Всемирная история в романах - Гостомысл

Плашки с резким стуком ударились о пол, перевернулись и замерли.

Послышался, точнее, почувствовался, облегченный выдох: две плашки упали белой стороной, одна черной стороной вверх. Знак – быть добру, хотя и не очень.

Тем временем белый волхв задумчиво потрогал длинным сухощавым пальцем плашки, как бы желая убедиться, что он не обманывается в их цвете, затем собрал их, снова сидел с закрытыми глазами. После этой процедуры передал плашки товарищу в красной одежде.

Тот кинул плашки. На этот раз только одна плашка упала белой стороной вверх, две остальные – выпали черной стороной вверх.

Послышался испуганный шепот – черные плашки к несчастью.

Только князь Буревой хранил бесстрастное выражение на лице.

Гадание не заканчивалось, оно только начиналось, потому что для того, чтобы быть уверенным в воле богов, два раза кинуть гадальные плашки мало.

Теперь наступила очередь самого белого волхва.

Он снова долго сидел, прижав плашки к груди и бормоча под нос что-то невнятное: слышалось только – «ш-ш-ш», «ч-ч-ч».

Наконец он открыл глаза, и все поняли, что боги пока не дали ему ответа.

Белый волхв ударил по струнам гуслей, послышались удары бубна, пронзительно завизжал гудок. Волхвы стали ходить по кругу. Быстрее и быстрее. Их глаза закатились белыми шарами.

Все присутствующие почувствовали, как у них по телу пробегает дрожь. Когда волхвы начали спотыкаться от усталости, неожиданно белый волхв подскочил к князю и сунул ему в руки плашки.

– Бросай князь! Бросай скорее! – закричал волхв. – Пусть боги скажут свою волю.

Князь Буревой тут же отбросил дощечки, точно они вдруг превратились в горящие угли.

Все окаменели. Плашки покатились по полу, затем застыли. Все увидели, что две упали белой стороной вверх и одна черной.

Князь Буревой сидел с белым, словно покрытым мелом, лицом. Три раза кинули гадальные плашки, и все три раза выпадало черное. Черное – знак беды.

Кто-то не удержался и охнул.

Белый волхв поднял руку, и снова стало тихо. Волхвы подошли к плашкам и сели на пол вокруг. Каждый из волхвов потрогал черную плашку пальцем, затем, пошептавшись, волхвы встали.

Белый волхв подошел к князю Буревому и, наклонившись к его уху, что-то шепнул.

Очевидно, это было страшное известие, так как по телу князя пробежала крупяная дрожь. Однако через мгновение он овладел собой и громко проговорил:

– Волхв, объявляй волю богов… какой бы она ни была.

Волхв поклонился ему, повернулся к боярам и тихим голосом объявил:

– Боги говорят, что победа в войне с разбойниками будет за словенами!

Словно прорвало плотину, послышались крики радости:

– Слава бесстрашному князю Буревому.

Князь Буревой поднял руку, требуя тишины. Когда крики радости утихли, князь холодно, – только по щекам пробегали желваки, – сказал:

– Однако это не вся воля богов! Говори дальше, волхв!

Снова в комнате воцарилась тишина.

Лицо волхва побледнело и слилось с его одеждой. Треснутым голосом он проговорил:

– Но за победу придется заплатить дорогой ценой. Самый лучший из воинов… умрет!

Еще с минуту в горнице была тишина, и каждый думал, что предсказание касается его, потому что каждый из них считал себя лучшим воином.

Тишину прервал князь Буревой. Он встал и торжественно объявил:

– Боги говорят, что будет победа в войне на стороне словен. Это главное. А жизни наши, всего лишь искры в пламени костра. Умрем мы, но костер не погибнет, и наш род будет жить дальше. А мы пойдем по пути в рай. И наша жизнь только начнется.

Бояре закивали головами.

– Истинно – мы смерти не боимся. Игра со смертью – наша жизнь.

