Из каких таких денег? — проворчала Лера, наклонившись над раненым и прикидывая, как перевязать его лицо, которое все было одна сплошная рана.
Вырвать ее уже не вырвет — нечем. Надо помочь ему. Он попытался что-то ответить, но закашлялся, из горла снова брызнула кровь, окропив ей щеку, он судорожно дернулся и вдруг обмяк, как будто разом успокоился.
— Ты живой? — опасливо проговорила Лера, немного отстранившись, чтобы еще больше не перепачкаться кровью. Тут она увидела его единственный широко открытый глаз и поняла, что задавать вопросы бесполезно. Этот глаз смотрел на нее уже с другой стороны, с того берега, откуда не возвращаются.
— Чтоб тебя… — пробормотала она, задом выбираясь из машины. — Чтоб вас всех! Достали вы меня со своими разборками!
Она зло всхлипнула, полезла в карман за сигаретами и вспомнила, что их нету. В сумке она уже смотрела, но, может, завалялась в кармашке хотя бы одна? Курить хотелось неимоверно, и, преодолев накатывающую дурноту, она распахнула дверцу машины — не хватало воздуха. В салоне воняло потом, рвотой и кровью. И еще пахло смертью. Она задержала дыхание и оглядела заднее сиденье. Сумки там не было. Не было ее и на полу под сиденьем.
— Господи помилуй! — вслух сказала она. — Да ведь она выпала на дорогу, когда эти уроды убивали друг друга!
Слова, сказанные вслух, прозвучали удивительно страшно в ночном лесу. Теперь те люди, которые приедут на место разборки, найдут ее сумку и узнают, что в «Опеле» кроме водителя была женщина.
Она стала вспоминать, что такого было у нее в сумке. Никаких документов там не было, это точно. Смена белья, теплый свитер, косметичка, а в ней — обычные бабские штучки. Обычные безликие мелочи. Никаких записей. Еще ключи от квартиры, но на них ведь тоже не написано, какой адрес.
От сердца немного отлегло. Тут она заметила, что коврик сбился, и нащупала в углублении пола кожаный чемоданчик. Вспомнив слова покойника, потянула чемодан на себя, вытащила его из машины. Чемоданчик был дорогой, хорошей кожи, с кодовым замком. Эта вещь плохо подходила убитому, была для него слишком дорогой и красивой. Оглядевшись, не нашла ничего, чем можно было бы открыть замок, и сунула руку в бардачок. Там ей в первую очередь попалась в руки сложенная в несколько раз плотная желтая бумага. Вспомнив последние слова мертвеца, она сунула бумагу за пазуху, порылась в бардачке и нашла там складной нож с широким прочным лезвием. Этим ножом в два счета сорвала кодовый замок и открыла чемоданчик.
Внутри лежали плотные пакеты с белоснежным порошком. Сердце подпрыгнуло и ухнуло куда-то вниз.
— Вот блин! — проговорила она, тупо уставившись на содержимое пакетов. — Белая леди! Стекло! Героин! Только этого мне не хватало! Ну и ночка выдалась! Нет, будем считать, что я ничего не видела!
Она торопливо захлопнула чемоданчик, засунула его обратно под сиденье, бросила сверху желтую бумагу из бардачка, прикрыла все ковриком и, машинально хлопнув дверцей машины, выскочила из сарая.
Небо на востоке начало понемногу розоветь, и какая-то ранняя пичуга уже выводила свою нехитрую песенку. Нормальные птицы на юг осенью улетают, а эта петь настроилась!
Рядом с развалюхой, окруженной ярко-желтыми кленами, оказался круглый глубокий пруд с неподвижной черной водой. Внезапно она представила мертвеца на сиденье машины и, еще не осознав, что собирается делать, шагнула обратно. Распахнув дверцы «Опеля», подхватила мертвеца под мышки и выволокла из сарая. Она и сама не понимала, для чего все это делает. С трудом дотащила до берега, здесь на глаза ей попались несколько крупных булыжников. Набив камнями карманы трупа, столкнула его в воду. Темная вода глухо булькнула и сомкнулась над ним.
