– Вот этот товарищ довезет вас до майора Фещенко, – сказал дежурный.

Ехали лесной дорогой в темноте, чуть ли не ощупью. Стрельба становилась все слышнее и слышнее, и Ирина Сергеевна немало натерпелась страху, опасаясь, как бы этот необычный шофер в гражданской одежде не проскочил свои позиции и не завез ее к врагам. Когда наконец появились темные силуэты изб, Ирина Сергеевна заметила, что ее руки крепко сжаты в кулаки, она разжала их и в первый раз за всю дорогу спросила:

– Скоро?

Но шофер ничего не ответил, он осторожно объезжал поблескивающую водой свежую воронку. Не успели они миновать это препятствие, как из-за угла разрушенной избы выскочил боец и стал громко ругать их, не стесняясь в выражениях.

– Не видишь, что фриц палит?! – кричал он, упершись рукой в радиатор «газика». – Ворочай, не то я сам тебя пристрелю!..

Боясь, что опоздает, Ирина Сергеевна выскочила из машины и стала упрашивать бойца, чтобы он пропустил их. Боец, услышав женский голос, стал поспокойнее.

– Разве не понимаете, доктор, что нельзя? – сказал он, приняв ее за врача.

– Нам непременно надо ехать! – убеждала его Ирина Сергеевна и, воспользовавшись его ошибкой, пошла на хитрость. – Мы едем к тяжелораненому… Мы должны спасти его.

– Ну если спасти, тогда другое дело, – сдался наконец боец. – Только если нарветесь на старшего лейтенанта, так ему и скажите, что жизнь солдатскую спасать едете.

ПРП находился невдалеке от этого селения, в усадьбе, стоявшей в лесу. Лес оберегал усадьбу от посторонних взоров и ушей. У ворот усадьбы их уже ждал высокий военный, отрекомендовавшийся майором Фещенко.

– Я опоздала? – с тревогой в голосе спросила Ирина Сергеевна. – Проводники уже ушли?

– Ушли, – ответил Фещенко. И, увидев, что Ирина Сергеевна побледнела и схватилась за ворота, спросил: – Что с вами? – Он взял Валентинову под руку и повел ее в дом.

– Я хотела с ними идти.

– Зачем? – Семен Сергеевич открыл дверь и пропустил Валентинову в дом.

– Было бы надежнее. Я свой человек и наверняка бы добралась до них.

– А мы тоже не чужие. Раздевайтесь и располагайтесь здесь как дома.

Но Ирина Сергеевна не стала раздеваться. Она решила ехать туда, где ожидается выход дивизии.

Фещенко, очевидно, догадался о ее намерениях.

– Никуда вы не поедете, – сказал он. – Давайте поужинаем, и ложитесь спать. В лучшем случае, наши девушки доберутся до Железнова только к рассвету. Путь ведь не легкий…

Ирина Сергеевна и сама понимала, что «путь не легкий». Даже здесь, в этом заброшенном в лесу доме, и то было страшновато: нет-нет да и рванет снаряд, а то где-то рядом с треском ахнет мина.

И Ирина Сергеевна представила себе, как, прижимаясь всем телом к земле, девушки ползут по болоту или по лесным зарослям, преодолевая зону губительного огня. И, отказавшись от сна, она осталась возле майора Фещенко. Время от времени дежурный радист докладывал о полученных от девушек сигналах. И Семен Сергеевич тут же карандашом ставил на карте точку и указывал время; он радовался, когда точка оказывалась далеко от прежней, и огорчался, если она была близко. Тогда, многозначительно посмотрев на Ирину Сергеевну, он говорил:

– М-да, прижали!.. Что ж, в нашем деле такое бывает.

Не меньше, а, пожалуй, даже больше он волновался за дивизию, от которой уже давно не поступало никаких сообщений. Хотя Фещенко предполагал, что Железнов молчит, чтобы не обнаружить свою рацию, он то и дело ходил в землянку к радисту, державшему связь с дивизией. Сам садился за соседнюю рацию и шарил по эфиру, ловя немецкие станции, стараясь подслушать, что говорят гитлеровцы о частях Железнова. Но, как назло, их станции то передавали шифры, то вели кодированный разговор.

