Подходящего мужчины тоже не было. Сегодня с утра стояла жуткая жара, но пришлось надеть удобную для слежки одежду, то есть брюки. В брюках же, хоть и легких, было жарко, и Надежда понемногу накалялась от жары и от злости. Потом она не выдержала и отошла в тень автобусной остановки. Оттуда было плохо видно, да еще пристал какой-то потный тип с бутылкой пива в руке. На такой жаре типа здорово развезло, и он никак не мог сообразить, куда ему ехать. В результате Надежда чуть не пропустила Пашину «девятку».
— Ну? — рыкнула она. — Говори живо!
— С какой стати? — возмутился Соколов. Некогда мне с тобой разговоры разговаривать, мне нужно ехать вот за той машиной! — он показал на удаляющуюся черную «БМВ». — А то они сейчас скроются, и тогда…
— Поезжай, — согласилась Надежда, — расскажешь по дороге!
— Да с какой стати… — начал Павел Петрович, выворачивая в левый ряд и устремляясь за черной машиной, но непонятно почему все же начал рассказывать Надежде о своем вчерашнем приключении. Надежда задавала вопросы исключительно по существу.
— И вот теперь у меня срывается поездка! — огорченно проговорил он в заключение, резко выворачивая руль. — Самолет во вторник, а у меня нет приглашения! Просить повторное неудобно, да и не успеть: пока пришлют, пока оформят визу, будет уже поздно.., а такая интересная конференция!
Надежда все это уже знала, но притворилась, что слышит в первый раз, — ей было стыдно признаться, что вчера она подслушивала на балконе.
— Да, в Париже сейчас, наверное, здорово… — мечтательно протянула она.
— Один доклад профессора Верже чего стоит! — вздохнул Павел Петрович. — Я давно мечтал с ней познакомиться!
— С ней? — переспросила Надежда. — Это что — женщина?
— Ну да, — Соколов пожал плечами, — Жаклин Верже, замечательный специалист по системам слежения…
— Паша, ты просто неисправим! — усмехнулась Надежда. — Впрочем, это не мое дело…
— Вот именно, — ехидно ответил Павел, поскольку профессору Верже шестьдесят четыре года, она уже свой возраст не скрывает.
— Так или иначе, ее система слежения нам бы сейчас не помешала, а то я уже потеряла из виду ту черную машину!
— Она свернула на Киевскую, — пробормотал Павел Петрович, поворачивая следом.
— Девушки своей, я так понимаю, ты не видел, — начала Надежда, — а в той машине…
— Они схватили того мужика, что был с ней вчера! Просто запихнули в машину и увезли!
— Бандиты? — уточнила Надежда.
— А знаешь, как-то они на бандитов не похожи, — протянул Павел Петрович, — те здоровые такие, затылки бритые, цепи золотые, а эти все в черном…
— В такую жару? — поразилась Надежда.
— Вот именно. И с виду некрупные, один так и вообще маленького роста, рыжеватый такой…
— Это плохо, — заметила Надежда, — потому что раз крепкий и относительно молодой мужчина не сумел отбиться от двух мелковатых парней — стало быть, эти двое — профессионалы.
— Ох, Надя, чует мое сердце, что не бывать мне этим летом в Париже! — вздохнул Павел Петрович.
Надежда тоже уверилась, что дело тут непростое, но вслух сказала, чтобы Павел не отчаивался, а следил за машиной, может, что и удастся выведать.
Они увидели, как в дальнем конце улицы черный автомобиль свернул с проезжей части и въехал в ворота. Павел Петрович подъехал туда же и остановился. Перед ним был опущенный шлагбаум и будка охранника.
В окошко выглянул заспанный хмурый мужик и недовольно проговорил:
— Пропуск!
За воротами виднелись складские корпуса, пандусы, заросшие травой подъездные пути.
Черная машина мелькнула последний раз и скрылась за одноэтажным кирпичным зданием.
— Пропуск! — повторил охранник, багровея, Павел Петрович принялся мямлить что-то невразумительное. Сзади подъехала длинная грузовая фура, ее водитель начал нетерпеливо сигналить.