Это последнее усилие отняло все силы. Она была мокрая от пота вся, от шеи до пяток. Такое впечатление, что выкупалась в прокисшем борще. Или в дерьме, так, пожалуй, вернее.
Наклонившись над темной водой, она смыла с лица и одежды чужую кровь.
На какое-то время она утратила чувство реальности и пришла в себя только в нескольких километрах от сарая с брошенным «Опелем», шагая по проселочной дороге. Под ногами громко шуршали красные, желтые, оранжевые листья. Уже окончательно рассвело, и издалека раздавался приближающийся звук мотора. Она хотела было спрятаться в придорожных кустах, но внезапно ее охватила какая-то апатия, она словно дошла до некой мертвой точки. Стало совершенно все равно, что будет дальше. Убьют? Ну и пусть! Событий прошедшей ночи вполне хватило бы, чтобы сойти с катушек. В мозгу что-то заклинило, и теперь она ничего не боялась.
Из-за поворота дороги показался допотопный львовский автобус. Она замахала руками, автобус остановился. Внутри было тепло, и мрачные мужики в кирзовых сапогах и замурзанных ватниках разглядывали ее, как инопланетянку.
Она и вправду производила впечатление неземной — высокая, с длинными белыми волосами и очень бледным лицом.
«Запомнят? — спросила она себя. — А, все равно, если и запомнят, то никому не расскажут…»
И она в изнеможении закрыла глаза, вытянула с наслаждением ноги и задремала под мерный шум двигателя.
***
До дома она добралась без приключений.
Поднявшись на четвертый этаж, позвонила тихонько.
Конечно, еще очень рано и Ритка, разумеется, спит как убитая, но Лере, честно говоря, было на это совершенно наплевать. Ключей у нее не было, они остались в потерянной сумке, а ей сейчас хотелось одного — забраться под горячий душ и стоять под ним несколько часов, пока обжигающие струи не смоют весь ужас прошедшей ночи.
Она звонила раз за разом, но подруга и не думала открывать.
— Черт, утащилась, что ли, куда-то? — пробормотала Лера, еще раз надавив на кнопку звонка. — Вроде ведь не собиралась…
Она застонала и привалилась к двери. Что же делать? Как попасть домой?
И вдруг дверь чуть заметно подалась.
Она не была заперта.
Что за черт? Не в такое время мы живем, чтобы оставлять двери открытыми!
Она потянула ручку и вошла в темную прихожую. Пугаться уже не было сил.
В квартире пахло чем-то сладковатым, удивительно неприятным и пугающим. И вместе с тем знакомым. Лера шагнула вперед, споткнулась о Риткины сапоги, еще какую-то обувь, негромко чертыхнулась и протянула руку к выключателю. Вспыхнувший свет на секунду ослепил ее.
В прихожей словно только что промчался тропический ураган или пробежало целое стадо слонов: одежда и обувь валялись кучей на полу, на самом видном месте красовалась новая Лерина куртка, и на ней виднелся отчетливый отпечаток грязного мужского ботинка.
— Что за черт, — Лера раздраженно втянула воздух сквозь зубы и крикнула:
— Ритка! Чертова кукла! Что тут у тебя творится? Ты что — напилась, что ли?
Никакого ответа не последовало. Тишина. Закрыв за собой дверь квартиры и торопливо накинув крючок, Лера перешагнула через груду одежды и толкнула дверь Ритиной комнаты.
Здесь царил беспорядок почище, чем в коридоре: постель сброшена на пол, простыни скомканы и разорваны, пол усыпан разорванными фотографиями, осколками стекла и фарфора. В этих фарфоровых осколках Лера узнала любимую Ритину статуэтку — китайскую собачку, которая всегда стояла у подруги на полке.
Убедившись, что в комнате никого нет, Лера снова выбежала в коридор, заглянула в свою комнату. Здесь было то же самое — полный погром. Схватившись за голову, она бросилась на кухню. Уже ничуть не удивляясь, разглядела вывернутые на пол шкафчики, рассыпанные по полу крупы, кофе, сахар, битую посуду… и всюду этот запах, отвратительно сладковатый и странно знакомый!
