Остросюжет - Закон землеройки

Александр Григорьевич Косарев

Закон землеройки

Роман

Ты ступай далёко, ты поймай жар-птицу…

И тогда увидишь, что с тобой случится…

Ника Турбина, поэтесса

Глава 1. Два письма и три загадки

Недавно открыл для себя весьма любопытную истину: оказывается, написав одну и даже две книги, человек отнюдь не становится писателем. Даже издав целое собрание сочинений из двадцати томов, он может так и остаться никому не ведомым и не интересным бумагомарателем. И лишь когда автору начнут приходить письма от его читателей, он будет вправе считать, что затраченные им усилия не пропали втуне. Да-да, только откровенные отклики задетых за живое читателей переводят пишущего человека из категории «графоман» в категорию «писатель».

К такому выводу я пришел вскоре после того как по обоюдному согласию с одним настоящим московским писателем, фамилия и инициалы которого практически полностью совпадают с моими, стал пользоваться его почтовым адресом и сотрудничать с ним на сугубо взаимовыгодной основе. При этом я выступал как бы его виртуальным двойником: получал почту, разбирал ее, при необходимости проводил расследование историй, поведанных ему многочисленными корреспондентами. Сам же уважаемый литератор предпочитал спокойное сочинительство за дубовым столом, ибо, по его собственному признанию, не слишком жаловал неугомонное племя любителей авантюр и приключений.

Моя же основная цель, заставлявшая отправляться в путь едва ли не по каждому полученному на его адрес письму, была вполне очевидна и логична: в случае удачного исхода поисков я мог оказаться совладельцем довольно ценного клада. Впрочем, поначалу практически все мои поездки имели прямо противоположный результат, а некоторые путешествия и вовсе оборачивались форменным кошмаром. Зато мой хитро-мудрый тезка-писатель не оказывался в проигрыше ни при каком обороте событий: будучи по натуре откровенным и последовательным домоседом, он по завершении каждого моего очередного поискового мероприятия получал от меня практически готовый сюжет для нового литературного опуса. Причем я без малейшей утайки предоставлял ему буквально всю информацию о проделанной работе: исходные документы, копии писем, положивших начало расследованию, карты местностей, описания исторической канвы, фотографии участников событий, их характеристики… И даже, самое главное, – собственный путевой дневник, в котором я скрупулезно описывал все происходившие со мной в ходе проведения мероприятия события. Эта книга написана по той же схеме. Надеюсь, она вам понравится.

Итак, в июле 2007 года на означенный во всех книгах моего именитого тезки контактный адрес пришли – с перерывом в пару дней – сразу два занимательных письма. Причем, по удивительному стечению обстоятельств, из одного и того же старинного российского города. Впрочем, теперь даже уже и не города, а скорее небольшого городка, медленно, но верно превращающегося в обычный захолустный поселок. А ведь когда-то этот населенный пункт был знаменит на всю Россию! Ибо стоял на судоходной реке – аккурат в том месте, где ее пересекал старинный тракт, – и обеспечивал торговые контакты между центром страны и ее южными соседями. Но постепенно река обмелела, обросла по берегам вездесущим камышом… К тому же во времена Николая Второго железную дорогу проложили в тех краях почему-то на довольно значительном расстоянии от столь преуспевающего тогда города.

С той поры и началось медленное, но неуклонное увядание данного поселения. Дольше всех держались местные купцы, успевшие нажить немалые капиталы на торговле отменными сортами южнорусской пшеницы и узорчатыми тончайшими тканями с Ближнего Востока. Да и прочее население города первое время мало-мальски сводило концы с концами, благо сложилась в местных слободах на удивление сплоченная, хотя и многонациональная община. Но нежданно-негаданно, как, собственно, это всегда и случается, в России грянула Октябрьская революция. С появлением мрачных людей с красными повязками на рукавах тотчас сгинули куда-то и солидные купцы, и их шустрые приказчики. В прежде уютном и красивом бело-красном мужском монастыре расположилась машинно-тракторная станция, а вместо восточных шелков на прилавках немногочисленных магазинов надолго поселились грубоватые на ощупь ситцы да небрежно окрашенные дерюги.

И началось в городе – условно назову его, с вашего позволения, Энском – растянувшееся на долгие десятилетия тусклое безвременье. Поскольку ни залежей урановой руды, ни источников нефти поблизости отродясь не наблюдалось, то за все годы советской власти здесь, соответственно, не было построено и ни одного крупного предприятия. Не считая, правда, действовавших еще с царских времен двух кирпичных заводов, выстроенных в 1910–1911 годах братьями Епифановыми. Хотя и небольшими были те заводики, однако кирпичи производили на редкость прочные – из глины, добываемой из бездонного Воропаевского оврага.

Помечали же свою продукцию братья особо – так, чтобы непременно отличие друг от друга иметь. Василий Емельянович, к примеру, повелел выдавливать на своих кирпичах заглавные буквы «В» и «Е» (в готическом стиле, с зубцами и завитушками), а Фрол Емельянович – обычные треугольники с точкой в центре. Вот с той поры и началась в Энске хотя и короткая, но весьма бурная эра кирпичного домостроительства. Впрочем, со знаменитыми кирпичами я столкнусь чуть позже, а пока просто получил два письма из одного и того же города, причем оба в субботу, когда дождался наконец желанного выходного.

Подъем у меня по субботним утрам случается обычно поздний, зато после обильного завтрака я в обязательном порядке отправляюсь на прогулку в парк. И специально прокладываю маршрут так, чтобы заглянуть в ближайшее к моему дому почтовое отделение. Желающих получить либо отправить корреспонденцию здесь по субботам бывает не очень много, но по два-три человека у заветного окошечка, как правило, все равно толкутся. А по другую сторону неудобно выпиленного в оргстекле окошка трудятся обычно либо заторможенная пенсионерка, либо неумелая практикантка.

Первая работает умело, но неторопливо. Да и куда ей, собственно, торопиться? Жизнь во всей своей первозданной красоте давно осталась позади, впереди – лишь ноющие суставы да мизерная пенсия, на которую не прокормить и кошку. Потому и работает наша пенсионерка нарочито неспешно, чтобы хоть таким образом проявить свою значимость, а попутно и испортить кому угодно настроение. Практикантка тоже работает медленно. Правда, мстить назойливым клиентам за бездарно проводимую жизнь она еще не научилась, зато трудится с завидным, но вызывающим жуткое раздражение тщанием. Конечно же, по-человечески ее понять можно: это ж сколько всяких хитростей, приемов и навыков нужно освоить, чтобы успевать работать и на кассовом аппарате, и на электронных весах, и на компьютере одновременно! И упаси Господь хоть где-то ошибиться! Каждая операция – это деньги, и порой немалые. Вот чтобы не попасть впросак и к концу смены свести баланс к ажуру, бедняга и выполняет каждое действие медленно и аккуратно, трижды перепроверяя каждую операцию.

Наконец подошла и моя очередь. С риском вывихнуть руку я просунул в карликовое окно свой паспорт и смиренно попросил:

– Письма до востребования на мое имя посмотрите, пожалуйста.

Как правило, работники почты не особо пристально вглядываются в паспортные данные, особенно в случаях с письмами до востребования. Хорошо, если хоть на фамилию взглянут! А вот если б читали внимательнее, наверняка уловили бы некоторое несовпадение в инициалах. Но, по счастью, до сего дня ни разу еще не уловили, и вскоре в руках склонившейся над нужным ящичком девушки появились сразу два конверта. Замечательно! Обожаю читать чужие письма, ибо отчего-то сразу начинаю чувствовать себя Шерлоком Холмсом и Штирлицем одновременно. Ведь стоит только надорвать конверт, и перед тобой, словно в сказке, открывается доселе тщательно оберегаемая от посторонних глаз чья-то тайна! А поскольку мой компаньон-писатель пишет романы преимущественно на кладоискательские и историко-поисковые темы, то читатели и описывают ему в основном старинные усадьбы и заброшенные купеческие подвалы.

Мельком взглянув на незнакомые адреса, я поблагодарил девушку, засунул сложенные пополам конверты в карман и, выйдя на улицу и вдохнув изрядно уже прокаленный летней жарой воздух, отправился в Ботанический сад. Кружа по аллеям парка, медленно наполнялся ожиданием чего-то необычного и таинственного, но потто, не сдержав любопытства, присел на скамейку и рассмотрел конверты внимательнее. Тогда-то и выяснил, что письма пришли из одного и того же города, просто отправлены в разное время и разными людьми. Удивлению моему не было предела: доселе подобного не случалось ни разу! Вскочив со скамьи и уже не задерживаясь в парке ни на секунду, я стремглав помчался домой.

Добравшись до своей квартиры, сразу проследовал в спальню, где за специально купленным письменным столом оборудовал себе с некоторых пор рабочее место. Вскрыв скальпелем первый конверт, я обнаружил в нем небрежно выдранный из школьной тетрадки один-единственный листочек, на котором крупным, явно мужским почерком было написано:

«Здравствуйте, Александр Григорьевич! Пишет вам так называемый «верхушечник». У меня есть знакомый, он живет на юге Рязанской области. Его мать рассказала недавно такую историю. У графа Шувалова (по-моему, ему и принадлежало имение) был то ли приказчик, то ли управляющий, который однажды вез мешок с деньгами через местную речку, но мост под ним подломился, и телега с деньгами ушла под воду. С той поры речку так и прозвали – Серебрянка. Я и сам на этой речушке бывал: искал там селище. А вот про деньги, в нее упавшие, тогда не знал. Сейчас от этой речушки осталось одно только почти напрочь высохшее русло (летом я ходил по ней в коротких резиновых сапогах). Когда же началась революция, управляющего того вроде бы арестовали, а дом его передали под колхозные нужды. Больше его никто никогда не видел. Сам дом, правда, все еще стоит. Разве что крыша обвалилась. Если вам эта история покажется интересной, можем съездить туда вместе и исследовать и реку, и остатки дома.

В городе, где я сейчас живу, тоже есть много чего интересного поискать. Жаль, что по-настоящему я стал интересоваться такими вопросами лишь после того как прочитал вашу книгу «Самые знаменитые клады России». Но ничего, до сентября я постараюсь выяснить подробности еще каких-нибудь занимательных историй. А вчера на старом кладбище нашел, кстати, серебряную пулю! Кажется, правда, не очень старую, то есть не из прошлого века.

Если мое письмо вас все же заинтересовало – звоните. С уважением, Слава Кошельков».

В нижней части странички был аккуратно выведен номер мобильного телефона, но в ту минуту я даже не стал его переписывать. Сказать по правде, письмо Славы-«верхушечника» меня почти не заинтересовало, особенно первая его часть. Какие-то отрывочные сведения о каком-то управляющем какого-то малознакомого мне графа. Бред! Допустим даже, что факт обрушения моста на данной речушке действительно имел когда-то место быть. Но сколько денег тот горемыка управляющий мог везти? Полпуда? Пуд? Хорошо, черт с ним, пусть даже все 20 килограммов. Только вряд ли за монеты столетней давности можно сейчас много выручить. Ясно ведь, что это отнюдь не раритеты и продавать их придется лишь на вес.

Унция серебра на лондонской бирже стоит ныне около пяти долларов. В одном килограмме содержится примерно 30 унций, а в двадцати килограммах, соответственно, – 600. Значит, вполне может набежать сумма в 3000 долларов. Для поддержания штанов оно, конечно, неплохо, вот только слишком уж много всяких «но» при этом возникает. Непонятно, например, где конкретно и как долго придется производить поиски: ни длину реки, ни ее ширину Слава Кошельков в своем письме не обозначил. Следовательно, розыск горстки монет может растянуться на неделю, а то и на две. А как известно, долгие поиски – лишние деньги.

Несколькими годами ранее опытным путем я вывел простенькую, но действенную формулу: день работы поисковика в «поле» требует расходов минимум в 50 долларов. Значит, за неделю будет потрачено порядка 350 долларов. Плюс дорога туда-обратно, плюс прочие накладные расходы… Так, глядишь, из гипотетической суммы в 3000 американских денег непосредственно на поиски утечет не менее тысячи. А оставшиеся две придется делить как минимум пополам: по тысяче себе и напарнику, пока еще неведомому мне Славику Кошелькову.

А ведь надо еще и покупателя найти на столь специфический товар! Новые поиски – новое время, а время – опять те же деньги. Словом, очередной минус. Проще говоря, даже по предварительным прикидкам выходило, что вместо мало-мальской прибыли данное дело может принести одни лишь убытки. Однако вот над строчкой про серебряную пулю я задумался всерьез. Ведь кто-то же эту пулю для чего-то изготовил! Да еще и использовал почему-то именно на кладбище!.. Да, здесь было над чем поразмыслить… Как известно, для организации столь специфичного производства, как отливка пуль, требуется приложение недюжинных усилий. Ну, допустим, сырье для производства одиночного боеприпаса можно найти без труда: сгодятся старые монеты, обломки бабушкиных брошек, серебряные ложки и прочая мелочевка… Да вот только температура плавления серебра, насколько мне помнится, приближается к тысяче градусов, а такую температуру в домашних условиях не получишь. Ни паяльник тут не поможет, ни газовая плита. Для отливки пуль требуются и особая печь, и специальная отливочная форма, и недюжинное слесарное умение! Но Слава, к сожалению, не заострил на серебряной пуле должного внимания.

Правда, в конце своего не слишком связного повествования он вскользь упомянул о еще «каких-нибудь историях», но тут и к бабке-гадалке можно не ходить: конечно же, имел в виду исключительно кладоискательские легенды, что выдавало в нем начинающего поисковика. Профессионалу же (каким я уже тогда себя мнил), требовалось больше конкретики и мотивации для организации в Энск хотя бы даже ознакомительной поездки.

Пока я предавался подобным размышлениям, рука моя машинально потянулась ко второму конверту, но тот неожиданно бойко выскользнул из пальцев и плавно спланировал с письменного стола на пол. Я инстинктивно дернулся следом, но в этот момент спину от поясницы до лопаток пронзила нестерпимо острая боль. Болезненно охнув, я неуклюже сполз с кресла и, покряхтывая, попытался осторожно поставить заклинившую спину на место. Когда боль слегка отступила, снова вспомнил о треклятом письме: оно по-прежнему полулежало на полу, опершись одним краем на стоявшую под столом гантель. Спортом, равно как и утренней зарядкой, я не занимался уже несколько последних лет, но гантели продолжал хранить, ибо время от времени использовал их в качестве примитивного пресса при склеивании предметов домашнего обихода.

Итак, получив «горячий» привет от «дедушки радикулита», я стал действовать осторожнее: медленно опустился на одно колено и, опершись для страховки одной рукой на столешницу, другую протянул к белому прямоугольнику. Однако стоило только мне ухватить его за уголок, как жгучая боль вновь пронзила с головы до ног. Я непроизвольно оперся на гантель, та, естественно, качнулась в сторону, поскольку стояла на торце, и… В общем, полностью потеряв опору, я со всего размаха приложился о стол левым ухом.

Теперь, по прошествии некоторого времени, я точно знаю: ежели уж Господь дает неразумному отроку столь недвусмысленные знаки, к ним нужно непременно прислушаться! А мне бы тогда хоть на секунду задуматься: почему вдруг буквально за считанные минуты на меня свалилось столько неприятностей?! Мне бы, дуралею, сразу следовало взять это письмо пинцетом и, не мешкая ни мгновения, сбросить, словно ядовитого паука, в мусорное ведро. Даже не распечатывая… Ведь если бы я поступил тогда столь мудро и осмотрительно, наверняка избежал бы потом целого букета рискованных и смертельно опасных приключений. Но русский человек, как известно, силен лишь задним умом, а на сигналы свыше реагирует с изрядной долей скептицизма и непростительным запозданием.

Поэтому в ту памятную субботу я лишь нервно помотал головой, обиженно потер отбитое ухо и все же подтянул конверт с изображенным на почтовой марке адмиралом Нагаевым к себе. Затем осторожно переместился обратно в кресло, вскрыл бумажный клапан и уже через секунду держал в руках два бумажных листа формата А-4, исписанные мелким округлым почерком. Поначалу решил, что автор письма – женщина (уж больно хорош и уборист был почерк!), но, прочитав вступление, понял, что и это послание принадлежит руке мужчины. Более того, духовному лицу.

Содержание второго письма я цитировать не буду – просто вкратце перескажу содержание. Основной смысл послания, отправленного из города Энска настоятелем Николо-Успенского собора отцом Аристархом, был, на первый взгляд, крайне далек от намека на какие-либо поисковые работы. Просто батюшка сообщал, что поскольку возложил на себя нелегкое бремя по возрождению монастырской жизни, решил облагородить и часть подведомственной ему территории. И в первую очередь – почистить совершенно заросший за последние несколько десятилетий монастырский пруд. «Раньше, – сетовал отец Аристарх, – сей водоем радовал своим умиротворяющим видом всю многочисленную братию, снабжая заодно трапезную отменными золотыми карасями. Но со временем питавший его источник почти полностью пересох, пруд постепенно густо заилился и к нынешнему моменту фактически превратился в зловонное болото». Далее отец Аристарх, вскользь подосадовав на нехватку денег и рабочих рук, переходил к главному – к причине, побудившей его обратиться за помощью не к специалистам по мелиорации, а ко «мне» – «…как к известному и уважаемому розыскнику кладов потаенных». Оказывается, от одной из своих прихожанок он узнал, что в самом начале 1943 года, когда немецкая воинская часть, некоторое время оккупировавшая город Энск, спешно отступала, именно в пруд при монастыре фрицы сбросили какие-то подозрительные ящики. И теперь отец Аристарх крайне опасался, что в тех ящиках могли храниться взрывоопасные предметы либо неиспользованные боеприпасы.

Собственно, именно поэтому он и просил меня уделить толику времени вверенному ему собору, дабы я подтвердил или опроверг сии крайне малоприятные для него досужие сведения. Ведь если на дне водоема и впрямь покоятся снаряды, то начинать очистку пруда было бы с его стороны непростительной глупостью, влекущей за собой смертельную опасность для участников данного мероприятия. В конце же своего обстоятельного письма, насыщенного плохо замаскированными комплиментами и реверансами, настоятель обещал – в случае проявления с моей стороны христианского сочувствия к бедам вверенного ему прихода – всенепременно обеспечить меня не только удобным пристанищем, но и трехразовым питанием в день на весь срок работы.

Письмо святого отца, не скрою, заинтересовало меня куда более, нежели предыдущее. В нем, во всяком случае, проблема была изложена конкретно, подробно и достаточно откровенно, не оставляя ни малейших сомнений в искренности намерений корреспондента. А уж его прозрачный намек на то, что денег он мне за мои услуги заплатить не сможет, и вовсе добавлял не только доверия к нему, но даже и некоторого уважения. Было совершенно очевидно, что хотя автор письма и состоит в духовном звании, но человек он бывалый и, следовательно, во всякого рода житейских ситуациях опытный. Такие слов на ветер не бросают и пустых обещаний не дают.

Подводя итоги свалившейся на меня информации, я пришел к выводу, что, получив за день всего два письма, обогатился тем не менее сразу тремя загадками: утонувшими в Серебрянке деньгами графа Шувалова, кладбищенской серебряной пулей и таинственными ящиками на дне монастырского пруда. Перебравшись с кресла на диван, я закинул руки за голову и предался сладостным мечтам. Ввиду того, что на вторую половину августа у меня намечался двухнедельный отпуск, перспектива поучаствовать в занимательных поисках показалась мне весьма привлекательной. Тем более что кроме бесплатного пансиона предложение настоятеля сулило (пусть пока и потенциально!) еще и существенную финансовую компоненту. Сам-то он об этом вряд ли догадывался, зато я не сомневался: утопленное немцами имущество может принести значительный доход.

Дело в том, что некоторое время назад в нашей стране была узаконена федеральная программа о выкупе у частных лиц любого военного имущества и оружия, и поручена была эта работа органам внутренних дел. Другими словами, теперь каждый мог доставить в ближайшее отделение милиции патроны, взрывчатку или оружие любой модели и любого калибра и без лишних разговоров получить за них деньги по твердо установленному тарифу прямо на месте. Один патрон, к примеру, оценивался в 5 рублей, а в стандартном ящике, как я знал, их содержится аж 500. Следовательно, один-единственный ящик с аналогичным содержимым мог принести 2500 рублей чистого дохода! А если немцы спустили под лёд не одну подводу с боевым арсеналом, тогда среди него могут оказаться и артиллерийские снаряды, и прочее оружие, пусть даже давно уже вышедшее из строя. Милиционеры работоспособностью доставленных им стволов не интересуются: принеси хоть насквозь проржавевшую винтовку – все равно получишь по таксе. А такса, как ни крути, очень даже привлекательная. Доставил автомат – получи 3500 рубликов! Пистолет – 2500. Даже за старый ржавый штык 200 рублей полагается. Конечно если у тебя в наличии всего один штык, то и париться не стоит: больше на дорогу потратишь. Ну а если их у вас пара сотен?!

