеговая.
 

 
      Агнец, на заклание идущий
      Так, словно ведёт его стригущий,
      А не убивающий, без гнева
      На толпу глядящий, чей рёв пущий
      Приближает время Грозноднева,
      Ибо нет страшней суда Ягнева,
      А во гневе Он – Младенец сущий,
      В Чьих устах – пыламя-обогнево!
      Обувь понести я не достоин
      У того, чей вид не непристоен,
      Хоть и наг, на казнь несущий крест Свой,
      Уксус чей на горечи настоен.
      Ух, какой взвился на весь окрест вой!
      Царскою Царь чашей удостоен.
      Борхес: "Делать доброе врагу есть лучший способ тешить в себе гордыню". Сказанное означает лишь то, что не всякая гордыня вредна. Вот вам лишь один пример гордыни, как полезной черты характера: у поэта Мартынова есть стихи: "Из смиренья не пишутся стихотворенья…" "Говорят, что их можно писать из презренья…" Если гордыня помогает вам искренне исполнять заповедь Спасителя, то ничего в ней плохого нет. И вообще, возьмите себе в поговорку: гордость нищего прекрасна, богача гордыня – мрачна.
      Христос: "Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровище на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше" (Матфея: 6,19-21). Борхес: "Не собирай себе золота на земле, ибо золото порождает праздность, а праздность есть источник печали и отвращения". Итак, если сам Люцифер солидарен с Иисусом Христом в данном случае, то как может лжеучитель и еретик Мартин Лютер проповедовать нечто противоположное? Разве он хитромудрее Сатаны? Вот, немцы получили от Бога то, что просили в молитвах: они теперь (не в последнюю очередь благодаря ереси Лютера) одна из самых богатых наций в мире. Так возьмите же себе в пословицу ещё один афоризм Люцифера: нищета – богатство бедных в день суда.
      Христос: "Мирись с соперником твоим, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу; истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта" (Матфея: 5, 25-26). Борхес: "Думай, что другие правы или будут правы, а если правда не за тобой, себя не вини". Да нет ничего вредного в этом совете! Нет ничего более полезного, чем поставить себя на место своего оппонента и попытаться его понять. Я, например, благодаря такому вчувствованию хорошо понимаю украинских националистов, ревнующих о своей мове. Требование, чтобы живущие на Украине русские её знали, вполне законно. Но я осуждаю методы, которыми проводится эта генеральная линия правящей власти. Какая глупость: дублировать фильмы на русском языке мовой! И под этой, повторяю, глупостью подписывается Конституционных суд (других же дел у него нет!). Здесь вспоминается простая молитва протопопа Аввакума: "Господи! Защити от дурака сего!" Вот, спикер парламента Яценюк уволил с работы милицейскую верхушку (и правильно сделал!) за то, что один из офицеров показал ему неприличный жест из окна машины. Кто лишит судей Конституционного суда престижных постов за их неприличный жест? Решение, запрещающего смотреть на Украине в кинотеатрах фильмы на русском языке, если этот жест облечь в слова, означает буквально следующее: "Русские! Мы вас ненавидим! Убирайтесь из Украины!". Решение Конституционного суда (!!!) разжигает межнациональную рознь. Межнациональная рознь всегда ведёт к гражданской войне.
      Требование мириться с соперником своим я дважды опробовал себе в ущерб. Когда моя бывшая жена решила со мной развестись, я не стал претендовать ни на какое имущество, оставил ей квартиру и всё что в ней, забрав только книги и личные вещи. Во время болезни матери я вынужден был связаться с одним бизнесменом, который меня обманул, так что я лишился двухкомнатной квартиры с удобствами и переехал в однокомнатную без удобств. Спрашивается, что я приобрёл, так поступив? А вот и приобрёл! Бог воздал мне, но ассиметрично, исполнив мою самую заветную мечту: я стал первым поэтом России и самой яркой звездой на поэтическом небосклоне планеты. Уверяю тебя, читатель, если бы я в этих двух случаях не исполнил столь трудную заповедь Христа, то ничего больше в жизни не добился бы.
      Христос: "Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" (Матфея: 7,1). Борхес: "Господь превосходит милостью людей, мерит их иною мерою". Судить имеет право только праведник, то есть тот, кто уже прошёл страшный суд и вышел оправданным или прощённым. О таких Павел сказал: "Разве вы не знаете, что святые будут судить мир?" (1 Коринфянам, 6,2). О Сатане же Иисус сказал: "Впрочем, Я не ищу Моей славы: есть Ищущий и Судящий" (Иоанна: 8,50
      Христос: "Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас". Борхес: "Дай святыню псам, кинь жемчуг свой перед свиньями. Всему воздай, что положено". Я исполнил оба завета. Однажды во время моей службы в стройбате замполит роты приказал мне прочесть перед всем полком какие-нибудь стихи. Я надменно ответил, что перед свиньями жемчуг метать не намерен, что вменено мне было в не достойный комсомольца поступок. А вот, издав книгу своих переводов, в которой были в том числе и переводы Борхеса, включая "Фрагменты апокрифического евангелия", я выполнил и его завет. Естественно, на мне исполнились слова Иисуса Христа: свиньи попрали мой жемчуг ногами, а меня едва не растерзали. Спасла меня русская поговорка "Бог не выдаст, свинья не съест".
      Борхес: "Ищи ради счастья искать, а не находить…". Не думаю, чтобы Иисус Христос не согласился с этим утверждением.
      Христос: "Стучите, и отворят вам"; "Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими. Потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их" (Матфея, 7.7; 7,13). Борхес: "Врата выбирают входящего, не человек". Афоризм красив как метафора, ею же истинен. Сравним его с другим остроумным афоризмом (почерпнутым мною из "Поэтического словаря" Квятковского): "Вода? Я пил её однажды! Она не утоляет жажды". Оба утверждения истинны и ложны одновременно – парадоксальны. В этом их красота, которая есть эстетический критерий истины.
      Христос (о лжепророках): "По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые: не может дерево доброе приносить плоды худые, а дерево худое приносить плоды добрые. Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. Итак, по плодам их узнаете их" (Матфея, 7,17). Борхес: "Не суди о дереве по плодам, а о человеке по делам. Могут быть лучшие и худшие". И вы знаете, наш Лукич здесь оказывается даже правее Иисуса Христа. Мартин Лютер – еретик. Его место в геенне огненной. Однако даже в его учении есть этические новации, которые несомненно истинны. В частности, требование публичной исповеди. Иное дело, что сам Мартин Лютер явно не во всёх своих грехах сознался публично, но это предмет отдельного разговора. Главное в другом: Сатана в диспуте оказался даже правее Иисуса Христа! А вы как думаете, стал бы Спаситель играть в этические шахматы с противником, который apriori неспособен выиграть партию? Но если хотя бы один раз Люцифер оказался правее Иисуса, то это уже, знаете, прецедент. Так что, если бы кому и доверил Спаситель реформу Своего учения, то именно ему, Своему мудрому противнику и оппоненту, а никак не Мартину Лютеру.
      Христос: "Итак, всякого, кто слушает слова Мои и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот; и он не упал, потому что основан был на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобляется человеку безрассудному, который построил дом свой на песке; и пошел дождь. И разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое" (Матфея: 7,24-27). Борхес: "Ничто не строится на камне, всё на песке, но долг человека строить, как если бы камнем был песок". И снова Сатана умно возразил Иисусу. Замените "человека" на "человечество" и убедитесь в правоте Люцифера. Энтропия…
      Христос: " Истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие" (Матфея: 19,24) Борхес: "Счастлив независтливый бедняк, счастлив незаносчивый богач". Возражая самому себе в лице Борхеса, скажу: независтливых бедняков я видел, а вот незаносчивого богача пока встречтить не довелось. Ведь кто такой богач? Это человек, переступивший через заповедь: "не собери себе богатство на земле". Обращаю здесь внимание на слово "себе", а то его не все замечают. Да, случается, что богатство сваливается на голову человека, например, в виде премии за изобретение. Бывают также личности, которым Бог не дал иного таланта, как делать деньги на бирже, покупая и перепродавая акции. Они тоже быстро становятся очень богатыми. Не все при этом понимают, что богатство требует ещё больших мер предосторожности, чем радиоактивные материалы. Деньги – это универсальный наркотик, на который очень легко подсесть и с которого почти невозможно соскочить. Единственная соломинка, которая оставляет минимальную надежду на спасение богачу – это завещать собранное богатство не своим отпрыскам, а обществу. Речь идёт о запрете на наследство капитала – оно аморально.
      Христос: "Впрочем, Я не ищу Моей славы: есть Ищущий и Судящий" (Иоанна: 8,50). Борхес: "Счастливы сильные духом, без страха выбирающие путь, без страха принимающие славу". Слава сама по себе, будучи видом наркотика, к тому же легко конвертируется в деньги, и наоборот: за деньги продается и слава. Я, поэтому, не ищу своей славы при жизни, хотя знаю, что затмлю всякое земное величие, если её сподоблюсь. Благородный муж не ищет известности и не заискивает перед славой, а низкий человек ради славы готов на всё. Сказанное, впрочем, касается и благородных дам.
      Борхес: "Счастливы запечатлевшие в памяти слова Вергилия и Христа, коих свет озаряет их дни". Римский поэт Вергилий, как верят католики, предсказал в одном из стихотворений пришествие Христа. Но читателя не может не шокировать соседство обоих имён, причем имя языческого поэта вызывающе поставлено впереди имени Спасителя. Эта неслучайность указывает лишь на то, что под Вергилием автором афоризма подразумевается Некто, равночинный Иисусу Христу. Вы, наверное, уже догадались, что речь идёт о Духе истины. Хотите знать, почему именно это имя выбрал Борхес для эвфеминистической замены? Потому что оно этимологизируется как "Девственник". Речь, разумеется, идёт о мужской девственности. Так что, это право первого Лица пресвятой Троицы, в каком порядке поминать Свои Ипостаси.
      Апостол Павел: "Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я; но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак, ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться" (1 Коринфянам, 6, 8-9). Борхес: "Счастливы любящие и любимые и те, кто может обойтись без любви". Из тех, кто счастлив, самые счастливые те, кто может обойтись без любви. Речь идёт о чувственных отношениях между мужчиной и женщиной. Яства небесные предпочтительнее яств земных. Самое желанное земное яство – это пир мужской и женской плоти. Но, во-первых, это всё у меня уже было, а я не жадный. А, во-вторых, есть ценность превыше, чем эта простая человеческая радость – я говорю об общении с Богом, личном и непосредственном. Если только любовь Аллаха, по учению суфиев, не обрушится на вас, как любовь женщины.
 

 
      Борхес – это единственный поэт в истории литературы, которому удалось внушить стихотворением чувство страха. Я бы поставил диптих Хорхе по этому критерию в один ряд с "Превращением" Кафки. Я включил бы оба этих произведения в школьные программы, дабы дети с юных лет имели представление об аде, а страх Божий – начало премудрости. К тому же все дети обожают страшилки, на них бы диптих подействовал ещё сильней, чем на взрослых. Жути шедевру Борхеса добавляет и то, что лабиринт-то настоящий – речь идёт о Чернобыльском саркофаге, уготованном для Антихриста.
 

 
      На испанском стихотворение написано прозой. Это мой первый удачный опыт переложения верлибра Борхеса стихами. Сначала я отнёсся к результату своего эксперимента как к курьёзному эпифеномену. Мысль о том, что Хорхе – русский поэт, осенила меня не сразу. В предисловии я написал: если переставить буквы в имени Борхеса в испанской записи, то получится фраза: "Хорхе, ты русский, ты красный". О том, что буквы в именах при их перестановке образуют новые смыслы, Борхес прямо пишет в стихотворении "Голем". Для примера, когда Сальвадору Дали сказали, что из букв его имени можно составить фразу "жадный до долларов", этот современник Борхеса действительно сказочно разбогател. Таким образом связь Борхеса с Россией и с правящей в СССР коммунистической партией фатально предопределена его именем. Прочтите теперь поэму Арсения Тарковского "Слепой". Кто ещё из современников русского поэта кроме Борхеса мог бы претендовать на роль лирического героя поэмы? Борхес наверняка посетил СССР инкогнито, как в своё время Бодлер Россию.
      Стихотворение переведено таким образом, что его зачин – от Борхеса, а продолжение – от Вадима. Я, повторяю, не подозревал ещё, что воссоздал авторский вариант поэмы, пока не обнаружил реконструированные по переводам русские тексты Бодлера. Естественно, у меня возникла гипотеза, что аналогичная картина может наблюдаться и в творчестве этого испанского Бодлера – Хорхе Луиса Борхеса. Вскорости гипотеза многократно подтвердилась: да, Борхес пользовался тем же методом алгорифмы (который я по-научному назвал методом метро-рифмического резонанса) что и Бодлер. Итак, сначала была интуиция, а потом нашлись логические доводы. Не исключено, впрочем, что я своими "железными" аргументами лишь искусно изменяю прошлое. Что ж! Это было бы очень в духе Х.Л.Б.
 

 
      Наряду с диптихом "Лабиринт", диптих "Шахматы" является одним из самых прославленных поэтических текстов Борхеса. Задача переводчика в первом сонете осложняется двумя формальными требованиями: 1. Не банально срифмовать катрены; 2. Перечислить во втором катрене все шахматные фигуры, украсив каждую эпитетом. Перемножив одну сложность на другую, сделайте ещё одно умножение: переводчик всё-таки обязан ещё и донести до читателя смысл оригинала в неискажённом виде! Если все три задачи мне удалось успешно решить, значит я создал не перевод, а, скорее всего, обнаружил русский оригинал "Шахмат". Но, допустим, это всё-таки перевод. Всё равно непостижимо, как мне удалось справиться с такой версификационной головоломкой. Открою секрет: мне помогла марихуана.
      А не игры, что – как другая! – вечна – Одно из названий игры в звуко-буквенные перестановки внутри слов, а Борхес подразумевает именно её – "игра в бисер" (читай одноименный роман Германа Гессе). зато пешка – полиглот… Слово "полиглот" (человек, свободно владеющий несколькими иностранными языками) в русском языке ассоциируется с жаргонным словечком "проглот". Получается каламбурный смысл: "пешка всепроглот". На тему этой прожорливой пешки Арсений Тарковский пишет юмористическую свою "Удивительную пьесу в одном действии" под названием "Каждому своё". Всё говорит о том, что словечко сперва было найдено в русском языке, а потом перекочевало в испанский вариант сонета. Наглость пешки-всепроглота тут же иллюстрируется через наглость же, но – воссоздателя сонета, который действует по принципу: если недостающей рифмы нет, её надо придумать. И вводит в рифмовку катренов аж четыре неологизма. Весь секрет в том, что каждый из них обладает не только контекстуальной, но и собственной внутренней ценностью. Даже рассмотренные в автономно-номинальном употреблении эти неологизмы хороши настолько, что сами по себе обогащают язык. Слово "светолот", к примеру, образованное по аналогии с "эхолотом", таит в себе целый сюжет для фантастического рассказа. Абстрактные шахматные фигуры образуют комбинации, которые сравниваются Борхесом в первом катрене с распускающимися цветами, а во втором – с зубастым зевом крокодила и кашалота. В больном воображении переводчика виновна, опять-таки, марихуана.
      Омара дорогого здесь вспомянём… – то есть, персидского поэта Омара Хаяма.
 

 
      Я бы сравнил это стихотворение Борхеса с "Вечерней гармонией" Бодлера. И там и здесь изобретён формальный приём, образующий рефрен, на котором держится суггестивная магия композиции. Тавтологическая рифма у Борхеса изощрённо-безыскусственна. Изощренность достигается за счет сложного метафорического ряда, безыскусственность – за счёт самой простой из всех рифм: самоповторной.
 

 
      Слово "запад" в русском языке без привлечения неологизмов алгорифмически не рифмуется. И тем не менее при образовании неологизма мы имеем, как правило, дело со считанными словоформами, обусловленными в стиховом ряду всегда слого-акцентными, а иногда ещё и рифмическими ограничителями выбора. Следовательно, из этого ограниченного списка всегда можно методом сплошного перебора выбрать наиболее предпочтительный вариант. Он-то и оказывается единственно возможной рифмой-неологизмом. "Запад" идеально рифмуется с оборотом "внезап ад", а в контексте со слепотою, постигшей поэта, данная рифмовка воспринимается как личностно аутентичная, стилистически точная находка. Согласимся, это укрепляет в нас убеждение, что русская строфа (пусть даже каким-либо потаенным образом) первична, а испанская – вторична.
      Без Борхеса скучаю – трёхтомник Борхеса у меня отобрали и не вернули… Борхесом оказываюсь я. Смотри развитие этой темы в поэме "Буэнос Айрес".
 

 
      Компас – тоже лейтмотивный образ в контексте всего творчества Борхеса. С компасом мы, как правило, сталкиваемся в раннем детстве, когда ребёнок ещё не перестал верить в сказки, и таинственное поведение компаса воспринимается им как настоящее чудо, порождающее веру в другие чудеса. Очень важно показать ребёнку в детстве этот прибор, дать ему поиграть с ним – как эта игрушка развивает воображение! Вот почему взгляд на компас почти всегда будит в нас, взрослых, ностальгические воспоминания о дщетстве. Предмет, который сам по себе обладает таким ценным свойством – отсылать в детство, это ещё и великий поэтический символ, но открыл его в таком качестве Борхес. Компас как символ суггестирует архетипическое переживание, хотя и сугубо личностное, как полёт во сне, к примеру. Ведь детство, как и сновидение, у каждого своё… Сплав архетипического и интимного придаёт сонету мистическую глубину, недостижимую средствами прозы.
 

 
      Сонетный канон был переоткрыт в Италии в ХIII веке, однако как форма стихосложения существовал задолго до этого в языке Ура Халдейского. Переоткрытие сонетного канона столь же объективно, как изобретение колеса, к примеру. Число 14 (по количеству строк), противопоставленное "числу зверя", тоже имеет символическое значение: "И сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом; верх сзади у престола был круглый, и были с обеих сторон у места сидения локотники, и два льва стояло у локотников, и ещё двенадцать львов стояли на шести ступенях по обе стороны" (3 Царств: 10, 18-20). Сонет, следовательно, символизирует трон Соломона, а может быть и наоборот – трон Соломона – это символ сонета, известного с древнейших времён.
 

 
      Перед нами одно из немногих литературных произведений, открыто осудивших мужеложество. До Борхеса на подобное осмеливался лишь Бодлер ("Скелет-землерой", "Злосчастный стекольщик") и Достоевский ("Бесы"). Но даже предшественники Борхеса взывали к догадливости читателя, тогда как Хорхе называет вещи прямо. На традиционный русский вопрос: "Откуда у хлопца испанская грусть?" – Борхес даёт исчерпывающий ответ: мы испанцы, как и вы, русские, ненавидим гомосексуализм.
      Поэма повествует об истории открытия тайны имени "Вадим", в котором есть анаграмма "вид мадам (а дева!)". Борхес свидетельствует (а кто станет сомневаться в его компетентности по данному вопросу?): во-первых, это таинственное имя непременно должно быть страшным, потому что об этом говорит Бог: "Я Царь великий, и имя Моё страшно у народов" (Малахии 1,14). Иудеи просмотрели все человеческие имена на предмет их анаграмматического значения и методом сплошного перебора открыли тайну имени "Вадим", которое само по себе образует анаграмму-шараду: "В ад им!". Но оно еще этимологизируется как "Диавол" и "Сатана"! Какое из имён может быть страшнее? Во-вторых, это имя должно состоять из четырёх элементов (составлять так называемый тетраграмматон). Мое имя, рассмотренное как шарада, отвечает и этому требованию: предлог "в", существительное "ад", местоимение "им", восклицательный знак "!" – всего четыре элемента. В третьих, оно должно для большинства людей быть до поры до времени тайной: "Слухом услышите, и не уразумеете; и глазами смотреть будете, и не увидите" (Мф: 13,14). знать чубуквы ты накурился, той, что в крокодиле… – слово "буква" в русском языке максимально полно рифмуется только с ретрологизмом "чубуква". Это слово существовало в старину, да забыто. Чубуква – это смола конопли, остающаяся в чубуке при курении казаком люльки. Вставляет чубуква раза в два сильнее, чем исходный продукт, именуемый здесь по аналогии с цветом и кровожадностью "крокодилом".
      История моя – про грех на праге… – стих отсылает к книге Бытия: "Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним" (Бытие: 4,7). Рифма-омофон "праге-Праги" свидетельствует о первичности русского текста.
      Для книжечки названия избрав тор… Речь идёт о названии сборника "изопов" известного нашего авангардиста А.А.Вознесенского "О". Совершенно очевидно, что А.А.В. назвал так свой сборник по специальному указанию, а не сам до него додумался, но "забыл" указать источник заимствования. Просто Борхесу надо было срифмовать слово "автор", а оно в русском языке кроме как с бессмысленным пока оборотом "избрав тор" не рифмуется. Дабы придать ему смысл, данный артефакт, собственно, и понадобился. денотанты – слуги семы. Денотант – термин структурной лингвистики, означает всё то (вещь, свойство, отношение), что обозначаемо денотатом (словом). Его синонимы: означаемое и означающее. Сема – в современной лингвистике – единица смысла, структурный элемент содержания. Утверждение "денотанты – слуги семы" это наукообразный перифраз первого стиха Евангелия от Иоанна: "В начале было Слово".
 

 
      В первом катрене речь идёт о стихе Гомера, с которого начинается "Илиада": "Вышла из мрака с перстами пурпурными Эос".
      Веет там, где хочет чадо тёмки…- перифраз слов Евангелия: "Дух дышит, где хочет" (Иоанна, 3,8) и книги Бытия: "Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух божий носился над водою" (Бытие: 1,2).
 

 
      Всегда интересно знать, откуда в творчестве поэта берется тот или иной образ или символ, тем более частотный. К числу таких тропов относится зеркало в поэзии Борхеса. Здесь всё объяснимо просто: в испанском языке слова espejo (зеркало) и reflejo (отражение) рифмуются. Я нашёл этой паре квазисоответствие в русском языке: "отраженье-отображениье".
 

