— — -

Рубен Вартанович тяжело опустился на заднее сиденье «мерседеса» и коротко бросил водителю:

— На Фурштатскую.

«Мерседес» плавно и мощно рванул с места. Водитель прекрасно знал маршрут: в красивом пятиэтажном доме в стиле позднего модерна Рубен Вартанович снимал квартиру для своей очередной пассии, девятнадцатилетней Анджелы.

Машина остановилась, немного не доехав до дома, — Рубен соблюдал конспирацию, хотя в банке уже все, включая уборщицу, знали, куда он ездит после обеда.

Охранник проводил Рубена до подъезда и остался в скверике, лениво поглядывая по сторонам и покуривая.

Рубен Вартанович, тяжело пыхтя, преодолел несколько ступенек, что вели к лифту. Он снова подумал, что надо бы худеть, и, как всегда, отбросил эту мысль: отказать себе в маленьких радостях жизни вроде хорошего обеда, состоящего из мучного и жирного, он не мог.

Поднявшись на третий этаж, он открыл дверь своим ключом и, весело напевая, вошел в прихожую. Анджела почему-то не встречала его в дверях, как у них было заведено.

— Лягушоночек! — крикнул он в глубь квартиры и, не услышав ответа, шагнул в комнату.

«Лягушоночек» сидел в кресле, связанный по рукам и ногам. Рот Анджелы был заклеен пластырем, волосы растрепаны, хорошенькое личико заревано.

Рубен Вартанович по инерции шагнул к связанной любовнице, но тут же понял, что происходит что-то из ряда вон выходящее, оглянулся и хотел броситься к дверям, но к нему подскочили двое парней в черных комбинезонах и масках с прорезями для глаз. Рубен хотел закричать, но ему уже ловко заткнули рот кляпом, руки завели за спину и связали. Потом надели на голову матерчатый мешок и потащили к кровати.

Уложив его на широченную кровать, один из напавших закатал рукав и сделал Рубену Вартановичу инъекцию.

— Ну и здоров, бугай! — сказал его напарник, отдуваясь.

— Тс-с! — «Санитар» приложил палец к губам: говорить нельзя, чтобы Рубен не смог запомнить их голоса.

Отломив кончик у другой ампулы, он сделал укол бьющейся в ужасе Анджеле. Уколы по-разному подействовали на «пациентов»: Рубен Вартанович мирно захрапел, у него наступил глубокий и здоровый сон, а его любовница задрожала мелкой дрожью, лицо ее посинело, и она затихла навсегда.

«Санитар» подошел к телефону и, не снимая перчаток, набрал номер.

Охранник скучал. Он уже полчаса подпирал дерево на Фурштатской, выкурил четвертую сигарету. Если бы можно было сидеть в машине и болтать с водителем, время шло бы быстрее, но так не положено: его пост здесь, напротив дверей.

Вдруг к подъезду с завыванием подъехала машина «скорой помощи». Двое санитаров в белых халатах выскочили из нее и бегом скрылись в парадной.

Телохранитель Рубена Вартановича забеспокоился. Он вынул из кобуры ПМ и вбежал в подъезд, чтобы проверить, все ли в порядке и на какой этаж поднимаются санитары. Одним духом взбежав на третий этаж, он шагнул к двери Анджелкиной квартиры, но не успел ничего предпринять: на пол-этажа выше, в небольшой скрытой нише, стоял человек в комбинезоне и маске, который ждал его появления. Раздался негромкий хлопок, и телохранитель рухнул как подкошенный. Человек в маске спустился к трупу и втащил его в прихожую. Анджелиной квартиры.

Двумя минутами позже из подъезда вышли санитары. На этот раз они шли гораздо медленнее, таща тяжелое тело на носилках, покрытых простыней. С прежними завываниями «скорая» сорвалась с места и исчезла. Водитель Рубена Вартановича Варданяна проводил машину ленивым взглядом.