Лицо князя Буревого ослабло, и он сказал:

– Волхвы, передайте богам, что если мы победим, то когда вернемся с похода, я принесу им великую жертву. Ну а если не победим, то я накажу их.

Волхвы вздохнули: однако за плохое пророчество запросто можно и пострадать.

Боги суровы, но и словене их не балуют: неугодных богов секут и топят в реках. А уж того, кто передает плохие вести от богов, и накажут подавно. Бывало, неудачливых предсказателей и топили. Торжественно. Чтобы было не обидно.

Глядя на радость волхвов, князь Буревой едва заметно усмехнулся и добавил:

– А вы, волхвы, собирайтесь, пойдете с нами в поход.

На лицах волхвов отразилось недоумение. С губ невольно сорвался вопрос:

– Зачем?

Князь Буревой стер улыбку с губ.

– А для того, чтобы в случае чего было спросить с кого…

Глава 6

План похода составили простой, – день затратить на поиски разбойников, а как найти их, так сразу с ходу и громить.

Князь Буревой, привыкший к победам, был уверен, что на Нево-озере не найдется силы, которую он не смог бы побить.

Да и из дружинников никто не сомневался в быстрой победе.

И так как поход ож еидался недолгим, то больших сборов не стали делать, и отплытие назначили по утренней заре.

С отплытием поторапливались, чтобы разбойники не успели сбежать в Западный океан.

Пока отец занимался делами, необходимыми для подготовки похода дружины, Гостомысл, не дожидаясь обеда, кинулся на причал, чтобы проследить за подготовкой княжеской ладьи. Заодно он надеялся встретить на причале Голубку. Эта девчонка, несмотря на дерзость, почему-то ему понравилась.

Правда, Гостомысла по пути перехватила мать:

– Гостомысл, ты бы поел, а то ведь пропадешь на весь день.

– Некогда, матушка! – отмахнулся Гостомысл и, словно озорной жеребенок, рванулся в сторону причалов.

Однако на причале обнаружилось, что послеобеденный отдых еще не закончился, и на причалах было пустынно.

С Нево-озера веял слабый ветерок: мокрый и пропахший рыбой.

Большие корабли и струги томно шевелились на малой волне, и с тихим скрипом терлись боками о дерево причалов.

На княжеской ладье, прислонившись спиной к мачте и уронив копье на плечо, мирно дремал сторож. Другой сторож дремал у борта над удочкой из длинной орешины.

Ничто не говорило о том, что княжеская дружина готовится в поход.

Разочарованный этим Гостомысл остановился около ладьи и стал наблюдать за поплавком: поплавок медленно двинулся по воде в сторону, однако сторож даже не пошевелился.

На крючок похоже попалась большая рыба, потому что вокруг поплавка начали появляться буруны, и жилка туго натянулась, грозя утащить удочку в воду.

– Эй, на ладье! – смеясь, крикнул Гостомысл. – Смотри, сом утащит, и тебя, и ладью.

Сторож встрепенулся, и спросонья уронил удочку на воду, и удилище поплыло по воде к камышам на противоположной стороне реки.

Сторож в расстройстве хлопнул себя по бокам.

– Ах, какое несчастье!

– А ты ширше разинь рот! – посоветовал Гостомысл.

– А вот я тебя! – зло пригрозил сторож, но, рассмотрев, кто перед ним, смягчился. – Ты почто, княжич, в такую рань пришел?

Гостомысл принял важный вид.

– Так проследить надо за сбором ладьи.

Тут к разговору присоединился и сторож, дремавший у мачты. Проснувшись, он подошел к борту и заговорил с Гостомыслом:

– Будь здрав, княжич! Ты чего ищешь?

– Я думал, что корабли уже готовят в поход, пришел посмотреть, – сказал Гостомысл.

– А-а! – зевнул сторож и сказал: – Ты погоди немного, скоро люди придут. А пока зайди на ладью, осмотрись.

– Позже! – махнул рукой Гостомысл.

Он уже увидел, как со стороны города появилась толпа людей с поклажей. Во главе толпы шел воевода Храбр. Рядом с ним кормчий Ерш.

