Я человек серьёзный и шуточных задач не жалую, зато Единичку хлебом не корми — дай ей поразвлечься! Она тут же ответила на все четыре вопроса Мини, но к словам её я, как всегда, не прислушивался.
Стемнело. Надо было покидать наше убежище, где мы пребывали на птичьих правах, и уносить ноги из Сьерранибумбума. Откровенно говоря, меня это ничуть не огорчало. Ничего мне не хотелось так, как вернуться на родину. Конечно, обидно было уезжать, не разоблачив публично мошенников… Впрочем, посмотрим, что они запоют, когда я обнародую свои записки! Не сомневаюсь: придётся им после этого прикрыть свою лавочку…
Малыш вывел нас проходными дворами на окраину города, и мы зашагали по полю. Скоро мы увидели небольшой самолёт, который, как выяснилось, принадлежал папа Джерамини. Его-то и предоставил в наше распоряжение благородный отпрыск терранигугунского авантюриста. Правда, пилота в машине не было, но я бесстрашно взял управление на себя: разобраться в этой несложной машине для меня — пара пустяков!
Прощание было трогательным. Сперва мини-Джерамини во что бы то ни стало хотел лететь с нами, особенно когда узнал о клубе КРМ. Но в последнюю минуту, опасаясь международного скандала, я его от этого отговорил. В конце концов, кто помешает ему прилететь к нам после, на правах туриста или ещё лучше — в качестве делегата какого-нибудь международного симпозиума юных математиков? Подобная перспектива вдохновила Мини чрезвычайно, и он расстался с нами совершенно успокоенный.
Итак, сейчас я включу мотор и… Скоро, очень скоро мы с Единичкой сможем пожать ваши дружеские руки. До встречи!
ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЕ ЗАСЕДАНИЕ КРМ
обещало быть весьма торжественным. Приезда Магистра и Единички ждали с минуты на минуту. А потому стол был накрыт белоснежной скатертью (поверх которой — так, на всякий случай! — лежала ещё и прозрачная, хлорвиниловая) и уставлен всякими яствами. Вокруг стола, беспрестанно что-то переставляя и поправляя, озабоченно суетилась Таня. За Таней по пятам следовал Пончик, с видимым удовольствием принюхиваясь к аппетитным запахам. Остальные члены КРМ в праздничных костюмах и до блеска начищенных ботинках чинно восседали на диване.
— Что меня поражает, — заговорил президент, — так это Магистрово красноречие. Вот, послушайте! — Нулик достал из кармана последнее письмо Магистра и с пафосом прочитал: — «Напрасно я усомнился в своём везении. Пусть, как царя Поликрата, сжимает меня кольцо неудач, — смеётся всё-таки тот, кто смеётся последний!» Ну, разве не здорово?!
— Ещё бы! — невозмутимо согласился Сева. — Только, по обыкновению, шиворот-навыворот…
— Ну вот, — проговорил президент упавшим голосом, — наверное, что-нибудь с Поликратом напутал. Кстати, что за птица этот Поликрат? Кто он по специальности?
— По специальности? — Сева задумчиво потёр переносицу. — По специальности Поликрат был тираном. А тиранами в древности назывались люди, захватившие власть силой. И тиранил он народ на греческом острове Самосе две с половиной тысячи лет назад.
— Выходит, не везло ему по заслугам! — рассудил Нулик.
— А кто тебе сказал, что ему не везло? В том-то и дело, что Поликрату чересчур даже везло, но только до поры до времени. Приехал к нему однажды египетский царь. И стал Поликрат перед ним хвастаться: вот, мол, какие у меня богатые владения! Вот как я обласкан богами! Тогда гость напомнил ему, что жив ещё человек, который обещал отомстить Поликрату; что не вернулись ещё с моря Поликратовы корабли, — а их ведь могла настичь буря; что окрестности Самоса кишат пиратами, — а от пиратов добра не жди… Но все его предостережения прерывались появлением вестника, который сообщал, что мститель погиб, что корабли вернулись в гавань, богато нагруженные товарами, что пираты разгромлены и взяты в плен… Поликрат так и сиял от счастья! Гость, однако, снова остерёг его: рано, мол, веселиться. Сперва надо отблагодарить богов да посмотреть, как отнесутся они к этой благодарности. Тогда Поликрат снял с пальца самый свой драгоценный перстень и бросил его в море — в дар богам. Но не прошло и суток, как прибежал к царю повар, который объявил, что Поликратов перстень обнаружен в брюхе огромной рыбины, принесённой во дворец рыбаком. «Видишь, — сказал гость, — боги не приняли твоего дара. Значит, они на тебя гневаются. Берегись их кары!» — и тут же покинул Самое.