Впервые за всю историю концерна «Севимпекс» правление собралось не в кабинете Варданяна, а у его зама, Виктора Полищука.

Полищук с землисто-серым лицом сидел во главе стола и мелкими глотками пил «Боржоми». Когда все члены правления заняли свои места, он откашлялся и начал:

— Вы знаете, что произошло. Рубен Вартанович похищен.

— По бабам нечего шляться, — зло прокомментировал угрюмый финансист Поликарпов, — в его-то возрасте...

— И при его комплекции, — вставил Лев Исаевич Гольдберг, который сам мечтал хоть немного похудеть и поэтому остро беспокоился о чужих килограммах.

Полищук взглянул на Ли Фана, обладающего большим пакетом акций и огромным авторитетом: к нему, осторожному и опытному бизнесмену, прислушивались многие держатели акций, и от его мнения зачастую зависел исход голосования. Выражение лица китайца было, как всегда, невозмутимым и непроницаемым, но вот его руки служили своего рода барометром: если они спокойно лежали на столе, значит, Ли Фан удовлетворен ходом совещания и ситуацией в целом. Если он массировал пальцы — значит, его что-то не устраивает и он готовит какой-то серьезный шаг, а если, как сейчас, он барабанит пальцами по столу, значит, он в гневе и может запросто встать и уйти вместе со всеми своими голосами и голосами ориентирующихся на него акционеров.

Полищук, и без того озабоченный, заволновался еще сильнее и снова заговорил, стараясь не показать своего волнения:

— Похитители связались с нами и заявили о своих требованиях. Им нужен миллион долларов.

— Пусть зажарят старого козла! — заговорил Поликарпов, в котором в минуты гнева давало знать о себе уголовное прошлое. — Он по девкам таскается, а мы его выкупать должны?! Пусть делают с ним что хотят!

Полищук ждал такой реакции. Он молчал, дожидаясь, пока члены правления выплеснут эмоции и в кабинете наступит тишина. Ли Фан по-прежнему барабанил пальцами, но уходить пока не собирался. Хитрый Гольдберг молчал и наблюдал за остальными, как и Полищук.

Неожиданно заговорил Фан:

— Меня интересует только одно. Если за какой-то товар запрошена такая высокая цена, я хочу знать, нужен ли мне — ну нам всем — этот товар. Я слушаю, Виктор.

Виктор с благодарностью взглянул на китайца: как только Фан заговорил, в комнате воцарилась тишина — так редко он брал слово, и так внимательно его привыкли слушать.

Теперь он как бы вручил Полищуку общее внимание и общее доверие.

— Господин Фан, как обычно, ухватил корень проблемы. Рубен Вартанович нам необходим. Наши крупнейшие контракты в огромной степени зависят от его личных связей в Ростовской области и на Северном Кавказе.

Мне уже звонил Мамедов — не знаю, как к нему просочилась информация, — и по тому, как он строил разговор, я понял, что без Рубена нам не видать невинномысского заказа как своих ушей...

— Да пусть они подавятся своими дерьмовыми контрактами! — заорал Поликарпов. — Миллион зеленых за жирного бабника — это цена несусветная! Он будет по девкам шляться, а мы — за него платить?! Не дождется!

Пусть из него хоть суп сварят, я и пальцем не пошевелю.

Ли Фан опустил глаза и еще быстрее забарабанил пальцами по столу. Полищук, дождавшись, когда в комнате снова стало тихо, продолжил:

— Невинномысский заказ — это будущее нашего концерна. Я уж не говорю о том, что мы и сейчас в большой степени зависим от наших южных партнеров, а без Рубена Вартановича мы можем их потерять. Решайте, господа, мне кажется, что нужно заплатить выкуп. Но, разумеется, все решит голосование.

— Я — против, — мрачно заявил Поликарпов.

