Проходные дворы биографии

В то время, когда было нельзя, я был гораздо категоричнее и смелее. А когда стало можно, начал всего бояться. Старость.

Общественное сознание нынче невероятно аморфно. Да и властители умов и сердец сегодня пожиже, чем в начале ХХ века.

Одно дело, когда полемизировали Павел Флоренский и Сергей Булгаков, и совершенно другое, когда спорят Проханов с Жириновским.

* * *

Шекспир был абсолютно прав: мир – театр! Вот, например, смотрю заседание Думы и вижу депутатов, которые годами сидят в этом зале и рта не открывают. Зачем они нужны? Почему они там сидят? И тут я понимаю, что это массовка. Без массовки театр невозможен. Эта театральность существования касается не только Думы, но абсолютно всех сфер нашей жизни.

Государственного строя так и не придумали. Из свалки лозунгов пытаются сконструировать новую модель. Что-то вроде: «Народ и партия – едины Россией». Начальники, не считая театрального цеха, все очень молодые и энергичные – титанические трудоголики, поджаро-спортивные вожди.

Сегодня полностью девальвированы вечные понятия: если «авторитет» – то только криминальный, если «лидер» – то лишь политический.

Раньше мы неслись к коммунизму, теперь к обогащению. И то и другое – призраки.

Кругом бутики пооткрывали, мюзиклы ставим. Во всем на российскую действительность нанизана западная вторичность. И чем дороже, тем вторичнее.

* * *

Дефицит – двигатель прогресса. Во всех аспектах. И в политическом, и в общественном, и в личностном. Когда ничего не было и ничего было нельзя, то все хотели чего-то достать и для этого страшно суетились. Была какая-то необыкновенная направленность поиска: велосипед, мотоцикл, потом машина, что вообще было за гранью возможностей, маленькая дача на участке в четыре сотки, а потом – в шесть… А потом – о счастье – подворачивалась вагонка! Я помню, как мне позвонил друг и сказал по огромному секрету, что на 26-м километре Рязанского шоссе в пять утра будет грузовик вагонки. И мы должны были, минуя посты ГАИ, эту вагонку доставить на дачу… Дефицитная жизнь давала импульс энергии. В духовной, интеллектуальной сфере – то же самое: дефицит свободы, дефицит острого слова, дефицит открытого смеха. Было счастье обретения. А сейчас бери – не хочу. И куда девать эту энергию желания?

* * *

Я уверен, что у этих нуворишей все – понты. Понты – особняки: построят и не знают, что делать на четвертом этаже. Один мой знакомый, чуть моложе меня, но уже с четырьмя инфарктами и одышкой, построил дом, шесть лет в нем живет и никогда не был на втором этаже – не может подняться. А у него четыре этажа. Потому что сосед построил трехэтажный дом – значит, ему нужно выше. Это психология абсолютной неподготовленности к богатству.

* * *

Я когда-то купил сельский магазин в Завидове. Там в отделе «Гастрономия» лежала патока, а в отделе «Галантерея» висел одинокий хомут. На эти товары никто не зарился, и магазин продавали за ненадобностью.

Когда я стал сопредседателем московского Английского клуба, мне пришлось частенько присутствовать на приемах в среде «новых русских». Наслушавшись за столом, как московские «лорды» хвастались виллами в Майами и недвижимостью в Сан-Тропе, я решил поддержать разговор: «А у меня в Тверской области есть небольшой магазинчик». И все с уважением посмотрели на меня. Был еще один случай, когда мне удалось продемонстрировать свое благосостояние. Как-то с гастролей из Германии я привез жене розу в горшке. Оказавшись в очередной раз в обществе миллионеров, я ввязался в спор, где лучше покупать землю – в Швейцарии или Австралии, и, попыхивая трубкой, вставил: «А я вот недавно купил землю в Германии». Между прочим, и в том и в другом случае не соврал: и земля вокруг розы – немецкая, и сарай – действительно в прошлом магазин.

* * *

Теперь времена наступили не самые сладкие. Кризис. При этом сверху идет четкая установка: не сеять панику, не волновать людей понапрасну. Тебе заплатили зарплату в полтора раза меньше, а ты ходи радостный, словно проявил сознательность и накупил гособлигаций. Подобное уже было в нашей истории. У меня на даче до сих пор хранятся тонны этой валютной макулатуры. Как вещественное доказательство того, что вместе с трудовым народом я внес вклад в строительство социализма. Коммунизм, правда, построить не успел. Страна рухнула. И похоронила под обломками обязательства, которые брала перед гражданами.