— Или срочно предъявляй пропуск, или освобождай проезд! — рявкнул страж ворот.
Соколов вывернул руль, отъезжая в сторону.
— Ну вот, — протянул он, — последняя ниточка оборвалась!
— Паша, а какие бумаги в той папке, которую оставила у тебя вчерашняя девушка? — поинтересовалась Надежда. — Может быть, по ним можно выяснить ее координаты?
— Вот, смотри, — Соколов остановил машину возле тротуара и протянул Надежде прозрачную папку, — какой-то список…
Надежда отстегнула кнопочку и вытряхнула из пластиковой папки единственный листок. На нем в колонку были отпечатаны несколько фамилий и адресов.
— Севрюгина Л. Б., — прочитала Надежда, улица Сверхсрочников, дом семь, квартира двадцать восемь… Варенец О. Т., Фиолетовый бульвар, дом шестнадцать… Туманян А. А., поселок Веселое.., и еще несколько фамилий, Надежда пересчитала, — всего десять человек.
— Ну и что мне делать с этим списком? растерянно проговорил Павел Петрович. Приходить к людям и спрашивать — не знаете ли вы такую девушку.., да меня в лучшем случае за дверь выставят, скажут — зачем этот старый хрыч девчонку разыскивает?
— Действительно, — проговорила Надежда Николаевна, проглядывая список по второму разу, — то есть, ты, конечно, вовсе не старый хрыч, но вряд ли нам так что-то удастся разузнать.., мы даже не знаем, о чем спрашивать людей. Что это за список? Кто такие эти люди?
— Может быть, сотрудники ее фирмы? предположил Павел Петрович. — И одна из этих фамилий — ее? Например, Севрюгина…
— Может быть, — с сомнением протянула Надежда, — но только я почему-то сомневаюсь.
Ты же сказал, что эта девушка очень бережно обращалась со своей папкой, как будто это что-то очень важное. Вряд ли она так носилась бы со списком собственных сослуживцев! Нет, здесь что-то более серьезное.., нам нужно понять, что общего между этими людьми…
— Пока мы во всем этом разберемся, — грустно произнес Соколов, — мой самолет улетит в Париж.., без меня.
— Ладно, Паша, не огорчайся заранее, у нас с тобой еще есть немного времени. Давай-ка для начала сделаем вот что.., когда я хочу что-нибудь вспомнить, я прихожу на то же самое место, где думала об этом прошлый раз. Давай и мы с тобой вернемся…
— Куда — к китайскому ресторану?
— Да нет, там мы сегодня уже были. Мы вернемся на то место, где ты вчера высадил девушку, на Обводный канал.
— Ладно, — согласился Павел Петрович, — на Обводный так на Обводный, все равно никаких других мыслей у меня нет…, тем более что нам дотуда совсем недалеко. И время как раз то же самое, что вчера.
Он больше не ворчал на Надежду и не спрашивал, с какой стати она лезет не в свое дело.
Она тоже решила не поднимать этот вопрос, а притвориться, что у ресторана «Цветок сливы» они встретились совершенно случайно.
Павел Петрович развернулся, снова выехал на Московский проспект, доехал до Обводного, пересек его и свернул направо. Через несколько минут он притормозил возле мрачного дома из красного кирпича и вполголоса проговорил:
— Вот ведь незадача! Опять он здесь!
Метрах в двадцати от них возле тротуара стоял малиновый джип «чероки». Обычно такой краской красят только пожарные машины, да и у тех оттенок несколько сдержаннее.
Рядом со своим автомобилем, по-хозяйски облокотившись на него, возвышался невероятно рослый и широкоплечий парень с круглой, как блин, физиономией. Физиономия лучилась гордостью. Ясно было, что ее обладатель чрезвычайно гордится и своей могучей мускулатурой, и своей яркой машиной, и своим летним костюмом, едва не лопающимся на бицепсах, и дорогими часами, на которые он то и дело поглядывал, явно кого-то поджидая.