Ерш – худой и маленький, – но, несмотря на невзрачный вид, он был самый лучший кормчий в городе.

Сом, конечно, был еще лучше, но он с ранами остался дома, хотя и рвался отомстить разбойникам.

Подойдя к Гостомыслу, Ерш поздоровался с ним и одобрительно заметил:

– Ты уже здесь, княжич?

– Здесь. Пришел посмотреть, как готовятся корабли в поход, – дружелюбно сказал Гостомысл.

– Ладно, что у тебя глаз не спящий, – похвалил Ерш.

Храбр мягко потрепал Гостомысла по плечу и сказал:

– Ну что, княжич, давай грузиться?

Вопрос был риторическим. Разумеется, Храбр в этом деле обошелся бы и без разрешения Гостомысла.

Храбр развел дипломатию умышленно. Гостомысл последняя надежда князя, его наследник. Князь уже немолод, и когда-то этому мальчику придется возглавить отцовскую дружину. Для дружинников будет лучше, если к этому времени Гостомысл будет готов водить дружину. И хотя наставником Гостомысла был ушлый Стоум, которого в дружине за хитрость недолюбливали, каждый из дружинников почитал своим долгом помочь будущему вождю советом.

Гостомысл уважительно кивнул головой и сказал:

– Грузите!

Тем временем Ерш забрался в ладью, осмотрел ее от носа до кормы и наоборот – нет ли течи, или какой другой неисправности, – и только после этого стал показывать людям, куда и что класть.

В общем-то, на корабле особых удобств не было. В трюмы складывали запасы еды, мешки с хлебом, вяленое и соленое мясо, немного рыбы – ловить рыбу некогда будет. Бочонки с хорошей водой. Нево-озеро – пресное, вода мягкая, прозрачная, но кто знает, куда может завести военная тропа?

Мальчишки городских торговцев притащили также корзины с яблоками и грушей.

Тем временем мечники укрепили на бортах ладьи большие грубые щиты. А в высокие корзины, привязанные к бортам, сложили запас стрел.

После этого Храбр ушел, оставив Ерша и Гостомысла распоряжаться на ладье. Но так как на княжеской ладье распоряжался опытный кормчий, а люди не первый раз готовились в поход, то Гостомыслу оставалось только наблюдать за происходящим.

Разумеется, роль пассивного наблюдателя ему быстро надоела, и он, решив посмотреть, что происходит на других ладьях, спустился с корабля и отправился по причалу.

Осмотром он установил, что сила собиралась внушительная: больших ладей было всего две, остальные легкие струги – но их было почти три десятка. На легких стругах легче гнаться за разбойниками, когда те станут утекать.

Тут ему попалась на глаза Голубка.

Голубка, согнувшись набок от натуги, тащила большой узел. Заметив Гостомысла, расцвела да самых ушей, словно кошка, встретившая на узкой дорожке жирную мышь; положила узел на землю у ног и задала задиристый вопрос:

– Эй, княжич, ты чего тут делаешь? Рыбу собрался ловить?

– В поход готовлюсь бить разбойников, не видишь, что ли, варежка соленая? – насмешливо кольнул в ответ Гостомысл.

Голубка сощурила глаза.

– Княжич, не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати.

Не зная, что ответить, Гостомысл от досады нахмурил тонкие белесые брови. Но на лице Голубки появилось серьезное выражение.

– Княжич, а ты не обижайся, – с разбойниками воевать дело опасное, поэтому хочу предупредить, чтобы ты был осторожен.

Гостомысл надменно усмехнулся, и объявил:

– Мы собираем три сотни воинов, а у них всего-то не больше сотни, и то часть их побил Медвежья лапа.

– Так-то оно так, только морские разбойники ужасно хитрые. Их силой не просто взять, – сказала Голубка с досадой.

Гостомысл бросил на Голубку недоверчивый взгляд и спросил:

– А тебе-то, откуда это знать?

Голубка улыбнулась и сказала:

– Ну, я ведь не раз бывала с отцом в походах, приходилось воевать и с разбойниками.

