Мириады светлячков

– Это неправильный ответ, голыш! – Бид хлестко бьет мне по ключице деревянной дубинкой.

Сильно не вяжется этот примитивный способ воздействия с технологией космических перелетов и брони, которая явно опережает земную не на одно столетие. Но мне не до этого, боль молнией пробегает по телу.

– Ты сломал мне ключицу! Ты что творишь, придурок! – Из глаз градом катятся слезы.

– Лим, я не ослышался? Как он меня назвал?

– Придурком, Бид, придурком! – Второй хохочет во все горло.

– Забыл, что такое боль, задохлик? Так я напомню!

Он умеет бить, каждый удар ломает какую-либо косточку в моем теле. А я так ослаб, что не могу сопротивляться. Остается только кричать и выть от боли, захлебываясь слезами. Хрустят пальцы на левой руке, безжалостно раздавленные бронированным сапогом.

– А-а-а-а-а-а!!! Скотина!

– Лим, ты гляди, он не понимает уроков.

Тяжелый удар сзади заставляет забыть о сломанных костях. Боль в паху настолько резкая и всеобъемлющая, что накрывает как цунами. Когда эта волна доходит до головы, спасительное беспамятство укрывает меня. Но не надолго. Что-то льется на лицо, возвращая в реальный мир боли. Злость придает сил: они не поливают меня водой – они мочатся мне прямо на глаза!

– Упфутки! – «Ублюдки» мне уже не выговорить, половина зубов отсутствуют, а губы напоминают две чрезмерно надутые и от этого потрескавшиеся шины.

– Упорный. – Нет, я не упорный, ты ошибаешься. – Извиняться будешь? – Если бы это что-то изменило, я бы в ногах валялся и целовал твои ботинки, Бид. Но я уже мертв, уж это понять могу даже в таком состоянии. Как говорится, травмы, не совместимые с дальнейшей жизнедеятельностью. Несколько ребер сломаны, и одно явно проткнуло легкое – харкаю кровью. Еще пара-тройка минут, и этот ад закончится.

– Возвращайтесь туда, откуда родились! Скоты! – Мне показалось, что удалось произнести это четко.

– Он мне нравится, Бид. А ну-ка, разожми ему рот.

Рука в холодной перчатке сдавливает челюсть, заставляя раскрыть губы. Какая-то чрезмерно сладкая жидкость насильно заливается в меня. Потом меня бросают, оставляя в покое. Все тело начинает безумно чесаться, даже внутри рта.

– Бид, ты не против, если я возьму его себе? Брату на ферме не хватает рук, и холоп ему будет не лишним.

– Он же совсем задохлик, одна кожа да кости!

– Ничего, откормит его Тук. Судя по сложению, раньше он был довольно крепким.

О чем они? Я же умираю! С такими повреждениями не живут.

– Эй, голыш, вставай, дай тебя рассмотреть! – Бид недвусмысленно поигрывает дубинкой.

– Как я это сделаю? Твой дружок сломал мне ноги! – Ого, мой ответ получился связным.

Что происходит? Губы зажили и зубы на месте, да и в теле больше нет боли. С недоумением шевелю пальцами недавно расплющенной руки. Это была какая-то иллюзия? Но в ладонь впивается что-то острое – осколок моего недавно выбитого зуба! Ничего не понимаю!

– Ты откуда свалился на наши головы, задохлик? В тебя влили полную капсулу ивира. Вставай, не морочь нам головы. – Ивир – это то, чем меня опоили? И этот напиток сделал меня вновь здоровым, залечив все переломы, и даже вырастил новые зубы? Это же невозможно!

– Сейчас. – С недоверием поднимаюсь на недавно сломанные ноги. Они меня держат! И грудь не болит, будто и не было пробивших легкое ребер.

– Как тебя зовут, голыш?

– Меня зовут… – Но договорить не успеваю, удар кулаком разбивает губы и сбивает с ног. На этот раз бьют гуманно, ничего не сломано, только чуть кровоточит.

– Опять неправильный ответ. – Он издевается! И это, видимо, приносит ему радость. – Тебя зовут так, как скажу я, и никак иначе! Понял?! – Дубинка в руках Бида описывает круги.