Смущало только одно: доселе мне никогда не доводилось иметь дел ни с прудами, ни с болотами, ни с прочими водоемами. Впрочем, терзался я недолго. «Я ведь там не один буду колупаться, – пришла спасительная мысль. – Наверняка и помощники найдутся, и техника какая-никакая… Справлюсь! Соображу, придумаю что-нибудь по ходу дела. Чай, не боги горшки обжигают!»

С такими мыслями и позвонил тем же вечером своему старому приятелю и компаньону по разным мужским делам Михаилу Воркунову, всерьез надеясь заинтересовать новой авантюрой и его. Благо Михаилу, как преподавателю, перед началом нового учебного года полагался двухмесячный отпуск, и, следовательно, свободного времени у него должно было быть навалом.

К телефону долго никто не подходил, и я уже собрался повесить трубку, как вдруг мембрана наконец щелкнула.

– А-а, это ты, Александр, – зевая, протянул мой друг в ответ на мое приветствие. – Не поздновато ли звонишь?

– Да разве ж сейчас поздно? – удивился я. – Всего-то половина десятого!

– Да я просто уже спать намылился, – вяло пробормотал он. – Устал сегодня как собака…

– С чего устал-то, если студенты твои все на каникулах?

– Хм… – саркастически хмыкнул он. – А кто, интересно, ремонт в аудиториях будет делать? К тому же и заработать за лето решил хоть немного. Путинские министры ведь только кричат на каждом углу, что якобы регулярно повышают зарплату учителям, но лично мне, клянусь, ни единой копейки за последние три года не перепало!..

– Так у нас во главе министерств завсегда самых отъявленных лгунов держат, – перебил его я и, не желая вдаваться в набившую оскомину политику, поспешил сменить тему. – А я к тебе, Михаил, как раз с идеей поправки финансовых дел! Представляешь, получил сегодня два прелюбопытнейших письма. И, что самое интересное, оба присланы из одного города, но… от разных лиц. – Далее я скороговоркой поведал другу о содержании писем и своих мыслях по этому поводу, после чего стал ждать ответной реакции.

Михаил долго сопел в трубку, но наконец сипло кашлянул и веско изрек:

– Идея твоя, Сашок, в принципе неплоха, что и говорить. И авторы писем вроде как заслуживают доверия: видно, что писали от души. Но если посмотреть на это дело с другой точки зрения, то получение какой-либо материальной выгоды от грядущего предприятия представляется мне весьма сомнительным. Бог знает, что там немцы утопили на самом деле! А здесь у меня заработок железный. Выкрасил коридор или, скажем, аудиторию – получил наликом. Поделился с ректором – поимел вторую аудиторию. Так, потихоньку-полегоньку, за отпуск можно и тысчонку баксов скопить. Работенка, разумеется, грязная и тяжелая, зато в отличие от твоих стремных прожектов надежная…

– Но ведь как-никак духовное лицо приглашает! И стол, и кров обещает…

– Знаем мы этот церковный стол! – презрительно фыркнул Воркунов. – Навалят пшенной каши без масла – вот тебе и все угощение. А у меня от постоянных нервотрепок желудок и без того уже привередливым стал. И вообще, Сашок, я не стал бы на твоем месте столь безоглядно доверять духовным лицам: они, знаешь ли, те еще жуки, испокон веков себе на уме были! Эта, блин, хитрая братия, своей выгоды никогда не упустит, поверь! Так что вот тебе мой совет, Сашок: если уж совсем невмоготу, так и быть, съезди в этот городок на пару-тройку деньков. Разведай обстановочку, осмотрись… Пообщайся с настоятелем, оцени объем работ, с местными старожилами покалякай…

– Кстати, – прервал я наставления приятеля, – а ты не знаешь, каким способом лучше и легче всего обнаруживать подводные залежи железа?

– Завтра спрошу у своих в коллективе, – зычно зевнув, ответствовал Михаил. – У нас один мужик вроде как раньше в геологоразведочном преподавал. Так что позвоню вечером, ага? Ну, будь здоров…

Глава 2. Техника нужна как воздух

На следующей день, промаявшись на работе в ожидании законных отпускных до обеда и оставив сослуживцам два фруктовых торта (в качестве компенсации за грядущее двухнедельное отсутствие), я с чистой совестью отправился домой. Став с недавних пор счастливым пользователем Интернета, я буквально горел желанием выяснить всю возможную информацию о городе, который предстояло вскоре посетить, однако, просидев за монитором около часа, узнал лишь сведения общего характера. К примеру, что в 1972 году население Энска составляло всего 8250 человек. Что в городе развиты текстильная промышленность и производство стройматериалов. Что Энск знаменит неплохо сохранившимся собором ХVIII века, носящим имя великомученицы Варвары, а также пришедшим в упадок мужским монастырем (предположительно ХIV века) с уникальным по внешнему убранству храмом Николая-угодника. Еще узнал, что 14 февраля 1929 года в этом городе родился Герой Советского Союза В.М. Красновский… Словом, относительно информации насчет города Энска хваленый Интернет оказался на редкость скуп.

А вечером, как и обещал, позвонил мой друг Воркунов. Пробубнив несколько дежурных фраз на тему погоды и здоровья, он быстро перешел к делу:

– Короче, поговорил я с нашим Жорой Городовским о твоей проблеме… И он предлагает тебе прямо завтра наведаться в Московский геологоразведочный институт, что возле метро «Беляево». Заодно дал и телефончик своего приятеля с кафедры Физических методов разведки. Зовут Леонидом. По специальности работает лет двадцать, так что лучше него ты вряд ли кого сыщешь. Звони не откладывая. – Михаил протараторил номер телефона «специалиста Леонида» и, сославшись на сильную усталость, попрощался.

Я же, последовав его совету, решительно взялся за телефон.

– Слушаю вас, – прозвучал в трубке мягкий, прямо-таки подушечный баритон.

– Меня зовут Александр Григорьевич, – вежливо представился я, – звоню вам по рекомендации Георгия Городовского. В связи с назревшей и крайне насущной необходимостью хочу проконсультироваться по поводу геофизических методов поиска скрытых, но достаточно крупных масс металла. Не могли бы вы, если, конечно, я вас не слишком отвлекаю и беспокою…

– Ерунда, продолжайте, – промурлыкал собеседник. – Главное, объясните свою проблему как можно конкретнее.

– Дело в том, – воодушевился я, – что ко мне обратились весьма уважаемые люди, пожелавшие очистить небольшой водоем от многолетнего скопления ила. Но для начала они хотят выяснить, не покоятся ли со времен минувшей войны на дне этого водоема взрывоопасные боеприпасы. Ведь вокруг люди, постройки… Ну, сами понимаете. А беспокоить саперов понапрасну им не хочется, поскольку полной уверенности в наличии под водой опасных предметов у них нет. Вот, собственно, именно в этом мой вопрос и заключается: существуют ли какие-нибудь несложные приборы, позволяющие быстро, но точно и безопасно выявить залежи металла под водой? – В ожидании отрицательного ответа я сжался как испуганная мышь.

– Так в этом и состоит суть вашей проблемы? – несколько разочарованно произнес Леонид.

– Что знаю, то и рассказал, – придал я голосу убедительности. – Забыл упомянуть лишь, что обсуждаемый нами водоем – небольшой пруд – расположен на территории монастыря. А это, как вы, надеюсь, понимаете, невольно влечет за собой определенные трудности…

– Да никаких трудностей! – бодро заверил меня специалист-геофизик. – Приборы такие действительно существуют, просто чтобы они среагировали на залежи металла, масса последних должна быть довольно внушительной – от двадцати до пятидесяти килограммов. Вы располагаете хоть какими-нибудь сведениями, сколько примерно может оказаться на дне того пруда пресловутого железа? Или, к примеру, насколько равномерно оно распределено по дну?

– Если немцы при отступлении действительно сбросили боеприпасы в воду, то, полагаю, не менее одной машины, – поделился я своей догадкой. И чуть менее уверенно добавил: – А может, и больше… Во всяком случае раз этот факт свидетелями – пусть и малочисленными! – был зафиксирован, значит, фрицы избавлялись от каких-то внушительных объемов снаряжения. А поскольку дело происходило зимой, то оружие они скорее всего попросту сваливали в проруби. И тогда весь сброшенный под лёд металл должен лежать до сих пор компактно. Но вот сколько именно его там – я понятия не имею!

– Что ж, – подытожил Леонид, – тогда для поисков «отголосков войны» вам лучше всего подойдет протонный магнитометр.

– Впервые слышу о таком…

– Магнитометр – это небольшой и не очень тяжелый прибор, – пустился в объяснения геофизик, – он легко переносится и обслуживается одним человеком. Если пруд действительно небольшой, то за час, максимум два вы без особого труда отыщете все места скопления на его дне любого металла.

– А глубина водоема может отразиться на результатах поиска?

– Никоим образом, – отмел мои сомнения Леонид.

– А не посоветуете, где можно заполучить такой замечательный приборчик? – просительно заскулил я. – Хотя бы во временное пользование…

– Вот с этим, увы, проблема. – Голос собеседника разом перестал быть «подушечным». – Наши студенты отбыли на летнюю полевую практику и забрали с собой все работоспособные приборы…

– А неработоспособные? – вмиг сориентировался я.

– Что – неработоспособные? – чуть растерянно переспросил Леонид. Но тотчас сообразил: – Нет, нет, что вы?! Все сломанное оборудование хранится, конечно, в нашей мастерской, но оно совершенно непригодно к использованию!

– И все-таки практика утверждает обратное: из двух неработающих агрегатов всегда можно собрать один работающий!

– Ох, сомневаюсь…

– Тогда из трех! – поднажал я. И торопливо добавил: – Да вы не сомневайтесь, Леонид, я готов заплатить и за ремонтные работы, и за аренду прибора. Люди-то все-таки просят уважаемые, духовные, негоже отказывать их просьбе, не по-христиански это…

Видимо, последние мои доводы показались Леониду убедительными. Во всяком случае он, недолго поколебавшись, пригласил меня назавтра в свой институт. На том мы виртуально и раскланялись, а на следующий день, ровно в половине десятого утра, я уже шагнул в широкие двери геологического института.

Из собственных студенческих лет мне помнилось, что летом в учебных заведениях всегда тихо и пустынно. И вдруг оказалось, что я ошибался: по громадному холлу первого этажа бойко сновали туда-сюда группки молодежи с учебниками и тетрадками в руках. Поминутно спрашивая дорогу, я не без труда отыскал нужную мне комнату № 328 и, предварительно постучав по растрескавшейся от времени филёнке, вошел внутрь. Навстречу из-за стола поднялся рыжеволосый мужчина двухметрового роста. Приветливо улыбаясь, он протянул мне ладонь, в которой запросто мог разместиться волейбольный мяч.

– Я ждал вас, Александр! – С этими словами Леонид поволок меня в лабиринт незнакомых коридоров, витиевато переплетающихся друг с другом. – Сейчас мы с вами наведаемся в нашу мастерскую, где и посмотрим, что там у нас сохранилось из старья…

Слово «старьё» меня несколько покоробило, поэтому мысленно я парировал: «Некоторое "старьё" может дать сто очков вперед иному "новью"».

– Дима, – окликнул в этот момент Леонид пожилого мужчину в бесформенном линялом халате, удалявшегося от нас с большой коробкой в руках, – не уходи! Тут в тебе потребность назрела…

Мужчина повернулся и вопросительно на нас уставился.

– Здравствуйте, Дима! – протянул я ему руку.

Тот поставил свою ношу на пол и молча ответил мне учтивым рукопожатием.

– Дима, не найдется ли в твоей каморке достаточно запчастей, чтобы собрать Александру, моему знакомому, работоспособный магнитометр? – опередил меня с вопросом Леонид.

– А черт его знает! – неопределенно пожал плечами Дмитрий. – А тебе для каких целей? – повернулся он ко мне.

– Планирую поиски металла на дне небольшого пруда.

– Понятно, – хохотнул он, – клад, значит, найти хочешь…

– Что-то вроде того, – не стал спорить я.

Дмитрий извлек из кармана связку ключей, отыскал нужный и подвел нас к двери с табличкой «Аудитория 3Б». Скрипнул замок, и мы оказались в довольно просторной комнате, оборудованной под слесарную мастерскую. По центру ее тянулся длинный стол, заваленный всевозможными железками, а обе боковые стены были сплошь увешаны полками и заставлены металлическими стеллажами.

– Я вас оставлю на минутку, – задержался в дверях Леонид, – один важный звонок должен срочно сделать.

– Сказать откровенно, – приблизился ко мне Дмитрий, когда мы остались одни, и обдал меня легким запахом перегара, – ничего приличного из нашего барахла смастерить не удастся.

– Да мне любой примитив сгодится, – загнусавил я подобно клянчащему конфету ребенку, – лишь бы хоть что-то показывал. А насчет оплаты не волнуйтесь: сколько скажете, столько и заплачу.

Механик вновь пожал плечами, буркнул недовольно: «Но я предупредил» и хозяйски зашагал вдоль полок, снимая с них разнокалиберные устройства и детали. Когда вывалил их на стол, поманил меня и приступил к ознакомительной «лекции»:

– Вот эти штанги, думаю, еще послужат. Одна ввинчивается в «головку», а вторая ее удлиняет. Вот на всякий случай еще одна удлинялка, авось пригодится, а вот и сама «головка»…

– И что мне с этой «головкой» делать? – осторожно потряс я коричневый пластиковый бачок размером с литровую банку.

– Наполни ее дома керосином и крепко закупорь пробкой.

«Керосином?! Это что, насмешка или издевка?» – хотел было обидеться я, но взглянув на монументально высеченную физиономию механика, успокоился: он уже от природы вряд ли был способен на подобного рода розыгрыши.

– Если «голова» даст течь, – продолжал бубнить меж тем Дмитрий, – керосин из нее сразу же слей, а трещину залепи эпоксидкой. «Подвески» тоже бери, – придвинул он мне ворох похожих на конскую упряжь ремней, – вот еще кабелей сразу две штуки даю: если один вдруг оборвется, перепаивать не придется.

– А может оборваться? – опасливо поинтересовался я.

– Кабели только от криворукости человеческой рвутся, – съехидничал механик. Но потом добавил более миролюбиво: – Ну или разве что за толстую ветку невзначай зацепятся. С другой стороны, откуда деревьям на озере взяться?…

– На пруду, – машинально уточнил я.

– Не велика разница. В любом случае нужно пользоваться только деревянной или резиновой лодкой и ни в коем случае не металлической! И вообще «головку» прибора держи подальше от всякого железа – показатели точнее будут. – Я понимающе кивнул, и Дмитрий, ткнув пальцем в три серых одинаковых прибора с узкими табло и большими черными кнопками, продолжил: – Вот с чем основная проблема! Это электронные блоки, но на данный момент все три неисправны. На одном разбито табло, в другом вышла из строя плата высокого напряжения, а в третьем сгорела основная плата…

– За плату мы заплатим, – скаламбурил я, – назовите только цену.

– По идее, здесь можно было бы только табло перепаять, – неожиданно проникновенно заглянул мне в глаза механик, – но к нему ведь не подлезешь. Так что все равно придется все три блока вскрывать. Работы на два дня минимум, а поскольку возиться с ними придется во внеурочное время… Две тысячи! – выпалил он.

Сумма, конечно, была запрошена приличная, но не смертельная, но я на всякий случай с притворным сожалением вздохнул и сказал:

– Оплата справедливая, согласен. Вот только сроки меня, увы, не устраивают. Если б прибор был готов уже к завтрашнему дню, тогда, пожалуй, и договорились бы. А через два дня… Нет, поздновато… Так что, – протянул я Дмитрию руку, как бы прощаясь, – бывайте здоровы!

Механик, явно не ожидавший подобного поворота событий, растерянно захлопал ресницами, и в этот момент в мастерскую вошел Леонид.

– Ну, как дела, друзья? – мазнул он взглядом по разложенным на столе предметам. – Родились какие-нибудь идеи?

– Если бы… – «удрученно» махнул я рукой. – Меня сроки поджимают, а Дмитрий слишком занят – не успевает к нужному мне дню починить магнитометр.

– Занят?! – вскинулся на механика Леонид. – Твои дела и до сентября подождать могут, Дима! Так что принимайся за ремонт прямо сейчас! Имей совесть: как-никак, духовным лицам этот прибор нужен!

– Ну, коли для духовников, тогда сделаю… – пошел механик на попятную, стараясь выглядеть недовольным, однако будучи не в силах сдержать удовлетворенной улыбки.

…На следующий день я вновь приехал к Леониду и уже с порога увидел на его рабочем столе обещанный магнитометр. Далее начался процесс моего обучения: сборка и подготовка хитроумной конструкции к работе, регистрация и считка данных замеряемого магнитного поля… Когда с теорией было покончено, я задал Леониду самый животрепещущий для меня вопрос:

– Так как же все-таки отыскать с помощью магнитометра залежи металла?

– Смотрите сюда, – ответил он и, положив перед собой чистый лист бумаги, лихим взмахом карандаша изобразил на нем неровный овал. – Это пруд. А вот это – оператор или, скажем так, ваш помощник, – подрисовал он фигурку человечка рядом с овалом. – Для начала вам нужно будет протянуть над прудом мерную веревку длиной, разумеется, несколько большей, нежели ширина самого водоема. Метки на веревку нанесите заранее обычной изолентой: накрутите ее, допустим, через каждые два метра. Затем привяжите к концам веревки по колышку и вдвоем с оператором протяните ее над поверхностью пруда с одного берега на другой. – Леонид прочертил прямую, пересекающую овал линию, а затем нанес на нее десять маленьких черточек. – Вот, собственно, на этом и строится практическая основа, помогающая выявлять любую подземную либо подводную магнитную аномалию. Далее вы на лодке подплываете к первой метке на веревке, поворачиваете указатель режима на магнитометре в положение 53 и нажимаете кнопку «Пуск». Спустя пару секунд в окошечке табло высветятся пять цифр. На первую внимания не обращайте, а вот следующие четыре непременно зафиксируйте на бумаге, а лучше прямо на схеме пруда. Потом, перебирая веревку руками, доплываете до второй метки и проделываете то же самое. И так до тех пор, пока не упретесь в противоположный берег.

– И в итоге у меня получится некий числовой ряд… – начал было я размышлять вслух, но Леонид меня перебил:

– Нет, по одному числовому ряду сделать нужных выводов вы не сможете. Поэтому придется перенести мерную веревку на два метра в сторону и проделать все процедуры в том же порядке.

– И далее пройтись так по всей площади пруда? – высказал я догадку.

– Совершенно верно, – поощрительно улыбнулся Леонид. – Молодцы, быстро схватываете!

– Спасибо. А что со всеми этими цифрами делать потом?

– Всего лишь поработать над ними головой, – снова улыбнулся он. – Снять пару-тройку сотен цифровых показаний сможет, как известно, даже школьник. А вот правильно обработать полученный объем данных по силам только внимательному и опытному оператору. Понятно, что опыта у вас пока нет, но, надеюсь, мои дальнейшие объяснения вам помогут…

Лекция геофизика длилась до тех пор, пока я окончательно не усвоил методику нанесения на чистый лист бумаги виртуальных магнитных бугров и впадин. Зато стены МГРИ я покинул не только с вожделенным магнитометром, но и с несколькими использованными магнитограммами, любезно представленными мне Леонидом для дополнительной домашней практики. С механиком Дмитрием расплатился прямо на месте и, разумеется, наличными. Что же касается платы за аренду прибора, то пообещал просто руководителю кафедры непременно сводить его по окончании своих работ в хороший ресторан. Возражений на мое предложение не последовало.

Глава 3. Первые препоны

Когда настала пора идти на вокзал за билетами, меня вдруг охватил необъяснимый мандраж: все валилось из рук, тело налилось буквально свинцовой тяжестью, ноги неудержимо влекли к дивану. Не став противиться, я лег, по возможности расслабился и попытался понять причину столь странного поведения организма. Каких-то особых причин для волнения вроде бы не было: решение посетить монастырь я принял сугубо добровольно, никакими юридическими обязательствами себя не обременял. Поэтому недолгую предстоящую поездку в Энск мысленно попытался отнести к разряду самой заурядной туристической. «Съезжу, отдохну, – старательно успокаивал я себя, – подышу свежим воздухом. Полюбуюсь местными достопримечательностями, вволю накупаюсь в местной речке, свежего деревенского молочка попью… Ничего страшного со мной не случится. Чай, в обычный российский городок еду. Ну да, добираться придется с пересадками, так разве ж мне привыкать? Прорвусь!..»