– Ты – в походах? – недоверчиво воскликнул Гостомысл. В прошлый раз это заявление Голубки воспринял за хвастовство. – Да кто же тебя, сопливую девчонку, возьмет в военный поход?

Голубка гордо задрала курносый нос.

– Так потому и берут, что мой отец князь Радосвет – вождь Ророгов.

– Каких еще Ророгов? – удивился Гостомысл.

Голубка захихикала.

– Тю на тебя! Ты что не знаешь, что Сокол-Ророг – наш предок?

– Чей? – с недоумением спросил Гостомысл.

– Предок вождей нашего племени, – сказал Голубка.

– А наш род идет от самого Сварожича, – похвастался Гостомысл.

Их разговор прервал окрик с ладьи:

– Голубка, долго ты еще там будешь прохлаждаться?

– Щас! – крикнула Голубка и, ухватившись за узел, проговорила: – Ну, ладно, побегу я, а то дядя будет ругаться, мы утром ведь тоже уходим.

– И куда? – машинально задал вопрос Гостомысл.

– В Руссу возвращаемся. Нам уходить далеко теперь никак нельзя – побьют вас разбойники, кто защищать город будет?

– Не каркай, как старый ворон, – сказал Гостомысл.

– Я не ворон, – строптиво ответила Голубка.

– Ну, ворона, – сказал Гостомысл.

– И не ворона, – сказала Голубка.

– Тогда варежка соленая, – сказал Гостомысл.

Голубка обиженно засопела, взяла узел и потащила его к ладье, но через пару шагов, оглянулась и сказала:

– Княжич, ты только береги себя.

– А что, понравился? – спросил с насмешкой Гостомысл.

– Понравился, – притворно беззаботно хихикнула Голубка. Но через секунду улыбка исчезла с губ, а в ее глазах появилась жалость. – Убьют тебя, глупенький, кто меня возьмет замуж?

Гостомысл покраснел и пробормотал:

– Да рано вроде бы нам жениться.

– А ты года через четыре сватов присылай, посмотрим, – снова хихикнула Голубка и легко взбежала на борт ладьи.

Гостомысл постоял некоторое время, затем побрел к своим ладьям. Около ладей его встретил отец.

– А, – пришел наконец-то. И где ты ходил? – спросил отец.

– Я ходил к русской ладье, – сказал Гостомысл.

– Ты с кем-то разговаривал на русской ладье? – спросил князь.

– Так, с девчонкой одной. Говорит, что она дочь князя Радосвета, вождя Ророгов, – сказал Гостомысл.

Отец хмыкнул.

– Да? А что она тут делает?

– Она с дядей. Наверно, на торг приходили.

– Но вообще-то у руссов добра не перечесть, да и воины они добрые. – Немного подумав, добавил: – Все племена, живущие от Северного моря до южного, нашего корня. Мы одного славянского народа. Наш общий предок – сын Ноя Афет, которому достались на западные и на северные страны до полунощия. Но правнуки Афетовы, Скиф и Зардан, отделились от рода своего в западных странах и поселились в Ексинопонте, и жили там много лет. Их князьями были: Словен, Рус, Болгар, Коман, Истер. Через некоторое время, когда люди расплодились, Словен и Рус со своими ближними ушли на север. По происшествии времени и от нашего народа стали отделяться племена.

Древляне, северяне, радимичи и вятичи, которые стали жить отдельно среди лесов темных, имеют обычаи дикие, подобно зверям. Питаются всякою нечистотою. В распрях и ссорах убивают друг друга. Не знают браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов, уводят или похищают девиц. Не ведают целомудрия, ни союзов брачных. Молодые люди обоего пола сходятся на игрища между селениями: без всяких обрядов соглашаются жить вместе. Поляне смирнее, кротки и тихи обычаем; стыдливость украшает их жен. Но они пугливы, готовы всякого терпеть над собой. Я не осуждаю их обычаи. Каждое племя вправе иметь закон, который они пожелают, какими бы они дурными нам ни казались. А у руссов свой порядок. У них в городе между собой не дерутся, законы имеют и соблюдают, а если кто тронет одного из них – все встают на его защиту. Дань они платят исправно. Это хорошо. Плохо только, что их князья и старшины отгораживаются от родства со своим народом. Похоже, в этом они берут пример с подлых ляхов. Но ляхи злы на нас, потому что старшими среди славянских племен стало словенское племя. А эти чего хотят? Пока не знаю. Покончим с разбойниками, займусь и руссами. Надо заставить их князей и старшин родниться со славянскими лучшими людьми.

