Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет

При этом случае, естественно, сильнее всего сказалась потребность в каком-нибудь видимом символе божества, и народ стал требовать, чтобы Аарон сделал для него бога наподобие тех, что им известны были в Египте. Народ не имел в виду идолопоклонства в собственном смысле и хотел боготворить Иегову, но только под какой-нибудь более доступной народному сознанию и знакомой ему формой. Та готовность, с которой народ принес золотые вещи для этой цели, показывает, как тяжело было для него долго оставаться без чувственной религиозности, и с какой силой заявляла о себе потребность в ней. Аарон в соответствие религиозным воззрениям народа «сделал литого тельца», который встречен был всеобщим ликованием.

И если бы Аарон обладал такой же силой воли, как его младший брат, то, конечно, он легко мог бы убедить народ не делать этого преступного шага. Но он малодушно уступил народному требованию, и вот через несколько времени готов был телец, и в честь его назначено было всенародное празднество со всесожжением. «И сел народ есть и пить, а после встал играть». Это религиозное празднество напоминает отчасти то, которое совершали обыкновенно в Египте по случаю нахождения нового Аписа. После глубокого траура, вызывавшегося смертью прежнего Аписа, начиналось дикое ликование. Женщины играли на кастанетах, мужчины на флейтах, народ пел и под такт музыки хлопал в ладоши. Начинались сладострастные пляски, вино пилось без меры, и все празднество превращалось в дикую вакханалию животных страстей и чувственности. Стан израильского народа огласился восторженными ликованиями, отголоски которых раздавались по ущельям и утесам священной горы законодательства, на которой в священном уединении находился великий вождь и законодатель народа. Получив божественное внушение об опасности и заслышав необычайный шум в стане, Моисей поспешил сойти с горы. Тропа вела с нее закрытым ходом, так что он ничего не мог видеть до самого спуска в равнину. По мере схождения шум становился все явственнее, и бывший с ним Иисус Навин высказал опасение, не сделано ли на народ какого-нибудь враждебного нападения, но Моисей явственно различал, что это был «не крик побеждающих и не вопль поражаемых», а «голос поющих». Когда он совсем сошел с горы и увидел в чем дело, то весь закипел благородным негодованием. Для того ли освобожден этот народ, чтобы он предавался дикому разгулу идолопоклонства? И это после всех чудес, которые были совершены для убеждения этого народа вере в невидимого Иегову, как единого истинного Бога, после величественного законодательства, которое запрещало всякие кумиры и подобия! Какое же значение могли иметь после этого и те скрижали, которые он принес с собой со священной горы и на которых были выбиты только что возвещенные заповеди, так скоро и преступно нарушенные народом? Моисей порывисто бросил их от себя, и они разбились. Появление его в стане было так неожиданно для народа, что все как бы замерли от страха и изумления. Гневный вид законодателя и вождя мгновенно пробудил в совести израильтян чувство своей преступности, и они трепетно ждали, что будет. Момент был критический, и Моисей воспользовался им, чтобы возвратить народ на путь истинной религиозности.

Моисей разбивает скрижали Завета

Необходимо было осязательно показать народу, что сделанный им идол не имеет в себе никакой божественной силы. Поэтому Моисей сжег идола на огне, велел истереть его в порошок и рассыпал по воде, которую приходилось пить народу. Он поступил с идолом так, как только возможно было поступить с ним с целью его унижения и вместе наказания народа. Но этого было недостаточно. Нужно было истребить в зародыше самых вожаков идолопоклонства и выдвинуть наиболее преданных новому законодательству людей, чтобы поставить их на страже истинной религии. Став при входе в стан, Моисей поэтому кликнул к себе всех, кто ревнует о Иегове. «Кто Господень, иди ко мне!» – закричал он. На призыв его отозвалось только колено Левиино, самое малочисленное в народе. Но оно было сильно духом, и этим верным сынам Иеговы Моисей повелел истребить идолопоклонников. Весь стан объят был ужасом, сыны Левия прошли по нему, и «пало в тот день из народа до трех тысяч человек». Только такой великой жертвой и пламенным заступничеством Моисея народ избавился от грозившего ему полного истребления и оставления со стороны Иеговы.