Ирине Сергеевне одной в доме не сиделось, она выходила на крыльцо и всматривалась в темноту, ожидая, что вот-вот майор Фещенко появится и скажет, что все пропало. Но, видя волнение Ирины Сергеевны, Семен Сергеевич каждый раз, выходя из землянки, говорил: «Все в порядке! Потихоньку двигаются». Они шли в дом и молчаливо ждали следующего сигнала девушек или вели отвлеченный разговор, хотя тревога жила в душе каждого из них.

– Да вы не беспокойтесь! – Семен Сергеевич успокаивал Ирину Сергеевну. – Девушки непременно пройдут. Марине Козловой это не впервые. Она здесь верную стежку пробила. Сама по ней не раз в разведку ходила и водила в тыл к немцам диверсионный отряд Жабо.

– По времени они ведь уже должны быть около передовой противника?

– А там нет сплошного фронта. Они пройдут его болотом, в стыке дивизий. Правда, это болото простреливается сплошным огнем, но ведь Марина опытная разведчица!..

Не успел он этого сказать, как в комнату вбежал радист с новым листком в руках. Майор Фещенко торопливо схватил этот листок с записью сигналов. Разыскав на карте точку координат, он весело улыбнулся. Острие его карандаша пересекло тоненькую ниточку реки у надписи «Бр.» (что означало «брод») ниже странного значка, похожего на остроконечную крышу шалаша, с надписью – «Мог.», то есть «могильник». В этом районе на заболоченной местности много было таких небольших курганов.

– Перешли фронт!.. – вздохнул с облегчением майор. – Молодцы! – И сразу доложил об этом ОД штаба. – Знаете, что это за места? – спросил он Ирину Сергеевну, показывая карандашом на многочисленные значки с надписью «Мог.» – Это исторические места. Четыреста шестьдесят лет назад наши предки остановили здесь войска последнего золотоордынского хана Хан-Ахмата и заставили его отказаться от борьбы с Россией, навсегда освободив нашу Родину от ига Золотой Орды.

Ирина Сергеевна невольно подумала, что люди ее дивизии такие же чудо-богатыри, и у них не меньше мужества и отваги, чем у дальних предков русского народа.

В комнату снова вбежал радист, но на этот раз уже другой, тот, что следил за радиостанциями противника. Он позвал майора в землянку. Почувствовав что-то неладное, Ирина Сергеевна пошла вслед за ними.

Когда она вошла, Семен Сергеевич слушал в наушники. Увидев Ирину Сергеевну, он попросил вернуться в дом и подогреть чайку. Как только она ушла, Фещенко доложил оперативному дежурному штаба подслушанный им разговор гитлеровцев. В этом разговоре какой-то фашистский начальник требовал от своего подчиненного, чтобы он отжимал дивизию Железнова от болота к реке, а там бил ее по частям. Командира и комиссара он приказал взять живыми. Затем майор Фещенко продиктовал шифровальщику кодограмму Железнову. Теперь он не отходил от радиста, ожидая от Железнова подтверждения. Кодограмма была передана, но подтверждения так и не поступало.

В землянке снова появилась Ирина Сергеевна. Она несла дышавший паром чайник и кружки.

– Тише! – радист предупреждающе поднял руку, и Ирина Сергеевна остановилась. – Сообщают «принял», – прошептал радист. Минут пять спустя он доложил ответ Железнова: «Все понял».

И снова наступило тягостное ожидание. Ирина Сергеевна протянула Семену Сергеевичу кружку горячего чая и другую – радисту. Однако они не дотронулись до них. Радист торопливо записывал цифры, а Фещенко, читая их из-за его плеча, переписывал к себе в блокнот.

