Мародёры

Александр Ансуз

Мародёры

Все фамилии и имена вымышлены. Любые совпадения с реальными людьми, событиями и местами считать случайными

Часть первая

«Ворона – забавная птица, оказывается, – подумал Саша Асов, глядя на большую черную птицу, сидящую на ветке молодой рябины. – Хотя какая ж это ворона? Обычный ворон. Весь черный». Асов увидел эту птицу тридцатого декабря. Последний день работы перед Новым годом. Следующее дежурство у него должно было быть как раз третьего января. Он специально подгадал так график работы, чтобы подольше побыть с матерью, которая приехала к нему на новогодние праздники.

Эта ворона запомнилась ему потому, решил Асов, что раньше он не мог себе представить, как забавно может выглядеть эта птица. Он шел по заснеженной тропинке к помещению МОБа[1], в котором и располагался его кабинет. Погода была хорошая. Ярко светило зимнее солнце, согревая воздух, и покрытые снегом улицы отражали солнечный свет так, что слепило и слезились глаза, а с крыш падали капли талого снега. Высокие сугробы пушистого снега создавали атмосферу уюта. Асов дышал полной грудью: еще бы, наконец-то за многие годы у него получатся нормальные новогодние каникулы, без забот. Именно такую зиму он и любил – теплую и пушистую. В веселом расположении духа, проходя по тропинке из многосантиметрового спрессованного слоя снега, Асов взглянул на отреставрированное здание. Раньше это были просто развалины из красного кирпича, который использовали при постройке мануфактур прошлого века, теперь же это было солидное двухэтажное здание ярко-зеленого цвета с орнаментом. На нем была вывеска: «Похоронный дом». «Видимо, неплохо зарабатывают, раз такое здание отгрохали», – подумал Асов и отвел взгляд от этого дома: он не соответствовал его настроению. Саша посмотрел направо от тропинки и увидел эту ворону.

Молодая рябина стояла около тропинки и была покрыта снегом. Из-за слоя снега ворона, сидящая на средней ветке того, что летом было кроной, оказалась на уровне глаз Асова, почти рядом. Листьев на рябине не было, но висели гроздья ссохшихся, обмороженных ягод. Ими и лакомилась ворона, безбоязненно рассматривая проходящих мимо людей. Это зрелище настолько заинтересовало Асова, что он остановился. Ворона одной лапой сжимала гроздь ягод и клевала их, отчего напоминала попугая. Второй лапой она умудрялась держаться за ветку. Из лапы с гроздью неряшливо и расточительно падали ягоды. Саша взглянул в темный глаз вороны, методично задергиваемый полупрозрачной синей пленкой века, и осмотрел снег под деревом. Он был весь в точках от упавших ягод.

«Рябина на снегу всегда похожа на кровь», – внезапно подумал Асов, отбрасывая очередную занозу памяти и ассоциативный образ. Затем усмехнулся и пошел дальше, закуривая на ходу сигарету. Саша отнесся к ворону доброжелательно. Видимо, поэтому птица, заметив его, нагло продолжила свое занятие, а не испугалась и не улетела.

Тридцать первого декабря Асов позволил себе немного отоспаться, поэтому проснулся около полудня и быстро встал с кровати. Он планировал сходить за подарками для мамы и ее мужа, которые приехали на новогодние праздники из Питера, а Асов не успел купить подарки. Раньше все не хватало времени, да и нужно было сопоставить свои желания со своими финансами. Он решил, что подарки должны быть нужными, недорогими и памятными. Все, что приходило на ум, он уже успел подарить им ранее. Наконец, он решил подарить им наушники к мобильникам. Мама с мужем возились на кухне и готовили праздничный ужин. Асов объяснил им, что ему нужно купить платежную карту, чтобы пополнить счет на своем мобильном телефоне, оделся и ушел.

Саша обежал все магазины в окрестностях, но необходимой модели наушников так и не нашел. Несмотря на то что изо рта шел пар, на улице не чувствовалось холода. Он решил поехать троллейбусом на оптовый рынок, где был павильон бытовой техники, напоминая себе, что среднестатистическое время, необходимое для покупки карточки, уже давно истекло. У Асова и так почему-то не было новогоднего настроения, а теперь оно и вовсе ухудшилось, ожидания почему-то не оправдывались. Он с горечью отмечал, что дни новогодней лихорадки воспринимаются им как обычные будние дни. Неужели он настолько потерял привычки и чувства обычного человека? Об этом спрашивал Саша себя, еще более расстраиваясь и чувствуя, что у него промокли ноги в ботинках от слякоти и снежно-песочной каши на улице. И все же Асов мечтал о рождественской сказке, он считал, что имеет право рассчитывать на рождественское чудо, когда ангелы спускаются с небес на землю и делают людей счастливыми. Саша предвкушал, что наконец-то он нормально встретит этот праздник. Уже в течение нескольких лет этот праздник не приносил ему радости. В этот день обычно его ждала либо работа, либо одиночество. Теперь же вроде бы все складывается таким образом, что он сможет почувствовать атмосферу праздника, беззаботности и веселья, ведь таких чувств у него не вызывал ни один красный день календаря.

Побывав в павильоне и обежав все закоулки рынка, он нашел только наушники для мобильника мужа мамы. Прервав содержательный разговор двух молодых и привлекательных продавщиц специализированного салона мобильной связи о том, что чей-то парень сволочь, а та подруга дура, Асов попросил продать ему наушники. Резко преобразившись из шипящей сплетницы в радостную, улыбающуюся, внимательную и отзывчивую девушку, одна из продавщиц пояснила, что наушники «моно» и лучше купить другие, когда будет новый завоз товара, но Саша, не замечая кокетства, точнее, не отвечая на него, забрал покупку, расплатился и торопливо вышел из павильона на улицу.