Прошло сорок дней после этого печального события, и только тогда на мольбы Моисея последовал ответ, в котором Иегова обещал пощадить жизнь Аарона и опять вести народ в Землю обетованную. Это было равносильно возобновлению только что было нарушенного завета и восстановления Моисея в его великой должности вождя. Он поэтому опять занял свое прежнее положение. Но как при горящей купине он хотел иметь какой-нибудь видимый знак божественного благоволения и какой-нибудь залог высшей помощи в великом деле, так и теперь, с свойственным древности желанием видения Божества он просил, чтобы возобновление завета было подтверждено каким-нибудь подобным знамением, и просьба эта была удовлетворена: он удостоился видения славы Господней. Стоя в одной из расселин Синая, он видел, как мимо него прошло величие Иеговы, и слышал голос, возвещавший о страшном присутствии Его. С этого момента начался новый период в служении Моисея. Вновь вытесанные скрижали с вырезанным на них десятословием служили всенародным знаком возобновления завета.

Еще раз Моисей удалился на священную гору и пробыл там в течение сорока дней, но на этот раз народ уже оставался верен завету. Когда он опять сошел с горы, то божественное благоволение к нему оказалось на нем в особом таинственном величии и сиянии, окружавшем его личность. От лица его исходил особый блеск, так что он должен был носить на своем лице особое покрывало. Блеск этот постепенно померк, но замечено было, что он возобновлялся всякий раз, когда Моисей возвращался в стан после общения с Богом на горе.

С восстановлением завета нужно было поспешить с устройством народного святилища, которое было бы местом особого присутствия Божества. До этого времени таким святилищем была палатка Моисея, но теперь нужно было устроить более сообразную с высоким назначением скинию или подвижной храм, приспособленный к потребностям неоседлого и странствующего народа. Скиния была построена по особому образцу, таинственно показанному Моисею на горе, и как народное святилище, она создана была со всем изяществом и богатством, какими только могли располагать израильтяне. Как подвижной храм, она, естественно, не могла быть больших размеров, и имела 30 локтей в длину и 10 локтей в ширину и в вышину. Все твердые части ее – столбы, брусья, шесты – были выделаны из дерева ситтим, или синайской акации, единственного дерева на полуострове, пригодного для построек и отличающегося необыкновенной крепостью и прочностью. Древесный остов покрыт был разными ценными тканями, блиставшими яркостью цветов, а также тщательно выделанными кожами, соединявшимися между собой посредством изящных золотых петлей и крючков. С восточной части отверстие вело внутрь скинии, где она поражала богатством убранства, между которым особенное внимание обращала на себя ткань, служившая в ней потолком, с вышитыми на ней херувимами, и где во внутренней части (Святое святых) находилась высшая святыня – ковчег завета, с содержавшимися в нем скрижалями десяти заповедей. Вся скиния обнесена была оградой, выстроенной уже из менее ценного материала.

Весь материал для построения святилища был доставлен добровольными приношениями народа. Материал требовался ценный и изящный, и некоторые исследователи сомневаются в возможности того, чтобы у израильтян мог быть такой большой запас драгоценных металлов. Но при этом забывают, что среди израильтян было немало богатых семейств, и притом при выходе из Египта, а также во время прохода через египетские рудники они могли сделать значительные захваты потребовавшихся для скинии материалов. Самая работа по устройству скинии показывает, что века рабского пребывания израильтян в Египте не остались бесплодными для них в культурном отношении, и они вынесли оттуда знание многих ремесел и изящных искусств, которые впоследствии оказались им так нужными и полезными в религиозной и общественно-государственной жизни. Израильтяне вполне могли гордиться тем, что изящная и роскошная работа, требовавшаяся при построении скинии, вся выполнена была их собственными архитекторами и мастерами, во главе которых стояли известные строители Веселиил (из колена Иудина) и Аголиав (из колена Данова).