Осталось заглянуть только в ванную.
Лера распахнула дверь ванной комнаты и замерла на пороге.
Вот откуда так страшно, так одуряющее пахло. Здесь этот запах был так силен, что у нее закружилась голова.
Занавеска была задернута, но за ней что-то было. Что-то или кто-то.
Руки у Леры тряслись, и она не могла заставить себя отдернуть занавеску. Казалось, если она это сделает, произойдет что-то ужасное, что-то непоправимое.
Лучше уйти, закрыть за собой дверь… И никогда сюда больше не возвращаться.
Однако это было необходимо.
Она дернула занавеску и привалилась к притолоке, чтобы удержаться на ногах.
В первый момент она даже не поняла, что лежит в ванне.
Это не было человеком. Во всяком случае, это не было ее подругой, не было Риткой, с которой они вместе выкурили целый вагон сигарет, съели не один пуд соли, с которой тысячу раз ссорились и снова мирились, которая знала все ее маленькие и большие секреты.
Это было кровавое месиво, в котором едва угадывались человеческие черты.
Держась за косяк ванной, Лера закрыла глаза, досчитала до десяти и снова открыла их. Ничего не изменилось. Ванная комната накренилась, как палуба корабля в шторм, и ее организм затрясли рвотные спазмы. После этого стало чуть легче. Вот и хорошо. Лера умыла лицо холодной водой, потом сильной струей из душа смыла кровь с мертвой подруги и заставила себя рассмотреть ее. Еще немного, и она может устраиваться на работу в морг, мрачно попыталась она про себя пошутить. Она знала по опыту: только трезвый взгляд на происходящее и здоровый цинизм помогут ей выпутаться.
Ясно было одно: Риту пытали, прежде чем убить. Ее руки были испещрены ожогами. Маленькими круглыми ожогами, которые может оставить на теле горящая сигарета. Рот ее был заклеен скотчем — чтобы не кричала.
Бедная девочка. Бедная, несчастная Ритка, а она так хотела жить! Ее пытали, а потом долго и страшно убивали.
Что они хотели от нее узнать? — спросила себя Лера, и тут же ответила себе: подругу расспрашивали обо мне. Теперь они знают обо мне все: где работаю, во что одеваюсь, какие сигареты курю… Кстати, курить хотелось отчаянно.
Они знают все, и узнали все очень быстро, потому что такие пытки никто не вынесет. А если продолжали мучить Ритку — то только потому, что это доставляет им удовольствие. Потому, что они уроды, извращенцы, садисты.
Стараясь не шуметь, она прошла в Риткину комнату и нашла у нее в тумбочке дешевые сигареты без фильтра.
«Быстро же они успели, — думала она, вдыхая горький дым, — и как только отыскали?»
И тут ее осенило, что в сумке ведь был мобильник. Он разрядился, и она запихнула его подальше. Но, имея мобильник, не так трудно выяснить его владельца. И из-за этого убили Ритку!..
Она обхватила руками голову и застонала — не так-то просто оставаться холодной и расчетливой, когда лишаешься единственной подруги! Сигарета догорела и обожгла губы. Боль привела ее в себя. Она оглядела разоренную комнату и машинально подняла еще одну фарфоровую собачку. Глупая Ритка собирала фарфоровые фигурки, искусственные цветы, меховые игрушки. Еще всерьез верила, что когда-нибудь перед ней на дороге остановится «Мерседес», из него выйдет красавец с обложки глянцевого журнала и возьмет Ритку замуж. А она учила Ритку жизни, и они спорили до хрипоты и обид, и пили чай, и ели дешевые конфеты, которые покупали по очереди.
Она увидела, что на фарфоровую собачку капают слезы, и поняла, что плачет по Ритке. Нужно убираться из этой квартиры, потому что они вернутся. Обязательно вернутся.
