Сергей Петрович АЛЕКСЕЕВ
      История крепостного мальчика
      "Сколько стоит мальчик?" - "Какой нелепый вопрос!
      скажете вы. - Разве мальчики продаются?! Разве можно торговать
      людьми!"
      А ведь это было.
      Было это во времена крепостного права, когда помещики
      могли продавать и покупать людей, как вещи.
      В этой повести рассказывается о том, как жили в России
      сто пятьдесят лет назад.
      Давайте мысленно перенесемся с вами в те времена.
      Митя Мышкин - главный герой повести - мальчик, которого
      продали. Судьба его удивительна и необычайна.
      Вместе с ним вы побываете у барыни Мавры Ермолаевны,
      попадете к графу Гущину, познакомитесь с девочкой Дашей,
      поедете на войну... Впрочем, не будем забегать вперед. Ведь
      обо всем вы узнаете, прочитав повесть.
      Глава первая. Барыня Мавра Ермолаевна
      Глава вторая. Даша
      Глава третья. Гвардейский поручик
      Глава четвертая. Добрый барин
      Глава первая
      БАРЫНЯ МАВРА ЕРМОЛАЕВНА
      РОДНОЕ СЕЛО
      Село называлось Закопанка. Стояло оно над самой рекой. С одной стороны начинались поля. Уходили они далеко-далеко, куда глаз видел. С другой - был парк и усадьба господ Воротынских. А за рекой, за крутым берегом, шел лес. Темный-темный... Страшно было в лесу, а Митька бегал. Не боялся, хотя и фамилия у него была Мышкин.
      Прожил Митька в Закопанке десять лет, и с ним ничего не случалось. И вдруг...
      Как сейчас помнит Митька то утро. Прибежала в избу дворовая девка Маланья, закричала:
      - Аксинья, Аксинья, барыня Кузьму кличут!
      Собрался отец, ушел. А когда вернулся, страшно и посмотреть: осунулся, посерел. Отозвал Кузьма Аксинью за дверь и стал о чем-то шептаться. Митька приложил ухо к двери. Только о чем говорил отец, так разобрать и не смог. И лишь по тому, как заплакала мать, как заголосила на разные лады, понял: случилось недоброе.
      - Тять, тять! - приставал Митька к отцу. - Скажи, что такое, а, тять?
      Только отец стал какой-то недобрый, все отмахивался и ничего не говорил.
      А вскоре прибежали Митькины дружки, позвали на улицу.
      - Митяй, а вас продают! - закричали ребята. - И Гришку продают, и Маньку продают, и Савву одноглазого продают!
      Митька сначала и понять не мог, а потом понял. Вспомнил: год назад тоже продавали. Все плакали. Только продавали тогда кого-то другого, не Митьку, а теперь, выходит, его продавать будут. А как, он и не знал. И зачем продавать? Митьке и здесь неплохо.
      ПРОДАЛИ
      Шумно, празднично в воскресный день на ярмарке в большом селе Чудове. Скоморохи прыгают, гармоника играет, распевают песни подвыпившие мужики.
      И все разумно на ярмарке. Ряды идут по базарной площади. В одном ряду гусей и разную птицу торгуют, в другом стоят возы с мукой и зерном, в третьем продают огородную мелочь. А дальше идут скотные ряды. Тут коровы, козы, овцы... А рядом со скотным и еще один ряд.
      Здесь продают людей.
      Выстроились в ряд мужики и бабы, а перед ними прохаживаются баре да управляющие - те, кто ведет торг.
      Подходят господа к мужикам, меряют с ног до головы взглядом, заставляют открывать рот - зубы смотрят, ладони рассматривают. Потом торгуются.
      На базар в Чудово привезли и закопанских мужиков.
      Сгрудились они в одну кучу, стоят, как овцы. Смотрит Митька по сторонам: и боязно и интересно.
      Рядом с Митькой по одну сторону - мать и отец, по другую - кривой Савва...
      - Ты чуть что - реви, - поучает Савва Митьку. - Баре, они ох как слез не любят! Может, не купят.