 
      Траурная речь Борхеса в форме сонета ценна тем, что утешает в минуту скорби. Сонет – форма выспренняя, а в траурной речи уместна искренняя простота. Великий лирик нашёл слова, примиряющие эти два взаимоисключающих качества. Безгрешный, но умерший ребёнок и грешные, но живые взрослые порождают драматический контраст, который Борхес усиливает, отсылая через необходимость срифмовать "усопшей-особ шей" к поэме в прозе Бодлера "У каждого своя химера". При этом слово "шея" тоже употреблено иносказательно. "Отец дваждений" – это перифраз прозвища "Лукавый". Им Борхес удостаивает Бодлера. Неожиданно эффектно звучит неологизм "небоогибло", образованный от сложения смыслов "огибать" и "небо". Благодаря акустическому рефрену "-гибло" он звучит трагично и тоже траурно, но при этом ему присуща некая барочная красота. Воистину поэт, владеющий алгорифмой, подобен Адаму, наделяющему в Едеме вещи именами.
 

 
      Борхес тщательно избегает упоминания имени Бодлера, однако состязается с ним (точнее – с собою самим) в сонетном восхвалении котов, а эту тему в европейской лирике открыл Бодлер (смотри его стихотворения "Кот", "Кошки"). Великую традицию продолжил и я. Вот два стихотворения, бескорыстно посвящённые мною актрисе Ренате Литвиновой:
      У киношной кошки
      Шейка, ушки, ножки.
      Любит она греться,
      Сидя на окошке!
      С ней бы потереться…
      Но попробуй встреться!
      У меня же блошки…
      Бог, не поскаредься!
      Я ей понарошке
      Стих свой вместо брошки
      Подарю – смотреться
      Ух будет на крошке.
      Киска, не передься…
      У кота есть рожки!
      Киник, он не киноман,
      Но их киношная кошка
      Прыгнет, конечно, в окошко
      И у них будет роман.
      – Кто ты, мираж, глаз обман?
      – Нет, я реальна немножко.
      Ой, что у вас это, блошка?
      – Семечко-белый туман…
      Киска, я гашишеман.
      Можно мне, только немножко,
      Не каждый день, белоножка,
      А то страдает роман.
      Киска, я кот-графоман.
      Снится мне книжки обложка…
      Кроме Бодлера, Борхеса и меня сонеты котам больше никто в мировой поэзии не посвящал. Сравните эти стихи и убедитесь, что их написала одна и та же личность.
      Столп нёбный ещё не был свавилонен! – реминисценция стихов 1-9 одиннадцатой главы книги Бытия. Сотворение Вавилонского столпа – это иносказание, подразумевающее первородный грех. Тот самый, за который Адам и Ева изгнаны из рая.
 

 
      Иногда ради рифмы свершаются великие дела. Дабы мемориализвать рифму "солнца-саксонца", самую полную из тех немногих созвучий, с которыми сочетается в русском языке слово "солнце", Борхес на склоне лет начинает изучать язык саксов (средневекового германского племени). А вот другая пара рифм, созвучная солнцу: "червонца-перезвонца". Обе реалии характерны для какой страны востока? Правильно, для России. А "душный жасмин двух шептаний" напоминает, не правда ли, "белой акации гроздья душистые"?
      Лаэрта сыну – то есть, Одиссею.
 

 
      Великий индус, современник Борхеса и проповедник кришнаизма на западе Шри Шримад Бхактиведанта Свами Прабхупада после "полёта" американских "астронавтов" на луну первый заявил, что полёта не было, а всему миру показали павильонные съёмки. При этом он весьма странно аргументировал своё заявление: "Бог Луны не дал бы им там побывать". Если бы не это курьёзное добавление, индийского мудреца никто не услышал бы. А так над ним все весело посмеялись как над язычником-политеистом. Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последний. Капкан со лжеполётом на луну был придуман Борхесом и англоговорящая Америка в него благоуспешно попалась. Вот вам и бог луны! Последняя строфа отсылает сразу к двум сонетам Бодлера, посвящённым луне: "Печали Луны" и "Оскорблённая Луна". Содержится также реминисценция его поэмы в прозе "У каждого своя химера". Столь пышная тройная реминисценция не может быть плодом случайности. Одним словом, американскую публику развели как лохов, хапанув из кармана налогоплательщика по нынешним деньгам не меньше триллиона баксов, поставив на кон государственный флаг США, который ну никак не мог развиваться в вакууме, а вместе с опозоренным флагом и саму государственность США, и пресловутую демократию, которую правильно было бы назвать великим лохотроном.
 

 
      мой предок ел тот чебурек – речь идёт о так называемых караимских пирожках, готовящихся из теста, в которое на треть молотых зёрен конопли добавляется две трети муки, немного масла и соли. Тесто получается прочное, после прожарки хрустящее, очень вкусное. Но есть караимские пирожки из такого теста можно не всем, а только тем, кто не ведёт половой жизни. Иначе вы рискуете поиметь кару (Отсюда название пирожков). Итак, Борхес по национальности караим, чего и следовало ожидать.
 

 
      К сожалению у меня нет возможности посещать библиотеку (я трижды пытался в неё записаться, и мне трижды находили предлог для отказа), не подключен я и к Интернету (нет денег). Поэтому да простит меня автор книги "Караим Абрам Фиркович", что я забыл его имя. Монография издана в Санкт-Петербурге совсем недавно. Свой экземпляр я подарил дочери перед её отъездом в Америку. В этой книге я прочёл, что всего каких-то тысячу лет назад караизм, а не талмудимз был доминирующей религией в еврействе, но после спора двух авторитетов положение дел поменялось. В этой же книге я прочёл, что предводителем еврейства в изгнании (так называемым эксилархом – князем изгнанников) мог быть только представитель царской фамилии, которая, естественно, исповедовала караизм, как религию тогда ещё еврейского большинства. В книге много других намёков, дающих основание умному читателю самому догадаться, что дожившие до наших дней караимы – это остаток царской фамилии, род Давидов. Только из рода Давидова, по вере евреев, может произойти Мессия, поэтому нет ничего удивительного в том, что он сберегается ими, как зеница ока. Здесь применима формула: если это возможно и если в этом была необходимость, значит скорее всего так оно и было. Если Ефиопы вплоть до середины ХХ столетия сохранили царскую династию, берущую начало, по их вере, от Соломона и царицы Савской (последнего потомка этой династии увезли в Лондон, где он умер от тоски по родине в середине ХХ века), то наверное и евреи позаботились о том, чтобы род Давида не оскудел до конца. Вплоть до начала XIX века караимы проживали компактно в родовом замке Чуфут-Кале (что переводится с татарского как "Еврейская Скала") в Бахчисарае под охраной крымского хана.
 

 
      Сын старый без истории, без рода и племени… перифраз- мессианского пророчества Исаии: "От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит?" (Исаия 53,8). Я не общаюсь с караимами напрямую и ни разу не получил от них никакой информации. Но они и не опровергли мою догадку о том, что по отцовской крови я – караим, хотя, дабы я больше не заблуждался на сей счёт, это следовало бы сделать со всей решительностью. Следовательно, догадка верна. Однажды я разузнал, где обитает председатель караимского общества Крыма господин Орбели и даже нагрянул к нему в гости. Дверь открыла супруга соплеменника и, поскольку хозяина не было дома, предложила мне придти завтра. Этой же ночью ко мне в квартиру вломились милиционеры с санитарами в препроводили меня в психиатрическую больницу, из которой я вышел лишь через полтора года. Больше желания напрямую связываться с караимским обществом у меня не было.
      Никто, дай мне чело с звездой двулучей! – "Никто" – таким именем назвался Одиссей киклопу Полифему. Не зря Одиссей именуем Гомером "хитромудрым". Эпитеты "хитрый" и "мудрый", между тем, приложимы в Библии Сатане. В Славянской Библии сказано, что змей был мудрее всех зверей полевых, а в Синодальном переводе – хитрее. "Двулучая звезда" – это закономерный неологизм, придуманный не мною, а до меня, что я намерен здесь доказать. Речь идёт, как читатель наверное уже догадался, о клине из тени, образуемой выпуклостями черепа на моём лбу в виде буквы V, что можно воспринимать и как "рога". Так вот, в своё время крымский график Юрий Лаптев выполнил серию офортов и рисунков на мои ранние стихи. По меньшей мере два раза он изобразил ночное небо, на котором видна звезда с двумя (!) лучами. Вот и спросите у художника: кто проинструктировал его так изображать Денницу? Впрочем, вопрос получится риторический: на одной из гравюр Лаптева изображена караимская кенаса с караимским же кладбищем. Так что закономерные неологизмы существуют, что подтверждено данным артефактом, и он не единственный. чуть было не погибший – продолжение пророчества Исаии: "Ибо Он отвергнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь" (Исаия 53,8). Я уже рассказывал, как друг юности моей понял на меня пяту. Он знал, что я ищу способ покончить собой и оставил мне (фактически – предложил) покинуть мир, приняв три галлюциногена, каждый из которых сам по себе таил ад. Я помню свою смерть. Так на мне исполнилось пророчество "отвергнут от земли живых" и "претерпел казнь". за ноздрей прещенных зажим публичный – реминисценция стихотворения Стефана Малларме "Лазурь", в котором есть строфа: "Я зажимаю нос перед голубизной".
 

 
      Вот ещё одно стихотворение в прозе Борхеса, которое я перевёл, потому что оно имеет, я бы сказал, эпистолярную ценность. Ведь письмо близкому человеку, это тоже своего рода поэма… Здесь же перед нами письмо поэта к читателям. Обращаю их внимание на строки: "Дэ отвердевающее в тэ, отождествление гэ и ка". А ведь здесь приведены два примера, иллюстрирующих операцию отождествления звонких и глухих согласных при чтении звукобуквенной изнанки! Так что, правила эти выдумал не я, они имплицитно содержатся в русском языке. Сформулированы они в нём не явно, но достаточно ясно, чтобы понять суть дела. Приведу пример. Всякий, кто в зрелом возрасте играл, вспомнив школьные годы, в перестановку букв, непременно заглядывает в имя "Иисус Христос" – АВЕИМОРСТУХЫ. Наиболее проницательные из игроков так же, как это сделал в своё время я, составляют из матрицы стихотворение-загадку:
      В тихом омуте
      Ходит сом в хомуте.
      Ест тот сом воров,
      А ест и мусоров.
      Миром смирит,
      Мором усмирит.
      (Чернильница и перо). Самые внимательные из проницательных обращают внимание, что у этой жемчужины есть небольшой "изъян" – буква "д" в матрице отсутствует, так что глагол "ходит" употреблён, если строго следовать требованию составлять одни анаграмматические высказывания, "не по правилам". Но с другой стороны, что нам мешает эти правила расширить, разрешив отождествления согласных по данному прецеденту? Мы не имеем здесь строгой формулировки правила игры, перед нами всего лишь её шаг. Так ребёнок, наблюдающий за игрой в шахматы, на основании шагов этой игры сам может обучиться её правилам. Может быть, правила интерпретации энграмм до меня кем-нибудь и описаны теоретически, но это не открытое знание, а сохраняемое за семью печатями. Я только скромно констатирую, что не придумал эту игру, а лишь переоткрыл её в русском языке, наблюдая за игрой других, пока не достиг того уровня мастерства, чтобы описать игру как ученый лингвист, владеющий соответствующим терминологическим аппаратом.
 

 
      Вы всё ещё думаете, что причудливые неологизмы, введённые ради рифмы, выдумал я первый? Ошибаетесь. Что же такое "букводатлив"? Очень удачный контекстный неологизм, подразумевающий либо орудие самоубийства – пистолет, либо печатную машинку, которая наверняка стояла в кабинете ослепшего Борхеса. Так вот, была у меня в Одессе печатная машинка фирмы "Рейнметалл" послевоенного производства. Вместо цифр верхнего регистра я впаял (мне пришлось иметь дело с расплавленным оловом) буквы латинские, которые достал на одесском телеграфе, и у меня получился эдакий букводатлив, печатавший с тяжёлым римским акцентом. Но идеально неологизм "букводатлив" подходит для линотипа. Я ещё застал эпоху линотипов, книжечка переводов Борхеса, изданная мною в Одессе, отпечатана ещё на этом теперь музейном оборудовании, что придаёт ей в наш век лазерных принтеров особую библиографическую ценность. Образ линотипа суггестирован мне также Борхесом через оформление обложки изданного в Испании тома его стихотворений – на ней изображён застывающий линотипный расплав. Не правда ли, это похоже на "двулучую" звезду с гравюры Лаптева? (Смотри комментарий к сонету "Конец"). Здесь мы имеем дело с восприятием, которое я определяю термином "двусубъуктивное", то есть такое, которое объективно только для двоих: автора поэтического послания и его адресата.
      Ну а к скифскому зелью больной митридатлив – царь древнего Понтикопея (нынешней Керчи) Митридат, по легенде, был невосприимчив к ядам, потому что принимал их каждый день гомеопатическими дозами.
 

 
      Греческое слово???о? переводится и как "мудрый" и как "хитрый", у Гомера этот эпитет приложим к имени Одиссея, в греческой Библии – Септуагинте – к змею (Бытие, 3,1). В русском переводе оно передаётся словом "хитромудрый". Борхес как бы говорит: что вы боитесь Сатану? Представьте его в образе хитромудрого Одиссея, если только вы не киклоп Полифем.
 

 
      Знаменитая фраза Гераклита из Ефеса: "Нельзя дважды войти в одну и ту же реку" на все лады повторяется в поэзии Борхеса, как один из её тематических лейтмотивов. Чем же она так привлекла поэта? Данный сонет (который можно перевести ещё и как "Караиму") даёт ответ на этот вопрос: можно дважды войти в одну и ту же реку, ибо один человек – это две сущности, он и его тень (чтобы не сказать "чёрт"). Следовательно, Иисус Христос крестился в водах Иордана вместе со своим "сатиром". Иногда мне задают вопрос: христианин ли я? Я отвечаю: да. Тогда у меня спрашивают, к какой церкви я принадлежу? Мне приходится отвечать, что я внеконфессиональный христианин. "Какой же ты христианин, если ты нигде не крестился?" – Допытывается вопрошающий. На что я самым шутливым тоном объясняю, что я крестился во оставление грехов в Иордане крещением Иоанновым вместе с Иисусом Христом, будучи его "сатиром". Собственно, ради меня (а не Себя!) Иисус Христос и принял крещение. Таким образом, опровергая афоризм Гераклита, Борхес сосредоточивает внимание читающего на евангельском сюжете.
 

 
      "Песчезна" – типичный ретрологизм, то есть, ранее употреблявшееся, а ныне забытое слово, воскрешённое магией стиха. Обозначает оно песочные часы. Это ещё один лейтмотивный символ в поэзии Борхеса. Стихотворение воссоздано по уже известному читателю принципу: зачин – от Хорхе, окончание – от Вадима, при этом Хорхе и Вадим – одна и та же личность. В ситуации проблемного выбора, то и дело возникающего в поэзии, эта личность совершает одинаковый выбор, поэтому все её шаги в игре предопределены и предсказуемы. Чем строже богаче рифма, тем выше "разрешающая способность" образов словесного ряда. Рифмическое ожидание сопоставимо в этом аспекте с ожиданием мелодическим, что придаёт стихотворной фразе симфоническую мощь. вещь скандалом попахивает: смоль скоблит с шипа гой! – речь идёт о так называемой чубукве (смотри комментарий к поэме "Голлем"). Однажды оформлявший мое издание "Цветов зла" Андрей Медведик показал мне инструмент для курения гашиша со стальным шипом в чубуке (ему заказал эту штуку кто-то из блатных). "Если уколоть этим шипом, на котором будет никотин, в любое место, человек без немедленной медицинской помощи скоро умирает от сепсиса", – объяснил мне Медведик.
 

 
      Борхесу, как и Бодлеру, свойственен порой мрачный пессимизм, и перед нами одно из не самых оптимистичных его творений. Сонет свидетельствует о муках и сомнениях автора, виною которых, сам того не ведая, был в юные годы я. Видите ли, чтобы соблазнить моих ненавистников на чернобыльскую аферу, их надобно было сперва искусить, то есть, убедить, что они имеют дело с юношей, который, повзрослев, пойдёт на любое преступление. Я в те годы писал:
      Я умру без красоты.
      Без нечётких очертаний
      Идеальных сочетаний
      Красоты без пестроты.
      Я хочу, что жизнь сама
      Ярким спектром заблистала
      В преломлении кристалла
      Многогранного ума.
      Так пойми меня и ты:
      Ради этого стремленья
      Я готов на преступленье.
      Мои помыслы чисты.
      Став теоретиком морали, я развил учение, согласно которому преступление любой из этических норм разрешено, если и только если её соблюдение ведёт к ухудшению, а не улучшению положения дел. Так что преступление преступлению рознь, что, кстати, очень полезно уяснить нашей Фемиде, зациклившейся на требовании неукоснительно соблюдать закон. Но, экспериментируя с этикой, я, конечно, доставил много горьких часов тем, кто ждал от меня совершенно других подвигов.
 

 
      С английского название сонета переводится: "Адам отныне изгнан". Перед нами совершенно оригинальная и не на одну другую не похожая теодицея Борхеса. На вопрос: почему в мире существует зло и кто его виновник? – Борхес, отвечая, приводит аналогию сна: то, что здесь запрещено, там разрешено, так что мы порой просыпаемся в холодном поту от жути. Так не есть ли наша реальность сном Бога, в котором зло разрешено, ибо неконтролируемо спящим сознанием? И как мы прощаем себя за сновидения, в которых невиновны, так нам следует "простить" и Бога за Его мегагрёзу, названную одним французом "человеческой комедией". Это очень по-испански. Ещё Кальдерон сказал названием своей поэмы: "Жизнь есть сон". Борхес лишь договаривает: жизнь есть сон Бога.
 

 
      Пессимизм Борхеса мрачен, и с ним сравним только пессимизм Бодлера. Мне, повторюсь, очень горько сознавать, что я тому виной, но иного пути не существовало. Если бы я в юности вёл себя как светлый Ангел, не было бы и преображения Сатаны. И потом, под светлого Ангела не стали бы взрывать энергоблок Чернобыльской АЭС, но лишь под Антихриста. Моих наблюдателей из высших эшелонов власти нужно было непременно спровоцировать на это злодеяние. Как "зачем"? – Чтобы выставить нынешним нуворишам мою воровскую предъяву: вы все обогатились как класс, сделав чёрный капитал на Чернобыльской афере. Но Бог вам не подобен, ибо всё видит. Я же предупреждал: найду на вас, как вор ночью! Так вот, теперь я даже предпочёл бы никого из вас не наказывать казнью, "украшенной пытками" (Борхес), дабы усугубить ваше наказание после первой смерти. А что такое первая смерть грешного человека, я знаю на личном опыте. Итак, доживайте ваши годы, месяцы, недели, дни, часы, минуты и секунды в роскоши и удовольствиях. Временная жизнь есть испытанье человека перед жизнью вечной, но вы этого испытания не выдержали.
 

 
      и кабальеро, себя не выделявшего в толпе и элегии за раз и эпопеи о родине творца – Борхес имеет в виду Сервантеса и его бессмертный роман о Дон Кихоте. Между прочим, Сервантес и Шекспир – современники. Сравните их. Ну и в чью пользу сравнение? Борхес укоряет Англию в отсутствии в её литературе поэта-мариниста. Вроде бы морская держава, вроде бы Европа, а поэта нет. Борхесу, между прочим, возражает Арсений Тарковский в своей статье о Байроне:
      "Ветер треплет его плащ, спутывает волосы. Он смотрит в ненастную даль. Подняты все паруса.
      Мой бриг! С тобой привольно мне
      Средь пенистых зыбей.
      Неси меня к любой стране,
      Лишь не к родной моей!
      Привет, привет, о волны, вам!
      А там, в конце пути, -
      Привет пещерам и пескам!
      Мой край родной, прости!
      (Перевод Г.Шенгели)"
      В споре Борхеса с Тарковским я, конечно, на стороне Хорхе. Да и сам Арсений Александрович оправдывает не столько Англию, сколько Байрона. Что ж! Отношение спасшихся и не спасшихся на Западе – капля и волна, а на Востоке – волна и капля.
 

 
      Ну вот, теперь мы знаем, откуда происходит русский фразеологизм "бразды правления". На тему этого сонета также написан народный романс "Гори, гори, моя звезда". Борхес явно переоткрыл сонет в русском языке (фразеологизм и романс существовали задолго до его рождения), надо полагать, анализируя букворяд какого-то широко известного фрагмента священного писания – а Библия, говорю по личному опыту, наиболее вероятный источник подобных открытый. Обращаю внимание читателя на древнейшее уподобление тела – колеснице, разума – колесничему, а чувств – коням. Оно встречается уже в "Бхагаватгите"! Оцените же возраст сонета. А теперь – немного индийского юмора. Общество сознания Кришны издало книгу "Бхагаватгита как она есть", в котором этот древнейший текст на санскрите прокомментирован Шри Шриман А.Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупадой (Москва. – Бхактиведанта Бак Траст. – 1986. – 832 с.) и откройте цветную вставку под номером тринадцать. На ней изображена колесница материального тела, в которой сидит обусловленная Душа. Она изображена в виде Пьеро, в грустной белой маске с алым ртом. Колесницей управляет возничий – Разум. Он изображён в виде распахнувшего уста европейца с длинными женскими волосами и в голубом плаще, судя по гримасе ужаса, пребывающего в панике. Колесницу несут не слушающиеся бразд правления Чувства в виде пяти коней: красного (око), рыжего (обоняние), чёрного (ухо), белого (осязание), синего (вкус). Можно, следовательно, предположить, что "Бхагаватгита" и данный сонет, переоткрытый Борхесом, написаны примерно в одну эпоху. Русский язык, следовательно, тогда уже был таким, каков он есть. При всей своей древности этот язык мало того, что никогда не выпячивал свой возраст в семье новоевропейских языков, а напротив, сделал вид, что он того же возраста – и молодёжь ему поверила! Но вот появляется в этой семье язык-выскочка, который заявляет, что он первый, самый первый, и нет других первых кроме него. Я говорю об английском, который Бодлер в одном из "Сплинов" изобразил в виде дряхлого юнца. Вообразите себе на картине, написанной маслом, компанию, где за одним костром сидят персонажи, символизирующие языки. Меж ними выделяются юный старец и дряхлый юнец. Здесь – сама скромность, там – требовательный крик: "Пустите меня занять почётное сидалище!". Не напоминает ли вам это живописное полотно также двадцать третью песнь "Одиссеи"?
 

