Славия - Славия. Рождение державы

В общем-то совсем не собирался отговаривать Изабель от поездки в Мадрид. Наоборот, мне с ней было интересно и приятно. Это Луис, подвергавшийся со стороны любимой тетушки террору за недостойное добропорядочного христианина поведение и порчу имущества (ни одна молоденькая служанка не смогла избежать его постели, ведь невозможно отказать господину), решил в столице оторваться по полной. А здесь, видишь, опять контролер-ревизор навязывался. Вот и стал он настоятельно отговаривать тетушку, упирая на сложность длительных поездок и возможные опасности в пути. Говорят, в других герцогствах по дорогам бродило немало дезертировавших с этой нескончаемой войны.

Луис, к счастью, не обратил внимания на то, что последние дни вопрос его добропорядочности тетушке совершенно безразличен. Да и выглядела она счастливейшим человеком в мире, каковым дворня не видела ее все последние десять лет.

Ко мне отношение прислуги также изменилось, особенно дворецкого Паоло – с безразлично-ровного на исключительно предупредительное, и это буквально с момента первого посещения хозяйских апартаментов. Создалось впечатление, что он, как вездесущий тайный агент, знает все. Впрочем, в том, что он мог подслушать любой разговор, нисколько не сомневаюсь.

Мысли о прекращении каникул Луис озвучил сегодня по окончании ужина. Идея побывать в столице не на шутку захватила Изабель и, несмотря на разные отговорки Луиса, стала навязчивой.

Сейчас, в полумраке свечей, удобно усевшись мне на живот, она наклонилась, рассыпав струящиеся по подушкам и моему лицу густые, длинные, пахнущие травами волосы, уставилась огромными темными, как ночь, глазами и постукивала кулачишком мне по плечу. Таким образом сеньора утверждала свое желание отправиться вместе с нами.

– Да согласен, согласен! Только не дерись. – Мне нравилось чувствовать ее запах, слушать ее голос, смотреть на красивое тело, гладить ее талию и согнутые в коленках ноги, приподнимаясь на локтях, захватывать губами агрессивно торчащие смородинки.

– Вот! Наконец-то за целый день из уст мужчины выдавила первое умное слово. Ой! А твой этот… опять твердый и толкает меня сзади.

– А он хочет, чтобы твоя эта… поймала его в объятия и скушала.

– Мне? Прямо вот так сверху?

– Почему бы и нет? Давай попробуем.

– Давай, – шепнула, томно вздохнув. Острые сосочки упругой груди нырнули вниз, нежное бархатное тело прижалось ко мне. Беспокойно подвигавшись, пышущее жаром лоно пленило умышленно проигравшего в поддавки верного, готового к новым путешествиям друга и медленно, плотно обнимая, упрятало в недрах своих глубин.

Снова мое сердце гулко ударило в груди, сладкая истома пронзила кровь и понеслась обволакивающим туманом по сознанию и рассудку в который раз за ночь. Мне было классно! Но не только мне! Было видно, что новизна позы породила в Изабель новизну ощущений. Медленно-медленно двигаясь, она слушала их, тихо постанывая, словно дегустатор, пытающийся постигнуть букет поглощаемого маленькими глоточками нового вина. С каждым движением-глотком ей нравилось все больше и больше, дыхание становилось все чаще, все громче, все глубже, и наконец доне захотелось испить всю чашу до дна. Тело непроизвольно нашло самую удобную позу: оно откинулось и выгнулось назад, устремив подрагивающую в темпе галопа грудь в потолок, она откинула правую руку запястьем на чело, словно удерживая шляпку от напора стремительно несущегося навстречу наезднику ветра, а левую уперла мне в колено.

Ураган чувств загнал мне вниз живота новый невиданный клубок страсти. И не было сил терпеть в этот раз. Но ее стон превратился в непрерывный громкий крик, она остановилась, замерла, тело вздрогнуло и забилось в конвульсиях экстаза, и Изабель упала мне на грудь. Ощущение хлынувшего горячего потока взорвало и мой клубок, а в звонкий голос ее сопрано вплелся и мой протяжный хриплый стон.