Была у Асова одна особенность, которая делала его привлекательным. В свои двадцать пять лет он выглядел как выпускник школы, слишком юн и молод. Тот образ жизни, который он вел, заставлял его всегда быть в тонусе. Он постоянно работал и учился, что не давало ему проводить бессонные ночи за выпивкой или за бесполезным прожиганием своей энергии. Саша обязан был постоянно себя контролировать, чтобы чрезмерно не уставать, спать, когда была возможность, и есть, когда было время на это. Его режим был как постоянный бег. Именно поэтому его организм был приспособлен к постоянной нагрузке и регулярно обновлялся, перебарывая болезни, стресс, травмы и повреждения. В его жестах, поведении и взгляде светилась житейская мудрость. Постоянная невозмутимость и открытость в общении с друзьями заставляли делать вывод о том, что перед вами зрелая и очень сильная личность. Это своеобразное сочетание несовместимых вещей – озорной молодости и зрелой мудрости – располагало к себе и выделяло его из толпы. А для себя Асов делил людей не на плохих и хороших, а на личностей и безликих.

Настроение у него ухудшилось, потому что Саша стал думать о том, что если бы он и решил завести себе девушку, то у него не было бы времени, чтобы уделять ей внимание, и денег, чтобы сводить ее в ресторан или еще куда-нибудь, да просто вести совместное хозяйство. Впрочем, он успокаивал себя тем, что у него не могло быть ничего общего с человеком, для которого рай представляется пальмами, пляжем на чужбине, а успех в жизни – выучить чужой язык и удрать за «бугор», давно отрекшись от своего самобытного и прекрасного мира отечества. Да, Асов умел «читать» людей с первого взгляда. Это была приобретенная способность, за которую он тяжело расплатился. Он, намного острее и четче воспринимая мир, чем другие, понимал судьбы по нескольким минутам общения. Не сразу, а спустя некоторое время он справился с болью от полного понимания окружающего мира, но не очерствел. Просто теперь Саша с легкостью отличал добро от зла и знал, что справедливо. Это называется сохранить душу. Да, есть такая категория людей, но не все они смогли справиться с подобной болью мудрости. Другие, многие стали использовать подобные познания из корысти и уверовали в свою исключительность.

Чтобы успокоиться, Саша решил дойти до дома пешком. Двигаясь по обочине дороги, ведущей от рынка, он посмотрел на свои наручные часы с синим циферблатом. Стрелки показывали три двадцать. Скоро все магазины должны были закрыться.

«Да что же это такое? Заговор какой-то. Почему нет в продаже такой простой вещи?» – думал Асов. Внезапно он ощутил, что вспотел от беготни, что внутри у него клокочет какая-то необъяснимая злоба на весь мир. Особо чувствовалось бессилие, с которым он не мог смириться. Ему хотелось разнести, бить, рвать зубами все, что он видит. Магазины, прохожих, продавцов. «Что это я? Такого со мной раньше не было, успокойся», – сказал он себе, и вдруг внутри наступила тишина. Он медленно, стараясь не поскользнуться, шел по улице. В одном магазинчике по дороге он купил наушники для мобильника мамы и, снова заторопившись, направился домой.

На кухне играло радио, и мама весело порхала по ней, занимаясь готовкой. Асов тоже вышел на кухню, чтобы покурить. Мама запрещала ему курить в комнате. Купленные наушники он припрятал в своей сумке и теперь ждал момента, чтобы торжественно подарить их. Он только что нашел в Интернете несколько ссылок, чтобы скачать на мобильники гостей игру «Тетрис», и теперь возился с настройками телефонов, попутно объясняя:

– Вот, пришли настройки для телефона, сейчас мы их сохраним, чтобы он мог выходить в Интернет на веб-сайты. Потом наберем адрес сайта и скачаем с него игрушку.

– Саша, как будешь мясо? – спросила мама.

– Все равно, лишь бы это не были мелкие и шкодливые отбивные, а что-нибудь, что нужно поливать соусом и кусать большие сочные куски. – В шутку ответил маме Саша.

– Это уже будет буженина, – смеясь, ответила она и спросила: – Почему ты их назвал шкодливыми?

– Ну, не знаю. – Все еще улыбаясь ответил он и продолжил свое занятие.

До Нового года оставалось шесть часов. Свой телевизор Асов отдал отцу в съемную квартиру, так что теперь им предстояло смотреть новогодние программы по компьютеру, в который Асов встроил телевизионный тюнер. Однако это нисколько его не смущало.

Вдруг на подоконнике раздался гул виброзвонка с его телефона, а затем зазвучала мелодия самого звонка. Асов любил свой телефон-«раскладушку», который ему подарила мама и, открыв его, прочитал на дисплее «Тетя Тоня». Асов подумал, что та решила поздравить его с праздником, чего отродясь раньше не случалось. Весело сказав «Алло», он ответил на звонок.

Асов не успел ничего осознать. Тягостное предчувствие и бессильная злоба теперь были объяснимы. Булькающий и неровный, срывающийся в плач голос тети произнес:

– Саша, отец разбился.

– Как? – не понял Асов.

– Насмерть.

– Подождите, сейчас, – не зная что сказать, Асов нажал кнопку и повесил трубку. Он осмотрел залитую светом комнату, в которую перешел из кухни, закрыв за собой дверь, чтобы приглушить звуки музыки и лучше слышать тетю. Он не знал, что делать. Он так боялся момента, когда ему придется хоронить родителей, и был уверен, что он наступит нескоро. Саша еще не успел «встать на ноги», чтобы быть в состоянии оплатить похороны и все, что с этим связано. Он знал, что рано или поздно это произойдет. Но не сейчас же, не так скоро, и не таким образом!

Вот так праздник превращается в траур, очень просто и неожиданно. От этого нельзя спрятаться или убежать, тем более предотвратить это. Асов ничего не мог изменить. Он не мог поверить в услышанное, но такими вещами не шутят, тетка сказала правду, и поэтому он предпочел не прятаться от действительности, и принять это (на сколько это возможно). Бывают такие состояния, когда человек знает, но не верит и не понимает. Вот и тогда Асов знал, но не осознавал, что его родного человека больше нет. «Что мне делать? Как поступить? Как ведут себя люди в подобные минуты?» – спрашивал он себя.

Однако он смог понять, что если ему нужно что-то сейчас исправить, то для этого нужно быстро действовать. Он решил сосредоточиться на какой-нибудь цели. Чтобы горе не накрыло его с головой, он должен был думать только о том, что нужно сделать, и действовать.