 
      Луна у Борхеса – жутковатый символ: "И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды" (Бытие: 1,16). Луна – символ мудрого зла, ибо чем ещё может быть управление ночью? гугол-число разверз ум – между прочим, слово "гугол", которое усвоила себе в название компания "Гугл", придумано у нас. Я помню статью под этим названием то ли в "Известиях", то ли в "Литературной газете", в которой автор впервые вводит число "гугол" в значении "самое большое число во вселенной" в качестве гиперболы для определения ущерба, который наносит нашей стране алкоголь. Так что словечко изобретено у нас скорее всего методом буквенной перестановки библейского слова "галгал" (вихрь).
      Слово луна, я это знаю тоже, содержит буквы, вот ведь как бывает, перестановка коих убивает. – Из букв слова "луна" можно составить роковую фразу: АЕИЛМНОУХЫ, подтверждающую истинность всей алгорифмической реконструкции.
      Ухмыл хамелеона: "Онаны нахальны, но луну они не имели. Ам! И мухи немае…".
      Трагическою чёрною луною – воистину, все эпитеты луне уже перебраны. Я-то был уверен, называя луну "чёрной", что придумал свежий эпитет, ан нет. До меня, оказывается, уже был какой-то ирландец. Вот моё ранее стихотворение:
      Зачем во мраке ласточки летят,
      А гнёзда вить под солнцем не хотят?
      Они летят, не вьющие гнезда,
      Им светит путезарная звезда.
      Ни мне, ни им назад дороги нет,
      Ведь мы летим на самый верный свет
      Уже светло, но всё ещё видна
      В прозрачном небе чёрная луна.
      Строфа, взятая в скобки (честно сознаюсь) – моя дописка. Но без неё я был бы подобен исчислителю универсума, забывшему о самом главном. Не было американцев на Луне. Это туфта для лохов, мнящих себя "лидерами современного мира" (слова каждого из президентов США об американской нации).
 

 
      Каждая рубаи-строфа на испанском разворачивается в русской прописи в сонет, тоже имеющий рубаи-структуру. Наибольшую известность имеет "Рубаят" Омара Хаяма, чьё имя, между прочим, содержится в русской транскрипции "Хорхе Луис Борхес". По аналогии, "огненный тигр" (один из лейтмотивов Борхеса) появился в его поэтическом универсуме из русской же записи названия "Аргентина".
      В первом рубаи-сонете обыгрывается притча Соломона: "Лучше блюдо зелени, и при нем любовь, нежели откормленный бык, и при нем ненависть" (Притчи, 15, 17). Под "откормленным быком" следует разуметь доллар США.
      Во втором сонете я усматриваю перифраз жуткого видения Мандельштама: "В сухой реке пустой челнок плывёт". Это к вопросу о влиянии русских поэтов на творчество Борхеса.
      По поводу третьего сонета я написал в 2007-м году статью под названием "Полыний" и отнёс её в "Крымскую правду", но там мне сказали, что статья слишком наукообразная и печатать не стали. Привожу её полностью. Название статьи – "Полыний".
      Дело об отравлении радиоактивным полонием-210 бывшего гэбиста и перебежчика Александра Литвиненко представителем ФСБ России Андреем Луговым не сходит со страниц западной прессы. Отравление уже окрестили "грязной бомбой" и его не скоро забудут. Как всегда в шпионских историях много таинственного и недопонятого. А по правде сказать, вообще непонятно, зачем такую мелкую сошку как Литвиненко, не владевшего никакой ценной секретной информацией, лишать жизни таким чудовищным способом. Есть ведь тысячи других, не вызывающих ни малейшего подозрения, вплоть до доведения до самоубийства. Но здесь агент добывает сверхдефицитный яд, который можно произвести только на государственном предприятии, с риском для собственной жизни везёт его в Лондон, расплескивает его по всей гостинице, так что сам потом лечится от лучевой болезни, и всё ради чего? – Ради того, чтобы убрать бывшего офицера конвойных войск, то бишь, вертухая, если называть его по фене. Это не похоже на работу профессионалов. Дело отдаёт какой-то самодеятельностью, впрочем, весьма зловещей. Зачем?
      В теории понимания есть два основных механизма объяснения – каузальный и телеологический: через причину и через цель. Пресса не устает выдумывать причины, побудившие Лугового осуществить скандальный теракт. Не буду их перечислять, ибо ни одна из них не обладает доказательной силой. Но я встретил всего одно объяснение через цель: президента Путина захотели-де скомпрометировать в глазах запада серией заказных скандальный убийств, дабы у него не было соблазна выставить свою кандидатуру на третий срок (а то и пожизненно, как Назарбаев, к примеру). Но Путин ни разу не заявлял, что намерен в третий раз подряд становиться Президентом России, во-первых, и "копилка добрых дел" в его политической биографии значительно перевешивает число промахов, во-вторых. Если бы он захотел стать Президентом в третий раз, то не стал бы спрашивать разрешения у запада. Так что такое объяснение не проходит. В данной статье я намерен предложить своё телеологическое объяснение, которое представляется мне настолько очевидным и убедительным, что раз и навсегда закрывает проблему. Да, совершено убийство, причем совершено так, чтобы оно стало знаковым событием эпохи, то есть, выделялось в ряду бесконечного множества других – незнаковых событий. Следовательно, к объяснению этого события нужно подойти с точки зрения семиотики – науки о знаковых системах, а этот как раз моя научная специальность, здесь я, как говорится, и спец, и эксперт.
      Читатель, наверное, сильно удивится, узнав, что в такой сухой академической науке как лингвистическая филология есть секретная тематика. Всякий, кто занимается ею, берется под особую опеку спецслужб. За границу его не пускают, студентам преподавать запрещают, у окон его дома каждый день дежурит милицейский патруль а по ночам под окном раздается шум рации. Речь идёт о криптографии – науке о тайнописи и расшифровке криптографический сообщений. Так уж случилось, что я на свой страх и риск без разрешения вник в это научное направление и теперь являюсь спецом номер раз в данной области. При этом следует добавить, что со спецслужбами Украины или России у меня никаких официальных контактов нет. Во времена СССР я, работая журналистом, был в тесном контакте с КГБ, но после распада страны отказался от дальнейшего сотрудничества со спецслужбами по этическим соображениям и ушёл в чистую науку. Так что никаких обязательств по неразглашению государственных тайн я не давал и считаю свою версию объяснения шумного убийства частным журналистским расследованием.
      Итак, я предлагаю взглянуть на убийство Александра Литвиненко как на знаковое событие, имеющее криптографическую интерпретацию, иными словами, являющееся тайносказанием, поддающимся (что важно!) криптографической дешифровке. Но для начала я намерен продемонстрировать читателю сам метод, с помощью которого первоначальная информация, состоящая из каких-нибудь пяти-семи знаков, разворачивается в текст, состоящий из нескольких десятков (а то и сотен) знаков. Эта информация уже опубликована в Интернете, с ней уже познакомилось около трёх тысяч человек, скажу больше – шумное убийство перебежчика Литвиненко является полуофициальным откликом на мои учёные изыскания со стороны российских спецслужб. Смею утверждать, что публикацией своих криптографических дешифровок я невольно спровоцировал убийство Литвиненко (в чём, впрочем, нисколько не раскаиваюсь). И потом, нет ведь ничего тайного, что бы не сделалось явным и ничего сокровенного, что бы не открылось бы. Пришла, стало быть, пора и для этого разоблачения.
      Открытый (точнее, переоткрытый – он известен с незапамятных времён) мною криптографический метод чрезвычайно прост, нагляден и изящен. Берётся, например, имя собственное, склоняется по падежам и числам. Затем из основных букв имени и добавленных букв падежных окончаний обоих чисел составляется звуко-буквенная матрица, представляющая собой неполный алфавит. Из этой матрицы составляется нетривиальное выражение, укладывающееся в строгий стихотворный размер и являющееся зачином будущего стихотворения, короткого или длинного, которое достраивается методом подбора максимально точной рифмы. В результате происходит "самосборка" поэтического текста, обладающего объективной интерпретационной ценностью. Иными словами, два интерпретатора независимо друг от друга выводят из одного зачина один и тот же поэтический текст. Как правило, это канон – 14 строк – сонет. Я на эту тему написал две диссертации, одну из которых защитил в Киевском университете, а другую ("Поэтика выбора") опубликовал в Интернете (наберите в Яндексе "Алексеев Вадим Викторович" и вы попадете на мою "книжную полку" в библиотеке самиздата Либру), доказав феномен самосборки поэтического организма на материале стихотворного перевода, и вот теперь моё научное открытие (да, оно признано открытием – смотри рецензию профессора Санкт-Петербургской академии культуры Г.Л. Тульчинского на мою "Поэтику выбора", опубликованную там же) оказалось релевантным методом для интерпретации языковых феноменов в криптографии! И вот что открылось. Составим-ка звуко-буквенную матрицу для слова "Чернобыль": БЕИЛМНОРХЧЮЯ, выделим жирным шрифтом анаграмматический зачин, полученный методом буквенной рекомбинации и достроим его до четверостишия:
      Не было лучемора Чернобыля,
      Но учения Минобороны.
      Лауреату же премии Нобеля
      Саркофаг готов вместо короны.
      Спрашивается, о какой такой короне идёт здесь речь? Отвечаю ссылкой на пророка Даниила: "Восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего" (Дан: 12,1). Князья великие, они ведь особы венценосные… Опять глядим в матрицу:
      Чёрный хлеб, белый хлеб.
      Саркофаг так нелеп…
      Мрачен гроб для злодея.
      Горбачёв, вот твой склеп!
      Смотрим дальше.
      Обобрали чиновные хари
      На Чернобылье римлян. Они
      Город-сад могли б в знойной Сахаре
      Ефиопам построить в те дни!
      Эти же чиновные хари заглушили теперь остальные реакторы Чернобыльской АЭС (как будто стране не нужно электричество!) и намерены превратить станцию в свалку радиоактивных ядерных отходов пригожей Европы. Слышал об этом по телевизору своими ушами. А вот ещё расшифровка:
      Римляне любили чёрный юмор,
      И чернухой я их не хочу
      Удивить, но был в родном краю мор:
      – Дай я тебя, детка, облучу!
      Как известно, слово "чернобыль" это украинский аналог русского слова "полынь". В Апокалипсисе написано: "Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде "полынь"; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки" (Откровение, 8, 10-11). Есть смысл заглянуть в имя "Полынь": ЕИЛМНОПХЮЯ
      Апрельской вновь повеяло теплынью…
      А не напалм ли полыхнул полынью?
      Я понимаю: дан им был полоний.
      Лета врагов народа всё преклонней…
      Вот какая информация была опубликована на моей "книжной полке" в библиотеке Самиздата Либру (htpp://zhurnal. lib ru/editors/a/alekseew – vadim – wiktorowich/ecclesiast.shtml). Повторюсь, у меня есть все основания считать, что знаковое убийство Александра Литвиненко является "полуофициальным" откликом службы безопасности России на моё частное журналистское расследование. Всё дело в имени отравленного, точнее – в его фамилии, которая "поглощается" матрицей имени, но, рассмотренная в отдельности, даёт очень точную наводку, инициирующую зачин сонета, поэтому матрицу целесообразно записать так: "Александр Литвиненко" (звуко-буква "Ф" появляется в форме "Александров", где пишется "В", а слышится "Ф"):
 

 
      Не только он имел летальный
      Исход от радиоактивной
      Воды – горчил родник кристальный
      Не от аварии фиктивной,
      Но от полония. Ментальный
      Процесс пошёл? Декоративной
      Кто б саркофаг монументальный
      Украсил лепкой непротивной?
      Бетонный бункер капитальный
      С гордынею демонстративной
      Царь Александр воздвиг брутальный
      Поэмою иллюстративной,
      Что будет в оный день фатальный -
      И нет судьбы альтернативной!
      Итак, первый стих набирается из букв фамилии "Литвиненко", а первое четверостишие является анаграммой имени "Александр Литвиненко". Осталось объяснить, при чём здесь брутальный царь Александр. Персонаж восходит к эпиграмме Арсения Александровича Тарковского "Эпитафия скороходу" (Арсений Тарковский. – Собрание сочинения. – Москва. – Художественная литература. – 1991. – в 3-х томах. – том 2. – Стр. 130):
      Царь Александр Македонский воздвиг усыпальницу эту -
      Да упокоится в ней раб-скороход Автопед!
      Триста три тысячи стадий отмерил он правой ногою,
      Столько же стадий другой – левой ногою пройдя.
      Если ты веришь Зенону, сочти эти числа, прохожий!
      Молви: хитрец Автопед бегал всегда босиком!
      Читателю важно будет узнать, что поэт Арсений Тарковский посвятил мне, своему ученику, литературное завещание, опубликованное в его посмертном трехтомнике. Осталось открыть, что это за "иллюстративная поэма", посредством которой я подвиг Михаила Горбачева на сооружение саркофага? Когда мне было 22 года, я поставил себе трудную поэтическую задачу – написать фантастический рассказ в 14-ти строках. Так появился сонет "Математик":
      Я автор странного процесса,
      Им всё труднее управлять.
      Вокруг меня, куда ни глядь,
      Плоды научного прогресса.
      Непосвящённым не понять.
      Их оболванивает пресса.
      Они всегда боятся стресса.
      Они привыкли доверять.
      Там – цепь общественных формаций,
      Гербы иных цивилизаций,
      Но в этих числах – их конец.
      Когда наука станет культом,
      Я не пойду стоять за пультом,
      Я математик, я не жрец!
      Незадолго до чернобыльской лжекатастрофы сонет был разослан во все толстые журналы Москвы, но его, конечно же, не опубликовали. Однако на автора внимание обратили… И давно. Одним словом, если кто хочет поподробнее узнать перипетии этой детективной истории, милости прошу на мою книжную полку в Интернет! Там, кроме всего прочего, опубликована автобиографическая повесть "Денница" и её продолжение "Поэтика поступка".
      Вадим Алексеев
      Кандидат филологический наук
      Член Крымского Союза белорусских, русский и украинских писателей.
      В четвёртом сонете уничтожается ненавидимый мною с детства Лев Толстой. Внук от одного из внебрачных отпрысков графа Толстого – Георгий Леонидович Северский – пытался совратить меня в гомосексуализм. Лев Толстой получил, как бы сейчас сказали, госзаказ: обелить дом Романовых от позорного поражения в войне 1812 года. Ведь очевидно, что Наполеон наголову разбил русскую армию под Бородино. Зачем же выдавать белое за чёрное? Но из Толстого сделали чуть ли не национального героя, спасшего честь военного мундира. Сотворили кумира. Между тем о похотливом графе до наших дней дошли ядовитые анекдоты – такие просто так не придумываются. Вот лишь один из них: Лев Николаевич Толстой очень любил детей. Бывало, поймает дворового мальчика, и гладит, гладит, гладит его по головке… Пока завтракать не позовут. Ну за что мне любить графа Толстого с его потомством? Или вот ещё один кумир просвещённой публики – Владимир Набоков. Он поведал миру в романе "Лолита" о своей страсти – похотливому влечению к девочке малолетке, чем и прославился как литератор. Таким как Набоков Иисус Христос велел вешать жернов на шею и топить во глубине морской. Но вот, оказывается, есть уже в Санкт-Петербурге дом музей педофила!
      В пятом сонете содержатся три реминисценции из Бодлера: "Сосредоточение", "Искусственные Раи", "Вечерняя гармония". Выражение "ржавое золото заката" вселяет жуть в богатых потому, что исполняет пророчество апостола Иакова: "Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельствовать против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни" (Иакова, 5,1). А то они думали, что ржавого золота не бывает.
      В первом рубаи шестого сонета содержится реминисценция строфы Бодлера из стихотворения "Непоправимое":
      О, чёрное в смешенье с мрачным!
      Сама в себя глядит душа,
      Звездою чёрною дрожа
      В колодце истины прозрачном!
      В седьмом сонете содержится отсыл к поэме Бодлера Лесбос через выражение "солдат Левката":
      И с тех пор я стою на вершине Левката.
      Как дозорный солдат…
      Левкат – вершина, с которой прыгали в море, чтобы разбиться, страдающие от несчастной любви. С целью предотвращения новых самоубийств, на скале с дежурил солдат. Продолжение этой темы смотри в сонетной поэме "Блейк".
 

 
      Мария Кодама после этого сонета вышла замуж за Борхеса и родила ему сына. Вот благоразумная женщина!
 

 
      Я оставил испанское название сонета, потому что в нём важны оба основных значения данного слова: гений, талант, дарование и машина, орудие.
      Имеет конь всего два колеса мой! – если вы решили срифмовать слово "самой" в сонете, то от составной рифмы "колеса мой" вы никуда не денетесь. Парнасская рифма – это вид фатума. Представьте себе, что незадолго до воссоздания сонета (хотя я ещё не знал, что вскоре переведу его и он даже не был в моей словесной памяти, но разве что в непроизвольной памяти зрительной- перелистывая сборник, мой мозг мог бы его невольно "сфотографировать") я, человек не самый богатый, заработав деньги, вдруг покупаю себе велосипед, причём зимой, когда ездить на двух колёсах ещё рано. Абсурдная со всех точек зрения покупка! Но если бы я её не сделал, я не смог бы срифмовать самой-колеса мой. Получается, что мой поступок детерминирован этой рифмой, которую я в то время ещё не нашёл. Но ведь она имплицитно содержится в языке. Очевидно, Язык в данном случае проявил через акт выбора модуса действия – поступок, Свою волю. Язык есть Существо, обладающее информационным "телом" и… свободной волей! Это Существо обитает одновременно в прошлом, настоящем и будущем, структурно и системно не меняясь, поэтому Ему ведомы все тайны прошлого и все события будущего. Неудивительно, что Язык организует настоящее исходя из Своего всеведения. Логос знал, что мне понадобится данная рифма при расшифровке тайнописи Борхеса и, вопреки неблагоприятствующим моей покупке обстоятельствам я всё же её делаю, повинуясь внутреннему голосу, а не руководствуясь здравым смыслом. Таков внутренний мир поэта, если за ним подглядеть. Поэтому когда поэт совершает непредсказуемые или дикие с точки зрения стороннего наблюдателя поступки, не спешите его судить. Возможно, он исполняет волю Логоса, а не свою собственную. Хотя с точки зрения субъекта выбора воля Логоса воспринимается как личная свобода выбирающего, самостоятельно отвергшего альтернативный вариант поведения. Я купил велосипед потому, что без него искать коноплю по крымским сёлам мне уже трудно. Это был основной мотив, обусловивший мой свободный выбор. Моя воля и воля Логоса совпали. Можно сказать иначе: Логос замаскировал Свою волю, скрыв её за моей личной свободой выбора. Он всегда старается действовать так, чтобы не быть узнанным.
 

 
      Древняя еврейская мудрость гласит: скажи мне, что ты читаешь, и я скажу тебе, кто ты. Её дополнил Бодлер: "Господь избавляет Своих любимцев от ненужного чтения". Вместо меня все книги Запада прочёл Борхес. Всё, что попало в круг моего чтения, было предварительно отобрано им и Тарковским. Я, например, познакомился с творчеством Марселя Пруста, но не по переводам Любимова, а по оригиналу. Трудности, связанные с пониманием французской литературной прозы сделались преградой соблазну, в который ввергает проза Пруста юношество с несформировавшимся вкусом. Так же я получил представление о "Лолите" Набокова – я прочёл её по-французски, а не по-русски, о прозе де Сада и Мопассана. В результате я извлёк тройную пользу: обогатился знанием французского, удовлетворил любопытство, не впал в соблазн, как некоторые. Я здесь раскрываю секреты караимского воспитания.
 

 
      Начиная с этой поэмы, зашифрованной по-испански в виде состоящего из сонетных зачинов центона, я перехожу к расшифровке последнего сборника Хорхе Луиса Борхеса "La cifra".
 

 
      Петух, который разбирался в просе, пшеницу велел сыпать – перифраз слов Христа: Симон! Симон! Се? сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу (Луки: 22,31).
      "Альбатрос" – знаменитое стихотворение Бодлера, мною переведённое. Урим и туммим – два элемента оракула, с помощью которого древние евреи вопрошали Бога (Исх: 28,30; Чсл: 27,21). В дни Ездры и Неемии первосвященники уже не имели этого атрибута: "И Тиршафа сказал им, чтобы они не ели великой святыни, доколе не восстанет священник с уримом и туммимом" (1 Ез: 2,63). По моей гипотезе, это был тот же астрагал (две игральные кости в форме кубика с точками от одной до шести на каждой из сторон), который, по преданию, метал и Гераклит.
 

 
      Стесняться, мне ль бодрствованья, сны когда всем снятся?- Перифраз слов Спаистеля: "Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш придет" (Матфея, 24,42). В Апокалипсисе объясняется, зачем надобно бодрствовать: "Се, гряду как тать: блажен бодрствующий и хранящий одежду свою, чтобы не ходить ему нагим и чтобы не увидели срамоты его" (Откровение?16,15). О том, как я исполнил и не исполнил этот завет, есть мой лирический отчёт:
      Вот дом и вот моё окно,
      Такое близкое, родное.
      Это моё окно такое,
      Родное, близкое, одно.
      Вот я по лестнице иду,
      Уже и ключ в замок вставляю,
      Сейчас домой к себе, я знаю,
      Шагну вперёд – и попаду.
      Не я, но время мчится вспять,
      И возвращенье невозможно…
      И всё так близко, так тревожно.
      Я лёг в постель одетым спать.
 

 
      Строк и стихов, как золото добытых – стих отсылает к Апокалипсису: "Советую тебе купить у Меня золото, огнём очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей" (Откровение: 3,18). Это из послания Лаодикийской (читай – англиканской) церкви. Ваше презренье к русскому языку и пренебрежение русской культурой осуждено. Вы, считающие себя светочами, не сумели разглядеть Бога Слово, сотворившего Себе обитель в старейшем из языков человеческих – русском. Вы отвергли Богом избранный язык, не сумели оценить самое большое сокровище во вселенной. Ну что ж, попробуйте теперь "купить" наше золото, огнём очищенное. А есть ли среди вас переводчики поэзии? А достанет ли в вашем английском рифм? Сравните и увидите, насколько вы несовершенны рядом с великим и могучим русским языком. Поэтому лучшее, что вы можете сделать, это отказаться от обречённого на погибель английского в пользу испанского и французского. Сотворите для меня это чудо смирения – забудьте ваш содомский язык насовсем!
 

