ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Полки дивизии Железнова, преследуя гитлеровцев, быстро шли к Рузе. Их передовые батальоны, не отрываясь от противника, стремились с ходу форсировать реку. Но враг оказался хитрее: прикрывшись арьергардами, он отвел основные силы на западный берег, занял там оборону и взорвал на реке лед, оставив для своих прикрывающих отрядов лишь узкие ледовые переходы. Когда наши атакующие батальоны бросились на лед вслед за отходящими отрядами противника, гитлеровское командование, не жалея своих солдат, взорвало и эти последние переходы. Освещая реку ракетами, фашисты накрыли ее ураганным огнем. Река застонала, извергая столбы воды и льда. Форсирование Рузы с ходу сорвалось.

Тогда Железнов решил подвести свои полки как можно ближе к берегу; всем, чем только можно: досками, бревнами, жердями, – укрепить поломанный лед, закрыть образовавшиеся полыньи и сегодняшней же ночью, перед рассветом, после короткой артподготовки попытаться форсировать реку.

Материальное обеспечение полков было поручено Хватову и Доброву. Принимались оперативные меры для того, чтобы в кратчайший срок доставить на берег все необходимое: боеприпасы и средства, способствующие форсированию; одежду, в которую можно будет быстро переодеть промокших в воде бойцов; палатки или шалаши для переодевания, и даже водку и спирт – надежнейшее согревающее средство.

НП комдива расположился на самом берегу реки за штабелем бревен. Штабель представлял собой хорошую защиту не только от пуль, но и от снарядов. Однако он был неудобен для наблюдения – закрывал свой берег и почти всю реку. Железнов прошел вдоль стены запорошенных снегом бревен, посмотрел в стереотрубу, недовольно покачал головой и дошел до конца штабеля. Там он осмотрелся и при первой вспышке ракеты, пригнувшись, бросился к ближайшему бугорку. За ним побежал и адъютант. Бугорок был более удобен: река и свой берег были как на ладони.

– Организуйте здесь энпе! – приказал Яков Иванович.

Саперы вырыли в снегу окоп, обложили его бревнами, засыпали их снегом, соединили неглубоким ходом сообщения окоп со штабелем, и в результате получился неплохой наблюдательный пункт.

До начала артиллерийской подготовки оставалось около десяти минут. Прижавшись спиной к торцам бревен, Железнов по телефону выслушал доклады командиров о готовности их частей к бою. Потом выждал время и сказал Куликову:

– Давай, Иван Захарович!

Нахлобучив каску и взяв пехотную лопатку, он сошел в окоп и, приложив к глазам бинокль, стал смотреть в сторону противника. Алый свет озарил реку – противоположный, занятый врагами берег полыхал сплошной стеной огня. Над самой рекой сверкали трассирующие пули. Не прошло и двух минут, как все кругом потускнело в облаках надвигавшегося с того берега дыма.

Железнов подумал, не начать ли форсирование раньше, чем это определено планом. Он послал адъютанта за Куликовым, чтобы посоветоваться с ним.

Облака дыма становились все гуще. Вспышки разрывов казались в них тусклыми пятнами.

Вдруг кто-то спрыгнул в окоп к Железнову, стукнул комдива по спине и сказал:

– Слушай, друг! Ступай-ка со своим телефоном к… за елку! Тебе все равно где лежать, а нам огонь вести надо! – Он громко свистнул, махнул рукой, словно кто-то в этой тьме мог его увидеть, и хрипло гаркнул: – Кремнев! Давай сюда!..

– Не могу, – ответил Железнов этому расторопному бойцу, скрывая усмешку. – Мне приказано здесь сидеть и наблюдать.

– Артиллерийский наблюдатель, что ли?

– Артиллерийский.

– Ну что ж, наблюдай! Ты нам не помешаешь, только притулись туда, в уголок. – Николай Кочетов (это он хозяйничал в окопе Железнова, только не узнал его в темноте) перенес телефон влево, в самый конец окопа, потом взял из рук Железнова блеснувшую в темноте лопатку, раза три ковырнул ею снег и поставил телефон в углубление. – Небось замерз, артиллерия? – засмеялся он, возвращая лопатку. – Мертвая, друг, у тебя работа. Да ты прыгай, прыгай, а то совсем смерзнешь! Или еще лучше приседай. До атаки тебе еще долго сидеть!.. Н-да-а… Эх, если бы я командовал, то… – звучно вздохнул Николай.