Было тридцать первое декабря, около шести часов вечера. Ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями и принять решение. Он сел за свой компьютер и пустым взглядом уставился в одну из страниц интернета с мигающей рекламой от поисковика. На кухне раздавался приглушенный разговор мамы с мужем. Они готовили Сашины любимые салаты: оливье и селедку под шубой.

«Не может быть. Мы с ним разговаривали два дня назад. Он позвонил мне на работу, просил поменять билет на поезд, но это оказалось ненужным. Он ехал забирать семью из гарнизона, и мне не сказал, когда он точно уедет. Он всегда был сильным, никто не мог унизить его. С ним не может подобного произойти. Отлетав двадцать пять лет на всех типах самолетов, разбиться на гражданке невозможно. Стоп. Соберись. Сейчас самое главное силы. Ни о чем больше не думай, чтобы не ослабить волю. Думай! И ни на кого не рассчитывай», – но как когда-то давно, в детстве, когда он боялся или ему было грустно, мысли остановились. Сознание впало в ступор. И он подумал, что, быть может, именно сейчас ему необходимо применить все навыки, которые у него есть, и поэтому в мозгу сверкнул всего один приказ, выработанный как рефлекс, внутренний крик: «Думай!» И Саша спросил себя: «Что делать? Это правда? Это первое. Второе, как встарь, никакой жалости и сочувствия к себе. Только цель. Отдохнешь тогда, когда… Стоп. Думай только о цели. Если правда? Нужно ехать. Не может быть. Никто тебе не поможет, ни на кого не рассчитывай, о Боже, помощь нужна отцу». Асов позвонил отцу на мобильный телефон. Долго соединялось. Под Новый год мобильная связь обычно вообще не работает, но в этот раз соединение прошло. В трубке раздались гудки, но трубку никто не снял. Асов позвонил в гарнизон по номеру, который всегда помнил. Номер телефона в гарнизонной квартире из прошлой жизни, когда они жили там вместе, в его детстве. Никто не ответил.

Асов позвонил тете:

– Алло, тетя Тоня. Кто сообщил? Это точно?

– Да, Саша. Рафида звонила. Я сначала не поняла, кто звонил. Воем воет. Отец взял такси и на трассе, когда ехал в гарнизон, столкнулся с встречной машиной. – Тетя говорила плача. – Водитель и отец погибли. Другая машина «ауди», в ней, видимо, сработали подушки безопасности. Там водитель и пассажир выжили.

– Когда это случилось?

– Недавно. Может, в три, может, в четыре часа.

– Его нужно везти сюда.

– Да, конечно. Обязательно сюда.

Асов повесил трубку, молча сел на диван, скрестив ладони на телефоне. Из кухни доносились музыка и приглушенный разговор матери с мужем.

Асов вышел в коридор и, повернувшись в кухню, увидел, что боком к нему, что-то разрезая на столе, стоит мама. Он сказал:

– Отец разбился.

– Что? – переспросила мама.

– Отец разбился. Ехал на такси в гарнизон. Произошла авария. Насмерть. Все.

– Ты откуда знаешь?

– Тетя Тоня позвонила, а ей Рафида.

– Подожди. – Мама взяла свой телефон. – Позвоню в гарнизон, Ленке. Она должна, наверное, что-то знать.

Мама позвонила по телефону. Ее муж встал из-за стола и закурил, выключив радио. Асов услышал, как мама говорит:

– Лена? Привет. Слушай, что там случилось с Асовым? – послушав немного, она произнесла: – Ладно, я тебе перезвоню. – Повернувшись к сыну, сказала: – Говорит, была авария. Выехал твой однокашник, Лешка Торгач.

– Лешка? Он что, следаком стал?

Саша вспомнил своего бывшего однокашника. В школе он был прыщавый и оттого замкнутый, но беззлобный. Кто знает, какие у него остались комплексы? Люди бывают разные. Например, Асов сознательно высмеивал свои комплексы и недостатки, так как считал, что никогда нельзя выдавать свои недостатки за достоинства. Без борьбы со своими недостатками люди перестают работать над собой, поэтому надо высмеивать недостатки, зная меру и не переходя за рамки, на оскорбления. Однако Асов понимал, что если у него хватило силы воли бороться со своими комплексами и недостатками, то вовсе не обязательно, что Лешка справился со своими. Кто знает, каким человеком он стал.

Они не виделись восемь лет, с тех пор как Асов уехал из гарнизона поступать в институт. Почему-то Саша вспомнил, как учил Лешку кататься на мопеде, который тому подарил отец. По тем временам это был дорогой подарок, Сашин отец такого мопеда, иностранного и с коробкой передач, подарить бы ему не смог. Хотя в то время отец был майором и старшим штурманом, а отец Лешки лейтенантом и начальником местного ИВС. Саша помнил, что в школе они дружили с Лешкой. Потому что еще со школы, Саша пытался защищать слабых. Так его воспитывал отец.

Асов прошел обратно в комнату и, сев на диван, подумал: «Наверное, это хорошо, что выехал Лешка. Может быть, в чем-нибудь поможет». Мама с мужем прошли за ним.

Саша снова позвонил тете. Он не помнил ее плачущей, и никогда не приписывал ей обычных человеческих чувств. Тетя, родная сестра его отца, была обеспеченной, прагматичной и расчетливой. Ей было около тридцати пяти лет. Сейчас Саша был удивлен ее поведением: он подумать не мог, что может рассчитывать на ее помощь в трудную минуту. Однажды она уже оттолкнула его, когда он, восемнадцатилетний пацан, нуждался в обычном совете, и никого из родственников давно уже не было рядом. Она тоже относилась к нему равнодушно. Асов зарекся никогда в жизни не просить ее об участии либо помощи, он вообще предпочел вычеркнуть ее из своей памяти и круга общения, как и всех остальных своих родственников. Оставалось всего два человека, которые держали его на этом свете, теперь остался один. Дождавшись, когда тетя снова ответит на звонок, он спросил:

– А бабка с дедом знают?