Гостомысл смущенно проговорил:

– Понравился я ей… говорит, – сватов присылай через четыре года.

– А что? Это хорошая мысль! Возьмем тебе в жены твою варежку, – с серьезным видом сказал князь и улыбнулся.

Гостомысл почувствовал, как к щекам прилил легкий румянец.

– Так она совсем маленькая девчонка… И нахальная такая, – сказал Гостомысл.

– Так ей через четыре года будет шестнадцать годков – красавицей станет. Умная девчонка – заранее себе жениха выбирает. А то, что нахальная, так это даже хорошо, интересы мужа бдить будет, – сказал князь и, лукаво улыбнувшись, спросил: – Она-то тебе нравится?

Гостомысл густо покраснел и пробормотал:

– Она какая-то другая.

– Конечно, другая. Так уж бог создал, что людей он поделил на две половины – мужчин и женщин. Женщины продолжают род, а мужчины живут ради обеспечения покоя и благополучия женщин. Без женщин не было бы мужчин, а без мужчин не было бы женщин. Поэтому в том, что девочка нравится мальчику, ничего постыдного нет, – проговорил князь.

– Не знаю. Кажется, нравится, – сказал Гостомысл.

– Кажется? – Князь Буревой положил тяжелую руку на плечо сына. – Ну, ладно. Четыре года надо еще прожить. А пока идем, посмотрим, как ладьи приготовили, а потом пир во дворе будет – перед войной дружине надо развлечься.

Гостомысл вздохнул:

– Не люблю я пиров, скучно на них.

– Все равно терпи, – нравоучительно проговорил князь, – будь весел и приветлив: не давай знать, что тебе пир с дружиной в тягость, потому что в дружине твоя сила; а станет князь немил, так уйдут к другому князю. А на пиру вина не пей, только чуть-чуть пригубливай, чтобы быть умом трезвым, да примечать какие разговоры ведут дружинники, да нет ли у них недовольства в чем-либо князем. Дружинникам немного надо – был бы князь приветлив и заботлив, да делился законной долей добычи. Угоди дружине в малом – сторицей отдаст.

Глава 7

Подготовка кораблей в поход шла по обычному порядку.

На княжеской ладье места давно были распределены: с князем ходили самые верные и опытные.

И у гребцов тоже были свои места.

Каждый знал свое место, и никто не мог нарушить этот порядок. Поэтому погрузка шла быстро, никто не шатался по ладье без дела.

Князь Буревой неторопливо шел по причалу. Рядом с ним шел Гостомысл.

Гостомысл отметил, что на стругах шума и суеты было больше, – начальникам стругов приходилось спорить, распределяя места воинам на незнакомом судне.

– Чего это они ругаются? – спросил Гостомысл отца.

– Так воины хотят быть поближе к своему начальнику, чтобы быть у него на виду. А гребцы хотят сидеть рядом со своими друзьями, – сказал князь.

– Они подерутся, – сказал Гостомысл.

– Не подерутся. Не стоит вмешиваться в эти споры, – пусть сейчас разберутся, кто кому мил, в море некогда будет разбираться, – проговорил князь Буревой и остановился около большого корабля.

К нему тут же подошли Храбр и Стоум.

– Ладья почти готова, – начал докладывать Храбр, но его отвлек шум на ближайшем струге.

Двое гребцов с багровыми лицами, недовольные тем, что их посадили рядом, дружно нападали на начальника струга.