И так, обнявшись, сцепившись, словно в исступлении, мы пролежали долго, пока не расслабилось тело, пока не успокоилось дыхание. Мы отдали себя друг другу без остатка.

– Я беспутна? – тихо спросила Изабель.

– Нет, ты дурочка.

– Почему? – обиженно прошептала она.

– Потому, что ты настоящая женщина, и я тебя люблю.

– А я люблю тебя. Ты настоящий рыцарь.

– Дон Кихот де Ла Манча.

– Что-что? Ты читал дона Сервантеса Сааведру?

– Да.

– Но эта книга стоит в моем шкафу, и ты ее не мог видеть.

Когда ей сказал, что книгу читал там, у себя на родине, дона была ужасно удивлена. Затем приподнялась, поцеловала мои руки и сказала:

– Нет, милый, даже несмотря на твой возраст, ты не Ламанчский, ты – настоящий.

Мы признавались друг другу в любви и были искренни, но не обманывались. Оба прекрасно понимали, что по множеству причин нам никогда вместе не быть, но я почему-то был уверен, что и в конце жизни сохраню к этой женщине самые добрые чувства.

Изначально, когда возникла такая возможность, в мои планы входило создать обстоятельства, при которых хозяйка замка будет мне обязана. В результате в свое время она позволит на территории этого поместья развернуть мобильную группу бойцов для подготовки военного похода в Украину. Но когда нечистая сила дернула за язык, а ошарашенная, придавленная грузом долга и потому наплевавшая на чисто женскую честь Изабель в полупрозрачном пеньюаре все же после полуночи появилась в моей спальне, понял: моя затея накрылась медным тазом.

Отправить ее восвояси – все равно что унизить пренебрежением, значит, завтра отсюда нужно уходить, и навсегда. Уложить дону в постель – значит радоваться ровно до того момента, пока падре-исповедник не накрутит ей хвоста. Поэтому, махнув рукой на жизнь-жестянку, выбрал из двух зол более приятное.

– Дорогая Изабель, – выскользнул я тогда полуобнаженным из-под балдахина в одних семейных трусах и все же сделал попытку разрулить ситуацию. – Прошу простить меня, но если тебе мое общество неприятно, не хочу, чтобы ты насиловала свою душу и свое тело. Давай расстанемся друзьями, и я немедленно покину замок.

– Нет, Микаэль, ты мне не неприятен. – Удерживая в руке яркую масляную лампу со стеклянным колпаком, она опустила глаза на мои оттопыренные по совершенно очевидной причине семейные трусы и тихо добавила: – Я сама этого хочу.

Просвечивающий пеньюар совершенно не скрывал прекрасную фигуру. Отобрав и отставив лампу, я подхватил женщину на руки, ощущая, насколько она зажата из-за страха будущих отношений. Стараясь расслабить тело и завести чувства, не спешил удовлетвориться сам – целовал, гладил, ласкал эрогенные зоны, но как только собирался входить, она вдруг опять зажималась. Не явно, а внутренне, и, как позже выяснилось, это у нее происходило с самого момента лишения девственности. Ну а супруг что? Говорит, ничего, нормально – полтора-два десятка раз дрыгался, слезал с нее и тут же засыпал. Вот такое удовольствие.

Но нет, я тогда не сдался. К сожалению или к счастью, упорно вел войну организм не того старого ловеласа-перехватчика, умеющего играть на своих и чужих чувствах, а молодого и страстного парня, поэтому приходилось сдерживаться до боли, и все же мое терпение и многолетний опыт общения с прекрасным полом помогли девочке победить себя.

Та ночь и все последующие были самыми потрясающими и счастливыми в жизни Изабель и в моей жизни.

– О, моя дорогая, чувствую себя заливной рыбой.

– Хи-хи.

– Все, слазь с меня, мой бутерброд, и лезь в корыто, будем мыться и спать, иначе скоро коньки отброшу.

– А что такое коньки?