Я очень надеюсь на кризис. Мне кажется, он ближе нашему менталитету, чем достаток. Когда настроили плечо в плечо эти особнячки, наставили у подъездов «хаммеров» – Россия потеряла лицо. А сейчас надо потихонечку возвращаться к частику в томате и сырку «Дружба»… Ведь это было не так давно. И вкусно.

Но ощущение, что кругом жлобье и сникерсы – неверное. Я впервые это понял, когда хоронили Булата Окуджаву. Он лежал в Вахтанговском театре. Стояла очередь из пришедших попрощаться. Плотная, толстая, до самой Смоленской. И загибалась она где-то на Садовом кольце. Какие замечательные были лица! И я подумал: ведь есть же! Где они прячутся?

Когда погружаешься в наши СМИ, создается впечатление, что население страны состоит из лиц Первого канала, лиц второго и лиц кавказской национальности…

В моем кабинете появился телевизор. Дирекция повесила. Дело в том, что мы живем при капитализме, а законами пользуемся советскими, точнее, совковыми. Если бы мы не купили телевизор, деньги с театра все равно списали бы. Их нельзя потратить, скажем, на пошив костюмов для нового спектакля или доплату артистам. Даже на ремонт унитазов. Не положено: другая статья расходов. И на счете оставлять деньги глупо, иначе в следующем году бюджет сократят, меньше дадут. Вот и тратим.

Недавно милый ведущий в телевизоре говорит: «Совершен очередной теракт. К счастью, погибли всего три человека». К счастью!

* * *

Ток-шоу – как квохтанье глухарей: все токуют и токуют… Кроме «Поля чудес» Лени Якубовича, на нашем телевидении нет ничего вечного. Когда шла предвыборная кампания на Украине и выбирали между Ющенко и Януковичем, какой-то наш корреспондент бегал по Киеву и неожиданно ко всем подходил. Из десяти опрошенных шестеро сказали, что они будут голосовать за Якубовича. Это очень показательно. Ленька, наверное, не знает, что он прошел.

Рейтинг – чтоб он сдох!

* * *

Артисты драмы, лишь бы засветиться, ломают ноги на фигурном катании, дискредитируя этот великий вид спорта. Те, кто физически не может встать на коньки, надевают боксерские перчатки и бьют друг другу морды, забывая, что морды их кормят. А те, кто вообще ничего не умеет и всего боится, шинкуют вялый салат по всем телеканалам под пристальным вниманием дилетантов от кулинарии. Дилетантизм шагает по планете.

На засранно-заплеванной панели перед залом гостиницы «Россия» в мокрый асфальт лепили звезды артистов эстрады. Снесли гостиницу вместе со звездами.

* * *

В толковом словаре Даля «кумир» – изваяние, идол, истукан или болван. С этой точки зрения элегантное воззвание «не сотвори себе кумира» может звучать «не сотвори себе болвана».

С другой стороны, тот же вечный Даль, очевидно одумавшись, добавляет, что «кумир» – предмет бестолковой любви и слепой привязанности. Истолковать бестолковую любовь довольно трудно, но попробовать можно.

Как изваяния кумиры нашей родины не вечны. Каждая эпоха норовит воздвигнуть своего истукана, снося предыдущего. Поэтому, очевидно, Зураб Церетели выбрал себе в кумиры Петра Первого – огромный и на воде. Попробуй снеси!

Что касается бестолковой любви, то я лично с белой завистью наблюдаю за феноменом Максима Галкина. Без всякой иронии констатирую недосягаемую свободу сценического пребывания, универсальность возможностей – голос, пластика, импровизационное раскрепощение, обаяние. Чего еще!

Он всегда до ужаса чистенький, недирольно белозубый и очень складный.

Когда я в течение трех часов смотрел на его ТВ-шоу, где он не устает, не потеет и не пользуется фонограммами, у меня закрадывалась крамольная мысль – уж не робот ли? Уж не пришелец ли из другой эстрадной цивилизации?

Так что, возвращаясь к Далю и кумирам, наступаю на горло старческому брюзжанию и признаюсь в слепой (вижу действительно неважно) привязанности к Максиму Галкину.