— Это именно тот бандит, который вчера согнал меня с места.., ну, тот, который сказал, что здесь только он может ставить машину! добавил Павел Петрович. — Надо же, как не повезло!
— А по-моему, как раз очень повезло! — отозвалась Надежда Николаевна, выбираясь из салона. — Не такой уж он с виду страшный, и может быть, мне удастся что-нибудь у него узнать.
Не слушая слабых возражений Павла Петровича, она подошла к владельцу малинового джипа и непринужденно обратилась к нему:
— Извините, ведь вы — знаменитый борец?
Я вас видела по телевизору.., можно попросить ваш автограф для моего племянника?
Гора мышц повернулась и молча уставилась на Надежду. Не найдя в ней ничего интересного, парень снова повернулся в сторону двора и застыл. Надежда решила не опускать руки, обошла парня и возникла перед его глазами снова. Не поленилась она и повторить вопрос.
Дошло с третьего-раза, и парень неожиданно зарделся.
— Ну, я вообще-то не борец, — ответил он, — я хоккеист.., и не такой уж знаменитый.., хотя пару раз по телику меня показывали, было дело.., ну, давайте, напишу вашему пацану… как его зовут?
— Вовка, — Надежда протянула спортсмену блокнот и шариковую ручку.
Тот обхватил ручку неловкими толстыми пальцами и размашисто написал на клетчатом листке блокнота:
«Владимиру на память от Виталия Моржова».
Надежда Николаевна прижала руки к сердцу, выражая этим свою признательность, потом спрятала блокнот в сумочку и проговорила:
— Жарко как сегодня! А вы в этом месте часто бываете?
— Бываю, — скромно ответила звезда экрана.
— А вчера в это время не были?
— И вчера был. А только вам зачем? — спохватился парень.
— Понимаете, Виталий, — протянула Надежда, ухватив хоккеиста за пуговицу, — мой друг, она бросила взгляд на скромную «девятку»
Павла Петровича, — подвозил вчера девушку, как раз до этого места, и она у него в машине оставила бумаги. А его папку как раз забрала…
— Бывает… — неопределенно вымолвил Виталий.
— Так вот он хотел бы их вернуть, а свои назад получить, понимаете? — втолковывала Надежда. — Но там нет ни адреса, ни телефона., так вот я подумала, может, вы случайно что-нибудь заметили… Вы человек, я вижу, наблюдательный… — на всякий случай польстила она.
— Видел я вчера вашего.., друга, — Виталий тоже покосился на «девятку», — мое место он занял.., но врать не буду, заедаться не стал, сразу освободил.., а девушку — нет, девушки никакой не видел…
— Та-ак! — раздался за спиной у Надежды Николаевны раздраженный голос, — это кто тут у нас к посторонним мужчинам клинья бьет?
А ты, Виталя, тоже хорош — на минуту нельзя одного оставить…
Надежда обернулась и увидела девицу, стоящую метрах в пяти от них, уперев руки в бока.
Девица была хороша, ничуть не хуже малинового джипа. Румянец во всю щеку, круглые как пуговицы голубые глаза, светло-рыжие кудри облаком вокруг головы, короткое, под цвет джипа, платье, усыпанное искусственными камушками и едва не лопающееся на высокой груди. Казалось, на этой девице красовался отчетливый штамп: «Собственность Виталия Моржова».
Камушки на платье, в ушах и на пальцах сверкали, а глаза девицы метали громы и молнии.
— Зоенька! — заворковал хоккеист. — Да ты чего подумала? Женщина автограф для племянника попросила.., по-хорошему…
Девица и сама, разглядев лицо Надежды и приблизительно определив ее возраст, смутилась. Ревновать к такому антиквариату было безусловно ниже ее достоинства. Однако она еще для порядка прикрикнула на хоккеиста,;
— А вот, может быть, вы что-нибудь видели? — перекинулась на нее Надежда Николаевна и повторила свой вопрос.
— А нечего девушек подвозить в таком возрасте и на такой рухляди! — недовольно проговорила еще не вполне остывшая Зоя, покосившись на «девятку», но устыдилась и задумалась.