– Нет-нет! Об этом – завтра ночью.

Наметили дату выезда, двадцать второго сентября, а выбрались на четыре дня позже. Угадайте с трех раз, кто в этом виновен? Совершенно верно, тот, кто больше всех жаждал попасть в столицу, – дражайшая дона Изабелла. Задержка была вызвана задумчивой растерянностью: перебирая гардероб, никак не могла определиться с количеством, фасоном и внешним видом платьев и драгоценностей, которые нужно было грузить в огромный сундук. Пришлось намекнуть, что за пять лет столичная мода могла и измениться, поэтому пусть лучше возьмет вещи, необходимые в пути, а также деньги, и на месте разберется.

Гарнизон замка тоже все дни бурлил. Десятниками были заслуженные воины, поэтому Педро поступил не как командир, а по понятиям: разыграли в кости, кому ехать, а кому остаться, так как отправиться в путешествие желали все. За последние пять лет никто дальше ленных земель и не выезжал, а здесь – целая столица. Не знаю, то ли он смухлевал, то ли действительно повезло, но отправился именно Педро.

В конце концов сборы были закончены, и мы двадцать шестого рано утром отправились в путь.

С собой в дорогу забрал все свои вещи. Вообще-то мне все равно пришлось бы возвращаться, и можно было оставить золото, драгоценности и некоторые документы, но очень уж не хотелось напрягать ум и возбуждать подозрения моей милой любовницы. Кстати, судьбой дона Аугусто де Киночета озаботились через два дня его соседи, уж очень специфическим запахом перло от этого дома. Но, как ни странно, общественного резонанса известие об этом убийстве не вызвало. Среди мещан прошел слух, что это дело рук благородных и убиенный пострадал за какие-то неизвестные прегрешения, так как ни вещей, ни денег (в секретере нашли около шестисот пиастров) убийцы не взяли. Через пару дней все разговоры об этом затихли. Правда, Изабель прямо спросила, причастен ли я к этому. Молча отрицательно качнул головой и отвернулся. Не знаю, что она подумала, но больше никаких вопросов не задавала.

Чем мне не нравятся нынешние дальние переезды? Нет, с лошадьми все в порядке. Да и как я, Михайло, к ним могу относиться? Люблю, естественно. Конечно, это не мой «Гелендваген» из той жизни, но и в седле чувствую себя комфортно.

Клопы – кусачие разносчики болезней. Вот гадость, которую терпеть не могу, а найти ночлег, в котором они не водятся, практически невозможно. Здесь народ привык и относится к ним как к неизбежному злу. А вот в замке Изабель клопов нет. И в моем доме не будет. Не знаю еще, каким он станет, мой дом, то ли размером с маленький феод, то ли с пол-Америки, но тот, у кого в моих владениях заведутся клопы и тараканы, будет платить в казну самый большой прогрессивный налог.

В Лигеросе, последнем городе Андалусии, в лучшей гостинице, где несколько дней назад изволил почивать великий герцог Андалусский, выспался без укусов. Но не это меня заинтересовало, а информация о проследовавшем в столицу герцоге. Ведь в Мадриде можно было решить ряд личных перспективных вопросов, но обращаться оказалось не к кому. Луис обещал через своего однокашника составить протекцию к некому графу, какому-то придворному функционеру. Изначально так и планировал действовать, но почему бы не сделать ход конем и не попасть к самому герцогу?

К сожалению, нашего посольства в Испании нет. Еще в той жизни испанские гиды, обслуживающие русскоговорящих туристов, историю отношений с Россией кратко освещали всегда. По их версии, во второй половине семнадцатого века (год не помню) из Московии прибыло посольство к королю Карлу Второму. Но так как тот был маленьким ребенком и к тому же больным, их принимал канцлер, на сей должности состоял папский иезуит. По воспоминаниям одного из придворных, в тот летний день во дворце принимали полуголых дикарей из Америки и северных варваров, закутанных в тяжелые меховые шубы и высокие шапки. Этим контрастом посольство и запомнилось. Они здесь побыли некоторое время, получили ответную грамоту о желании короны Испанской империи наладить добрые отношения с Московским царством и отправились восвояси.