      Однако реветь Митьке нет надобности. Продает закопанских мужиков староста Степан Грыжа. Кричит Грыжа, нахваливает товар. Да только к закопанским мужикам никто не подходит.
      - Сегодня покупателев нет, - сказал Савва. - Мужик к осени не в цене.
      Успокоился Митька, осмелел, стал в носу ковырять: ждет, когда повезут назад в Закопанку.
      Да только под самый конец базара появилась в людском ряду старая барыня. А за барыней, словно на привязи, шел мужик. Борода нечесаная, рожа заспанная, в руках кнут. Прошла барыня по людскому ряду раз, два, взглянула на Митьку и остановилась. Грыжа сразу ожил.
      - Добрая баба! - заговорил, показывая на Митькину мать. - И мужик при ней. Баба смирная, работящая.
      А барыня только на Митьку смотрит и ничего не говорит.
      - Добрая баба... - опять начинает Грыжа.
      - Но, но! - прикрикнула барыня. - Ты мне зубы не заговаривай. Мальчишкой мы интересуемся.
      Замялся староста, умолк: неудобно как-то мальца одного продавать.
      А барыня снова:
      - Ты что, язык проглотил? Сколько мальчишка, спрашиваю?
      Замер Митька, ждет, что скажет Грыжа. А кривой Савва Митьку в бок: мол, пора, пускай слезы. Взвыл Митька, как под ножом, - даже Грыжа вздрогнул. А барыня хоть бы что. Подошла, Митькины руки пощупала, в рот заглянула, за ухо подергала.
      - Так сколько? - снова спросила Грыжу.
      Помялся староста, а потом решил: хоть какая, да прибыль, проговорил:
      - Пять рублей.
      - Что? Да ты где такие цены, бесстыжий, выискал! Два с полтиной.
      - Четыре, - скинул Грыжа.
      - Три, - набавила барыня.
      Однако Грыжа уперся. Ушла барыня. Кривой Савва толкнул Митьку; тот смолк, вытер слезы, даже улыбнулся.
      Но барыня не отступилась. Походила, потолкалась по рядам, вернулась снова. Стала около Митьки.
      - Ест много? - спросила Грыжу.
      - Ест? - переспросил староста. - Да не, чего ему много есть. Мало ест, больше пьет воду.
      - Так какой он мужик, раз ест мало, - сказала барыня.
      Понял Грыжа, что дал маху, стал выкручиваться:
      - Так это он зимой ест мало, когда работы нет. А летом - у-у, что птенец прожорлив!
      Барыня снова ощупала Митьку, осмотрела со всех сторон, сказала:
      - Три. Красная цена ему три.
      За три рубля и отдали Митьку.
      Взял нечесаный мужик, что был с барыней, мальчика за руку, дернул. А Аксинья, Митькина мать, как заголосит, как бросится к сыну.
      - Дитятко мое! - запричитала. - Ох, люди добрые, сил моих нет... Прижала к себе Митьку. - Не пущу, - кричит, - не отдам!
      Подбежал Грыжа, оттолкнул Аксинью. А бородатый мужик обхватил Митьку, приподнял, словно куль, взвалил на плечи.
      - Ой, ой! - взвыла Аксинья и вдруг смирилась; обмякла, осела и рухнула на землю.
      Забился Митька, как карась на уде, заколотил по спине нечесаного мужика ногами. А тот лишь прижал крепче и потащил к выходу.
      Впереди, поднимая подол длинного платья, шла барыня. Сзади голосила мать. А на площади прыгали скоморохи, играла гармоника и подвыпившие мужики тянули песню...
      КАК ЖИЛИ
      Была барыня Мавра Ермолаевна помещицей из бедных. Жила одна, детей не имела. И был у нее всего один дом, десятина земли да две души крепостных кучер Архип и кухарка Варвара.
      Когда-то был у Мавры Ермолаевны муж. Служил офицером в армии, да погиб на войне. Получала теперь барыня пенсию. С нее и жила. Стоял дом Мавры Ермолаевны на взгорке, у реки, в самый притык к полям графа Гущина.
