Дальше двинулся штабс-капитан Метёлкин. Инструмент собирают рабочие. Грузят и это в ящики.
      Открывает Метёлкин книгу. "Инструмент" - появляется запись в книге. То же слово на ящиках краской пишет.
      - Живее, живее! - кричит рабочим.
      Дальше спешит Метёлкин. Здесь упаковывают ценные приборы.
      - Живее, живее! - торопит Метёлкин. Снова за кистью тянется.
      Обошёл весь завод Метёлкин. Всё перечислил в книге. На каждом ящике собственноручно надписи сделал.
      Загудел паровоз. Побежали вагоны. Покатило добро с Урала.
      Развалился в купе Метёлкин. Ладонью провёл по щекам, по лбу.
      - Эка же устал... Однако всё увожу до крошки.
      Бегут вагоны. Стучат вагоны:
      "В-с-ё у-в-о-ж-у д-о к-р-о-ш-к-и! В-с-ё у-в-о-ж-у д-о к-р-о-ш-к-и!"
      Привёз Метёлкин грузы по назначению. Выгружают добро. За ящиком выносят ящик.
      Поясняет штабс-капитан начальству:
      - Всё станки.
      Верно, на ящиках надпись: "Станки".
      - Вот приборы.
      Верно, "Приборы" стоит на ящиках.
      Сдал штабс-капитан Метёлкин груз. Вздохнул наконец свободно.
      А утром:
      - Что привёз?!
      - Инструмент, станки, приборы, - чеканит штабс-капитан Метёлкин.
      - Балбес! - гремит начальство.
      Метнулся Метёлкин к ящикам.
      Обхитрили его рабочие. Не отдали богатство народное. Камнями набиты ящики. Не песок, не битый кирпич, не глина. Камни лежат уральские.
      Камни уральские. Всё же не так обидно. Вроде бы сувенир.
      ОТВЕТ ЛЕНИНУ
      Отгремели бои за Челябинск. Снова Урал советский. Снова Урал свободен.
      Владимир Ильич Ленин с большим вниманием следил за событиями на Восточном фронте.
      Ещё в мае 1919 года, когда наступление Красной Армии только начиналось, Ленин прислал телефонограмму Реввоенсовету Восточного фронта. Владимир Ильич писал: "Если мы до зимы не завоюем Урал, то я считаю гибель революции неизбежной".
      Глубоко в душу запали бойцам слова Владимира Ильича Ленина.
      Торопились они. Рвались быстрей к Уралу.
      В июне развернулись бои за Уфу. Самоотверженно бились бойцы, знали: возьмут Уфу - как бы стену пробьют на пути к Уралу.
      Потом завязались бои за Пермь.
      Знали бойцы: отвоюют Пермь - как бы мост возведут к Уралу.
      Освобождали Уральск. Очищали от белых другие земли.
      Нет для бойцов усталости. Вспоминали телефонограмму Владимира Ильича. Как приказ звучали для них ленинские слова.
      И вот Красная Армия на Урале. Взят Златоуст, другие уральские города, уральские рудники, заводы. Освободила Красная Армия Екатеринбург. Взяли войска Челябинск, и тут же среди бойцов:
      - Ленину, Ленину пиши!
      - Владимиру Ильичу!
      - Доноси! Не тяни! Немедля!
      Собрались бойцы, написали письмо Владимиру Ильичу.
      "Дорогой товарищ и испытанный, верный наш вождь! - писали красноармейцы Восточного фронта. - Ты приказал взять Урал к зиме. Мы исполнили твой боевой приказ. Урал наш. Мы идём теперь в Сибирь... Больше Урал не перейдёт в руки врагов Советской Республики. Мы заявляем это во всеуслышание. Урал с крестьянскими хлебородными местами и с заводами, на которых работают рабочие, должен быть рабоче-крестьянским".
      Получил Владимир Ильич письмо. Читал, улыбался.
      - Верно рассуждают бойцы. Верно, - говорил Владимир Ильич. - И Урал, и Сибирь, и вся Россия должны быть и непременно будут рабоче-крестьянскими.
      МОГИЛЬНОЕ
      Бескрайним простором легла Сибирь. Побежала к востоку, на юг, на север. Взметнулась горами. Легла низинами. Океаном лесов раскинулась. Всё здесь могуче. Могучи земли. Могучи реки. В глубинах богатства лежат несметные.