Она осторожно выглянула во двор. На первый взгляд ничего необычного, у подъезда две машины, обе знакомые. Дворничиха метет дорожку, мусоровоз проехал, ушастую собачку-терьера вывели на прогулку… Все такое привычное, спокойное…
Она наскоро побросала в сумку кое-какие вещи, переоделась в джинсы и свитер. Зашвырнула обляпанные грязью туфли в угол. Никаких каблуков, только удобные ботинки. Теперь ей придется много бегать. Туго сколола волосы и надела Риткину утепленную куртку с капюшоном, чтобы надвинуть его на лицо — подруге куртка больше не понадобится, а ей пригодится. Сунулась в укромное место за деньгами и, разумеется, ничего там не нашла — в процессе погрома эти сволочи денежки прибрали. Хорошо, что паспорт третьего дня провалился в щель между ящиками, они его не нашли. Лера сунула паспорт в потайной карман джинсов, вложив в него единственную стодолларовую бумажку. В кошельке еще было тысячи полторы. С такими деньгами далеко не убежишь, даже на дорогу не хватит. У кого достать денег? Знакомых девчонок вмешивать не хотелось, хватит того, что Ритка на ее совести. Да и денег у них нету.
Лешка! — осенило ее. — Нужно идти к Лешке. Конечно, он скотина и подлец и собирался подложить ее под своего дружка-обезьяну, но сейчас их ссора кажется далекой и неважной. Главное — это ей как можно быстрее убраться из города и пересидеть в тихом месте. А где — она не скажет никому, уж Лешке тем более. Денег он даст, пусть только попробует не дать!
Она тихонько прикрыла за собой дверь, спустилась по лестнице, не дожидаясь лифта, проскочила пулей несколько темных дворов и хитрых переулков и пошла по улице, не убыстряя шагов и не оглядываясь.
«Сейчас их здесь нету, — уговаривала она себя, — если бы были, давно бы меня схватили и увезли. Или оставили бы засаду там, в квартире. Странно, что они этого не сделали, тогда птичка сама пришла бы к ним в руки. Им оставалось бы только захлопнуть клетку. Очевидно, они посчитали меня умнее, чем я есть…»
Навстречу шел смуглый парень в черной кожаной куртке и вязаной шапочке, надвинутой на глаза. Поравнявшись, они столкнулись взглядами, поскольку были одного роста. В глазах парня не было никакой угрозы, одна наглость, но она не выдержала и оглянулась. Парень спокойно шел по своим делам, он и думать о ней забыл!
«Так нельзя, — думала она, — если шарахаться от каждого черного, только привлечешь к себе внимание. Вон их сколько на улице!»
Действительно, на углу торговал фруктами мужчина южного типа. Двое смуглых парней вынесли из подъезда мешок со строительным мусором. Еще одно «лицо кавказской национальности» отиралось у ларька с сигаретами и отвлекало продавщицу от работы. Она понимала, что эти ей не опасны, однако казалось, что все они смотрят подозрительно — и мужик с фруктами скосил глаза, и парни бросили вдруг мешок и замахали кому-то, крича по-своему, а тот, с сигаретами, так и вовсе сиганул куда-то вдруг, как заяц. Да, верно говорят, у страха глаза велики, усмехнулась она про себя, стараясь успокоиться.
Она остановилась у перехода, поджидая маршрутку, и тут из проезжей машины на ходу выскочил мужчина в черном пальто и побежал к ней. Она шарахнулась в сторону, прикидывая, как бы заорать погромче и двинуть преследователя посильнее, тогда может удастся привлечь внимание прохожих, но мужчина проскочил мимо, не глядя, и ввинтился в небольшую толпу перед дверью торгового центра.
Она вышла из маршрутки раньше, чем нужно, и прошла остановку пешком. Лешка снимал квартиру в одном из спальных районов на оживленной улице, напротив находилось маленькое кафе, где она рассчитывала пересидеть, дожидаясь, пока Лешка вернется домой. Маловероятно, что он встал сегодня спозаранку и приехал в город. Скорей всего, они лечатся после вчерашнего от похмелья. Водка наверняка осталась.