— Девушку.., нет, вроде бы никакую девушку я не видела… — ответила она наконец.
Однако что-то в ее тоне заставило Надежду Николаевну продолжить расспросы.
— А может, вы что-то другое заметили? Ну, необычное…
Зоя поглядела с подозрением, но Надежду, если она хотела чего-то добиться, не так легко было смутить. Она твердо встретила Зойкин взгляд.
— Вон, видите там столярку? — девица показала на неказистое одноэтажное здание в глубине двора. — Так вот вчера там, за столяркой, вроде драка была, как раз когда я к Виталику шла.
— Драка? — переспросила Надежда. — А кто с кем дрался-то?
— Да вроде ребята из столярки с какими-то чужими.., да не то что серьезная драка, а так… да я толком ничего и не видела! — Зоя пошла на попятный. — Да вы лучше Таньку спросите, может, она что видела, она вечно на крылечке курит.
— Таньку? — заинтересовалась Надежда Николаевна. — А кто она такая, эта Танька?
— Так она там, в столярке, работает. Не то секретарша, не то бухгалтер.., и заказы оформляет, и с бумажками всякими…
— Ну, Зоенька, мы поедем? — подал наконец голос Виталий. — Нас там ребята уже ждут!
— Большое вам спасибо! — проговорила Надежда, поняв, что больше ничего уже не узнает.
— Привет Владимиру! — солидно проговорил хоккеист, и малиновый джип укатил, презрительно фыркнув мотором на старенькую «девятку».
— Надо идти в столярку, — сказала Надежда подошедшему к ней Павлу Петровичу, — ты все слышал?
— Слышал, — кивнул тот и спросил с уважительным интересом:
— а ты что, Надя, правда этого спортсмена узнала? Вот уж никогда не думал, что ты так спортом интересуешься!
— Да ничего я его не узнала! — развеселилась Надежда. — Просто на нем огромными буквами написано, что он спортсмен! Большой, сильный, интеллект в глазах не светится, но с виду добродушный.., я и то сначала ошиблась, борцом его назвала, а он оказался хоккеист…
— Ну надо же, — Павел Петрович огорчился, — а я на него подумал — бандит! Вот так обидишь человека!
— Да ты не расстраивайся! Ошибиться нетрудно. Многие спортсмены, когда карьера не залаживается, в бандиты переквалифицируются. Только они на самых первых порах учатся «лицо держать» — вырабатывают специальный взгляд, от которого все шарахаются. Без такого взгляда среди бандитов никак…
Павел Петрович запер машину, и они с Надеждой направились к одноэтажному зданию в глубине двора.
Вход в столярную мастерскую был с обратной стороны, поэтому вполне понятно, что с набережной Обводного канала не было видно, что возле нее происходит. Никакой вывески около входа не было, но по доносящимся изнутри взвизгам дисковой пилы и по рассыпанным на крыльце опилкам становилось ясно, что делают за этой дверью.
Надежда решительно открыла дверь и шагнула внутрь.
Внутри помещение было разгорожено стеклянными переборками на несколько частей. В одной из них непрерывно что-то пилили и строгали, за другой перегородкой веселый парень с обвязанной платком головой красил готовую дверь. Перед самым входом мужчина лет сорока с заложенным за ухо карандашом задумчиво разглядывал небольшой чертеж. Увидев вошедших, он отложил этот чертеж и проговорил:
— Принимаем только на конец июля. Вам входные или межкомнатные?
— Межкомнатные что? — в растерянности проговорил Павел Петрович.
— Двери, конечно, — мужчина недоуменно пожал плечами, — а вы, интересно, зачем пришли?
— Мы пока только присматриваемся, — перехватила Надежда инициативу, — присматриваемся, прицениваемся, подбираем.., нам квартиру еще только осенью сдадут.
— Ну вот, как раз сейчас и записывайтесь, посоветовал мастер, — как раз пока квартиру получите, и здесь очередь подойдет, а насчет цены не сомневайтесь, дешевле нашего нигде не найдете! Потому у нас и очередь, и вывеску даже не вешаем — и без того от клиентов отбоя нет!