– Да, Саша, – ответила она несколько спокойнее.

– Хорошо, пойду от них позвоню в гарнизон с обычного телефона, с мобильника у меня долго разговаривать не получится. У вас есть телефоны Рафиды или больницы, куда доставили отца? Что-то я не могу ей дозвониться.

– Рафида не отвечает. Я разговаривала с ее подругой Светой. Рафида просто воет и не разговаривает. Я всех, кого смогла, обзвонила, записывай телефоны.

– Да, а что говорит бригада «скорой»?

– Не знаю, по телефону ничего не говорят. Записывай.

Тетя продиктовала номера телефонов, включая мобильник Леши Торгача, которые Асов записывал на листок бумаги.

– А телефон какой-нибудь ритуальной компании есть?

– Да, мы узнали телефон диспетчера по ритуальным службам, они работают по всему городу.

– Хорошо, – сказал Асов.

– Саша, – сделав небольшую паузу, она продолжила: – Саша, он мой брат. Ты не думай. Я буду вкладываться, о деньгах не думай.

– Добро, – ответил он. – Спасибо.

– Будем держать друг друга в курсе. Ты тоже, если что-то узнаешь, сообщай мне.

– Хорошо, – Асов повесил трубку и прошел на кухню. Мама с мужем остались в комнате. Они звонили кому-то в гарнизон. Асов открыл холодильник и посмотрел на отделение для бутылок на дверце холодильника. Там стояла литровая бутылка водки. Когда мама спросила его перед закупками к праздничному столу, что он будет пить, он внезапно ответил – водку. Он сам себя удивил подобным желанием, этот напиток он совсем не признавал и предпочитал выпивать по праздникам вино или пиво. Однако в этот раз ему захотелось чего-нибудь горького, хотя он и знал, что это самообман. Вкус водки никогда не казался ему горьким.

В тот момент Саша пытался подавить, хаотичные мысли. Остановить их и начать думать по порядку – никак не получалось. Эмоции просто рвались наружу. Поэтому, не раздумывая, он вытащил и распечатал эту бутылку. Хоть он и предпочитала никогда не знать и не принимать спиртного. Просто опять же, случайно, вспомнил, как однажды стакан водки не охмелил его, а просто успокоил, дал взять себя в руки.

Затем Саша взял из навесного шкафчика рюмку и поставил ее на стол. Сиротливо и одиноко стояла эта рюмка посередине белого обеденного стола. Саша налил водку в рюмку и медленно выпил. В этот раз он не почувствовал ничего, кроме горечи. Не было вкуса карамели и жгучего пара в носоглотке. В груди на мгновенье вспыхнул жар и погас, больше никаких ощущений не осталось. Голова осталась ясной, а дрожь в руках пропала. Да, в минуты стресса спиртное теряет вкус, и действует иначе.

«Нет, я должен быть в тонусе и готовности. Мне нельзя напиваться. Мне нужны все силы, которые у меня есть, и светлая голова. Мне нельзя пить, впрочем, до завтра немного можно», – решил он и, закрыв бутылку, поставил ее на место.

Асов зашел в комнату и сказал:

– Пойду, схожу к бабке с дедом. Позвонить от них надо.

– Я с тобой, – ответила мама.

– Нет, не надо. Я быстро. Не хочу я, чтобы ты с ними общалась.

– Нет, я пойду, и не спорь. Они сами мне говорили, чтобы я к ним заходила. У нас нормальные отношения.

– Ладно, тогда ты одевайся. Встретимся около подъезда, я в магазин сбегаю, пива куплю, – понимая, что отговорить мать не удастся, ответил он.

– Хорошо.

Асов быстро оделся, закинул через плечо свою сумку и вышел. Купив в магазине две баночки пива, он открыл одну и стал пить, вторую кинул в сумку. У подъезда его ждала мама, она взяла его под руку. Саша отметил, что она одета в шубу, которая выглядела старой. Другой у нее не было. Медленно они пошли вниз по улице. Улицы были покрыты пушистым снегом. Люди готовились к празднику, и никому не было дела до чьего-либо несчастья.

Асов смотрел на светящиеся в темноте прямоугольники окон. Он любил смотреть на огоньки в окнах, они всегда его успокаивали. Саша понимал, что за всеми этими огоньками тысячи обычных людей борются за свое маленькое счастье. Впрочем, некоторые его разрушают, прячутся или деградируют, развиваются или отдыхают. Но когда Асов смотрел на огоньки в окнах, он предпочитал думать о том, что кто-то за ними борются за свое маленькое, нормальное, человеческое счастье. И от этого ему становилось теплее, появлялась вера в будущее.

Дед с бабушкой жили на той же улицы, что и Асов. Несмотря на это, в гостях друг у друга они никогда не бывали. Заходили только по необходимости. Их пятиэтажный дом под номером один стоял отдельно от основного массива домов. В окнах на втором этаже, где находилась квартира деда с бабушкой, свет не горел. «Неужели они легли спать?» – подумал про себя Асов. Впрочем, его давно уже не удивляло поведение родственников.

Они поднялись на второй этаж, и Асов позвонил в дверь, за которой долго не раздавалось ни малейшего звука. Наконец послышался звук отпираемого дверного замка. На пороге стоял дед, одетый в тренировочные брюки и серый вязаный свитер.

– Угу, привет, – сказал он и отошел в глубь прихожей, пропуская их внутрь.

– Здравствуй, – ответил Саша и пожал ему руку. – Позвонить от вас можно? За переговоры я заплачу.

– Чего там, звони, – ответил дед и ушел в большую комнату, где уже горел свет. Откуда-то из дальней комнаты вышла бабушка. Увидев Асова, она заплакала.

– Сыночек, что же теперь будет?

– Не волнуйся, – ответил ей Асов. – Все будет хорошо.

Он знал, что это не так, но всегда говорил эту фразу уверенно и безапелляционно, отчего люди начинали верить ему и успокаивались.

– Маша, сядь, – сказал дед бабушке из зала, и она села на диван рядом с ним.