При подходе к дому снова накатил страх. Ритка, конечно, рассказала им про Лешку. Но вот знала она, где он живет, или не знала? Знала или не знала? Если Ритка знала точный адрес, то сейчас ее здесь уже ждут. Они могут быть вон в той машине с затемненными стеклами, или в подъезде, или на вот той красной лавочке под детским грибочком…
Машина была пуста, а на лавочке, несмотря на раннее время, уже уютно сидели обычные алкаши. Нужно взять себя в руки, в который раз приказала себе Лера, у нее уже мания преследования. Они ждут эффектную девицу с белыми длинными волосами, на высоченных шпильках, а вовсе не унылую сутулую неудачницу в старой Риткиной куртке с капюшоном, надвинутым на глаза. Они ее просто не узнают.
Прежде чем зайти в кафе, она решила обойти дом. И с удивлением увидела на обычном месте Лешкину машину. Белая «Хонда», вон и вмятина на левом крыле, она сама ее сделала, когда училась водить. Лешка орал тогда на нее два часа, придурок, а потом успокоился и сказал, что все равно будет машину продавать, так что чинить не стоит.
Можно было уговорить бармена в кафе, чтобы разрешил позвонить. Но Лешик сильно зол на нее за вчерашнее — еще бы, так опозорила перед друзьями! Да еще и побила… Пошлет ее подальше, может, вообще дверь не откроет. Будем выкручиваться.
Она сжала зубы, еще сильнее сгорбилась и решительно повернула к подъезду.
Лешик открыл дверь, и на его помятом от ночных возлияний лице вместо злости она увидела самый настоящий страх.
— К-какого черта? — заикаясь пробормотал он и попытался захлопнуть дверь.
Но она была начеку, быстро ткнула его кулаком в живот, пропихнула в прихожую и сама втиснулась следом.
— Ты один?
Он молча кивнул.
— Не трясись, бить не буду, — усмехнулась она. — Что это с тобой, с бодуна ломает?
— Заходи, раз пришла, — теперь он усмехнулся, дернув углом рта.
Держа его в поле зрения, она вошла в комнату. Ничего нового, обычный бардак, как всегда у Лешика. Кровать не убрана, телевизор включен, остатки еды на столе и скомканная одежда на полу. Странным было, что он не стал орать и набрасываться на нее с кулаками.
— Что это ты подхватился спозаранку? — спросила она как могла спокойно. — Не выспался небось?
— Поспишь с вами, — вздохнул Лешик, — ты Генке голову-то сильно пробила, в больницу его возил зашивать и рентген делать.
— Да ну? — фальшиво удивилась она. — Да ничего, у него башка чугунная, заживет все…
Мимоходом она взглянула на часы и удивилась, что прошло всего восемь часов с того времени, как она ночью села в серый «Опель», будь он неладен. Будь они все прокляты с их наркотиками и убийствами! Ей нужно убегать отсюда скорее, спасать свою жизнь, она ничего не знает и не хочет знать!
— Алексей! — сказала она твердо. — Извини, конечно, за Гешу, я не хотела так сильно бить. Но и ты тоже хорош — с чего это тебе вздумалось предлагать ему меня, как будто я последняя шлюха? Вроде бы повода не давала…
— Ну… — Лешка отвел глаза. — Наверно, я пьяный был…
— Не об этом сейчас речь! — прервала она. — У меня большие неприятности! Нужно быстро уехать, и как можно дальше, только денег нету! Дашь?
— Ну… — снова глазки его забегали. — А что случилось-то?
— Тебе лучше ничего не знать. И вообще ты меня сегодня не видел. Как подрались вчера в деревне, так с тех пор ты понятия не имеешь, где меня искать, ясно?
Он так легко согласился дать денег, что в душе змеей шевельнулось нехорошее подозрение — напарить хочет! Никогда раньше такого не бывало, по копейке выпрашивать приходилось, тампоны, стыдно признаться, иной раз не на что было купить! Подсунет фальшивые доллары или еще какую-нибудь пакость учинит. Лешка же, будто бы почувствовав ее подозрения, забегал по квартире, натыкаясь на разбросанные вещи, суетливо размахивая руками.