Шифровальщик торопливо расшифровал эти записи. Получалось так, что Железнов подходит к речушке Собже как раз на середине между рекой Угрой и деревней Жары. Теперь Семена Сергеевича волновало, что же будет дальше: то ли Железнов будет форсировать Собжу здесь, а потом еще Угру, то ли пойдет извилистым путем по берегу Собжи и форсирует Угру в ее устье. Ни то ни другое ничего хорошего не предвещало.

– Не будем гадать, – сказал майор. – Им на месте виднее. Наше дело сообщить им местонахождение наших девушек.

Фещенко сдвинул с карты кружку, а в уме все же невольно прикидывал, как пойдет дальше Железнов. Он предполагал, что передовой отряд Железнова должен выйти к лесному болоту у реки Угры с пометкой на карте «Бр.», где сейчас находились девушки. Семен Сергеевич так беспокоился за судьбу дивизии, что хотел бы сам быть там, возглавлять отряд и повести его знакомой тропой на родную землю.

И снова ожидание. Наконец опять листок с цифрами, немыми, пока за них не взялся шифровальщик. А за цифрами только два слова: «Встретились. Веду».

Но как много они говорят ожидающим этого события людям.

– Встретились! – радостно воскликнул Семен Сергеевич и потряс кодограммой. Он бросился к карте, стал искать на ней место встречи.

– Встретились?! – эхом отозвалась Ирина Сергеевна и двумя руками стиснула руку майора. – Спасибо!.. Спасибо!.. – повторяла она.

– Не меня, товарищ Валентинова, надо благодарить, а наших славных девушек Марину и Надю…

Фещенко по сигналам девушек отмечал продвижение дивизии Железнова. Вот они прошли просеку. Это значило, что Железнов подходит к линии переднего края гитлеровцев, о чем майор Фещенко тут же сообщил по телефону начальнику штаба армии. Тот в свою очередь поднял дивизии, в стык которых направлялся Железнов, и дал им команду «Приготовиться!».

Затем был получен второй сигнал: «Прошли меридиан Косая Гора». Фещенко связался с командующим артиллерией, и он на этом участке привел в боевую готовность всю артиллерию.

Когда же поступило сообщение: «Вышли на отметку 181.0», артиллерия мощным огнем навалилась на передний край противника, создавая видимость артиллерийской подготовки перед наступлением, и таким образом надежно прикрыла фланги выхода дивизии заградительным огнем.

После этого майор Фещенко собрал предназначенных для встречи дивизии людей и звериной тропой повел их в глубину леса. С ними пошла и Ирина Сергеевна. Чем дальше, тем труднее становилось идти. Под ногами захлюпала вода, а тропа причудливо запетляла среди мшистых кочек и наконец вывела к залитому водой мелколесью. Здесь Семен Сергеевич свернул с тропы вправо к поросшему редкими сосенками и можжевельником бугру.

– Вот и пришли! – сказал он врачу. – Выбирайте местечко получше и разворачивайте свой ПМП[17].

Ирине Сергеевне он предложил отдохнуть, показав на окопчик, широкая бровка и ступеньки которого были выложены жердями. Видимо, здесь не раз сиживали разведчики ПРП, поджидая товарищей «с той стороны». Но Ирине Сергеевне на месте не сиделось. Она прислонилась к обезглавленной сосне, вслушиваясь в грохот артиллерии и далекий стрекот пулеметов и стараясь в этом шуме уловить звуки движения дивизии.

Ирине Сергеевне вспомнился первый день войны, когда она вот так же стояла на опушке леса, опершись о дрожащее от грохота битвы дерево, и смотрела в сторону горевшего города, где остались ее дети. Не проходило дня с тех пор, чтобы она не подумала о своих детях, и эти воспоминания болью отдавались в ее сердце. Иногда ей казалось, что их, как и мужа, нет уже в живых. Но потом надежда снова вспыхивала в ней. Однако и это не успокаивало Ирину Сергеевну. «А где же они?.. Как живут?..» – думала она, а воображение рисовало ей Дусю и Ваню в оборванной одежонке, босых, голодных, с протянутой рукой стоящих под окном какой-нибудь избы…

– Идут!.. – радостно крикнул кто-то.