Его пятнадцать процентов голосов еще ничего не решали, но, сообщив о своем выборе первым, он мог повлиять на мнение других членов правления. Действительно, следом за ним против уплаты выкупа проголосовал Аркадий Иванович Шепило, обладавший семью процентами голосов, а затем и Арвидас Спецкис с восемью процентами. Ситуация становилась критической. Полищук с волнением ждал, что скажет Ли Фан.

Китаец молчал и не поднимал глаз, и так же медлили остальные члены правления. Наконец Ли Фан прекратил барабанить по столу и коротко сказал:

— Платить.

Полищук вздохнул с облегчением: Ли Фан, как и Поликарпов, владел пятнадцатью процентами, но ему верили, его осторожность и здравый смысл ни у кого не вызывали сомнений, и после того как он высказался за уплату, ход голосования резко изменился. Следом за Ли Фаном проголосовали за выкуп четверо относительно мелких держателей, в сумме набравших двадцать процентов, и наконец высказался Гольдберг с четырнадцатью процентами, окончательно решив дело в пользу выкупа.

Полищук поблагодарил членов правления за принятое ими правильное, с его точки зрения, решение и сообщил им, что непосредственными вопросами переговоров с похитителями и обменом денег на Рубена Вартановича будет заниматься директор департамента безопасности Андрей Черкасов.

Похитители несколько раз звонили по служебному телефону Полищука, уточняя процедуру передачи денег и освобождения заложника.

Каждый их звонок записывался на магнитофон, техники из департамента Черкасова пытались засечь, откуда идет звонок, но все было безуспешно: автоматический определитель номера не срабатывал, видимо, у преступников была специальная аппаратура, и говорили они всегда очень коротко. Голос звонившего тоже был изменен — у него был неживой металлический тембр.

Передачу денег назначили на среду. Похитители потребовали, чтобы деньги вез один человек в машине с сотовым телефоном, по которому они будут сообщать ему маршрут.

Созданный и возглавляемый Полищуком оперативный штаб принял решение, что деньги повезет сам Черкасов. Ему передали чемоданчик с деньгами из секретного фонда концерна. Эти деньги — неучтенная, так называемая черная наличка, — предназначались для экстренных непредвиденных платежей, подкупа должностных лиц, расчетов с бандитскими группировками, если не удавалось решить дело переговорами, и других не предусмотренных российским законодательством целей.

И вот теперь они должны были вернуть концерну его главу.

Чемодан с долларами положили на переднее сиденье черкасовской «тойоты». Черкасов сел в машину, имея под рукой работающий сотовый телефон. Рядом стояла «под парами» служебная БМВ с тремя оперативниками из его департамента: хотя похитители строжайшим образом настаивали, чтобы на встречу ехал один человек, но в концерне решили, что «хвост» необходим. Полищук недвусмысленно высказался в том духе, что каким бы надежным человеком ни был Черкасов, но миллион долларов может пагубно повлиять на нравственность даже святого, и у кого угодно может мелькнуть шальная мысль скрыться с этим миллионом.

В назначенное время зазвонил сотовый телефон, Черкасов поднес его к уху и получил команду немедленно ехать к Загородному проспекту. Неприятным сюрпризом было то, что похитители приказали ему не отключаться и постоянно быть с ними на связи: тем самым они лишили его возможности в промежутках между звонками сообщать в концерн свой маршрут.

Оставалось надеяться только на «хвост».

«Тойота» тронулась, БМВ ехала следом.

Через несколько минут снова зазвонил телефон Полищука. Представитель похитителей сказал своим механическим голосом:

— Я сказал ясно: один человек, а вы ему «хвост» приделали. Если не снимете преследование, операцию отменяю.

Полищук выругался и связался с БМВ:

— Больно заметно идете, вас засекли. Сейчас пришлю «пятерку», сядете в нее, держитесь от Андрея подальше, но из виду не упускайте.

Ребята незаметно пересели в невзрачные «Жигули», водитель которых старался держаться подальше от Черкасова, который получил новые указания: проехав Загородный проспект, он пересек Московский и выехал на параллельную ему улицу Егорова.