С устройством особого народного святилища требовалось и особое священство, как класс особенных служителей религии. Потребность эта сказывалась с особенной настойчивостью ввиду недавно произошедшего случая уклонения народа от истинного богопочтения. Нужно было создать класс особенных ревнителей его, которые бы постоянно стояли на страже интересов истинной религии. Дотоле не было в народе особого класса священников, если и упоминаются иногда «священники», то под этим именем разумелись просто представители семейств, которые по патриархальному обычаю совершали богослужение для народа, не имея на то особенного посвящения. Теперь же более строгое и правильное общественное устройство народа требовало выделения какого-нибудь колена на это особенное служение. Какое именно колено было наиболее пригодно для такого служения, это уже выяснилось целым рядом исторических фактов, которые показали, что Левиино было наиболее достойно чести священства. Оно отличалось наибольшей преданностью истинной религии, крепче держалось заветов и преданий отцов и дало народу великого освободителя, выведшего его из земли рабства. Наконец, во время последнего печального события поклонения золотому тельцу оно показало наибольшую ревность к завету Иеговы и по призыву Моисея мужественно выступило для наказания идолопоклонников. Таким образом, этому колену по праву принадлежала честь священства, и она действительно была предоставлена ему. Священство разделено было на три чина – первосвященнический, священнический и левитский. Первый предоставлен был непосредственно Аарону, второй – его сыновьям с потомками, а третий – всему колену Левиину. Возведение в тот и другой чин совершено было с особенными обрядами и жертвоприношениями, которые должны были запечатлеть в посвящаемых сознание важности их служения. С этой же целью им даны были особые священные одеяния, в которые они должны были облачаться во время совершения богослужения. Высшая святость нового служения, на которое избиралось семейство Аарона и все колено Левиино, было подтверждено страшной участью сыновей Аарона – Надава и Авиуда, которые отнеслись к своей обязанности не с должным благоговением, за что и убиты были «огнем Божиим».

Скиния со всеми своими принадлежностями, подробно описанными в книге Исход, была окончена постройкой в течение семи месяцев, и когда, таким образом, народное святилище было готово, и было совершено торжественное освящение его вместе с посвящением Аарона и сыновей его на священное служение, то труд по религиозному и общественному устройству народа был закончен, и потому настало время выступления в дальнейший путь. Но заключительные недели этой долгой стоянки были ознаменованы еще двумя важными событиями. Тут во второй раз совершено было празднование Пасхи, съеден был по установлению пасхальный агнец. Затем перед выступлением произведено было исчисление народа. Исчисление это показало, что все колена, исключая Левиина, заключали в себе в совокупности 603 550 человек мужского пола от двадцати лет и выше, что для всего населения составит не менее двух миллионов душ. Счет этот основан был на количестве подати, собранной с народа по полсиклю с каждой мужской души в пользу скинии, причем женщины и дети остались без всякой переписи. Обычай такого исчисления впоследствии так укоренился в народе, что попытка римлян во времена Ирода ввести более точную систему счисления повела к народному восстанию. Особо произведенное исчисление колена Левиина показало, что в нем было 22 000 душ мужского пола от одного месяца и выше, и оно, таким образом, было самое малочисленное из всех колен израильских.

Все теперь было готово к выступлению в дальнейший путь от Синая. На равнине Эр-Раха почти год перед тем израильтяне остановились станом в качестве простой толпы беглых рабов, почти без всякого устройства и только с смутными религиозными понятиями. Во время этой стоянки с ними произошла огромная перемена. Они убедились, что египетские боги – ничтожные призраки, и что истинный Бог земли есть Иегова, невидимый и всемогущий Дух, который был для них вождем и покровителем. При схождении его на священную гору они были объяты трепетом и ужасом, но среди грозных явлений они слышали слова любви и благоволения, которые легли в основу принятого ими завета. В силу этого завета они сделались избранным народом, особым царством Иеговы. Согласно с этим должно было сложиться и все устройство народной жизни: оно приняло форму «теократии», богоправления, в котором все основные законы исходили непосредственно от Самого Иеговы и все видимые правители народа были лишь орудиями и исполнителями божественной воли в направлении народной жизни. Для облегчения собственно правительственной деятельности Моисей впоследствии учредил для себя особый постоянный совет или сенат из 70 старейшин, представителей колен и поколений, который впоследствии и сделался основой всей системы государственного управления народа. Возродившись таким образом нравственно и политически, народ израильский в стройном, особо выработанном порядке опять двинулся в путь – по направлению к Земле обетованной.