– Что?! – Ярость затуманивает разум, никому не позволено так со мной обращаться!

Мне долго вбивали науку рукопашного боя. И хотя мне это не нравилось, отец все равно заставлял заниматься. Что-то со временем затерлось в сознании, но, видно, некоторые навыки получилось в меня вбить. «Хвост дракона» – перекатом из нижней стойки, подсекая обидчику ногу. Бам! А-А-А! Как по скале ударил! Бид даже не шелохнулся, а я же вложил в удар все силы! Не прост его костюмчик, ой как не прост.

– Хватит игр, Бид! – В мою грудь направлено дуло извлеченного из левой кобуры оружия Лима. – Говори, как хочешь его назвать.

– Берком, ему подойдет это имя!

– Как бешеную собаку бабки Туи?

– Ага! – Это вызывает их общий смех.

Меня в честь какой-то шавки! Но не успеваю даже размахнуться, Лим нажимает на спуск. И тело скручивает в пароксизме дикой боли. Что-то вроде шокера, не иначе. Пока прихожу в себя, вслушиваюсь в продолжение их диалога.

– Лим, ты уверен, что он подойдет твоему брату как холоп? Ведь и правда бешеный!

– Ничего, тот умеет урезонивать таких. Не забывай, он две дюжины лет отслужил стражем.

– Так-то да, но этот задохлик совсем не похож на раба. Явно или флиб, или из благородных. – Бид легонечко толкает меня в бок сапогом. – Эй ты, ты случаем не благородный? Может, за тебя выкуп получить можно?

– Или награду какую, если флиб, – подхватывает мысль напарника Лим. – Рассказывай, кто ты.

– Ничего не помню. – Так я им и сказал – в психушку упекут, за такими не заржавеет. – Очнулся уже тут, а прошлое как в тумане.

– Ты мне голову-то не морочь! Ивир должен был вылечить любые травмы!

– Постой, Бид. Помнишь пастуха Лара? Его как-то бык лягнул прямо по голове. Рану-то залечили, а память… так ту отшибло полностью. Уже три года как прошло, а даже отца вспомнить не может.

– И то верно, было такое. Что ж, нам и легче тогда. Корабль, с которого его выбросили, странный какой-то. Никаких записей в журнале порта не оставил. Будто призрак какой. Отдадим задохлика Туку, а сами скажем, что выкупили холопа у торговцев вчерашних.

– Дело говоришь! С меня два ящика бражки!

– Конечно, куда ты денешься. – Они пожимают руки, подтверждая договор.

В рабство? Меня?! Ну-ну. Я им покажу, какой из меня холоп. Но только чуть позже. Дубинка Бида резко отучила от поспешности, ведь второй капсулы ивира у них может и не быть.

– Вставай, Берк, пошли. Покормим тебя.

– Предложили бы сразу еду, побежал бы не глядя за вами. – Желудок утробно и требовательно урчит. А то, что называют иначе, чем мама с папой, так и не на Земле. Новое место, новое имя. Если бы не в честь собаки, вполне даже ничего имя – звучное.

– Ты гляди, смышленый какой.

Босые ступни не самая лучшая обувь для ходьбы по площадке космопорта. Когда мы подошли ко входу в здание, левая нога уже кровоточила, ободранная о какой-то осколок камня. Дверей не было, их заменяла уже знакомая пелена цветной завесы.

Помещение, в которое вошли, очень напоминало знакомые по Земле залы прибытия в аэропортах. Одна из стен целиком служила каким-то табло, по которому пробегали одинаковые, переливающиеся всем спектром кругляшки. Черт, они же одинаковые все. Сперва я принял их за знаки, возможно иероглифы, но они были одинаковые! А таких букв и знаков не бывает, какой смысл в не отличающихся друг от друга символах?

В центре зала на высоте полуметра от пола висела трехмерная звездная карта. Точкой отсчета, видимо, служило местное солнце. Господи! Сколько же тут звезд! И ведь эта карта явно охватывает лишь малую толику скопления. Сотни полторы светил отражаются в трехметровом шаре. Если приглядеться, то вокруг каждой звездочки на разных орбитах располагаются кучи маленьких точечек. Рассмотреть бы поближе!

