А внука-то и нет. Вылез дед из берлоги, поклонился солнышку. На поляну выскочили зайчиха и семь зайчат:
      - Доброй весны, дедушка!
      - Доброго лета, зайчишки! До чего ж вы хороши! Да как вас много! смеялся дед Диадох.
      Всё новые зайцы выскакивали на поляну. Дед принялся их считать. Вдруг из-за деревьев стрелой вылетела Сорока с ужасной вестью-новостью: кикиморы утопили в Чёрном болоте Лешика, Кузьку, сундучок, Лису с Медведем. Про то, что злодейки утопили в трясине ещё и берёзу на краю болота и даже тучку с неба, дед Диадох не услышал. Он сломя голову побежал к Чёрному болоту.
      По дороге к старому лешему подлетел Дятел, утешил его, поругал Сороку-балаболку и вывел прямо на опушку, где отдыхали Кузька, Лешик, Медведь и Лиса. То-то было радости!
      Тут только все поняли, что в лесу сегодня Весенний праздник. Он всегда наступает, когда просыпается Леший. Цвели красные, голубые, жёлтые цветы.
      Серебряные берёзы надели золотые серёжки. Птицы пели свои лучшие песни. В голубом небе резвились нарядные облака.
      Лешик и домовёнок, перебивая друг друга, рассказывали и рассказывали. Дед Диадох успевал лишь удивляться: надо же, такое и в зимней спячке не приснится!
      Под вечер все направились к реке. Чтобы этот день и для Кузьки был праздником, пусть русалки проводят домовёнка домой. Ведь речные хозяйки знают все дома над всеми речками, большими и малыми. А лучший дом они уж как-нибудь отличат от других.
      Увидев домовёнка, лешонка и даже старого лешего, которого до сих пор не видели, русалки выскочили из реки, повели вокруг гостей хоровод:
      Бережочек-бережок Нашу речку бережёт!
      Вот так вот, вот так вот, Нашу речку бережёт!
      Лешику так понравился хоровод, что, когда кончилась песня, он один принялся бегать вокруг какого-то пня на берегу и петь песенку, которую сам только что придумал:
      Стоит в лесу пень-пень!
      А я бегаю весь день, Пою песенку про пень:
      "Стоит в лесу пень-пень"...
      Все взялись за руки, и пение вокруг пня продолжалось много времени. А на пне сидел дед Диадох, поглядывая то на сундучок, который он держал в руках, пока Кузька пляшет, то на плясунов. Цветы и звёзды на сундучке сверкали всё ярче.
      Серебряная луна плыла в небе, а другая серебряная луна - в реке. Весело плескались серебряные волны. И тогда старый леший, хоть и не любил он лезть в чужие дела, спросил у домовёнка, что же хранится в волшебном сундуке, какая в нём тайна.
      Кузька важно оглядел компанию, усевшуюся вокруг пня, и торжественно провозгласил:
      - Дайте клятву. Тогда скажу. Клятвы ни у кого не оказалось. Никто даже и не знал, что это такое.
      - Повторяйте за мной! - строго сказал домовёнок. - "Из-за моря, из-за океана летят три ворона, три братенника, несут три золотых ключа, три золотых замка.
      Запрут, замкнут они наш сундук навеки, ежели отдадим его нечувственникам и ненавистникам. Ключ в небе, замок в море". Клятва вся.
      Всем клятва очень понравилась. Пришлось повторить её несколько раз. Потом русалки принялись расспрашивать про море-океан, а Лешик про воронов-братенников, но Кузька не мог сообщить никаких особенных подробностей ни про то, ни про другое.
      - Так мы, внучек, и не отдали твой сундучок, - сказал дед Диадох. Баба Яга - ненавистница, кикиморы болотные - нечувственницы. Побывал сундучок в их руках, да недолго. Не за что на нас обижаться воронам-братенникам!
      - Тогда пойте за мной! - повеселел Кузька.
      Сундучок, сундучок, Позолоченный бочок, Расписная крышка, Медная задвижка!
      Раз-два-три-четыре-пять! Можно сказку начинать!
      Заиграла тихая музыка. Со звоном откинулась крышка сундука. Все замерли, Кузька схватил прошлогодний сухой лист, что-то на нём нацарапал, опустил в сундучок.
      Крышка захлопнулась, а сундучок произнёс приятным голосом:
      - Чирки-почирки, чёрточки и дырки, вот и весь сказ как раз про вас.
      Стало тихо. Лешие и русалки, вытаращив глаза, глядели на сундучок. Надо же!