Второе посольство начало функционировать на постоянной основе в двадцатые годы восемнадцатого века, но просуществовало недолго, через три года все наши взаимоотношения были денонсированы и не возобновлялись целых тридцать лет. Испанская сторона не согласилась с титулом императора, который присвоил себе Петр Первый. Ибо, создав всепланетную империю, они монополизировали право на это понятие, даже Англия, мол, завоевав кучу колоний, повела себя скромнее, осталась королевством и обозвалась всего лишь Великой Британией.

Однако говорить не о чем, еще не вечер. Придет время, и будем посмотреть, кого в этом мире будут называть Великой и кого Империей с большой буквы.

– Радость моя… – Мы с Луисом, стараясь скрасить одиночество Изабель, развлекали ее в пути, сопровождали в карете. Сейчас была моя очередь, а Луис в авангарде двигался верхом. – А нет ли у тебя связей, благодаря которым меня могли бы представить герцогу Андалусскому?

– А какое у тебя к нему может быть дело? – удивленно спросила дона.

– Вообще-то дело это мужское, но коль ты мне дорога и любима, значит, имеешь право знать. Хочу приобрести в метрополии землю.

– Микаэль! Да герцог здесь не нужен! Любой человек, кроме мусульманина и иудея, коим проживание в империи запрещено, может жить, где хочет. Лишь бы деньги были. А необходимые рекомендации для покупки мы тебе обеспечим.

– Изабель, а может ли в метрополии любой человек свободно носить клинковое и огнестрельное оружие, содержать и воспитывать собственную вооруженную стражу? Так вот, хочу это право получить навечно. И мне нужна не просто земля, а феод, где смогу делать все, что захочу. Мне необходимо подготовить мою маленькую армию. Ты же знаешь, там, на моей родине, меня ждет кровный долг, и отдать его – моя святая обязанность.

– Нет, здесь ты прав. Но в данном случае у тебя ничего не получится, нужно быть праведным христианином и получить дворянство из рук короля. У тебя единственная возможность – по получении офицерского патента подать прошение его величеству с рекомендацией твоего духовника. Но вот феод тебе никто не подарит, его нужно будет купить за собственные деньги.

– Деньги – не вопрос, а все остальное – очень длительная процедура, а мне некогда. Мне осталось лет пятьдесят – шестьдесят жизни, разве что убьют или погибну в океане, у меня большие планы, хочу многое успеть, мне жаль терять даже год. Изабель, есть определенная надежда на благосклонное отношение и помощь герцога, и это ему ничего не будет стоить, даже совсем наоборот.

– Если не смотреть на тебя, а только слушать, – представляешь перед собой богатого, умудренного жизненным опытом, спешащего жить мужчину. Нет, Микаэль, не знаю, как так может быть, но ты не мальчик, ни в постели, ни в делах. Взять моего покойного супруга, так он, к сожалению, даже рядом с тобой не стоял.

– Радость моя, ты очень умная женщина, но ты меня переоцениваешь.

– Скорее недооцениваю. Теперь – в отношении герцога. К твоему сведению, мы его вассалы и меня как вдову он принять обязан, тем более что я ему была представлена и встречалась с ним неоднократно. И относился он ко мне всегда благожелательно… Но бабник он порядочный. Ничего, можешь считать, что протекция у тебя уже есть и на прием попадешь обязательно. И все же, милый, меня смущает один момент.

– Какой?

– Ты ортодокс.

– Бог един, и он хочет, чтобы мы ему молились. А вопрос о том, как это правильно делать, скорее политический и находится в компетенции самих людей, но лично я придерживаюсь ортодоксальных взглядов. Герцогу, кстати, знать об этом не обязательно.

– О господи, какая ересь! – Обозначив себя великой грешницей, она неистово стала молиться о любимом человеке, грешнике Микаэле, о прощении грехов его. Когда замолчала, опустив голову, обнял ее и прижал к себе:

– Я тоже люблю тебя, Изабель.