 
      Как бога превозмочь? – в украинском языке слово "бог" может означать "чёрт". Эта энантиосемия восходит к сну Иакова, во время которого он боролся с Ангелом, давшим ему имя "Израиль": "И сказал, отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль; ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь" (Бытие,32,28). Собственно, этому богоборчеству и посвящена поэма Борхеса о бессоннице.
 

 
      Мужскую назови деть в честь Хорхе – вот как нужно ясновидеть! – если вы действительно хотите срифмовать слово "видеть" в сонете, то составная рифма "назови деть" неизбежна. Борхес умер, когда мой сын ещё не родился – в 1986 году. Но он не только предсказал (через рифму!), что у меня родится сын, но и что я назову его Юрием (по-испански "Jorge").
      Ген куда в крови деть?- Я сильно подозреваю, что мой род по матери (её девичья фамилия – Обухова – является, между прочим, анаграммой имени "Бог") тоже продукт своеобразной евгеники. Нет ничего удивительного в том, что и от Степана Разина и от Емельяна Пугачева в русском народе осталось потомство. Нет, поэтому, ничего невозможного в допущении, что женщина, рождающая Вадима, имеет своими предками обоих знаменитых бунтовщиков. Ведь матушка Сатаны должна иметь и соответствующее родословие! Если это возможно и если в этом была роковая необходимость, значит так оно и есть. Я бы на месте Автора так всё и устроил. Но Бог любит троицу. Течёт в моих венах ещё и кровь протопопа Аввакума, тоже оставившего по себе немалое потомство (смотри седьмой сонет поэмы Борхеса "Вчера"). Насколько мне известно, мои предки по матери происходили из раскольников.
 

 
      Но вол погонщика остроконечной палки не слушается больше – у Арсения Тарковского есть реминисценция этого стиха Борхеса:
      Меркнет зрение – сила моя,
      Два незримых алмазных копья;
      Глохнет слух, полный давнего грома
      И дыхания отчего дома;
      Жёстких мышц ослабели узлы,
      Как на пашне седые волы;
      И не светятся больше ночами
      Два крыла у меня за плечами.
      Биб-ли-о-те-ки! – Знаменитый рассказ Борхеса "Вавилонская библиотека" содержит в себе сонет:
      Вавилонская библиотека
      Ночью светится, словно аптека,
      Ведь читателям книги нужны,
      А без них проживи в темноте-ка!
      И читать мы, как плавать, должны
      По морям – прочие не важны
      Все дела здесь и до дней истека
      С книгами мы должны быть дружны.
      Иоанна прозвали "Предтека",
      Потому что он гений хайтека -
      Шестигранники сопряжены
      В бесконечные звенья… Всё. Тека.
      Всюду книгами окружены
      Дщери Матки – премудрой Жены…
      Ну что, узнали в Георгии Лукиче Градове Иоанна Предтечу? Вот от него-то я в качестве сатира Иисуса и принял крещение в оны дни при Иордане.
 

 
      И к имени, которым одарён…- Борхес перифразирует латинскую поговорку nomen omen (имя судьбоносно).
 

 
      Бонаж – (франц.) прекрасный возраст. Менаж – (франц.) хозяйство.
      Монорифмическая строфа, выходящая за канон о 14-ти стихов, именуема мною гиперсонетом. Когда я говорю, что алгорифма – это алгоритм, то следует сразу оговориться, что определяющий его набор правил не является ни конечным (игру можно расширять за счёт введения новых правил), ни всегда жестко, "механически" детерминированным. Благодаря равноценности в процессе выбора он может свободным в одних случаях, а благодаря неравноценности – жестко предопределённым и несвободным в других, причём общего правила здесь нет, но в каждом конкретном случае всё происходит по-своему. Речь идёт об алгоритме игры, а не алгоритме решения механических задач, хотя иное версификационное решение бывает на него очень похоже. Будучи скованным рифмой и размером, я тем не менее всегда свободен так повернуть сюжет, как захочу в качестве соавтора. Аппарат сонета иногда смахивает на гиперболоид инженера Гарина – тот, кто попал под его смертоносный луч, сгорает как магний, а кто под несмертоносный – прославляется как герой. Конечно, история любви, о которой речь идёт в сонете – это выдумка не Борхеса, а Вадима Алексеева. Она продолжает тему "волк и овчарка", начатую в сборнике "Сонеты к Ренате", так что Борхес никак не мог предполагать такое продолжение своих зачинов. Я, следовательно, не расшифровал замысел Борхеса, а заменил его своими фантазиями. Согласен и не согласен, потому что Борхес и я – одна и та же личность. Имею ли я авторское право выбрать, какое из чтений в данном случае предпочтительно? Можно рассуждать и так: Борхес, чьё тело теперь стало информационным, пребывая в Логосе, зная прошлое и будущее, так организовывает события моей биографии, чтобы обеспечить возможность предлагаемого здесь чтения. Такое рассуждение было бы очень в духе Х.Л.Б. и его не следовало бы сразу отбрасывать, но лучше сделай из данного артефакта, читатель, тему для медитации. Если, всё-таки, и эти доводы окажутся неубедительными, то я рассею сомнения скептика в первичности данного сонета по отношению к вставной новелле "волк и овчарка" дедукцией, если и не такой строгой, как при доказательстве теоремы, то достаточной и настолько строгой, насколько это необходимо, чтобы убедить, к примеру, судью и прокурора в виновности подсудимого или, наоброт (что ещё труднее) – в его невиновности. Допустим, данный гиперсонет первичен. Для того, чтобы я его прочёл, Борхес организовывает в моём раннем детстве сцену со снятием с неба луны так, чтобы мне она запомнилась на всю жизнь. Затем мне показывают Ренату Литвинову в сцене, которую я описал в предисловии к сборнику "Сонеты к Ренате". Ренаточка при этом воплотила своей игрой ещё и строку Бодлера: "А актрисы твои, что поют как сирены!", так что смысл в организации мною этого просмотра был двойной. При этом те, кто его устроил, прекрасно знали мои предпочтения, то есть, какие женщины мне нравятся, и Ренату выбрали ещё и по этому критерию. Всё сделано было для того, чтобы я заглянул в её имя и весело рассмеялся, потому что в имени "Рената Литвинова": АВИЛМНОРТУХЫ – содержится анаграмма: "Ахмет! На луну на минарет!". Но если я хоть один раз заглянул в это имя, то вероятность того, что я загляну в него ещё раз, сразу становится высокой. Это следовало ожидать. Так оно и произошло. И что же я обнаруживаю? Зачин сонета:
      Милая Рената! Ой ли невиновна
      Ты в (…) травле автора романа…
      Я задаю читателю вопрос: какое слово здесь наиболее вероятно вместо многоточия, взятого в скобки? Уверяю вас, что большинство экспертов (хорошо, поставьте эксперимент!) скажет: "собачьей". Вот вам и сюжет для вставной новеллы "волк и овчарка". Если к сказанному добавить, что напротив моего дома в детском садике ночами выл сторожевой полуволк-полупёс, так что я даже беседовал с хозяином волчка-опсеха, то факт можно считать доказанным: данный гиперсонет первичен по отношению к событиям моей биографии.
 

 
      Оксюморон: воя по-волчьи, я блею как ягнёнок. И этот редкий троп позволяет к тому же зарифмовать небо, что всякий раз событие для русской поэзии. В форме небе оно рифмуется алгорифмически только с формой мне "бе!", а поробуйте, придумайте контекст, в котором данное созвучие рифмовалось бы естественно. Теперь зададимся вопросом: что первично, этот сонет или мой рассказ о том, как я в детстве пытался взять с неба луну (смотри автобиографическую повесть "Денница")? Не исключено, что первичен данный сонет, а события биографии – его следствия. Если бы я был автором романа, я легко мог бы осуществить подобное причинно-следственное qoiproquo. Но если даже человек на это способен, творя свою вселенную в романе, то тем более способен Бог, сотворивший человека по Своему образу и подобию. Так что никакой наглости в подобном утверждении нет. Рифма небе-мне "бе!" первопричина событий прошлого, ибо она, так и порождаемый ею контекст словесного ряда, находится вне времени или, что одно и то же, сразу во всех временах. Мы по привычке считаем, что события настоящего целиком и полностью предопределены событиями прошлого, а вот автор романа, который сначала придумывает его концовку, а потом всё остальное, так не считает. В онтогенезе романа концовка иногда является причиной поступков героя в начале повествования. С тем, что ещё не произошедшие события будущего с равным успехом могут влиять на осуществляемое настоящее, наш опыт просто пока не сталкивался (или почти не сталкивался – смотри интересные рассуждения на эту тему Павла Флоренского, во-первых и Генриха фон Вригта, во-вторых). А я с убеждённостью свидетельствую, что новеллу о волке и овчарке из "Сонетов к Ренате" с таким же успехом породила данная рифма, с каким она породила контекст строфы, в которой представлена. Просто в первом случае я ещё не отдавал себе в этом отчёта, а теперь отдаю.
      Мне деревья дали немного тли – читатель поймёт, о чём речь, прочтя мой сонет из цикла "Стенька Разин":
      Шум мятежа и тушь ста барабанов…
      Красна чем площадь Красная? – А кровь!
      Царь всех царей иже тюрбан тюрбанов
      Чуть омрачает лик и хмурит сбровь.
      Вот, подведён Изопий Икебанов,
      Приговорённый за едосыровь
      К де-ка-пу-та-ци-и! Ведь ел шашлык кабанов,
      Зачем ему ещё сия икровь?
      Что просит? – Вместо казни ста щелбанов.
      – Однако же, какая лицегровь!
      Ни одному из сих местолобанов
      Не укротил Господь его коровь,
      Неужто, аки чурка из чурбанов,
      Огню перечить станет, брёвна, дровь?
      Велосипедика прозрачного зато – образ "прозрачный велосипедик" (стеклянная трубка для анальной мастурбации, замаскированная под клистерную) мы находим в поэме А.А.Вознесенского "Лонжюмо".
 

 
      Британия окажется на дне. – Реминисценция пророчества Томаса де Квинси, пересказанного Бодлером в "Искусственных Раях" (смотри главу "Саванналамар"). В наши дни это предсказание обрело не такую уж далёкую перспективу. Если человечество немедленно не договорится о правилах поведения на планете, то парниковый эффект приведёт к таянию льдов на полюсах, а это чревато затоплением островных государств, изменением курса морских течений, таянию ледников и иссушением берущих в них начало рек.
      Ладони с белым камушком разжались – Реминисценция сонета Верлена "Надежда вновь блестит соломинкой в сарае…". Но "Белый Римский Камень" – это ещё и возможный перевод названия моего поэтического сборника "Album Romanum".
 
      Сказ о сучке в глазу и о бревне. Величиной бревна все поражались! – Имеются в виду слова Христа: "Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?" (Матфея: 7,3).
 

 
      Итак, миф об Атлантиде, погрузившейся на дно океана, из прошлого переносится в будущее, а вместе с ним и миф о всемирном потопе… По иронии судьбы океан, который Англия и США считают своим, именуется Атлантическим! Ну чем вам не современные атланты?
      А Юля примеряет униформу – смотри пятый сонет поэмы Борхеса "Истинные".
      И Фосфорос огонь изобретает – "Фософрос" – греческое название Денницы. воссмердевшая Фетида – от foetida (лат.) зловонная, отталквающая. Это – украшающий эпитет Англии, анаграммой названия которой является оборот "гнилая Англия".
      Я трупов, воссмердевшая Фетида, не воскрешаю. – То есть: я не творю сказочных чудес и не в моих силах повелеть атмосфере Земли не перегреваться. Но вместо того, чтобы предпринять какие-то шаги по изменению климата в нужном направлении, Британия, видя в компьютерных прогнозах своё не такое уж далёкое будущее, с хищнической заинтересованностью поглядывает на территорию России. Маргарет Тетчер даже заявила: "Всё, что по ту сторону Урала, принадлежит не только России". Прежде чем присматривать себе новое место для жизни, изучите сперва русский язык, леди и джентльмены. Времени у вас на это осталось аккурат в обрез.
 

 
      Стих Лилиенкорна хотя б один запомнивший… Детлев фон Лилиенкорн, неизвестный пока мне поэт. Я попытался было разыскать хотя бы одно его стихотворение на немецком или в переводе на русский через Интернет, но тщетно. В Википедии, между тем, я обнаружил о нём статью и даже посмотрел на фотографию поэта, но тоже не нашёл ни одной его строки. Что же делать? Где взять стих Лилиенкорна, дабы исполнилось предречённое великим Борхесом? Из статьи о поэте в Википедии я узнал, что жизненный путь он начал с армии, вступив в неё до исполнения совершеннолетия! И тогда меня осенило:
      Лилиенкорн Детлев фон
      Первый шаг как солдафон
      Сделал, кончил же поэтом
      Краткой жизни марафон…
      Получилась эпитафия в виде рубаи, содержащаяся в имени имярека! Так было исполнено пророчество. не он так полагает – компьютер – Вспоминаются слова "Компьютер! Гив ми май эпитаф!" из песни группы "Кинг Кримсон", популярной в дни моей юности.
 

 
      Зачем вам красота, пигмалионы? – имеется в виду поэма римского поэта Публия Овидия Назона "Пигмалион" о любви к скульптуре, которую боги оживили по молитве полюбвшего мрамор. На этот сюжет написана и одноименная пьеса Бернарда Шоу.
 

 
      А снится мне убийство Артемиды… – имя греческой богини охоты Артемиды у римлян было "Диана". Итак, смерть принцессы Дианы, убитой по приказу её экс супруга Принца Уэльского Чарльза, перестала быть тайной. Артефакт предопределён данным сонетом Борхеса и принц-убийца просто попал в его ловушку. да зловещи столбы тоннеля номерами больно – автомобиль, в котором опальная принцесса убегала о славы, врезался в тринадцатый столб.
 

 
      Производство героина в Афганистане после того, как туда вошли американцы, увеличилось в разы. Героин перевозится на базы военно-транспортными самолётами и сдаётся оптом американской полиции, которая, получив свой куш, передаёт товар мафии для оптовой продажи. Время от времени мафия выдаёт полиции проштрафившихся. И непокорные наказаны, и полиция довольна – "поймала" наркодиллера. Если бы это было не так, наркотики давно бы легализовали. Разуйте же очи ваши: вся наркомафия ходит в мундирах армии США и Интерпола!
 

9

 
      С собой сравнил Коган "ге" кукву, на кран похожую – речь идёт о стихах из стихотворения Арсения Тарковского:
      Пока железный кран как буква "Г"
      Не повернулся на одной ноге.
      ("Ломали старый деревянный дом…"). Коган – (евр.) глава государства в Хазарском коганате, с которым граничил дохристианский Киев.
 

 
      Тот – древнеегипетский бог счёта и письма.
      Кто перенял злодейский этикет от жидовской кодлы – об это кодле в Апокалипсисе сказано: "Вот, я сделаю, что из сатанинского сборища, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут, – вот, Я сделаю то, что они придут и поклонятся перед ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя" (Откр: 3,10).
 

 
      Я убеждён, что если на всепланетарном уровне принять закон, запрещающий изготовлять предметы, которые ребёнок может использовать как инструмент для анальной мастурбации, с гомосексуализмом будет покончено. Разумеется, этот закон будет действовать при условии глобального запрета гомосексуализма. Порок может быть изжит как некоторые болезни: чума, тиф, оспа… Но если верна гипотеза Сепира-Уорфа, что язык детерминирует мышление, то для искоренения гомосексуализма, который следует признать оскорбляющим Бога деянием, не обойтись без отказа от английского языка, главного виновника распространения заразы среди морально здоровых народов. В этот языке отсутствует категория рода. Фатальная ошибка! В результате англоговорящая честь человечества не умеет отличить мужского от женского, как древние ниневитяне – правой руки от левой. У англоговорящих в поло-ролевом поведении образуется знаковая спутанность. Их трагедия в том, что они не видят себя со стороны и даже не пытаются посмотреть на себя глазами других народов. Они не чувствуют своей испорченности как человек не чувствует собственного запаха. Для них терпимость к извращению естественна, так сказать, на лингвистическом уровне. Дабы не чувствовать себя дискомфортно в семье гетеросексуальных народов, англо-американская нация задумала глобальный экспорт сексуальной революции. Но усвоенное англофонами поведение вызывает здоровую идеосинкразию у морально здоровых этносов. Причём эта неприязнь обусловлена их религией, обычаями, языком, наконец. Она этически оправдана. Пора собрать международный научный форум по этнолингвопсихологии, на который, надеюсь, пригласят и меня, чтобы объяснить англоговорящей части человечества необходимость немедленного отказа от обречённого на лингвистическую смерть языка, больного от рождения. Отсутствие родов в языке подобно генетической установке на смерть, не позволяющей человеческому организму самоомолаживаться, чтобы жить вечно. Английский язык таким и задуман. И потом, лучше вам, англичане и американцы, претерпеть наказание от Бога здесь, в этой жизни и коллективно, чем отвечать перед Сатаной после смерти первой за свой порок каждому по отдельности.
      Борхесу принесла лаковую палочку (в русском фольклоре она называется "золотой шесток", отсюда происходит пренебрежительное слово "шестёрка") его будущая жена Мария Кодама, а мне её предложил в подарок друг юности. Я вежливо отказался. Вскоре друга юности жестоко убили в Киеве. Я был на его похоронах. Видите ли, если у вас есть одна позорная и страшная тайна – вы анальный мастурбант – то у вас будут и другие сопутствующие позорные страшные тайны. Вы, скорее всего, ещё и шестёрка. Страх и позор тайны, риск разоблачения будут одновременно влечь и отталкивать вас в течение всей вашей жизни, как скелет в шкафу. У полового извращенца нет моральных тормозов, зато есть больная совесть, страдание которой всё усиливается, так что под конец жизни становится мучительнее любой физической боли. Вы понимаете, что даже если Бог есть, Он вас всё равно не простит после смерти. Это понимание может быть как индивидуальным, так и этноколлективным. И тогда в больном мозгу извращенца или нации извращенцев зарождается злорадная решительность: пусть погибнем мы, но да погибнет со нами всё остальное человечество! Это тоже этноколлективное переживание. Именно так сейчас ведут себя англичане и американцы, провоцируя новый территориальный передел в Европе. Они надеются победить в третьей мировой воне.
 

 
      Что делают 50 тысяч американских военных в сербском автономном крае Косово? Готовятся к вторжению на Украину в случае начала здесь войны, которую готов развязать своей решимостью вступить в НАТО реабилитировавший ветеранов дивизии СС "Нахтигаль" президент страны Виктор Андреевич Ющенко, в имени которого я обнаружил сонет АВЕИКМНОРТУХЫЧЩЮ
      Начнёт войну на Украине он.
      Американский Ющенко шпион.
      Откроет двери НАТО, чтоб к Варшаве,
      Где Штаты уже строят бастион,
      Отпасть, предатель. Верьте Окуджаве -
      Вы слышите? Опять в моей державе
      Грохочут сапоги… В год миллион
      Зелёных баксов платят верной шаве.
      Войны на Украине хочет кто?
      Не стихотворец в кожаном пальто.
      Но как учёный в имена вникает
      Читающий – а ум ему на что?
      Генштаб войну едва не допускает…
      Страна единой будет вновь зато!
      Последняя строфа сонета Борхеса перифразирует образы из книги Екклисиаста: "Доколе не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезем" (Екклисиаст: 12,6).
 

 
      Восток умеет о самых несказанных вещах говорить целомудренно, а запад любит копаться в грязном белье и его верховный жрец – Зигумнд Фрейд. Интересен богословский спор: рождается ли вновь душа мужчины в мужском теле или возможно её новое рождение в теле женщины? Андрогинность – преобладание женского начала в характере мужчины и наоборот – это не ошибка Бога, а высшая кармическая справедливость. Мужчина может узнать о преобладающем в его конституции женском начале через сны, и это не грех. Если же такой мужчина захочет разбудить в себе женскую природу наяву, то каким бы талантливым от рождения он ни был, на страшном суде Сатаной ему будет сделана предъява: "Ты зарыл свой талант в землю!",- потому что большую часть мыслей в течение земной жизни гомосексуалист посвятил не тому, как преумножить богатство, данное от Бога в виде той или иной способности, а тому, как усладить свою душу запретными наслаждениями. Испытание вновь и вновь этого запретного наслаждения становится целью его жизни, подчиняет своему достижению все поступки извращенца. Но кроме этого существуют другие запретные наслаждения – садистское, например. Не все гомосесксуалисты становятся садистами, но практически все садисты прошли через гомосексуализм. Гомосексуализм – это – степень посвящения в другие запреты скотской квазирелигии, верховным жрецом которой является дедушка Зи. Каннибализм, к примеру. Или некрофилия.
 

 
      Отсутствие представления о мужском и женском, детерминированное через язык, имеет своим следствием такой вид аномии, как отсутствие эстетического вкуса у целой нации. Представления о красоте у англоговорящих народов крайне примитивны и все сводятся к гедонистическому началу, то есть, приятности для глаза, уха, вкуса, обоняния и осязания. За пределами этой приятности для них начинается terra incognita. Отсутствие чувства меры в эстетике приводит к смешиванию приятного с вредным, красивого с аморальным. Красота, как это ни горько сознавать, легче входит в сплав со злом, чем с добром. Добро чурается внешней красоты и даже стесняется её, тогда как зло тут же пускает красоту в оборот как самый ходкий товар, следствием чего становится пошлость. Пошлость, ориентированная на кассовый успех, делается отличительной чертой англо-американской нации. Неумение отличить красоту от красивости – это национальная трагедия… А виной тому фатальная ошибка в языке – неумение думающего по-английски разделить вещный мир на мужское и женское.
      Звездою в кладязь бездны заглянувшим Денница светит чёрной. – перифраз строфы Бодлера:
      О чёрное в смешенье с мрачным!
      Сама в себя глядит душа,
      Звездою чёрною дрожа
      В колоднце истины прозрачном.
      ("Непоправимое". Перевод В.Левика)
 

 
      Тот, свой кто оставляет на полу мир – а вы думаете, откуда произошла русская поговорка "одним миром мазаны"?
      Самым скандальным скандалом современности является тот факт, что в длинный список знаменитостей, зарывших свой талант в землю, никак нельзя включить Вадима Алексеева. После того как я не предал родину, не оставил в беде мать, разорвал сотрудничество с тайной полицией и сделал много других поступков, характеризующих меня как порядочного и вызывающего к себе симпатию человека, от меня ждали и требовали только одного – вступления в голубой интернационал. Я был самой большой надеждой геев и лесбиянок, а вот теперь их программа по легализации половых извращения во всём мире рухнула. Экспорт секс-революции захлебнулся. Начался откат. Доказательство бытия библейского Бога через доказательство бытия Сатаны имеет следствием понимание: мужеложники и лесбиянки Царства Божиего не наследуют. Их удел – наркотик, покупаемый легально и самоубийство, рекомендованное им Духом истины.
 