— Мудрая сказка, — сказал Нулик. — И где ты только такую вычитал?
— У Жуковского, дорогой президент. У великого русского поэта Василия Андреевича Жуковского.
— Это который с Пушкиным дружил?
— Батюшки светы! — удивился Сева. — Не думал, что тебе это известно.
— Ты много кое-чего не думал! — усмехнулась Таня. — Вот хоть что стихотворение «Поликратов перстень» сочинил не Жуковский, а Фридрих Шиллер, немецкий классик девятнадцатого века. А уж перевёл его на русский язык действительно Жуковский.
— А ещё раньше, — вмешался я, чтобы восстановить всемирное равновесие, — задолго до Шиллера о Поликратовом перстне поведал древнегреческий историк Геродот. Так что прекратим поединок всезнаек и займёмся сном Магистра.
— Займёмся, — охотно согласился Нулик. — Началось с того, что Магистр мгновенно, со скоростью света полетел на Луну. Попрошу без замечаний: я-то прекрасно знаю, что свет распространяется не мгновенно, а со скоростью 300 тысяч километров в секунду. Но и это не так уж мало. И потому перелёт Магистру достался сравнительно легко. Передвигаться по Луне было куда тяжелее. Магистр и Единичка с трудом ноги переставляли…
— Ах, бедняжки! — притворно посочувствовала Таня. — Притяжение на Луне в шесть раз меньше земного, а они еле ноги переставляют…
— Так то же во сне было! — вывернулся президент. — А какое на Луне притяжение, я не хуже других знаю.
— Хорошо, хорошо! — поспешно сдалась Таня. — Только не петушись, пожалуйста. Ведь нам как раз пора переходить к лепте…
— Именно об этом я и хотел спросить, — встрепенулся Нулик. — Что за лепта такая?
— Ничего особенного, — сказал Олег. — Лепта — мелкая разменная монета в Древней Греции. Как у нас — копейка…
— Не может быть! — запротестовал Нулик. — Копейки-то все одинаковые, а лепты у Джерамини, помнится, были разные. Какие побольше, какие поменьше. А потом Кактус дотронулся до них палочкой и сделал из них громадную круглую лептищу. Как же так?
— Что тут спрашивать? Попросту Магистр не знал первоначального значения этого слова.
— А есть разве не первоначальное?
— Есть. В наши дни слово это звучит совсем по-другому. Внести свою лепту — значит, по-нашему, вложить свой труд, свою долю в какое-нибудь общеполезное дело.
— Потому-то, наверное, Магистр и сказал, что все отдельные лепты сложились под конец в одну огромную круглую лептищу.
— Только пошла она не на общеполезное дело, а в карман жуликам, — заметил Сева.
— Лепта-нелепта, — сострил Нулик и сам же первый засмеялся.
— Повеселились, и будет! — остановила его Таня. — Мало высмеять Магистра, — надо ведь ещё разделить эту лепту на пять частей! И не как-нибудь, а так, чтобы они относились, как последовательные нечётные числа, то есть как 1:3:5:7:9. Единичка начала с того, что разделила радиус круга на пять равных частей…
— А Магистр ей вовремя помешал, не то не сносить бы ей головы! — сказал Нулик.
— Единичка делила совершенно правильно, за что ж её казнить? — возразила Таня. — Если через точки деления радиуса провести из центра круга четыре концентрические окружности, то круг разделится на пять частей, относящихся друг к другу, как 1:3:5:7:9.
— А как ты это докажешь? — спросил Нулик, оседлав своего любимого конька.
— Сейчас увидишь. Примем радиус внутреннего маленького круга за единицу и вычислим его площадь по формуле Pi r^2. Что мы увидим? Мы увидим, что площадь этого круга равна Pi: ведь единица, возведённая в квадрат, так и останется единицей, а коэффициент единица, как мы знаем, не пишется.
— Убедительно! Но как ты вычислишь площадь кольца, следующего за внутренним кругом?