– А можно как-то увеличить масштаб? – Ой зря я это спросил, две пары глаз настороженно поглядывают на меня.

– Точно флиб! Может, ну его? А, Лим? На кой нам неприятности?

– Все равно не помнит ничего, а если скажем, что он флиб, то его заберет алькар, причем даром.

– Тут ты прав.

– Так что с масштабом-то?

– Слушай, ты в кого такой умный выискался, а?! – Что это Лим так взбеленился? Простой же вопрос вроде. Чего бесится? – Масштаб ему поменяй. Я что, похож на чтеца?

– Будь ты чтецом, Лим, жрал бы с дорогой посуды, а я был бы при тебе охранником, – хохочет во все горло Бид.

– Заткнись, Берк. Если хочешь жрать, лучше помолчи.

Глядя на тянущуюся к рукоятке шокера ладонь, я благоразумно замолкаю. Черт! Кто такие чтецы, флибы, алькары? Почему речь понимаю, а эти слова лишены для меня какого-либо смысла? Может, по той причине, что нет прямых аналогов в знакомых мне языках и понятиях? Или это совсем непонятные термины, вообще не имеющие ничего даже приблизительно общего с известным мне? Ладно, будет время – разберусь. Если, конечно, у меня будет время.

С трудом отрываюсь от звездной карты. Захватывает она, не то что скупые и серые атласы Земли. Обогнув висящий в воздухе шар, натыкаюсь взглядом на что-то похожее на терминал с жидкокристаллическим экраном. Выглядит как школьный пенал размером два на один, воткнутый вертикально прямо в пол. Кнопок управления не видно. Может, сенсорное? Весь «экран» от пола до верха поделен на двенадцать широких строк. Каждая строка разбита на три графы. И если две правые понять не получается, на них все те же непонятные кругляшки, что и на огромном стеновом табло, то крайняя левая графа притягивает мой взгляд как магнит железо. На ней изображение, двухмерная проекция, находящаяся в непрерывном медленном вращении. И изображены там космические корабли. Ничем иным эти конструкции не могут быть по определению! Слишком иные у них формы, чем у любого механизма, предназначенного для работ на поверхности или в атмосфере. Все двенадцать «кораблей» разные, от размера до форм и раскраски корпусов. Хотя нет, четвертый и седьмой снизу, наверное, однотипны, очень характерный у них обоих обвод носовой части. Различия меж ними есть, но примерно такие же, как между систершипами[9] одного проекта.

– На, накинь. Сегодня теплая ночь, но голым ходить все же не стоит. – Лим накидывает мне на плечи какой-то обрез ткани. На нем масленого вида пятна, и пахнет он едой! Голова начинает кружиться от этого запаха. Ткань очень напоминает льняную. Следую совету и заворачиваюсь в нее как в тогу.

– Что это, Лим? – указываю на то, что принял за терминал.

– Да, крепко же тебе память отшибло. Это журнал космопорта, тут фиксируются последние двенадцать кораблей, совершившие посадку. – Ладонь, закованная в броню, опускается на плечо и легонько сдавливает. Ну как легонько, кости целы будут, но больно! – Если ты врешь, что не помнишь ничего, и тебя будут искать флибы твоей унии, то лучше признайся сейчас. Ростарг – мирная планета, нам не нужны неприятности.

– Не помню, честно. Но вряд ли я флиб. Потому что просто не знаю, кто такие эти самые флибы!

– Вроде не врешь. Совсем не помнишь, кем ты был?

– Точно не флибом и не холопом! – Может, получится, и рабство минует?

– Холопами редко рождаются, ими становятся! – Философ, укуси его за ногу бешеный пес. Стоит лыбится во всю свою широченную и откормленную рожу. – Ничего, Тук – хороший хозяин, зря не обидит. Будешь хорошо работать, очень скоро станешь свободным. – Что в твоем понимании «быстро», не знаю и радоваться подожду.

– Вот этот корабль прилетал последним? – Указываю на верхнюю строчку – изображенное судно ничем не напоминает тот корабль, что меня сюда доставил. Его можно было сравнить с до неприличия разжиревшим бегемотом, а «мою» летающую тарелку – с дельфином.