И этот крик прервал невеселые мысли Ирины Сергеевны. Ее сердце дрогнуло. Кровь прилила к лицу. И за частоколом деревьев она увидела людей. На них страшно было смотреть: мокрые, измученные, с землистыми лицами, истощенные так, что, казалось, у них остались только кожа да кости, и все раненые: у кого рука была на повязке, у кого из-под полушубка белела перевязанная грудь, кто шел с забинтованной головой, словно в чалме; легкораненые волочили под руки ослабевших, залитых кровью товарищей; были и такие, которых несли на жердяных носилках… У всех этих людей хватило сил дойти только до своих. Увидев кого-нибудь из встречающих, каждый из них с криками: «Товарищ!..», «Браток!..», «Дорогой!..» бросался к нему на шею и здесь же подле него в изнеможении спускался на землю. Больше всех радовались они при виде Ирины Сергеевны, принимая ее за медсестру.

Сдерживая слезы, она старалась успокоить этих доведенных до крайней степени изнеможения людей, вела их к санитарам и медсестрам, поила горячим чаем, кормила размоченными белыми сухарями, искала в ящике письма и, когда находила, радовалась не меньше тех, кому эти письма были адресованы.

– Спасибо, сестрица! – благодарили ее воины.

Их становилось все больше и больше на этом небольшом участке окруженной болотом земли. Легкораненые шли до деревни Колодези, где их эвакуировали в госпитали: кого в Семеновское, кого в Аксеново. Тяжелораненых несли на носилках прямо до ПРП, а там их брали санитарные автобусы и увозили во фронтовые госпитали.

– Ирина Сергеевна! – окликнул ее незнакомый голос. Ирина Сергеевна обернулась и в старике, которого несли двое раненых солдат, угадала Железнова.

– Яков Иванович! Милый вы мой!.. – бросилась она к нему и разрыдалась. Яков Иванович тоже разволновался.

– Все… благополучно… – говорил он. – Нога скоро заживет… Не волнуйтесь за меня, не надо!..

Стыдясь своих слез, Ирина Сергеевна прятала глаза, вытирала их бинтом. Она отдала Якову Ивановичу и Бойко письма и убежала, чтобы принести им чай. Когда она вернулась, около Якова Ивановича сидел Хватов, такой же худой и обросший, как и комдив.

– А мне, Ирина Сергеевна, нет писем? – спросил Хватов. Но она ничем не могла его порадовать. Ирина Сергеевна знала, что за линией фронта у него осталась беременная жена; стало тяжело на сердце, когда она увидела, как сник сразу Хватов.

Яков Иванович с жадностью читал письмо от жены и некоторые строки его повторял вслух:

– «Мало того, что Юра отнял у меня половину жизни, так еще дочь доставляет такие огорчения. Ты, наверное, знаешь, что с ней?.. Ради бога, не скрывай!..»

Дрогнули мускулы на лице Железнова…

– Что с Верушкой? – спросила Ирина Сергеевна.

– Не знаю, – глухо ответил Яков Иванович. – Надеюсь, что все в порядке. – И он устало посмотрел на Ирину Сергеевну. – Ведь она там…

– Там? – удивленно вырвалось у Валентиновой. Яков Иванович молча кивнул головой. – Что же написать Нине? Правду писать нельзя…

Она посмотрела на Хватова. Он украдкой согнутым пальцем придавил слезы в уголках глаз. Горе друга с еще большей силой всколыхнуло его печаль. Он поднялся и отошел в сторону. А из болота на холм поднимались все новые и новые люди. С остатками своего полка вышел и Карпов, а вместе с ним молоденькая разведчица Надя. Яков Иванович поднялся, по-отцовски поцеловал Надю и, крепко пожимая ее руку, сказал:

– …Вас, Надя, и Марину благодарю от лица всех нас и представляю к ордену Красного Знамени. Зачисляю вас обеих навечно в первую роту полка майора Карпова. Вы спасли тысячи жизней!