Саша с мамой, разувшись, сняли верхнюю одежду. Мама прошла к ним в комнату, а Асов задержался, для того чтобы повесить ее шубу в шкаф, и посмотрел в зеркало прихожей. Он увидел лицо с плотно сжатыми губами. Между бровями пролегли две полосы складок, и глубоко в глазах залегла тяжелая решительность.

Взяв с собой свою черную сумку, он прошел в комнату и сел на стул перед журнальным столиком, на котором стоял телефон, поставил банку с пивом рядом. Взяв трубку телефона, он позвонил в гарнизон. В трубке раздались гудки. Опять никто не отвечал. Асов решил позвонить в ритуальную службу. Главным сейчас для него было решить проблему выезда и транспортировки тела отца. Как и все сотрудники силовых ведомств, он знал, что лучше связаться с ритуальной фирмой, специализирующейся на захоронениях сотрудников силовых органов и пенсионеров Министерства обороны и МВД, чтобы избежать всех бумажных проблем. Ему ответил женский голос:

– Служба «Ритуал», слушаем вас.

– У нас родственник погиб под Песковом, бывший военнослужащий. Нам необходимо перевезти тело сюда и захоронить.

– Подождите секундочку, я сейчас дам вам телефон агента.

– Он занимается военнослужащими, или, может быть, у вас есть телефон военной похоронной компании?

– Он занимается всеми. – Женщина продиктовала мобильный номер агента, и Асов позвонил по нему со своего мобильного, уйдя на кухню, чтобы покурить и допить пиво. Стряхивая пепел в раковину, он ждал ответа агента.

– Алло, я Сергей, слушаю вас, – представился мужской голос.

– Вы агент? – переспросил Асов.

– Да.

– У нас погиб родственник под Песковом. Нам необходимо перевезти его тело и захоронить здесь. Он бывший военнослужащий. Мы хотели бы все это оформить через военную похоронную компанию, если это возможно. – Асов подумал, что если это и невозможно, то согласиться на услуги других всегда не поздно, но агент ответил:

– Хорошо, вам перезвонит Светлана Николаевна. Это ваш номер определился у меня на мобильнике?

– Да. Добро, а через сколько?

– Минут через десять-пятнадцать.

– Добро, – повторил Асов и повесил трубку.

Пиво кончилось, и он пошел за второй банкой. Хмель так и не наступал. Открыв вторую банку пива, он решил позвонить Торгачу. Набрав его номер, он стал ждать ответа. «Не ответит, – думал он. – Сейчас Новый год и, скорее всего, он сидит за праздничным столом. Он не захочет думать о работе». Однако на звонок ответили:

– Алло? – Голос у Лешки был все такой же, с низким тембром и немного протяжный.

– Это Саша Асов. Помнишь? – Асов обрадовался, услышав Лешку.

– Привет.

– Привет. Ты следаком стал? – спросил Асов, вспомнив, что сначала тот был конвоиром в местном ИВС и учился в так называемом колледже по специальности «юриспруденция», когда Асов учился на третьем курсе заочки в институте. Именно начальником того ИВС и был отец Лешки.

– Да.

– Слушай, Лех. Это правда? Действительно мой отец?

– Да, Сань. Я только что с места приехал. Влобовую столкнулись вазовская «четверка» и «аудюха», в которой было два человека. Водитель получил перелом ключицы, а его пассажирка серьезно пострадала. Ее отвезли в больницу на «скорой». Сработали подушки безопасности.

– Не жена?

– Нет.

– Типа гражданской жены?

– Да.

– Что с «четверкой»? – Вдребезги. Твой отец сидел на переднем сиденье. Он и водитель умерли на месте.

– Как тело? Сильно пострадало?

– Нет.

– При нем какие документы нашли?

– Паспорт вроде, – замявшись, ответил Леша. – Ты приедешь, я тебя допрошу.

– Как свидетеля, понятно. Тело в какой морг направили?

– Пока во Вдовске. Через две недели будет вскрытие, я тебе точно скажу, от чего он умер.

– Какие две недели? Леша, я завтра выезжаю, и я приеду за телом. Я его заберу, – жестко ответил Асов. – Если ты до этого момента не успеешь сделать вскрытие, то извини. Оно будет здесь.

– Сань, ну подожди, – Леша растерялся.

– Лёш, я сам занимаюсь подобными материалами, и я знаю, что у нас родственники могут забрать тело в течение трех суток. Какие две недели? Ты что? Я приеду забрать тело, – снова повторил Саша. Он почувствовал в голосе Алексея непонятный для него пока испуг. – Я понимаю, что сейчас наступили эти гребаные десять дней выходных, но эти службы все равно работают. Они должны сделать вскрытие на следующий день. Сам акт вскрытия будет готов через несколько месяцев, но вскрытие делается почти сразу, а тело выдается родственникам.

– Сань, у нас здесь нет эксперта.

– Как нет? Вдовск – это же районный центр. В районе должен быть эксперт.

– Нет, он приезжает.

– А где поблизости есть другой морг?

– В Угольцах.

– Так перевезите тело туда.

– Я уже договорился об этом. Завтра вояки должны увезти его туда. Водителя тоже туда повезут родственники.

– Хорошо. Добро, Леша. А где это случилось?

– Сразу за деревней Купчины. На сто сороковом километре трассы Вдовск – Угольцы.

– За несколько километров до гарнизона? Как только выехал из Ленинградской области?

– Да, почти.

– Кто виноват?

– Скорее всего, водитель «аудюхи», у него стаж вождения всего несколько месяцев.

– Они выезжали из деревни? Значит, нарушили скоростной режим?

– Нет, Сань. Ты что. Они ехали в сторону деревни, а «четверка» с Угольцев в гарнизон.

– А, да. Вот тварь. Отделался переломом ключицы. Двоих завалил. Получит год условно, максимум три года колонии-поселения. Все равно тварь останется на воле.

– Да у него и не перелом вроде. Ушиб.

– Ладно, Леша, созвонимся. Я как выеду, тебе позвоню. Ты мне не звони, чтобы деньги не тратить, просто набери, а я перезвоню.

– Да не беспокойся, у меня служебный.

– Ну ладно, до встречи, – сказал Асов.

– Давай, – ответил Лешка и повесил трубку.