      Здесь, на просторах Сибири, продолжались бои с Колчаком. Отступал Колчак. Отползал. Раненым зверем в бои бросался.
      Особенно жаркие схватки разгорелись при подходе красных к городу Тобольску.
      Тобольск один из старейших сибирских городов. Памятны эти места истории. Здесь, под Тобольском, погиб в Иртыше Ермак. В Тобольске после долголетнего заключения в каторжных тюрьмах на вечном поселении находились многие декабристы.
      Сопротивлялись белые. Пытались задержать, не пустить красные полки к Иртышу, к Тоболу.
      Колчаковский солдат Мавродий Нагорный имел привычку: вступает в село, проходит мимо, обязательно у жителей спросит, имя села какое.
      Вот и сейчас. Отходят с боями они к Тобольску. Вошли в село. Нагорный к крестьянам:
      - Как величать село?
      Отвечают крестьяне:
      - Приветное.
      Улыбнулся солдат:
      - Хорошо, хорошо название.
      Снова село проходят.
      - Как величать село?
      - Привольное.
      Качнул головой солдат:
      - Э-эх, моей бы деревеньке такое название.
      Ещё село. Снова вопрос Нагорного:
      - Как величать село?
      Отвечают крестьяне:
      - Могильное.
      - Свят, свят... - вырвалось у Нагорного. - Кто же жуткость такую выдумал? Скорее бы село пройти!
      Только пришлось задержаться белым у села Могильного, а многим и навеки здесь остаться.
      У Могильного разгорелся упорный бой. Восемь раз переходило село из рук в руки.
      После боя кто-то из красных бойцов задумчиво произнёс:
      - И вправду для белых село могильное.
      - Не только одно село, - добавил другой боец. - Время пришло для врагов могильное.
      "САФО" И "АДА"
      Началось всё с того, что как-то вдруг на Восточный фронт, ещё в те дни, когда красные бились с белыми под Уфой, из Петрограда прибыл специальный вагон.
      Открылись двери. Полон вагон папирос. Папиросы не простые - "Сафо" и "Ада". Ящик стоит на ящике.
      Перехватило у красноармейцев дух.
      - Папиросы!
      - "Сафо"!
      - И "Ада"!
      - Ящик стоит на ящике!
      Плохо было в те дни с табаком. Щепотка махорки - что россыпь золота. А тут сразу: "Сафо" и "Ада". Целый вагон. Ящик стоит на ящике.
      То-то радость была у красных.
      Папиросы прислали петроградские рабочие. Как свой петроградский рабочий привет. Как коллективный бойцам подарок.
      Делили папиросы по ротам, по взводам, по эскадронам. Долго поминали красноармейцы питерцев. Чем бы ответить на рабочую щедрость, не раз прикидывали.
      Вышли красные на равнины Сибири. Места богаты. Поля плодородные. Многие районы хлебопашные, урожайные. К осени колос тройным поклоном к земле сгибается.
      Решили бойцы собрать деньги. Купить на деньги сибирский хлеб. Отправить хлеб в Петроград рабочим. Голодно было тогда в Петрограде. Цены нет такому подарку.
      Приступили красноармейцы к делу. Пошли по взводам, по ротам, по эскадронам "шапки по кругу".
      - Шапку по кругу!
      - Шапку по кругу!
      Узнали другие:
      - Рабочим - хлеб?
      Тоже вносят на подарок для петроградских рабочих деньги. Многие присоединились. Кто курил и кто не курил. Были даже такие, кто и вовсе не знал, что присылались когда-то "Сафо" и "Ада".
      Загрузили бойцы состав сибирским хлебом.
      Катят, катят, бегут в Петроград вагоны. В вагонах красноармейский хлеб - благодарность к людям спешит людская.
      МИХАЭЛ ГОДОНИ
      В числе красных войск, сражавшихся против Колчака, был и Карельский полк.
      Земли Карелии - земли не южные. Суровый, озёрный край. На севере Карелия подходит к самому Полярному кругу.
      И вдруг в Карельском полку появился боец Михаэл Годони. Итальянец.
      Поражались бойцы:
      - Из Италии!