 
      В стаде павианов самец-пахан ставит посягающих на его гарем других самцов в позу сексуального подчинения – раком. В семье народов английский язык подобен этому самцу-пахану. Но в отличие от павиана он одной позой подчинения ограничиться не хочет. Ему подавай однополый акт.
 

 
      Тридцать сребреников в Иудее времён Иисуса Христа стоил взрослый молодой раб. Надо полагать, что те, кто препроводил Иоанна Крестителя в темницу, тоже получили свою награду и есть все основания считать, что она была той же, что и за Иисуса.
 

 
      Ликторы – члены свиты высших римских сановников, телохранители, расчищавшие путь среди толпы.
 

 
      Продолжение этой темы смотри в поэме Борхеса "Блейк".
      Шерстолохматым козлом именует меня Арсений Тарковский (я это прозвище заслужил за грех юности моей, в котором публично покаялся):
      Шерстолохматый козёл! И что хорошего, нимфы,
      Вы усмотрели в таком шерстолохматом козле?
      Козий шерстолохматый супруг с нечёсанной шерстью -
      Мерзок, когда погляжу, шерстолохматый козёл!
      Старым Козлом называет Сатану Бодлер в рассказе "Великодушный игрок". Вот этот рассказ.
      Вчера, пересекая шумный бульвар, я почувствовал, что меня как бы задело некое таинственное Существо, с которым я всегда мечтал познакомиться и которое я немедленно узнал, хотя раньше никогда не видел. По отношению к моей персоне он, похоже, испытывал аналогичное желание, ибо, проходя мимо, он подмигнул и я поспешил повиноваться. Последовав за ним, я оказался в таких роскошных подземных апартаментах, коих отдалённое подобие не сыщешь и в Париже. Мне показалось странным, что я много раз проходил мимо этого престижного логова, так ни разу в него не заглянув. Изысканная атмосфера опьяняла, заставляя немедленно забыть все опостылевшие невзгоды повседневной жизни; я вдыхал мрачное блаженство, подобное тому, которое испытывают лотофаги, приплывшие на остров блаженных, освещённый вечным полднем, слышащие под усыпляющие звуки мелодичных каскадов, как в них зарождается желание никогда не возвращаться в родные пенаты, к жёнам, к детям и больше уже не предавать себя высоким океанским волнам.
      Там я увидел таинственные лица мужчин и женщин, отмеченных судьбоносной красотой, которые я кажется уже видел в отдалённых эпохах и странах, но не помню каких и к которым я испытывал скорее братскую симпатию, нежели настороженность, с какой мы всегда принимаем незнакомцев. Если бы я только мог хотя бы попытаться как-нибудь передать необыкновенное выражение их глаз, то признался бы, что никогда ещё не видел столь энергического блеска от ненависти к скуке и бессмертного желания чувствовать себя живущими.
      Хозяин и я, сидя друг подле друга, были уже старыми и совершенными друзьями. Мы вкушали, мы дегустировали тонкие вина, и после нескольких часов общения мне показалось странным, что я нимало не пьянее его. Между тем игра, это сверхчеловеческое удовольствие, прерывала несколько раз наши частые возлияния, и я должен признаться, что поставил на кон и с героической беспечностью проиграл ему свою душу. Душа, это ведь такая неосязаемая вещь, часто настолько бесполезная, а иногда и обременительная, что по отношению к этой потере я испытал не больше эмоций, как если бы во время прогулки потерял свою визитную карточку.
      Мы долго курили сигары, чей несравненный вкус и аромат порождали ностальгию по неведомым странам и удовольствиям, и, опьянённый всеми этими изысками, я осмелился в порыве фамильярности, которая не показалась мне неуместной, воскликнуть, опрокидывая полный до краёв бокал: "За ваше бессмертное здоровье, старый Козёл!"
      Мы поговорили также о вселенной, о её сотворении и будущем разрушении; о великой идее века, то бишь: о прогрессе и способности к совершенствованию, о всех формах человеческого тщеславия. На этот счёт Его Высочество не иссякал на лёгкие и неопровержимые шутки, выражаясь с такою приятностью интонации и невозмутимостью в комизме, что я не нашёл бы, с кем из прославленных собеседников человечества его и сравнить. Князь объяснил мне абсурдность различных философских доктрин, которые по сей день пленяют ум человечества и даже снизошёл до изложения нескольких фундаментальных принципов, которые следует отличать от выгод обладания какой бы то ни было собственностью. Его Высочество никак не посетовал на ту плохую репутацию, которой он пользуется во всех частях света и уверил меня, что он-то больше всех заинтересован в разрушении суеверия, признавшись, что всего лишь раз испытал страх за свою власть, когда один проповедник, более утончённый чем его коллеги, воскликнул с кафедры: "Братья! Никогда не забывайте, слыша о прогрессе в познаниях, что самая коварная из ков лукавого – убедить вас, что такового нет и быть не может!"
      Воспоминание об этом знаменитом ораторе естественно повернуло беседу на тему академий, и странный собеседник уведомил меня, что много раз не гнушался вдохновлять перо, уста и совесть педагогов, и что он почти всегда лично присутствует, хотя бы невидимо, на всех академических собраниях.
      Воодушевлённый столькими щедротами, я полюбопытствовал, есть ли новости о Боге и часто ли они видятся. Он ответил мне с тонко выраженной озабоченностью и не без грусти: "Мы приветствуем друг друга при встрече, но как два старых джентльмена, которым врождённая воспитанность не позволяет совершенно забыть старые разногласия".
      Сомнительно, чтобы Его Высочество давал столь долгую аудиенцию ещё кому либо из смертных, и я боялся злоупотребить оказанной мне честью. Наконец, так как за окнами начинало светать, этот знаменитый персонаж, воспетый столькими поэтами и обслуживаемый столькими философами, которые трудятся во его славу, сами того не ведая, сказал: "Я хотел бы, чтобы вы оставили от нашего знакомства доброе воспоминание и уверить вас, что Я, о котором наговорено столько неправды, бываю иногда славным чертякой, да простится мне этот вульгарный оборот. Дабы компенсировать вам непоправимую потерю вашей души, я дарю вам приз, который вы получили бы, если бы выиграли у меня – способность на протяжении всей жизни избавляться от Скуки и побеждать её, этот источник всех ваших недугов и прогрессов. Едва только желание чего-либо в вас оформится, как я немедленно его исполню; вы будете царить над вульгарными ближними, вы пресытитесь лестью и даже обожанием; деньги, золото, диаманты, феерические дворцы будут искать вас чтобы вручить себя вам; вы будете столько раз менять родину и страну пребывания, сколько вам заблагорассудится, вы будете опьяняться наслаждениями, без устали, в очарованных странах, где всегда тепло, а женщины пахнут как цветы – et caetera, et caetera…", добавил он, вставая и одаряя меня щедрой улыбкой.
      Если бы не страх унизиться перед столь блестящим собранием, я охотно упал бы на колени перед этим великодушным игроком чтобы отблагодарить его за неслыханную щедрость. Но мало-помалу, едва лишь мы расстались, неисцелимое сомнение затаилось в моей душе, я не смел больше верить в столь чудесное счастье, и, ложась спать, всё ещё обращая по дурацкой привычке молитву к Богу, я бормотал, засыпая: "Господи мой Боже! Сделай так, чтобы Диавол сдержал своё слово!"
      А за "Старого Козла" я с любовью обозвал Хорхе "Паниковским".
 

 
      Борхес публикует на испанском подстрочный перевод этого сонета. Вот обратный перевод этого подстрочника на русский:
      В пустынной местности Ирана высится очень высокая каменная башня без двери и окон. В её единственной комнате, куда ведёт похожая на спираль земляная лестница, стоит деревянный стол и скамейка. В круглой келье человек, похожий на меня пишет незнакомыми мне буквами большую поэму о человеке, который в другой круглой келье пишет поэму о человеке, который в другой круглой келье… Процесс бесконечен и никто не может прочесть то, что они пишут.
      Есть ли ещё у кого-то сомнения, что русский сонет – первичен, а испанский текст – всего лишь его подстрочный перевод? Может ли это быть случайностью? Теоретически да, но вероятность "случайного" сворачивания текста, написанного прозой, в сонет, причём без ущерба для его содержания столь же мала, сколь и гипотетический случай, при котором ураган, пронёсшийся над свалкой, соединил разрозненные детали так, что получился новый автомобиль.
 

 
      И снова прозаический текст послушно сворачивается в сонет и стансы. Опять случайность? Или стихотворные тексты всё-таки первичны, а прозаические вторичны? Знал ли Борхес об этом удивительном свойстве своих верлибров? Даже если нет, артефакт всё равно впечатляет как истинное чудо. Я уже предлагал рассмотреть гипотетический случай, при котором автор романа сначала пишет стихи на родном языке, а затем переводит их прозаически на иностранный. Главный герой романа публикует сначала неотличимые от верлибра подстрочники, выдавая их за оригинальные тексты, а его ученик после смерти учителя обнаруживает, что они имеют сонетную пропись в его родном языке. Не кажется ли теперь читателю, что ситуация, описанная как гипотетическая, осуществилась в реальной действительности? Ведь то, что возможно писателю, тем более было бы возможно Богу. Мои тексты первичны, а тексты Борхеса вторичны, причём знал об этом Х.Л.Б. или нет, всё равно получается чудо.
 

 
      Новую Тантру ткать – десятисложник разматывать. Кружится мотовило…- Тантра (санскр.) – прядка, ткань. Наряду с ведами, смирти и пуранами один из основных типов текстов, на котором основывается индуистская традиция. Относится к шиваитскому и буддистскому вариантам индуизма.
      В руку твою войдёт само то вило, Если ты – Шива, а не мужеложник – атрибутом Шивы в индуизме является трезубец – тришула, означающий его тройственную функцию сотворяющего, сохраняющего и разрушающего вселенную. Украинский трезубец, это по сути эмблема Шивы. Шива – бог-отшельник, аскет; в его природе подчёркивается суровый, грозный, устрашающий, карающий аспекты; характеру его присущи экспансивность и гневливость. Иногда Шиву представляют любителем кладбищ, ночным скитальцем, сумасшедшим, иногда – великим любовником. Среди атрибутов Шивы – лук, барабанчик в форме песочных часов, верёвка, череп. По всем признакам третье лицо Тримурти (индуистской Троицы) это наш Сатана. Вот кому обратил Иисус Христос повеление: "Иди за Мною, Сатана. Господу Богу твоему поклонишься и Ему одному послужишь". Вот кто должен прийти в мир как обетованный Спасителем Утешитель.
 

 
      Поэма на испанском тоже написана прозой, но пересложена мною рифмованным стихом, в котором зачин строфы – от Борхеса, а отклик – от меня. Я тем более имею право на такое представление Борхеса русскому читателю, что, собственно, и являюсь этим самым Третьим. Заметьте, это не я себя так называю, а Борхес.
      Не меньше Аристотеля таинственный – Аристотель знаменит не только как великий логик античности, но и как автор афоризма: "Платон мне друг, но истина дороже". Платон же, как известно, был гомосексуалистом и педофилом (читай его знаменитый "Пир"). Каков учитель, таков и ученик? Аристотель, похоже, не перенял порока Платона, ибо не зарыл своего таланта в землю. Сравнивая меня с Аристотелем, Борхес намекает на мою любовь к логической проблематике. В юности я охотно покупал и читал скучные для других монографии по логике, и хотя не считаю себя большим специалистом в этой науке, сохранил к ней любовь и по сей день.
      "Мы все его и рода" – это слова из речи апостола Павла в афинском ареопаге: "Ибо мы Им живем, и движемся, и существуем, как некоторые из ваших стихотворцев говорили: "мы Его и род" (Деяния, 17, 28).
      Кто так сказал про через сито тёртого?- В книге Лима де Фариа "Эволюция без отбора" я прочёл, что если морскую звезду протереть через сито, то через некоторое время её разрозненные фрагменты восстанавливают первоначальную форму.
      Катушку покупал он там битфордову. – В имени "Иисус Христос" есть анаграмма: "Сатир Иисуса – террорист". Есть государственный террор, а есть и партизанская война, которую оккупант тоже ведь называет терроризмом. Террор – это всего лишь инструмент войны и всё зависит от того, кто и с какой целью к нему прибегает. Благородный террор камикадзе, разрушивших 11 сентября 2001 года дом стекольщика и террор США в Иране, а теперь и в Сербии – это два противоположных случая, названных одним словом.
 

 
      Видите ли, чтобы преобразиться в Ангела света, Сатана должен был сначала предстать перед своими тайными наблюдателями падшим Ангелом. Судя по этому сонету Борхеса, я слишком успешно сыграл свою роль, и мне печально, что я вдохновил его на такие скорбные стихи.
 

 
      Европа – наследница культурной традиции греков и римлян. Культ наготы, доведённый в наши дни до последней крайности, берёт начало оттуда. С него всё началось, а кончилось гомосексуализмом обоих народов и истреблением их языков с лица земли. И это несмотря на их древность и полезность одного языка для всех. Но давайте задумаемся, если всемирный язык необходим, то не справедливее было бы избрать для выполнения этой функции наилучший из языков? Казалось бы, ответ прост: самый древний и богатый язык на планете – русский, должен выполнять ее. Но русский язык одновременно и самый трудный для изучения. А в понятие "наилучший" этот критерий входит как один из главных. Ничего проще испанского языка в мире нет. Ребёнок усваивает его мгновенно. Графика полностью совпадает с фонетикой. У него фиксированное ударение и прекрасные словообразовательные возможности. Он – носитель греко-римкой культурной традиции. Но тогда почему нам навязывается английский? Почему на эту тему не ведут дискуссии учёные? Но научное сообщество всё общается на языке Содома и гордится его знанием. Вот почему я, лингвист, сделавший несколько открытий в филологии, оттуда изгнан.
 

 
      Я продолжу мысль Борхеса: когда я пишу роман, я должен быть каждым из его героев, иначе читать будет неинтересно. Вот так и Бог знает все мысли и поступки не только праведников, но и грешников.
      Сократ был демократии вождями приговорён к цикуте… – Идеализация демократии как наилучшего способа правления – давнее заблуждение человечества. Вот формула демократии: мы правы, потому что нас большинство. Но так считать есть распространённая логическая ошибка (хотя она и относится к области этики), сравнимая с другой: после этого, значит по причине этого. После этого не всегда по причине этого, иногда право и абсолютное меньшинство. Демократия без монарха, имеющего право вето на любое решение парламента или конституционного суда (и на них должна быть управа!) обречена на вырождение в диктатуру, потому что караул устаёт. Этим функция монарха в политике ограничивается. Всё остальное время царь должен каждым своим словом и поступком являть образец благородного мужа, любимого народом. Афинская демократия приговорила Сократа к смерти с формулировкой "он развращает юношество". Философ должен был выпить чашу с ядом, под названием "цикута". Кстати, имя обвинителя Сократа сохранилось – им был трагический поэт Мелит. С этой же формулировкой в наши дни и меня упрятали в сумасшедший дом. Дали мне и чашу, в которой было три яда. Смесь называется "калакута". Так что, прав Соломон: нет ничего нового под солнцем.
 

 
      Библия нигде не запрещает самоубийство. Напротив, в ней есть примеры, когда суицид вменялся в воинскую доблесть. Лишь самоубийство Иуды Искариотского служило основным аргументом, осуждающим добровольный уход из жизни. Но даже если бы Иуда был виновен в низменном поступке (а это не так) – предательстве учителя, своим самоубийством он прославил Бога, а значит его за это по меньше мере не следует осуждать. О, если бы все преступники, раскаявшись, поступили так, как Иуда! Ему самоубийство вменено не в грех, а в дерзновение. Суицид запрещён – это базовая норма. Но у неё есть исключения, и самоубийство Иуды подпадает под список оправданных самоубийств. Зачем Иуда покончил собой? Вы понимаете, в Индии до новейших времён сохранился обычай, согласно которому вдова по смерти мужа должна броситься в погребальный костёр и заживо в нём сгореть. Иуда захотел умереть вместе с Христом повинуясь тому же порыву, по какому вдовы Индии бросались на смерть в огонь. Жизнь без Учителя представлялась ему лишённой всякого смысла. Презрение соотечественников и изгнание – вот удел предателя. Иуда знал, на что шёл и так же добровольно жертвовал жизнью, как ею пожертвовал (разве не самоубийственно?!) Иисус. Во второй части содержится объяснение поступка Иисуса Христа на тайной вечери, когда он омыл ноги ученикам, в том числе Иуде Искариотскому. Этим он исполнил пророчество Давида: "Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту" (Псалтирь: 40,10). Иуда поднял на Христа пяту при омовении ног по требованию Иисуса, как, впрочем, и все остальные апостолы. Больше он пяты на Учителя не поднимал ни в прямом, ни в переносном смысле.
 

 
      а Бога лютованье есть мельничного жернова повес на выю извращенцу. – вот Слова Христа, о которых редко вспоминают на проповедях: "А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили во глубине морской (Мф: 18,6).
 

 
      В юности я изрёк афоризм, который перифразирует слова Декарта: "Я мыслю, значит я существую". Я сказал: "Я мыслю, значит я не только существую". Так что поэма Борхеса посвящена мне.
 

 
      Борхес перифразирует моё юношеское стихотворение "Сдвиг".
      И всё изменится – почти
      Забытых дум прикосновеньем
      Всё то, что ты с благоговеньем
      Считал незыблемым – почти.
      Что неизбежно, то пройдёт.
      Печаль пройдёт, пройдёт невзгоды,
      И ты пройдёшь, как все, сквозь годы,
      А неизбежное не ждёт.
      Оно не будет ждать и впредь.
      Всё ощутимей плоти бремя.
      Проходит жизнь. Уходит время.
      Теперь смирись. Пора прозреть.
      Пора отдать себе отчёт:
      Как все, ты должен был родиться,
      Чтобы однажды убедиться -
      Время не пепел – утечёт.
      Что всем нам чистое нельзя,
      Незагрязнённое свободой,
      Уже отмерено природой,
      Когда закончится стезя.
      Ты превратишься в то, чем был.
      Так, ослеплён своим прозреньем,
      Ты вспомнишь дольнее с презреньем,
      Кто ненавидит, тот любил.
      Жизнь – это медленная смерть.
      Поток в жерле исчезновений
      Вновь возвратившихся мгновений
      Во временную круговерть.
      И это жизнь, и если бы
      Она была неповторима,
      Нас не касалась бы незримо
      Печать тоски, клеймо судьбы.
 

 
      В первом катрене говорится о неевклидовой геометрии, открытой Лобачевским.
      Над стиховедом маститым молодого льва расправа… – речь идёт о воззрениях на стихосложение профессора Михаила Леоновича Гаспарова (сейчас, наверное, уже академика).
 

 
      Ещё мне снился Автопед с горбом и саркофаг. – читай эпиграмму Арсения Тарковского и мой к ней комментарий в "Деннице". Я видел фото Михаила Сергеевича Горбачева во весь рост в профиль. У него действительно есть небольшой горбик. Присмотритесь!
 

 
      Богемская во сне Елизавета – Елизавета Богемская (1596-1662). Дочь Иакова Стюарта и Анны Датской. Шекспир написал "Бурю" к её свадьбе.
      И я к тебе, страна, не без привета пришёл как, праздник… Реминисценция знаменитого стихотворения Афанасия Фета (чья фамилия омофонична французскому слову fete – "праздник") "Я пришёл к тебе с приветом".
 

 
      Но от вселенных я освобождался… – каждый человек – это целая вселенная. Неслучайно в Коране Аллах именуется Господом миров. Поэтому при каждом извержении семени губятся тысячи и тысячи вселенных…
 

 
      Себя вслух признавать не всякий смеет имущим кару, но, стыдясь, немеет. – В этнониме "караим" есть страшная анаграмма: "караем караима раком". Караиму приходится выбирать между двумя интерпретациями этого предопределения. Так вот, раком я был покаран в юности, когда у меня на шее начало расти родимое пятно. Мне удалили его в онкологическом центре, вырезав электроножом. Вот почему князь иудейский никогда не бахвалится, что он караим. Я – исключение из этого правила.
 

 
      В сонете говорится об основном отличие Латинской Америки от Северной, испаноязычной от англоязычной: на Юге курят коноплю, а на Севере пьют виски. Вот почему латинос плодятся как китайцы, а гринго легализуют гомосексуальный брак. Когда моя дочь пришла ко мне, чтобы попрощаться перед эмиграцией в США, последними моими словами (они вырвались непроизвольно!) было пророчество: "Куда ты едешь? Там же будет гражданская война!" Так вот, это будет новая война между Югом и Севером, гетеросексуалами и гомосексуалами. Рим перед падением тоже был самой богатой империей – и что с ним стало?
 