– Последним был тот, с которого тебя вышвырнули. Но он, как ты видишь, не отмечен в журнале. А тот, на который указываешь, прилетал вчера. Торговцы из местного отделения Лиги. – Разворачивает меня к себе лицом. Черт, он и правда такой сильный или броня оснащена усилителями? – Запомни, тебя сгрузили с него перед отлетом. И продали нам. Понял? – Недвусмысленное у него выражение лица. Если скажу «не понял», будут бо-о-о-ольши-ие-е неприятности.

– Чего ж не понять-то? А Лига разве занимается работорговлей? – Мне не хватает знаний о мире, в который я попал. Катастрофически не хватает! Некоторые вещи на амнезию не спишешь.

– Чудной ты. Лига занимается всем, что приносит деньги. Пошли, Бид уже, наверное, приготовил пожрать!

Лим ведет меня в соседнее помещение. Пройдя пелену дверей, сбиваюсь с шага. Чрезмерно отличается оно от всего виденного ранее. Нет, с точки зрения архитектуры все так же – и материал стен и пола такой же, но… Два ряда по двенадцать пустых ДЕРЕВЯННЫХ (!) кроватей вдоль стен. А в центре помещения длинный, грубо сколоченный опять же из деревянных, плохо обработанных досок стол. И табуреты! Неудобные, без намека на спинку, массивные табуреты!

Как это вяжется с виденным ранее? Космические корабли, обычная гравитация на планетоиде размером с «песчинку» по меркам космоса. Высокотехнологичная броня, шокеры… И тут же рядом примитивная дубинка в руках охраны и почти первобытная мебель!

– О! Скатерть сама пришла! – За центральным столом Бид что-то разогревал в очень похожем на медный котелке. Разогревал на примусе!

– Поедим так, не раздевай парня. – Понятно, откуда пятна на моей «тоге». Укутался в скатерть… – Чем порадуешь?

– Кашей, греча с куриными желудочками.

– Что, опять?! – Лим снимает перчатки, но не бросает их на стол, а аккуратно вешает на пояс.

– Найди что-то другое и приготовь! – Бид в ярости кидает деревянную мешалку на стол.

– Не кипятись, просто третий день одно и то же. Надоело!

– А я поем с удовольствием и кашу! – Честно говоря, и сырое мясо воспринял бы сейчас как пир.

– А тебя вообще не спрашивали. Будешь жрать, что дадут. – А я что, против? Главное, чтобы дали поесть, а что – неважно.

Лим протягивает мне ложку. Вполне обычную столовую ложку, алюминиевую. Бид достает из плетеного напольного ящика металлические глубокие тарелки и с грохотом швыряет их на доски стола. Порция, которую положили в мою тарелку, порадовала своей величиной. Может, кормят тут и не разнообразно, зато дают много.

Теперь надо взять себя в руки. Не дать себе накинуться на еду и судорожно вычистить всю тарелку. Надо есть аккуратно, не торопясь, тщательно пережевывая даже самую мелкую частицу пищи. Не для того, чтобы показать свою «культурность» перед тем, кто пленил, а для того, чтобы желудок не отторгнул еду. После голодовки такое бывает часто, можно даже умереть от переедания. Никогда не думал, что удержаться от жадного запихивания еды себе в рот так трудно.

– Голодал раньше? – А Лим не так прост, умеет подмечать детали.

– Наверное, – отвечать честно себе дороже.

– То и видно. – Собеседник брезгливо заглатывает целую ложку, не пережевывая. Это легко, с его-то пастью. Но, невзирая на вид обычного мордоворота, Лим пугает меня гораздо сильнее, чем его явно сумасшедший напарник-садист.

– А где остальные? – киваю на застеленные спальные места. Не верится, что космопорт охраняют всего двое.

– Наказаны! – Бид ржет во все горло, разбрасывая куски еды по столу и полу. – Четвертый день ночуют под открытым небом с другой стороны посадочного поля. – Тьфу, он смеется, как кабан хрюкает. Противно, но виду показывать нельзя.

– Точно не помнишь, чем занимался раньше? – Лим все продолжает гнуть свою линию, выведывая о моем прошлом.