      У тёплого Средиземного моря лежит Италия.
      Рассматривали красноармейцы карту.
      - Смотри, как сапог Италия.
      Действительно, своими очертаниями Италия напоминает сапог. Вот голенище, каблук, носок. С севера на юг протянулась Италия. С трёх сторон омывает море. На самом юге Италии, там, где у сапога носок, находится область Калабрия. Михаэл Годони родом как раз из Калабрии.
      - Из Калабрии в полк Карельский! - посмеивались красноармейцы.
      Как же оказался итальянец Годони в красноармейском полку?
      Михаэл Годони был солдатом итальянской армии. Шла мировая война. Сражался Годони против австрийцев. Был схвачен австрийцами в плен. А вскоре случилось так, что сами австрийцы, пленившие Годони, а вместе с ними и итальянец Годони попали в плен к русским. Вскоре в России произошла революция. Годони был итальянским рабочим. Радовался он, что власть в России перешла в руки рабочих и крестьян.
      - Наша революция, пролетарская, - говорил Годони.
      Вступил он добровольцем в Красную Армию, чтобы защищать народную Советскую власть.
      Любили в полку Годони. Характер у итальянца весёлый, лёгкий. И дружить с ним было приятно. И в бою Годони всегда в числе первых.
      Вспоминал он свою Италию.
      - Небо - синее-синее, - говорил Годони.
      - Море - тёплое-тёплое.
      - Солнце - весь год смеётся.
      Приглашал он друзей в Италию.
      - Калабрия, Лацио, Умбрия, Тоскана, Пьемонт, Ломбардия, - сыпал названия звучные. - Рим, Неаполь, Милан, Венеция, - называл города далёкие.
      Не пришлось собираться друзьям в Италию. Погиб в боях у Тобола красноармеец Годони. Склонили бойцы знамёна.
      - Прощай, Михаэл Годони!
      Дали клятву добить Колчака. Помнить бойца и друга.
      Не только один Михаэл Годони. Чехи были в советских частях, словаки, немцы, поляки, венгры. Бойцы из других зарубежных стран. Вместе за Советскую власть сражались. В общем строю стояли.
      СЛАВА ПО ВСЕЙ СИБИРИ
      Страшился Колчак Сибири. Больше всего партизан сибирских.
      Всюду они - в сопках сибирских, в лесах, в горах, в сёлах и деревнях, рядом с фронтом, в глубоком тылу и даже в штабы проникают к белым.
      Объединены партизаны в отряды, в полки. Есть целые партизанские армии. Нападают партизанские отряды на солдат Колчака, вступают в бои с войсками, взрывают мосты, разрушают железнодорожное полотно, поезда под откос пускают.
      Много партизанских отрядов в лесах Сибири. Много отважных, лихих командиров. Один из них - Нестор Александрович Каландаришвили.
      Бывало, в Сибири впервые услышат фамилию партизанского командира:
      - Не наших кровей мужчина.
      - Не наших краёв фамилия.
      И верно. Не сибиряк - южанин Нестор Каландаришвили. Родился в селе Квирикета в далёкой Грузии.
      С детских лет возненавидел Каландаришвили царские порядки. Не раз хватали его жандармы. Судили. Гноили в тюрьмах. Когда произошла Великая Октябрьская революция, когда и здесь, в Сибири, люди разбились на красных, на белых, взял в руки винтовку Каландаришвили. Пошёл защищать Советскую власть.
      И вот гремит уже слава по всей Сибири:
      - Каландаришвили!
      - Каландаришвили!
      Наводит фамилия страх на белых. Установили они большую награду тому, кто живым или мёртвым доставит к ним партизанского командира.
      Не получилось у них с наградой.
      Подыскали убийцу белые. Наказ убийце: вступить в партизанский отряд. В одном из боёв выстрелить в спину Каландаришвили. Пробрался в отряд убийца. Встретился с партизанами. Не поднялась у него рука. Сам явился к Каландаришвили, чистосердечно во всём признался.
      Не получилось с убийством у белых. Решили поймать партизанского вожака. Снарядили специальный отряд. Как-то партизанским разведчикам удалось подключиться к телефонной линии белых. Взял Каландаришвили трубку.
      - Ну как, напали на след Каландаришвили? - слышит он чей-то голос.