Итак, мы потихоньку двигались. Своевременно подгадав обеденный привал к началу сиесты, подъехали к небольшому городку Капабланка. Кучер и двое воинов из арьергарда остались на улице охранять поезд, так как второй день шли по землям Кастилии-Ла-Манча, а места здесь, говорят, для путешественников опасные. Который год всякий сброд не переводится, несмотря на то что кирасиры герцога Кастильского периодически вырезают разбойников под ноль.

Дона Изабелла, мы с Луисом, Педро во главе оставшихся девяти воинов и Мария, служанка сеньоры, вошли в обеденный зал почтового заведения. Здесь было чисто, но в нос шибанул какой-то кислый запах. Окинув взглядом помещение, зафиксировал обстановку. Заметил, что точно так же поступил и Педро. Все оконные решетки были подняты, в комнате оказалось достаточно светло.

Людей за столами находилось немного. Двое крестьян слева от входа ничего не ели, но потягивали вино. Справа от входа сидел одинокий кабальеро при шпаге с чашей, крестовиной и широким эфесом, одетый бедновато, но кричаще – несколько великоватый хубон из затертого атласа в желтых и розовых тонах, штаны от совсем другого костюма, но ботфорты – добротные, с серебряными пряжками и шпорами. И семейство какого-то путешествующего горожанина – жена, сын лет семнадцати и четыре дочери от семи до пятнадцати лет обедали за столом у стены напротив входа.

Мы расселись за тремя столами, заняв часть зала у правой стены. Заказ принимала хозяйка заведения. В таких случаях с самого начала путешествия Изабель поручила Луису вести все переговоры. Такая обязанность была ему по статусу: его грудь пересекала лента морского офицера.

После приема заказа хозяйка сказала:

– Почтовый поезд с охраной отправился еще утром. Сеньоры останутся на ночь или последуют дальше?

– Дальше.

– Как будет угодно сеньорам, но мы всем рекомендуем отправляться только с почтовой охраной, мы слышали, на дорогах опять неспокойно.

– Нет, у нас своя охрана, мы остановимся на ночь в Льесе.

Обратил внимание, что кабальеро, посматривая в потолок, кивнул головой каким-то своим мыслям, а через пару минут краем глаза заметил какие-то изменения слева – это выбрались из-за стола выпившие крестьяне и, слегка пошатываясь, двинулись на выход.

Педро хлопнул по плечу одного воина и громко приказал:

– Иди, скажи Мигелю и Адриану, пусть присоединяются. Там и одного кучера достаточно.

Тот вышел и через пару минут вернулся в компании еще двух бойцов.

Обедали не спеша, когда столы опустели, никто никуда не торопился – время сиесты священно. Незнакомый дворянин несколько раз кидал в нашу сторону взгляд, затем, когда мы уже рассчитались и готовились уходить, поднялся и подошел к столу.

– Прошу простить за беспокойство. – Он поклонился Изабель и обозначил поклон нам, на его щеке выделялся багровый шрам. – Разрешите представиться, кабальеро Хулио де Ла Грус из провинции Альбасета. До ранения был капитаном конно-гренадерского полка.

После того как Луис представил нас и предложил новому знакомому присесть, тот продолжил:

– Слышал, вы сегодня собираетесь отправиться к городу Льес? Я после излечения еду в Мадрид за назначением, путешествую в одиночестве, уехать в сопровождении почтового поезда опоздал. Не буду ли навязчивым, если напрошусь ехать в вашем сопровождении? Говорят, здесь на дорогах неспокойно.

– О! И я еду за назначением! – обрадовался Луис. – Будем рады твоему обществу, а в дороге лишний клинок не помешает.

Почему-то, что и когда делать, Изабель и Педро спрашивали у меня, и Луис считал это нормальным, словно сие было в порядке вещей. Сейчас я показал Изабель глазами на выход и едва заметно кивнул, мол, пора в путь. Она взяла в руки свой ридикюль и поднялась из-за стола. Все тут же подорвались с мест и потянулись на выход: бойцы спереди, следом Луис с доном Хулио, далее Изабель, опирающаяся на мою руку, а за нами Мария и отставший Педро.