С улицы Егорова «тойота» свернула на Седьмую Красноармейскую — узкую, неудобную для проезда улицу с односторонним движением. Следом за ней на эту же улицу свернула вишневая «девятка» и неожиданно остановилась, полностью перекрыв движение. По сторонам Седьмой Красноармейской стояли насмерть вмерзшие в сугробы машины местных жителей, так называемые «подснежники», которые до весны невозможно извлечь из снежного плена. На дворе был февраль, снегу было уже полно, а ждать теплых дней машинам предстояло еще минимум два месяца. Таким образом, место на проезжей части оставалось только для одной машины.

Парни из концерна, громко ругаясь, выскочили из машины и побежали к «девятке», на ходу обещая оторвать «этому козлу» голову и кое-что еще. Однако «козел» оказался молодой привлекательной женщиной, которая чуть не в слезах пыталась завести заглохший в таком неудачном месте мотор. При виде ее расстроенной мордашки злости у ребят несколько поубавилось, но время было дорого. Поэтому они подцепили «девятку» на трос и задним ходом вытащили с перекрестка. Но когда они вернулись в свою машину, «тойота» Черкасова уже исчезла из вида. Проехав Красноармейскую до конца, ребята осмотрелись. Но «тойоты» и след простыл.

Надо было связываться с начальством.

Полищук сильно занервничал, потому что его сильно волновала судьба миллиона долларов, гораздо сильнее, чем судьба самого Рубена Вартановича, но про это он благоразумно никому не рассказывал. К счастью, ему пришла в голову замечательная идея. Брат одного из сотрудников концерна работал на высоком посту в городской ГАИ. Руководство концерна неоднократно обращалось к нему с различными просьбами, всегда щедро оплачивая его услуги.

Сейчас Полищук связался с ним и попросил не в службу, а в дружбу, чтобы тот объявил на милицейской волне о розыске «тойоты» Черкасова, — с тем, чтобы ее ни в коем случае не задерживали, но немедленно сообщили о местонахождении. Идея сработала, через короткое время Полищук уже знал, где находится машина, и группа наблюдения срочно выехала за ней. Однако Полищука очень беспокоило, что делал Черкасов в те сорок минут, когда за ним никто не наблюдал.

— Теперь едешь к Володарскому мосту, — прозвучала команда похитителей из сотового телефона.

— Еду к Володарскому мосту, — повторил Черкасов.

Он повторял каждую команду преступников, как будто подтверждая, что все понял правильно и приступает к выполнению. Никто и не догадывался, что в его машине два включенных сотовых телефона и он повторяет маршрут для сообщника.

Выехав на мост со стороны Ивановской улицы, Черкасов получил другую команду:

— Остановись, подойди к ограждению и сбрось чемодан с деньгами на нижний уровень.

Потом получишь дальнейшие инструкции.

Черкасов остановился, вышел из машины с чемоданом, подошел к ограждению моста и сбросил чемодан на нижнюю развязку. Затем он снова сел в машину, не дожидаясь команды по телефону, резко дал газ и на максимальной скорости рванул к противоположному концу моста.

Группа наблюдения недолго колебалась: съехать с моста, чтобы перехватить тех, кто заберет чемодан, и продолжить наблюдение за ними они все равно не успели бы. Они высадили одного человека, чтобы тот попытался хотя бы разглядеть машину, подъехавшую за деньгами, а сами устремились за черкасовской «тойотой».

Они успели только к развязке драмы: на дальнем конце моста Черкасова расстреляли из встречной машины — «восьмерки» с затемненными стеклами и явно фальшивыми номерами. «Тойота» резко развернулась, врезалась в ограждение и рухнула на набережную под мостом. Оперативники пытались преследовать «восьмерку», но пока сумели развернуться на мосту, та уже безнадежно оторвалась.