— Ты погоди, — бормотал он, — ты посиди, отдохни. Вид у тебя не очень-то, бледная какая-то. Сейчас поесть сгоношу, хочешь яишенку?
— Лучше кофе, — она вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Есть, конечно, не хотелось, но чашка крепкого кофе не помешает. И помыться бы… Об этом она мечтала с самой ночи — постоять под горячими струями, смыть усталость и ужас прошедшей ночи, однако дома ванная была занята… занята мертвой Риткой…
Мимоходом она отметила, что думает о Ритке почти спокойно, и не удивилась. Потом, горевать она будет потом, не время теперь для слез, не время, сейчас нужно убираться отсюда.
***
Лера насухо растерлась жестким полотенцем, просушила волосы, оделась и вышла на кухню. Лешик крутился там, гремел посудой, при ее появлении он оживился, потер руки и угодливо подставил стул:
— Ну давай, кофейку дернем! Сразу полегчает! А то, хочешь, коньяку немножко? Буквально пятьдесят грамм!
— Не пью по утрам, — огрызнулась Лера, придвигая к себе большую синюю кружку с дымящимся напитком. Кофе был горячий, крепкий и сладкий, и в голове сразу прояснилось. И снова, как уже несколько раз за прошедшую страшную ночь, под ложечкой запульсировало ощущение надвигающейся опасности.
С чего она так доверилась Лешке? Потому что больше некому было довериться? Но и он — тот еще подарок! Если вспомнить, с чего все началось… И сейчас, — слишком уж он заискивает, слишком лебезит, слишком сладко улыбается. От этой улыбки так и разит предательством. Никогда за все время их знакомства он не был так заботлив, так внимателен. Конечно, может быть, он пытается загладить свой сволочной поступок на даче, но ей казалось, что за его поведением таится нечто большее.
Что он делал, пока она была в душе?
И вдруг в прихожей едва слышно скрипнула дверь.
Это был ответ на все ее подозрения. Проклятье, ну почему она так плохо доверяет своей интуиции?
— Сволочь! Трусливый подонок! — Лера вскочила, швырнула в лицо Лешке кружку с недопитым кофе. Его гнусная физиономия смялась, перекосилась от боли и от обиды, он приоткрыл влажный безвольный рот, и она вообразила, что сейчас он расплачется, как капризный ребенок. Но вместо этого Лешик истошно заорал:
— Здесь, здесь она, на кухне!
Лера не успела даже как следует испугаться. На пороге кухни возникли двое мужчин — один коренастый, с мрачным, заросшим щетиной смуглым лицом, в коричневой кожаной куртке поверх черной рубашки, стоял чуть впереди, второй, долговязый, с кривым порочным лицом прирожденного убийцы, выглядывал из-за его плеча.
— Ку-ку, красотка! — дурашливым, высоким голосом пропел долговязый. — Вот мы и приехали! Ты рада?
— Кончай трепаться! — коротко, недовольно бросил ему напарник и сделал шаг вперед, исподлобья оглядев присутствующих.
— Скучный ты, Мурат! — скривился долговязый. — А жить надо весело! Жить надо с удовольствием!
— Здрассте, — дрожащим голосом проговорил Лешик, чуть отступая назад. — Вот, значит, она…
— Вижу, — Мурат распахнул куртку, вытащил из-за ремня тяжелый хромированный пистолет и навел его на Перу.
— Не здесь, пацаны, не здесь! — заныл Лешик. — Вы же обещали… соседи услышат, и кровь…
— Ну ты и сволочь! — Лера брезгливо покосилась на бывшего любовника и снова перевела взгляд на мрачного человека с пистолетом.
Ей казалось, что все это происходит не с ней, а с кем-то другим, с другой женщиной, по странной случайности удивительно похожей на нее. Как будто она сидит дома, с ногами удобно устроившись на диване, и смотрит фильм, где молодая красивая красотка с белыми волосами вечно вляпывается в какую-нибудь леденящую кровь историю, и скоро придет Ритка, и они начнут пить чай…
— Соседи не услышат, — спокойно проговорил Мурат, достал из кармана и прикрутил к стволу пистолета металлический цилиндр глушителя. — А кровь… кровь — она и есть кровь!