– Ну и что бы ты сделал? – спросил Железнов.

– Я-то? Кабы я был комдив, то разом бы сиганул туда, – Кочетов махнул рукой в сторону врага. – Сейчас – самое время! Одним махом можно тот берег захватить.

– Как же захватить? Видишь, лед-то вверх тормашками!

– Ну и что ж? – с чувством превосходства над неизвестным ему «наблюдателем» рассуждал Кочетов. – Лыжи надел – и шпарь! А если нельзя, то ложись брюхом на лыжи и ползи. Нажми на лыжину рукой, коль она не поддается, ползи смело, а коли качнулась, – бери вбок, не то под лед угадаешь.

– А если и вбок нельзя? Если там вода?

– Перепугался? – усмехнулся Кочетов. – Эх ты, артиллерия! В таких делах думать надо. У нас на такой случай – две доски… Да кабы я был комдив, то сейчас бы подал сигнал…

– Так, значит, если бы ты был комдивом, – перебил его Железнов, – то приказал бы сейчас форсировать реку?

Кочетов хотел ответить «артиллерийскому наблюдателю» покрепче, но слева послышался торопливый хруст шагов.

– Наши пулеметчики идут, – радостно сказал он и свистнул. – Сюда давай!

Однако вместо пулеметчиков в окопе появились начальник артиллерии, офицер из штаба армии и адъютант. Проведя лучом фонарика по красному, обросшему седыми ворсинками инея лицу Кочетова, Куликов удивился и направил луч на Железнова. Кочетов узнал комдива, громко кашлянул и сказал со смущением:

– Прошу извинения, товарищ полковник… Сами поникаете, темно, да и дела спешные, разбираться некогда!.. – Он забормотал еще что-то в свое оправдание, но Железнов, не слушая его, обратился к Куликову:

– Товарищ полковник, я хотел с вами посоветоваться, но мы с товарищем Кочетовым уже здесь все обговорили. Он советует форсирование начать сейчас…

Железнов приказал адъютанту соединить его со всеми командирами полков, начальником штаба дивизии и дежурным офицером и трижды повторил в телефон:

– «Марс»!.. «Марс»!.. «Марс»!..

Зеленый отблеск ракет залил всю реку, и в его причудливом свете от черной полосы прибрежного леса отделились люди и покатились по крутому берегу к реке.

– Разрешите выполнять задачу? – спросил Кочетов.

Железнов схватил его горячую широкую руку и так сильно потряс, что на Кочетове зазвенела амуниция.

– Иди, дорогой! – с волнением в голосе сказал Железнов.

Широкая спина Николая скрылась за белым углом снежного траверса.

По реке двигались люди, сливаясь в одну темную полоску. Эта полоса отодвигалась все дальше и дальше, становилась все менее отчетливой, а потом совсем исчезла за седой стеной дыма. На реке рвались вражеские снаряды, раздавались крики тонущих бойцов. Каждый разрыв снаряда на реке болью отзывался в сердце Железнова. И хотя у того берега ничего не было видно, Якову Ивановичу то и дело казалось, будто кто-то уже прыгнул со льда на берег. До рези в глазах всматривался он вперед, силясь что-нибудь разглядеть.

Вот уже там, на черной прибрежной полосе, занятой врагом, замелькали частые огоньки выстрелов. «Доберутся ли? Одолеют ли?..» – думал Железнов.

– Огонь перенести! – скомандовал в телефонную трубку Куликов. Из-за оглушающего грохота он, видимо, не мог разобрать ответа и надрывно кричал: – Что?.. Повтори!.. Да говори ты прямо!.. – Но так ничего и не услышал: почти над самым ухом ахнула пушка, которую только что выкатили на прямую наводку. – Куда ты, черт, бьешь?! – взревел Куликов. – Не видишь, что ли? Там ведь наши!..

– Так точно, вижу, – крикнул артиллерист. – Бью по сигналу комбата Сквозного.

– Да что ты в такой темени видишь?