Асов сел за столом на кухне и медленно стал допивать вторую банку пива. Из большой комнаты раздавались приглушенные голоса. Он почувствовал в кармане пиджака вибрацию от мобильника. Асов открыл телефон и увидел незнакомый номер на дисплее. Саша прочистил горло, чтобы настроить голосовые связки на низкую, командную тональность, и ответил на звонок. В трубке он услышал женский голос:

– Алло? Вы звонили по поводу организации похорон?

– Да, вы Светлана Николаевна?

– Да, – ответила женщина.

– У нас под Песковом, – Асов снова стал повторять, – разбился родственник, ехал в гарнизон забирать семью, на такси. Нам необходимо забрать тело и перевезти его сюда. Здесь захоронить.

– Он бывший военнослужащий?

– Да, пенсионер Министерства обороны.

– У него есть пенсионное удостоверение?

– Да.

– Вы кем ему приходитесь?

– Сын.

– Какое у него было звание?

– Майор, высший командный состав. Был штурманом полка. Во сколько мы завтра сможем выехать?

– В каком военкомате он состоял на учете? – игнорируя его вопрос, спросила женщина.

– Во Фрунзенском, через него получал пенсию. Мы сможем завтра с утра выехать? – снова спросил Асов.

– А сколько туда ехать?

– Мы раньше ездили на легковой, около десяти часов. Тысяча километров. Про себя же Асов произнес: «За тысячу верст, как же это далеко от дома!»

– Нам нужно сейчас найти катафалк.

– Мы сможем выехать часов в девять или раньше.

– В девять не получится, нам необходимо встретиться в офисе, вызвать катафалк. Может, часов в одиннадцать?

– Мы точно выедем завтра в одиннадцать часов? Может, в «Ритуале» смогут выехать, если у вас нет катафалков?

– Нет, – чересчур быстро ответила она, на что Асов обратил внимание. – Они не смогут.

– Мы выедем завтра в одиннадцать? – еще раз спросил Асов.

– Да, – твердо и уверенно ответила она.

– Добро, – сказал Асов. – Где ваш офис?

– В центре, около моста на окружную.

– В самом низу?

– Да, в девять часов подъезжайте.

– Добро. Какой у вас катафалк?

– «Газель», микрофургон с холодильником в кузове.

– Понял.

Разговор закончился, и Асов сохранил номер телефона в памяти своего мобильника, потом решил сделать еще звонок:

– Дежурная часть.

– Леха, ты?

– Да, Сань, чего?

– Я должен третьего дежурить, но у меня отец разбился под Песковом, я уезжаю.

– Сань, я такое не решаю, позвони Девяткину.

– Ладно, но все равно передай по смене, что я не выйду. Какой у него телефон?

– Сейчас продиктую.

«Начштаба, правильно, он отвечает за график», – думал Саша, ожидая, пока ему продиктуют номер телефона. Запомнив его, набрал номер и стал ждать. Номер был городской, ответила веселая женщина:

– Алло?

– Диму можно? – спросил Саша.

– Да, сейчас.

Саша услышал, как, смеясь, к телефону подошел мужчина.

– Алло?

– Дим, привет. Это Асов.

– Привет, Саша.

– Дим, у меня отец разбился под Песковом, так что я не выйду третьего на дежурство, я уеду.

– Ладно, понял.

– Ну, пока. – Саша прервал разговор.

Он прошел в комнату и сказал, что завтра выезжает. После этого он позвонил тете:

– Алло, да это он. Я договорился, что завтра выеду около одиннадцати за телом на «Газели».

– Хорошо, я созванивалась с «Ритуалом», они сейчас тоже ищут машину. Если что-то будет, я сообщу.

– Я решил все делать через военную похоронную компанию, завтра в девять встречаемся в офисе с агентом.

– Хорошо, держи меня в курсе.

– Добро.

Попрощавшись с дедом и бабушкой, Асов с матерью пошли домой. По дороге мама спросила:

– Саша, Тоня предложила тебе помощь деньгами?

– Да, мам, – ответил он.

– Возьми, пусть хоть чем-нибудь помогут, хоть раз в жизни.

– Хорошо.

Вернувшись домой, Асов попросил накрыть стол. Он просто сказал, что ему хочется напиться. Хмель медленно овладевал им. Стол поставили напротив компьютера, который работал в режиме телевизора. Пока накрывали на стол, Асов лихорадочно искал документы отца. Его вещи хранились на съемной квартире, но часть вещей оставалась у Саши дома. Небольшой шкафчик в углу комнаты, в котором лежали одежда и документы, точнее, даже всего одно отделение. Асов открыл шкафчик высотой в половину человеческого роста и, сев на пол перед вещами, стал вытаскивать пакеты, которые лежали между одеждой. Знакомый запах одеколона от одежды напоминал ему об отце, о том, что отец реален и что его не может уже не быть. «Вот мое единственное наследство, – говорил Саша себе, – больше я ничего не возьму. Да у него больше ничего и не было. Поганая армия. Поганый гарнизон. Как так можно? Всю свою жизнь он служил, и вот все, что у него осталось. Неужели меня ждет то же самое? Ну уж нет. У отца только-только стало все налаживаться. Он получил свою первую нормальную зарплату и вез деньги, чтобы перевезти свою семью сюда из этого гарнизона. Проклятая песковская земля. Она нам всю жизнь испоганила. Рафида, да. Он ехал к ней. Он погиб, когда ехал к ней. Этим все сказано, значит, ты должен помочь ей. Это многое меняет. Ты должен уважать тот факт, что он погиб, когда ехал к ней».

Сидя за столом и глядя на изображение курантов, Асов пил водку. Несмотря на традицию, он не загадывал в тот вечер заветного новогоднего желания. Этот праздник был одним из двух праздников, который всегда раньше доставлял радость Саше. Теперь навсегда этот день стал для него черным. После двенадцатого удара часов наступил новый год, и экран заполонили надоевшие лица «звезданутых», разыгрывающих остроумие и не замечающих своей убогости.