      Дом барыни был малый - в три комнаты. Во дворе стояли хлев для коровы, сарай для лошади и гусятник. И еще во дворе была банька, при ней-то Архип и Варвара жили. А около баньки росла кудрявая и пушистая, единственная на весь двор березка, и висел на березке скворечник.
      Жизнь в доме у Мавры Ермолаевны начиналась рано. Просыпалась барыня с рассветом. Выходила в ночном халате на крыльцо, кричала:
      - Варвара! Варвара!
      Выбегала заспанная Варвара; шла, помогала барыне мыться и одеваться. Пила барыня по утрам сбитень, потом ходила по подворью. Смотрела, как Архип коня чистит и солому у коровы меняет, как Варвара на кухне возится. Затем Мавра Ермолаевна шла в гусятник. Любила барыня гусей кормить.
      - Гусеньки мои, гусеньки! - выводила она старческим голосом.
      После обеда барыня почивала. Вставала к ужину. Проверяла, подоила ли Варвара корову. Снова пила сбитень, раскладывала карты и часов в восемь ложилась спать. И так изо дня в день.
      Только в субботу день был необычный.
      После обеда Архип топил баню. Мылись все вместе.
      Вслед за баней начиналось главное - барыня порола своих крепостных. Летом - прямо на улице, зимой - в сенцах господского дома. Архип приносил широкую скамью, Варвара размачивала в соленой воде розги. Когда завела барыня такой порядок, Архип и Варвара не помнили. Давно это было. Привыкли.
      Первым били Архипа.
      Он неуклюже спускал с себя портки, задирал рубаху и ложился. Рядом становилась Варвара и подавала барыне розги. "Раз, - отсчитывала Мавра Ермолаевна, - два, три..." Двадцать ударов получал Архип.
      Затем ложилась Варвара, а розги подавал Архип. Варваре как бабе полагалось десять ударов. Потом Архип убирал скамью, а Варвара вешала сушить розги.
      После порки Архип запрягал мерина. И все ехали в церковь, к вечерне, молиться. Архип поерзывал распухшим задом по сиденью и все норовил привстать.
      - Садись! - прикрикивала на него барыня. - Садись! Чай, не по лицу била. Нежности большой на том месте нет.
      А после церкви ложились спать.
      Так и жили из года в год у помещицы Мавры Ермолаевны. Скучно жили.
      РОЗГИ
      Из-за розог и начались Митькины неприятности в новом доме.
      Когда в первую же субботу после бани Архип притащил скамью и стал готовиться к порке, Митька спросил:
      - Дядя Архип, а зачем розги?
      - Пороть.
      - Кого пороть? - удивился Митька.
      - Кого? Вестимо кого: нас пороть, - ответил Архип.
      - Так за что, дядя Архип?!
      - Как - за что? - Архип посмотрел на Митьку, погладил свою кудлатую бороду, сказал: - Для порядку. Ну, чтоб помнили свое место, чтобы барыню уважали... А как же иначе! Иначе нельзя. Мужики, они, знаешь, народ балованный.
      Смотрит Митька на Архипа, опять спрашивает:
      - И меня бить будут?
      - Ну, а чего бы тебя не бить? - отвечает Архип. - И тебя пороть будут. С малолетства привыкать к порядку, стало быть, следует.
      Больно было Митьке, когда пороли, а стерпел. И стало мальчику жалко и себя, и Варвару, и дядю Архипа. А больше всего обидно. Решил он розги спрятать. Так и сделал.
      Полез в следующую субботу Архип за розгами, а их нет.
      Бросился туда, бросился сюда - нет, словно и не было.
      Накинулась барыня на Архипа:
      - За добром, ротозей, углядеть не можешь!
      - Да тут они были, - оправдывается Архип и показывает на стену. - Они уже какой год тут висят, - и разводит руками.
      Архип, Варвара, барыня - все розги ищут. Нет розог.
      Тогда Мавра Ермолаевна позвала Митьку.
      - Брал розги? - спрашивает.
      - Нет, - говорит Митька. А сам чувствует, что краснеет.
      - Врешь! - говорит барыня. - Брал. По лицу вижу, что брал.