«Накачав» себя подобным образом, я решительно вернулся в вертикальное положение и принялся за сборы. Собирался тщательно. Прежде всего, как обычно, составил два списка: в первый внес все, что должно было помочь мне справиться с поставленной задачей, а во второй – предметы одежды, гигиены и прочие бытовые мелочи. Снаряжение тоже отбирал придирчиво, но в итоге все равно образовались два рюкзака и сумка. Прикинув их на вес, я поначалу даже крякнул от натуги, однако выкладывать ничего не стал. Решил, что лучше немного попотеть, чем в самый ответственный момент оказаться вдруг без какой-нибудь нужной мелочи.

Покончив со сборами, выключил в квартире все, что выключалось и, обвешав себя поклажей, двинулся на вокзал. Ну а дальше все пошло как по накатанным рельсам: метро, перрон, вагон, кивок пожилой проводницы, полка в плацкартном вагоне. Ближе к ночи я выпил стакан чая и, отказавшись играть с соседями по купе в «подкидного», завалился спать: решил отдохнуть перед полным неизвестности грядущим днем. Желанный сон однако долго не приходил: меня то накрывало пронизанной тревожными видениями полусонной волной, то бросало в жар от страха, что я проспал свою остановку. Пищали измученные летней духотой маленькие дети, звенели ложки в пустых стеклянных стаканах, жалобно скрипели вагонные колеса…

Ночь тем не менее пролетела мгновенно, и только электрический писк походного будильника заставил меня открыть глаза. По счастью, вовремя. Едва я успел натянуть одежду, как поезд нервно задергался на стрелочных переходах, явно уже приближаясь к станции. Из-за плотного предутреннего тумана видимость за окном была практически нулевой: вагон осторожно крался мимо каких-то мрачных, похожих на элеваторы строений, готовясь вот-вот замереть окончательно. Подхватив свой багаж, я ринулся в тамбур. Заспанная проводница, приглаживая на ходу всклокоченную прическу, грубо протиснулась мимо меня и принялась отпирать дверь, не попадая спросонок ключом в замочную скважину.

– Стоянка – одна минута, – хмуро буркнула она, справившись наконец с замком и распахнув дверь.

– Спасибо, что предупредили, – столь же «любезно» ответил я, – иначе я точно не успел бы выйти.

Спустившись на плохо забетонированную дорожку, начал озираться по сторонам, желая как можно скорее сориентироваться в незнакомом месте. Тут очень кстати мимо просеменила навьюченная баулами женщина, и я пристроился следом, надеясь, что она выведет меня к зданию вокзала. Мой расчет оправдался: уже спустя пару минут я стоял перед одноэтажным зданием с черепичной крышей, на фронтоне которого красовалась вывеска с надписью «Кондилово». Толкнув входную дверь, оказался в небольшом сумрачном зале ожидания, где на стенах пылились плакаты времен «развитого социализма», а на нескольких жестких скамейках дремали порядка шести-семи пассажиров. Опустился на ближайшую скамейку и я. Соседкой оказалась закутанная в платок девушка, то и дело поглядывавшая на ручные часики. Я негромко кашлянул, дабы привлечь ее внимание, и она тотчас повернулась в мою сторону.

– Извините за беспокойство, – как можно дружелюбнее улыбнулся ей я, – не подскажете, когда пойдет автобус до Энска?

И без того огромные глаза девушки расширились еще более.

– А отсюда «пазики» только до Черничино и Линёво ходят!

– Тогда как же мне попасть в Энск? – обескураженно спросил я.

– Вам надо было до станции Деребнёво доехать, – жалостливо покачала головой девушка. – Вы просто чуть раньше с поезда сошли…

– Но, судя по карте, отсюда до Энска самое короткое расстояние, – возразил я, не желая мириться со столь обидным проколом. – Вы, наверное, сами просто не в курсе.

– Это я-то не в курсе?! – снова округлила глаза соседка по скамейке. – Да я в Энске без малого двадцать пять лет прожила! Впрочем, если вы не торопитесь, можете подождать до обеда: в два сорок семь здесь останавливается 48-й поезд. Доедете на нем до Деребнёво и к вечеру точно попадете в свой Энск.

– Если бы он был мой, – вздохнул я, обреченно откидываясь на спинку скамьи, – вряд ли я дорoгой тогда ошибся бы.

– К родственникам едете? – после недолгой паузы поинтересовалась девушка, решив, видимо, хоть как-то отвлечь меня от грустных мыслей.

– Нет, на работу, по приглашению, – охотно отозвался я, радуясь, что в гнетущей атмосфере зала ожидания звучит хоть один живой, да к тому же весьма приятный голосок.

– Пригласили, не сообщив верной дороги? – почти по-детски хихикнула она.

– Думаю, это я сам допустил оплошность, – покаянно развел я руками. – Мне следовало бы еще раз списаться с принимающей стороной для уточнения всех деталей, но ведь у нас, писателей, всегда столько всего в голове крутится, что поневоле некоторые моменты иной раз упускаешь…

– Так вы писатель?! – восторженно воззрилась на меня девушка. – Самый настоящий?

– Настоящий, – скромно кивнул я. – Но, как видите, толку от этого немного. Вместо того чтобы подъезжать сейчас к Энску, сижу вот здесь и…

Закончить фразу я не успел, поскольку в этот момент распахнулась одна из дверных створок, и в зал ожидания стремительно вошел высокий мужчина в сапогах и мотоциклетном шлеме старого образца.

– Дедушка, – мгновенно вскочила с места девушка, – ну наконец-то!

Она подбежала к мужчине и, пока помогала ему стаскивать с головы явно тесноватый для него шлем, я невольно залюбовался ее стройной гибкой фигуркой. «Вот кого надо на столичный подиум выводить! – подумалось мне. – Так нет: понабрали сплошь швабр костлявых. А здесь вон какие красавицы пропадают!..»

Меж тем мотоциклист и девушка приблизились к моей скамейке, и я тотчас поднялся, готовясь распрощаться с дамой по всем правилам.

– Никак, Танчик, ты себе ухажера завела? – пробасил мужчина, критически оглядывая меня с головы до ног. – А что? Вроде ничего, солидный парень…

– Ой, дедушка, – отмахнулась явно засмущавшаяся селянка, – опять ты в своем репертуаре! Это мой случайный знакомый, он из Москвы, писатель…

– Александр Григорьевич, – счел долгом представиться я.

– Вообще-то Александр ехал в Энск, – продолжила девушка, – но по ошибке сошел с поезда чуть раньше…

– Не иначе, бес попутал, – степенно проговорил мужчина. – Тогда, может, возьмем его с собой? А что? Довезем до наших Лисовок, а дальше он до Энска либо на катере доберется, либо пешком до моста дойдет.

– Но ты же писал, что мост еще по весне снесло, – удивилась красавица.

– Так это другой снесло, деревянный, – ответил он, подхватывая ее чемодан. – Да и то, пока тебя не было, восстановить успели…

Я задумался. С одной стороны, спустя несколько часов сюда прибудет поезд, который на сей раз точно доставит меня в нужную точку, а с другой… С другой стороны, хотелось еще хоть какое-то время провести в обществе столь приятной девушки, а заодно и подробнее разузнать о прочих известных дорогах до Энска. Очень кстати припомнив совет Михаила не пренебрегать общением с местным населением, я торопливо подтянул к себе один из рюкзаков и сказал:

– Буду очень признателен за помощь. Надеюсь, я вас не стесню?

– Не стеснишь, – заверил мужчина, уже направляясь к выходу. – У меня мотоцикл с коляской!

Действительно, метрах в двадцати от здания вокзала стоял мотоцикл, давно причисленный современными молодыми людьми к экзотическим видам транспорта. Правда, несмотря на оптимизм его владельца, с размещением багажа пришлось повозиться. Попробовав и так и этак, Федор Богданович, хозяин мотоцикла, уселся в итоге в коляску, а мы с Татьяной (так звали мою соседку по скамейке в зале ожидания) принялись утрамбовывать вокруг него наш немалый багаж. Рюкзак с магнитометром, сохранность которого волновала меня более всего, я повесил на спину, а сам пристроился потом позади Татьяны, уверенно взявшейся за руль.

Мотоцикл гулко заурчал и, быстро миновав прилепившийся к станции поселок, запылил вскоре по проселочной дороге вдоль огромного поля, по которому, несмотря на ранний час, уже медленно двигался окутанный клубами желтоватой пыли комбайн. Когда же поля закончились, мы въехали в странные на вид посадки, которые ни лесом, ни даже зарослями кустарника назвать было невозможно.

– Полигон это бывший, – пояснил Федор Богданович, перехватив мой недоуменный взгляд на скукожившиеся деревца неестественных размеров и форм. – По счастью, давно заброшен.

– И что же здесь испытывалось? – полюбопытствовал я.

– Химические бомбы «красные соколы» сюда скидывали. Но это еще до Большой войны было, при Тухачевском.

Созерцание изуродованного лесного массива навело меня на грустные мысли: уж коли еще в начале прошлого века человек был столь жесток к природе, то на какие же «зверства» он способен теперь?!

Когда мы въехали в молодую дубовую рощицу, на душе стало намного спокойнее. К тому же и сам характер дороги, наряду с окружавшим нас ландшафтом, существенно изменился. Теперь мы словно бы качались на застывших земляных волнах, и воспринималось это отчасти даже забавно, ведь на закованных в асфальт московских улицах таких дорожных «качелей» днем с огнем не сыщешь.

А потом грохот разношенного мотоциклетного мотора резко стих, и в мои измученные непривычным треском уши начал вливаться поток благодатной тишины. Татьяна остановила мотоцикл на высоком берегу реки и, видимо, не случайно: отсюда, со своеобразной смотровой площадки, открывался потрясающий вид на необъятное пространство речной долины. А на противоположном ее берегу прихотливыми группками строений раскинулся, подобно сказочному королевству, разноцветный городок, словно списанный с иллюстраций к сказке о Золотом петушке.

– А вон там и наша Лисовка! – гордо произнес Федор Богданович, приподнявшись с сиденья и указующе протянув руку вправо. – Место тихое и для отдыха очень даже приспособленное.

Я проследил взглядом за его рукой и сквозь листву лесозащитной посадки увидел металлические и шиферные крыши куда менее презентабельных строений, чем в «сказочном королевстве» за рекой.

– А на том берегу что за чудо? – кивнул я в сторону поразившего меня своей красотой городка.

– Так это и есть Энск, – ответила вместо Федора Богдановича Татьяна. – Только добраться до него вам будет непросто. Ближайший паром, который ходит в Энск регулярно, находится в Черногрудино, до которого идти не меньше часа, причем совсем в другую сторону. А шоссейный мост нам хотя и по дороге, только он еще дальше…

– Поехали пока к нам, – гулко перебил ее на удивление моложавый дед, – пообедаем, а заодно наш гость и поможет мне кое в чем. Вы, Александр, мужчина, я вижу, крепкий: авось, не откажете ветерану труда в помощи? Там всего-то на пару часов работки…

– Ой, и правда, погостите у нас хоть чуть-чуть! – азартно поддержала его девушка. – А мы с дедушкой расскажем вам про нашу жизнь здесь. Вы ведь, наверное, приехали в наши края ради поиска сюжета к какому-нибудь новому любовному роману?

«Почему обязательно к любовному?» – удивился я мысленно. Но, взглянув в радостно сияющие глаза деревенской красотки, понял, что в цветущем юном возрасте все девчата думают только об одном…

Приняв мое молчание за знак согласия, Татьяна энергично надавила на рычаг стартера. Мотоцикл снова взревел и помчал нас с вершины холмистого обрыва вниз, к дому моих новых знакомых. Поездка оказалась непродолжительной, а деревня Лисовки, мало чем отличавшаяся от других российских деревень, состояла всего из одной-единственной улицы, упрятанной в лесной чаще. Татьяна затормозила у добротных широких ворот, и я, не без удовольствия покинув тряское сиденье, помог Федору Богдановичу распахнуть их тяжелые створки и закатить «Урал» под специальный навес во дворе. Когда же разогнулся, застыл буквально столбом – настолько поразился красоте возвышавшегося передо мной ярко раскрашенного двухэтажного теремка, щедро украшенного искусной деревянной резьбой, фигурными ставнями и даже ажурным кованым флюгером!

– Что, нравится мое гнездышко? – горделиво поинтересовался хозяин усадьбы, приблизившись и франтовато подбоченившись.

– Фантастика! – только и смог выговорить я.

– Целых три года старую избу под эти вот хоромы собственными руками переделывал, – Федор Богданович показал мне свои мозолистые ладони. – Как на пенсию вышел, так и занялся. Здоровье позволяло, вот и взялся за рукоделие. Станки смастерил простецкие, инструмент подобрал… Зимой десяток-другой деревьев срублю, брусков да дощечек нужных размеров из них напилю, а уж с весны украшательством начинаю заниматься…

– Дедушка, Александр, – окликнула нас Татьяна с крылечка, куда уже успела перенести весь наш багаж, – давайте скорее завтракать! Наговоритесь еще!

Признав, не сговариваясь, правоту ее слов, мы с Федором Богдановичем проследовали в дом.

Внутри жилище не произвело на меня столь ошеломляющего впечатления, как снаружи, но все-таки я отметил мысленно, что и над интерьером хозяин потрудился изрядно. Традиционно небольшая деревенская кухня была значительно расширена и искусно совмещена с гостиной, а выступавшую из дальней стены деревенскую печь украшали старинные изразцы, придававшие ей сходство с миниатюрным рыцарским замком.

– А на втором этаже у меня даже городской туалет есть! – гордо вскинул подбородок Федор Богданович, присаживаясь за большой круглый стол, застеленный вышитой скатертью.

– Правда, летом он не работает, – шутливо-язвительно вставила Татьяна, – а зимой лично я на учебе.

– Да ладно уж, ладно тебе, – так же шутливо погрозил ей пальцем дед, – не позорь меня перед гостем! Давай лучше чайник ставь да из холодильника все на стол мечи! Баснями соловьев не кормят, знаешь ли… А ежели привезла чего из города, тоже выкладывай!

Тотчас началась обычная для таких моментов легкая суета, во время которой я с некоторой грустью убедился, что от исконно русского деревенского уклада в этом доме не осталось и следа. Воду кипятил электрический чайник, картошку с салом и луком поджаривала газовая плита, чай заваривался пакетный, хлеб нарезался городского происхождения, сметана покоилась в стандартных пластиковых стаканчиках… И лишь бесформенные куски сахара в фарфоровой миске выглядели необычно: явно были отколоты от больших сахарных голов, что, собственно, и придавало застолью толику деревенской экзотики.

Разумеется, во время трапезы внимание хозяев дома быстро переключилось на мою персону: оба поинтересовались, что я написал к настоящему моменту и каковы мои литературные планы на ближайшее будущее. Поскольку об истинных планах своего тезки-двойника я не имел ни малейшего представления, пришлось дать волю фантазии. Сказал, что изучаю сейчас историю семейной драмы знаменитого графа Шувалова, и в первую очередь – историю его безответной любви к прибывшей в соседнее село по заданию партии «Народная воля» молодой учительнице. Под собственную болтовню о приключениях свежевыдуманных персонажей я незаметно для себя «уговорил» большую тарелку супа и пяток блинов со сметаной, запив их двумя кружками приторно сладкого чая. Результат столь непродуманного обжорства не замедлил сказаться: меня вдруг сковала странная осоловелость, речь стала невнятной, а ресницы начали склеиваться помимо воли.

Заметив, видимо, мое беспомощное состояние, Татьяна вызвалась отвести меня на верхний этаж, в комнату для гостей и заезжих родственников. Безоговорочно поднявшись вслед за ней по деревянной и тоже резной лестнице, я очутился в просторном светлом помещении.

– Отдохните пока здесь, Александр, – сказала девушка. – С мебелью у нас тут, правда, не густо, зато в вашем распоряжении окажется замечательный диван. Он настолько старинный, что принадлежал еще моему прадеду… Теперь принадлежит Котофеичу, но я не хочу утомлять вас пустыми разговорами. Отдыхайте!..

Голос Татьяны доносился до меня словно сквозь слой ваты, а вот огромный, не менее двух метров в длину кожаный диванище, ограниченный с двух сторон солидных размеров валиками, подействовал точно укол морфина. Пошатываясь на враз ослабевших ногах, я почти незряче направился прямо к нему и, плюхнувшись на подушку, безвольно завалился на бок и пробормотал напоследок, извиняясь:

– Я только чуть-чуть отдохну, Танечка… А потом мы с вами… погуляем…

В этот момент неудержимый сон навалился на меня всей своей многопудовой массой, намертво припечатав к диванной коже.

…Проснулся я лишь к часу дня, но долго еще выплывал из мутных тревожных сновидений, ибо всем телом ощущал, как некая враждебная сущность словно бы придавливает меня обратно к дивану, обездвиживая и лишая последних сил. И лишь когда чрезвычайным напряжением век смог открыть глаза, сонный морок наконец отступил. А «враждебная сущность» из сна оказалась всего-навсего огромным черно-белым котом, уютно устроившимся у меня на груди. Вес у этого откормленного создания был далеко не хилый, поэтому я тут же предпринял попытку избавиться от него. Не тут-то было! Котяра неожиданно вонзил в меня острый частокол когтей. Судя по всему, он ни в какую не желал лишаться удобной «подстилки» в виде моей грудной клетки. И, как ни стыдно в том признаться, переместить его на пол мне удалось только после продолжительной и отчаянной борьбы.

Избавившись от веса и когтей шерстистого разбойника, я спешно натянул сандалии и спустился вниз. Оказавшись в безопасной зоне, еще раз сладко потянулся, вышел на крыльцо и… тут же прикрыл глаза ладонью: солнце било наотмашь!

– Ну вы прямо как памятник Ильичу на городской площади, – раздался поблизости смех Татьяны. – Вас, кстати, дедушка во дворе ждет. Так и просил передать: как только наш гость вырвется из лап Котофея, попроси, мол, его подойти ко мне.

– Да уж… – сконфуженно улыбнулся я, привыкая к солнечному свету. – Еле выбрался из объятий вашего разбойника. Похоже, вы этот шикарный диван именно ему на откуп отдали…

– Ну да. Когда диван еще внизу стоял, Котя успел его и обжить, и обмяукать, и обмурлыкать. Поэтому стоило нам перенести диван наверх, как он сразу туда же переселился и с тех пор чувствует себя его законным хозяином.

Так, отпуская милые шутки в адрес домашнего любимца, я в сопровождении Татьяны обогнул дом-теремок и увидел Федора Богдановича, который, стоя на одном колене, уверенными движениями обтесывал деревянный чурбачок.

– О, а вот и гость дорогой пожаловал, – отложил он при моем появлении топор в сторону. – Что ж, вовремя подоспел…

Помощь моя заключалась в сборке стропил для бани, заказанной Федору Богдановичу важным местным чиновником. («Надо же, и в такой глуши они водятся», – не без огорчения подумал я.) Работа оказалась для меня несложной: требовалось лишь подготовленные к сборке детали сильно стянуть и удерживать в таком положении до тех пор, пока мастер не скрепит их заранее выточенными на станке пробками. Во время совместной деятельности я присмотрелся к хозяину дома внимательнее. Хотя лицо его и было украшено строгой шкиперской бородкой, однако на прозвание «дед» он никоим образом не тянул. «На вокзале Татьяна проговорилась, что живет в этих краях уже почти двадцать пять лет, – начал я мысленно сопоставлять даты. – Ну, ей-то на вид больше и не дашь. Однако в таком случае Федору Богдановичу, коли уж она зовет его дедушкой, никак не может быть менее шестидесяти пяти. Но разве дашь ему даже пятьдесят? Да ни в жизнь! Директору нашего магазина вон сорок семь всего, а куда как старше выглядит. Тут же даже борода до сих пор черная, ни одного седого волоска! Странно как-то…»

Будучи изрядно смущен столь очевидным несоответствием, я в конце концов утешил себя мыслью, что кровного родства между хозяином дома и Татьяной может попросту и не быть. Бог знает, какие случаи сводят людей под одной крышей, тем паче в глухих деревнях! Может, на самом деле Таня – всего лишь приемная дочь Федора Богдановича, а дедушкой она называет его по сложившейся привычке либо чтобы подчеркнуть старшинство. На том и успокоился. К тому же в голове тем временем поселились уже новые, более насущные мысли, касающиеся главной цели моей поездки. Пора было определяться: либо тотчас раскланиваться с гостеприимными хозяевами и любым способом, пусть даже пешком, добираться до Энска, либо договариваться о сегодняшнем ночлеге здесь.