В двадцатый день второго месяца второго года по выходе из Египта облако присутствия Господня поднялось над скинией в знак отправления в путь и самая скиния была снята со своего места. По стану раздался звук двух серебряных труб, приготовленных для этой именно цели, и весь стан в правильном военном порядке, каждое колено под своим особым знаменем, двинулся в путь по указанию облака. Хотя сам Моисей знал путь по Синайскому полуострову, но, чтобы быть еще более уверенным в этом отношении, он пригласил себе в качестве проводника своего шурина Хавава, сына Иофорова, как туземного жителя, основательно и в совершенстве знающего всю эту местность, так что в этом отношении он мог быть «глазом» для всего народа (Числ 10:29–31). Ковчег завета, как высшая святыня, шел впереди стана, и поднятие и остановка его сопровождались торжественным возгласом Моисея. «Когда поднимался ковчег в путь, Моисей говорил: восстань, Господи, и рассыплются враги Твои, и побегут от лица Твоего ненавидящие Тебя! а когда останавливался ковчег, он говорил: возвратись, Господи, к тысячам и тьмам Израилевым». В таком порядке стан и двигался по направлению к Земле обетованной. От Синая до южных пределов Палестины считается не более трехсот верст, и потому израильтяне могли бодро смотреть на будущее и услаждаться надеждой скорого достижения благословенной земли, текущей молоком и медом. Но этой надежде не суждено было осуществиться. Прямого пути в Палестину нет, и он вьется по пустынным ущельям и долинам полуострова, что до крайности утруждало народ, принужденный двигаться по такому пути с огромным обозом и стадами. Прямо на север путь совершенно преграждался горным кряжем, идущим поперек полуострова, и потому можно было двигаться только на северо-восток – к берегу залива Акаба, составляющего восточную ветвь Чермного моря, омывающую восточную часть Синайского полуострова. Во время долгой стоянки у Синая народ уже отчасти позабыл о тяжестях пути в пустыне, а также и о всех чудесных знамениях, сопровождавших его в пути, и потому, когда опять увидел перед собой пустыню, опять принужден был с неимоверными усилиями подвигаться вперед по скалам и пескам – то поднимаясь на утесистые возвышенности, то спускаясь в обрывистые овраги, в среде его опять начался малодушный ропот на вождя. Тяжесть пути, истощавшего силы, естественно, вызывала потребность в более питательной и крепкой пище, чем какой народ мог пользоваться в пустыне (манна), и потому одним из главных предметов недовольства был именно недостаток мясной пищи. Ропот прежде всего проявился в среде некоторых инородцев, вышедших вместе с израильтянами из Египта, а потом передался и последним. Ввиду переносимых тягостей им вспомнился Египет. Горечь египетского рабства уже успела значительно изгладиться из их памяти, и при виде страшной тяжести свободной жизни им припомнилось только, как они ели там мясо из котлов, а кроме того «рыбу, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук, и чеснок». – «А ныне, – вопили они, – душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших». Этот безумный ропот вызвал повторение чудесного снабжения народа перепелами, но насыщение ими было вместе и наказанием для недовольных. Вследствие, быть может, неумеренного потребления мяса, а также в наказание за ропот среди народа открылась страшная смертность. Это возмущение, между прочим, и повело к учреждению совета из семидесяти избранных старейшин, как представителей колен (12) и поколений (58) с целью облегчения ответственности Моисея. Стан этот получил название «Киброт-Гаттаава» – «Гробы похотения». В этой местности и теперь видны остатки древнего стана, окруженного необычайным множеством могил.