Надя чувствовала, что на нее смотрят десятки глаз, и ей стало неловко. Она была вся мокрая, подол юбки прилип к ногам, намокшие волосы вылезали из-под платка. Она застенчиво поблагодарила комдива и хотела скорее уйти. Но одной ей уйти не удалось, ее до самого ПРП провожали бойцы.

Карпов остановился возле дерева, не сводя глаз с Ирины Сергеевны. «Может быть, взглянет?» – думал он и не ошибся: она взглядом искала его. «Помнит. Не забыла!» – его потрескавшиеся губы улыбнулись, и он нерешительно пошел ей навстречу.

– Как я рад, что выздоровели… Когда я узнал о вас, то испугался и не находил себе места… – сбивчиво заговорил он. – Там я страдал от неизвестности… Скучал по вас!..

Ирине Сергеевне тоже хотелось сказать ему что-нибудь теплое, душевное, но она помнила о письме, которое лежало в ее кармане, и потому говорила не то, что думала, слова были сухие, холодные… Почувствовав это, Карпов как-то сразу стушевался.

– А вы обо мне помнили, Ирина Сергеевна? Скажите, вы обо мне помнили?.. – умоляющим голосом спросил он.

– Помнила, Петр Семенович, и вот пришла встречать… Да вы еле на ногах держитесь, вам надо ехать в госпиталь…

– Поеду, если буду знать, что вы меня навестите!

– Навещу, – мягко, с теплотой произнесла это слово Ирина Сергеевна.

Карпов поцеловал ее руку и, прошептав: «Буду ждать», пошел к Железнову. Когда его фигура скрылась за зеленью можжевельника, Ирина Сергеевна подошла к Хватову, отдала ему письмо и попросила, чтобы он сразу же передал его Карпову.

– Только не говорите, пожалуйста, что я его вам дала!

Последними, почти уже под вечер, стали выходить отряды Доброва и Тарасова. Им пришлось вести бой почти до последнего момента, прикрывая собой отходящую дивизию. Гитлеровцы за ними далеко в болота не пошли, но преследовали их всеми видами огня с дальних дистанций, штурмовали и бомбили авиацией. И сюда, в этот тихий уголок, нет-нет да и залетал шальной снаряд, то потрясала всю округу авиабомба, то тарахтел своей пушкой штурмовик. Но никто не трогался с места, ожидая, что, может быть, выйдет еще кто-нибудь. Наконец среди деревьев показалась высокая, насквозь промокшая дивчина. Из-под ее платка свисали мокрые пряди русых волос.

– Марина! – радостно вскрикнул Семен Сергеевич.

Ирина Сергеевна бросилась к девушке и прямо среди залитых водой кочек расцеловала ее, сняла с ее плеч мешок и сумку и вывела на сухую тропку.

Почти вслед за Мариной показались люди с носилками: они несли Доброва. За ними санитарка вела под руку Тарасова, который все еще продолжал командовать отходящими людьми.

Узнав, что несут Доброва, Яков Иванович поднялся и, поддерживаемый Хватовым и Бойко, пошел навстречу.

– Где же это тебя, Иван Кузьмич? – спросил он, но Добров не отвечал, его глаза были тусклы, он ни на что не реагировал.

Яков Иванович проводил Доброва до поворота тропы и долго смотрел ему вслед. Дни, проведенные в кольце врага, сроднили их, и Железнов уже не думал о сумасбродности Доброва и печалился о нем, как о родном человеке.

Хватов, Валентинова и Фещенко проводили Доброва до самого дома ПРИ, там погрузили его в санитарный автобус. Туда же посадили Тарасова с Наташей и не уходили до тех пор, пока автобус не скрылся за елью, только что скошенной снарядом. Потом снова вернулись на холм и находились там, пока из болота не был вынесен последний солдат.