Цивилизация обрушилась на нас до такой степени, что, не выходя из двора, можно сразу выйти в интернет. Раньше артисты ждали критических или хвалебных рецензий, звонков от коллег, восторженных отзывов близких. Сейчас все свелось к форумам в интернете.

Вообще новинки прогресса – это не мое. Атрофия восприятия – страшная штука. Она, к сожалению, приходит с годами. Отталкивание того, что не понимаешь.

Компьютеры даже не знаю, с какой стороны втыкают и куда. А уж если на компьютере надо что-то записать… Я когда-то умел писать, и довольно грамотно – с запятыми и деепричастными оборотами. Но и в то время печатную машинку так и не освоил. Поэтому по-прежнему пишу, как Пушкин, – пером.

Помню, один из первых компьютеров появился у Ролана Быкова. Он позвал меня к себе домой в поселок Сокол и сначала рисовал на компьютере, а потом стал печатать. Гениальный человек – был ведь уже совсем не мальчик, а все освоил. Я сидел с трубкой во рту: «Как же это ты?» И он сказал: «Просто мне очень интересно». Позже, когда за компьютером играли мои маленькие внуки, я с той же трубкой во рту глубокомысленно им кивал, даже не соображая, о чем речь. До сих пор компьютерная мышка для меня – нечто живое и страшное, как крыса, а слово «сайт» ассоциируется с чем-то мочеиспускательным. Поэтому, когда надо на сайт зайти, меня сажают перед экраном, как куклу, и показывают. Иногда натыкаешься на что-то неожиданное.

На форуме одного из интернет-сайтов общаются мои поклонницы Nika, Esta, Рондо, Дама, приятная во всех отношениях…

Nika

Ноябрьские диалоги, или «Привет от Цюрупы!»

Девчонки! Рондо, Еста, Дама! Я была на «Цюрупе» 19 октября и купила прямо по дороге сапоги на-а во-от такущей шпильке! – очень были мне в тон подо всё – я тут же переобулась прямо в магазине и отправилась в Театр сатиры. Машины останавливались! Я жалею теперь, что не подарила герою нашему цветы, но боялась навернуться на огроменных каблучищах! А подарить цветы стоило, поверьте!.. Эх, жаль, что сообщения типа «супер» и «класс» не приветствуются (см. рекомендации участникам форума в конце стр.), их было бы вполне достаточно…

Тем не менее о содержании спектакля сказать пару слов стоит.

Мне, как и всем желающим увидеть духовное состояние нашего Отечества не через розовые очки официоза, а глазами, так сказать, асоциальной общественности (это на первый взгляд абсурдное словосочетание, пожалуй, больше всего подходит к Думающему о России, которого играет так умопомрачительно и головокружительно заросший А.Ш.), пришлось слазить на чердак! И это (прошу отметить!) несмотря на волнующие (и меня несколько иначе, чем других, – как бы не сверзнуться!), офигенные, высоченнокаблучные сапоги и длину моей юбки (если этот сногсшибательно-эфемерный лоскут можно измерять земными мерками).

В общем, переживая только начавшийся процесс освоения моей каблучистой покупки, я была не слишком рада подниматься на 3-й этаж, где находится малая сцена Сатиры, именуемая «Чердаком» и им и являющаяся, но было бы хуже, если бы пришлось спускаться в подвал. Правда, и туда слазить тоже пришлось вместе с героями спектакля (к счастью, понарошку, только как зрителю и человеку с развитым воображением). Не знаю, как вы, девчонки, а я за нАШим «бомжом» – хоть к пчёлам в улей…:)

И так далее.

Когда что-то напишешь, то тоже получаешь отклик.

Nika

Книга воспоминаний А.А. Ширвиндта

«Schirwindt, стертый с лица земли»

Впечатления поклонницы, или Попытка отзыва

…если бы я писала не на форуме, а как-нибудь официально, то мысли и эмоции привела бы в порядок. А теперь… Ну, понятно, грамотный отзыв уже не получится, значит – эссе (когда чтонибудь задумаешь написать, а как надо не получается, значит, получилось эссе).