Таким образом, они не сразу съехали с моста к месту, где догорала разбитая «тойота» с мертвым Черкасовым, и не видели, как из припаркованного на набережной синего «опеля» выскочила молодая женщина. Она ждала здесь Черкасова, а дождалась мертвеца. Быстро подбежав к трупу, который лежал чуть в стороне от горевшей машины, она убедилась, что Андрей мертв, обыскала его одежду, вытащила бумажник, записную книжку и еще листок из нагрудного кармана и бросилась обратно к своему «опелю». Машина сорвалась с места и исчезла Никто не видел, как «опель» промчался по набережной, выехал на Приморское шоссе и остановился перед воротами с надписью "Оздоровительный центр «Ольгино''».

В кабинете Полищука снова зазвонил телефон. В трубке раздался знакомый металлический голос:

— Вы с нами что, в игры решили играть?

— Какие игры! — заорал Полищук. — Какого черта вы расстреляли нашего человека, где Варданян?

— Ах, где Варданян? Ах, почему вашего козла расстреляли? А что ты нам вместо денег подсунул? Полный чемодан старых газет! Ты, падла, за кого нас держишь? Забери своего козла на стоянке перед концерном. В твоей машине лежит!

На этом разговор прекратился. Полищук покрылся холодным потом. Прихватив по дороге заместителя убитого Черкасова и двух охранников, он выскочил на улицу, забыв надеть пальто, хоть на дворе и стоял февральский мороз. На стоянке перед входом среди прочих машин руководящего персонала новый, сверкающий черным лаком СААБ-9000 Полищука выглядел как член палаты лордов среди депутатов Законодательного собрания города Урюпинска. Полищук кинулся к любимой машине как мать к дорогому дитяте.

С первого взгляда все было в порядке, и он уже с облегчением решил, что похититель просто припугнул его, но, открыв багажник, ахнул и схватился за голову Там действительно лежал Рубен Вартанович или то, что от него осталось. Зрелище было не для слабонервных.

В это мгновение один из охранников вдруг закричал-"Бомба!" — и потащил остолбеневшего от увиденного в багажнике Полищука прочь. В стороне он повалил начальника прямо на снег, несмотря на отчаянное сопротивление того. До Полищука все доходило как-то замедленно, и только когда рядом прогремел оглушительный взрыв и полыхнуло багровое пламя, он понял, что произошло, и задрожал мелкой дрожью. Больше жертв не было, если не считать разнесенного чуть ли не на молекулы СААБа. Второй охранник и новый начальник департамента безопасности Гриша Воскресенский поднялись из-за соседнего «мерседеса», отряхиваясь от снега.

Полищук снова собрал у себя в кабинете оперативный штаб.

— Должен констатировать два неутешительных факта, — начал он совещание, — мы потеряли Рубена Вартановича — мир его праху, — и мы потеряли миллион долларов. Если с Рубеном Вартановичем уже ничего не сделаешь, то с деньгами еще можно попытаться кое-что предпринять.

— Вы думаете, что похититель сказал правду и денег они не получили? — подал реплику Воскресенский.

— По тому, как он держался при последнем телефонном разговоре, и по тому, что произошло потом, — Полищук вспомнил то, что он увидел в багажнике СААБа, и поежился, — я делаю вывод, что они действительно денег не получили. Когда Черкасов выехал на операцию — деньги у него были. Значит, он спрятал их где-то по пути следования.

— Неужели вы считаете, что Андрей...

— Григорий! — оборвал его Полищук. — Чудес не бывает! Мы дали Андрею чемодан с миллионом долларов, а похитителям он выбросил чемодан с газетами. Значит, именно он подменил чемоданы. И не надо изображать из себя невинную девушку! Каждый человек способен на преступление, все зависит только от суммы, которую ему это преступление принесет. Кто-то за рубль прирежет собственную тещу, для другого приемлемая цена — тысяча баксов, а для третьего — сто тысяч. Мы, конечно, доверяли Андрею Черкасову..., но миллион долларов — это большое искушение. Давайте примем за основу, что эти деньги похитил он, и подумаем, как ему это удалось.

Первое: когда у него была возможность подменить чемодан?