Он снова навел пистолет на Леру, щелкнул предохранителем и вдруг слегка повел стволом влево. Раздался негромкий хлопок, как будто Мурат ловко открыл бутылку шампанского. Лера ждала боли, тьмы, беспамятства — но ничего не произошло, она все еще была жива. В какой-то момент ей всерьез показалось, что все происходит действительно не с ней, что она смотрит дурацкий фильм, героиня которого пугающе похожа на нее… Но тут она скосила глаза и увидела, как Лешик сползает на пол, привалившись к белоснежному боку холодильника. Лицо у него все еще хранило выражение детской обиды, обиды и недоумения, а на груди по футболке расплывалось красное пятно.
— За… что… — пробормотал он, ловя воздух перекошенным безвольным ртом.
— Сам знаешь, за что, — спокойно ответил Мурат. — Предателей никто не любит… и свидетели нам тоже не нужны.
Он еще раз нажал на спусковой крючок, и между глаз у Лешика возникло маленькое черное отверстие. С тяжелым, глухим звуком тело рухнуло на пол.
— Поехали, — Мурат нетерпеливо повернулся к напарнику. — Берем ее и возвращаемся.
— Погоди, — долговязый шагнул к Лере и плотоядно облизнулся. — Давай ее сперва оприходуем. Классная телка! После того как с ней поговорит Аббас, она уже ни на что не будет годна! Зачем же пропадать такому товару! Люблю беленьких!
— Уймись! — Мурат недовольно поморщился. — Нам велели ее привезти, так? Вот мы ее и привезем! Тебе что — шлюх не хватает? Не надо путать работу с развлечением!
— Ты как хочешь, — глаза долговязого нехорошо блеснули, и он выхватил из-под куртки револьвер, — ты можешь хоть удавиться, а я ее оприходую!
Жить надо весело! Или мы с тобой из-за этой телки друг друга поубиваем?
— Нет, — хмуро бросил Мурат и отступил в сторону. — Делай что хочешь, только быстро. Нас ждут.
Лере казалось, что она уже умерла. Ее нет, если эти двое вот так спокойно говорят о ней, как о неодушевленном предмете. Или как о мертвой. В сущности, она действительно уже мертва, вопрос только в том, как долго продлится агония и насколько мучительной она будет. Лучше бы уж все закончилось быстрее!
Долговязый ткнул ее в бок пистолетом, схватил за плечо, поволок в коридор, потом в спальню, швырнул на кровать.
Скорее бы все кончилось! Скорее бы этот подонок получил свое и дал ей хоть минуту покоя!
Но он не спешил. С гнусной ухмылкой стащил с нее джинсы, разорвал блузку, навис над ней, обдав отвратительной смесью запахов — перегара, чеснока, немытого тела…
— Сейчас, красотка, сейчас, ты меня надолго запомнишь! — прорычал он, срывая лифчик и стискивая грудь. — Хотя… долго не получится, долго ты не проживешь!
Она попыталась отключиться, чтобы ничего не чувствовать, уйти в небытие, затаиться там, переждать. .. но подлое сознание не хотело слушаться, наоборот, все чувства удивительно обострились. Она слышала хриплое, возбужденное дыхание насильника, чувствовала его тошнотворный запах, краем глаза видела смятые простыни, тумбочку возле кровати, сложенную вдвое газету, ножницы…
Ножницы?
Она выбросила в сторону руку, осторожно скосила глаза на долговязого подонка. Он ничего не видел, ничего не сознавал, его мутные глаза заволокла тусклая пленка похоти.