– Не-а, – как можно более легкомысленно пожимаю плечами, не опуская ложку.

– Лови! – Видно, я и правда сильно ослаб. Кинутый Лимом предмет ударяется о грудь и падет мне в тарелку. Черт! Он бросил в меня шокер!

– Не-э, Бид, он не флиб и не благородный. – Не стесняясь, лезет ко мне в тарелку немытыми руками, возвращая оружие себе. Уф, а ведь будь я в форме и поймай шокер, мог бы схлопотать выстрел из зажатого в руке Лима пистолета. Причем по тому, как поспешно Лим убрал оружие в правую кобуру, видно, это не парализующая игрушка, а что-то более убойное.

– Наелся? – Конечно нет, но знаю, хватит, лучше остановиться.

– Да.

– Руки на стол и не шевелись! – Упс, какой резкий переход. Выполняю приказ под дулом шокера. Бид обходит меня сзади и защелкивает что-то на шее. Сволочи! Они на меня ошейник повесили! – Бери всю посуду вместе с котелком и иди мыть на ручей за портом. Как выйдешь из главного зала, иди прямо. Через сотню шагов упрешься в мелкий песчаный ручеек, там все и отмоешь. Потом возвращайся. Понял?

– Понял. – Засветить бы тебе в глаз, да не кулаком, а кувалдой! Как псину какую захомутали.

– И да, не пытайся бежать. Для потерявших память объясняю! – А вот наклоняться надо мной и орать в лицо, брызгая слюной, можно было и воздержаться. Но Биду нравится ощущение власти, много я таких повидал еще там, на Земле. – Отойдешь от этой штуки, – подкидывает в руках маленький желтый кубик, – дальше чем на пятьсот шагов, будет бо-бо! – Его взгляд просто просит, чтобы я попытался сбежать, ему на радость.

– Может, не надо, Бид? Парню и так сильно досталось.

– Пусть привыкает, холоп. – Лим не хочет больше спорить и замолкает. – Чего ждешь? – Его рука тянется к дубинке. – Пшел работать!

Ручей и правда нашелся быстро. Драить котелки песком мне не привыкать. Из-за своего характера часто попадал на губу в учебке. А начальник там был зверь, плевать хотевший на мои связи. Наверное, по этой причине батя и отправил меня именно в то училище.

Странное место. Нет, не ручей, а вообще. Что ожидаешь увидеть, выйдя за пределы большого здания через центральные ворота? Уж никак не протоптанную тропинку с пробивающейся зеленой травкой. Где дороги? Черт! Как все неправильно! И трава, она обычная, зеленая, видел такую тысячу раз, но сейчас не вспомню название. Кусты вдоль ручья – это же сморода, дикая, но смородина! А вон клонит ветви рябиновый ствол. Да и кормили меня именно гречей, уж ее вкус я отличу от многих! Что за другая планета, где все так похоже на Землю?

Сейчас главное – не рыпаться. Запихать свой характер глубоко-глубоко в… и ждать. Смотреть, изучать, не торопиться и не пытаться бежать. Не потому, что не могу. Даже не будь на мне странного ошейника, все равно нельзя, потому что некуда! Не вернется за мной это гребаное инопланетное блюдце, чувствую филеем – не вернется.

А потом когда-нибудь все изменится, если доживу. Захватившие меня – примитивы, даже наблюдательный Лим и тот прост как пробка. Неделю-две, и, даже будучи холопом, я бы вил из них веревки. Если уж батя танцевал под мою дудку, то… Да, в этом шанс. Только бы не сорваться, притвориться, как это умею…

– Закончил? – Не успев переступить входную завесу, почти врезаюсь в бронированную тушу Бида.

– Да, все вымыл. – Страх в моем голосе неподдельный. И правда боюсь. Другое дело, что мог бы это скрыть, но ведь ему нравится, когда боятся.

– Дай посмотрю! – Резким рывком вырывает из моих рук котелок. Тарелки удержать не успеваю, и те катятся по шершавому полу зала. Порываюсь поднять, но наливаются красным глаза Бида. – Ты! Ты! Уронил мою тарелку на пол!