– Дона Изабель, – за спиной раздался негромкий голос Педро. – Разрешите задержаться дону Микаэлю.

– Что-то случилось? Говори, Педро. – Она остановилась и повернулась к нему.

– Это только мои мысли, сеньора… На нас могут напасть дорожные бандиты.

– Твои подозрения обоснованны?

– Не знаю, сеньора, – замялся он, – за столом у выхода сидели двое крестьян, руки которых имели совсем не крестьянские мозоли. Может быть, останемся на ночь здесь?

– О чем ты говоришь, Педро? Какие крестьяне? Да в моем поезде три дворянина! И ты, знаю, воин не из последних. И десяток опытных бойцов, которые мне обходятся в круглую сумму. Так о каких крестьянах ты говоришь? Ты чувствуешь, какой здесь запах? Ты хочешь, чтобы я до утра это нюхала?

Педро, конечно, парень разумный, но брякнуть магнату современности, что тому в делах могут помешать какие-то крестьяне, совсем не разумно. И подействует, словно красная тряпка на быка.

– Ладно, пошли. – Я хлопнул его по плечу, прекрасно понимая, что отговорить Изабель от поездки сейчас просто невозможно.

Если честно, то крестьяне мне показались странными совсем по другой причине: еще из той жизни знал, во время сиесты кафешку покинет только сумасшедший испанец. А два сумасшедших одновременно – это перебор.

Дон Хулио уже успел вывести свою оседланную лошадь и теперь красовался верхом на вороной красавице. Это была настоящая берберийка, уж в этом-то ошибиться не мог, дед Опанас вернулся из Франции с подобным трофеем, в бою у какого-то испанца отбил, только та лошадь была гнедая. А у этой оказались те же сильная и изогнутая шея, длинная и узкая голова, густые грива и хвост; тонкие длинные ноги и глаза – смелые и злые, как у настоящего сторожевого пса. Странно, только вела кобылка себя беспокойно, словно на спину взобрался совсем не друг. Вероятно, она досталась дону Хулио недавно. Действительно странно, для внешне небогатого дворянина ну очень дорогое приобретение, как бы не в тысячу серебром. А рядом с ним что-то увлеченно рассказывал Луис. Остальные бойцы тоже вскочили на своих лошадей, а кучер открыл дверь кареты и дожидался сеньору.

Сопровождая Изабель, опустил глаза в землю и тихо, но так, чтобы она слышала, проговорил:

– Если среди дороги услышишь выстрелы, сразу же падай на пол. Повторяю, падай на пол. Ясно? Слушайся старших.

– Это кто из нас старше?

– А сейчас возьми к себе в карету Марию. И не пререкайся со мной! – проводив дону Изабеллу к карете, учтиво поклонился, глядя глазами безнадежно влюбленного юнца, и ушел к своему Нигеру. Когда отворачивался, мазнул глазами по лицу Марии и увидел едва заметную улыбку. Уж она-то, старшая служанка в апартаментах сеньоры, которая обеспечивала ванну, чистоту и порядок в спальне, точно знала – я играю свою роль.

Взобравшись в седло, подъехал к Педро, который задумчиво наблюдал за строившимся в колонну поездом.

– Есть что-то еще, Педро, о чем мы должны знать?

– Да, сеньор, я ведь недаром отправлял бойца на улицу за Мигелем и Адрианом. Эти крестьяне, они ускакали на хороших строевых лошадях с приличной сбруей.

– Ты вот что. Сейчас стань перед людьми и громко объяви о бдительности и о возможном нападении.

– Да я уже всем шепнул, мои бойцы не дети малые, будут настороже.

– А ты не шепни, а скажи громко, чтобы и Луис, и наш попутчик слышали и были готовы к бою.

– Вы думаете, сеньор?

– Почти уверен.