 
      Есмь и не есмь род истинный Мой. Кто Его Мне изъяснит? – Нет на земле более таинственного народа чем караимы. Так сбывается пророчество: "От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит?" (Исаия 53,8).
      Воистину Борхес – это певец Луны и бог её! Как мог позволить он каким-то гринго долететь до неё и высадить на ней десант? Ловушка со знаменем, развивающимся в вакууме, придумана давно. Если вы хотите срифмовать в сквозном сонете слово "голос", то от рифмы "многозвёзднополос" вам никуда не деться. Так что и флаг США придуман этими проклятыми русскими, и бесславие этого флага – тоже ими. Теперь давайте проследим цепочку событий. Мой друг юности Геннадий Абаев, обнаружив в "Психоделической энциклопедии" Джона Стефорда адрес лаборатории в Лос-Анжелосе, изучающей психотропные вещества, решает обратиться к ним с письмом, которое от своего и моего имени отправляет по факсу в Лос Анжелос. На следующий день там происходит землетрясение с разрушениями. Абаев, впечатлённый этой синхронизацией, первый позвонил мне и взволнованным голосом поделился своими впечатлениями на сей счёт. Я не придал им особого значения, посчитав простой случайностью. Но когда после моего спора с кришнаитским монахом на улице о Господе Шиве (монах утверждал, что он – полубог, а я настаивал, что Шива – это Великий Бог, Махадева) на следующий день в Бачау случилось разрушительное землетрясение с многими человеческими жертвами, я тотчас вспомнил о звонке Абаева. Итак, кто-то пытается, вопреки принципу: "после этого, не обязательно по причине этого", с помощью искусственной синхронизации событий, посеять среди верующих представление о моей способности словами вызывать катастрофы. Согласитесь, это было вполне логичное рассуждение. Мне тотчас же стало понятно, что и Чернобыль – звено в цепи аналогичных событий. Ведь я же сам написал в стихах своим юношеском почерком:
      Я автор странного процесса,
      Им всё труднее управлять.
      Вокруг меня, куда ни глядь,
      Плоды научного прогресса.
      Непосвящённым не понять.
      Их оболванивает пресса.
      Они всегда боятся стресса.
      Они привыкли доверять.
      Там – цепь общественных формаций,
      Гербы иных цивилизаций,
      Но в этих числах – их конец.
      Когда наука станет культом,
      Я не пойду стоять за пультом -
      Я математик, я не жрец!
      И разослал стихотворение во все московские журналы! Итак, если на Абаева подействовала одна синхронизация с землетрясением, то тем более на меня подействовали три синхронизации с катастрофами. Я понял, что из меня пытаются сделать Антихриста, искусственно наделив зловещей способностью силою мысли вызывать глобальные катаклизмы. Чем вам не Антихрист?
      Что общего у Будды с псом? – Ничто! – Стих является перифразом слов Апостола Павла: "Какое согласие между Христом и Велиаром?" (2 Коринфянам: 6, 15) и одновременно дзен-буддийским коаном – причудливым до абсурда афоризмом, для непосвящённого бессмысленным. В точном цитировании этот коан звучит так: "Обладает ли пёс природой Будды? – Ничто!". Теперь разгадка этого коана налицо – он является типичной мемориализацией сонета, написанного Борхесом в ХХ веке. Можно утверждать, причём с фактами наперевес, что будущее детерминирует прошлое.
 

 
      Я теперь не знаю, что первично: известная песня Владимира Высоцкого или сонет Хорхе Луиса Борхеса? Наверное, всё-таки, Хорхе первый изложил в сонете версию о тайне гибели мореплавателя Кука. Кто ещё сомневается, что Хорхе писал свои стихи сначала по-русски?
 

 
      Сайрос Венс – политик, государственный секретарь США, ныне мало вспоминаемый.
      И некому звонить мне, фирма "Нокья" – сотовым телефоном именно этой фирмы я пользуюсь. Он подарен мне, несомненно, рифмы ради, хотя мне некому звонить…
      Без своего Вергилия во мгле я бреду на ощупь и без Галилея – Вергилий – путеводитель лирического героя "Божественной комедии" Данте по лимбам ада. Галилей Галилео, осуждённый церковным судом инквизиции за научное открытие, под давлением церковников отрёкся от неё публично, но, выходя из здания суда, воскликнул: "И всё-таки она вертится!"
 

 
      Из накажды клубился дым накаждый, когда народ шёл Ветхого Завета. – Речь идёт о кадильнице, в которой Моисей наряду с благовониями воскуривал гашиш, когда в этом была необходимость. Эта кадильница на халдейском языке называлась "накаждою": от совпадения корней "кадить" и "наказывать каждением".
 

 
      Талантливый, но зарывший свой талант в землю график Юрий Лаптев создал на мои юношеские стихи серию гравюр. На одной из них я сижу вместе с Лаптевым над обрывом, в одной руке у меня бутылка вина, в другой – дымящаяся папироса… Лаптев влюбился в меня голубой любовью, а я хотел обратить его ко Христу. Три раза я предупредил его, что если он не покается и не изменит образ жизни, то Бог его накажет, но он смотрел на меня своими бесстыжими голубыми глазами и нагло улыбался. Тогда я публично (перед телекамерой и в присутствии многих свидетелей!) отрёкся от него, заявив, что я не гомосексуалист, как об этом поползли слухи после того, как гравюра Лаптева была им растиражирована и попала во многие коллекции и каталоги. Это было моё первое открытое антигомосексуальное выступление. Его восприняли как объявление войны. Через полгода мне показали фильм Дженесси Пийориджа, снятый по мотивам тайных подглядываний за моими вредными привычками, от которых я ко времени появления фильма уже год как отказался. В фильме англичанина было много видеоцитат из Лаптева, чтобы я понял, за что подвергнут экзекуции. Итак, страна, кичащаяся своим уважением к правам человека, использует тайно отснятый спецслужбами видеоматериал, с целью наказать гражданина другой страны, ничего предосудительного против Англии к тому времени ещё не сказавшего. Такова международная солидарность голубого интернационала, центр которого находится в Лондоне. Так они расправляются с теми, кто посмел возвысить свой голос против Содома. Так что, когда я говорю, что английский язык – это мировой жандарм, я знаю, о чём говорю, ибо подвергся экзекуции за свои убеждения, от которых не отрёкся, и экзекутором были английские небесного цвета спецслужбы, английская голубая аристократия и англиканская бирюзовая церковь, без благословения которой дело, разумеется, не обошлось.
      Смерть, Всадник и Дракон. На помощь, Боже! – В Библии нет ни слова о так называемом "Чуде Георгия о змее", по которому св. Георгий поражает дракона копьём в уста. Написанная на данный сюжет икона богоборческая не в славном значении этого слова. В Библии есть лишь одно место, в котором говорится о борьбе всадника со змеем: "Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющем ногу коня, так что всадник его упадет на зад. На помощь Твою надеюсь, Господи!" – Пророчествует перед смертью патриарх Иаков (Израиль) колену Данову (Бытие: 49,17-18). Это колено после вавилонского пленения не возвратилось в Израиль в достаточной численности, и тогда было принято решение восставить почти исчезнувшее колено за счёт рода царского, происходящего от Иуды. Вот почему караимы наследуют пророчества данные патриархами как Иуде, так и Дану.
 

 
      Пророческим оказался фильм Андрея Тарковского о Рублёве. Сцена снежной Гологофы страшна, как жуткий сон. Однажды мне рассказали историю из жизни крыс. Эти неприятные грызуны живут как на зоне, у них есть своя малина, свои паханы, свои опущенные. Опускают они так: собираются на судном майдане и начинают кольцом бегать вокруг опускаемого, который умирает от разрыва сердца. Может быть, это сказка, но люди со мной поступили как эти крысы. Когда голубые увидели, что я не введусь на посулы и не перехожу в их партию, то решили спрятать концы в воду, доведя меня до самоубийства. Убить меня безнаказанно уже было нельзя. Как сказал поэт Евтусенский (присвоив чужой афоризм), "поэт в России больше чем поэт". Меня можно было только довести до самоубийства. Я выдержал крысиную казнь и не опустился. Человечество объявило мне бойкот, со мной давно никто не общается, да мне и самому уже наплевать на душевное общение. Я с утра до вечера пребываю в весёлом одиночестве. Конопля заменяет мне общество двуногих крыс. Спасибо, что меня за неё не хватают и не бросают в застенок. Дефицит общения с серыми двуногими я компенсирую творчеством. Мне не нужна ни женщина, ни друг. Я самодостаточен, как Солярис – планета-океан из одноименного фильма Тарковского, одного из самых любимых фильмов моей юности.
      Мой пращур Аввакум за двуперстыню… – если пришествие Вадима русский народ ждал с древнейших времён, даже задолго до того, как два созвездия в честь этого имени названы были Большой и Малой Медведицами, то естественно, что мой род как по отцу, так и по матери – это продукты многовековой евгеники. Мой генофонд тайно формировали из отборных образцов. Разумеется, мать Вадима должна иметь то ещё родословие. Вот почему в моих жилах течёт кровь самых известных бунтарей земли Русской – Стеньки, Емельки и раскольного протопопа. На это намекает и Достоевский, наделяя своего героя фамилией Раскольников. Раскольников старухнул процентщицу, а Вадима подставят так, чтобы он старухнул мамашу. Цари Израильские по отцовской линии, и великие бунтари Руси по материнской дали генетический феномен агнцельва – учёного Кота на златой цепи.
      И чашу с калакутой я в конце пью – древнейший миф Индии повествует о пахтании дэвами (богами) и асурами (бесами) Молочного океана. Среди появившихся из океана предметов оказался яд калакута, грозивший гибелью богам и всему живому на земле. Чтобы предотвратить опасность, Шива выпил яд и задержал его в горле, отчего оно посинело (Индуизм. Джайнизм. Сикхизм. Словарь. – Москва: Республика, 1996.). Мне как Сократу предложили покинуть этот мир, подарив три дозы разных синтетических препаратов: доза первитина, доза Эм-Ди-Эй и доза Ди-Ол-Би. Плюс папироса с ураганным гашишем. Я хотел умереть и умер, запомнив свою смерть. Но, очевидно, это была лишь кома, потому что утром я очнулся на своей постели живым.
 

 
      Значит я клоун в цирке и манежно жильё моё. – Тема шута горохового есть в моём творчестве. Она представлена одним, но зато монументальным четверостишием:
      Я живу в палатке
      Посредине цирка.
      Фантики-облатки.
      В бублике есть дырка.
      Это похоже на страшный сон, не правда ли? Вокруг меня кольцом – хохочущие крысиные хари, а я уже привык к их оскорблениям. Адаптировался, так сказать.
      Себя я обнимаю, и все смеются! – из меня намеревались сделать Арлекина. Аха-хаха-хаха-ха-ха-ха! Но получилось, что со мной просто поступили очень некрасиво. Теперь тем, кто это сделал, стыдно, я их понимаю. Меня вообще невозможно высмеять. Даже в юности у меня ни разу не было уничижительной клички. Не приклеивалась она ко мне.
      У Стены плача будет снежно-снежно… Я сон видеокамерой снимаю. – Эту заснеженную Стену плача недавно показали по телевидению.
      Я с паствы десятину не взимаю. – Я – правопреемник церкви Хорхе Луиса Борхеса и Арсения Тарковского. Эта церковь всеконфессиональная. Я её первосвященник. Но в отличие от других первосвященников я не нуждаюсь ни в акциях "Газпрома", ни в золотых слитках, припрятанных на чёрный день. Я живу на очень скромное подаяние, потребности мои минимализированы. Я сознаю, что являюсь князем изгнанников, и не высовываюсь, ища известности. Я ничего ни у кого не прошу. Всё, что мне необходимо, мне и так принесут. Сравните мою жизнь с жизнью патриарха Московского и всия Руси Алексия II… Каждому своё!
 

 
      Каждый день я, как Шахеризада из арабской сказки, рассказываю новую историю в сонетах или в прозе. Получается своего рода дневник литератора. Кажется, на современном компьютерном жаргоне эта странная профессия называется "блоггер".
      Тот, автопомпу вынул кто из зада… – отсылаю читателя к эпиграмме Арсения Тарковского "Эпитафия скороходу" (Смотри комментарий к поэме Борхеса "Рубаят"). Имя скорохода "Автопед" содержит убийственное четверостишие:
      Автопед, Вадим, это петух.
      Автопомпа в попе Автопеда,
      Но пожар при этом не потух…
      Ты не Автопед? Тогда – победа!
 

 
      Я вспоминаю Времени Машину – русский язык – это Машина Времени. Пребывая сразу во всех временах, Бог Слово позволяет путешествовать по ним своим избранным.
      И не забыл ковра единорога…- распространённый сюжет средневековых гобеленов: дева с зеркалом, в которое смотрится единорог.
      Где в Назарете вы нашли вершину, Чтоб свергнуться с неё? – спрошу вас строго. – В книге Дмитрия Мережковского "Иисус неизвестный" я прочёл, что в Назарете, родном городе Иисуса, нет ни одного возвышенного места, с которого можно было бы свергнуть человека. В Евангелии от Луки же сказано: "И вставши выгнали Его вон из города и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его" (Луки: 4,28). Информацию, сообщённую Мережковским, который посетил Назарет лично и убедился, что этот город не стоит на вершине горы, легко перепроверить. Так что же это, ошибка в Евангелии? Никак нет! В Нагорной проповеди Иисус восклицает: "Не может укрыться город, стоящий на верху горы" (Матфея: 5,14). Город, стоящий на вершине горы в восклицании Иисуса – это символ. Но чего? "Гора" – эвфемизм, которым обозначается опьянение индийской коноплёй. Иисуса Христа в Назарете провели через облако фимиама с большой концентрацией гашиша. Что при этом происходит с грешным человеком, описано во 2-й книге Паралипомемнон. Царь Озия, возгордившись, решил присвоить себе первосвященнические функции и вошёл в храм Господень, чтобы воскурить фимиам на алтаре кадильном. И хотя его отговаривали священники, царь, вместо того, чтобы смириться, разгневался: "И разгневался Озия, – а в руке у него кадильница для каждения; и когда разгневался он на священников, проказа появилась на челе его, перед лицем священников, в доме Господнем, у алтаря кадильного" (2 Паралипомемнон, 26,19). Вместо слова "проказа" можно было бы употребить китайское выражение "потеря лица". Царю стало худо. Так в Израиле отличали истинных пророков от лжепророков. Иисус прошёл эту ордалию в Назарете, так что никакой ошибки в Библии снова нет.
 

 
      Ещё одна комета мчит, пороки чтоб наказать людские… – реминисценция пророческих стихов Евгения Баратынского:
      Пускай, приняв неправильный полёт
      И вспять стези не обретая,
      Звезда небес в бездонность утечёт,
      Пусть заменит её другая,
      Не яствует земле ущерб одной,
      Не поражает ухо мира
      Падения её далёкий вой,
      Равно как в высотах Эфира
      Её сестры новорождённый свет
      И небесам восторженный привет!
 

 
      что авторефератно трактат свой издаёт на ротапринте. – Автореферат к моей положенной под сукно и до сих пор не изданной кандидатской диссертации, защищённой в Киевском университете в 1987 году, в которой уже содержалось научное открытие, достойное самой престижной научной премии, издан ещё на ротапринте. Я тогда подумал, что, наверное, мой труд написан слишком занудным научным языком, и переписал его в виде докторской монографии под названием "Поэтика выбора". Её тоже не издали, хотя в этом труде нет ничего крамольного – чистая наука! Я ещё не совершил никакого ожидавшегося от меня преступления, а мне уже объявили бойкот в научном сообществе, который продолжается по сей день. "Поэтика выбора" издана в Интернете, у монографии есть рецензия, написанная профессором Георгием Львовичем Тульчинским, профессором Санкт-Петербургской Академии культуры, в которой рецензент фактически признаёт, что мною сделано научное открытие. И Интернет-версии несколько сотен читателей… А что же Российская Академия наук? Почему меня не издают? – Лондон с Вашингтоном запрещают? Послушайте, коллеги академики, ведь это же национальный позор! Мне запрещено публиковать статьи в научных изданиях, я ни разу не был приглашён ни на одну конференцию по моей специальности, мне запрещено пользоваться библиотекой и Интернетом (нет денег!). Время от времени, впрочем, "мною заполняют перерыв", позволяя напечататься за свой счёт. Так, во время отсидки в психиатрической больнице, я издал за счёт средств авторов совместно с Александром Эфендиевым (*спасибо коллеге за поддержку!) две статьи, в которых мною изложена гипотеза о русско-французском билингвизме Бодлера. Мне стыдно за свою страну. Если вы так относитесь к учёным, цвету науки, вы никогда не станете передовой страной.
 

 
      Тождотождие – ретрологизм, синонимичный современному слову "тожество" или латинскому "конгруэнтность". Неологизм настолько удачен, что сразу обогащает язык, с удовольствием включаясь в речевой оборот. Уже одно это придаёт ценность сонету. Есть личностное тождотоджие, родство душ настолько интимное, что имеет смысл говорить о как бы одном авторстве, о чём интересно рассуждает Борхес в эссе "Цветок Колриджа". Но степень конгруэнтности может быть разной, вплоть до абсолютной личностной двусубъективности.
      И огненные буквы чёрной были. – перифраз образа Бодлера: "Огненные буквы чёрной легенды" ("Осенний сонет").
 

 
      Не встречу возраженья кастильца, с цитаделью сокрушённой её сравнив… – Борхес имеет в виду поэзию Гонгоры.
 

 
      Ангела, меч которого охранный огненным назван… – Реминисценция книги Бытия: "И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни" (Бытие: 3,24). ил, что не отстоян и грязь в тебе, язык английский. – Пророк Исаия обыгрывает семантику моего полного имени "Вадимир" – 1. Возвещающий "мир!"; 2. Возмущающий мир. "Я исполню слово: мир, мир дальнему и ближнему, говорит Господь, и исцелю его. А нечестивые – как море взволнованное, которое не может успокоиться, и которого воды выбрасывают ил и грязь. Нет мира нечестивым, говорит Бог мой" (Исаия: 57,19-21).
 

 
      В сонете содержится рифмическое доказательство педерастии Николая II, прозванного в народе за страсть к пролитию белой крови "Кровавым". По настоянию нынешнего патриарха Московского и всия Руси Алексия II педераст причислен к лику святых. Этим, собственно, всё сказано. Я теперь задаю гражданину Редигеру прямой вопрос: чем он занимался во время немецкой оккупации Таллинна? Ибо вижу причинно-следственную связь между поступками юности патриарха и причислением царя-мужеложника, отвергнутого русским народом, к лику святых. Да загляните же, наконец, в имя и фамилию "Григорий Распутин"! АВГЕИМНОПРСТУХЫЮЯ: "Я поп-расстрига. Пахтаю попу русскому царю, а царь говорит: "Григорий заговаривает кровь моему сыну".
 

 
      Спокойно ожидая смерть, без страха – меня приговорили к голодной смерти, если я не совершу гомосексуальный акт и тем самым перечеркну всё, мною написанное в осуждение этого порока. И без того живший впроголодь, я двадцать восемь суток провёл совершенно без еды, и был готов уже принять голодную смерть. Увидев мою решимость, пытку голодом отменили.
      Румпельштильхцен – герой сказки братьев Гримм и одноименного стихотворения Арсения Тарковского, низшее сказочное божество, ответственное за треск и шум, чьё имя переводимо на русский словом "Пердунец".
 

 
      Иногда я зарабатываю себе на жизнь, нанимаясь на стройку подсобным рабочим. Я не боюсь физического труда. Рукава моей рабочей кофты, действительно, в бахроме – можете убедиться! Ни разу при новом буржуазном режиме мне не заплатили литературного гонорара за мои убеждения. Я – запрещённый и опальный автор. Лондон и Вашингтон теперь решают, кому в нашей стране положено, а кому не положено платить за литературный труд.
 

 
      Жить без заботы о завтрашнем дне сможет лишь тот, себе не прикарманит кто собственность, ничейную вполне. – Меня, как и миллионы моих соотечественников, обманули приватизаторы некогда коллективной собственности. Я не получил ни копейки от этой, с позволения сказать, приватизации. Ну что ж! Каждому своё. Только знайте: премудрый Сатана, говоря строкой из стихотворения Арсения Тарковского, "копейки под старость не нажил" ("Верблюд"). Когда мне говорят: "Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?" – Н а что я не без сарказма отвечаю – "Если ты такой богатый, то почему ты такой печальный?"
 

 
      Понимаешь, читатель, презрение поэта к буржуазии происходит из того же источника, что и его неприятие пошлости. Пошлость есть воинствующая безвкусица. У красных был "Моральный кодекс строителя коммунизма", в котором я ничего противного здравому смыслу не нашёл. У буржуазии есть, повторяя слова Бунюэля, только её скромное обаяние. Сколь же красные по этическому критерию лучше пришедших к власти голубых! Контраст разителен и те, кто помнит, как нам жилось при коммунистах, простят им отсутствие в свободной продаже самых нужных товаров. Коммунисты наделали ошибок и наломали дров, но они (а всё познаётся в сравнении) были людьми нравственными. Третья заповедь Иисуса Христа: не собери себе богатство на земле – блюлась в нашем обществе свято. По телевидению показывали много официоза, зато пошлости почти не было. Сейчас же, несмотря на обилие телеканалов, можно констатировать тотальное отсутствие эстетического вкуса и хорошего тона. У буржуазии нет и не может быть этической базы, поэтому и её так называемое искусство безнравственно и вульгарно по сути своей.
      Кризис сперва будет ипотечный… – Если вы действительно хотите срифмовать прилагательное "библиотечный" алгорифмой, то от прилагательного "ипотечный" вам никуда не деться. А что может быть "ипотечным"? Правильно, кризис. Он и разразился в самых богатых странах. Так что первично: русская рифма или кризис финансовой системы, охвативший богатые страны?
      Вот после смерти кем станешь ты, надменная соседка деревни обнищавшей – живёт в Москве какой-то знаменитый портняжка, шьющий наряды богачам и богачкам (кажется, его фамилия Юдашкин). Как и все нувориши, он отгрохал себе особняк, при этом перекрыл монументальным забором единственную дорогу, ведущую в деревню, где доживают свой век нищие старики и старухи. Те стали роптать, а супруга портняжки как пошлёт их матом! Эту историю я по радио "Свобода" услышал. Индуизм учит, что после смерти обусловленная душа не получает больше человеческого тела. Если вы считаете это учение заблуждением, то учтите: вы ещё взмолитесь, умирая, чтобы человеколюбивый Будда даровал вам вместо полной аннигиляции хоть какую-то жизнь, пусть даже не в теле человека.
      Ты же, Маша, сет-ка для рифмы выиграй. – Речь идёт о спортсменке Маше Шараповой, которая повыигрывала все самые престижные теннисные награды.
 