      Простая деревяшечка, а так разговаривает! А Медведь с Лисой до того испугались сказки про чирки-почирки, что убежали в кусты.
      Кузька объяснил, что сундучок хранится у домовых очень давно. А волшебный он потому, что ежели положить в него рисунок, любую картинку, то сундучок сам сочинит и расскажет сказку про то, что на картинке нарисовано. Нарисуешь мышь - расскажет про мышь. Нарисуешь русалку и водяную лилию - сундучок расскажет такую сказку, где с цветком и речною хозяйкой непременно произойдёт что-то страшное или смешное. Но вот беда! Рисовать домовые не умеют. Потихоньку утаскивают рисунки у людей, уносят под печку или в закуток, опускают в сундучок и слушают сказки.
      Тогда Лешик с дедом и русалки сразу принялись рисовать кто на листиках, кто на кустах коры. Но ничего у них не вышло. И когда рисунки клали в сундучок, он рассказывал всё про те же чёрточки и дырки.
      Значит, решил Кузька, никто не умеет рисовать, кроме людей и Деда Мороза. Тот рисует прямо на окнах. Но ещё никто и никогда не вынимал из окон стёкол и не опускал их в сундук, чтобы услышать сказку про какой-нибудь цветок, нарисованный Дедом Морозом.
      Услышав про Деда Мороза, дед Диадох принёс из лесу и опустил в сундучок самый красивый весенний цветок. Долго играла приятная музыка, но никакой сказки сундучок так и не рассказал. Другое дело, если бы цветок был нарисованный. Тут только домовёнок понял, как он соскучился по людям.
      - Рассвет! Уже светает! - встревожились русалки. - Прощайся, Кузя! Пора в путь.
      Ты беги по бережку, мы по реке поплывём.
      Вдруг над рекой послышалась разбойничья песня: "Ух да и эх да!" В корыте, гребя пестом, к друзьям подплывала Баба Яга:
      - Чадушко! Бабуля за тобой приехала! Пропадёшь ты тут, не пивши, не евши! Куда ты! Куда, говорю? Вот догоню и съем! У-у-у!
      Тут корыто перевернулось. Яга упала в воду. А из реки вынырнул Водяной:
      - Покоя от вас нет! Кто тут орет? Кто тут воет? Это ты, Яга? Да я тебя! Да ты у меня! Вон из воды! Чтоб духу твоего тут не было!
      ЛУЧШИЙ ДОМ
      Маленький домовёнок, сидя в корыте, оставшемся от Бабы Яги, одной рукой прижимал к себе сундучок, а другой махал тем, кто стоял на берегу. Корыто плыло по Быстрой реке следом за русалками.
      Дед Диадох с берега кланялся Кузьке. Лешик подпрыгивал выше головы и махал на прощание всеми четырьмя лапками. И Медведь махал, и Лиса. И все деревья и кусты махали ветками, хотя ветра совсем не было. Вдруг кто-то большой, выше ёлок, шагнул из леса прямо к Лешику и деду. На плече у великана сидел Дятел, На другое плечо отец Леший посадил своего маленького сына. Кузька долго-долго видел машущие зелёные лапки.
      Поворот. Ещё поворот. Протока. С двух сторон бегут к Быстрой реке ручьи и речки.
      В одну из речушек свернули русалки. И корыто - вверх по течению - за ними.
      Поднималось солнце. Корыто уткнулось в берег, а русалки закричали:
      - Вот он! Вот самый лучший дом в деревеньке над небольшой речкой! Лучше не бывает! До свиданья, Кузя! Живи-поживай, добра наживай, нас в гости поджидай! - и уплыли.
      Корыто само - скок на берег, на зелёную травку. Кузька с сундучком в руках помчался к дому и вдруг стал как вкопанный. Перед ним над речкой стояла совсем не та деревенька. И дом чужой, совсем не Кузькин. Это для русалок из всех домов он самый лучший, потому что все окна, и крыльцо, и ворота были изукрашены вырезанными из дерева цветами, узорами и большими русалками. Красивые, пучеглазые, кудлатые, они так ярко, так чудесно раскрашены. Кузька глядел на них и плакал. Что теперь делать? А где же Вуколочка, Афонька, Адонька, дед Папила?
      Но вдруг и ему, Кузьке, пришла пора жить отдельно, самому быть в доме хозяином?
      И Кузька несмело шагнул на крыльцо. Когда он перелезал в избу через порог, дверь возьми да и скрипни. Кузька с сундучком - под веник. Вошла девочка с тряпичной куклой.