– Замолкните на струге! – крикнул Храбр и для весомости слов пригрозил: – Будете лаяться, прикажу всех на струге выпороть.

Пока в поход не вышли, воевода не имел власти над гребцами, но как только струг отчалит от берега, ситуация переменится. Сообразив это, недовольные сбавили голос. Теперь они ругались хриплым шепотом.

Храбр отвернулся.

– Князь, осталось коней погрузить, – закончил он доклад.

– Идем в море с конями? – с обычной язвительной усмешкой на губах спросил Стоум.

Князь Буревой его намек понял и сказал:

– Храбр, не будем брать коней. Зачем нам кони? С морскими разбойниками на земле воевать не придется, а по воде кони не бегают. Так что будут только мешаться.

– Хорошо! – сказал Храбр. – На освободившееся место я погружу дополнительно мешков с крупой.

– Зачем столько крупы? – удивленно спросил Гостомысл. – Мы же идем только на три дня.

– На всякий случай. Собираешься в поход на день – бери запасов на неделю, – сказал Храбр.

– Ладно. Но лучше стрел возьми побольше, – сказал князь Буревой.

Получив указания, Храбр ушел, и князь стал смотреть на воду. По воде, кружась в водоворотах, плыли какие-то щепки.

– Там идут дожди, и течение прибавилось, – сказал Стоум, кивнул головой куда-то в сторону.

– Это хороший знак? – спросил Гостомысл.

– Скоро настанет время убирать жито, – проговорил князь Буревой. – Лучше было бы, чтобы дожди прекратились.

– Под дождем жито может сгнить, – сказал Стоум.

– Если земледелец плохой, то да, – солидно сказал Гостомысл.

Стоум, взглянув на Гостомысла, проговорил:

– Князь. Мы не первый раз идем в поход, а у княжича до сих пор нет своей дружины.

Князь Буревой окинул взглядом сына. Взгляд был несколько удивленный, точно он увидел сына первый раз.

– Однако ты вырос, – сказал князь.

Гостомысл покраснел и сказал:

– Мне почти тринадцать лет.

В глазах князя появилось тоскливое выражение.

– Двенадцать пока… а я еще крепок, – сказал он.

Гостомысл насупился. Он подумал, что Стоум завел бесполезный разговор, потому что отцу не нравится, когда заходит речь о замене ему.

– Желаю, чтобы ты, князь, прожил еще очень долго, – сказал Стоум, немного помолчал, затем вполголоса заметил: – Однако судьба переменчива, и воины часто не от старости умирают.

Князь Буревой вспомнил о погибших сыновьях и нахмурился.

– Молодой князь имеет право на свою дружину, так заведено предками, – заговорил он, и в его голосе чувствовалась застарелая тоска. – Однако молодые птенцы, вылетая из гнезда, слишком часто гибнут.

– Но, не вылетев из гнезда, птенец не научится летать, – сказал Стоум.

– Разумно, – сказал князь и отвернулся.

С причала народ уже уходил, на причале оставались только сторожа с копьями. Сторожа вязали факелы из рогож и опускали их в смолу.

Гостомысл проговорил:

– Боярин Стоум, не надо заводить этот разговор. У отца есть крепкая дружина. А придет время…

Князь Буревой перебил его:

– Стоум прав. Жизнь воина висит на тонкой нити. Моя дружина хороша для меня. Дружинники жизнь отдадут за меня. Но будут ли они другами моего сына? Не знаю… у моих сыновей были свои дружины… но сыновья погибли.

– Я своих братьев не знал, – сказал Гостомысл.

– Они были крепкие воины, но судьба им не дала долгой жизни. Никто в этом не виноват, – сказал Стоум.

– Проклятие… неужели все повторится? – задумчиво проговорил князь.

– Ну, так что? – спросил Стоум. – Мне уходить?

– Погоди, – сказал князь. – Ты воспитатель моего сына. Ты думаешь..?