— Очень просто. Единичка разделила радиус большого круга на пять равных частей. Значит, если радиус малого круга принят нами за единицу, то расстояния между всеми соседними концентрическими окружностями тоже равны единице. И для того чтобы вычислить площадь соседнего с малым кругом кольца, надо вычислить разность площадей двух кругов: одного с радиусом, равным двум, и другого — с радиусом, равным единице. По той же формуле Pi r^2 площадь круга с радиусом два равна 4Pi. Вычитаем из 4Pi площадь малого круга — Pi и получаем 3Pi.
— Все равно что вычесть из бублика его дырку, — снова сострил Нулик.
Его неожиданное и точное сравнение насмешило всех, даже строгую Таню.
— Нагляднее не придумаешь! — сказала она. — И потому остальное решай сам.
— С удовольствием! Из площади круга с радиусом, равным трём, вычтем площадь круга с радиусом, равным двум. Получим 9Pi-4Pi=5Pi. Теперь тем же макаром найдём площадь предпоследнего кольца: 16Pi-9Pi=7Pi; а там — и последнего: 25Pi-16Pi=9Pi. Что и требовалось обнаружить! Площади пяти частей круга равны: Pi, 3Pi, 7Pi и 9Pi.
— И, значит, относятся они, как 1:3:5:7:9, — подытожила Таня. — Так что казнить Единичку не за что!
— Но ведь её могли казнить ни за что ни про что! — возразил президент. — Этот антипод Альбертини-Джерамини такой негодяй!
— Что негодяй — не спорю, — согласился Олег. — Но только не антипод.
— Думаешь, антипод для него слишком сильно сказано? — спросил Нулик.
— С чего ты взял, что антипод — слово оскорбительное? Антиподами называют людей, живущих на противоположных точках земного шара. Вот, например, жители Европы и жители Америки — самые настоящие антиподы.
— Антипод, антипод… — со смешком повторил про себя Нулик. — Чудное слово.
— Ничуть! — сказал я. — Обычное греческое слово, состоящее из двух частей: анти значит «против», а подос — «нога».
— Ой, не могу! — закатился Нулик. — Выходит, американцы ходят кверху ногами?!
— С точки зрения географической и по отношению к европейцам — да. Ведь земля — шар! Но вообще-то слово «антипод» больше употребляется в смысле переносном. Так называют людей, с противоположными взглядами и характерами. Так что по отношению к Альбертини и Джерамини слово «антипод» никак не применимо — ни в прямом, ни в переносном смысле: ведь это один и тот же человек!
— Время, время! — сказала Таня, озабоченно взглянув на часы. — Уж очень мы распространяемся. Переходим к задаче мини-Джерамини.
— Какая же это задача? — возразил Нулик. — Сразу видно, что Магистр просто пошутил или забыл правила деления. Разделить 48 на 8 и получить 51!
— Да, — согласился Сева, — это уж не математика, а цирковой трюк. Давайте лучше выясним, сколько времени отдыхал Мини на взморье.
— Вы как хотите, а я этой задачи не раскусил! — сознался Нулик.
— Ни раскусывать, ни закусывать здесь нечего, — сказал Сева. — Разве что запивать. Такие задачи только и решать, что за чашкой кофе.
— Кейфуя? — щегольнул президент новым для него словечком.
— Думаешь, кейфовать — это от слова кофе? — спросил я.
— Разве нет? — растерялся Нулик.
— Ничуть не бывало. «Кейф» — по-арабски «послеобеденный отдых».
— Хоть тут Магистр не ошибся! — обрадовался Нулик. — Ведь отдыхать после обеда можно и попивая кофе…
— Не ошибся, так скаламбурил, — сказал Сева.
— А симпозиум тоже, по-твоему, каламбур? — полюбопытствовал Нулик.
— Какой же это каламбур? — отозвался Олег. — Симпозиум — научное совещание в узком кругу специалистов.
— Ага! — кивнул Нулик. — Значит, это не каламбур, а шутка. Кому придёт в голову всерьёз называть специалистами Магистра, Единичку и мини-Джерамини? Между прочим, славный парень этот Мини! Непременно приглашу его к нам в Карликанию.