– Не специально! – А вот такой ужас уже скрыть не получится при всем желании.

– Ах ты падаль! – Попытку убежать прерывает тычок сапога в колено. А-а-а-а-а! Да что это за броня! Валюсь на пол, ору от боли в раздробленной коленной чашечке.

– Не специально! – кричу, пересиливая боль.

– Я видел! – Раз удар – и трещат ребра, он не достает дубинку, бьет ногами. – Ты! – Правая ступня дробится от его веса. – Сделал! – На грани сознания подставляю плечо, закрывая голову. – Это! – Рука, которою пытался прикрыться, падает сломанной веткой. – Намеренно! – Удар под дых, и я лечу, ударяясь о стену спиной. И благословенная пелена бессознательного укрывает меня.

«Папа, папа, смотри, как я умею!» Я еле дотягиваюсь до педалей газа и тормоза, но уже мню себя героем из гоночной «Формулы-один». «Я как гонщик, папа!» Но отец не обращает внимания, у него какая-то важная встреча с серьезными дядями. Только махнул рукой, мол, вижу-вижу. Ревет мотор карта, быстрее, еще быстрее, оборачиваюсь и зову опять: «Папа, смотри!» Но не замечаю вовремя поворот, и карт заносит, он врезается боком в ограждение трассы…

– Бид, держал бы ты себя в руках. А то доведешь парня, наложит на себя руки и весь сказ.

– Но он бросил наши тарелки на пол!

– Мы с тобой договорились. Он уже мой, а тебе достанется два ящика браги. Или ты хочешь выложить триста шекелей и купить мне нового холопа?

– Не лезь в бутылку, я все понял, сержант.

– То-то, капрал.

Во рту приторно сладкий, уже знакомый привкус. Мои мысли о том, что чудо-эликсир ивир – дефицит, не оправдались. С ним для таких больных и отмороженных на всю голову садистов, как Бид, раздолье. Одна надежда, что Тук больше похож на своего брата, нежели на безумного капрала. А то придется нарушить данное себе самому десять лет назад слово: никогда не думать о самоубийстве.

– Добрый совет – вытри кровь с пола. – Лим протягивает мне руку, помогая подняться. – А то ее вид может совсем снести ему разум.

– Понял, сержант, я все понял. – Угораздило же нарваться на безумца. – На вашей мирной планетке не все такие, надеюсь? – Лучше получить ответ прямо сейчас, чтобы знать, к чему готовиться.

– Еще два года назад он был нормальным. Пока не случился налет унии Гоб. А потом… Бид остался единственным, кто выжил из дежурной смены охраны порта. С тех пор его немного заносит.

– Как вы его терпите? – Это у них принято называть «немного заносит»?! Ну был какой-то налет, но мне от этого не легче. Почему из-за каких-то флибов страдаю я?

– С нами он нормальный.

Что ж, с флибами вроде начало что-то проясняться. Пираты? Нет, иначе я бы понял это слово. К тому же уния – это понятие королевского вассальства, объединение разных государств под одной короной. Или неправильный перевод? Черт! Поймай я брошенный шокер там за столом, Бид бы меня убил. Плюнул бы на триста этих шекелей (интересно, это вообще много или мало) и убил бы. Живу, выходит, в долг, по случайности.

– Что уставился? – Лим занервничал от моего пустого взгляда. Надо не так явно уходить в себя.

– А триста шекелей – это много?

– Мое жалованье сто пятьдесят в месяц, а я сержант. – Хоть и на грани сознания мелькает, что месяц совсем не тот, к которому привык, но понимаю: триста – это много. Не может же солдат в таком вооружении получать среднюю зарплату, ведь не может? Ой ли, я уже ни в чем не уверен…

– Сержант, мне надо отдохнуть. Голова тяжелая и в сон клонит.

– После двойного приема ивира-то? Понимаю. Из зала ни ногой, сейчас принесу тебе матрас.

Очень тянуло осмотреть зал прилетов получше, но голова была как цельночугунный шар, мысли ворочались еле-еле. Помимо матраса, вполне обычного, набитого соломой, Лим принес и набор белья – льняную рубашку, одевающуюся через голову, и шаровары из грубо сотканной ткани. Пристроившись в уголке, свернулся калачиком и, чувствуя себя дворовым псом, пущенным в дом по случайности, уснул. На этот раз без сновидений.