— Это ясно, — вклинился в его монолог Воскресенский, — он мог это сделать только в тот период, когда за ним не было «хвоста», то есть после того, как его потеряли на Седьмой Красноармейской.

Полищук строго обратился к участникам наблюдения за Черкасовым:

— Ну, рассказывайте, орлы, еще раз и подробно, как вы его потеряли.

— Мы следовали за ним на некотором удалении по улице Егорова, — начал докладывать старший группы, — его «тойота» свернула на Седьмую Красноармейскую. Между его машиной и нами шла вишневая «девятка» и прямо на Красноармейской заглохла. Улица узкая, движение одностороннее, везде машины в снегу стоят, так что никак не проехать.

А там в «девятке» баба за рулем. Встала, и ни с места, полностью проезд заблокировала.

Мы — к ней, с мотором разбираться уж не стали, подцепили на трос, вытащили задним ходом. Пока возились, Черкасов исчез.

— Баба молодая, красивая?

— В общем, да.

— Ясно. Вы и утратили бдительность. Номер «девятки» — то хоть записали?

— Обижаете!

— Опишите женщину.

— Брюнетка, лет двадцать пять — двадцать восемь, нос прямой, глаза..., скорее темные — То есть просто сильно накрашенные.

В общем, портрет применим к кому угодно, особенно если она была в парике. Возраст тоже понятие растяжимое: где двадцать восемь, там и тридцать пять с хорошей косметикой.

— Вы считаете, что женщина была подставной?

— Абсолютно уверен. А вас провели как последних лохов.

«А если ты сам такой умный, то и не доверял бы Черкасову миллион долларов!» — подумали парни с обидой, но вслух ничего не сказали.

— Наведите справки по автомобилю, — продолжал Полищук, — но я подозреваю, что это нам ничего не даст. Ищите свидетелей — может, кто со стороны видел, что произошло.

Через час из ГАИ поступила информация, что «девятка» с названным номером числилась в угоне, найдена накануне на улице Егорова, то есть именно там, где ее оставили, вытащив с перекрестка. Искать в машине следы таинственной женщины было бесполезно: с машиной уже повозилась уйма людей. Что интересно, никаких неисправностей в «девятке» не обнаружилось.

Воскресенский послал трех человек опросить окрестных жителей — не видел ли кто вчерашнее происшествие на углу Седьмой Красноармейской и Егорова. Ребята покрутились на углу, и первой, к кому они обратились, была тетка-лоточница, торговавшая на углу разной бакалейной мелочью. Тетка мерзла на пронизывающем февральском ветру, неприязненно посмотрела на троих здоровенных парней, вышедших из теплой машины, и отделалась одной фразой:

— Некогда мне по сторонам глазеть, я больше гляжу, чтобы у меня бомжи чего не сперли. Да чтобы хоть что-нибудь купили. Мне на жизнь зарабатывать надо, а не за вашими разборками следить!

Продавщица из ларька с сигаретами, чувствуя себя в большей безопасности, открыто послала их подальше и задвинула маленькое окошко. Ребята собрались уже уходить несолоно хлебавши, когда один из них поднял взгляд и увидел в окне второго этажа внимательно наблюдавшие за ними глаза. Человек поднял руку и сделал приглашающий жест.

Парни вычислили квартиру с нужным номером и, поднявшись на второй этаж, позвонили.

Довольно долго никто не открывал, наконец за дверью раздался скрип, звук отпираемых замков, и дверь отворилась. За дверью в инвалидном кресле на больших колесах сидел нестарый еще мужчина с бледным нездоровым лицом.

— Что же вы не спросили, кто, дверь открываете незнакомым?

— А чего мне бояться? — искренне удивился инвалид.

И действительно, глядя на его безжизненные ноги, парни поняли, что самое страшное с этим человеком уже случилось.

— Ну что, интересуетесь вчерашней машиной? — хитро спросил мужичок.

— А ты, отец, откуда знаешь?