Поклонницы в интернете пишут: «Мы виртуальны – искренность реальна». За искренность и ценишь. Потому что общая внутренняя тенденция современной критики – лишь бы поострее и побольнее. Самая гениальная критическая статья, которую я когда-либо читал, – в анекдоте: приехал знаменитый датский трагик в Ковент-Гарден играть Гамлета. Наутро появилась рецензия в лондонской газете: «Вчера датский гастролер в Ковент-Гардене играл Гамлета. Играл его до 12 часов ночи». Все. Это честная, хорошая критика.

* * *

Не читаю прессы я,

От нее – депрессия.

Критики выросли и возмужали. Раньше они ходили по контрамаркам и питались на премьерных банкетах. Сегодня ходят по билетам и не остаются на еду. Подозреваю, что баланс между заказной статьей и стоимостью билета смещается в первую сторону.

* * *

Но надо с кем-то советоваться! Не с кем. Окружение делится в основном на три категории: холуи, влюбленные и ненавистники. Холуи безоглядно врут, мечтают угодить и стараются что-то повыгоднее вякнуть. Влюбленные бездумно и покорно безразличны. Ненавистники со стиснутыми зубами сдерживают эмоции, чтобы выплеснуть их за стенами прямого общения. Поэтому никому не верю и приходится советоваться с самим собой – это очень трудный диалог, обреченный на слабовольный компромисс.

* * *

Журналисты надеются что-то парадоксальное ухватить от моего так называемого амплуа, имиджа: вдруг скажет что-нибудь неожиданное, в меру афористичное. Их ведь не интересует моя точка зрения, мысли или моя, не дай бог, практическая деятельность. Но если бы вдруг журналисты перестали проситься на интервью, очень бы расстроился. Это все слова, что «надоело». Альберто Сорди как-то спросили: «Мешает ли вам ваша популярность?» И он ответил: «Мне дико мешало, когда ее не было».

* * *

Звонит мне недавно Татьяна Егорова. Она стала очень популярной после книги «Андрей Миронов и я». То есть она. А я там – главное действующее дерьмо. Когда-то я взял Таньку за ручку и с каким-то рассказиком привел к Вите Веселовскому в «Клуб 12 стульев» «Литературной газеты». То есть, по сути, сделал ее писательницей. Брать за ручку надо не всякого. И в руки давать ручку тоже не каждому.

И вот звонит она и говорит: «Послушай, связались со мной якобы из «Комсомольской правды» и хотят, чтобы я сказала, с кем ты живешь и с кем жил, каким способом, что ты за мужик. И рефреном: «Вы же его терпеть не можете». Обещают хорошо заплатить. Я их послала». Ненавистники тоже бывают альтруистами.

Или еще проще – звонят агенту актрисы, моей ученицы: «Расскажите, она жила с Ширвиндтом еще в институте или он ее в театр взял и там стал с ней жить? Мы хорошо заплатим». Это журналистика?

Степень «желтизны» стало очень трудно определить, поскольку иногда и серьезные газеты позволяют себе подобные публикации. Невозможно понять с первого взгляда, какая газета: желтая, зеленая или голубая. Когда интерес строится на алькове, на болезни, на смерти, это за пределами не только совести, но и человечности. Общественная полемика опустилась до уровня спальни и унитаза.

* * *

Сейчас все обо всех в курсе дела. Ума не приложу, как актрисы осмеливаются играть что-то серьезное. Она выходит на сцену, и ползала знает о ней досконально все: в каких колготках, в каких прокладках, с кем спала вчера и кому дала отставку на прошлой неделе. А некоторые даже на себя наговаривают. Куда лучше было раньше, когда актера окружал флер таинственности, которая, кстати, неплохо работала на репутацию. А потом начали ковыряться в закулисном хламе…

Когда-то давно в «Кинопанораме» представляли, кажется, «Алые паруса». Показали фрагмент: Вася Лановой – молодой, сияющие глазищи, белая рубашка… Бабах! – в него стреляют. Ну и на рубашке эффектно расползается кровавое пятно. А в студии сидит какой-то самый знатный бутафор. «Как это вам, Ферапонт Митрофанович, удался такой замечательный трюк?» И тот принимается жизнерадостно шамкать: «А фто, хорофо? Мы под рубафку подкладываем такую… типа клизмы. А у него в кармане веревофька. И когда в него стреляют, он за веревофьку дергает, брыффет краска, ну и ффё…» Понятное дело, алые паруса немедленно линяют после таких захватывающих откровений.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.