Уже сгущались сумерки, когда Яков Иванович стал прощаться с Ириной Сергеевной.

– На вас, Ирина Сергеевна, вся моя надежда. Война ведь еще не кончилась, и нам впереди предстоят еще большие бои. Поезжайте по госпиталям и запасным полкам, собирайте наших людей. Они мужественные и бесстрашные, не хотелось бы терять их.

– Все сделаю, Яков Иванович, только скорее поправляйтесь, – ответила Ирина Сергеевна и протянула ему руку. Хватов, прощаясь, задержал ее руку:

– Если будет письмо или какая-нибудь весть о семье, пожалуйста, сразу же перешлите мне в госпиталь…

Майор Фещенко сообщил Железнову, что в ближайшей деревне находится член Военсовета армии, который будет их встречать на восточной окраине. Железнов, Хватов и Бойко обняли и крепко поцеловали Семена Сергеевича – этого мужественного человека, сделавшего все, чтобы спасти людей дивизии.

– А Марина и Надя где? – всполошился Яков Иванович.

– Девушек давно отвезли на базу, и они уже, наверное, видят десятый сон, – ответил Фещенко.

– Передайте им мой самый горячий привет. А вы, Ирина Сергеевна, узнайте, пожалуйста, все данные о Марине и Наде для наградных листов! – Поддерживаемый Польщиковым и Никитушкиным, Железнов сел в маленький автобус. С ним сели Хватов и Бойко. Автобус резко взял с места и скрылся за деревьями.

Семен Сергеевич вернулся в дом, а Ирина Сергеевна стала медленно бродить по тропинке.

Темнело. Кругом стояла чуткая тишина. Ирина Сергеевна вновь, как это было давно, до войны, ощутила всю прелесть весеннего леса. Тихо шумели деревья, густой аромат хвои разливался вокруг. Он смешивался с горьковатым запахом березовых почек.

Где-то в этом лесном сумраке изредка подавала голос встревоженная ночная птица.

– Все продолжает жить своей жизнью, – вслух произнесла Ирина Сергеевна и, подумав о своей собственной жизни, как-то особенно остро ощутила одиночество.

– Товарищ Валентинова! – донесся голос майора Фещенко, шедшего по тропинке. – Где вы запропали? Идемте ужинать.

– Большое спасибо. Пожалуй, я поеду.

– Никуда в ночь вы не поедете. Слышите, как грохочет? – Семен Сергеевич бросил взгляд в сторону тучи, которая уже заняла половину неба. – Сейчас хлынет такой ливень, что вы в своем дырявом «газике» насквозь промокнете. Идемте!

Ужинали за длинным крестьянским столом. Семен Сергеевич по такому случаю поставил на стол свой «непзапас» – бутылку «Московской». Выпили за спасенную дивизию, за Марину и Надю, которые спали непробудным сном.

Поместили Ирину Сергеевну на одну из свободных постелей девушек, находившихся в эту грозовую ночь по ту сторону фронта. Она долго не могла уснуть, томимая навязчивыми мыслями. Барабанил по крыше дождь, раскатисто грохотал гром. От частых вспышек молний озарялись бревенчатые стены. Ирина Сергеевна вздохнула и закрыла глаза.

Рано утром она поднялась и, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, направилась к выходу. Но если девушки спали мертвым сном, то Фещенко и повар как будто бы только ее и ждали: как только скрипнула дверь, они выскочили в сени и повели Ирину Сергеевну к себе завтракать. А после, провожая, заставили ее взять на дорогу сверток с едой.

Покинув эту гостеприимную усадьбу, Валентинова выбралась на Варшавское шоссе и повернула прямо к штабу фронта. Там она узнала, что место сосредоточения дивизии назначено в лесу восточнее Балабанова. Ирина Сергеевна сразу же направилась туда. Место ей понравилось. В лесу было очень много землянок, еще построенных противником.