      - Напали, - отвечает Каландаришвили. - Напали. Мало того, тут он, у нас в руках. Ждите, сейчас выезжаем.
      Ждут белые офицеры. И верно - явился к ним Каландаришвили. Вошёл в дом:
      - Руки вверх! Сдавайтесь! Я - Каландаришвили.
      Отважен, решителен Каландаришвили. Гремит о нём слава по всей Сибири:
      - Наших кровей мужчина!
      - Наших краёв фамилия!
      НЕ ОШИБСЯ
      Всё громче в войсках у белых:
      - Не страшны нам морозы.
      - Не страшны нам просторы.
      Кто же страшен?
      - Партизаны!
      В крестьянской семье Сизовых родился сын. По обычаю отцовскому, дедову, решили его крестить. Церковь и священник далеко. Ехать без малого двадцать вёрст.
      Дорога то лесом идёт, то полем, то влезет петлей на взгорок, то снова глухоманью, низиной тянется.
      Зима. На санях двинулись в путь крестьяне. Едут и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и тёща, и тесть, и ещё человек пятнадцать. Четверо саней - полно в них народу. Кто помоложе, рядом бегут на лыжах.
      Растянулся торжественный поезд.
      Прибыли в церковь. Окрестил новорождённого батюшка. Взял, опустил в купель. Вот и всё - младенец теперь под защитой бога считается.
      Повернули домой крестьяне. Бегут лошадёнки. Едут и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и тёща, и тесть, и ещё человек пятнадцать. Кто помоложе - бегут на лыжах.
      В это же время той же дорогой отступала колонна белых.
      Среди белых солдат Филимон Косой. Знают солдаты - кругом партизаны. Неуютно солдатам в лесных просторах. Косит глазами Косой направо, косит глазами налево. Кусты, сугробы пронзает взглядом.
      Смотрел он, смотрел и высмотрел:
      - Партизаны!
      Смотрят белые. Из-за сосен и кедров выходят сани. Людей в санях много. А рядом ещё на лыжах.
      Дорога лесная, узкая. Слева и справа снега, сугробы. Впереди партизаны, рассуждают белые, и сзади, видать, партизаны, рассуждают белые. Глаза велики у страха. Ясно белым - попали в засаду.
      - Братцы, спасайся! Бросай оружие! - завопил Косой.
      Белые словно только команды ждали. Побросали винтовки на снег. Подняли руки.
      То-то поражались и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и тёща, и тесть, и все остальные гости.
      Подобрали они винтовки. Как дрова, уложили в сани.
      А здесь подоспел и настоящий партизанский отряд.
      Взяли в плен партизаны белых.
      Вместе с другими в плену Косой.
      - Вот так ошибся! Как обознался?!
      - Не ошибся, не ошибся, - ему в ответ. - Вся Сибирь стала одним партизанским краем.
      "ЭЙ, СТАРЫЙ! ЭЙ, ЛЕШИЙ!"
      Затерялось в сибирских просторах село Рассказовка. А недалеко от Рассказовки второе село - Бобровка.
      Действовал в этих местах партизанский отряд.
      Напали как-то на Рассказовку колчаковцы. Хотели расправиться с партизанами. Никого не застали. Подпалили Рассказовку.
      Из Рассказовки двинулись в Бобровку. Идут, идут. Не появляется что-то Бобровка. Прошло ещё какое-то время. По-прежнему нет Бобровки.
      Ясно колчаковцам - сбились где-то они с пути, заблудились.
      Повезло колчаковцам. Вышли колчаковские солдаты к лесной сторожке, к дому лесника Фёдора Степановича Гуляева.
      - Эй, старый, далеко до Бобровки?
      Посмотрел на солдат лесник. Ясно - белые.
      - Так ведь дорогой какой идти. Болота кругом, трясины.
      - Короткой дорогой, короткой! - кричат белые. - Собирайся, веди!
      Собрался лесник. Палку свою неразлучную взял. Седьмой десяток идёт Гуляеву.
      Идут они лесом, пробираются сквозь чащобы. Тут обойдут болото, там обогнут трясину. Гуськом, еле заметными тропками движутся.
      - Скоро? - кричат колчаковцы.
      - Скоро, - отвечает Гуляев.
      Прошло какое-то время.