– Вижу, товарищ полковник, – ответил артиллерист, по голосу узнав начальника артиллерии. – Смотрите, мигает… А вот его трассирующие пули. – И его орудие снова ахнуло, осыпав снегом всех находящихся в окопе.

Теперь комдив почти не отходил от телефонной трубки: он то говорил с командирами полков, призывая их действовать энергичнее; то торопил начальника инженерной службы с подачей к берегу досок; то распоряжался доставить командирам по их просьбе боеприпасы, инженерные средства; то справлялся у начштаба, что доносит разведка. От всех командиров он требовал внимания к раненым и к тем, кого вытащили из воды.

Наступил рассвет. К этому времени первые эшелоны полков уже захватили плацдарм на том берегу, а саперы метрах в трехстах правее НП уже прокладывали по взъерошенному льду две дощатые колеи дороги.

– Готовьте на том берегу энпе! – приказал Железнов командиру оперативного отделения. И вместе с представителем штаба армии он по вновь проложенной дороге поехал на тот берег.

«Полки Дьяченко и Карпова надо повернуть влево и полком Карпова ударить на Сытьково, а затем в направлении моста, – на ходу обдумывал Яков Иванович план дальнейших действий, – полк Дьяченко ударит по хутору и оседлает дорогу Руза – Можайск. Полк Нелидова следует усилить средствами заграждения и артиллерии, растянуть вправо и прикрыться им с запада…»

Железнов решил следовать за полком Карпова. На середине реки он остановил машину, вышел, чтобы проверить прочность настила, приподнялся на носках и качнулся. Колеи прогнулись и заскрипели.

– Ничего, мороз прихватит! – сказал Яков Иванович, поблагодарил саперов за их работу и двинулся дальше, помахав Польщикову, чтобы тот подал назад и ехал соседней дорогой.

Не успела «эмка» еще потонуть в темноте ночи, как над головой комдива взвилась, выпущенная Куделиным, двойная ракета, – таких в дивизии не было. Сразу же по этому участку стала молотить артиллерия. Неподалеку от колеи разорвался снаряд, за ним другой. Настил качнулся, и Железнов провалился в образовавшуюся полынью. Адъютант и бойцы бросились к нему. Один из красноармейцев, рискуя сам провалиться, проворно подвинул доски вперед, перекрыл ими полынью и, подхватив Железнова под мышки, вытащил его из воды и передал саперам.

– Как твоя фамилия? – спросил адъютант бойца.

– Красноармеец Куделин Игнат.

– Куделин Игнат? – повторил Коротков. – Спасибо, товарищ Куделин! Я о тебе доложу комдиву.

Яков Иванович очнулся в медсанбате. Перед глазами маячили разноцветные полосы, свет казался затуманенным, и ему еле еле удалось разглядеть стоящих около кровати Хватова и командира медсанбата доктора Соколова.

– Как дела? – с трудом выговорил Железнов.

– Хорошо, – ответил Хватов. – Выходим к Сытькову.

– Кто командует? Добров?

– Он, – кивнул головой Хватов.

– Фома Сергеевич, – Железнов взял руку Хватова и свою и задержал ее, – поезжай к нему, будь с ним все время. Поддержи его! А меня в госпиталь не отправляйте.

Хватов посоветовался с врачом, и тот обнадежил, что положение Железнова опасений не вызывает, и поехал на НП к Доброву.

Дела на фронте складывались удачно. Полк Карпова повернул на юг и к вечеру занял Сытьково. Вслед за полком Карпова развернулся фронтом на восток полк Дьяченко. Наступая на запад, полк Нелидова занял указанный ему рубеж и, прикрывая собой полки Карпова и Дьяченко, прочно его удерживал. Яков Иванович все же тревожился. Он попросил Короткова написать записку Доброву.

– Пиши: «Личный состав полков значительно поредел, люди основательно измотались…»

Он рекомендовал Доброву сконцентрировать за нынешний вечер полки Дьяченко и Карпова, подтянуть артиллерию, дать людям отдохнуть, а рано утром, после короткого артиллерийского налета, ударить на Рузу, захватить мост и оседлать дорогу на Можайск.

Отправив записку, Железнов сразу же заснул, как будто снял с себя все заботы.