На день пути дальше находятся следы другого большого стана, где заметны даже места отдельных хозяйств с очагами и приспособлениями для приготовления пиши. Место это, несомненно, есть Асироф, где также израильтяне останавливались станом: оно и доселе называется у арабов по-древнему «наблюдательным пунктом Асирофа». Вместе с тем у арабов сохраняется смутное предание о том, что здесь заблудился караван паломников и принужден был много лет странствовать в пустыне Тих, откуда и самая пустыня ведет свое название («пустыня странствования»). Так как никакой мусульманский караван, отправляющийся на поклонение в Мекку, никогда не мог заблудиться здесь, то вполне естественно предполагать, что арабское предание имеет в виду именно странствование здесь израильтян.

Наконец, после тяжелых испытаний и невзгод, омрачавших дух великого вождя, который принужден был выносить неприятности даже от своей сестры Мариам, враждовавшей с его женой и упрекавшей его в женитьбе на женщине нечистой, эфиоплянке, израильтяне прибыли в пустыню Фаран. Дух народа все падал, и потому необходимо было его поднять. Поэтому Моисей по повелению Божию избрал двенадцать человек и послал их в качестве соглядатаев в Землю обетованную, надеясь, что их известия о плодородии земли и богатстве пробудят в народе бодрость и желание скорее двинуться к ней для ее завоевания. Они должны были исследовать почву, запасы воды, климат, характер жителей и силу их городов и крепостей. Это было в июле или начале августа, когда созревают первые грозди винограда. Поручение было исполнено ими успешно, и они через шесть недель возвратились в стан. Но сведения их были далеко не утешительны для народа. Они не отрицали чудесного плодородия земли и в доказательство его принесли огромные грозди винограда, но вместе с тем, они так напугали рассказами о силе и исполинском росте палестинских жителей, неприступности их городов и крепостей, что рассказы их повергли весь стан в отчаяние. Это был решительный момент в истории народа, и израильтяне оказались неготовыми к нему. Вместо того, чтобы смело и мужественно идти вперед, они малодушно предались отчаянию и воплю и готовы были избрать нового вождя, который бы повел их обратно в Египет. Напрасно Иисус Навин и Халев старались поддержать в народе бодрость и надежду на успешное завоевание обетованной земли, если только он останется верен Иегове и будет полагаться на его всемогущую помощь, – народ обезумел от страха, не хотел слушать никаких доводов и готов был даже побить смельчаков камнями. Это печальное событие решило судьбу народа. Господь разгневался на малодушное неверие израильтян, и только пламенное заступление Моисея избавило его от истребления. Но после этого и сам Моисей увидел, что освобожденный им народ и по освобождении оставался малодушным и маловерным рабом, что поэтому он недостоин обетованной земли и должен погибнуть в пустыне. Только следующее поколение, уже рожденное и выросшее на свободе, увидит и возьмет землю, которая была лишь мечтой для его злополучных отцов. С тяжелым сердцем Моисей принужден был опять вести народ обратно в недра Синайских пустынь, чтобы тяжкой школой почти сорокалетнего странствования сделать его более достойным высшего предназначения. «По числу сорока дней, – сказал Господь, – в которые вы осматривали землю, вы понесете наказание за грехи ваши сорок лет, год за день, дабы вы познали, что значит быть оставленным Мною».

В библейском повествовании сообщается лишь немного сведений из истории 38-летнего странствования. Это была безмолвная школа труда и всевозможных испытаний, из которых народ должен был выйти обновленным и возрожденным.