 
      Ненецкий имеет вид Магистр жидомасонский – То есть: с раскосыми глазами. Да, по Герману Гессе я – Великий Магистр Касталии, мастер Игры в бисер.
      Если в подол вкатил шар каменецкий – на Украине есть город Каменец-Подольский, а в России – Гусь Хрустальный!
      Хмельной матрос с повадкою гарсонской – речь идёт о моём отце, которому Арсений Тарковский посвящает стихотворение "Матрос" (отец, действительно, много лет проработал на Крымском радио редактором передачи "Для тех, кто в море").
      Брось херес, Мир! – анаграмма, образуемая из фамилии "Борхес" в русской прописи. Мой друг детства Юрий Башилов сфотографировал меня однажды с бутылкой хереса в руке… Фотографию конфисковала Белогорская милиция, когда меня взяли с мешком конопли.
 

 
      Речь идёт о лучшем, как теперь принято говорить, хите ХХ столетия – песне "Орландино" группы "АукцЫон". На мой вопрос, кто автор слов, мне ответили: один эмигрант. По всем самым высшим критериям, предъявляемым к шлягеру, "Орландино" не знает себе равных ни у нас, ни за рубежом. Но пришедшая к власти на радио и ТВ буржуазия ни разу не предоставила этому шедевру время в эфире. Знаменитый Сева Новгородцев, исполняющий на заказ любую песню наших именинников из бомонда, которых он скрупулезно поздравляет чуть ли не каждый день, ни разу не осмелился озвучить крамольную балладу. Как же так? Ведь "Орландино" – настоящее искусство! Почему пошлой Алле Пугачёвой и одиозно-мерзкому Боре Моисееву перед Новым годом предоставляются подмостки на всех телеканалах, а группе "АукцЫон" – нет? Да по той же причине, по какой не печатают и меня. Не прославляю новый режим. Не вступил в голубой интернационал. Не "наш", одним словом, человек. А ну как "Орландино" действительно написал Маседонио Фернандес, а перевёл на русский Борхес? Во всяком случае "Фернандес" кроме как с "Орландес" не рифмуется. Этого достаточно, чтобы, по меньшей мере, перепроверить гипотезу. Даже если она окажется "левдой", ей достанет художественной правды. Какая разница – шедевру отказано в массовом слушателе или в массовом читателе? А ведь такие произведения формируют в обществе хороший вкус, почему же на их пути всегда стоит шлагбаум? Таково оно, скромное обаяние буржуазии.
 

 
      Клинки чтя, желать мира, что разумно. – Перифраз латинской поговорки: если хочешь мира, готовься к войне. Я очень хочу, чтобы говорящие по-английски уразумели: лучше конец жизни на Земле, чем легализация Содома. Содом вопроизводит (и будет вопроизводить до тех пор, пока существует) английский язык, в котором отсутствует категория мужского и женского рода. Если вы добровольно не откажетесь от обречённого на погибель содомского языка, третья мировая война неизбежна. Вряд ли в ней будут победители.
      Не грех на время медным стать кумиром! – Вопреки заповеди: "Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвёртого рода, ненавидящих Меня" (Исх: 20,2-5), Моисей делает из неё исключение: "И сказал Господь Моисею: сделай себе змея и выставь его на знамя, и ужаленный, взглянув на него, останется жив. И сделал Моисей медного змея и выставил его на знамя, и когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив" (Числа: 21,8-9).
 

 
      Во тьме я живу теперь, как Бог. – В книге Исход написано: "И Моисей вступил во мрак, где Бог" (Исход: 20,21). Иегова благоволил явить Евреям Свой голос "из среды мрака" (Второзаконие: 5,23). Царю Соломону принадлежат слова: "Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле" (3 Царств: 8,12). Сопоставим теперь эти свидетельства с фактом слепоты, постигшей Борхеса… Я на эту тему сонет написал:
      Хорхе Луис Борхес – Иегова,
      Саваоф, Творец вселенной, Бог,
      Воплотившийся как голубок…
      Знаешь ли число своих шагов, а,
      Человек? Се, зрит тебя нагого
      Судия твой. Смотрит Слепец вбок,
      Но глядящий мимо взгляд глубок…
      Приговора ждал, небось, другого?
      Ты исполнен духа неблагого.
      Узел зла – страстей твоих клубок.
      Больше не родишься ты, любок,
      Человеком. Жёлтый лист кругово
      Вниз слетел. В листе что дорогого
      Богу? Зря ты духом был убог…
 

 
      Поль Верлен здоров Святого Духа вздохами здесь… – Апостол Павел предрёк: "Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными" (Римлянам: 8,26). О том же пророчествует Исаия: "Он понёс на Себе грех многих и за преступников сделался ходатаем" (Исаия: 53,12). Христос сказал: "Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда придет в славе Отца Своего со святыми Ангелами" (Марка: 8,38). Поль Верлен не постыдился Иисуса Христа, хотя был очень грешным человеком. Он покаялся в своих стихах, как сумел. За это и я не постыдился его, как и предрек Христос. Читай мои переводы его стихов.
 

 
      О том, как передёргивал гусятку… на фене "передёрнуть гуся" означает, пардон, вздрочнуть.
 

9

 
      Академик Николай Конрад – советский востоковед.
      И заплати за пир, не евши дыню! – однажды в Одессу, где я работал радиорепортёром, в эпоху железного занавеса зашла яхта с экипажем из трёх гомиков. Меня послали взять у них интервью. Я побывал на борту яхты, интервью взял, а вот наколотой на палочки дыни вкушать не стал. Затем англофоны пригласили меня в ресторан. Когда наступило время расплачиваться, они заменьжевались, и заплатить за пир пришлось мне.
 

 
      "Зачем жить бедно?" – Взять не могут в толк. – Я отвечу коротко: зачем в пришествие Сына Человеческого утопать в роскоши, если Он – принципиальный бессребреник? Скоро вы встретите Его взгляд. Как вы будете смотреть Ему в глаза? Собрав себе богатство на земле, вы постыдились проповеди Иисуса Христа. За это и Сын Человеческий побрезгует с вами общаться.
 

 
      В юности я, курнув хорошей травы, услышал несказанную музыку, которая длилась минут семь-десять. Я подумал, что ассистировавший мне Абаев поставил пластинку с новой симфонией какого-то известного композитора на проигрыватель, а он забыл… Но я-то не знал, что он забыл, и услышал музыку. Представьте себя на моём месте, когда я, наконец понял, что обознался в шорохах и гулах ночи.
      Эвоэ-эвоэ! – Клич Диониса-Вакха.
 

 
      В повести "Денница" я описал, как впервые в раннем детстве прочёл слово. Этим словом была "литература". Заглянув в его изнанку, я увидел фразу: "Литератор умирал от холода".
 

 
      Боксёрский весь в засохших чей мышах мат? – библейское выражение "есть мышей" означает то же, что и "есть свиное мясо" и "есть мерзость" (Исаия: 66,17). Сначала человек есть свинью, а потом – свинья съедает человека…
      Я противник сухого закона и даже внёс свою лепту за его отмену в горбачёвские времена. Но я зарёкся пить водку. Пиво, вино, коньяк – с удовольствием, но не водку. Я посоветовал бы многим соотечественникам, страдающим от частых запоев, перейти на мою методику. Вы убедитесь, что хорошее вино действует иначе, чем водка. Водку пьёшь-пьёшь и не пьянеешь, а потом не помнишь, как ты здесь оказался. А вино, равно и коньяк, если перепил, грузит на сон, а не зовёт на подвиги. Запретив себе пить водку, я стал раз в десять меньше употреблять алкоголь по сравнению с годами юности.
 

 
      Тогда власть примеряет униформу, когда суд власти хвостиком виляет. – Меня умиляет Конституционный суд Украины. Когда президент противозаконно распускает парламент и назначает перевыборы, суд перепугано молчит. Уловив, куда сегодня ветер дует, чтобы про него не забыли, этот же суд напоминает о себе, решив дело государственной важности – запретил на Украине трансляцию фильмов на русском языке даже в кинотеатрах. То, что это решение оскорбительно для десяти миллионов русский граждан Украины, Конституционный суд не увидел. Теперь Иван Никифорович подвигнет Ивана Ивановича на ответные действия. Всё это происходит на фоне празднования в 2009-м году 200-летий Николая Васильевича Гоголя. Великий он, наш Гоголь, пророк!
      В какой ещё стране без хлороформу зуб мудрости садистка удаляет сорок минут? – По украинскому телевидению показывают передачу, в которой ничего не подозревающих юношей и девушек разводят с помощью скрытой камеры и микротелефона в ухе актёра, исполняющего команды телеведущей. С помощью этого же микротелефона в ухе управлялась и та дама, которая сорок минут удаляла мне зуб мудрости.
      Дурак есть идеальный! На платформу себя как монумент он выставляет. – Президент Франции Николя Саркози! Вы публично оскорбили женщину – вашу бывшую жену. Вы не француз. Вы – американец.
 

 
      Лев, змей и гриф – химера с телом льва, головой орла и хвостом-змеем, герб древнего Пантикопея, в наши дни – герб Крыма.
      Словом "шибболет" правых карая. – В середине 90-х годов я опубликовал в "Крымской правде" статью "Скажи: шибболет!", в которой обратил внимание читателей, что нововведённый оборот "в Украине" вместо нормативно правильного "на Украине" является шибболетом. Вот из какого контекста происходит данный политический термин: "И перехватили Галаадитяне переправу через Иордан от Ефремлян, и когда кто из уцелевших Ефремлян говорил: позвольте мне переправиться" то жители Галаадские говорили ему: "Не Ефремлянин ли ты?" Он говорил: "нет". Они говорили ему: скажи: шибболет", а он говорил: "Сибболет", и не мог иначе выговорить. Тогда они, взяв его, закалали через Иордан. И пало в то время от Ефремлян сорок две тысячи" (Судей: 12,5-6). Я хочу, чтобы читатель понял, за что на меня обрушились репрессии пришедшей на Украине к власти национальной буржуазии, чьё знамя – пошлость. Шибболет они ввели с пьяным восторгом, а теперь наступает суровое похмелье. Разберите по буквам оборот "в Украине": АВЕИКНРУ. Вы получите анаграмму: "В Украини каркае вийна". Вот почему русский народ, столь ненавидимый украинскими националистами, предпочитает говорить "на Украине". Тиражируя шибболет "в Украине" (а это высокочастотный оборот!), вы программируете общество гражданскую войну. Ради мира на Украине от шибболета придётся отказаться и честно признать, что в вашей нелюбви к проклятым москалям вы, украинские националисты, не всегда правы.
 

 
      И не капутмортные пунцеты. – caput morte (лат.) – мёртвая голова. Название масляной краски лилового цвета.
 

 
      Ищущего бивень как поклыкать – отсюда происходит тюремное выражение "взять на бивень".
      Предводитель мелкого скота! – то есть: Старый Козёл. Так называют меня между собой преданные в кругу Бодлера, Борхеса и Тарковского.
 

9

 
      Я утверждаю, что был подвергнут пытке на зубоврачебном кресле. Украинские националисты выражают так ко мне, русскому поэту, свою нелюбовь.
 

 
      Язык ваш проклял на века жид. – Что такое хула на Духа? "Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем" (Матфея: 12,32). Хула на Духа – это глумление англичанина Дженесси Пийориджа над русским поэтом Вадимом Алексеевым за то, что я – ненавистник гомосексуализма. Но это ещё и вид наглости человеческой, отказывающейся признавать доказанную правду невзирая на неопровержимость доказательства. Так, слово "Чернобыль" свидетельствует как улика против лауреата Нобелевской премии мира Горбачева, а потом и всего пришедшего к власти класса нуворишей. Какие вам ещё нужны доказательства? Но вышеназванный Горбачев доживает свой век в роскоши, его никто и не думает судить, хотя он виновен в геноциде против собственного народа.
 

 
      О женщине одной Мир не мечтает – реминисценция сонета Поля Верлена "Мне нравиться мечтать о женщине одной…". Мне не нужна женщина. Я могу обойтись без женской любви.
 

 
      А как ещё доказать мировому жандарму, что на него тоже есть управа? Если говорящие по-английски сами добровольно и в кратчайшие сроки не откажутся от своего содомского языка, им будет объявлен бойкот со стороны всех остальных народов мира, ибо человечество скоро будет поставлено перед выбором: продолжать поддерживать английский язык или выполнять волю Божью?
 

 
      На санскрите "го" – означает "конь". Этим словом называется также игра, не менее сложная чем шахматы, в которую играют теперь не только на востоке, но и на западе. В стихотворении Борхеса, рассматривающего все человечество как собрание шахматных фигур на сферическом поле планеты, тема "игры в коня" тоже перерастает в аллегорию.
 

 
      Дата, указанная Борхесом, не случайна. В 1987 году началось строительство 1-й очереди Чернобыльской АЭС.
      Потому что он жертвенный конь – речь идёт о древнейшем, описанном еще в гимнах "Ригведы" обряде жертвоприношения коня под названием "ашвамедха". Вот что сообщает об этом обряде словарь: Индуизм. Джайнизм. Сикхизм. – Москва: Республика, 1996.: "Правитель, совершавший этот обряд, совершал статус миродержца (сарвабхаума). После очень долгих подготовительных обрядов жертвенного коня отпускали пастись на воле в течение года под охраной военного отряда. Правители стран, по землям которых проходил конь, если не изъявляли покорности сами, приводились к ней силой. Через год, по возвращении коня, совершалась серия обрядов, в которой центральным моментом было умерщвление коня посредством удушения; жены царя оплакивали жертву, а главная царица ложилась рядом с убитым животным под покрывало и имитировала совокупление с ним; жрецы и женщины, участвовавшие в обряде, обменивались при этом репликами эротического содержания. Параллели этому ритуалу некоторые исследователи рассматривают в обрядности кельтов, римлян, тюркских племен Алтая".
      А теперь я предлагаю читателю включить в этот культурологический контекст переведённый мною в юности сонет Жозе Мариа де Эредиа "Несс":
      Меж братьев я не знал в родимом табуне
      Ни страсти, ни любви, дитя свободы чистой,
      Среди эпирских гор, где шепчет лес ручьистый,
      Я гриву полоскал в студёной быстрине.
      Я был красив и горд, и, радуясь весне,
      Буграми сильных мышц играл мой торс плечистый,
      Лишь запах кобылиц, душистый и лучистый
      Пронизывал порой огнём меня во сне.
      Так будь же проклят день, когда Стемфальский лучник,
      Геракл безжалостный в тот полдень злополучный
      Доверил мне жену – и страсть меня прожгла.
      Ибо проклятый Зевс связал единой кровью
      С жестокостью творца, и нету горше зла,
      Хотенье жеребца с людской святой любовью.
      Итак – жертвенный конь для ашвамедхи найден. Это поэт Вадим Алексеев. Его как Антихриста должны повесить за совершённые им чудовищности. Об этом свидетельствует поэма Бодлера "Поездка на Сиферу".
      Белой чайкой вися между мачт и снастей,
      Моё сердце парило над далью лазурной,
      Чуть качаясь, корабль шёл по глади безбурной,
      Словно Ангел, хмельной от небесных лучей.
      – Что за остров чернеет там? – Это Сифера.
      Край, воспетый молвой. Вот он, значит, каков.
      – Эльдорадо банальное всех пошляков!
      – Говорят, родилась там из пены Венера…
      Край сокровенных и благословенных грёз,
      Ты прежде был страной цветущей и прекрасной,
      Там прославлялся культ богини сладострастной,
      Там лавр благоухал меж ароматных роз.
      Там благородный мирт, маня блаженной тенью,
      Укрыться приглашал от зноя близ воды,
      Вечнозелёные роскошные сады
      Там охлаждали взор своей прохладной сенью.
      Увы, ну а теперь вдали была видна
      Пустынная земля, скалистый дикий остров,
      Огромная скала, похожая на остов,
      Вот только странная была там вещь одна.
      То не был древний храм, где жрица молодая
      Походкой, что звала, манила и влекла,
      Влюблённая в цветы, навстречу морю шла,
      Грудь ветру распахнув… Отвёл бы взгляд куда я?
      Когда же к берегу пригнал нас нежный бриз
      И мы прибрежных птиц вспугнули парусами,
      На виселице труп предстал под небесами,
      Что принят нами был сперва за кипарис.
      Уж птицы гадкие давно клевали тело,
      А солнце всё сильней палило мертвеца,
      То, что назвал бы я остатками лица,
      Куда-то в пустоту далёкую глядело.
      Вместо глаз – два провала. До самых колен,
      – Уж чего, ну а мерзости было в излишке! -
      Между ног провисали кровавые кишки,
      Заменявшие трупу расклёванный член.
      А внизу – сброд завистливых четвероногих,
      Обделённых добычей, голодных и злых,
      Чей главарь – самый крупный – ходил среди них,
      Как палач на плацу меж подручников многих.
      Обитатель Сиферы, проживший во зле,
      Даже мёртвый ты молча сносил оскорбленья,
      За какие такие ещё преступленья
      Твоё тело не предано было земле!
      Труп изрядно смердел. Ошалев от икоты,
      Я хотел было нос посильнее зажать,
      Но не выдержал, ибо не смог удержать
      Омерзительно тёплую массу блевоты.
      Бедный чёрт! Леденела от ужаса кровь.
      Кто повесил тебя на скандальную сцену?
      Вот какую ты платишь за прошлое цену,
      Вот чем ты для меня обернулась, любовь.
      Сияли небеса и море ликовало,
      А у меня в глазах померкнул белый свет,
      Картина мрачная, страшней которой нет,
      Как наважденье мне покоя не давала:
      На острове твоём, Венера, видел я
      Лишь виселицы столп да тела поруганья,
      О, Боже, дай мне сил смотреть без содроганья,
      Как отвратительная душа и плоть моя!
      Таков он, заговор поэтов против политиков, возомнивших себя хозяевами жизни. Меня намеревались принести в жертву как коня, выдав за "Антихриста". Да только в коне скрывался отряд Одиссея. Вот об этом мой сонет:
      Я и аэд и все его герои.
      Афине в дар из дерева коня
      Для жертвенного, якобы, огня
      Я предложил, и был в осином рое,
      Которому плохая конь броня.
      Во мраке и тетива звонче втрое.
      Открылись в эту ночь ворота Трои…
      Как хитреца Гомер воспел меня.
      Люблю идти на приступ в пешем строе,
      Сверкающим мечом о щит звеня,
      Холодное спокойствие храня,
      Но есть в бою дыхание второе!
      Увы тебе, Содома солдатня.
      Пусть ворон твоё мясо ест сырое.
      И на репке женился проклятый редиск. – Девичья фамилия моей бывшей жены Ирины – Корепанова.
      "Ипполит и Дельфин" – Если бы я перевёл поэму Бодлера "Ипполита и Дельфина", продолжающую тему Лесбоса, как "Ипполит и Дельфин", то попал бы в ловушку Бодлера. Голубой интернационал ждал от меня этого гимна Содому, да так и не дождался. зато есть икса иск в уравненье словесном – Здесь говорится о знаменитом сонете Стефана Малларме "Её чистые ногти…", получившем название "сонета на икс".
      Промежъягода его не исторгает любовный заиск – Педерасты, чтобы иметь повод начать разговор о попе, и её проблемах, испускают воздуха, сигнализируя тем самым: "я пассивный".
      Затопить бы камин да напиться бы вдрызг! – Реминисценция стихотворения Ивана Бунина с его последней строкой: "Затоплю я камин. Буду пить. Хорошо бы собаку купить".
 

 
      Ты видел, жеребца каков цвет ока? – Но есть ещё одни кандидат на роль жеребца. Это объездивший весь мир бывший президент СССР М.С. Горбачёв. Отчего бы не принести в жертву его? Я не против обряда ашвамедха, только пусть сарвабхаумом на нём буду я, а жертвенным конём – М.С.Г.
 

 
      Нет, я на полном серьёзе предлагаю: давайте торжественно, с барабанным боем повесим Горби на Красной площади с прямой трансляцией казни. Вот будет назидательное зрелище!
 

 
      И Фрейда институт – Москва, красней! – при Ельцине в Москве гомосексуалисты открыли институт имени Зигмунда Фрейда – центр лженаучной апологии половых извращений. Фрейдизм ничего общего с наукой не имеет. Между тем центр мракобесия пригрела на своём лоне Российская академия наук. Не зря, выходит, академию основал гомосексуалист Платон!
 

 
      На конька ставку сделает разве что мова… – Есть единственная возможность сделать мову любимой, а значит и разговорной: создать на ней великую поэзию. Тарас Григорьевич Шевченко, возможно, был хорошим парнем, но, как говорят в Одессе, хороший парень – не профессия. Стихи у него слабые. А ведь украинский язык ничем не обделён по сравнению с русским. Почему же на нём до сих пор не создано высокой поэзии? Неужели опять москали виноваты?
 

 
      Именно это стихотворение названо по-испански "La cifra", что переводимо как "Цифра" и как "Шифр". "Тайносказание" один из вариантов перевода. В первом же сонете, образованном по дословно переведённому зачину, раскрывается тайна шифра Борхеса: "В чите первые строки важны, остальное – плод благогугилия". В катренах содержится реминисценция моего юношеского стихотворения:
      Тогда, в сиянии луны,
      Мне нравилось следить часами,
      Как у реки под небесами
      Лежат большие валуны.
      И я смотрел на них в упор.
      Так, в чёрном меркнущем сиянье
      На непонятном расстоянье
      Я вижу их и до сих пор.
      Я не вижу ничего удивительного в том, что Борхес здесь цитирует мои стихи. Их очень высоко оценили знатоки. За цикл словесных ноктюрнов Арсений Тарковский посвятил мне своё стихотворение:
      Из просеки, лунным стеклом
      По самое горло залитой,
      Рулады свои напролом
      Катил соловей знаменитый.
      Он был и дитя, и поэт,
      И силы у вечера нету,
      Чтоб застить пленительный свет
      Такому большому поэту.
      Он пел, потому что не мог
      Не петь, потому что у крови
      Есть самоубийственный срок
      И страсть вне житейских условий.
      Покуда при поздней звезде
      Бродяжило по миру лихо,
      Спокойно в семейном гнезде
      Дремала его соловьиха.
      Только те, чей не зол, но благ Или-я. – То есть: чёрт, образуемый тенью, как оптической, так и словесной. Преобразуется или не преобразуется он в светлого Ангела по пророчеству апостола Павла: "Сам сатана принимает вид Ангела света, а посему невеликое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их" (2 Кор: 11,15)? – Вот в чём вопрос. Мой опыт показал, что преобразуется.
 