— Ну да, и налоговая инспекция не найдет, пробормотала Надежда Николаевна себе под нос, а потом повысила голос:
— А у вас девушка работала, Таня…
— Сегодня ее нет, — нелюбезно отрезал мастер.
— А вот вчера у вас вроде какая-то драка была…
— Послушайте, — столяр выпрямился и окинул Надежду подозрительным взглядом, — вы вообще насчет заказа или просто так? Что вы все расспрашиваете, разнюхиваете? Я, между прочим, Татьяну после вчерашнего уволил!
Мне ни к чему, чтобы тут посторонние шлялись и с моими ребятами в драку лезли! Мне неприятности не нужны!
— Да ладно, что вы, — Надежда Николаевна невольно попятилась, — я так просто спросила…
— Так просто в горсправке спрашивайте! мастер теснил подозрительных посетителей к дверям. — Да и там только за деньги! Ишь ты, она еще налоговой меня будет пугать! Да у меня все схвачено!
— Не сомневаюсь, — сухо проговорила Надежда, задом выходя в дверь, — а если вы так будете разговаривать, всех клиентов распугаете!
Павел Петрович без слова выскользнул вслед за ней. Как и большинство мужчин, он постарался не ввязываться в конфликт, стоя, так сказать, над схваткой.
— У меня клиентов хватает! — крикнул вслед посетителям вредный столяр. — Вон, аж до осени очередь!
— Бывают же такие хамы! — проговорила Надежда Николаевна, остановившись неподалеку от столярки и переводя дыхание. Сегодня и без того было жарко, а после ссоры со столяром она еще больше разгорячилась. — Некоторых людей никак не изменить, ему и клиенты не нужны…
— Лексеич — он такой! — послышался голос у нее за спиной. — Он сурьезный! Ежели что не по нем — так напустится — страх!
Надежда оглянулась и увидела небольшую сгорбленную старушку, опирающуюся на палку, с полиэтиленовым пакетом в свободной руке. На пакете было написано «Дольче энд Габбано», но в нем отчетливо просматривались не дорогие итальянские шмотки, а буханка хлеба и пакет молока.
— Лексеич — это столяр? — поддержала Надежда Николаевна разговор, кивнув на закрывшуюся дверь мастерской.
— Хозяин он, — охотно пояснила старушка, — на рабочих своих кричит — страх! Вчерась-то, когда они подрались, так после орал, чуть что стекла в окошках не полопались! И уволить грозился.., только куда ж он их уволит-то, кто ж ему работать-то тогда будет?
Вот он Таньку-то уволил, так она и так ничего не делала, как мимо иду — все стоит да курит…
— Так что, бабушка, правда здесь вчера драка была? — поинтересовалась Надежда.
— Какая я тебе бабушка? — обиженно проговорила ее собеседница и поправила цветастый платок. — А тебе зачем?
— Да что ты ее спрашиваешь, — подал реплику хитрый Соколов, — женщина ведь ничего не видела…
— Это почему же я ничего не видела? — вскинулась обиженная старушка. — Я вот как вас сейчас вижу, так и их всех вчерась видела! Это просто страх, что здесь творилось! Сперва-то эти верх брали, а потом наши-то вмешались, ребята из столярки, да так тем накостыляли просто страх!
— Что-то я ничего не пойму, — продолжал разыгрывать свою роль Павел Петрович, — кто «те», кто «эти»? Только все и повторяете все страх да страх!
— Ну так ежели и правда — страх! Слушай, старуха повернулась к Надежде, — чего это у тебя мужик такой нетерпеливый? Скажи 1Ы ему, чтоб помолчал!
— И правда, Паша, не перебивай человека! попросила Надежда Николаевна.
Старушка покрепче оперлась на свою клюку и начала:
— Вчерась на углу сметану завезли по двадцать пять. Хорошая сметана, псковская…
— Двадцатипроцентная? — со знанием дела осведомилась Надежда.