      - Чего-тось дверь у нас скрипнула. Не вошёл ли кто? - спросила она у куклы, но ответа не дождалась и сказала: - Должно, ветер, кому же ещё? Все в поле.
      Пойдём-ка, спать тебя положу, песенку спою.
      Отнесла куклу на скамью, укрыла платочком и сказала успокоенным голосом:
      - Не прибрано-то у нас как! Дом новый, а грязи, будто год изба стоит...
      Взяла веник - да так и села от испуга. Под веником кто-то был. Лохматый, блестит глазами и молчит. И - бегом под печку!
      - Никак домовой! - ахнула девочка Настенька. - А матушка с батюшкой всё горюют, что наш домовой в старом доме остался!
      Стал Кузька жить-поживать, добра наживать. И так хорошо хозяйничал в своём новом доме, что слух о нём прошёл по всему свету и долетел до Кузькиной родной деревни. Она не сгорела, люди потушили пожар. И Вуколочка, и Сюр, и Афонька с Адонькой, и даже сам дед Папила ходили к Кузьке в гости. А сундучок ему оставили, пусть бережёт.
      НАТАША И КУЗЬКА
      Всё это рассказал Наташе волшебный сундучок, когда в него положили (домовёнок сам об этом попросил) Кузькин портрет, который нарисовала девочка. Рисовать его было не так-то просто.
      - Оно бы и хорошо, - говорил Кузька, разглядывая картинку за картинкой, - да нарисован не я. Это Чумичка, мой троюродный брат, чучело лохматое! Рисуй заново!
      Опять не я. Либо Афонька, либо Адонька, их даже матушка с батюшкой не различают.
      Как ты угадала? А это неведомый какой-то домовёнок. Интересно, чей он, откуда, как зовут? Ещё рисуй!
      У Наташи руки устали, карандаш не слушается. Кузька заглянул в альбом:
      - Конурник нарисован! Как есть вылитый конурник! Не слыхала, что ли? Конюшенники - в конюшнях, при лошадях, а конурники - при собаках, собачьи домовые. Через каждое слово на собачий лай перескакивают. Что ж ты меня-то не нарисуешь? Или я хуже конурника?
      Кузька так огорчился, что девочке стало его жалко. И на чистом листе возник ещё один рисунок. Увидев его, Кузька перекувыркнулся от радости. Всё в точности, будто в зеркало глядится! Ну, может, помоложе лет этак на сто. Шесть веков ему на рисунке, не больше.
      Рисунок положили в сундучок и спели волшебную песню. Когда сказка кончилась, Наташе захотелось посмотреть на рисунок. Но рисунка в сундучке не было.
      - Весь рассказался! - обрадовался Кузька. - Сказка вся! Сказал бы лучше, да нельзя!
      Тихо стало в комнате. Только дождь стучит за окном.
      - Кузенька! - шёпотом спросила Наташа. - А кто была Настенька?
      - Твоя прабабушка! - ответил домовёнок.
      - А где маленькая деревенька?
      - Вот здесь. Где сейчас наш дом стоит.
      - Как здесь? А небольшая речка? - удивилась Наташа.
      - В трубе течёт, - важно ответил Кузька. - Сначала удивилась, когда в трубу её загоняли, а теперь привыкла, течёт себе под землёй. Наполнит пруд, поглядит на небо, на дома - и опять под землю.
      В окна стучал дождь.
      - И как ему не надоест? - рассуждал Кузька. - Сухого места на земле небось не осталось. И стучит, и скребётся, к нам просится. А что это он в дверь стучит?
      - Мама не велела открывать дверь, - вспомнила Наташа.
      - Кому попало не велела, - уточнил Кузька. - А это неизвестно кто, да ещё не звонит, а стучится. Вот откроем и посмотрим.
      Наташа открыла дверь. Никого нет. Оглянулась, и Кузьки нет. Только мокрые следы ведут в её комнату. Вернулась, а там среди игрушек сидят два Кузьки. Второй домовёнок поменьше и весь рыжий. Смотрит на девочку, молчит и улыбается.
      - Это Вуколочка! - сказал тот Кузька, который покрупнее. - Он тебя стесняется.
      Долго молчать будет.
      Вдруг девочка услышала какой-то плеск в углу. В круглом аквариуме среди снующих рыбок кто-то сидел и глядел круглыми печальными глазами.
      - Это водяной, - объяснил Кузька. - Крохотный ещё. Вуколочка его по дороге нашёл. Испугался темноты в трубе, вылез из речки. Пусть поживёт у тебя хотя бы лет шестьдесят, пока немного не подрастёт. Ладно?