      - Скоро?
      - Совсем уже скоро. Вот тут ещё с горки, потом на горку. Потом влево, потом направо.
      Шагают, идут колчаковцы. И вдруг:
      - Эй, стойте! А где же старик?
      Остановились. Нет старика. Не видно.
      - Эй, старый!
      - Эй, леший!
      Не отзывается провожатый.
      Оказывается, поступил Гуляев так же, как когда-то знаменитый Иван Сусанин. Завёл он врагов в болото, в дремучий-дремучий лес.
      Пришёл после этого старик в село Бобровку. Встретил здесь партизан. Обо всём рассказал. Собрались партизаны. Окружили в лесу колчаковцев. Уничтожили весь отряд.
      За свой подвиг Гуляев был награждён орденом Красного Знамени.
      Вскоре после разгрома Колчака Фёдор Степанович Гуляев попал в Москву. Прибыл сюда ходоком от крестьян Сибири. О Гуляеве - сибирском Сусанине знал Владимир Ильич Ленин. Принял Гуляева Ленин.
      Долго они беседовали. О сибирских людях, делах, лесах. Заговорили и о Колчаке.
      - Приказал долго жить Колчак, - сказал Гуляев.
      - Приказал, приказал, - улыбался Ленин. - Значит, наша взяла. Значит, сила наша.
      Прощаясь, Владимир Ильич подарил Гуляеву боевую шашку в серебряных ножнах.
      Вернулся старик в Сибирь, в родную Бобровку. Послушать Гуляева собирались люди за много вёрст. Рассказывал Гуляев про встречу с Владимиром Ильичём. Боевую шашку из ножен вытаскивал.
      Не расставался Гуляев с шашкой. Всюду носил с собой.
      - Ношу при себе, - говорил старик. - Вдруг как новый Колчак объявится!
      ГЕНЕРАЛЬСКАЯ ШУБА
      Разбили красные белых у Тобола, у Ишима. Взяли города Тобольск, Ишим. Пошли к городу Омску.
      Не было у колчаковских генералов больших побед. А вот генерал Римский-Корсаков отличился. Выиграл он сражение.
      Дело было так. К Омску красные подошли стремительно. Не ожидали так скоро их колчаковцы, хотя и не верили, что удержат Омск. Стали отводить из Омска свои части. Увозить военное снаряжение.
      Так было и в тот день. Генерал Римский-Корсаков ехал в санках в присутствие. Был он генералом по хозяйственной части. Быстро бежит рысак. Шуба богатая на генерале. Папаха на голове.
      - Эй, сторонись, эй, берегись, его высокоблагородие едет!
      Мчит генерал. Видит: стоит группа военных. Ясно - солдаты. Поравнялись санки с солдатской группой. Не заметили солдаты генерала. Не вытянулись в струнку. Не отдали честь.
      - Разболтались! - вскипел генерал.
      Остановил он санки.
      - Ах вы такие, сякие, этакие! - гневается генерал на солдат.
      Распекает генерал Римский-Корсаков солдат, а те улыбаются.
      "Что такое?! Бунт?!" - хотел крикнуть генерал. Присмотрелся - да это же красные.
      Да, это были красные. Брянский полк. Преодолели брянцы за сутки сто километров. И вот уже в Омске.
      Вытряхнули бойцы генерала из санок. Вытряхнули из шубы. Сняли с головы генеральскую папаху. Папаху и шубу отправили в дар караульным. Самого генерала - в штаб.
      Не так обидно генералу Римскому-Корсакову, что в плен его взяли, как жаль, что лишился папахи своей и шубы. В штабе у красных первым делом твердит:
      - Шуба! Папаха! Отняли! Без права!..
      Был напористым генерал. Не зря по хозяйственной части. Такого наделал шума.
      Смешно красным командирам смотреть на белого генерала. Белые Омск оставили. Не сегодня-завтра вообще конец белым. А этот твердит о шубе. Однако сказали красные командиры:
      - Верните шубу.
      - И папаху, - не отступается генерал.
      - И папаху, - распорядились в штабе.
      Стали искать генеральскую шубу. Выяснилось, ушли уже дальше брянцы из Омска.
      - Не по-советски со мной поступили, - твердит генерал. - Не по-советски.
      Вот же шельмец!