Педро решительно выехал на левый фланг колонны и поднял руку:

– Дон Луис! Разрешите мне сказать слово бойцам.

– Слово?.. Говори.

– Солдаты! Предупреждаю всех, будьте бдительны! Существует вероятность нападения на поезд банды дорожных грабителей. Если это произойдет, бой вести по отработанной методике! Все понятно?!

– Д-да-а! – пронеслось по колонне.

– Всем занять свои места. Вас, сеньоры, прошу занять те места, какие считаете удобными.

– Я – в авангарде! – выкрикнул Луис.

– А я – в арьергарде, – сказал дон Хулио.

– Я тоже в арьергарде. Можешь забрать своих бойцов вперед, Педро, мы с доном Хулио здесь и вдвоем справимся, – выкрикнул звонким голосом, вытащил заряженные пистоли, засунул за пояс и, бахвалясь, махнул рукой.

Педро посмотрел на меня с каким-то удивлением, затем сказал:

– Да-да. Адриан и Мигель, двигайте вперед. Все! Колонна, марш-марш!

Когда Педро выступал перед бойцами и сказал о возможном нападении, за доном Хулио я подсматривал внимательно и четко видел – в его глазах промелькнул страх. А сейчас мы ехали рядом, и, восторженно рассказывая о том, как хороша хозяйка де Гарсиа дона Изабелла, я не забывал его контролировать.

Ехали мы уже часа два, и теперь лицо спутника выглядело безмятежным, в глазах не было никакого страха, он мне снисходительно поддакивал. Но моя паранойя была на взводе, и когда дорога стала огибать холм, а вдали показался перелесок, спутник, вначале ехавший слева от меня, стал отставать и перестраиваться справа. Его тело напряглось. Нет, мне не нужно было на него смотреть, это было видно по поведению его красавицы, ведь лошадь для меня – открытая книга, я сижу в седле с тех пор, как научился ходить.

Дорога шла дугой через распадок, а слева на холме, где когда-то была вырубка, рос молодой, но достаточно высокий и густой кустарник. Если Луис и Педро, возглавляющие колонну, продвинутся вперед еще метров на двадцать, то попадут на открытое пространство, где очень удобное место для засады. Думаю, если бандиты здесь, они пропустят нас метров на сто вперед и будут валить.

Еще метров восемь – десять, и все, у авангарда не будет возможности свернуть и избежать расстрела.

А если там никого нет? Значит, втихаря посмеются над безусой молодежью.

А если есть?

Момент принятия решения наступил одновременно с вопросом и шипящим звуком выдвигаемого клинка:

– И что ты там заметил?

Повернув голову вправо, увидел ухмыляющуюся рожу и почти вытянутый из ножен клинок шпаги. Он был уверен, что никаких других вариантов, кроме как умереть, у этого восторженного щенка нет. Мои руки спокойно лежали на передней луке седла, левая удерживала поводья, а правая – сверху, на запястье, указательный палец зацепился за отверстие в рукояти метательного ножа в наручи под рукавом хубона.

Жало клинка уже блеснуло на солнце, но рука, удерживающая его, безвольно опустилась, разжалась и выпустила клинок наземь. Свой вопрос Хулио, или как его там, закончил сипящим и булькающим звуком – в его пузырящемся кровью горле торчал нож.

– Засада! Засада! – заорал я во весь голос, дал посыл Нигеру, поравнялся с передней парой каретной четверки и завернул ее за холм. Фактически это спасло всем жизнь.

Луис и Педро еще не успели полностью выбраться на открытое пространство и резко завернули вправо. Бойцы тоже среагировали своевременно, поэтому раздавшийся из кустарника громкий «бабах» с полутора десятками облаков черного дыма для нас прошел без тяжелых последствий, но смог обездвижить экипаж. Когда уводил карету вправо и на разворот, левая лошадь задней пары стала похрипывать, а через два десятка шагов свалилась с копыт на передние колени и жалобно заржала. Теперь если и теплилась надежда развернуться и бежать, то она умерла вместе с лошадью. Однако если бандиты пойдут на преследование верхом, а они точно пойдут, то нас и бег не спасет. Уж лучше встретить врага грудью, чем подставить спину.