Мама уговорила его лечь спать: «Завтра тяжелый день, тебе нужно рано вставать». Однако Асов лег спать только в два часа ночи. Засыпая, он думал:

«Как же я его довезу, у меня ведь не хватит сил даже для того, чтобы его поднять. Он весил около ста двадцати килограммов. Он был очень крупным. Здоровым и сильным. Хотя после армии он ушел на пенсию с диагнозом „гипертония второй степени“. Вот чем она его наградила. Теперь ни одна из гарнизонных тварей ему даже не попытается помочь. Почему я в этом так уверен? Нужно срочно забирать его сюда».

Асов проснулся в восемь утра, быстро оценил свое состояние. Голова была светлой, и в целом он чувствовал в себе силы. Однако если бы он и почувствовал себя нездоровым, то просто не обратил бы на это внимания. Он был сосредоточен, и ему было наплевать на собственное состояние. Именно из-за такого отношения, когда не рассуждаешь, а делаешь, у Асова откуда-то и возникали силы. Он чувствовал свой организм и знал, что у него всегда есть резерв сил, похожий на «второе дыхание». Подобное настроение зародило в нем уверенность в себе и стерло сомнения.

Собрать что-нибудь в дорогу у него не оказалось времени. Асов сложил все свои документы и документы отца в черную кожаную борсетку, которую нашел в его вещах. Саша помнил эту борсетку. Наверное, она была ему ровесница. Отец рассказывал, что купил ее, когда служил на Дальнем Востоке. Она не была похожа на современные борсетки, хотя и вешалась при помощи ремешка на запястье руки. Свое свидетельство о рождении и паспорт Асов положил отдельно от документов отца. Не зная, что с собой брать, он взял отцовские свидетельство о рождении, удостоверение ветерана, пенсионное удостоверение, удостоверение о праве на льготы. Саша взял даже пухлую и тяжелую отцовскую «Летную книжку» и «Медицинскую книжку», которые остались после увольнения. В этих книжках была записана вся служебная жизнь отца. Его вылеты, типы самолетов, на которых он летал, анализы вылетов и оценки, очередные военно-врачебные комиссии, в общем, все. Эти книжки не поместились в борсетку, и Асов положил их в свою черную наплечную сумку. Свое удостоверение, карточку-заместитель на оружие и вкладыш Асов положил в нагрудный карман черного блестящего пиджака на трех пуговицах. Ему необходимо было выглядеть солидно, и поэтому он решил надеть этот не классический пиджак. Другого подходящего пиджака у него просто не было. Под пиджак он надел черный вязаный свитер с высоким воротником. На синие форменные нательные штаны он надел черные зимние слаксы с покроем, как у джинсов. Надев вторые шерстяные носки, он подготовился, таким образом, провести несколько часов на улице и не замерзнуть. Осталось взять деньги. Асов открыл ящичек своего белого шифоньера и пересчитал деньги. Вместе с зарплатой, новогодней материальной помощью и квартальной премией у него было немногим более десяти тысяч. Он взял все, положил их во внутренний нагрудный карман своего пиджака и прошел на кухню, где его ждали мать с мужем.

Асов выпил, как обычно, очень крепкий и очень сладкий кофе.

– Что будешь есть? – спросила его мама.

– Не знаю, ничего ни хочу.

– Ну поешь хотя бы салата.

– Хорошо. – Асов поел немного и выкурил сигарету. Все это время он старался не думать об отце, сознательно сосредотачивался только на том, что ему предстояло сделать. Нельзя было терять контроль над собой. Если бы он позволил себе думать об отце, то это могло бы подрезать его волю, и он просто бы ушел в депрессию. Однако не думать об отце у него не получалось. Асов чувствовал, как бы это и не звучало глупо, что сейчас его отцу нужна помощь, что сейчас рядом с ним нет ни одного родного лица.

– Давай я тебе бутербродов положу, – сказала мама.

– Нет, не надо. Если что, заедем домой на машине. – Асов прошел в прихожую и стал надевать верхнюю одежду. Он посмотрел на свою коричневую зимнюю дубленку и вспомнил, что эту дубленку подарил ему отец. Это было несколько месяцев назад. Отец позвонил ему на мобильный. На фоне уличного шума Асов услышал радостный голос отца, который сказал, что на рынке ОМОН «чистит» монголов или китайцев и они вынуждены срочно «сбрасывать» товар. Отец случайно проходил около рынка и, как любой любознательный человек, заинтересовался царившим там оживлением. Он предложил Саше купить дубленку всего за тысячу и спрашивал, какой у него размер. Но Саша отказался. У него не было тогда свободных денег. Однако вечером отец приехал к нему домой. Он купил две одинаковые зимние дубленки и подарил одну Саше. Оставалось только выбрать подходящую по размеру. Отец был крупнее Саши и ниже ростом. У него не было вредных привычек, и в молодости успел стать чемпионом города и кандидатом в мастера спорта по греко-римской борьбе. Он корил Сашу за то, что тот бывал слабее одноклассников, хотя те были старше его, и поэтому Саша стал заниматься в спортивных секциях. Саша выбрал темно-коричневую дубленку, у нее были длиннее рукава, а черная была более объемной, ее и оставил себе отец.

Взяв рыжий пушистый шарф из ангорской шерсти, Асов опять вспомнил, что этот шарф был отцовским. Он купил его в одной из командировок и носил, когда служил в ЗГВ[2]. Когда сын вырос, шарф перешел к нему. Саша натянул черную вязаную шапочку и черные зимние туфли, перекинув через плечо потяжелевшую наплечную сумку. Он был готов. В прихожую вышла мама и тоже оделась. Вместе они вышли на безлюдную улицу. На ходу он нащупал в карманах свои тряпичные черные перчатки, но надевать их не стал.