— Двадцати, двадцати, — подтвердила старуха, — мне Петровна из восьмого номера и сказала. Ну, я банку взяла и пошла…
Рассказчица неожиданно замолчала и прикрыла глаза. Надежда решила уже, что не дождется окончания рассказа, но старуха подняла веки и сказала:
— Нет, сперва я к Васильевне из четвертой зашла, ей ведь тоже надо сказать, а с Петровной они не разговаривают.
Выдав эту ценную информацию, рассказчица снова прикрыла глаза и замолчала. Надежда Николаевна собрала всю свою волю в кулак и не стала подгонять старуху. Ее терпение было вознаграждено. Бабка громко откашлялась, склонила голову набок и продолжила:
— Купила я, значит, сметаны и пошла домой…
Вдруг она замерла и сосредоточенно уставилась в какую-то точку за спиной у Надежды. Та хотела было оглянуться, но старуха озабоченно проговорила:
— Ой, ведь я забыла! Еще я в булочную зашла, купила половину дарницкого и батон, а уж потом вернулась! А про что я тебе рассказать-то хотела?
— Про драку вчерашнюю! — с бесконечным терпением напомнила Надежда Николаевна.
Соколов у нее за спиной тяжело вздохнул и схватился за голову.
— Ну да, про драку… — согласилась старуха. — Купила я значит сметану, хлеба половину и батон, иду домой и вот тут как раз остановилась. А Танька-то, как всегда, на пороге курит.
Вдруг подходит к ней другая девчонка, из себя такая видная, не то что Танька. Та-то шалава шалавой, а эта одета хорошо, по всему видать при начальстве. Или из жилконторы…
— Почему из жилконторы? — переспросила Надежда.
— А жировки у ней были…
— Жировки? Что еще за жировки?
— Ну чего ты такая непонятливая! — рассердилась старуха. — Ты что — за квартиру да за свет не платишь?
— Плачу, конечно! — терпению Надежды приходил конец, она держалась из последних. сил.
— Ну, так, значит, и тебе тоже носят жировки! Бумажки такие, по которым платить!
— В папке? — неожиданно осенило Надежду.
— Ну ясное дело — в папке! Как же еще?
— Вот в такой? — Надежда Николаевна выхватила у Соколова розовую папочку с загадочным списком.
— Во-во, аккурат такая папочка! — обрадовалась старуха и продолжила:
— Подошла, значит, эта девчонка к Татьяне, поздоровалась и что-то ей тихонько начала говорить, прямо на ухо, чтобы, значит, никто не слыхал.., а тут эти-то подбежали, хватают ее и ну тащить…
— Кто — эти? — переспросила Надежда.
— Ну до чего же ты нетерпеливая! — огорчилась старуха. — Вечно перебиваешь! Сказано же — эти, все в черных пиджаках, из себя такие — страх! Сразу видать — бандиты… Схватили ту девчонку, что к Таньке пришла, и ну ее тащить…
— И много их было?
— Ой, много! Человека три или четыре… двое ту девчонку тащат, а еще один Таньку держит, чтоб не мешалась, и рот ей зажимает. А только она, Танька-то, его лягнула да как заверещит! Тут из столярки ребята выскочили и ну с этими, которые в черном, драться.., столяров-то много, и ребята здоровые, но и те не уступают. А девчонки обе тут и убежали.., те как увидели, что девчонок нет, и тоже побежали. Тут-то как раз Лексеич вышел и ну своих чихвостить.., вы, говорит, бездельники и лоботрясы, мне, говорит, тут неприятности не нужны.., а как узнал, что из-за Таньки вся эта драка приключилась, так вовсе разошелся. Я, говорит, сей же минут ее к чертям увольняю, чтобы ее, шалавы, здесь и духу не было! Только и знает, что курить да лясы точить, а работы от нее никакой не дождешься!
Старуха озабоченно взглянула на свой пакет и заключила:
— Заболталась я тут с тобой! Как бы молоко у меня не скисло!
Она развернулась и заковыляла к дому, постукивая клюкой. Надежда Николаевна обернулась к Павлу и сказала:
— Понятно теперь, почему она не вернулась к твоей машине. А девушка-то, судя по всему, непроста.., не нравятся мне эти «трое или четверо в черных пиджаках»! Дело пахнет явным криминалом. Но зато теперь у нас есть свежий след.