– Другие твои сыновья в его возрасте имели дружины. У меня он многому научился. Думаю, он может и сам водить дружину. Я уверен в этом. Но одно дело знать, другое уметь, – сказал Стоум.

– Все ушли с причала, – сказал Гостомысл.

Он очень хотел собрать свою дружину. Но он боялся ответа отца, так как понимал, что, если отец сейчас откажется дать разрешение собрать дружину, то ему придется ждать. Долго.

На сердце юноши затлел огонь злобы, – отец и в самом деле крепок, и может прожить очень долго, и все это время он должен будет повиноваться воле отца.

– Ты мой отец, я приму любое твое решение, – сказал Гостомысл.

Князь Буревой бросил удивленный взгляд на сына.

– Ты прав, боярин, – сказал князь. – Если птенца слишком долго держать в гнезде, то когда придет время, он не захочет лететь. Тогда он погибнет.

– И что? – встрепенулся Гостомысл. Он уже почувствовал запах свободы.

Князь обнял сына.

– Ты повзрослел, поэтому разрешаю тебе набрать молодую дружину. Бери со складов все, что хочешь. Твоя дружина должна быть самой лучшей, – сказал князь. Отстранившись, пристально взглянул в глаза сына. – Только помни, что, кроме тебя, у меня никого нет.

– Я ему дам лучших отроков, – сказал Стоум. – Они будут любить его и хранить крепче себя.

– Кого ты хочешь ему дать? – спросил князь.

– Сначала, с твоего позволения, князь, приставлю к княжичу слугой отрока Ратишу, – сказал Стоум.

– Это тот, что был на ладье Медвежьей лапы? – спросил князь.

– Да, – сказал Стоум.

– А что Медвежья лапа о нем говорит? – спросил князь.

– Говорит, – Ратиша юноша смелый, имеет ум, дрался с разбойниками умело. Любопытен, любит учиться – все у кормчего выспрашивал, как управлять судном.

– Это хорошо, – сказал князь. – Кто его отец?

– Воислав, – сказал Стоум.

– Помню, хороший был боярин. И сын его должен быть добрым воином, – сказал князь и обратился к сыну: – А что ты думаешь?

– Я возьму всех, кто захочет пойти ко мне в дружину. – С плохо скрываемой радостью сказал Гостомысл. Отец согласился дать ему дружину, и он почувствовал на сердце облегчение. Теперь он старался скорее забыть свою злобу на отца.

Князь сказал:

– Хорошо. Стоум, приставь пока одного Ратишу к княжичу. Пусть будет рядом с ним во время похода на разбойников. А вернемся – помоги княжичу набрать дружину.

– Помогу, – сказал Стоум.

– Ну, идем в город, – сказал князь.

Они медленно пошли в город. А, обрадованный итогом разговора, Гостомысл жеребенком побежал впереди.

– И все же он совсем еще мальчишка, – сказал, глядя ему вслед, князь.

– Да, он очень молод, – сказал Стоум.

– Он не похож на меня. Он похож на девочку. Какой-то мягкий… пугливый, – сказал князь.

– Он еще мал и не уверен в своих силах. Ему тоже не нравится, что он не похож на тебя. И из-за этого он злится на себя. Но злость даст ему характер, – сказал Стоум.

– Но сможет ли он водить дружину сейчас? Не рано ли я даю ему дружину? – снова высказал сомнение князь.

– Я учу его счету, письменности, иностранным языкам… – начал Стоум.

– Греческий язык не сделает его воином, – резко заметил князь.

– Благодаря умению читать греческие книги он станет полководцем. А это для князя важнее, чем уметь махать мечом, – сказал Стоум.

– Наши корни древнее греческих. Мы не раз били греков, – ревниво сказал князь.

– Да, но, к сожалению, мы не умеем беречь наши книги и знания, а греки умеют, – сказал Стоум.

– Наш народ не виноват в этом. У нас города деревянные, и потому часто горят, – сказал князь.

– А у них – каменные! И нам надо строить каменные города, – сказал Стоум.