      А Митька все больше краснеет. Краснеет, но молчит. Решает: не отдам, и все.
      Так и не нашли розог. А спрятал их Митька под барынину перину. Ну, а кому могло прийти в голову такое!
      Варвару и Архипа в этот день не пороли. А Митьке досталось. Надавала барыня ему тумаков и посадила в гусятник до той поры, пока не сознается.
      ГУСИ
      Страшно Митьке в гусятнике. Сидит, замер, не шелохнется. И гуси спокойно лежат на своих местах, словно бы Митьку не замечают.
      Но вдруг гуси ожили. Вытянул гусак шею, зашипел: "Ш-ш, ш-ш!" За ним зашипели и остальные. Испугался Митька, поднялся. Тогда и гусак поднялся. А за гусаком, как по команде, все стадо. С испуга мальчик бросился к двери, забарабанил что было сил кулаком.
      А в это время на улице как раз барыня была - уезжала в церковь.
      Подошла барыня к двери, спрашивает:
      - Одумался?
      Не признается Митька, только колотит в дверь и кричит:
      - Пустите! Ой, боюсь! Пустите! Ой, боюсь...
      - А где розги спрятал? - спрашивает барыня.
      Молчит Митька.
      - Раз так, - сказала Мавра Ермолаевна, - пусть гуси тебя съедят.
      Села барыня в телегу и уехала. Стучит Митька в дверь. Никто не отзывается. Никого дома нет.
      А гуси растопырили крылья, вытянули шеи и подходят к Митьке все ближе и ближе...
      - Кыш! - закричал Митька.
      Гуси даже внимания не обращают.
      - Кыш, кыш! Вот я вас! - отбивается мальчик, а у самого зуб на зуб не попадает.
      А гуси в ответ шипят и тянут к нему свои страшные клювы. Схватил тогда Митька палку и ударил по вожаку, да с такой силой, что перебил шею. Подпрыгнул гусак, перевернулся и сдох. И сразу гуси умолкли.
      Перепугался Митька еще больше. Потом успокоился, прилег и заснул.
      И приснился Митьке сон, что он дома. Отец что-то стругает, мать пряжу крутит. Дома тепло, хорошо.
      Сидит на печи кот Васька, одним глазом на Митьку смотрит и как бы говорит: "А гуси, они ведь не страшные". Подходит Митька к коту, хочет погладить. Смотрит, а это вовсе не кот, а барыня Мавра Ермолаевна. Вскрикивает Митька, просыпается, а перед ним и впрямь стоит барыня, розги в руках держит.
      Нашлись все же розги! Приехала Мавра Ермолаевна из церкви, легла спать, а ей в бок что-то колет. Сунула руку под перину - розги!
      Била Митьку барыня тут же, прямо в гусятнике.
      А утром стала Мавра Ермолаевна гусей кормить и нашла своего любимого гусака мертвым. И снова пороли Митьку. На этот раз долго и больно.
      ВАЛЕНКИ
      Первые дни жил Митька с Архипом и Варварой в каморке при баньке. А потом взяла барыня мальчика к себе в дом. Стал Митька у нее в услужении.
      Целый день барыня Митьку то туда, то сюда...
      Только и слышится:
      - Митька, в погреб сбегай!
      - Митька, половик стряхни!
      - Митька, где ты? Ми-и-тька!
      А вечером ляжет барыня спать и заставляет чесать себе пятки. Чешет Митька, чешет, пальцы устанут, а Мавра Ермолаевна все не засыпает.
      Наконец заснет. Свернется и Митька, как щенок, калачиком Только закроет глаза, слышит:
      - Митька, воды подай!
      - Митька, туфли найди!
      И так до утра.
      Или у барыни бессонница начнется. И опять Митьке не спать. Требует барыня, чтобы Митька ей разные истории рассказывал. Уж он ей и про королевича Бову расскажет, и про серого волка, и про господ Воротынских, и про старосту Степана Грыжу. А барыня - давай еще.
      Днем-то барыня отоспится, а Митьке опять дело. Заставит Мавра Ермолаевна его пшено перебирать или горох растирать. Сидит Митька, глаза слипаются, спать хочется, но трет горох перебирает пшено.