— А я вас узнал, вчера из окна видел, как вы ту «девятку» вытаскивали.

— Глазастый! — не удержался один.

— Верно, — согласился мужичок, — ноги не ходят, а глаза пока при мне. Пойдемте, покажу, откуда я вчера смотрел.

Он проехал в своем кресле по темному кривому коридору и выехал в маленькую угловую комнату, два окна которой выходили на разные стороны — одно на улицу Егорова, другое — на Красноармейскую.

— Я знал, что кто-нибудь придет расспрашивать об этой истории, потому что слишком все странно выглядело. Самое главное — она была очень странная, баба эта, на «опеле».

— Как — на «опеле»? Она же на «девятке» ехала!

— Вам интересно? — спокойно спросил инвалид. — Очень про это знать нужно?

— Очень, — не сдержался старший из парней.

— А вы не из милиции будете? — настойчиво расспрашивал инвалид.

— Нет, что ты, отец. Мы по своему делу, — отмахнулись парни.

— Тогда — тысяча рублей, — спокойно сказал мужчина.

— Ну ты даешь! Может, еще в долларах тебе платить?

— Доллары мне без надобности, — ответил инвалид, — я на черный день деньги не откладываю, он для меня уже наступил. А жалко денег — так валите отсюда, ничего не узнаете.

— Ладно, отец, не сердись, вот держи свою тысячу.

— Ну, значит, сидел я здесь и смотрел в окно. Я часто в окно смотрю, когда тоска накатит. Этот ящик для идиотов, телевизор-то, осточертел уже. Сижу, значит, и смотрю, как на Седьмую с Егорова вывернула «тойота», и сразу за ней «девятка». И как встанет на месте. Тут вы, смотрю, подбегаете, — инвалид неодобрительно покосился на ребят, — суетиться начали, рассердились очень. Честно говоря, думал, что вы этому, что в «девятке», сейчас фотографию начистите — такой у вас вид был серьезный. Ну потом вытащили вы эту машину и уехали. А из «девятки» выскочила интересная такая девка, — мужичок оживился, — я сверху подробностей не видел, но, на первый взгляд, все при ней. Гляжу я на нее, а она осмотрелась так незаметно, а потом взяла и из выхлопной трубы что-то вытащила. Ну, думаю, дела! Понятно, почему у нее машина заглохла, непонятно только, зачем самой себе такую каверзу устраивать. А девка эта тем временем от «девятки» спокойно удаляется и тут же, неподалеку, на Егорова садится себе спокойненько в синий «опель-омегу», и поминай ее, как звали.

Но самое интересное, что когда она на «девятке» ехала, то это был не водитель, а горе за рулем, а на «опеле» — классный шофер: отъехала аккуратно, уверенно, ничего не задела, хотя «опель» был очень тесно припаркован.

В общем, я ведь до этого, — инвалид показал на свои безжизненные ноги, — я до этого много лет шоферил, до аварии-то, столько километров на баранку намотал... И скажу честно, баб за рулем не люблю..., но классного водителя от законченного чайника отличу уже по тому, как он в машину садится, как ключ в зажигание вставляет.

— Значит, говоришь, отец, синий «опель-омега»? А номер случайно не заметил?

— Ну уж вы слишком многого от меня хотите! Я «опель» только сбоку видел, вы в окно-то взгляните, номер отсюда никак не разглядеть. Вон там «опель» стоял, где сейчас бежевая «Нива» припаркована.

— Ну что ж, отец, тысячу свою ты отработал. Спасибо тебе.

— Ладно, раз вы по-хорошему, то и я тоже. Номера машины я не помню, но... — мужичок хитро прищурился, — «опель» — то битый был.

— Битый? И сильно?

— Да нет, правое крыло немного помято, и видно, недавно совсем: не стала бы она долго в таком виде ездить, хотя бы подкрасила.

— Отлично, вот это уже ниточка. Ну будь здоров, папаша!

— И то дело, а то сижу здесь как сыч, один совсем...