– Глупо строить из камня города там, где нет камня, зато много леса. К тому же дерево придает нам здоровья, – сказал князь. – Да и зачем нам каменные города, если у нас нет врагов, способных брать наши деревянные города?

– Пока – нет, – сказал Стоум.

– Когда появятся, тогда и будем строить из камня, – сказал князь. – А пока незачем тратить силы на то, что, может быть, никогда и не понадобится.

Князь усмехнулся:

– Стоум, ты смотришь на жизнь слишком мрачно. С такими мыслями впору помирать.

Стоум рассмеялся:

– Так потому и думаю, что не тороплюсь помирать.

Они подошли к воротам, и князь сказал:

– Ладно, учи его, но не забывай, что в дружине князь должен быть первым воином.

Глава 8

Утром выходили затемно.

Во дворе уже собирались дружинники. Хотя на дворе и был июль, железные кольчуги и доспехи покрывались бисером мелких, блестящих в огнях факелов золотистым оттенком капель росы – заморозок.

Гостомысл вышел из теплого терема во двор и остановился. Изо рта вырвался пар. Мороз мгновенно забрался под рубаху, и по телу ударила мелкая дрожь.

– Ты дрожишь, как мокрый цуцик, – сказал Храбр, который стоял около крыльца.

– Я не замерз, – сказал Гостомысл.

– Так заболеть недолго. Ни к чему это в походе, – сказал Храбр и подал княжичу свой легкий полушубок. – Завернись.

Полушубок ударил в нос дурным запахом кислой овчины, и Гостомысл поморщился.

– Зато в полушубке будет тепло, – сказал Храбр.

Гостомысл накинул на плечи полушубок. Полушубок был большой, точно доха, и под ним стало жарко, точно на печи. Шерсть защекотала щеку, и Гостомысл провел ладонью по щеке.

К ним подошли Стоум и Ратиша. У обоих оружие, доспехи, и полушубки. У Ратиши на боку большая сума.

– Хорошо, что ты надел шубу. В этом году холодное лето. А на воде будет совсем зябко, – сказал Стоум и кивнул на Ратишу. – Княжич, вот тебе Ратиша.

– Я знаю его, – сказал Гостомысл. – Видел на причале.

Ратиша кивнул головой и сказал:

– Мы знакомы с княжичем.

– Как приказал князь, он будет в походе твоим слугой, – сообщил Стоум.

– Ну да, – сказал Ратиша. – Отныне княжич для меня самый лучший господин. Если ему будет угрожать опасность, то я лучше умру.

– Не надо умирать. Я верю тебе. Сейчас отец выйдет, и мы пойдем на причал, – сказал Гостомысл.

– Ага, – сказал Ратиша и показал суму. – Я взял в суму еды для тебя.

– Я не хочу есть, – сказал Гостомысл.

Из терема вышел князь Буревой. На нем поблескивали доспехи. За ним вышла Веселка в белой рубахе, – она зябко куталась в цветастую шаль.

Буревой поцеловал ее в губы и сказал:

– Оставайся.

– Я пойду с тобой на причал, – сказала Веселка.

– Ты не одета. Да и плохая это примета, когда женщина провожает мужчину на причале, – сказал князь.

Веселка коснулась головой его груди.

– Если с тобой что случится… – начала она.

– Ничего со мной не случится. Не первый раз иду в поход. Волхвы нагадали победу, – сказал князь. – Все, я пошел.

На глазах Веселки появились слезы, и она шмыгнула носом.

Наблюдая, как мать прощается с отцом, Гостомысл почему-то почувствовал себя неловко и отвернулся.

Князь Буревой решительно отстранил от себя жену и спустился с крыльца.

– Здрав будь, – втретили его Храбр и Стоум.

– Отец, будь здрав, – сказал Гостомысл.

– Однако заморозок! – сказал князь, но кутаться в перекинутый через плечо плащ из толстой шерсти не стал. Презрительно скривил губы.

Храбр, следуя примеру князя, тоже откинул назад плащ.

Другие дружинники, увидев князя, также начали кланяться и приветствовать его.