О жизни израильтян в пустыне легко составить себе понятие по жизни кочующих теперь на Синайском полуострове арабов. Смотря по времени года, они передвигались со своими стадами в разные места полуострова, переходили с одной равнины на другую, отчасти занимались посевами на небольших равнинах, представляющих удобство для земледелия. Тягости этой жизни для такого многочисленного народа были неимоверные. То их палил нестерпимый зной, то ослеплял песком убийственный сирокко, а когда зима захватывала их на возвышенностях полуострова, то нередко заносило их стан сугробами снега. Часто должен был ощущаться недостаток в пище и в здоровой воде. Все эти тягости были причиной того, что численность народа нисколько не возрастала, а напротив, к концу странствования оказалось на две тысячи душ мужского пола менее, чем сколько было при выступлении от Синая. Пустыня, естественно, была школой не только физического, но и нравственного воспитания. Во все время странствования действовали необыкновенно строгие законы, немилосердно каравшие каждого нарушителя религиозных или общественных установлений. Не только смертью наказывалось, например, богохульство, но даже и менее тяжкие преступления. Так побит был камнями один человек за то, что он в субботний день собирал дрова. Нужно было приучить народ к точному исполнению закона, данного на Синае, и потому всякие нарушители его карались беспощадно. Если так наказывались отдельные неисполнители закона, то, конечно, еще с большей строгостью должны были караться те, которые сознательно и преступно восставали и возмущали народ против постановлений закона. Так это было по известному делу Корея (из колена Левиина), Дафана и Авирона (из колена Рувимова), которые произвели открытое возмущение против законодателя и особенно против установления священства как особого достоинства, присвоенного одному только классу. Они требовали признания всеобщего священства. Религиозный протест, как и всегда бывает, быстро перешел в политический, и они уже стали восставать против самого вождя, отказывая ему в повиновении. Когда Моисей позвал их к себе на суд, то они дерзко ответили: «Не пойдем. Разве мало того, что ты вывел нас из земли, в которой течет молоко и мед, чтобы погубить нас в пустыне? и ты еще хочешь властвовать над нами?» Возмущение на этот раз приняло огромные размеры. К бунтовщикам присоединилось двести пятьдесят старейшин. Когда увещание со стороны Моисея оказалось бесполезным для усмирения бунтовщиков, то он назначил всенародное испытание для удостоверения правоты их притязаний. По повелению Божию Моисей и Аарон, с одной стороны, и Корей со своими сообщниками – с другой, должны были явиться перед входом в скинию со своими кадильницами, и тут голос Божий повелел первым отделиться от всенародного собрания, чтобы истребить его. «Они же пали на лица свои и сказали: Боже, Боже духов всякой плоти. Один человек согрешил, и Ты гневаешься на все общество?» Тогда Господь повелел отделиться только от Корея и его сообщников, и их постиг Страшный суд Божий: «Расселась земля под ними, и разверзла земля уста свои, и поглотила их, и домы их, и всех людей Кореевых, и все имущество их, и погибли они из среды общества». Затем «вышел огонь от Господа, и пожрал тех двести пятьдесят мужей, которые принесли курение» с самовольным притязанием на священство. Когда и после этого волнение не утихало в народе, который стал обвинять вождей в погублении народа, то в наказание за этот ропот началось в народе особое поражение, от которого умерло еще 14 700 человек. Этот случай показал, что для народа мало простого установления, оно должно быть подтверждено видимым знамением, и это знамение дано было в том, что из двенадцати жезлов представителей колен расцвел только жезл Аарона, что и было наглядным и чудесным подтверждением его первосвященнического достоинства.

Прошли десятки лет в странствовании по пустыне Синайской. Выведенное из Египта поколение постепенно вымирало, отчаявшись в достижении обетованной земли. Оно показало себя недостойным ее, и потому должно было уступить место новому поколению, воспитавшемуся в трудах и невзгодах пустыни. Только такое поколение, закаленное в трудах и повиновении закону, могло мужественно встретить многочисленных врагов и очистить от них Землю обетованную, И это новое поколение Моисей повел, наконец, к пределам Ханаана. Какой громадный период отделял его от того момента, как у него впервые, еще в блестящем дворце фараонов, блеснула мысль об освобождении своего народа! Тогда он пылал надеждой и отвагой юности. В течение сорока лет принужден он был потом жить своей великой надеждой, пока наконец она не осуществилась. Он вывел «братьев своих» из Египта, из жалкой толпы беглых рабов преобразил их в народ, дал им закон и общественное устройство. Но увы – освобожденное им поколение оказалось недостойным свободы и той земли, которая предназначалась ему во владение. И вот убеленный уже сединами вождь должен был ждать еще сорок лет, прежде чем могла осуществиться его надежда. При многочисленных испытаниях и огорчениях от строптивого и неблагодарного, жестоковыйного народа неудивительно, что наконец в самом Моисее поколебалась когда-то светлая и несокрушимая надежда. Когда однажды (около Кадеса, в пустыне Цин) народ вновь поднял против него ропот из-за недостатка воды, и Моисею приходилось опять чудесно источать ее из скалы, то ему уже изменило доверие к возможности чуда, и хотя он действительно источил воду из камня, но сделал это с чувством раздраженности и отчаяния. Этот случай решил и его судьбу, и он должен был вместе с братом своим Аароном и со всем старшим поколением народа сложить свои кости в пустыне. Новое поколение должен был вести и новый вождь.