– Эй, Берк! – С трудом понимаю, что будят меня уже почти минуту. – Вставай, нам пора.

– Куда? – От черт! Я же не дома! Сейчас как получу сапогом да меж ребер за вопросы. Тут же вскидываюсь на ноги, но от резкого движения голова начинает кружиться.

– Через десять минут придет транспортер, и мы уезжаем. – Лим придерживает меня за плечо, пока мир не перестает водить свой хоровод вокруг.

– Я могу умыться?

– Да, в знакомом тебе ручье. Помнишь, где это? – Согласно киваю и как сомнамбула, тяжело передвигая ногами, иду к выходу из зала.

Краем глаза отмечаю, что желтый кубик теперь находится у Лима. Прохладная проточная вода несколько освежила, но спал, видимо, не очень долго – все еще стояла ночь. Только сейчас начал осознавать всю неправильность сложившегося положения. Ладно корабль чужих и его странности – их я уже смог принять, не понять и осознать, а именно смириться, принять как должное. Все равно изменить ничего не мог. Но эта планета! Она вызывает страх. Нет, неправильно, не сама, а странности, которые меня окружают с момента появления тут.

– Поторопись! – Крик сержанта прерывает размышления.

– Почему так рано? – Подойдя, показываю на яркие звезды темного неба.

– Вот странный ты, говоришь, как грамотный. – Упс, а это в данном мире достижение? Судя по тону Лима, «грамотный» – это комплимент, а не констатация факта. – Но вот элементарные вещи не помнишь. – Разворачивается спиной и идет к не замеченной мной ранее пелене малого прохода в дальнем углу зала. – Транспорт ходит по расписанию – раз в три часа, и неважно – ночь или день. – Похвальная работа местных служб. Но почему мы поднимаемся наверх по лестнице, а не выходим из здания? По логике транспорту же нужна дорога или?..

– Лим, я задаю много вопросов. В моем новом положении это не наказывается? – Вспоминаю капрала, мурашки страха пробегают по телу.

– Так, объясняю. Холопство в системе Тринат – это не совсем рабство. – Ого, получается, вокруг ближайшей звезды вертится не один такой планетоид. – Да, ты будешь подневольным работником, тебя могут даже убить. Но унижать не будут. – И в чем принципиальное от рабства отличие?

– А это, – тереблю «украшение» на шее, – разве не унижение?

– Это нормально! – Тон Лима становится резким. Инстинктивно напрягаю мышцы, ожидая удара. – Не дергайся так, я не Бид. – Наблюдательный, подметил страх.

Мы вышли на крышу космопорта. В этом месте она была плоской, свет недалеких звезд позволял рассмотреть некоторые подробности. Площадка, на которой мы находились, размером с теннисный корт. Под ногами какие-то знаки, рисунки. Это не символика, скорее обозначения. Оранжевый прямоугольник, восемь на четыре в центре, и широкие желтые полосы, как направления, отходят от него. На одной из таких полос мы и стоим, вторая ведет к выделенному другим оттенком квадрату.

– Что это? – указываю на него ладонью.

– Грузовая платформа лифта.

Не вижу никаких кнопок управления, черт, как все странно, непривычно.

Подойдя к краю крыши, пытаюсь рассмотреть окрестности с высоты. Посадочное поле интересует мало, сейчас оно пустует. Вглядываюсь в ночную полутьму, пытаясь найти дорогу или иной признак цивилизации кроме космопорта. Безрезультатно, кажется, кто-то просто воткнул это сооружение посреди девственной природы. За небольшим полем и лугом начинается густой лес и никаких дорог! Никакой инфраструктуры. Как так? Порт же явно транспортный узел, к нему по определению должны стекаться хоть какие-то пути. Может, конечно, он уже заброшен и не играет большой роли… Возможно, есть и другие посадочные поля на этой планете, а про этот космопорт забыли? Нет, ведь по словам стражей, вчера здесь опускался корабль Торговой Лиги. К тому же не замечаю даже признаков заброшенной дороги. А-а-а-а! Голова сейчас кругом пойдет, не от слабости, а от странности окружающего мира.