Федор Богданович словно прочитал мои мысли. Отложив в сторону очередную конструкцию, предложил сам:

– А не остаться ли вам, товарищ писатель, сегодня у нас? В городе вы ведь вряд ли теперь быстро найдете пристанище. Там на Ставропольской хотя и есть небольшая гостиница от бывшего коммунхоза, да только в сезон в нее не втиснуться. А ходить с просьбой о ночлеге по домам поздновато уже, боюсь, будет. После лихих девяностых наши люди теперь только до шести вечера незнакомцев на порог пускают, да и то не каждого. Так что оставайтесь, успеете вы в свой Энск. Посидим сегодня вечерком на веранде, о жизни покалякаем, может, пару-тройку идей и для ваших будущих книжек подкинем…

Предложение оказалось весьма своевременным, и жеманиться я не стал: чай, не барышня. Правда, оккупированный котищем диван придется либо отвоевывать, либо, на худой конец, делить по-братски. Ну да ничего, как-нибудь договоримся. Настроение мигом поднялось, и со стропилами для чужой бани мы покончили буквально за полчаса. Потом пили молоко, потом зачем-то ходили знакомиться с соседями слева, где тоже пили молоко, но уже с ванильными сухарями. А когда стало смеркаться, Татьяна предложила мне прогуляться до берега реки, чтобы полюбоваться оттуда огнями вечернего Энска.

Во время прогулки девушка вела себя отнюдь не деревенской скромницей: заливисто хохотала в ответ на мои немудреные шутки и не стесняясь опиралась на мою услужливо согнутую в локте руку. Меня, признаться, столь непосредственное ее поведение весьма ободрило. Вообразил даже, что угодил в истинно райское местечко, где все возможно и все достижимо. В конце нашей непродолжительной прогулки мы вышли к выдающемуся в сторону реки и украшенному тремя мощными березами мысу, совершили по нему своеобразный круг почета, постояли недолго прямо у кромки обрыва, полюбовавшись словно бы парящими над водой огоньками Энска, а потом двинулись в обратный путь.

На подходе к дому Татьяна умчалась вперед, чтобы подготовить мне постельные принадлежности, а я, оставшись один, задержался на вьющейся вдоль заборов тропинке: захотелось понаблюдать за уличными фонарями, образующими в ползущем с близкой воды тумане подобие чудесных световых пузырей. Увы, созерцательство мое очень скоро было прервано раздавшимся сзади странным звуком, и в ту же секунду какой-то тяжелый предмет с грохотом вонзился в один из столбов, поддерживавших ворота усадьбы Федора Богдановича. Приблизившись, я застыл в оцепенении: предмет оказался внушительных размеров топором. Когда же до меня наконец дошло, что прилетевший из темноты «гостинец» предназначался именно мне, я пулей шмыгнул в приоткрытые ворота, быстро захлопнул их за собой и лихорадочно трясущимися руками задвинул засов. После чего в три олимпийских прыжка достиг крыльца, а оттуда ужом скользнул в дом.

Пока переводил дыхание в сенях, попутно соображал, стоит ли сообщать о происшествии хозяину дома. В итоге, чуть успокоившись, решил, что не стоит. Было предельно ясно, что лично ко мне никто из обитателей Лисовок претензий не мог иметь априори, ибо я объявился здесь всего несколько часов назад и, соответственно, даже теоретически «насолить» никому не успел бы. Скорее всего столкнулся просто с дурацкой выходкой какого-то местного хулигана. А поскольку ничего страшного, по счастью, не произошло, говорить об имитации покушения было бы с моей стороны просто глупо. К тому же я отнюдь не собирался задерживаться здесь на сколь-нибудь длительный срок и, значит, вполне мог быть уверен в том, что подобный инцидент более не повторится.

Поэтому весь остаток вечера я мило улыбался хозяевам, активно поддерживал беседу с ними и даже с удовольствием кормил ненасытного Котофея, признавшего наконец во мне друга. После десяти, сославшись на усталость, я откланялся и поднялся наверх. Перед сном записал на всякий случай в блокнот все свои впечатления от первого дня отпуска: вдруг какие-то мелочи пригодятся моему тезке для очередного опуса?

Глава 4. Второй день – второе покушение

На следующий день глаза мои открылись сами по себе ни свет ни заря. Еще бы: именно сегодня мне надлежало познакомиться наконец с отцом Аристархом! Вещи свои я решил оставить пока в Лисовках: тащить их на себе невесть сколько километров, не имея точной уверенности, осталось ли любезное предложение настоятеля в силе, было бы с моей стороны по меньшей мере опрометчиво.

Не став будить хозяев, я вышел за ворота, с удовольствием вдохнул добрую порцию пока еще прохладного утреннего воздуха и, вспомнив о вчерашнем происшествии, невольно скосил глаза на столб, принявший предназначенный мне удар на себя. Топора в нем, разумеется, уже не оказалось, но треугольный след от лезвия зиял отчетливо и по-прежнему зловеще. «Меньше надо по ночам гулять, тогда и встреч с топорами избежишь», – подвел я мысленно итог неприятному инциденту. С тем и двинулся вдоль деревни, вспоминая на ходу полученные вчера от Федора Богдановича указания относительно правильного маршрута.

Примерно спустя полтора часа я и впрямь вышел из леса на открытое пространство, где пару минут постоял, любуясь представшей взору картиной. Река здесь делала плавный поворот на северо-восток, и вид на уходившую вдаль пойму поражал воистину величественной красотой. Справа по невысоким холмам тянулись недавно скошенные пшеничные поля, а слева пролегало переходившее в длинный бетонный мост разбитое асфальтовое шоссе. Сразу же за мостом начинались кварталы невысоких домиков, перемежавшихся густыми яблоневыми зарослями.

К сожалению, при свете дня Энск уже не показался мне столь же сказочным и таинственным, как накануне. Так, обычный провинциальный городишко, сотканный из разномастных домиков, возведенных разными владельцами в разные эпохи. Не сказать, чтобы я испытал от этого факта сильное разочарование, нет. Скорее, ощутил всем нутром своего рода предостережение. Город-мираж?…

Оказавшись на противоположной стороне моста, я первым делом подошел к плечистому мужчине, сидевшему на пустом ящике у дверей непрезентабельного на вид магазинчика. Взгляд у мужика был мутен и неустойчив, однако при виде меня он мигом поднялся и стал настойчиво совать мне в руку замусоленную сотню. Я невольно отшатнулся.

– Бери, бери, – ухватил меня мужчина за рукав. – Нам-то с Валериком Зинка уже не дает, а по тебе сразу видно, что ты не местный. А Зинка наша приезжих жуть как любит, так что тебе мигом бутылку «Ржаной» отпустит и даже на часы не взглянет.

– А-а, вот оно в чем дело, – запоздало сообразил я. – Водку, значит, купить не получается… Однако при чем же здесь часы? У нас в стране водку теперь вроде как в любое время суток продают.

– Д-дык это в стране, – икнул собеседник, – а у нас тут все не по-людски. С двух только спиртное велено отпускать.

– Это кто ж так распорядился?

– Да мэр наш, Юсуфыч, кто ж еще! А его ведьма-жена науськивает, точно тебе говорю.

– Ведьма? – озадаченно переспросил я.

– Ну да, она у него ведьма первостатейная, потомственная! Как появилась в наших краях, так никому от нее житья и не стало. Это тебе любой подтвердит, кого хошь спроси…

«Совсем, видать, алкаш сбрендил, – подумал я. – С ним болтать – только время терять». Вслух же сказал:

– К Зинке я, так и быть, заскочу, только подскажите мне, пожалуйста, как до монастыря добраться?

Неожиданно алкоголик насторожился и отступил на шаг назад.

– Выходит, и ты к ним приехал? – произнес он почти уже трезвым голосом. – Надо же… А с виду вроде не похож… – Он отступил от меня еще дальше и небрежно махнул в сторону улицы, уходившей влево. – Туда иди, там твой монастырь.

Пожав недоуменно плечами, я двинулся в указанном направлении и вскоре углубился в хаотическое скопище частных домиков. А когда пересекал неказистую детскую площадку, ко мне подбежал белобрысый мальчишка лет десяти.

– Дяденька, – бесцеремонно дернул он меня за рукав, – дай два рубля, мне на мороженое не хватает!

Привыкший к разновозрастным попрошайкам родной Москвы, я машинально полез в карман за мелочью, но вовремя сообразил, что парень вполне может и отработать «свои» деньги.

– Давай-ка, дружок, – присел я перед ним на корточки, – поучимся не просить, а зарабатывать. Мне не жалко, я готов дать тебе хоть двадцать рублей, – для убедительности я помахал перед его глазами двумя грязно-зелеными бумажками, – но сначала ты должен проводить меня до здешнего монастыря.

С обретением шустрого провожатого необходимость в поминутном опросе прохожих относительно дороги у меня отпала, и вскоре впереди показались наконец неровные монастырские стены. Я невольно прибавил шагу, но мальчишка меня остановил.

– Иди за мной, так ближе выйдет, – указал он грязным пальцем на уходивший в сторону кривой проулок, вымощенный сильно стесанными от времени камнями. – Тут недалеко мостик есть.

Я безропотно последовал за местным «Сусаниным», и после нескольких крутых поворотов проулок и в самом деле вывел нас к узкому оврагу. По дну его струился неширокий зеленоватый ручеек, через который были переброшены ничем не скрепленные грубые доски. Осторожно перебравшись по ним на противоположную сторону овражка, я поднял голову вверх и тут же опасливо втянул ее в плечи: прямо надо мной угрожающе нависли уходившие ввысь мрачные стены, и казалось, в любой момент можно ожидать неурочного падения с них уставшего лежать на своем месте кирпича. Необъяснимое беспокойство вызывали отчего-то и бойницы. Косо прорезанные сквозь почти метровой толщины известняк, они словно намекали, что в любую секунду из них может быть выпущена смертоносная стрела… Из состояния оцепенения меня вывел звонкий голосок юного проводника:

– Сюда, сюда, дяденька! Проход уже близко!

Проход и в самом деле оказался недалеко, но представлял он собой обычный пролом в защитной монастырской стене. Обогнув полукруглую башню, я увидел неширокую трещину, рассекавшую стену почти доверху. Мы по очереди протиснулись в нее, и оба едва не угодили ногами в доверху наполненные цементным раствором носилки. Неподалеку громоздились высоченные кучи камней и битого кирпича, по земле были разбросаны мастерки и отвесы. Не наблюдалось лишь самих каменщиков, но и без того было предельно ясно, что жить трещине в стене осталось недолго.

Миновав безобразный пролом, я увидел на диво хорошо сохранившийся (или недавно отреставрированный) храм, гордо вздымавшийся на самой вершине невысокого плоского холма. Открыв от изумления рот, я машинально двинулся к нему, искренне любуясь прихотливо украшенными стенами, лазоревыми маковками и лучезарно сияющими крестами. И даже догадался, что именно эту узорчатую церковь взял в качестве образца для перестройки своего дома Федор Богданович.

– Дяденька, а денежки как же? – напомнил о себе чумазый как чертенок пацан, забежав вперед и преградив мне дорогу.

– Ах, да, да, бери, конечно, – с готовностью полез я в карман. – Молодец, заслужил!

Пока я извлекал из узкого кармана джинсов бумажную мелочевку, удалось рассмотреть своего юного проводника подробнее. Ветхая, неоднократно штопанная рубаха, босые исцарапанные ноги и давно не стриженная голова вызвали во мне невольную жалость, поэтому вместо оговоренной двадцатки я вручил парнишке полтинник. Он, сроду, видимо, не державший в руках таких денег, и опасаясь, что я передумаю, тотчас сорвался с места и умчался быстрее ветра.

И как раз в этот момент из храма вышел дородный мужчина в черной, перетянутой брезентовым поясом рясе. Отряхнув руки, он огляделся и, заметив меня, удовлетворенно кивнул и двинулся навстречу первым.

– Подвезли бревна? – плотоядно облизнувшись, спросил он, приблизившись. – Тогда начинайте сгружать их вон там, у колокольни. Рабочими я вас сейчас обеспечу.

– Извините, но я не бревна, я вам себя привез, – вежливо улыбнулся я и представился: – Александр Григорьевич, писатель из Москвы. Если вы отец Аристарх, то должны вспомнить, что не так давно отправили мне письмо с приглашением…

Смена эмоций – от величественного спокойствия до безмерного удивления – смотрелась на круглом лице священнослужителя презабавно, однако он быстро овладел собой, гулко кашлянул и, дружелюбно осклабившись, протянул мне для рукопожатия сразу обе руки.

– Господи, – несколько театрально воскликнул он при этом, – радость-то какая!.. Но не ожидал, признаться, вашего столь скорого прибытия. И почему ж вы с главного входа не вошли? – зачастил он, ласково беря меня под руку и не давая вымолвить ни слова. – В дыру-то эту у нас только местные шастают. А у главного входа привратник дежурит, и он вам мигом показал бы, где меня найти. А я-то ведь решил поначалу, что вы бревна из Волчанского лесничества привезли… Мы ж тут, в провинции, исключительно на подножном корму живем: что где достанем для восстановления храма Божьего – тому и рады беспредельно…

– Так вы, значит, все-таки и есть написавший мне письмо отец Аристарх? – улучив момент, пока батюшка набирал в свою необъятную грудь воздух для очередной тирады, уточнил я.

– Он самый, он самый! – радостно подтвердил настоятель. – Добро, как говорится, пожаловать в наш монастырь! Ох, а что ж это вы без вещей-то? – обеспокоился он вдруг. – Неужто решились налегке в путь пуститься?

– Не извольте беспокоиться, отец Аристарх, – успокоил я его мягко, – все необходимое я с собой захватил. Просто поскольку слегка сбился с пути, пришлось заночевать в другом месте. Там пока и оставил все свои вещи, в том числе и поисковое оборудование. Решил вначале познакомиться с вами, а заодно и с предстоящим фронтом работ.

– Мудро, очень мудро, – расцвел священник. – Всегда приятно иметь дело с предусмотрительным человеком.

– Не желаете ли показать мне свое хозяйство? – спросил я, стараясь поскорее перейти от не слишком содержательной беседы к делу. – Если, конечно, располагаете свободным временем.

– Вообще-то буквально с минуты на минуту должны прибыть две машины, – несколько воровато оглянулся настоятель на ворота, – но так и быть, извольте. Тем более что хозяйство наше не слишком велико, осмотр его много времени не займет. – Двинувшись по мощеной старыми кирпичами дорожке, он сходу приступил к объяснениям: – Справа от вас – знаменитый на весь город колодец со святой водой. Сюда даже от губернатора присылают ежедневно человека, чтобы набрал пару ведер. Вода здесь стоит хоть и низко – у колодца двадцать два метра пустого пространства, – зато вкусна необычайно. А это, – ткнул отец Аристарх перстом в сторону обшарпанного здания с поросшей мхом шиферной крышей, – наша трапезная. Построена в конце восемнадцатого века на месте сгоревшей деревянной постройки. Сейчас в ней ютятся и столовая, и общежитие для рабочих… Знаю, знаю, что не положено, – покаянно приложил он правую руку к висящему на груди большому кресту, – и властями светскими подобное непотребство не приветствуется. Санитарными правилами, видите ли, запрещено, и прочее, и прочее… Но куда ж нам, сирым, деваться?! Селить людей в городе и далековато, и за постой платить опять же надобно. А тут они у меня все как у Христа за пазухой. Все под рукой, все рядышком. Как говорится, есть где и помыться, есть где и подкрепиться.

Повернувшись в сторону ослепительно сиявшего храма, я, решив блеснуть эрудицией, осведомился:

– А это, наверное, и есть церковь Николая-угодника?

К безмерному моему удивлению, отец Аристарх неожиданно напрягся, словно увидел у меня в руках пистолет.

– А откуда, простите, вам о том известно? – сдавленно просипел он. – Я ведь, насколько помню, об этом храме ни словом вам в своем письме не обмолвился. Или вас уже кто-то из местных балаболов успел насчет моей епархии «просветить»?

– Нет-нет, что вы?! – отрицательно помотал я головой. – Ни с кем из жителей Энска я еще не знаком! А о храме Николая-угодника в Интернете просто вычитал…

– Так а где все-таки на постой остановились? – лицом мой собеседник вроде бы отмяк, но подозрительные нотки из голоса до конца не исчезли.

– В одной из деревень на том берегу, – махнул я рукой в сторону реки. – С хозяином успели поговорить пока только о ремонте его избы да об урожае орехов.

Последние мои слова явно успокоили настоятеля, и он продолжил ознакомительную экскурсию.

– В храм Николая-угодника мы заглянем позже, а сейчас предлагаю спуститься к пруду, о котором я вам писал.

Я согласился, и мы свернули в довольно большой, хотя и сильно запущенный сад, состоявший в основном из разносортных плодовых деревьев.

– А яблок, смотрю, в этом году уродилось маловато, – заметил я, кивнув на до сих пор висевший на ветках не слишком обильный урожай.

– Что верно, то верно: нынешний год выдался не шибко урожайным, – вздохнул настоятель. – Но я уже заготовил двести кубов навоза с торфом. Осень придет – всех брошу на расчистку и подкормку сада. Жалко ведь, раньше-то с каждого дерева по два мешка яблок и груш снимали… Вот как подготовлю жилье для первых послушников, так сразу и за сад, и за теплицы, и за пруд возьмусь… А вот, кстати, и он, – вытянул руку вперед отец Аристарх, подводя меня к краю невысокого обрыва.

Я взглянул вниз. Да уж, монастырский прудик выглядел ну просто идеальной находкой для любого желающего в нем что-нибудь схоронить. Располагался в естественной котловине и был далеко не так мал, как представлялось мне в мыслях. Навскидку длина его составляла не менее ста пятидесяти метров, а ширина, пожалуй, достигала пятидесяти, а то и всех семидесяти. С одной стороны пруд был прикрыт от любопытных взоров фруктовым садом, а с двух других – высокой монастырской стеной.

– Больно смотреть на царящие здесь ныне разруху и запустение! – вновь горестно вздохнул отец Аристарх. – А знали бы вы, какая жизнь кипела тут прежде! Более ста монахов и послушников постоянно при монастыре обретались! Сами себя снабжали и рыбой, и мёдом, и прочей растительной пищей, и воском для свечей… Груши монастырские поставляли даже в соседние города, благо те могли до весны храниться! Дюжина мастерских при монастыре имелась. Золотые пуговицы из них аж во Францию поставляли, а золототканые ризы самому московскому митрополиту везли! И это не считая крестиков нательных, цепочек, колечек всяких, светильников, чаш, окладов для икон… Ей-богу, треть населения всей Российской империи монастырскими творениями снабжалась! А сейчас что? Последние силы напрягаем, жилы рвем, а выбраться из нужды никак не сподобимся. Эх-х!..

Стенания настоятеля я слушал вполуха: все мое внимание было сейчас приковано исключительно к раскинувшемся внизу пруду, напоминавшему по форме разрезанное вдоль яйцо. Причем с восточной стороны пруд ограничивался высокой земляной плотиной, а с западной – зеленым хвостиком жидкой растительности, указывающей на наличие здесь некогда живительного источника.

– Прошу прощения, что перебиваю, отец Аристарх, – повернулся я к монотонно бубнившему о чем-то настоятелю, – но не позволите ли вы мне спуститься к водоему прямо сейчас? Хочу собрать предварительные данные, чтобы уже с завтрашнего дня начать работать с полной отдачей.

– Не возражаю, – охотно прервал свой нудный монолог священник, – работайте на здоровье! В конце концов вы в этом вопросе специалист – вам и карты в руки. А я тогда, с вашего позволения, вернусь к своим делам. У меня их тоже, знаете ли, невпроворот. Ежели понадоблюсь, ищите меня либо возле храма, либо в трапезной.

На том и расстались: настоятель исчез за гигантскими кустами смородины, а я, не мешкая ни секунды, кинулся вниз по склону. Сердце колотилось нещадно: неужели в каких-то тридцати метрах от меня и впрямь лежат старые боеприпасы, благодаря которым мне вскоре удастся заработать неплохие деньги?

Чтобы предстоящая поисковая операция прошла без досадных накладок, в первую очередь мне следовало составить карту пруда. Предусмотрительно захваченных с собой компаса, перочинного ножа и блокнота с карандашом оказалось вполне достаточно, поэтому к работе над картой я приступил немедленно. Срезал с ближайшей ветлы четыре ветки, воткнул их в четыре определенных с помощью компаса точки и заключил таким образом пруд в своеобразный прямоугольник. Затем промерил несколько сухих участков дна, после чего путем простейших геометрических расчетов вычислил примерные габариты водоема.