Изгнание Корея, Дафана и Авирона

От стана Кадеса, где Моисей своим жезлом в раздраженном недоверии разбил все свои надежды и где также умерла его сестра Мариам, он с тяжелым сердцем повел свой народ к пределам Палестины, в которую ему самому не суждено было войти. И едва он двинулся в путь, как совершилось печальное событие, которое было грустным предвестием скорого осуществления суда Божия и над ним самим. К северо-западу от каменистых развалин города Петры высоко поднимается над окружными холмами утесистая гора Ор со своими двумя остроконечными вершинами. На одной из этих вершин испустил дух свой великий первосвященник израильского народа Аарон, в объятиях своего сына и преемника Елеазара и в присутствии истинно любящего брата, который был для него руководной звездой в течение всей жизни. Величественная гора была достойным местом смерти такого человека. Она была символом величия его духовной жизни, которая всецело была посвящена народу. С горы открывалось дивное зрелище на пустыню, бывшую местом сорокалетнего пребывания злополучного народа, а там, к северу, в неясной синеве дали, виднелась даже холмистая почва обетованной земли. Бедная гробница на вершине этой горы у местных арабов признается и почитается именно за гробницу Аарона, хотя есть признаки ее позднейшего происхождения.

После тридцатидневной стоянки под сенью горы Ор, сделавшейся могилой Аарона, народ должен был двинуться опять на юг, в обход земли эдомитян, не давших согласия пропустить израильтян через свои владения. Обход этот по необходимости опять был труден, и народ стал опять «малодушествовать» и роптать на Моисея, и за это наказан был нападением ядовитых змей, от укушения которых погибло множество народа. Единственное спасение от этого бедствия для израильтян было в знамении веры, изображавшемся для них в виде медного змея, бывшего символом будущего избавления, по слову самого Избавителя: «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин 3:14–15).

Но вот, начиная от восточного залива Чермного моря, с каждым станом израильтяне все ближе подвигались к пределам Земли обетованной. Вот они прошли земли эдомские и моавские и подступили к земле аморреян, живших по восточную сторону Мертвого моря, на пространстве между реками Арноном и Иавоком. По обычаю отправлено было к ним посольство с просьбой о пропуске израильтян через их землю, но воинственный царь аморрейский Сигон решительно отказал в этом и с войском выступил против новых пришельцев. Встреча произошла при Иааце, и Сигон потерпел решительное поражение, так что израильтяне овладели всеми его городами. Та же участь постигла и владетеля следующей земли – Ога, царя васанского, землей которого также овладели израильтяне. Таким образом, вся страна по восточную сторону реки Иордана досталась израильтянам, и одна только эта река отделяла их от Земли обетованной. Но прежде чем вступить в окончательное владение этой землей, должно было произойти последнее столкновение между избранным народом и миром языческим, – столкновение, которое должно было окончательно решить судьбу того и другого и установить определенные отношения между истинной религией и язычеством, равно как и между царством Бога и Царством мира сего. Израиль должен был познать, что языческие народы не только представляют собой по отношению к нему враждебную политическую силу, но и что язычество по самой сущности своей враждебно царству Божию. Они несовместимы между собой, и потому у Израиля не должно быть никакого общения с язычеством, и он даже не может терпеть самого присутствия его на одной и той же земле. Этот глубоковажный урок преподан был народу израильскому накануне вступления в Землю обетованную замечательной историей языческого прорицателя Валаама.