У его кровати дежурила сестра, часто заходил Соколов. Почти всегда здесь же находился Коротков, а за стеной, прислонившись к печке, стоял на страже Никитушкин, ревностно оберегая Железнова от ненужных посетителей.

На второй день Железнов почувствовал себя немного лучше. Ему провели телефон, и он тут же решил вызвать НП Доброва, но выяснилось, что Добров перешел на новый НП, с которым связь пока не установлена. Тогда Яков Иванович позвонил начальнику штаба. По его тону он понял: Бойко что-то скрывает, и вызвал к телефону Дьяченко. Минут через пять телефонист глухо ответил:

– Дьяченко на проводе, но слышимость очень плохая.

– Дублируй! – крикнул ему Железнов.

Начался мучительный телефонный разговор: не понимая иносказательных выражений, телефонист путал смысл сообщений. Вдобавок у Якова Ивановича еще звенело в ушах.

Однако постепенно картина прояснилась. Оказалось, что полк Дьяченко отступил и сам Дьяченко как будто полком уже не командует.

Железнов снова позвонил Бойко и стал добиваться от него правды, намекнув, что кое что ему известно. Предположения Железнова подтвердились.

– Эх, Иван Кузьмич!.. Иван Кузьмич!.. Опять наломал дров!.. – глубоко вздохнул он. – Хоть не допускай его к командованию!..

– Да вы, товарищ полковник, не волнуйтесь, – пытался успокоить Железнова Бойко, – все уладится. Туда поехал Хватов.

Положив трубку, Железнов вдруг стал одеваться.

В медсанбате поднялся переполох.

– Вы не можете ехать!.. – протестовал Соколов, расстегивая уже надетую Железновым гимнастерку. – Поймите, вы работать не в состоянии!..

– Как так не в состоянии? – отстранял руки Соколова Железнов. – Я должен ехать. До штаба вы меня проводите, а там начсандив кого-нибудь ко мне прикомандирует. – И с помощью Никитушкина он оделся.

– Я буду жаловаться Военному совету, – угрожал Соколов. – Это безобразие! Кто здесь командует – вы или я?

– Вы, Павел Сергеевич, вы! – спокойно отвечал Железнов.

– Чему вы, комдив, учите подчиненных?!

– Вы едете, Павел Сергеевич? Тогда одевайтесь. Или выделяйте другого врача.

Соколов беспомощно махнул рукой и стал одеваться.

Штаб размещался в просторной избе, разделенной на две половины легкой, оклеенной цветастыми обоями перегородкой. Около перегородки поставили койку и уложили комдива.

Железнов полулежа продиктовал начальнику штаба приказ о том, что командир дивизии вступил в должность. Он потребовал уточнения обстановки на фронте, отозвал в штаб Доброва и приказал начальнику артиллерии, начальнику инженерной службы и начальнику тыла явиться к нему через час. После этого он соединился по телефону с Дьяченко и приказал ему немедленно принять командование полком.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Ночью разыгралась пурга. Из-за плохой видимости наступление пришлось отложить.

Полк Карпова удерживал Сытьково. Его передний край проходил примерно на километр восточнее этой деревни. Батальон Сквозного старался «оседлать» дорогу Сытьково – Руза. То ли из за пурги, то ли потому, что гитлеровцы тоже измотались, – на фронте стояла необыкновенная тишина.

Кочетов со своим пулеметом занимал в батальоне центральное положение. Рядом с ним у пулемета лежал Кремнев. В сотне шагов от них находилась позиция Подопригоры. Тишина угнетающе действовала на Кремнева.

– Почему так тихо? – спросил он у Кочетова.

– Я и сам дивлюсь, – почесал за ухом Николай. – Стало быть, смерз фриц. С хат-то его пуганули, а в поле, видишь, что творится?

– Может быть, он собирает силы для атаки?

– Все может быть, – подтвердил Николай. – По такому случаю, товарищ профессор, давайте закурим. Раз тихо, жди лиха! – Он покачал головой, закурил, держа самокрутку в кулаке, и улегся поудобнее. – Жаль, товарищ профессор…

– Кого жаль? – спросил Кремнев.

– Вас, профессор, жаль! В своей специальности вы, как золото, ценитесь. А что касаемо пулемета, то, я думаю, и без вас можно обойтись.