Впрочем, называть сие болото «водоемом» у меня уже и язык не поворачивался, ибо минимум треть его площади занимало хорошо просохшее глинистое дно, еще процентов сорок – нечто среднее между мелководной лагуной и болотной трясиной, и только оставшаяся часть была полностью покрыта мутной зеленоватой водой. Результаты своих расчетов я сразу занес в блокнот, ибо давно усвоил, что самый тупой карандаш лучше самой острой памяти. Запись получилась короткой:

«Добрался до монастыря. Территория колоссальная. Настоятель вроде как деловой мужик, только малость занудный.

Размеры пруда: длина – 164 м, ширина – 68–70 м. Вытянут с востока на запад. Длина плотины – 44 м».

Покончив с бумажной работой, я решил прикинуть, в какой именно точке немцы могли сбросить в воду свой взрывоопасный груз. Прогулявшись туда-сюда вдоль опушки сада, обнаружил вскоре единственное, на мой взгляд, удобное место для подъездной дороги к пруду. Так, если на всем протяжении склон был довольно крут, то между садом и питавшим пруд родничком проходила узкая полоса словно бы нарочно прикатанной почвы. «Что можно было возить в столь уединенное место? – пустился я в размышления. – Допустим, выловленную монахами рыбу. Но для пары мужиков с сетью вряд ли дорогу прокладывать стали бы. Воду из пруда вывозить наверх? Зачем, если около трапезной есть колодец?»

В задумчивости я двинулся вниз, стараясь держаться ближе к следам старой дороги, но вскоре, к вящему своему удивлению, понял, что идет она вовсе не к пруду, а как бы мимо него! Подойдя к руслу пересохшего ручья, я даже обнаружил жалкие остатки некогда имевшегося тут мостика, но и по ним можно было догадаться, что телегу тот мостик точно выдерживал. Перепрыгнув через узкую канавку бывшего русла, я проследовал дальше, однако очень скоро уткнулся в несокрушимую монастырскую стену с встроенной в нее небольшой башенкой.

Слежки за мной вроде бы не наблюдалось, и все-таки я начал приближаться к этой похожей на шахматную туру башенке, пригнувшись чуть ли не до земли и поминутно оглядываясь. Обогнув же преграждавшие путь кусты, вышел неожиданно к неплохо сохранившимся кубической формы воротам. Но куда могли вести они? Дальше ведь, насколько мне представлялось, простирались лишь камыши да… река.

Створки ворот были крепко-накрепко закрыты и, словно для дополнительной маскировки, выкрашены грязно-белой краской в тон стен. С целью проверки их прочности я поочередно навалился всем телом на каждую, но, увы, безрезультатно: обе даже не шелохнулись. С досады я лягнул по ним каблуком, и глухой звук, изданный потревоженным моим ударом деревом, однозначно продемонстрировал, что толщина данной преграды составляет не менее пятнадцати-двадцати сантиметров. При этом ни ручек, ни колец, ни даже замочной скважины на воротах не имелось. «Значит, – пришел я к резонному выводу, – войти в эти ворота можно только с противоположной стороны, откуда они, судя по всему, и запираются». Однако такой вывод слишком уж противоречил моим знаниям об устройстве крепостей и монастырей: насколько мне было известно, двери в подобных заведениях закрывались исключительно изнутри, и никогда – снаружи. Еще одна загадка…

Я повернулся к деревянной преграде спиной, в сердцах еще раз пнул ее пяткой и, не оглядываясь, побрел обратно к монастырю. А вот если б догадался напоследок обернуться, увидел бы, наверно, что мой последний удар почти наполовину приблизил меня к разгадке. Но усталость, голод и жажда оказались, увы, сильнее.

Едва не задохнувшись от быстрой ходьбы, я вскарабкался наверх, вышел к трапезной и, заняв позицию подле знаменитого колодца, начал осматриваться в поисках настоятеля. Увидев двух строителей в забрызганных известью спецовках, поинтересовался, не встречали ли они отца Аристарха. Один из них махнул рукавицей в сторону вздымавшегося сбоку собора:

– Данилыч-то? Да вроде только что у колокольни крутился…

Естественно, ноги тут же понесли меня к накрытой узорчатым шатром величественной башне, соединенной со зданием церкви крытым переходом. Обошел колокольню со всех сторон, заглянул в пристроенную сбоку строительную будочку – никого. «Ладно, – решил мысленно, – подожду еще пять минут, и если мой кормилец-поилец так и не появится, пойду в трапезную самовольно. В конце концов не оскудеет церковная харчевня от одной порции!»

Спрятавшись от солнца в куцый участок тени, образованный потемневшими от времени глыбами известнякового фундамента, я от нечего делать принялся рассматривать украшавшие стену примерно на двухметровой высоте изразцы. Однако вникнуть в тематику рисунков не удалось, ибо за спиной вдруг что-то угрожающе прошелестело, и уже в следующее мгновение земля содрогнулась от сильного удара, упруго отбросив меня в сторону. Крепко приложившись носом о камень, я в полном недоумении обернулся и… остолбенел: буквально в полуметре от меня глухо вибрировала вонзившаяся в утоптанную глину толстенная доска. Задрав голову вверх, я с ужасом осознал, что если б не отклонился чуток от злополучных изразцов, тяжеленная дубовая плаха запросто раскроила бы мой череп пополам… В тот же миг колокольня, земля и пылавшее в зените солнце закрутились передо мной в жутком стремительном хороводе, и я, точно сбитая с постамента статуя, тупо рухнул на кучу строительного мусора, напоследок чиркнув по доске еще и щекой.

…Сознание возвращалось в мою бренную оболочку постепенно и фрагментарно. То казалось, что меня куда-то несут, то спина ощутила вдруг жесткость твердой поверхности, потом губы уловили живительный поток льющейся на них воды.

– Да отойдите же все! – послышался с небес повелительный голос, и я, открыв глаза, увидел встревоженно склонившегося надо мной отца Аристарха. – Ну что вы тут столпились? Дайте человеку воздуха глотнуть! – строго выговаривал он кому-то. – Марш за столы! Вот несчастье-то… Хотя это, видимо, просто солнечный удар парня хватил. Все, разойтись всем немедленно! И квасу, Клава, квасу давай!..

Меня усадили на пол спиной к стене (это я осознал уже вполне отчетливо), и чья-то рука заботливо поднесла к моим губам армейскую кружку с шипучим напитком. Я осушил ее залпом, и, о чудо, обуревавший меня доселе морок вмиг испарился. Почти самостоятельно поднявшись на ноги, я добрел до ближайшей скамейки, осторожно опустился на нее, вытер тыльной стороной ладони стекавшие по лицу липкие капли, поднял голову и, выдавив из себя подобие бодрой улыбки, обвел взглядом помещение, в коем волею случая оказался.

Судя по всему, меня доставили в пункт общепита, развернутый на территории трапезной. Во всяком случае скромные размеры сего закутка были далеко не совместимы с солидным пространством остального помещения. На грубо сколоченных столах возвышались большие кастрюли, стояли подносы с мелко нарезанными кусками хлеба, а сидевшие за столами разновозрастные люди все как один смотрели на меня.

– Все нормально, – успокаивающе махнул я им рукой. – Просто повело слегка от голода, давно не ел ничего… Вот сахар, видимо, в крови и упал… – Разумеется, я нес полную чушь, ибо с сахаром у меня всегда все было в порядке, однако каким-то звериным чутьем понимал, что произошедший со мной инцидент необходимо выставить перед всеми как собственную болезненную слабость. – Сейчас вот перекушу, – добавил я торопливо, заметив первые улыбки на обращенных ко мне лицах, – и все вообще будет прекрасно.

Сбоку неслышно подошла седая женщина в белом переднике и поставила передо мной глубокую тарелку с окрошкой. Затем достала из кармана банку сметаны и большой ложкой щедро вывалила из нее в тарелку увесистый белоснежный шмат, после чего та же ложка перекочевала в мою руку.

Поскольку никакого теплового удара я в действительности не пережил, то уже спустя несколько минут мои физиологические потребности неизбежно нормализовали и все прочие системы организма. Сжимавшая сердце холодная лапа страха разжалась, кровь вновь прилила к лицу, аппетит разыгрался нешуточный. Управившись с окрошкой, я, бдительно осмотрев стол и обнаружив на нем кастрюлю с макаронами по-флотски, добрался и до них. Не знаю, сколь долго продолжалась бы еще моя трапеза, но тут рядом присел настоятель.

– Ну, как самочувствие, сын мой? Отпускает помаленьку?

– Да я уже в норме, отец Аристарх! Просто, видно, слегка перегрелся на солнце. Да и пить очень хотелось… Но сейчас чувствую себя уже не в пример лучше. Благодарю, кстати, за сытный обед.

– Вот и слава Богу! – удовлетворенно кивнул батюшка. Потом придвинулся почти вплотную и прошептал мне на ухо: – Ну а с прудом-то там чего у нас? Можно будет что-нибудь сделать?

– Безусловно, – утвердительно кивнул я. – Только мне потребуются два помощника.

Настоятель озадаченно почесал бороду.

– А одним не обойдетесь?

– Можно и одним, но времени больше уйдет.

– Время – это не страшно, – прогудел батюшка, – времени у нас много.

– Мне бы вашу уверенность, – скептически вздохнул я, вспомнив, как всего часом раньше земля застонала от удара дубовой плахи. Но, дабы не посеять у собеседника лишних подозрений, плавно сменил тему: – Бывает и так, что порой для завершения труда всей жизни людям не хватает самой малости. Взять, к примеру, Алексея Толстого: писал, писал «Петра Первого», да так и не дописал – преставился…

Вместо ответа настоятель подхватил меня под руку и вывел из трапезной во двор.

– Хочу показать вам место, где вы сможете переночевать, – сказал он, указывая на расположенное впереди здание. – Особых удобств у нас тут, правда, нет, но кровати вполне сносные: получены в дар от соседней воинской части. Они там у себя в казармах ремонт недавно затеяли, вот по случаю и поделились с нашим монастырем старой мебелью. Так что теперь у меня для каждого жильца не только по кровати, но и по крепкой тумбочке имеется.

– Не стоит пока, – отрицательно покачал я головой. – Все равно мне сегодня придется отъехать за оставленным в деревне оборудованием и личными вещами. Вряд ли к ночи успею вернуться. Лучше договоримся так: я завтра постараюсь приехать сюда пораньше, часам к десяти, а вон там, – я указал на монастырские ворота, – прямо под аркой, пусть меня встретит ваш человек. При себе он должен иметь длинную веревку и два заостренных кола примерно двухметровой длины…

– Кола? – удивленно переспросил настоятель. – То есть две обычные палки?

– Совершенно верно, – подтвердил я. – Они понадобятся для разметочных работ. Если все сложится удачно, то уже послезавтра мы с вами будем знать, что покоится на дне вашего некогда живописного пруда.

– Данилыч, – выкатился вдруг из-за угла шустрым колобком обнаженный по пояс работяга-крепыш, – благослови начать заливку фундамента!

– Иду-иду, – кивнул ему отец Аристарх. Потом снова повернулся ко мне: – А с вами уж тогда продолжим разговор завтра. Кстати, если вдруг возникнет нужда в машине, можете воспользоваться вон тем грузовиком, – махнул он в сторону строительного навеса. – Его уже, кажется, разгрузили, и водитель вряд ли откажется подбросить вас до моста.

Попрощавшись, мы разошлись в разные стороны: настоятель, активно жестикулируя на ходу руками, двинулся со строителем под гору, а я зашагал в направлении пристроенного к монастырской стене навеса. Проходя мимо злосчастной колокольни, не удержался и бросил взгляд на то место, где мне едва не пришел конец. Вонзившейся в землю плахи уже не было и в помине! Меня это поначалу удивило, но потом я подумал: «Наверное, именно на ней меня и доставили в трапезную». Из любопытства приблизился к колокольне вплотную и снова едва рот не открыл от удивления: щель, которая должна была остаться в земле от доски, была тщательно засыпана и утоптана!

Решив, что сегодня на мою долю загадок и приключений выпало предостаточно, я развернулся и устремился к грузовику, а по пути вдруг вспомнил о письме Славы Кошелькова. Он-то ведь тоже живет в Энске! Значит, поскольку впереди у меня еще целых полдня, можно навестить его без малейшего ущерба для своих планов.

– Шеф, – распахнул я дверцу «Урала», в кабине которого дремал осовевший от жары водитель, – до моста подбросишь?

– Залезай, – кивнул, встрепенувшись, мужчина, рябоватое лицо которого было украшено аккуратно подстриженными «чапаевскими» усами, – наша база аккурат в Балуевке обретается. – Он лениво крутанул ключ зажигания и начал плавно разворачивать машину, стараясь не задеть сваленные поблизости гранитные валуны.

– А мимо улицы генерала Ставицкого проезжать, случаем, не будем? – поинтересовался я, когда монастырь остался позади.

– Будем, – коротко кивнул неразговорчивый водитель.

– Высадишь меня там, ладно?

Ответом мне послужил очередной согласный кивок, на сей раз и вовсе молчаливый. В итоге голос водителя я снова услышал, только когда грузовик тормознул возле одного из редких в городе светофоров.

– Отсюда до Ставицкого рукой подать, – сказал он, мотнув подбородком в сторону возвышавшейся напротив пожарной каланчи. – Подвез бы и ближе, да там движение односторонне, а крутиться мне несподручно… В общем, за пожаркой свернешь налево и дальше топай через бывший стадион напрямую. Когда увидишь здание без окон, сверни от него к реке и через пару минут будешь уже на Ставицкого. Бывай!

Глава 5. Новый компаньон

Улица, носившая имя не известного мне генерала, и впрямь быстро вывела меня к кирпичному двухэтажному дому, на углу которого синей масляной краской крупно были выведены цифры «21». Смело шагнув в широко распахнутую дверь подъезда и поморщившись от застоявшегося запаха кошачьей мочи, я поспешно взлетел к квартире № 6 на втором этаже. Нажал кнопку звонка, пару минут потоптался на истертом половичке, и замок наконец щелкнул. На пороге выросло всклокоченное рыжеволосое создание неопределенного возраста в атласной домашней рубашке.

– Здравствуйте, – поклонился я, – Слава дома?

Создание потерло глаза кулачками, и я понял, что передо мной стоит юная девушка.

– Нет, Славка еще утром куда-то убежал, – сладко зевнула она. – Но вы проходите, он к обеду обещался быть. – Повернувшись ко мне спиной и шаркая по полу разношенными тапочками, девушка направилась вглубь скупо освещенного коридора.

«Ох уж эта наша беззаботная провинция! – осуждающе подумал я, закрывая за собой дверь. – Совершенно незнакомого человека запросто впускают в дом, не спросив даже имени. Глядишь, сейчас еще и кофе предложат…»

– Кофе хотите? – приглашающим жестом распахнула девушка дверь на кухню.

– Если угостите, не откажусь, – ответил я, присев к столу на один из табуретов.

– Меня Настя зовут, – повернулся ко мне от плиты юный рыжик, – а вас?

– А меня Александр Григорьевич. Приехал в ваш город по приглашению Славы. Он вам, кстати, кем приходится?

– Бра-а-атом, – протянула Анастасия. И тут же удивленно ойкнула: – Ой, а вы, значит, и есть тот самый писатель из Москвы?

Не дождавшись моего ответа, девушка вихрем вылетела с кухни, бросив на произвол судьбы и меня, и закипающий чайник. Пришлось брать бразды правления в свои руки и приниматься за приготовление кофе самому, благо юная хозяйка успела к тому времени выставить на кухонный стол все необходимое.

Когда я уже разливал ароматный напиток по чашкам, за спиной раздались шаги, и я оглянулся. Бог ты мой! Передо мной стояло уже нечто воздушное и нереально красивое. Заспанная недавняя школьница в считанные минуты превратилась прямо-таки в сказочную принцессу! На чисто вымытом нежном личике сверкали озорные глазки с густо накрашенными ресничками, волосы были скручены на затылке в пышный хвост, а пухлые розовые губки прямо-таки напрашивались на поцелуй. И вместо мятой рубашки на Насте красовался теперь явно новый халат с большими блестящими пуговицами.

– Простите, – скромно потупила она взор, – вы так внезапно появились, а я после ночных танцулек даже умыться не успела…

– Ничего страшного, юность во всех видах ослепительна, – улыбнулся я и указал ей глазами на вторую дымившуюся на столе чашку. – Присаживайтесь, леди!

Настя присела на краешек табуретки и с таким трепетом поднесла к губам чашку, будто чувствовала себя сейчас на торжественном приеме в Кремле.

– Ну-с, барышня, – пригубил кофе и я, – расскажите, как вам тут живется-можется…

И без того далеко не бледнолицая девушка ярко зарделась и, искренне, видимо, посчитав, что столичному писателю надлежит поведать обо всем без утайки, без лишних уговоров приступила к бойкому бесхитростному рассказу. Непрерывно перескакивая с темы на тему, доложила и о школе, которую недавно закончила, и о месте работы родителей, а потом перешла и к рассказу о брате.

– Славка у нас всегда шебутной был. С приятелем Генкой Паркуновым за последние годы все подвалы в городе облазал! А однажды они вообще плот смастерили и отправились на нем путешествовать по реке. Папа потом Славку выпорол и целых три дня из дому не выпускал. Но думаете, – подняла она на меня пронзительно синие глаза, – брат после этого хоть чуть-чуть изменился? Как бы не так! Просто намного хитрее стал. Организовал вскоре целое братство из таких же как он сумасшедших, и теперь они сутками копаются на городских задворках – какой-то мифический клад гетмана Скоропадского ищут!..

В этот момент хлопнула входная дверь, и на кухню ввалился высокий, но не шибко плечистый парень такой же, как сестра, огненно-рыжей масти, с грохотом волоча за собой большой холщовый мешок.

– Настёна, – крикнул он с порога, – тащи скорее таз, я такую штуку отыскал! – Заметив же меня, осекся и даже несколько стушевался.

– Здравствуйте, Владислав, – привстав с табурета, вежливо кивнул я ему. – Как видите, письмо ваше меня заинтересовало, и я решил, не откладывая дело в долгий ящик, нагрянуть в гости.

– Александр Григорьевич?! – просиял парень, опуская ношу на пол. – Неужели и впрямь решили откликнуться?! Даже не верится… Ну, держитесь теперь, – погрозил он кулаком неизвестно кому, повернувшись к окну, – уж теперь-то удача меня точно не оставит!

После обмена приветствиями парень уселся напротив, и Настя тут же принялась кормить его. Предложила присоединиться к обеду и мне, но я деликатно отказался: добавки сытная монастырская трапеза пока не требовала. Наскоро расправившись с незатейливой закуской, юный кладоискатель перенес тарелки в раковину и, расстелив на столе газету, принялся выкладывать на нее из мешка светло-серые камни, загадочно на меня посматривая и явно ожидая какой-то реакции. Я же поначалу смотрел на его манипуляции в полном недоумении, пока вдруг не заметил, что боковая поверхность очередного выложенного передо мной камня тщательно отполирована и весьма искусно закруглена. Смекнув, что имею дело с явно рукотворным изделием, я взял заинтересовавший меня камешек в руки, подошел с ним к окну и тотчас увидел в центре окружности две полустертые буквы «И» и «Х».

– Да это же обломки надгробного креста! – воскликнул я, вернувшись к столу и тоже начав активно перебирать камни. – Вот центральная, вот верхняя часть креста, а вот и правая… Здесь даже какая-то надпись просматривается…

– Это первые буквы слов, – пояснил Владислав. – А полностью надпись означает «Иисус Христос, Да Святится Имя Твое».

– Я не о том. Эти-то буквы наверняка выбивались там же, где изготавливался сам крест. А вот тут, на вертикальной части, начертаны еще какие-то буковки, к сожалению, едва заметные…

– Действительно, белое на белом… – озадаченно проговорил Слава, присмотревшись. И спросил с надеждой: – А можно их как-нибудь более отчетливыми сделать?

– Простые карандаши есть? Тогда тащи! Будем осторожно прочерчивать все штрихи и впадины.

Минут через пятнадцать тщательной разрисовки полированных поверхностей известняка на горизонтальной перекладине проявилась надпись «Ра… Бож…й», а на вертикальной – «Сх…ник Б…аго…ар – 7174».

– Раб Божий – это понятно, – глубокомысленно изрек я, – но вот что может означать вторая фраза?…

– А меня больше цифры смущают, – признался Славик. – Особенно если они дату обозначают…

– «Сх…ник» – это «схимник», – втиснулась между нами Анастасия. – Помните, у Гоголя в «Вие» один из героев тоже схимником был! А выражение «носить схиму», насколько я помню, означало соблюдение особо строгих правил поведения. Так что, Славка, похоже, ты могилу какого-то святого разорил, – осуждающе взглянула она на брата.