 
      чёрный ящик – Устройство, именуемое "флешкой", в котором хранятся мои набранные тексты. светосень Господня – То есть: тень Иисуса Христа, о которой Павел сказал: "От Него и вы во Христе Иисусе, Который сделался для вас премудростью от Бога" (1 Кор: 1,30).
      Да, согрешила. А что тут такого? На нас вообще одежда лишь исподня, а в том, что мы стыдимся, змея кова… Перифраз моего сонета:
      Людей происхожденье таково:
      Бог взял и вдохнул духа в вещество,
      И духом Его образ и подобье
      Запечатлело первосущество,
      Прикрывшее листочком бесстыдобье.
      – Адам, Адам, калачил ли ты сдобье?
      – Жена, что Ты мне дал, она его
      Калачила, ей самое удобье!
      – А ты, Ева, не скажешь ли чего?
      – Змей совратил меня и от него
      Я научилась делать изгладобье.
      На мне же кроме листьев ничего…
      И вот, мы сшили это ниспадобье,
      Ибо мы наги. Только и всего!
      Спаслась в котором лишь Жены порода. – Перифраз стиха Апокалипсиса: "И рассвирепел дракон на жену и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа" (Откровение: 12,17).
 

 
      Предателя Иисуса Христа Иуду Симонова Искариота пытались оправдать неоднократно, особенно в первые века христианской эры. Всякая такая попытка немедленно объявлялась ересью, последователи которой жестоко преследовались христианской церковью. Впрочем, апологеты предателя не унимались вплоть до новейшего времени. Рассказ Хорхе Луиса Борхеса "Три версии предательства Иуды" как раз представляет собой такую апологию под маской беспристрастности. Впрочем, в наше просвещённое время Борхеса не анафемировали и на его интеллектуальное ёрничанье мало кто обратил внимание. Христианство как религия выдохлось настолько, что уже не способно даже на проклятие. Но именно на анафему претендую теперь я, ибо в своей апологии Иуды избираю стратегию не защиты, а нападения. Я намерен не просто оправдать "сына погибели" (Ин: 17,12), но обличить истинного предателя Иисуса Христа, которому приложимо данное определение. Пусть меня после этого сожгут на костре, а имя предадут вечному проклятию, если только моя апология заденет за живое утратившую последний авторитет церковь. Боюсь, однако, что мой труд сонно проигнорируют и он затеряется среди прочих невостребованных сочинений великой библиотеки Самиздата…
      Я, разумеется, не намерен оспаривать сам факт "предательства" Христа Иудою. Моя цель – доказать, что предательство было фиктивным. Иуда совершил свой поступок вызывающе демонстративно, не таясь, и уж совсем безосновательно приписывать ему, как это делает апостол Иоанн, низменный мотив сребролюбия. С опровержения этого обвинения и начну: "Мария же, взявши фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? Сказал же это он не потому, чтобы заботился о нищих, но потому, что был вор: он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали" (Ин: 12, 3-6). Обвинение Иуды Искариотского в воровстве содержится только у Иоанна, а Иисус Христос учит: "Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, то возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово" (Мф: 18, 15-16). Никто кроме апостола Иоанна не обвиняет Иуду в воровстве. Следовательно, его свидетельство правомерно подвергнуть сомнению. Правда, апостол Петр говорит о Иуде, что он "приобрел землю неправедной мздою" (Дея: 1, 18), но речь всё-таки идёт о приобретении, а не о воровстве, и потом, насколько мзду, за которую земля была приобретена, правомерно назвать неправедной, предстоит ещё отдельный разговор. Но против обвинения Иоанна можно выдвинуть ещё одно возражение: Иуда Искариотский, надо полагать, неоднократно раздавал милостыню: "А как у Иуды был денежный ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что им нужно к празднику, или чтобы дал что-нибудь нищим" (Ин: 13, 29). Следовательно, о нищих он всё-таки заботился, иначе Иисус поручил бы раздачу милостыни другому апостолу. Наконец, возражение третье – в опротестовании самой формы обвинения Иуды в воровстве: он был вор, потому что имел при себе денежный ящик. Используя такую, с позволения сказать, логику, и апостола Петра можно обвинить в мокрушничестве: он был убийца, потому что имел при себе нож! Итак, обвинение Иоанна против Иуды лишено второго свидетельства, самопротиворечиво и абсурдно. Я бы назвал его клеветой.
      Обратимся теперь к обличению Иуды Искариотского апостолом Петром: "И в те дни Петр, став посреди учеников, сказал (было же собрание человек около ста двадцати): мужи братия! Надлежало исполниться тому, что в Писании предрек Дух Святый устами Давида об Иуде, бывшем вожде тех, которые взяли Иисуса; он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрел землю неправедною мздою, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его; и это сделалось известно всем жителям Иерусалима, так что земля та на отечественном их наречии названа Акелдама, то есть, земля крови. В книге же Псалмов написано: да будет двор его пуст, и да не будет живущего в нем; и: достоинство его да примет другой" (Дея: 1, 15-20).
      Апостол Пётр ссылается на 108 псалом, в котором, в частности сказано: "Когда будет судиться, да выйдет виновным, и молитва его да будет в грех; да будут дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой. Дети его да будут сиротами и жена его – вдовою. Да скитаются дети его и нищенствуют, и просят хлеба из развалин своих. Да захватит заимодавец все, что есть у него, и чужие да расхитят труд его. Да не будет сострадающего ему; да не будет милующего сирот его; Да будет потомство его на погибель, и да изгладится имя их в следующем роде. Да будет вспомянуто пред Господом беззаконие отцов его, и грех матери его да не изгладится. Да будут они всегда в очах Господа, и да истребит Он память их на земле, За то, что он не думал оказывать милость, но преследовал человека бедного и нищего и сокрушенного сердцем, чтобы умертвить его. Возлюбил проклятие, – оно и придет на него; не восхотел благословения, – оно и удалится от него. Да облечется проклятием, как ризою, и да войдет оно, как вода, во внутренность его и, как елей, в кости его. Да будет оно ему, как одежда, в которую он одевается, и как пояс, которым всегда опоясывается. Таково воздаяние от Господа врагам моим и говорящим злое на душу мою!" (Пс: 108: 7-20). Сомнительно, чтобы слова: "Да захватит заимодавец все, что есть у него, и чужие да расхитят труд его", – распространялись на Иуду Искариотского, ибо у него, как у всех других апостолов, не было никакого имения – иначе Иисус попросту не избрал бы его в число Своих учеников! Когда один богатый юноша вопросил, что ему делать, чтобы наследовать жизнь вечную, то получил ответ: "Одного тебе недостает: пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за мною, взяв крест" (Мр: 10, 21). Это требование, несомненно, распространялось на всех учеников Христа, в том числе и на Иуду Искариотского. Но если хотя бы в одном пункте ссылка на 108 псалом неприемлема по отношению к Иуде, то мы можем и должны усомниться, а правомерно ли Пётр на него ссылается в данном конкретном случае? Да, Иисус поминает в одной из Своих молитв сына погибели: "Тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание" (Ин: 17,12). Но вот имел ли Он в виду при этом 108 псалом – большой вопрос. В книге Псалмов есть другое место, на которое, как я здесь утверждаю, ссылается Иисус: "Да придет на него гибель неожиданная, и сеть его, которую он скрыл для меня, да уловит его самого; да впадет в нее на погибель" (Пс: 34, 8). Почему же Пётр ссылается на 108-й псалом, а не на 34-й? Сомнительно, чтобы Иисус Христос распространил проклятие не только на сына погибели, но и на его семью, в частности, детей. Это противоречит всему Его учению, в частности, заповеди: "Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных" (Мф: 5, 43-45). Если Христос учит так относиться к врагам, то уж тем более не стал бы Он предавать проклятию детей врагов!!! Итак, ссылка апостола Петра на 108-й псалом при обвинении Иуды Искариотского, равно как и отсутствие ссылки на псалом 34-й, лукава. За Петром, впрочем, это водилось. Не зря же Иисус сказал ему однажды: "Отойди от Меня, сатана! Ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое" (Мф:16,23). Ясна и цель, с какой апостол Пётр слукавил: "В книге же Псалмов написано: "да будет двор его пуст, и да не будет живущего в нем"; и: "достоинство его да приимет другой". Итак, надобно, чтобы один из тех, которые находились с нами во все время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус, Начиная от крещения Иоаннова до сего дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его. И поставили двоих: Иосифа, называемого Варсавою, который прозван Иустом, и Матфия, И помолились и сказали: Ты, Господи, сердцеведец всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал Принять жребий сего служения и Апостольства, от которого отпал Иуда, чтобы идти в свое место. И бросили о них жребий, и выпал жребий Матфию, и он сопричислен к одиннадцати Апостолам" (Дея: 1, 20-26).
      Итак, вместо отпавшего Иуды двенадцатым апостолом через бросание жребия избран Матфий. После этого события Иисус Христос избирает Савла, бывшего гонителя Его церкви, в Свои апостолы. Их теперь стало, следовательно, 13. Вопрос о том, кто является тринадцатым апостолом, никак нельзя назвать второстепенным или несущественным, ибо в Откровении Иоанновом сказано: "Стена города имеет двенадцать оснований, и на них имена двенадцати Апостолов Агнца" (Откр: 21,14). И вот, возникает вопрос: есть ли в Горнем Иерусалиме основание, носящее имя апостола Павла? Ибо Павел избран не по жребию, а самим Иисусом Христом! Что-то не очень охотно церковь высказывалась на эту тему. Я ни разу не встречал и отголоска на диспут, посвященный этой щекотливой богословской проблеме. Иуды Искариотского в числе апостолов уже нет, а их всё равно 13! Вопрос: "Кто лишний?" эквивалентен другому: "Чьего имени нет на основании Горнего Иерусалима?". Попытка лишить апостольства вновь избранного Матфия на основании того, что кроме его имени мы ничего о нем не знаем, некорректна. Ну и что, если мы ничего не знаем об этом апостоле? Мы также ничего не знаем об апостолах Варфоломее, Леввее, Кананите… Наконец, вопрос о том, кто является тринадцатым апостолом, эквивалентен вопросу: кто является сыном погибели? Иуда Искариотский, повторю, в круг подозреваемых уже не входит! Евангелие при таком рассмотрении воспринимается как психодрама с детективной подоплёкой.
      Круг подозреваемых узок: это либо апостол Пётр, либо апостол Иоанн, потому что оба они нарушили заповедь Иисуса Христа: "Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить" (Мф: 7,1). Но если об апостоле Петре Иисус молился: "И сказал Господь: Симон! Симон! Се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу; но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих", (Лк: 22,31-32) – то об апостоле Иоанне Господь не помолился… Здесь возникает весьма неблагоприятный для Иоанна контекст, в котором некоторые высказывания этого апостола, столь привычные для сознания верующих, переосмысливаются не в его пользу. Чего стоит, например, применимое им к самому себе определение "ученик, которого любил Иисус"? А что, разве других учеников Он не любил или любил меньше, чем Иоанна? Не возвеличивает ли себя апостол Иоанн, нарушая ещё одну заповедь Учителя: "Ибо кто возвышает себя, тот унижен будет; а кто унижает себя, тот возвысится"? (Мф: 23,12). Да, апостол Иоанн на тайной вечери возлежал на груди Иисуса: "Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса; ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о ком говорит. Он, припадши к груди Иисуса, сказал Ему: Господи! Кто это? Иисус отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув, подал Иуде Симонову Искариоту" (Ин:13,23-26). Мне представляется, что Иисус попросту нашёл здесь удобный предлог, чтобы в мягкой форме попросить ученика принять более подобающую позу…
      "И после сего куска вошел в него сатана" (Ин: 13,27). Итак, Иисуса Христа предал сам Сатана, который вместе со съеденным Иудою куском пошёл в него и вселился в нём. Прекрасно! Возникает вопрос: о каком Сатане идёт речь: до его разделения и восстания на самого себя или после? – "Если сатана восстал на самого себя и разделился, не может устоять, но пришёл конец его" (Мр: 3,26). Не тот ли это Сатана, которому Иисус предрёк: "Иди за Мною, Сатано, писано бо есть: Господу Богу твоему поклонишися и Тому Единому послужиши" (Мф: 4,10)? Не тот ли это Сатана, о котором сказано, что он преобразуется (метасхематизируется! – гр.) в Ангела света? (2 Кор:11,14). Не тот ли это Сатана, о котором Иисус говорит в Апокалипсисе: "Аз есмь корень и род Давида и звезда утренняя и Денница" (Откр: 22,16)? Впрочем, читатель не найдёт этих чтений в Синодальном переводе, но они есть в Кирилло-Мефодиевском переводе Библии – откройте и убедитесь! Я открывал и греческий подлинник, так что с уверенностью могу засвидетельствовать: Синодальный перевод даёт лукавую трактовку тех мест греческих писаний, где речь идёт о Сатане. Сатана – через лукавый перевод! – подвергся осуждению вопреки Писанию, в котором сказано: "Михаил Архангел, когда говорил с диаволом, споря о Моисеевом теле, не смел произнести укоризненного суда, но сказал: "да запретит тебе Господь" (Иуд: 9).
      Но вернёмся к "любимому ученику" Иисуса. Каким образом он, будучи во дворе первосвященника Каиафы, не был подвергнут тем же испытаниям, что и апостол Пётр? – "За Иисусом следовал Симон Петр и другой ученик; ученик же сей был знаком первосвященнику и вошел с Иисусом во двор первосвященнический; А Петр стоял вне за дверями. Потом другой ученик, который был знаком первосвященнику, вышел и сказал придвернице, и ввели Петра" (Ин:18, 15-16). Иоанн, стало быть, был вхож в дом самого Каиафы! И что же, он часто ли там бывал? А когда бывал, о чем беседовал – о погоде? Христиане! Раскройте же очи ваши! Вот он, сын погибели.
      Об апостоле Иоанне можно сказать словами Христа: "Ибо что пользы человеку приобресть весь мир, а себя самого погубить, или повредить себе?" (Лк: 9,25). Да, Иисус Христос, умирая на кресте, благословил апостола Иоанна: "Иисус, увидев Матерь и ученика, тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! Се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик взял ее к себе" (Ин: 19,26-27). Но здесь Иисус как раз поступил никак не вопреки своей заповеди, ибо учил: "Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных" (Мф: 5, 43-45).
      Мне осталось ответить на неизбежно возникающий вопрос: какова же тогда истинная причина "предательства" Иуды Искариотского? Ответ содержится в пророчестве Захарии: "И скажу им: если угодно вам, то дайте Мне плату Мою; если же нет, – не давайте; и они отвесят в уплату Мне тридцать сребренников. И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище, – высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял Я тридцать сребренников и бросил их в дом Господень для горшечника" (Зах: 10,12-13). Из этого следует, что Господь Иисус Христос предал Самого Себя на распятие в лице Духа Истины – Ангела Сатаны – который вошёл с куском в Иуду Искариотского. Иуда, следовательно, не предатель, а любимый ученик Иисуса Христа, которому Он только и мог доверить это нелёгкое, трудное и неблагодарное дело.
 

 
      Я предвижу не только ропот несогласных, но и великое огорчение согласившихся с моей аргументацией. Оно вызвано не только неизбежно возникающим сожалением о погибшей душе лжеапостола, волюбившего мзду Каиафову, но и о двух великих книгах: Евангелии от Иоанна и Апокалипсисе. Как-то не укладывается в голове: если апостол Иоанн – сын погибели, как Бог позволил ему написать эти книги? Я прошу церковь не мучить себя больше этими вопросами. Дело в том, что Иоанном Богословом мог ведь назваться ещё один апостол Иисуса Христа, которому принадлежат слова: "Он-то, Идущий за мною, но который стал впереди меня; я не достоин развязать ремень у обуви Его" (Иоанна: 1,27). Я убеждён, что Евангелие и Апокалипсис написаны Иоанном Крестителем, я узнал его по слогу, по стилю, по духу. Сравните теперь два фрагмента: "По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и на головах у ней как-бы венцы, похожие на золотые, и лица же ее, как лица человеческие; и волосы у ней – как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов; На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев ее, как шум от колесниц, когда множество коней бежит на войну. У нее были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах ее были жала; власть же ее была – вредить людям пять месяцев" (Откровение: 9, 7-10).: "Пишу вам дети, потому что прощены вам грехи ради имени Его. Пишу вам отцы, потому что вы познали Сущего от начала. Пишу вам юноши, потому что вы победили лукавого. Пишу вам отроки, потому что вы познали Отца. Я написал вам. Отцы, потому что вы познали Безначального. Я написал вам, юноши, потому что вы сильны, и слово Божие пребывает в вас, и вы победили лукавого" (1 Ин: 2,13-14). Сравните два стиля. Первый принадлежит великому поэту, второй – человеку, который явно не в ладах с риторикой. Пышный и пустой оборот "я пишу вам…" не несёт никакой смысловой нагрузки. Великий поэт не позволил бы себе в соборном послании пустопорожней фразы.
      Но неужели Иоанн Креститель заранее предсказал в своём Евангелии каждое событие жизни Иисуса? Мне легко было бы сказать: да, сославшись на чудо. Но я сторонник рациональной экспликации. Я сам отсекаю объяснение ссылкой на чудо бритвой Оккама: entia non sunt multiplicada praeter necessitatem – сущности не следует умножать сверх необходимости. Есть другое объяснение – и оно содержится в одном из Евангелий. Евангелист Матфей сообщает: после казни Спасителя на кресте произошло следующее событие: "И гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли, И, вышедши из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим" (Матфея: 27,52-53). Подобно тому как я возомнил себя воскресшим Иудой Искариотским, так и нашёлся в Иудее чудак, назвавшийся "воскресшим" Иоанном Предтечей. Фантазёр-самозванец оказался на редкость хорошим знатоком Писаний и при этом обладал поэтическим даром. Он-то и написал Евангелие от Иоанна и Апокалипсис, потому что искренне сознавал себя воскресшим Иоанном Крестителем, аналогично тому как я совершенно искренне сознаю себя воскресшим Иудою Искариотским.
      Евангелие от Иоанна и Апокалипсис написаны намеренно так, чтобы у читателя возникло заблуждение насчёт их авторства. Расчёт состоял в том, чтобы "ученик, которого любил Иисус" в одном из соборных посланий вместо отречения от авторства Евангелия и Апокалипсиса присвоил его себе полным на сей счёт молчанием. У Иоанна была эта возможность, но лжеапостолу захотелось славы. И он её получил. Современному человечеству преподнесён великий урок этики.
 

 
      То не евхаристии бросай рис… – Анаграмма "сеем рис евхаристии" есть в имени "Иисус Христос".
 

 
      Помню две скрещённые рапиры…- в юности я некоторое время занимался фехтованием.
      Вот чем отхлестал бы вас, шекспиры… – В "Советах молодому литератору" Бодлер рассказывает, как он на уроке фехтования отхлестал рапирой скупщика долговых обязательств, явившегося к поэту за деньгами.
 

 
      Александр Твардовский. "Ленин и печник"… Вождь мирового пролетариата был разносчиком сифилиса. Я обращаюсь к коммунистам: признайте этот факт, народ снова будет с вами.
 

 
      Аппарат кровавый разрушенья – образ Бодлера ("Разрушение"), подразумевающий необрезанный фаллос язычников.
 

 
      Испанскому поэту Луису де Гонгоре и Арготе принадлежат гордые слова:
      Испания! Твои перо и шпага
      Завоевали Запад и Восток!
      Их-то и обыгрывает Борхес в своём сонете.
      Юношу богатого Спаситель… Полюбил. Как жертву искуситель. – Один юноша решил последовать за Иисусом и вопросил Его, что Ему надлежит для этого делать. Иисус ответил: "Знаешь заповеди: не прелюбодействуй; не убивай; не кради; не лжесвидетельствуй; не обижай; почитай отца твоего и мать. Он же сказал Ему в ответ: все это сохранил я от юности моей. Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе недостает: пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небеса; и приходи, последуй за мною, взяв крест. Он же, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение (Марка: 10,19-22). Обращает на себя внимание оборот "взглянув на него". Он означает, что предыдущие слова Спаситель произнёс, не глядя на задающего вопрос, то есть: не удостаивая вопрошающего Своего взгляда. И вот Он на него взглянул… Всю энергию этого взора передаёт ироничный глагол "полюбил".
 

 
      "Мой Господь! – Сказал он – Если б Огом я Васанским был… – Подразумевается фрагмент: "Ибо только Ог, царь Васанский, оставался из Рефаимов. Вот, одр его, одр железный, и теперь в Равве, у сынов Аммоновых; длина его девять локтей, а ширина его четыре локтя, локтей мужеских" (Второзаконие: 3,11).
 

 
      и планету ближнюю за звонкую монету продаёт уже – в США есть кампания, которая объявила Луну своей собственностью и торгует через Интернет лунными акрами. От покупателей нет отбоя!
 

9

 
      Ахахаха-хаха-ха-ха-ха!
 

 
      Повесть о есть мышей не заставленном… – библейское выражение "есть мышей" есть иносказание, означающее то же самое, что и "делать изгладобие".
 

 
      Я снова обращаю внимание читателя к анаграмме имени Борхеса в испанской прописи: Eres rojo, Jorge, eres ruso – Ты красный, Хорхе, ты русский. Борхес не мог не знать, что его имя содержится в имени "Россия": ЕИМОРСХЮЯ – "Имя – Мессии: Хорхе, Иисус, Мир." Что хоте, то с этими фактами и делайте, но перед вами – факты лингвистики, а не высосанные из пальца домыслы.
 

 
      Блейк – английский поэт, современник нашего Жуковского. Оба стихотворца обладали также незаурядным талантом художника, так что под "Блейком" Борхес подразумевает русского поэта, известного своим палиндромом: "А роза упала на лапу Азора".
      Дело было так. Абаев угостил меня дозой, кажется, Эм-Ди-Эй. У ворот своего дома я, будучи на пике прихода, встречаю лирическую героиню этой поэмы, чьей любви я, нищий поэт, тщетно добивался. Помню, я обнял её лицо ладонями и сделал жест, имитирующий снимание невидимой маски, которую я преподнёс к своим губам и поцеловал. Лирическая героиня дарит мне в ответ только что сорванную алую розу. Придя домой, я сделал с этой розой то, что сделал. Сцену тайно сняли и включили в фильм, повествующий о моей испорченности. Смотри сонет "Роза и Мильтон".
      © Copyright Алексеев Вадим Викторович (dragonnoir@mail.ru)
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

08.01.2009