Убили еще одну лошадь – под бойцом Адрианом, который выдвинулся вперед дальше всех. Ему тоже досталось, пуля попала в кирасу, пробить не смогла, все же дистанция для выстрела была еще великовата, но грудину вмяла неслабо и вынесла из седла. К счастью, приземлившись, он шею себе не свернул, успел заскочить за выступ и бегом вернуться к основной массе бойцов. Были ранены еще две лошади, но нетяжело.

Сейчас от прямых выстрелов нас укрывал холм, и кроме того, что противнику нужно было перезарядиться, ему еще нужно было поменять позицию. Коль они сразу не ринулись, понимая, что наше оружие не разряжено (а среди дезертиров и бандитов вряд ли есть герои), то в нашем распоряжении имелась фора в три-четыре минуты.

Соскочив с лошади, подбежал к карете и рванул дверцу. Мария лежала на полу, а моя любовь сидела на ней сверху и ткнула мне в лицо стволом огромного пистоля. Как она не нажала на курок, не знаю, но мало бы не показалось, ведь все четыре каретных ствола заряжал лично крупной картечью.

– Быстро вылезайте из кареты! Обе! – Изабель шустро выскочила сама, а Марию пришлось тащить за шкирку. Собрал все пистоли, удерживая в руках за стволы по два, как дубины.

– Дон Хулио погиб? – рядом со мной очутился Луис, показывая обнаженной шпагой на убитого.

– Он был заодно с бандитами.

– Как это?

– Давай об этом потом, сейчас для нас самое важное дело – спасти жизнь сеньоры.

– Все спешились, – крикнул Педро, – Мигель и Антонио, за сеньору отвечаете головой, взяли ее под руки и все за мной, на холм!

– Я сама. – Изабель подхватила руками низ платья и задрала к коленям. В который раз убедился в уме этой женщины и в ее холодной рассудительности.

Окинув взглядом окрестности, оценил его решение как правильное. Если забраться на холм, то подход здесь такой, что верхом к нам никто не доберется, нужно будет шагать ножками и лезть на корточках. Теперь наша позиция будет предпочтительней и, несмотря на численное преимущество противника, – бабка надвое гадала. Людей, конечно, мало, но у меня возникла еще одна мысль.

– Педро, дай мне своего чемпиона, мы обойдем холм с правого фланга и ударим им в спину.

– Это было бы отлично, сеньор, но вдвоем опасно. – Потом он повернулся к замершим бойцам, придержал рукой самого молодого, а остальным гаркнул: – Не стоять! Наверх, к кустам! Бегом-бегом!

– Педро, слушай меня. Мы попытаемся подпустить их к вашей позиции максимально близко и ударим. Не стреляйте, пока не услышите шесть выстрелов, – показал ему свои пистоли. – Не то и нас завалите. Мы падаем наземь, а вы делаете залп, а там уже как Бог рассудит.

– Все понятно. Антонио, идешь с сеньором. – Педро хлопнул по плечу своего бойца и вопросительно уставился в глаза Луиса.

– Разбежались, – легонько толкнул рукоятями пистолей побледневшего Луиса, поймал взглядом кивок оглянувшейся Изабель, бросил наземь шляпу, чтобы не мешала, и рванул через кустарник по сухой канаве, вращая головой, как локатором, и стараясь обогнуть холм по широкой дуге.

Антонио, или Антон Полищук, пять лет назад бежал из Речи Посполитой за убийство своего пана-шляхтича. Каким-то образом семнадцатилетний парень добрел до Испании и здесь был замечен предшественником Пабло. Так и оказался Антон в страже де Гарсиа. Огнебоя он почему-то не любил, но стал виртуозом в метании ножей. У него сверху кирасы были перекинуты две перевязи с ножнами, в каждой по шесть ножей. Так вот, освобождался он от них, находясь в движении и очень прицельно, секунд за десять.