– Точно, Благодара! – восторженно воскликнул тот. – Как же я сразу-то не догадался?!

– Кто таков Благодар? – заинтересовался я. – Чем славен?

– А идемте лучше в мою комнату, Александр Григорьевич, – предложил Владислав. – Я вам там и коллекцию свою покажу, и о Благодаре поговорим. А то здесь нам все равно от нее покоя не будет, – покосился он на сестру.

Комната моего юного друга выглядела весьма любопытно. Вдоль обеих стен прямо от двери тянулись мощные деревянные стеллажи, заваленные чем ни попадя. У затянутого марлей открытого окна стоял письменный стол с пристроенным к нему сбоку подобием верстака, на котором помимо закрепленных тисков лежали точило, паяльник и прочие инструменты.

Усадив меня на единственный, но довольно массивный стул, Владислав принялся хвастаться своими находками, и словно в калейдоскопе передо мной замелькали старинные наконечники копий, свинцовая шрапнель, пулеметные гильзы, утюги, самовары… Самое же удивительное заключалось в том, что он во всех подробностях помнил и места, где отыскал ту или иную вещь, и обстоятельства, их поиску сопутствующие, и даже точные даты обретения каждой находки.

– А где же та знаменитая серебряная пуля? – напомнил я, будучи несколько ошарашен обрушившимся на меня потоком информации.

– Сейчас покажу! – радостно воскликнул Владислав и, ловко вскарабкавшись по лестнице на своеобразные антресоли, где у него было устроено спальное место, уже через секунду спрыгнул вниз. – Вот она, голубушка, – положил он передо мной маленький замшевый сверточек, – оцените-ка профессиональным взглядом!

«Да он вроде и в самом деле считает меня корифеем в сфере кладоискательства, – подумал я, разворачивая упаковку. – С одной стороны это, конечно, неплохо, но дабы не попасть впросак, лучше уж буду многозначительно помалкивать. Благо парень и сам заговорит кого хочешь».

Основательно закутанная в мягкую ткань пуля наконец звонко выкатилась на столешницу. Предупредительный Владислав тотчас включил настольную лампу и протянул мне лупу.

Тщательный осмотр пули заставил меня призадуматься: очень уж она была необычна по форме – этакий слегка сплюснутый цилиндрик с заостренной примерно под 90 градусов передней частью. На боковой поверхности не наблюдалось ни характерных нарезов от современного оружия, ни даже следов нагара. Лишь грубо процарапанная на одном из боков прямая черта недвусмысленно свидетельствовала, что в конце траектории своего полета пуля столкнулась с чем-то твердым.

– Возможно, стреляли из гладкоствольного оружия, – высказал догадку Славик.

– Диаметр замерил?

– А как же! Диаметр равен 16,5 миллиметрам, а вес потянул почти на 40 граммов.

– Почему «почти»?

– Да весы у меня, понимаете ли, достаточно примитивные, – смутился юный кладоискатель, – родители в обычном фотомагазине их когда-то купили. Но и без того ясно, что пулю эту изготовили вручную, причем из двух советских рублей 1924 года выпуска. А каждый из них как раз почти по 20 граммов весит, я со справочником сверялся.

– Резонно. Остается понять, какому оружию может соответствовать калибр 16,5… Мог выстрел быть сделан из обычной двустволки?

– Нет! – уверенно воскликнул Владислав. – Я недавно специально напросился в гости к одному из школьных приятелей, отец которого коллекционирует оружие. Пришел со своим штангенциркулем и без помех промерил все стволы. Вначале-то, признаться, тоже думал, что пальнули из 16-го калибра. Но потом выяснил, что диаметр такого ствола составляет всего 14,4 миллиметра.

– А может, из 12-го выпустили? – щегольнул и я «оружейными» знаниями.

– Тоже не катит. Там диаметр пули – 17,1 миллиметра. Нет, мне кажется, эту пулю изготовили для какого-то нестандартного оружия…

– И где ж ты только умудрился такую отыскать?

– Это второго мая произошло, – вновь оживился Владислав. – Пока народ после праздников по домам отсыпался, я решил на старое кладбище наведаться. Знаете ведь, наверно, про древний обычай монеты в могилки бросать? Вот я и подумал: вдруг часть таких монеток в поверхностной глине застряла? Могли же набросать не только во время похорон, но и потом, когда поминали… В общем, по центральной аллее я с нулевым результатом прогулялся, а когда к боковым перешел, на первой же могиле николаевскую копейку нашел! Тут уж душа моя разгорелась, и в итоге я, практически не разгибаясь, отпахал там часов пять, не меньше. Зато «улов» того стоил: почти целый карман монет разных лет, два нательных крестика, латунный и серебряный, и даже, представьте, золотые часы! Причем с идеальным состоянием корпуса!

– Покажешь?

– Увы, – грустно развел руками Владислав, – сдал их на днях в часовую мастерскую – попросил поставить механизм посовременнее.

– Ладно, давай вернемся к пуле, – решительно восстановил я нить ушедшего в сторону разговора.

– А, ну да… В общем, к концу той прогулки забрел я на самый дальний участок кладбища, на Игуменову горку. Но там удача от меня отвернулась: кусты разрослись так, что не продерешься. Я потыкался-потыкался без всякого толку и, решив, что пора домой возвращаться, свернул налево. А когда добрался до монастырской стены, почувствовал, что батарейки в моем «Фишере» садиться начали. Чтобы их поменять, двинулся в угол погоста, к Филимонову склепу, поскольку около него и каменная скамейка есть, и столик железный…

– Так а на пулю-то где наткнулся? – поторопил я словоохотливого юношу.

– Сейчас и до пули дойду, – обещающе кивнул он. – Я ведь, наоборот, стараюсь, чтоб вы как бы наглядно картинку моих перемещений себе представили… В общем, раньше часть этого кладбища была огорожена деревянным забором, но теперь он по большей части уже развалился. А именно в том месте частично почему-то уцелел. Вот я случайно и обратил внимание, что один из столбов как бы специально кем-то расколот. То есть из него реально был целый кусок вырван, да еще и гвоздь ржавый, чуть ли не «с мясом» вывороченный, висел! Я приблизился, сквозь ту дыру глянул, глазом «примерился» и… Короче, практически сразу определил, куда улетела штука, разворотившая столб… Батарейки мигом поменял и кинулся со всех ног то место «прозванивать». И – не поверите! – буквально через две минуты нашел! А уже дома сообразил, что вот эта черта, – осторожно прикоснулся Владислав острием карандаша к царапине на пуле, – именно тем гвоздем из столба и оставлена.

– Да уж, действительно странная находка, – задумчиво констатировал я. Потом поднялся и подвинул стул собеседнику: – Давай-ка присядь и хотя бы схематично воспроизведи то место на бумаге.

– Зачем? Я и так все помню.

– Что помнишь – молодец, – буквально силой усадил я парня, – но учись всегда оставлять копии своей памяти. Как говорили древние мудрецы: «Самый тупой карандаш лучше самой острой памяти». А заодно и мне станет более понятно, как твои поиски происходили. Тебе ведь интересно мое мнение?

– Конечно, интересно, – неохотно подтянул он к себе лист писчей бумаги, – только у меня таланта к художествам нету. Это вон у Настюхи рука легкая…

– Настенька, – приоткрыл я дверь, – зайди, будь добра, к нам на минутку.

Девушка, аж порозовевшая от осознания собственной значимости в доверенной ей роли, постаралась на славу. Действительно легкими, точно порхающими над бумагой движениями она изобразила и монастырскую стену, и хаотично заставленную надгробьями территорию кладбища.

– Вот здесь тот столб стоит, – осторожно подрисовал Владислав крохотную галочку, – а здесь – склеп, о котором я вам говорил.

– И откуда, как думаешь, мог быть произведен выстрел?

Юный кладоискатель ненадолго задумался, но потом уверенно взялся за карандаш.

– Дыра через столб шла вот так, – грубыми штрихами изобразил он что-то наподобие большой кривой сосиски, – и находилась примерно на уровне моей груди. А саму пулю я нашел вот здесь, слева, метрах в пяти от столба…

– А справа от столба, получается, высится монастырская стена? – на всякий случай уточнил я, и парень утвердительно кивнул.

– Значит, – азартно включилась в разгадывание головоломки Анастасия, – стреляли либо с самой стены, либо через имеющееся в ней отверстие. Больше неоткуда!

– Еще бы узнать, в кого стреляли, – вырвалось у меня. – Согласитесь, ребята, но выплавить для какого-то явно нестандартного оружия серебряную пулю, да еще и занять для выстрела столь уникальную позицию – на подобные действия можно пойти лишь в совершенно беспрецедентном случае.

– Типа как президента Кеннеди ухлопать, – предположил Владислав, откидываясь на спинку стула.

– А я слышала, – вновь встряла Анастасия, – что с серебряными пулями только на вампиров и оборотней охотятся.

– Ну ты и сказанула! – язвительно хохотнул Славик. – Запомни: охотятся на диких зверей и уток, а нечистую силу – уничтожают! Причем особые люди. Такие, например, как…

– Ван Хельсинг из недавно вышедшего на экраны фильма, – подсказал я. – Но все это, увы, кино, фантастика, выдуманные сценаристами персонажи. Подумайте лучше, кто из жителей вашего города мог бы тогда претендовать на роль вампира, а кто – ну, допустим, на роль двойника Вана Хельсинга? – Оба моих собеседника вдруг посерьезнели и даже несколько испуганно переглянулись. Поняв, что ляпнул что-то не к месту, но отступать уже не желая, я продолжил: – Если уж мы хотим разгадать тайну пули, молодые люди, то для начала должны отработать хоть какую-то версию. Давайте поступим так: каждый из вас напишет сейчас свой вариант ответа за заданный мною вопрос, причем втайне друг от друга. Подписываться необязательно. А я, в свою очередь, обещаю опросить подобным образом кого-нибудь еще из местных жителей, обобщить полученные сведения и поделиться потом выводами с вами. Ну как, согласны?

Брат с сестрой дружно кивнули жгуче-рыжими шевелюрами, нацарапали что-то каждый на своем клочке бумаге, и я поторопился упрятать их записки в карман, ибо почувствовал вдруг жуткую усталость. Видимо, бурно проведенный день оказался для меня, столичного жителя, непривычно тяжелым, и теперь организм настойчиво сигнализировал, что пора бы предоставить ему хоть толику полноценного отдыха. А ведь мне надлежало еще добираться до Лисовок!

Дорогу к лодочной переправе я решил выяснить, как обычно, методом опроса встречных местных жителей, поэтому, подкрепив себя еще одной чашечкой кофе и демонстративно взглянув на часы, начал откланиваться.

– Да посидите еще! – заканючил Владислав.

– Тем более что скоро мама придет, – поддержала брата Анастасия, – чего-нибудь вкусненького принесет. Поужинаете с нами, расскажете нам о столичной жизни…

«Эх, – мысленно вздохнул я, – мне б еще самому о ней хоть что-нибудь узнать!. А то ведь живу по принципу: работа – дом, дом – работа, а в промежутках – забитое дурно пахнущими телами московское метро с его круглогодичной духотой и толкотней». Но признаться в том значило разом уронить себя в глазах восторженно принявших меня новых знакомых, тем более таких юных и впечатлительных. Поэтому я как можно убедительнее пообещал поведать о столичной жизни при следующей встрече. Владиславу же дал на прощание персональное задание: вновь посетить то самое кладбище и провести там простой, но очень важный для нашего расследования эксперимент. А именно: с помощью бечевки соединить место падения серебряной пули с пробоиной в столбе и постараться установить точку, из которой был произведен выстрел.

Слава согласно кивнул и даже вызвался проводить меня, однако я деликатно отказался: «известному поисковику» не пристало проявлять беспомощность в чужом городе на глазах у явно уважающего его мальчишки. В любой точке планеты «профессиональный кладоискатель» должен уметь ориентироваться сам. К тому же не очень хотелось сообщать адрес своего временного поселения, ибо успел убедиться: в этом не понятном мне пока городке лучше как можно больше узнавать об окружающих и как можно меньше выдавать информации о себе. Так что, пообещав Владиславу в случае необходимости непременно связаться с ним по телефону, я торопливо попрощался и с ним, и с его замечательной сестренкой и вскоре уже вышагивал по проспекту Революции, который, как мне показалось, пронизывал город Энск насквозь – с одного конца до другого.

У шаркавшей по тротуару древней старушки с корзинкой на согнутой в локте руке я поинтересовался, ходит ли здесь хоть какой-нибудь транспорт до моста.

– А тебе куда, сынок, добраться-то нужно? – подняла она на меня слезящиеся глаза.

– В Лисовки, – не стал я лукавить.

– Тогда на кой же тебе к мосту ехать? Ежели денюжки есть, лучше перевозчика на лодочной станции найми.

– А где эту станцию найти? Я не местный, извините…

– Да тут недалече, – тяжело развернулась старушка на пятачке асфальта. – Вон, видишь хозяйственный магазин напротив? Вот прямо от него и спускайся, милок, вниз, к реке. Мальчишки туда часто купаться бегают, так что дорожка протоптанная. А уж лодки и сам увидишь, их там много.

Действительно, хорошо утоптанная тропа, вьющаяся вкруг неширокого овражка, вывела меня вскоре к живописной бухте. Берега ее были усыпаны неестественно желтым песком, и я сразу понял, что передо мной – городской пляж. Нестерпимо захотелось сбросить с себя пропотевшую одежду и прямо голышом броситься в отливающую зеленью неподвижную воду, но пойти на такой «подвиг» в столь оживленном месте я постеснялся. Лишь расстегнул на рубашке все пуговицы и направился к возвышавшейся в отдалении двухэтажной будке, рассчитывая именно в ней найти нужного мне перевозчика. По пути машинально разглядывал покачивающиеся на волнах разномастные суда, среди которых были и многоместные баркасы, и крохотные одноместные яхты, и обычные моторные лодки. Приблизившись к будке, я услышал доносившееся с нижнего, щедро застекленного этажа характерное пощелкивание костяшек домино и смело шагнул внутрь.

За небольшим столом, заваленным рыбьей чешуей, сидели трое мужчин, удивительно похожих друг на друга. Круглолицые, с курчавыми всклокоченными седыми волосами, они напомнили мне отчего-то трех богатырей с картины Васнецова. Только эти «богатыри» были истинно современного «разлива», то есть выглядели безмерно распухшими от постоянного потребления пива и явно затянувшегося периода хронического безделья.

– Никак нам бог послал кусочек сыра? – хрипловатым голосом отреагировал на мое появление мужчина, сидевший лицом к входной двери.

– Почти, – поддержал я его шутливый тон. – Как только перебросите меня на другой берег, кусочек сыра окажется у вас в зубах.

– А ты что, один? – искоса взглянул на меня второй игрок.

– Один.

– Ну тогда, значит, без сыра останемся. Лодка-то у нас на пятерых рассчитана, и из-за одного пассажира – считай, порожняком! – нам гонять ее туда-обратно смысла нет.

– А сколько стоит проезд в одну сторону? – поинтересовался я.

– Полтинник с человека. С пятерых получается двести пятьдесят, и тогда хоть бензин оправдываем.

– Понял. Что ж, в таком случае извините за беспокойство, – развернулся я к двери, – сыр, видимо, придется съесть самому.

Тратить двести пятьдесят рублей на преодоление какой-то пары сотен метров водной поверхности мне показалось верхом неоправданного транжирства. В конце концов мой бюджет на данный момент времени был довольно скромен, а заветные доходы еще только призрачно маячили впереди. Я и по жизни-то в плане расходования денег веду себя крайне аккуратно, стараюсь жить строго по средствам. В долг и сам не беру, и другим не даю. Нет денег на икру – обойдусь сливочным маслом. Нет и на масло – погрызу сухую корочку.

Правда, из окна будки вслед мне понеслись крики насчет достижения возможной договоренности, но я даже не оглянулся. К тому же искупаться очень хотелось. Поэтому, подобрав оставленный кем-то на берегу большой пластиковый пакет, я решительно приблизился к воде и начал раздеваться. Потом привязал пакет с одеждой к левой руке подобранной тут же, на берегу, бечевкой и благоговейно вошел в словно замершую к вечеру реку. Плавать я любил и умел (в море легко преодолевал по два-три километра), поэтому никаких проблем от предстоящего заплыва не ждал. Вода была приятно теплой, а до противоположного берега, казалось, – буквально рукой подать!

Первые сто метров я преодолел быстро и в полном восторге. Освеженное тело двигалось на удивление легко, а чуть притопленный в воде пакет не мешал грести совершенно. Однако стоило мне достичь середины реки, как я ощутил вдруг давление довольно сильного и более холодного течения, начавшего неумолимо сносить меня в сторону от мысленно проложенного маршрута. Усилия пришлось удвоить, но тем не менее я с тоской проводил взглядом не одно удобное для высадки место… А вскоре течение уже мощно тащило меня вдоль широкого и плотного камышового леса. Я попробовал нащупать ногами почву, но никакой опоры кроме топкого растительного месива, увы, не обнаружил. А тут еще и некстати раздувшийся пластиковый мешок ни в какую не желал пускать меня в плотную щетину камышовых зарослей. Словом, довольно скоро я почувствовал, что силы меня оставляют.

Запрошенные речниками двести пятьдесят рублей стали казаться теперь суммой столь мизерной, что я не единожды упрекнул себя за опрометчивый отказ от их предложения. Бороться с течением я в итоге перестал вовсе. Просто, крепко обхватив объемный пакет-поплавок, безвольно поплыл туда, куда оно меня влекло. Правда, не спуская при этом глаз с правого берега, где, по моим прикидкам, рано или поздно должен был открыться проход к твердому берегу. Когда меня стихийно пронесло по водной глади километра полтора и вдали мелькнул знакомый силуэт большого городского моста, я наконец различил в непроходимом травяном массиве некое подобие узкой просеки.

Глава 6. Нежданное знакомство

Собрав остатки сил и упорства, я рванул в сторону этой протоки, моля Бога помочь мне как можно скорее добраться до нормального плотного дна. Так оно, по счастью, и случилось: вскоре я ощутил ступнями обкатанные водой галечные валуны.

Выбравшись на задубевших от холода и потому едва гнущихся ногах на берег, я первым делом стянул с себя трусы и, отжав их почти досуха, использовал потом в качестве полотенца. Когда же покончил с процедурой облачения в извлеченную из пакета одежду и поднял голову, неожиданно увидел направленные на меня две пары глаз. Одна пара принадлежала здоровенной овчарке пегой масти, а другая – белокурой девочке лет двенадцати. В положение я попал, мягко говоря, щекотливое, ибо не имел в руках ни палки, ни ножа, а собаченция уже недобро пригнула голову и нервно облизывалась. От девочки же, напротив, веяло спокойствием и доброжелательностью, поэтому я рискнул обратиться к ней с вопросом:

– Не подскажешь, детка, я, случаем, не к Лисовкам выплыл?

– Нет, дяденька, вы в Чудово приплыли, – ответила она тонким, но серьезным голоском, не очень свойственным детям в столь юном возрасте. – А чтобы в Лисовки попасть, вам нужно дальше плыть.

– А что, пешком я не смогу до них добраться?

– Если папа дорогу покажет, то доберетесь, конечно, – с прежней рассудительностью заверила меня юная селянка.

– А твой пес меня, случаем, не цапнет? – опасливо задал я очередной вопрос.

– Ну что вы?! Он у нас добрый! Если у человека палки при себе нет, он на него даже не тявкнет. – Для убедительности девочка положила тонкую, почти прозрачную ручонку меж настороженно торчащих ушей овчарки и произнесла все с той же, начавшей казаться мне несколько комичной, серьезностью: – Лежать, Марат!

Пес недовольно от меня отвернулся, как бы предоставляя возможность беспрепятственно пройти мимо, я и не преминул его «добротой» воспользоваться. Оказавшись на вершине косогора, плавно переходившего в небольшую ровную поляну, я увидел метрах в тридцати от себя довольно опрятную избу, возле которой к забору была привязана дородная черная корова. Поскольку уже смеркалось, а желания добавить к блужданиям по реке еще и блуждания по лесу у меня не было, я обошел стороной удивленно воззрившуюся на меня буренку и решительно поднялся по высоким ступенькам к приоткрытой двери жилища.

Из полутемного коридора, освещенного лишь засиженной мухами единственной лампочкой, я столь же смело шагнул в просторную, но тоже не очень светлую комнату. Спиной ко мне перед большим иконостасом стоял на коленях мужчина и вполголоса молился:

– Господи, прости нам все прегрешения наши…

Почувствовав себя крайне неловко, я попятился, но мужчина, оглянувшись на звук отворенной мною двери, остановил меня.