      А как-то легла барыня после обеда и заставила Митьку сушить валенки.
      - Да смотри, - говорит, - не спи! Валенки, они новые, далеко в печь не засовывай.
      Сидел, сидел Митька возле валенок и вдруг заснул. Проснулся оттого, что горелым запахло. Сунулся в печь, а от валенок одни верха остались. От горелого проснулась и барыня.
      - Митька! - закричала. - Митька, чего горелым пахнет!
      Прибежала Мавра Ермолаевна, смотрит - у Митьки в руках одни верха от валенок.
      И снова Митьку били. Всыпала ему барыня розог и приговаривала:
      - Тебе что, ночи мало? Тебе еще и днем спать, паршивец, ненасытная твоя душа!
      ДОРОГА
      И стало Митьке невмочь. Забьется куда-нибудь, плачет. Родную Закопанку, отца, мать, кота Ваську вспомнит.
      Тяжело Митьке...
      Решил он бежать из господского дома. Стал потихоньку на дорогу собирать сухари. Прятал их в коровник, под стойлом. Потом стал дорогу выспрашивать осторожно. Заговорил вначале с Архипом.
      - Дядя Архип, а Чудово отседова, видать, далеко-далеко? - спросил Митька.
      - Далеко, - ответил Архип. Потом почесал свою кудлатую бороду, подумал и еще раз сказал: - Далеко-о!
      - А наше село Закопанка еще дальше? - опять спросил Митька.
      Снова почесал Архип свою бороду, снова подумал и ответил:
      - Должно быть, дальше.
      Больше от него Митька ничего не узнал. Тогда он решил поговорить с Варварой.
      - Село Чудово? - переспросила она. - Есть такое село. Только далеко ли оно, не ведаю. Я дале трех верст отсель не бывала. Ты спросил бы у Архипа - он человек знающий.
      Понял Митька, что и от Варвары проку не будет, решил выведать про дорогу у самой Мавры Ермолаевны.
      Выждал Митька, когда барыня была в добром настроении, и спросил:
      - Барыня, а куда та дорога, что мимо усадьбы лугом идет?
      - На мельницу, - сказала барыня.
      - А та, что через мост, на тот берег реки?
      Но барыня не ответила. Отвлекли Мавру Ермолаевну какие-то дела.
      Ушла.
      Через несколько дней Митька опять к ней с тем же вопросом.
      Посмотрела Мавра Ермолаевна на Митьку, потом взяла за ухо и спросила:
      - Дорога? А зачем тебе знать дорогу?
      Митька растерялся.
      - Так я так, барыня... - начал Митька.
      - Я те дам "так"! - перебила Мавра Ермолаевна. - Ты у меня смотри, опять розог захотел?.. Архип, Архип! - позвала. - Дай-ка розгу, я покажу, какая дорога куда ведет.
      А через несколько дней барыня, зайдя в коровник, нашла Митькины сухари.
      Подивилась барыня, а потом поняла.
      И снова в этот день Митьку били. Отлеживался он в баньке, стонал и все выговаривал:
      - Убегу... убегу...
      Присаживалась к нему Варвара, по голове гладила.
      - Ить, родненький, - говорила, - и куда ты отсель побежишь? Дороги отсель тебе нету.
      Глава вторая
      ДАША
      ГРАФ ГУЩИН
      Чтобы попасть в поместье графа Гущина, надо было из села Чудова ехать три версты полем, а потом еще десять лесом. А когда кончался лес и дорога выходила к реке, то, проехав мосток, надо было обогнуть усадьбу помещицы Мавры Ермолаевны, взять направо и ехать еще две версты по старинному парку, по липовой, ровной, как стрела, аллее.
      И вот только тогда вырастал из-за деревьев большой господский дом с шестью белыми колоннами, флигелями, барскими конюшнями, псарней и прочими дворовыми постройками. Это и было новгородское поместье графа Алексея Ильича Гущина - Барабиха. А кругом Барабихи, не охватишь глазом, лежали графские земли. И лес, что стеной стоял на горизонте, был графский.