Она нащупала пальцами отделанную перламутром рукоятку, подтянула ее к себе… ножницы скользнули к краю тумбочки и едва не упали на пол. В последний момент она поймала их и сжала в ладони. Выдохнула и резко ударила туда, откуда исходило похотливое хрипение и мерзкий запах, вложив всю свою ненависть, все отвращение в этот удар. Ножницы вонзились во что-то мягкое, и она продолжала давить на них, пока не услышала отвратительный хруст. В ту же секунду ее обдало густой горячей кровью, и она почувствовала тот же сладковатый приторный запах, которым была полна квартира когда она нашла Риту.
Насильник дернулся и откатился в сторону. Из его горла торчали ножницы, и кровь била короткими сильными толчками. И с гадливым любопытством она заметила, что в эту самую секунду подонок кончил, так что в его угасающих глазах боль и удивление смешались с животным наслаждением.
Еще не успев перевести дыхание, она вскочила, оттолкнув его, кое-как натянула на ходу джинсы, торопливо нашарила на полу одежду, принялась натягивать ее, но тут же спохватилась, что есть дело более срочное, перескочила через кровать к стулу, на который насильник повесил свою куртку, трясущимися руками обшарила ее.
— Ты скоро? — раздался за дверью недовольный голос Мурата. — Давай быстрее, нас ждут!
Руки не слушались ее, она задыхалась, косилась на дверь, из-за которой в любую секунду мог показаться второй убийца. Наконец она нащупала револьвер, подняла его, судорожно вспоминая, как Лешик, рисуясь перед ней, снимал такое же оружие с предохранителя…
За дверью послышались мягкие осторожные шаги.
— Ты скоро? — повторил Мурат, и в голосе его прозвучала настороженность.
Она наконец справилась с предохранителем, раздался сухой щелчок, и, с трудом удерживая тяжелый револьвер двумя руками, она направила его на дверь.
Дверь негромко скрипнула и приоткрылась. За ней показалась небритая щека Мурата, и в это мгновение палец Леры дрогнул на спусковом крючке. Выстрел показался ей оглушительным, револьвер рванулся, так что она едва не выронила его, но человек за дверью удивленно ахнул и повалился вперед, как подрубленное дерево. Она еще раз нажала на спуск, почти не целясь, и на этот раз попала в стоявшую на шкафу хрустальную вазу. С жалобным звоном ваза разлетелась на мелкие куски. Лера выстрелила еще несколько раз, но все пули, кроме первой, летели мимо — в стенку шкафа, в проигрыватель, в розовый торшер с цветочками по ободку.
Однако первого, случайного выстрела оказалось достаточно.
Мурат лежал вниз лицом, не подавая признаков жизни.
Комната была полна пороховым дымом.
На лестничной площадке хлопнула дверь, послышались чьи-то шаги, вниз по ступенькам, потом все снова стихло.
Только тут ее заколотило.
До нее дошло, как близко к ней была смерть. Собственно, смерть уже пришла за ней, но в последний момент передумала или обозналась, и забрала вместо нее этих двоих. Впрочем, они всегда ходили по лезвию бритвы, для них рисковать своей жизнью было так же естественно, как дышать, пить или есть. Это была их профессия, точнее — образ жизни. Такой у них был обмен веществ. Наверное, не рискуя своей шкурой, эти двое не чувствовали бы радости жизни.
Вот и дорисковались. Сегодня им явно не повезло, карты легли не в их пользу. Зато ей, Лере, удивительно повезло. Она выиграла самую большую ставку — жизнь.
Впрочем, игра еще далеко не закончена, судьба еще запросто может отыграться. Может заново запустить колесо рулетки. Дверь может снова открыться, пропустив еще двоих убийц. Или троих. Хотя ей хватит и одного. Не может ведь везти бесконечно.
Внезапно она увидела себя со стороны — полуголая, измученная, перемазанная чужой кровью, с дымящимся револьвером в руках… уязвимая, беспомощная, жалкая. Единственное, на что она была способна, единственное, что ей оставалось, — бежать, бежать как можно скорее и как можно дальше. Бежать и затаиться где-нибудь в тихом, безопасном месте. Если для нее еще осталось безопасное место.
Но для того чтобы убежать, убежать достаточно далеко, нужны деньги.