– Проходите, проходите, не стесняйтесь, – любезно произнес он, быстро поднявшись с колен. – Чем обязан вашему появлению в моей скромной обители?

– Да вот, умудрился совершить большую глупость: отправился из города вплавь, – расстроенно признался я. – Надеялся прямо в Лисовки угодить, однако где-то на полпути столкнулся с совершенно безумным течением, которое и вынесло меня сюда.

– Хорошо отделались, – укоризненно произнес мужчина, который, когда выпрямился, оказался почти на голову выше меня. Потом протянул руку и представился: – Ростислав.

– Александр, – пожал я его могучую длань. – Извините, пожалуйста, за беспокойство…

– Да не извиняйтесь, присаживайтесь лучше, – указал он на стоявшую в углу кушетку, – устали ж наверняка, пока плыли. У нас ведь речка коварная! Счастье ваше, что засуха сейчас стоит и воды потому мало. А что ж услугами лодочников-то не воспользовались?

– Да не догадался как-то, – уклончиво буркнул я. – Я ж вообще в ваши края только вчера приехал. Днем вот посетил Энск, а теперь в Лисовки возвращаюсь… На берегу, кстати, не ваша ли девочка сидит? – сменил я во избежание дальнейших расспросов тему. – Она сказала, что ее папа сможет показать мне дорогу в Лисовки.

– Ой, действительно, – встрепенулся Ростислав, – пора ее домой забирать, а то вечер прохладный выдался – не приведи Господи, продрогнет…

– Да сама скоро прибежит! – хотел успокоить я его, но дверь за ним уже захлопнулась.

Когда же Ростислав вернулся и внес дочь в комнату на руках, я искренне устыдился своего неуместного выкрика ему вслед. А он меж тем осторожно усадил девочку в специальное креслице на шаровых опорах, позволяющих легко перемещаться по помещению, и та сразу начала играть с забежавшей следом собакой, бросая ей привязанную веревкой к креслу палку.

Все еще пребывая в смущении, я вполголоса спросил у присевшего рядом со мной хозяина дома:

– Что с ней?

– Ох, страшно даже вспоминать… – помрачнел он. Однако после недолгого молчания коротко и явно без большой охоты все-таки прояснил ситуацию. – В позапрошлом году всей семьей поехали на пикник в Черногрудино. Но как она умудрилась самостоятельно вскарабкаться на высокий Чёртов камень – до сих пор ума не приложу! Удивить, нас, оказывается, хотела… Но, оступившись, полетела с семиметровой высоты вниз. Приземлилась на камни… Сейчас-то чувствует себя уже более-менее терпимо, а первые два месяца даже говорить не могла – только стонала. Ритка, жена моя, пытки этой не выдержала и уехала в Курган, к родственникам. Но я ее не виню и не осуждаю: сам едва не рехнулся. Спасибо вот отцу Аристарху, что посоветовал перебраться на эту заимку…

– А что в ней такого примечательного? – полюбопытствовал я, обведя взглядом голые стены, местами прикрытые вместо обоев школьными географическими картами.

– Жил здесь некогда великий знахарь и святой человек! – тотчас воодушевился хозяин избы. – Местные старушки называют его Благодаром, но мне почему-то кажется, что это не настоящее имя святого, а просто благодарственное словосочетание. Впрочем, это неважно. Главное, что святой Благодар обнаружил, а потом и откопал неподалеку отсюда чудесный подземный источник, из которого даже зимой бьет теплая вода! И если лежать в ней хотя бы по полчаса в день, постепенно отступают любые болезни!

– Понятно. И вы, значит, купили здесь дом, чтобы дочку с помощью этого источника вылечить?

– Нет, дом покупать не пришлось. Здесь еще с довоенных времен осталось несколько довольно крепких домов, бывшими жильцами по каким-то причинам оставленных и потому стоявших пустыми и заброшенными. Когда я вселился в один из них, в этот, тут только еще в двух избушках старушки ютились, которые без источника давно загнулись бы. А мы с Масяткой уже скоро год как здесь обитаем…

– Совсем одни?

– Да нет, отец иногда с гостинцами наезжает. Да и тетка по материнской линии не забывает – наведывается время от времени. А теперь поблизости еще несколько домов восстановили, и вроде уже как хутор у нас получился. Да нам, собственно, многого тут и не надо. По утрам я на рыбалку хожу: леща, щуку, судака на жерличку ловлю… К десяти домой возвращаюсь. Принимаем с дочей лечебную ванну, завтракаем, потом по лесу гуляем. Пока на руках, правда… А попутно, кстати, и учимся! – Ростислав гордо указал на развешанные по стенам карты и плакаты. – Не по программе, к сожалению, а так, на ощупь как бы… Однако читать, считать, стихи учить не ленимся. Надеюсь, к Новому году вернемся в город уже своими ножками.

– Полагаете, источник все-таки поможет избавиться от травмы?

– Пусть и не до конца, – упрямо мотнул головой Ростислав, невольно повысив голос, – пусть даже поначалу на костылях ходить будет, зато нормальную школу посещать сможет, благо та рядом!..

– У меня левая ножка уже целиком теплая стала, – тотчас жизнерадостно отозвалась девочка. – А пятка уже даже и боль чувствует.

Горло от жалости к малютке сдавили спазмы, и я смог лишь подойти к ней и молча, но ободряюще погладить по русым волосам.

– А с отцом Аристархом, простите, где познакомились? – спросил я Ростислава, вернувшись на кушетку и намеренно желая перевести разговор на менее душещипательную тему.

Отец девочки, напротив, поднялся и, приблизившись к керогазу, ловко разжег его. Но на вопрос мой тем не менее ответил, чуть недоуменно пожав плечами:

– Так его все здесь знают, он же наш, из местных. И учился здесь, и после армии здесь же по коммунальной линии работал. Особой набожностью, правда, тогда не отличался. Потом вдруг исчез почти на четыре года с лишним. Мы уж и забывать о нем начали, как вдруг он снова объявился, да еще и с оглушительной помпой! Целая делегация вместе с ним в наш город пожаловала – человек двенадцать, не меньше. Все в черных рясах, здоровенные, по виду только излишне мрачные… Сказали, что из областной епархии прибыли. Потом представили нам отца Аристарха как нового настоятеля нашего давно заброшенного монастыря и в заключение посоветовали с ним дружить. Особенно – местным бизнесменам. Государство, мол, ныне активно содействует возрождению православной веры, так что и вы тут тоже… того… не жмитесь, в общем. Вот отец Аристарх уже почитай как три года и занимается восстановлением монастыря…

– И успешно занимается? – как бы между прочим поинтересовался я.

– Вполне. Недаром ведь он раньше строительными работами ведал! К примеру, храм, который на горке стоит, отец Аристарх из руин, можно сказать, возродил! Дорожки опять же асфальтированные по всей вверенной ему территории проложил… Даже стены монастырские реанимировал, благо от прежних камнерезов груды отходов остались…

– А раньше на территории монастыря что располагалось? – решил я проверить сведения, полученные из электронной энциклопедии.

– Ох, да чего там только раньше не было! Если не ошибаюсь, в пятидесятых годах вроде бы камнерезная фабрика, а после нее – склады для сельхозтехники… В общем, сплошное производство, и ничего божественного. Однако извините, Александр, мне Масю пора кормить, – заботливо подкатил отец кресло с дочерью к столу. – Масенька, тебе мёду в кашку положить?…

…Терпеливо дождавшись, когда Ростислав освободится (хотя и отчетливо осознавая, что мне давно пора двигаться к месту ночлега), я не удержался от еще одного волновавшего меня вопроса:

– Простите, Ростислав, но вы случайно не помните, как звали вашего нынешнего настоятеля в прежней, мирской жизни? Почему-то рассказанная вами история задела за живое…

– Помню, конечно. Романом Даниловичем Красновским он раньше величался. Кстати, именем его деда даже наша школа была названа – герой войны как-никак! Да и отец Романа далеко не последним человеком в наших краях был – первым замом председателя областного совета много лет трудился…

Поняв, что дальнейшие мои расспросы могут рано или поздно показаться хозяину дома подозрительными, я поднялся и начал прощаться:

– Еще раз прошу простить за причиненное вашей семье беспокойство, но мне пора… Если нужно привезти что-нибудь из города – говорите без всякого стеснения. Я ведь, насколько понял, недалеко от вас на постой пристроился, так что особого труда мне это не составит…

– А у кого, если не секрет, вы остановились?

– У некоего Федора Богдановича. А вот фамилию его, к стыду своему, не успел пока выяснить.

– Знаю его, еще один в наших краях страдалец… Тоже когда-то из города не по своей воле сдернул. Только у меня проблема с дочкой, а у него – с внучкой. А фамилия его – Ниткин. Я помню: он на дальней от нас стороне Лисовок живет… Что же касается вашего предложения чего-нибудь нам привезти, то… Да у нас, в принципе, все есть. Разве что Маруське какую-нибудь игрушку подкинете. Ребенок, он ведь любой пустяковине завсегда рад…

Проводив меня до уходившей в чащу тропинки, владелец лесного домика подробно объяснил, как быстрее добраться до Лисовок, и мы тепло распрощались. Вплоть до окраины приютившей меня деревни я пытался вспомнить, где и в каком контексте слышал фамилию «Красновский» раньше, но когда местные собаки, звонко гремя цепями, принялись исправно облаивать меня из-за заборов, из состояния задумчивости поневоле вышел. Еле передвигая одеревеневшими от усталости ногами, поднялся вскоре на узорчатую веранду знакомого дома. Входная дверь вмиг распахнулась, и появившейся на пороге Татьяне хватило одного взгляда, чтобы без лишних расспросов подхватить меня под руку. В следующее мгновение я уже сидел за столом и даже старался выглядеть более-менее бодрым, но, по правде говоря, все происходившее вокруг воспринимал уже с превеликим трудом. Лениво тыкал вилкой в тарелку с какой-то едой, чем-то по неловкости облился, однако ничуть сему факту не огорчился. Потом в моем до неприличия сузившимся секторе обзора появилась лестница, а вслед за ней из темноты выплыл и диван вместе с взиравшим на меня настороженным огненным взглядом Котофеем…

Проснулся я от странного покалывания в левой ладони. Приоткрыв глаза, в слабом предрассветном свете, сочившемся из занавешенного бокового окна, смог разглядеть его причину. Ну конечно же, зловредный и бесцеремонный котяра! Свернувшись клубком у меня под боком, он самозабвенно сжимал во сне когтями мой палец, принимая его, видимо, за большую упитанную мышь. Не без труда выдрав руку из его цепких лап, я к концу борьбы понял, что сон безвозвратно улетучился. Взглянул на часы: стрелки показывали половину шестого утра. Тело неожиданно вновь налилось силой, а душа наполнилась жаждой трудовых подвигов.

Столь стремительное восстановление сил я приписал местному воздуху, всю ночь прохладной струйкой стекавшему из приоткрытой форточки прямо на меня. Немедленно поднявшись и прикрыв беспокойно завозившегося кота одеялом, я подсел к прикроватному столику, чтобы внести в блокнот события вчерашнего дня, а заодно и набросать план работ на день сегодняшний. Включил настольную лампу, и вскоре мой блокнот обогатился новой записью:

«Пруд осмотрел, подъезды к нему обнаружил. При большом желании в нем можно было утопить когда-то с десяток танков. Ближе к полудню меня едва не прибило свалившейся с колокольни доской, но пока рассматриваю сей малоприятный факт лишь как следствие чьей-то непреднамеренной халатности.

Отец Аристарх (в прошлом – Роман Данилович Красновский) с виду прост, но на деле явно принадлежит к породе людей, о которых принято говорить: "себе на уме". Откровенничать с ним, а тем паче чего-то ему обещать лучше, полагаю, не стоит.

Владислав Кошельков тоже весьма занятным парнем оказался. Возможно, впоследствии даже привлеку его к раскопкам монастырского пруда. А вот на серебряную пулю временно придется "закрыть глаза" – не до нее пока».

Дописав последнюю фразу, я вдруг вспомнил о двух записках, которые до сих пор так и не прочитал. Быстро извлек их из кармана, выложил на столик, расправил и… растерялся. Почерки на бумажках хотя и разнились, но фамилии на обеих красовались одинаковые. Правда, в одной записке значилось: «Лукавец Валерий Олегович, начальник милиции, – кандидат № 1 в представители темных сил. Лукерья Тетишкина – Божий человек». А в другой информация излагалась прямо противоположная: «Начальник УВД Лукавец В.О. – это "Ван Хельсинг", а так называемая "святая" Лукерья – источник вселенского зла».

Ни на одну путную мысль меня эти сведения не натолкнули, ибо я ровным счетом ничего об упомянутых в записках людях не знал. «Хватит заниматься всякой ерундой, – одернул я себя мысленно, засовывая бумажки в карман джинсов как можно глубже. – Сосредоточусь отныне исключительно на монастырском пруде». Укрепившись в своей решимости, я тут же приступил к составлению плана на ближайшее время:

«1. Разметить прилегающую к пруду территорию. Провести две линии с юга и севера с шагом в 2 метра. Воткнуть палочки для облегчения работы помощникам.

2. 70-метровую мерную веревку разметить через каждые 2 метра.

3. Проверить работоспособность магнитометра.

4. Провести съемку всей площади пруда.

5. Составить пробную магнитограмму, проанализировать ее и установить первые координаты возможной магнитной аномалии».

Стоило мне поставить последнюю точку, как рядом прозвучало: «Мяу-р-р», а потом сбоку нарисовалась взлохмаченная голова Котофея. Уставившись на меня задумчивыми зелеными глазищами, он выразительно облизнулся.

– Славная же у тебя жизнь, дружище, – сказал я ему не без зависти. – Поспал, пожрал, и опять на боковую. Извини, брат, но с завтраком придется подождать: хозяева, в отличие от нас с тобой, еще не проснулись.

Кот презрительно фыркнул в ответ, мягко спрыгнул на пол, подбежал к двери и, совершив явно многократно отработанный прыжок, повис на дверной ручке. Запорный язычок тотчас щелкнул, и дверь открылась. Зверь небрежно помахал мне на прощание пушистым черно-белым хвостом и был таков. Проводив его искренне восхищенным взглядом, я решил заняться подготовкой первичного измерительного инструмента, то есть нанесением на веревку меток-делений. Извлек из рюкзака несколько мотков бельевой веревки и две катушки пластиковой изоляционной ленты и приступил к замерам.

Сзади чуть слышно скрипнула дверь, и я, решив, что вернулся хозяйский кот, спросил, не оборачиваясь:

– Что, соскучился уже по мне, разбойник?

– Я не разбойник, – прозвучал в ответ мелодичный голосок Татьяны, – я разбойница.

– Ой, извини, Танюш, – повернулся я к ней. – Подумал, что это мой четырехлапый сожитель прибежал мириться.

– Что он опять натворил? – присела девушка на край дивана.

– Да чуть палец мне не отгрыз! – шутливо пожаловался я. – Вцепился в него во сне со всем кошачьим остервенением…

– Он у нас вечно голодный, – улыбнулась Татьяна. – Ко мне вот тоже примчался ни свет ни заря, принялся ногу царапать. Спасу от этого обжоры нет.

– А что, мышей не ловит?

– Так он староват уже для мышей, ему девять лет скоро исполнится. Старается, бедный, старается, носится за разными грызунами, но они резвее его оказываются…

– Танюш, не поможешь клубок скатать? – сменил я тему.

– Надо же, какая снасть у вас хитрая, – с удивлением взглянула она на лежавшие на столике детали магнитометра. – И на какую же рыбу, интересно, рассчитана?

– На железную, – попробовал я отшутиться. Потом все же коротко пояснил: – Да мне сейчас, голубушка, не до рыбалки. Помимо сочинительства книжек приходится еще и кое-какими исследованиями заниматься. На одних книжках в наше время долго не протянешь. Понимаешь меня?

– Понимаю, – кивнула девушка, уже ловко сматывая веревку в тугой колобок.

Я невольно залюбовался ее загорелыми руками и умелыми пальчиками, украшенными двумя простенькими колечками.

– Тань, а почему ты постоянно в платке ходишь? – без всякой задней мысли поинтересовался я. – Жарко ведь вроде, особенно днем. Да и дышать волосам надо.

– Привыкла просто, а волосы на ночь расчесываю, – скороговоркой ответила она и торопливо сменила тему разговора: – А я, кстати, вчера подумала, что вы пьяный пришли. Но запаха не почувствовала…

– Если бы пьяный, – криво усмехнулся я. – Нет, Танюш, мне вчера не до пьянства было. Просто за день отшагал в общей сложности километров двадцать пешком. И это еще не считая того, что едва не утонул, когда переплывал вашу замечательную речку.

– Зачем же вы вплавь пустились? – округлились от страха глаза девушки. – У нас даже местные стараются далеко от берега не отплывать! А три-четыре утопленника в год средней нормой считаются…

– Хорошо, что мне вчера про эту «норму» неизвестно было, – принял я из ее рук плотный веревочный моток. – Потому, может, и переправился довольно успешно.

Дверь в комнату снова распахнулась, но теперь на пороге вырос Федор Богданович.

– Хватит любезничать, молодежь, – пробасил он, – пора бы и перекусить перед дальней дорогой.

– Если вдруг в город собрались, не подбросите? – спросил я.

– Да вообще-то я в Лиходейку собрался, – озадаченно вскинул он кустистые брови, – резные балясины для начальственной бани отвезти надобно.

Легконогая Татьяна меж тем уже спустилась вниз и разогрела на газовой конфорке запеканку из макарон. Так что когда мы с хозяином дома чинно уселись за стол, кухня вовсю благоухала аппетитными запахами. Во время завтрака я вкратце поведал обоим о своих вчерашних приключениях, упомянув в заключение и о бедной девчушке Масятке из хутора Чудово.

– Девчонку-то жаль, конечно, – угрюмо кивнул Федор Богданович, – ни за что ни про что пострадала. Лучше бы ее отцу такая участь выпала…

– Это вы Ростислава имеете в виду? – изумился я.

– Вообще-то не так давно у нас его тут все только под кличкой «Роняла» знали, – сурово проговорил Федор Богданович. – И слыл он в городе самым отпетым бандитом. А в конце девяностых, когда все вокруг с ног на голову перевернулось, Ростислав этот такую тут диктатуру установил, какая большевикам и в тридцатые не снилась. Дня не проходило, чтоб он с шайкой своих головорезов не устроил бы поножовщину на рынке или не поджог бы какую-нибудь палатку.

– Странно… А мне он показался набожным, отзывчивым, тихим…

– Это он сейчас притих, – отставил тарелку хозяин дома. – А хотел бы я послушать ваше мнение о нем, попадись вы ему лет семь назад!

– Неужели из-за травмы дочери столь кардинально переменился?

– Да нет, мозги ему чуть раньше вправили. Когда отец Аристарх тут объявился. Впрочем, с той поры многие изменились, не только Роняла-Ростислав…

– Дедуль, – встряла в разговор Татьяна, – а давай я сама твои балясины в Лиходейку отвезу и потом Сашу до города подброшу! Иначе ему целый мешок железок на себе тащить придется.

– Что за железки? – подозрительно взглянул на меня Федор Богданович.

– Да подрядился по случаю провести в городе небольшую геодезическую работу, – не стал запираться я. – Вот аккурат сегодня и должен приступить.

– И в каком же районе, если не секрет?

– На территории монастыря.

С минуту мой собеседник переваривал услышанное молча, а потом, перегнувшись через стол, доверительно шепнул, перейдя на «ты»:

– Ты там поаккуратней будь, парень! Упаси тебя боже сунуть нос, куда не следует! А то ведь про это место всякое в народе говорят… Сделай свою работу по-шустрому, уж коли нужда в том возникла, да и дуй оттуда, не задерживаясь.

– Ну так что, дедуля, – вновь заерзала на табуретке Татьяна, – доверишь мне свои балясины?

– Ладно, уговорила, – сдался Федор Богданович. – Только смотри мне: без фанфаронства машину веди, без выкрутасов всяких-разных! Как доберешься до улицы Багреева, найди кирпичный желтый дом с каменным забором и с фонариками. Внутрь не суйся – кликни прямо с улицы Самвела! Он там бригадирствует и работяг быстро тебе пришлет, чтоб мотоцикл разгрузили. А потом, так и быть, доставишь Александра в монастырь. Все усвоила?

– Слушаюсь! – по-пионерски отсалютовала ему Татьяна.