      Посмеялись красные командиры. Однако распорядились оплатить ему и папаху и шубу.
      Победил генерал. Выиграл он сражение.
      ПРОДЕЗИНФИЦИРОВАЛ
      Строг командарм Тухачевский. Порядок любит. Знает: рядом с порядком идут победы.
      Столицу Колчака - город Омск освободили дивизии, входившие в армию Тухачевского. Много здесь разных трофеев красным войскам досталось. Богатые склады. Сотни вагонов со снаряжением, с боеприпасами. Тысячи пленных. Тысячи раненых.
      В отступающей армии Колчака ещё с Урала начал свирепствовать тиф. Болезнь эта тяжёлая, изнуряющая, заразная. Тиф стал грозить и армии Тухачевского.
      Энергичен Тухачевский, сразу принял срочные меры. Заработали на полную мощность бани. Были созданы специальные отряды по стирке белья. Появились дезинфекционные камеры. Дивились красноармейцы чудному слову: дезинфекция!
      - Поголовная, - требовал командарм.
      Заулыбались те, кто знал Тухачевского:
      - Продезинфицирует нас Тухачевский, продезинфицирует.
      И верно.
      Явился как-то Тухачевский в какую-то нестроевую команду. Обратился к начальнику:
      - Бойцы помыты?
      Оказалось, давно не мыты.
      - Бельё свежее?
      Оказалось, десятой свежести.
      - Одежда продезинфицирована?
      Оказалось, что пока ещё тоже нет.
      Вызвал Тухачевский к себе начальника. Двери были закрыты. О чём он с ним говорил, как говорил - никто не услышал. Только вышел от командарма начальник краснее рака.
      Кто-то бросил:
      - Продезинфицировал!
      С этого и пошло.
      Провёл Тухачевский проверку складов. Выяснил: то не учтено, то не записано, что-то и вовсе пропало со складов. Вызвал Тухачевский складских работников. Двери были закрыты. О чём говорил, как говорил - неизвестно. Только вышли те, как помидоры, красные. Смеются другие:
      - Продезинфицировал их Тухачевский!
      Быстро взяли красные дивизии Омск. Проявили командиры и бойцы воинский пыл и дерзость. Однако нашлись и такие, кто зазнался теперь от победы. Грудь с излишним проворством выпятили.
      Вызвал Тухачевский к себе командиров. Двери были закрыты. О чём говорил с командирами, как говорил - неизвестно. Однако вышли от Тухачевского командиры, как кумач первомайский, красные.
      Расходятся командиры.
      - Ну как?
      Насупились командиры. Молчат. Ясно и так по лицам. Продезинфицировал Тухачевский.
      Строг Тухачевский. Порядок любит. Знает: рядом с порядком идут победы.
      ЭСМИНЕЦ
      Попал матрос в кавалерию. Неуютно ему без моря. Назвал скакуна "Эсминец".
      Вот что из этого получилось. Сражались наши в те дни как раз с Колчаком на Каме. Пробрался от белых к красным однажды лазутчик. Потёрся среди бойцов. Вдруг слышит, кто-то сказал: "Эсминец".
      Вернулся к своим солдат. Доложил: мол, к красным на Каме пришёл эсминец.
      - Как эсминец? Откуда эсминец? На Каме эсминец!
      Клянётся, божится лазутчик:
      - Своими ушами слышал.
      Для пущего веса даже приврал, что видел.
      Доложили белые по команде от младшего к старшему, что на Каме появился у красных эсминец.
      - Эсминец?! - поражался каждый из старших.
      - Эсминец, так точно, - докладывал каждый из младших.
      Пошло среди белых гулять про эсминец. Даже до Колчака дошло.
      - Эсминец? - спросил Колчак.
      - Эсминец!
      Усомнился Колчак в эсминце. Не зря моряк. Не зря адмирал. Эсминец большой военный корабль. Предназначен для океана, для моря. Как же эсминец и вдруг на Каме?!
      - Перепроверить! - грозно сказал Колчак.
      Однако оттеснили наши белых уже от Камы. Так и осталось для всех неясным, был ли на Каме тогда эсминец.
      И вдруг. Было это уже на Иртыше, на Ишиме. Снова к красным пробрался лазутчик белых. Покрутился, потёрся среди бойцов. Слышит, кто-то сказал: "Эсминец".