Николай внезапно умолк: сзади послышался конский топот.

Прищурившись, Кочетов всматривался в вихрящийся снег. Вскоре он различил на дороге всадников.

Но всадники, видимо, не услышали его окрика. Они скакали прямо по дороге. Кочетов выстрелил из винтовки. Гитлеровцы сразу же застрочили из пулеметов. Всадники соскочили с лошадей и повалили их на снег. Один, пригибаясь, побежал к пулеметчикам. По бурке Кочетов узнал в нем полковника Доброва.

– Что, казаки, Сытьково оставили? – сбрасывая с лица снег, спросил Добров.

– Нет, держим! – ответил Кочетов.

– Значит, похоже, мы с дороги сбились?

– Немудрено. Вишь, завируха-то какая!.. А Сытьково позади нас, – Кочетов махнул рукой в сторону деревни.

Стрельба стала заметно стихать, а через минуту-две и совсем замерла.

Снова наступила тишина. Ускакали прочь Добров с ординарцем и коноводом.

– И чего это он в такую пургу верхом? – удивлялся Кочетов. – Куда лучше в саночках: и теплее, и скорее, да и по-хозяйски если рассчитывать – всего одна коняка нужна. А тут сам он мерзнет, да с ним еще два солдата. Видать, в трех головах ума меньше, чем в одной.

И Николай опять умолк. Там, в мятежном вихре снежинок, что-то вдруг промелькнуло.

– Глядите, бегут! – схватил он Кремнева за руку. – Дайте им! Дайте им, елки зеленые!

Кремнев провел пулеметной очередью по еле различаемым сквозь пелену снега фигурам людей. Они тут же повалились наземь.

– Ну как? – осведомился Кремнев и даже, неожиданно для себя, прищелкнул языком.

– Оно, конечно, здорово, но все же это непорядок, когда человеческие руки не туда, куда нужно, прикладываются. Человек вы хороший и голова по пулеметному делу сноровится, но вы – профессор. И такой человек не должен зазря пропасть. Мы должны вас сберечь, потому что это науке надобно!.. – Николай снова вгляделся в метель. – Смотри-ка, опять поднимаются.

– Не пущать? – подражая Кочетову, с улыбкой спросил Кремнев.

– Не пущать! – повторил Кочетов. – Только пониже бери, да так, чтоб проклятые не ложились, а кувырком летели!..

Кремнев взял точку прицеливания пониже. Расплывчатые фигуры на этот раз, подпрыгнув на месте, боком валились в снег.

– Молодец, товарищ Кремнев! За такую стрельбу представляю к награде. – Кочетов подобрал ленту и стал засовывать ее в коробку. – А над моими словами, профессор, вы подумайте!

– Никуда отсюда не уйду! – В этот момент над их головами просвистели пули. Кремнев пригнулся. – Слышали, что сегодня ночью политрук говорил? Враг сломлен, но еще не разбит. Мы должны его окружить и уничтожить. Вот когда мы его уничтожим, тогда я уйду с фронта.

– А наука?

– Для меня и здесь наука. Я тут многое понял: познал наших людей, почувствовал преданность народа своей Отчизне…

– Кабы я был комдивом, давно бы отправил вас в тыл под конвоем.

– Защищать Родину на фронте мне никто воспретить не может. Это мой священный долг. И науку мы тут с вами проходим, по сути дела, одну.

Добров одернул гимнастерку и вошел к Железнову.

– Полковник Добров по вашему приказанию прибыл, – с подчеркнутой официальностью представился он.

Железнов сделал вид, что это в порядке вещей, и спокойно спросил:

– А Хватов с вами не прибыл?

– Товарищ комиссар остался в полку Карпова, выясняет, кто запустил немецкую ракету на переправе. Разрешите доложить положение полка Дьяченко?

Железнов попросил выйти из избы всех, кроме начальника штаба и врача. Добров насторожился.

– Вот что, товарищ полковник, – в таком же официальном тоне, как и Добров, начал Железнов. – Я не в состоянии сейчас с вами разбираться, да и обстановка не позволяет. Разберусь после боя. Но предупреждаю вас, пока я нахожусь в должности комдива, я не потерплю, чтобы вы так непозволительно обращались с командирами…