Вскоре вокруг этого громаднейшего лесного массива на всех прилегающих к нему дорогах появились указки: «В хозяйство Железнова».

Сама Валентинова разместилась в самом благоустроенном бункере, где еще сохранилась мебель, сделанная, видимо, здесь же, в лесу, немецкими умельцами из березовых палочек. У входа в бункер прикрепила дощечку с надписью: «Штаб».

Она познакомилась с белокурой Валечкой, заведовавшей «военной лавкой» при автобате, и через нее достала несколько ящиков яблок и закупила у нее все папиросы и махорку.

– Куда вам столько? – удивилась Валечка.

– Это мой подарок нашим воинам.

– Подарок? – воскликнула Валя, щелкая костяшками счет. – Да здесь на целый полугодовой заработок!

– Ну и что ж. Мне все равно некуда деньги девать, – не без грусти ответила Ирина Сергеевна.

– И никого нет? – спросила Валя.

Валентинова качнула головой.

– Я тоже одинока, – промолвила Валя, и глаза ее увлажнились, – проклятая война!..

В этот же день Ирина Сергеевна помчалась в Семеновское, где лежала большая часть людей дивизии. Стоило ей только показаться на глаза первому попавшемуся бойцу, как сразу же на двор высыпали все ходячие больные и плотным кольцом обступили и ее и ее продырявленный осколками «газик».

– Вот что, друзья! Все это, – она показала на два ящика, – поручаю лейтенанту Королькову, и он вас всех обделит. А эти два ящика, орлы, не трогать! Это тем, которые находятся в Аксеново.

Она взяла мешок с папиросами и махоркой и протянула Кочетову, который стоял рядом.

– А я вас ждал… – сказал вдруг Кочетов голосом Карпова.

Ирина Сергеевна подняла голову и замерла от неожиданности. Рядом, с мешком в руках, стоял Карпов. – Ирина Сергеевна! – Не скрывая своей радости, он отвел ее в сторону от гудевшей толпы. – Я хочу вам сказать, Ирина Сергеевна…

– После, Петр Семенович, – она погладила его руку. – После. А сейчас ведите меня к Якову Ивановичу.

Появление Валентиновой в палате сразу же подняло настроение Железнова, Хватова и Доброва. Когда же она рассказала, что у нее в лесу около Балабаново собрано более трехсот ветеранов дивизии, которые уже обозначили полки и части, никто не мог сдержать своей радости.

– Спасибо тебе, Ирина Сергеевна! – потянулся к ней Железнов. – Дивизия тебе этого не забудет. – Он обнял ее и расцеловал.

– Ирина Сергеевна, дорогая, подойди ко мне, – глухо прозвучал голос Доброва. А когда она к нему подошла, он сжал ее руку и прошептал: – Прости меня, дурака, за ту глупость…

– Что вы, Иван Кузьмич. Да все это давно быльем поросло.

– Нет, Ириша, не поросло, а сидит, – он прижал руку к сердцу, – вот здесь сидит.

– Забудьте об этом, Иван Кузьмич.

Карпов стоял у двери и комкал в кармане письмо. «Надо сегодня же ей все рассказать. Иначе нельзя, совесть загрызет… Да, сегодня, только сегодня…»

– Значит, друзья, дивизия снова вступает в строй. Поздравляю вас! – сказал Яков Иванович.

Офицерская палата ответила ему одобрительным гулом.

Карпов переглянулся с Валентиновой, и они, поняв друг друга, вышли из палаты.

– Так что вы мне хотели сказать, Петр Семенович? – Ирина Сергеевна опустила глаза.

Карпов не успел ответить.

Над их головами взревели моторами и стремительно пронеслись два наших самолета.

Карпов взял Ирину Сергеевну за руку. Они молча и долго смотрели, как удаляются в голубизну неба стальные птицы, постепенно превращаясь в две серебристые точки.

Примечания