      Помчался к своим лазутчик:
      - Эсминец у красных! Эсминец у красных!
      - Как эсминец?! Здесь на Иртыше?! Здесь на Ишиме?!
      - Эсминец! Эсминец! - твердит лазутчик.
      Вновь полетела весть об эсминце от солдата к солдату, от роты к роте. Вновь к самому Колчаку добралась.
      - Эсминец?
      Задумался Колчак. Неужели северными морями прибыл сюда эсминец?
      - Перепроверить! Доложить! - приказал Колчак.
      Не успели, однако, белые перепроверить. Отступил поспешно Колчак с Иртыша, с Ишима.
      И в третий раз про эсминец Колчак услышал. Пытались удержаться белые на Оби. И вдруг:
      - Эсминец! Эсминец!
      - Здесь на Оби эсминец?!
      - Эсминец! Эсминец! - твердят солдаты.
      Вот какая история с лошадиным именем получилась.
      Сокрушался потом матрос:
      - Эх, если б знал... Эх, если б знал, назвал бы коня "Дредноут".
      ЭТИКЕТ
      Всё хуже дела в колчаковской армии. Всё ниже и ниже солдатский дух.
      Решили офицеры поднять у солдат настроение. В это время при колчаковской армии находился английский генерал Альфред Нокс. Вот и решили офицеры пригласить английского генерала к солдатам. Пусть выступит перед ними заморский гость. Пусть слова одобрения скажет.
      Объясняют офицеры солдатам про этикет, то есть про то, что нужно вести себя при встрече с гостем культурно и вежливо. Говорят солдатам: мол, любят в Англии этикет. Напоминают, чтобы солдаты громко кричали "ура!" генералу.
      Выступил генерал Нокс перед солдатами. Говорит по-английски. Переводят солдатам его слова.
      - Вы слава России!.. Вы гордость России!.. Не забудем! Поможем! летят слова.
      Распалился генерал Нокс. Гудит, как набатный колокол. За пятерых старается.
      Стоят солдаты, слушают. Не повышается что-то солдатский дух.
      Вновь генерал слова, как шары, бросает:
      - Весь мир на вас смотрит. Орлы! Герои!
      Стоят солдаты, слушают. Не повышается что-то солдатский дух.
      Закончил Нокс своё выступление.
      - Ура! - закричали офицеры. Повернулись к солдатам: мол, помните про этикет.
      - Ура! - прокричали солдаты.
      Вновь взмахнули рукой офицеры.
      - Ур-ак! - прокричали опять солдаты.
      - Ур-ак!
      Что такое? Прислушались офицеры повнимательней.
      - Дур-ак! - голосят солдаты.
      Прислушался и сам генерал Нокс. Повернулся к колчаковским офицерам:
      - Что такое?
      Покраснели белые офицеры:
      - Приветствие, ваше превосходительство. По русскому обычаю. Знаменитое русское "ура!".
      Хоть и англичанин генерал Нокс, хоть и русский язык для него нелёгок, однако всё же слово "ура" со словом "дурак" различить сумел. Не спутал.
      Различил. Не спутал.
      Однако не подал вида. Промолчал. Не взорвался. Выдержал этикет.
      РАЗВЯЗКА КОМЕТОЙ БЛИЗИТСЯ
      Красная Армия стремительно шла вперёд. К концу 1919 года были освобождены Новониколаевск, Томск, на Алтае Бийск.
      Сотни и сотни километров сибирской земли остались у красных позади.
      Красные полки подходили к Енисею, к городу Красноярску.
      Под Красноярском и произошла последняя крупная битва.
      Красные бойцы и сибирские партизаны нанесли здесь сокрушительный удар Колчаку.
      Одних только белых солдат было взято в плен около 60 тысяч.
      - 60 тысяч! - поражались бойцы.
      - Это не рота тебе, не взвод.
      - Это тебе ого-го, если в ряд эти тысячи станут.
      200 орудий пленили красные.
      И снова бойцы поражались:
      - Это не два, не три.
      - Это если все двести стрельнут!
      Среди пленённых белых солдат был и Кирьян Кудимов. Добровольно он сдался в плен.
      Из местных сибирских крестьян Кудимов. Немолод уже. В годах. Заговорили с ним наши бойцы.