Глава 7. Начало славных дел

С третьей попытки заведя мотоцикл, мы демонстративно осторожно выехали на заросшую бурьяном деревенскую улочку и только потом набрали скорость. На сей раз я манерничать не стал: с первой же минуты крепко обхватил упругую талию девушки, ибо держаться за нее было не в пример приятнее, нежели за разделявшее наши сиденья резиновое кольцо. Впрочем, довольно скоро Таня свернула с основной трассы, а еще чуть позже ловко припарковала мотоцикл у красивого деревянного забора. Ближе подъехать было невозможно, поскольку непосредственно у богато украшенных и нужных нам высоченных ворот уже стояли две грузовые машины и лежала приличных размеров горка аккуратно сложенных бревен.

Татьяна отправилась к встроенной в ворота калитке, а мне поручила освободить деревянные балясины от стягивавших их бечевок. Едва я успел справиться с заданием, как она вернулась обратно, но уже не одна – на пару с голым по пояс молодым человеком. Тот хмуро кивнул мне и, достав из кармана раскладной метр, принялся проверять качество работы. Результаты его, видимо, удовлетворили, ибо сразу вслед за этим начался процесс разгрузки и переноски деталей к стройке. Дабы ускорить дело, добровольно подключился и я: взял пару увесистых плах и, оставив Татьяну сторожить мотоцикл, понес их за строителями во двор. Баня, для которой предназначался наш груз, стояла слева от входных ворот, а напротив, за шеренгой вишневых саженцев, возвышался добротный двухэтажный дом.

Когда, совершив несколько скоротечных рейдов, я возвращался от почти готового сруба бани уже в полном одиночестве, на крыльцо жилого дома вышел, судя по всему, сам хозяин. Суровое загорелое лицо и крепкий торс, обтянутый камуфляжной майкой, выдавали в нем бывшего вояку. Совершенно новый дом, большой участок и внушительных размеров будущая баня недвусмысленно давали понять, что он либо чудесным образом разбогател, либо занимал в городе высокую должность. Увидев меня, богатенький хозяин-вояка неожиданно вскинул руку в приветствии. Решив, что он меня с кем-то спутал, я сконфуженной мышью юркнул в калитку и был таков.

Потом, конечно же, поинтересовался у Татьяны, что за тип обитает за столь величественными воротами.

– Начальник местной милиции, – ответила она, вставив ключ в замок зажигания. – Штат у него хоть и невелик, зато власти, может, даже поболе будет, чем у самого мэра.

Когда мотоцикл плавно причалил к монастырским воротам, я с сожалением отпустил Танину талию.

– Дедушка наказал не задерживаться, – виновато потупила глаза она, – так что подождать вас я не смогу.

– Тогда, Танюш, будь добра, сделай одолжение, – вытащил я из кармана пятисотку, – купи что-нибудь вкусненькое для той больной девочки, о которой я говорил утром. Или игрушку какую-нибудь… По своему усмотрению, в общем. А то сидит она, бедняжка, целыми днями с бессловесной собакой, вот и все развлечение… А ты на обратном пути сверни к хутору Чудово и загляни к ней, окажи милость. Дом их стоит прямо у реки. Над крыльцом навес большой, у забора корова на цепи пасется…

– Да не волнуйтесь, найду, конечно, – заверила девушка. – К обеду, кстати, собираюсь пирог с рыбой испечь… Может, успеете?

– К обеду вряд ли обернусь, – сокрушенно покачал я головой, – разве что к ужину. Но пирогам буду рад в любое время суток. Да, подожди-ка… Вот, возьми еще денежку, – буквально силой всунул я в ее ладошку еще одну сиреневую бумажку. – А то я у вас и сплю, и столуюсь, а все бесплатно. Нехорошо это…

Едва дробно тарахтящий мотоцикл скрылся из виду, я стащил с плеч изрядно намявший спину рюкзак с магнитометром и поставил его на землю.

– Александр? – прозвучало вдруг прямо над ухом.

– Он самый! – отрапортовал я, выпрямляясь.

Передо мной стоял здоровенный парень лет тридцати с двумя длинными жердями в руках.

– Митяня, – представился он. – Значит, мы именно вас тут с утра ждем. Боялись уж, что не приедете…

– А вы, как я понимаю, выделены мне в помощь отцом Аристархом? – уточнил я, радуясь в душе спортивному облику парня, ибо рассчитывал заполучить в лучшем случае какого-нибудь замухрышистого алкоголика.

– И не только я, вон еще и Толик со мной, – указал в сторону ворот Митяня.

Толик, классический образчик одесского биндюжника, догадавшись, что речь идет о нем, издалека кивнул мне и демонстративно напружинил мощную грудную клетку.

«Похоже, настоятель не зря ко мне таких крепких хлопцев приставил, – неожиданно подумал я. – Будут, наверное, одновременно и роль надсмотрщиков исполнять». Почувствовав себя сразу почти арестантом, я в сопровождении могучих помощников проследовал, словно под конвоем, на территорию монастыря. Когда пересекали площадь перед храмом, краем глаза отметил, что вслед нашей троице поворачиваются все без исключения головы: каменщиков, электриков, разнорабочих с носилками… Мне это не понравилось и отчасти даже показалось странным: если буквально вчера внимания тут на меня никто особо и не обращал, то что могло измениться за истекшие 24 часа?!

Впрочем, спустя несколько минут я пережил еще большее удивление. Миновав монастырский сад, мы вышли к пруду и остановились на краю обрыва. И только я вознамерился было объяснить помощникам суть их работы, как вдруг буквально застыл, от изумления даже неприлично открыв рот. Практически вся территория, прилегавшая к вызвавшей у меня вчера интерес башенке, которую я мысленно окрестил «Кубиком», была сегодня засажена густым частоколом высокого кустарника! Словно кто-то в срочном порядке пожелал скрыть от посторонних глаз если не всю башню, то хотя бы ее ворота.

– С чего начнем? – вывел меня из состояния оцепенения Митяня.

– Простите, задумался, – невольно поперхнулся я. – Да, да, сейчас приступим… Итак, для начала нам нужно будет разметить две линии: одну на этой стороне пруда, а другую – на той. Анатолий с одним колом встанет вон у того куста, а мы с вами, Дмитрий, будем протягивать заранее размеченную мною веревку вот от этого белого валуна до плотины. Потом вам нужно будет наломать веток и воткнуть их в землю под веревкой везде, где увидите на ней синие метки. Потом перейдем на противоположную сторону пруда и повторим ту же процедуру там.

– Так нам этих веток не меньше полутора сотен понадобится! – быстро сообразил Митяня. – Может, мы тогда их прямо здесь нарежем?

– Добро, начинай, – покровительственно кивнул я, – а мы пока с Толиком спустимся вниз.

Разметка поискового полигона, несмотря на кажущуюся простоту, растянулась почти на час. Зато стоило нам по ее завершении расположиться в тени одной из яблонь, как тут же прибежал парнишка из трапезной, забывший второпях снять поварской колпак.

– Отец Аристарх наказал покормить вас, – подобострастно заглянул он мне в глаза и, не дожидаясь ответа, принялся распаковывать принесенную с собой полотняную сумку.

Сначала прямо на траву постелил большой клетчатый платок, а потом шустро выставил на него пластиковую бутыль покупного кваса «Никола», две коробки с бутербродами, стаканчики и металлический термос. Бутерброды выглядели великолепно! С красной и белой рыбой, с бужениной, с сыром и мелко нарезанной зеленью, они манили к себе первозданной свежестью и той особой «слезинкой» на срезе, которую, как правило, более всего ценят гурманы. Помощники мои вожделенно воззрились на разложенные поваренком яства, однако ни один из них даже не шелохнулся, чтобы взять без разрешения хоть что-то.

– Налетайте, мужики, – подтянул я к себе термос, – не стесняйтесь!

Дважды повторять приглашение не пришлось, и в мгновение ока платок избавился от изобилия разложенной на нем снеди, оставив на мою долю лишь чашку не очень вкусного кофе да один-единственный бутербродик с сыром. Впрочем, на еду меня в тот момент и не тянуло. Особого свойства нервная дрожь, характерный признак кладоискательского зуда, не позволяла думать ни о чем кроме работы. Так что пока мои подручные по очереди допивали квас прямо из бутылки, я уже взялся за распаковку магнетометра.

Потом, следуя полученным в МГРИ инструкциям, навесил «сбрую» на спину, перебросил две лямки через плечи на грудь, прицепил к ним электронный блок и закрепил его (едва не вывернув при этом руки) боковыми лямками. Когда же свинтил штангу и попробовал соединить ее с банкой-«головкой», застыл в недоумении: подобного рода трюк – закрепить прибор на собственной спине – не смог бы осуществить даже сам Дэвид Копперфильд. Повертев штангу и так и эдак, я обратился за помощью к Митяне:

– Вставь, пожалуйста, мне эту штуку в зажим на спине, но так, чтобы коричневая банка оказалась у меня над головой.

– Это я мигом! – с готовностью подскочил тот.

Однако нужное положение штанга заняла лишь с третьей-четвертой попытки, да и то проклятая палка с увесистым набалдашником «головки» так и норовила из зажима вывалиться. Требовалось чем-то ее закрепить, и я попросил помощников отрезать мне от мерной веревки кусок метра в полтора. Лишь примотав к себе свисающий кусок штанги бечевкой, я смог наконец перевести дух. Дело осталось за малым: соединить «головку» с электронным блоком специальным кабелем и включить электрическое питание. Убедившись, что прибор работает исправно, я повеселел. Решил даже, что не пройдет и часа, как уже смогу небрежно ткнуть в схему пруда пальцем и объявить, что задача решена и копать следует «вот тут». Святая простота! Впрочем, моей самонадеянности имелось оправдание: в конце концов, за решение подобной задачи я взялся впервые в жизни.

Тем не менее дело сдвинулось-таки с мертвой точки. Толика я поставил на северном берегу пруда у первой вешки, а Митяню отправил на южную сторону, строго-настрого приказав постоянно держать веревку в натянутом состоянии. Сам же прислонился к первой веревочной метке, достал блокнот с карандашом и нажал кнопку «Пуск». На табло высветились цифры 50419, и, с удовольствием вписав их в блокнот, я отправился к следующей метке. Добравшись таким образом до успевшего заскучать Митяни, передвинул его на вторую позицию и собрался уж было бежать на северный берег, чтобы переместить и Толика, но тот, к счастью, оказался догадливым: довольно улыбаясь, сам уже передислоцировался ко второй вешке. Ближе к полудню, когда начавшее проседать под нами сырое дно пруда стало затруднять наши по нему передвижения, я объявил перерыв.

– Чтобы продолжить работу, – устало сказал я собравшимся подле меня подручным, – придется срочно решить пару проблем. Во-первых, подыскать мне резиновые сапоги 44-го размера, а во-вторых, соорудить небольшое и легкое плавсредство, чтобы я мог свободно передвигаться на нем по воде.

– Плот, что ли, сколотить?

– Можно и плот, только не массивный. Или, например, к какой-нибудь деревянной конструкции вроде куска забора просто примотать куски пенопласта. Да, и еще воды принесите, – крикнул я уже вслед удаляющимся помощникам, – не то точно от жажды загнемся!..

Оставшись один, я попытался прилечь или хотя бы присесть, но громоздкое неудобное снаряжение мешало и тому, и другому. Поэтому, вволю почертыхавшись, я с трудом, но решительно от него избавился. И тут же, конечно, вспомнил о свежих посадках за прудом. «Распорядиться насчет срочного сооружения этой мини-рощи, – пустился я в размышления, – мог только один человек – отец Аристарх! Но для чего? Буквально вчера данный участок монастырских владений выглядел так, словно в последний раз посещался кем-либо не менее года назад… Стоп! А вчера здесь вдруг появляюсь я и, случайно наткнувшись на башенку, из праздного интереса пытаюсь открыть наглухо запертые старые ворота. Не следует ли из этого, что все то время, пока я безуспешно пинал их, за мной кто-то наблюдал с колокольни? Ведь, пожалуй, только с ее высоты можно разглядеть ворота "Кубика"… Но кому, интересно, понадобилось за мной следить?!»

Не найдя ответа на заданный самому себе вопрос, я, разумеется, тотчас снова устремился к таинственной башенке. И хотя из-за частокола свежих лесопосадок пробраться к ней оказалось не в пример сложнее, чем вчера, я все-таки с этой задачей справился, пусть и не без некоторой опаски. На мое счастье, небольшой пятачок непосредственно у ворот оказался совершенно от кустов свободным, поэтому я немедленно приступил к повторному обследованию неприступных створок. «И зачем, спрашивается, кустов тут понавтыкали? – думал я, тщательно ощупывая поверхность деревянных брусьев. – Если б я их сегодня не увидел, то, глядишь, даже и не вспомнил бы о "Кубике". А тут сами же, получается, интерес и подогрели!»

Осмотрев верхнюю часть ворот, я присел на корточки, чтобы осмотреть на всякий случай и нижнюю. Вот тут-то меня и поджидало маленькое, но приятное открытие. Оказывается, в том месте, где я вчера от злости ударил каблуком со всей силы, образовалось небольшое отверстие. Правда, кто-то уже позаботился заткнуть его сучком сухого дерева, но я быстро выбил деревяшку наружу перочинным ножом и, распластавшись на земле, приник глазом к отверстию и жадно осмотрел доступное взору пространство.

Метрах в четырех-пяти напротив увидел точно такие же ворота. Только те были выкрашены в темно-зеленый армейский цвет, и на каждой их створке красовались кованые круглые ручки. Рассмотрел также часть брусчатой мостовой, небольшой участок которой справа имел отличный от прочей поверхности цвет и даже как будто несколько выдавался вверх. Словом, создавалось впечатление, что примерно по центру меж двух ворот в мостовую встроена плита из более светлого песчаника. Весьма разочаровавшись заурядностью открывшейся мне картинки, я поднялся с земли и, отряхнувшись, побрел обратно к пруду.

Едва я успел собрать разбросанные по траве части своего снаряжения, как из-за деревьев появились мои помощники, волокущие на себе нечто несуразное, но зато переливающееся на солнце всеми цветами радуги. При ближайшем рассмотрении я выяснил, что они притащили обычную оконную раму, плотно обвязанную множеством пустых пластиковых бутылок.

– А я с этой штуки, случаем, в воду того… не ковырнусь? – задал я резонный вопрос «подмастерьям».

– Не боись, командир, выдержит! – уверенно пнул носком ботинка по неуклюжей конструкции Толик, который, несмотря на быдловатую внешность, оказался далеко не столь примитивен, как был воспринят мною в первую минуту знакомства. – Навскидку, вы вместе со всеми своими причиндалами от силы килограммов на восемьдесят потянете, а мы к этой штуковине аж сорок двухлитровых бутылок из-под минералки примотали, так что должна выдержать. К тому же и сама рама деревянная! Мы ее в старой трапезной отыскали… Она там лет двести, поди, простояла, значит, хорошо просохнуть успела.

– На всякий случай порепетирую сперва на земле, а пока помогите мне опять облачиться в мою сбрую…

– Неужели эти ваши банка с палкой и вправду смогут обнаружить сокровища? – выпалил вдруг Митяня.

– Сокровища?! – от удивления я даже выронил кабель, который уже ввинчивал в гнездо на «головке» магнитометра. – Да откуда ж в этой грязной луже сокровищам взяться?

– От стариков наших такую байку слышали, – поддержал приятеля Толик.

– Ну, поскольку меня никто на данную тему не информировал, – равнодушно пожал я плечами, – скажу вам честно: лично я искать клад в таком месте не стал бы.

– Тогда чего ж мы тут ищем? – недоверчиво прищурился Митяня.

– Неужели начальство вас ко мне в помощники определило и ничего при этом не объяснило?! – Увидев, что парни синхронно отрицательно мотнули головами и отчего-то приблизились ко мне вплотную, словно бы взяли в своего рода «капкан», я как можно беззаботнее улыбнулся им и без утайки, но вкратце выложил все, что знал сам: – Настоятель, друзья мои, просто-напросто надумал почистить пруд. Чтобы впоследствии, возможно, развести в нем, как в былые времена, золотых карасей. Но неожиданно получил от кого-то информацию, будто бы во время войны немцы сбросили в этот милый прудик боевые снаряды. Вот исключительно из опасения, что при использовании землеройной техники может произойти взрыв, он и попросил меня произвести поисковые работы на предмет наличия в пруду этих самых немецких боеприпасов.

– Это он сам вам так рассказал? – чуть отодвинулся от меня Митяня.

– Не рассказал, а изложил в личном письме! – многозначительно уточнил я. – Что же касается ваших местных баек про сокровища, то, полагаю, для каждого уважающего себя монастыря существует аналогичная легенда. Но! – устремил я вверх указательный палец, решив для порядка лишний раз подстраховаться. – Если мы с вами здесь и впрямь на какой-нибудь клад наткнемся, то он в любом случае достанется вам!

– С чего бы? – чуть отступил от меня и Толик.

– А чего ж тут непонятного?! – почувствовав, что исходившая доселе от моих «подшефных» подспудная угроза уже почти сошла на нет, я осмелел и постучал себя костяшками пальцев по лбу, прозрачно намекая тем самым на их тупость. – От меня-то ведь требуется лишь одно: установить, в каком именно месте пруда расположено скопление металла и есть ли оно там вообще. А уж извлекать его, если вдруг обнаружим, наверняка поручат именно вам. Не сам же отец Аристарх в грязи ковыряться будет!

– И как долго нам результатов ваших поисков ждать? – уже более мягко спросил Митяня, совершенно не обратив внимания на мою неприкрытую издевку.

– Если будем и дальше лясы точить, то, боюсь, вообще никогда! – отрезал я. – Тащите свое изобретение к воде, будем пробовать его в деле!..

И вновь начались мои страдания. Сам по себе бутылочный плотик держался на воде достаточно устойчиво, но сидеть на нем с проклятым оборудованием за спиной и на груди одновременно было сущим мучением. Придя в итоге к выводу, что работать на воде легче в полупогруженном состоянии, я решительно скинул штаны и кроссовки и свесил ноги с переплета рамы в воду. А вскоре выявилась и положительная сторона моего нового способа передвижения. Поскольку возвращаться к северному берегу мне приходилось теперь спиной вперед (развернуть свой прозрачный «плот» я так и не смог, сколько ни старался), то и все измерения, соответственно, стал производить при реверсном ходе. Действовать, конечно, приходилось теперь не столько ногами, сколько руками, зато в целом скорость моей работы заметно увеличилась.

К трем часам дня работа по электронному прочесыванию дна была завершена, и помощники выволокли меня вместе с плотом на берег, словно загарпуненного кита. В совершенно разбитом состоянии, с грязно-зелеными от болотной ряски ногами, я представлял собой весьма жалкое зрелище, а ни чистой воды, ни полотенца ни у кого из нас, как на грех, не оказалось. Поэтому Митяня отправился за ними на холм, а его напарник помог мне освободиться от обременительной амуниции.

– Ну так что, есть на дне какое-нибудь железо или нет? – поинтересовался он, неприкрыто мучимый любопытством.

– Э-э, братец, рано еще выводы делать. – Я выразительно помахал в воздухе своим блокнотом. – Мне теперь надобно все эти циферки обсчитать, наложить на точный план пруда и сделать так называемую магнитограмму, а для этого тоже время требуется.

– Ничего себе, да тут целая наука! – озадаченно почесал затылок Толик и оставил меня в покое.

А вскоре из-за деревьев показались волокущий по земле большую алюминиевую канистру Митяня и бойко семенивший за ним отец Аристарх.

– Ну как, можно ли уже поздравить вас с успехом? – вопросил последний, приблизившись.

– В какой-то степени да, – кивнул я. – Во всяком случае первая фаза работ завершена успешно, и к завтрашнему дню я постараюсь обработать полученные данные должным образом.

– За-автра? – разочарованно протянул настоятель. – А почему бы не сегодня? Вот это было бы по-христиански! А я бы вам сейчас и обед мигом организовал, и помещение для работы выделил бы…

– Спасибо, конечно, за предложение, – взял я у Митяни канистру с водой, – но, к сожалению, у меня еще кое-какие дела на сегодня в городе намечены. – Заметив, что настоятель помрачнел и собирается продолжить уговоры, я решительно его упредил: – К тому же расшифровка полученных данных – процесс довольно длительный и непредсказуемый, ведь принципы протонной магнитометрии во многом отличаются от принципов работы миноискателей, продающихся в магазинах. Эта техника, – пнул я по рюкзаку с уже упакованным в него оборудованием, – не пищит вблизи залежей металла и не мигает. Что, безусловно, создает определенные неудобства. А если с расчетами у меня вдруг возникнут сложности, то я и вовсе вынужден буду обратиться за помощью в Москву…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.