— Какой еще след? — растерянно проговорил Павел Петрович..
— Разве не ясно? Нам необходимо найти эту Татьяну. Она приведет нас к твоей пропавшей девушке…
— Ну я не знаю, Надя… — протянул Соколов, — я не хочу нагружать тебя своими проблемами..
— Глупости! — отмахнулась Надежда. — Без меня ты все равно не разберешься!
Она не могла допустить и мысли, что такая увлекательная история, будет продолжаться без ее участия. Разумеется, дело не ограничивалось приглашением Павла Петровича во Францию. Все было куда серьезнее. Знакомое покалывание в корнях волос говорило Надежде Николаевне, что она столкнулась с настоящей криминальной загадкой, и отнять ее у Надежды было так же невозможно, как согнать со свежего следа охотничью собаку.
— Что скажет Саша! — простонал Павел Петрович.
— Ничего! — холодно отрезала Надежда. — Он ничего не узнает! Надеюсь, ты не собираешься ему обо всем доложить?
— Нет, конечно…
— Ну так и все! Короче, ты хочешь получить свое приглашение и поехать во Францию?
— Да, конечно…
— Значит, разговоры закончены! Надо действовать!
Она вернулась к столярной мастерской, сделала Павлу знак дожидаться снаружи и бесшумно приоткрыла дверь.
К счастью, суровый хозяин мастерской удалился в дальний конец, где распекал кого-то из столяров. Надежда увидела молодого парня в заляпанном краской комбинезоне и поманила его:
— Молодой человек, можно вас на секундочку?
— Чего? — протянул парень, неторопливо приблизившись. — Если вам двери, так это к хозяину… — и он махнул рукой в ту сторону, откуда доносились крики.
— Больно он у вас сердитый, — вполголоса проговорила Надежда, — да мне по другому делу.., мне бы Таню найти, которая у вас работала.
— Танька больше не работает, уволил он ее!
— Вот то-то и оно, — пригорюнилась Надежда Николаевна, — он со мной-то и говорить не станет, а мне бы Таню найти.., я с ней на прошлой неделе говорила, так она комнату искала, недорогую, а то ей за свою дорого платить, а у меня тогда свободной комнаты не было, а теперь как раз жилец съехал, хороший жилец, непьющий и платил аккуратно, а теперь съехал, и у меня комната пустая, так мне бы теперь ее найти…
— Стой, тетя! — парень потряс головой, как будто хотел вытрясти из уха воду. — Ничего не понимаю, какой тебе жилец непьющий нужен?
При чем тут Танька? Чего ты от меня-то хочешь?
— Адрес ее, — невозмутимо проговорила Надежда, — я эту комнату ей сдам, где жилец съехал, недорого.
— Ладно, тетя, не грузи меня проблемами! парень заглянул за перегородку и позвал:
— Серега, подойди на минутку! Тут женщине Танькин адрес нужен!
Вытирая руки о фартук, к ним подошел чернобородый мужчина лет тридцати и осведомился солидным басом:
— Какую надобность имеете?
— У меня жилец съехал, хороший такой был жилец, непьющий… — завела Надежда.
— Слушай, Серега, скажи ты ей Танькин адрес, а то она меня уже своим непьющим жильцом конкретно достала! — простонал первый парень. — Ты ведь к ней один раз ездил…
— Ну, ездил, — солидно кивнул Сергей, только не надо из этого выводы делать, ясно?
Исключительно по производственной надобности ездил, насчет морилки. Меня Алексеич лично посылал. По производственной надобности, понятно? А выводы незачем делать! Ну, записывайте адрес: улица Стоматологов, дом тридцать шесть, квартира сто восемнадцать.
Только не надо выводы делать, это у меня память хорошая. А вы чего же не записываете?
— А у меня тоже память хорошая, — отозвалась Надежда Николаевна и вылетела из мастерской, увидев вдали приближающегося хозяина.