Полищук, выслушав сообщение, даже в лице переменился.

— Ах ты, черт! Вот же сволочь, Черкасов, заранее подготовил операцию. Женщина — его сообщница, отрезала его от группы наблюдения, тем самым дала ему время спрятать деньги. Единственное, чего он не ожидал, — это того, что похитители, получив «пустышку», тут же его расстреляют. У них все было предусмотрено, специальные люди стояли с другой стороны моста, чтобы перехватить Черкасова, если что не так пойдет. Те, внизу, открыли чемодан, увидели газеты и сразу дали команду по телефону. Значит, теперь нам нужно срочно выяснить, где Черкасов был, пока не было наблюдения, и куда спрятал деньги.

— А почему вы думаете, что он не передал деньги той самой бабе, своей сообщнице?

И теперь она может быть уже с деньгами на Мартинике или на Сейшелах?

Полищук посмотрел на Гришу с легкой усмешкой:

— Ты бы отдал бабе миллион зеленых? Вот просто так — взял бы и отдал?

Гриша пожал плечами:

— Это зависит от того, насколько я ей доверяю...

— Ох, Гриша, вряд ли ты удержишься на посту директора по безопасности... А Черкасов на этой работе четыре года продержался.

И все почему? Потому что никому не доверял, все и всех проверял по десять раз. И деньги такие большие из рук ни за что не выпустил бы. Я уверен — он их где-то спрятал, в надежном месте.

— Тогда можно с деньгами попрощаться:

Андрей их спрятал, Андрей мертв, кроме него ни одна живая душа не знала, где миллион.

— А вот тут ты, Гриша, скорее всего, не прав. Та самая таинственная женщина кое-что может знать. Ну хоть не полностью, но частично он ее в свой план посвятил. Судя по рассказам, баба эта — тертая штучка, вслепую работать не будет. Так что какая-то информация у нее точно есть. Значит, как ни крути, а бабу эту ты мне должен найти, и как можно скорее. Скажи спасибо наблюдательному инвалиду — какой-никакой след в виде синего битого «опеля» у тебя есть.

Гриша Воскресенский пошел по проторенной дорожке. Он снова связался со знакомым гаишником и попросил его выяснить по своим каналам, не было ли в последнее время зарегистрировано дорожно-транспортное происшествие с участием синего «опеля-омега».

Капитан взял тайм-аут на два дня, но позвонил назавтра. Голос у гаишника был удавленный.

— Григорий, ведь Черкасов Андрей Николаевич — это твой бывший шеф?

— Конечно, это его расстреляли на Володарском мосту.

— Так ты представляешь, нашел я ДТП в прошлом месяце, действительно, столкнулся джип «чероки» с синей «омегой» на углу Среднеохтинского и шоссе Революции. И можешь себе представить, «опель-омега» зарегистрирован на Черкасова.

Воскресенский присвистнул:

— Мать моя, а мы его только на «тойоте» видели, про «опель» он никогда и не упоминал.

Полищук, узнав новость, приободрился.

— Теперь доказано, что женщина на «опеле» была сообщницей Черкасова! Нельзя верить людям, совершенно никому нельзя верить! Уж насколько Андрей был проверенный человек, а как коснулось дело больших денег — словно переродился! Слушай, Григорий, ищите «опель». Гаишнику мы платим, пусть деньги отрабатывает!

Гаишник действительно деньги получал не зря, и уже через сорок восемь часов один из дежурных ГАИ, чью память освежили шуршанием стодолларовой бумажки, вспомнил, что синий «опель-омега» с нужным номером в день перестрелки на мосту ехал по набережной в сторону моста Александра Невского, а другой дежурный в тот же день видел, как синий «опель» свернул с Приморского шоссе в сторону оздоровительного центра «Ольгино».

Стройная интересная шатенка вошла в холл оздоровительного центра. Человек, которого она ждала, и сегодня не появился. А она чувствовала кожей приближение опасности.