– А вот и транспортер. – Я ждал шума, звука, который предупредит о приближении, и ошибся. Уже догадался, что будет воздушный транспорт, не зря же мы поднялись наверх.

К космопорту бесшумно приближалось нечто непонятное. Простая платформа, овал толщиной всего в пару десятков сантиметров и площадью два с половиной десятка квадратных метров. По периметру транспортера тянулось полуметровой высоты ограждение из прозрачного, как показалось, пластика. Я ждал вертолетов, реактивных авиеток, но не примитивную на вид антигравитационную «вагонетку»! К тому же не заметно было никаких рулей, рычагов или иных пультов управления. Она была пуста. Автоматика?

– Отойди от края. – Предупреждение прозвучало вовремя. Воздушный поток от подлетающего транспорта мощно ударил в грудь. Это ж на какой скорости он летел? Беззвучно опустилась платформа на очерченный прямоугольник, ограждение мигнуло переливом зеленого света и исчезло. Вот это техника! – Пошли! – Видя мою нерешительность, Лим легонько подталкивает в спину.

– А что, Бид останется охранять порт один?

– Нет, сейчас остальные стражи уже возвращаются в казарму. – Лим явно не желает, чтобы меня кто-то видел в космопорте, кроме капрала. Ничем иным подобную спешку объяснить не могу.

– Нам обязательно лететь на этом?! – Понимаю, что чужая техника наверняка надежна, но слишком хрупка на вид эта конструкция.

– Мне надо вернуться до вечера. Ты знаешь более быстрый способ передвижения? – Откуда мне его знать?

– Нет.

– Тогда заткнись. Грузовой лифт не активирован, значит, транспортер надолго не задержится. Три-четыре минуты, не более.

И опять чувствую какую-то неправильность. Слово «минута» мне понятно, но оно несет несколько иной смысл, другое количество времени, нежели привык.

– У меня совсем плохо с памятью. Расскажи, как измеряют время.

– Сперва сядь. – Показывает пример, опускаясь на пол платформы. – А то собьет с ног, когда полетим. – Если такое говорит человек, закованный в техноброню, лучше последовать совету. – А время измеряют часами.

– Это я понимаю. – Моя беда – неверно сформулированные вопросы. – Меня интересует другое: вот минута – это сколько?

– Минута – это сто секунд. Тебя, наверное, и правда сильно приложило по голове. Ладно прошлое забыть, но элементарные вещи… – Он удивлен, но подозрения в голосе не слышится. Главное – это слово «секунда», оно не вызывает отторжения, похоже, точное совпадение с известным мне.

– А дальше? Сколько минут в часе, сколько часов в сутках? – Надо пользоваться моментом, пока Лим разговорчив.

– В часе сто минут, в сутках десять часов. В неделе десять дней, в месяце десять недель. В году четыре месяца…

– Спасибо, Лим, – вовремя проглатываю слово «понял». – Я вспомнил. А…

– Держись за ограждение. – Увлеченный временными подсчетами, я пропустил появление барьера.

С опаской прикасаюсь ладонями к тому, что кажется пластиком, но не идет из головы то, как этот барьер способен без следа исчезать. На ощупь ограждение вполне соответствует тому, чего ожидаешь по его виду. Прохладное и прочное. Мои попытки его расшатать не приводят ни к чему – как литое, не шелохнется ни на миллиметр, как я ни стараюсь.

– Лим, ты говорил, что транспорт раз в три часа приходит. Почему мы не улетели раньше? – Не может быть, что я провел тут меньше времени, чем три, даже непривычно длинных, часа.

– Предыдущий транспортер был с четвертого завода. Ферма Тука рядом с седьмым, откуда как раз эта платформа.

Я-то думал, он давал мне отоспаться и отдохнуть. Как бы не так, простой расчет и личная выгода. Плавно транспортер отрывается от крыши. Это движение почти незаметно. Нет ни шума двигателей, ни звуков активации каких-либо механизмов. Кажется, в платформе вообще нет движущихся деталей. Насколько же они нас обогнали в техническом плане?