      - Что же ты, борода, на своих же пошёл?
      - Так ведь Колчак, - говорил Кудимов. - Так ведь приказ.
      Короче, запуган белыми был Кудимов.
      Снова с вопросом к нему бойцы:
      - За что ж ты сражался, скажи нам, Кирьян Кудимов.
      Задумался Кудимов. Почесал пятернёй за ухом.
      - За Расею!
      Рассмеялись бойцы. Ясно: не только не очень храбр, к тому же не очень разобрался во всём Кудимов.
      Снова к нему с вопросом:
      - Почему же ты сдался в плен?
      Снова солдат задумался. Думал, думал, сказал, что думал:
      - Так ведь в плену надёжнее.
      Ясно без слов - не боец Кудимов. Ветром задуло его к Колчаку. Ветром теперь и выдуло.
      Немало таких, как Кудимов, оказалось в войсках Колчака.
      Всё хуже, хуже дела Колчака. Развязка кометой близится.
      СКУРИЛСЯ, СНОСИЛСЯ
      Перед сном адмирал Колчак любил раскладывать пасьянс.
      Возьмёт две карточные колоды, потрёт руки, отодвинет всё со стола, уставится в двойки, пятёрки, в тузов, королей и дам.
      Переживал Колчак, если карты вдруг не сходились. Мрачнел, начинал сердиться. Хотя и считался человеком не нервным, выдержанным.
      Верил он в карты, не верил - трудно сейчас сказать. Карты есть карты. Сбывалось порой у него по картам. Однако чаще бывало мимо.
      Когда разгорелись бои под Уфой, к удаче ложились карты. А кончалось чем? Был бит под Уфой Колчак. Подшутили, выходит, карты. Пришлось бежать Колчаку к Уралу.
      Когда сражались войска за Челябинск, снова карты успех сулили. А кончилось чем? Бит под Челябинском был Колчак. Покатился в Сибирь с Урала.
      Когда сражался Колчак за Омск, за город Омск, как за спасательный круг во время бури морской хватался, снова надежду внушали карты. А кончилось чем? Красные ветром ворвались в Омск. Как лист осенний, покатился "верховный" дальше.
      Разбиты войска Колчака. Всё в прошлом. Всё в прошлом.
      Бросил "верховный" остатки армии. Едет в штабном вагоне. В дальнем углу - икона.
      Вот и сейчас он сидит за картами. Уставился в двойки, пятёрки, десятки, в тузов, королей и дам.
      Ожидает, что карты скажут...
      Мучает мысль Колчака: что недодумал, в чём просчитался?
      - Мало казнил народу.
      Удирает Колчак, а следом летит частушка, та самая, про правителя омского, мундир английский, про табак японский. Мотив всё тот же. Слова другие:
      Мундир сносился,
      Погон свалился,
      Табак скурился,
      Правитель смылся.
      Не уехал Колчак далеко. Задержали его в пути. Привезли в Иркутск. Приговорили к расстрелу. Вывезли в поле. Прозвучала команда. Поднялись винтовки. Грянули выстрелы. Кончил жизнь и разбой адмирал Колчак.
      ЗОЛОТОЙ ЗАПАС
      Вместе с адмиралом Колчаком на восток двигалось два эшелона. Эшелоны большие, гружёные.
      На каждой остановке Колчак интересовался:
      - Как эшелоны?
      - В полной сохранности, ваше высокопревосходительство.
      Эшелоны находились под надёжной охраной. Двери у вагонов были запломбированы. Даже паровозные команды не знали, что везут они в эшелонах. Даже солдаты, охранявшие эшелоны, не знали, что находится в вагонах.
      Не давали эшелоны Колчаку покоя:
      - Как эшелоны?
      - Где эшелоны?
      Перепроверял Колчак. На каждой остановке в окно выглядывал. Верно, не отстают от Колчака эшелоны.
      Много километров прошли эшелоны. Омск, Красноярск. Станция Зима. Станция Тайга. Прибыли эшелоны и на станцию Нижнеудинск. Здесь и закончился путь вагонов.
      Именно на станции Нижнеудинск схватили адмирала Колчака революционные отряды. Вместе с Колчаком были задержаны и загадочные эшелоны.