* * *
Улица Стоматологов нашлась в противоположном конце города. Павел Петрович остановил машину возле тридцать шестого дома и вытер клетчатым платком стекающий со лба пот. Жара стояла несусветная.
Выбравшись из машины. Надежда огляделась и уверенно направилась к подъезду. Павел, отдуваясь, поспевал следом. Неподалеку от нужной парадной девочки расчертили асфальт и играли в классики.
— Совсем как в нашем детстве, — умилилась Надежда, — хоть что-то не изменилось! Смотри, Паша — вот отсюда надо перепрыгнуть в тот квадрат, а потом.., ой! Что это!
Рядом с аккуратно начерченными мелом квадратами на асфальте был еще один рисунок — обведенный таким же мелом контур человеческого тела.
— А это, тетенька, здесь труп лежал, — невозмутимо пояснила кудрявая девочка лет десяти, перепрыгивая в следующий квадрат, милиция всегда труп мелом обводит, перед тем как на труповозке увезти, вы разве в кино не видели? От них мел остался, вот мы теперь и играем в матрицу…
— Во что? — удивленно переспросила Надежда Николаевна. — Разве вы не в классы играете?
— В какие еще классы! — пренебрежительно отмахнулась девочка. — Нам классы в школе остолбенели! Мы в матрицу играем, кто первый до верха допрыгает, тот и будет Нео!
— Ясно, — растерянно кивнула Надежда, — а чей здесь труп лежал?
— Да это тетенька из сто восемнадцатой квартиры выкинулась, — равнодушно сообщила девчонка и перепрыгнула в следующий квадрат.
— Из сто восемнадцатой? — Надежда ахнула и влетела в подъезд.
Дверь сто восемнадцатой квартиры была закрыта, и на ней не было никаких печатей.
— Может быть, девочка ошиблась, — пробормотала Надежда Николаевна и нажала на кнопку звонка.
Она звонила довольно долго, и когда уже отчаялась и хотела отступить, из-за двери донесся недовольный заспанный голос:
— Ну иду, иду! Кого там черти принесли?
Дверь распахнулась, и на пороге появилось создание женского пола в полузастегнутом шелковом халате. Созданию было на вид лет тридцать пять, лицо у него было помятое и опухшее, голова обвязана розовым махровым полотенцем.
— Ну чего надо? — протянула эта нимфа, прикоснувшись рукой к голове и поморщившись от боли. — Ну не дают поспать!
— Вообще-то три часа дня, — удивленно проговорила Надежда.
— А вы знаете, когда я легла? Ну так и молчите! А еще утром милиция меня разбудила, вообще ни свет ни заря! Ну, чего надо-то?
— Милиция? — с опаской переспросила Надежда. — А нам вообще-то нужна Таня. Она дома?
— На Метростроевской она! — ответила женщина. — На Метростроевскую ее повезли.
— На Метростроевскую? А какой адрес? выглянул из-за плеча Надежды Павел Петрович.
— Метростроевская четыре, — отозвалась женщина, — ну, вы там спросите, морг кто угодно покажет.
— Морг? — испуганно вскрикнула Надежда Николаевна. — Почему морг?
Женщина окинула ее изучающим взглядом и спросила:
— А вы вообще кто?
— С работы мы, — быстро проговорила Надежда, пока Павел Петрович не ляпнул чего-нибудь лишнего, — я бухгалтер, а он — от администрации. Ее, Таню, вчера уволили, так мы хотели уточнить у нее кое-какие детали…
— Ах, уволили! — женщина оживилась. Вот, наверное, она от расстройства и того…
— Чего — того? — переспросил Павел Петрович.
— Того — того! В окошко она сиганула!
— А вы ей, собственно, кто будете? — строго осведомилась Надежда, чтобы пресечь ненужные размышления и прояснить ситуацию.
— Соседка я, — ответила та, — вдвоем с Танькой живем.., то есть жили, до сегодняшнего утра.
И женщина рассказала следующую историю.
— Вчера я немножко повеселилась, — при этом она поморщилась и потерла висок, — ну, пришла, само собой, не то чтобы рано.