— Между прочим, — передразнил Нулика Сева, — так мы никогда не доберёмся до задачи. Так что, будь любезен, сосредоточься и слушай, если ничего не можешь сказать сам. Мини, его сестра и их двоюродный брат провели на море в общей сложности год, с 1 января по 31 декабря. При этом Мини отдыхал в пять раз больше дней, чем двое других, вместе взятых. А если так, значит, число дней в году надо разделить на шесть частей. Без остатка на шесть разделится только год високосный, в котором 366 дней. Делим, стало быть, 366 на шесть и получаем 61. Вот сколько дней отдыхали родственники Мини. А так как сестра была на взморье на один день больше двоюродного брата, ясно, что пробыла она там 31 день, а двоюродный брат — 30 дней. Сам же Мини провёл на взморье в пять раз больше дней, чем они оба, то есть 305 дней.
— Не забудь, что Мини жил там без перерыва, — напомнила Таня, — и потому отдых его длился с 1 января по 31 октября включительно. А брату и сестре достались ноябрь и декабрь.
— Подумать только! — возмущался Нулик. — 305 дней в году! От такого отдыха устать можно!
— Философствовать потом будешь, — остановила его Таня. — Мы ещё должны узнать, сколько в то время было Мини лет…
— Нелепый вопрос!
— Очень даже лепый! Ведь отдыхал Мини в високосном году, а ближайший от нас минувший високосный год — 1968.
— А почему не 1964? — закапризничал Нулик.
— Да потому, что Мини сейчас всего пять лет, и в 1964 году его ещё на свете не было. Значит, отдыхал он на взморье в 1968 году, когда ему было три года.
— Значит, — сказал Сева, подражая Таниному голосу, — программа наша на сегодня исчерпана.
— Неужели все? — переспросил Нулик скорее испуганно, чем радостно.
— До капельки! — заверил его Сева. — Будьте благонадёжны!
Круглая физиономия президента вытянулась.
— А Магистра и Единички все нет…
Наступило тоскливое молчание. Больше делать было нечего, и время, как всегда в таких случаях, тянулось мучительно долго.
— Неужели они не приедут? — сказал наконец Нулик подозрительно дрожащим голосом.
Не сомневаюсь: ещё минута — и комната огласилась бы отчаянным мальчишеским рёвом… Но тут раздался долгожданный звонок. Заливисто залаял Пончик. Члены КРМ все, как один, повскакали с мест и кинулись к двери. Вот он, торжественный момент. Сейчас мы увидим Магистра и Единичку!
Но вместо Магистра и Единички за дверью стоял почтальон.
— Распишитесь, вам телеграмма…
Нулик выхватил сложенную вдвое бумажку и, заикаясь от волнения, прочитал:
Москва Клуб Рассеянного Магистра Во время фигуры высшего пилотажа самолёт потерпел аварию тчк приземлились благополучно сидим пустыне кругом пески тчк ждите дальнейших сообщений Магистр и Единичка.
Все стояли как громом поражённые.
— Встретили! — вдруг всхлипнул Нулик. — Готовились-готовились, ждали-ждали — и нате вам…
— Утри глаза! — сказал Сева. — Все хорошо, что хорошо кончается. Они живы, они не пострадали — значит, все в порядке.
Нулик горестно обвёл глазами нетронутый праздничный стол.
— А угощение?
Здравый смысл этого простодушного вопроса неожиданно все поставил на свои места.
— Ребёнок спрашивает, шо делать с угощением? — повторил Сева, явно копируя одесское произношение катаевского Гаврика.
— По-моему, угощение надо съесть, — внушительно изрёк Олег и первый бросился к столу.
Остальные, смеясь и перешучиваясь, последовали за ним.
— Первый тост — за Магистра и Единичку! — сказал президент, поднимая бокал со своим излюбленным апельсиновым соком. — За их счастливое возвращение!
Но тут позвонили снова. На сей раз открывать пошёл один Олег. Его ждали затаив дыхание.
— Ещё одна телеграмма, — сообщил он, — теперь уже молния…
Москва Клуб Рассеянного Магистра В пустыне нас обнаружили тчк меня узнали сразу умоляют остаться тчк совершено дерзкое преступление расследовать некому тчк остаёмся тчк но об этом ни гугу и ни бумбум тчк ждите новых писем Магистр и Единичка.
— С этим вопросом все, — уныло сказал президент. — Клуб Рассеянного Магистра закрывается…
— …и открывается! — продолжил я. — Магистр и Единичка ринулись в новые приключения, стало быть, четвёртая сессия КРМ не за горами!
Москва,
1969