Асов приспособился к тому, что жизнь глупая и жестокая вещь, что она бьет при каждом удобном случае, и никто не может помочь и защитить, кроме него самого. Асов привык рассчитывать только на себя, ему просто не на кого было рассчитывать. Но он никогда бы не признал, что жизнь может его сломать. Слаб он был или силен, он никогда бы не позволил ей себя сломать, он просто не зацикливался на проблемах и шел к цели. Далекую или сиюминутную, Саша просто всегда выбирал какую-нибудь цель. Сейчас эта цель отвлекала его от эмоций. На непривычно пустом, с заледеневшими стеклами троллейбусе они доехали до центра города. Мать взяла его под руку, и они пошли под мост, под которым располагалась дорога, ведущая за город. Перейдя перекресток, они оказались около двухэтажного коричневого дома старой планировки. На первом этаже была широкая металлическая дверь, окрашенная в черный цвет. Сбоку от двери висела табличка, на которой большими позолоченными буквами было написано: «Военная похоронная компания». Дверь была заперта.

Около здания находилась стоянка такси, и было круглосуточное кафе, куда после ночной смены и перед началом дежурства заезжали гаишники и таксисты, чтобы выпить горячего кофе и перекусить пирожками или беляшами. Поэтому хотя в городе и было безлюдно, как бывает утром после праздника, около кафе вперемешку с таксистами сновали люди в форме.

Асов вгляделся в лица, но знакомых не увидел. Он посмотрел на часы: было восемь сорок пять. Они зашли в кафе, и Саша купил себе карточку для пополнения средств на телефон. Они стали ждать, когда откроется похоронная компания. В девять часов Саша позвонил агенту. Долго шли гудки, а затем прозвучало приветствие автоответчика. Прервав звонок, Асов стал ждать. От мысли, что агент его обманула и ничего не выйдет, становилось еще хуже. Выхода не было, приходилось ждать около этих черных траурных ворот.

Несмотря на уговоры, мама оставалась с ним рядом, пока он вглядывался в приезжающие машины в надежде, что в одной из них приедет агент. Снова набрав ее номер, он услышал ответ: скоро приедет. Асов знал, что большинство необязательных людей после новогодней ночи вряд ли будут пунктуальными. Он продолжал ждать, нервно куря, на улице.

Ему позвонила тетя:

– Как у вас дела? – спросила она.

– Ждем агента, – затем Асов вопросительно добавил, – тетя Тоня?

– Да?

– Не могли бы вы одолжить мне денежку? – и про себя добавил: «Наконец-то произнес». Дело в том, что перед разговором Асов долго подбирал слово, как назвать деньги. Его коробило от звуков этого обыденного слова, он ненавидел деньги, презрительно к ним относился и считал их всего лишь средством.

– Сколько нужно?

– Тысяч десять.

– Десятью не обойдешься. Я подвезу деньги. Когда?

– Сейчас я договорюсь с машиной и перезвоню вам.

– Ладно. Я узнала про похороны. Можно снять зал в «Похоронном доме».

– Хорошо. – Асов увидел, что к двери похоронной компании, выйдя из такси, подходит женщина средних лет. Он прервал разговор и подошел к ней.

– Вы Светлана Николаевна? – скорее утвердительно, чем с вопросом произнес он.

– Да, проходите. Это вы мне звонили, – тоже утвердительно сказала она, отпирая ключом дверь. За железной дверью оказалась еще одна деревянная дверь, на которой висел бумажный листок с фразой «Осторожно, за дверью ступеньки». Мама следовала за Сашей.

Как только Асов зашел в офис компании, ноги у него стали ватными, а шаг потерял уверенность и четкость. Стала еще более очевидна утрата. Помещение располагалось на первом этаже, ниже уровня земли, и имело сводчатые низкие потолки, отчего казалось, что это подвал. В замерзших окнах, почти на уровне глаз, темнел уличный тротуар. Сами по себе полутемные комнаты подобной планировки давят. Хуже всего было то, что все комнаты были заставлены изделиями похоронной атрибутики. На стенах висели стенды с фотографиями памятников, надгробных плит, венков и т. п.

Женщина прошла дальше, в другую комнату, расстегивая на ходу шубу и снимая меховую шапку. Асов оказался в прихожей. Поочередно в комнатах, гудя и потрескивая, разгорались лампы дневного света, заполняя своим гулом все помещение. Воздух был тяжелым и затхлым, и в нем резко выделялся запах хвои и свежего дерева – запахи, которые в своем сочетании ассоциируются с похоронами. То присутствие духа, которое Асов в себе поддерживал, сразу пропало. Напротив входной двери, у стены, стояла надгробная плитаобразец, а на стене висел стенд с фотографиями могил.

Из этой своеобразной прихожей Асов прошел в более просторный зал, в котором, сразу слева от входа, стоял стол, заваленный бумагами, и на нем – телефон-факс. Рядом со столом – два офисных стула. Вся остальная часть зала была заставлена венками с ценниками. В углах и у стен стояли высокие деревянные православные кресты. В дальнем углу на подставках он увидел раскрытый гроб орехового цвета с крышкой из двух створок. Одна из створок была открыта, обнажая слепящую белизной обивку. Его борта отсвечивали лаком. Асов понял, что это выставочный экземпляр, о чем явственно говорил ценник под ним. «Боже мой, почему так дорого? – с горечью подумал он. – Проклятая служба, я не потяну такой своему отцу. Возможно, у них есть кредит?» У дальней стены, за венками, находилась надгробная плита с широкой цветочницей, в которой топорщилась низкая искусственная поросль. Пол так плотно был заставлен венками, что они почти перегородили вход в еще одну комнату, в которой можно было разглядеть лишь угол письменного стола. Из комнаты шел монотонный гул вытяжки.

Послышался скрип створок шкафа, и из соседней комнаты вернулась агент. Она, скинув верхнюю одежду, уселась за стол, бросив Асову и его матери:

– Присаживайтесь, – указав на стулья за столом. Асов снял шапку, положил ее в свою сумку и сел на дальний стул. Мама села напротив него.

– Секундочку, – снова сказала женщина и стала звонить по телефону. Спустя некоторое время она сказала в трубку:

– Привет. Ну, как? Я? Нормально. Слушай, давай подъезжай уже. – Потом она повесила трубку и, посмотрев на них, спросила: – На кого будем оформлять похороны?

– В смысле? – переспросил Асов.

– Заключать договор.

– На меня, а что?

– Видите ли, лицо, которое осуществляет захоронение, имеет право на компенсацию. У вас пенсионное удостоверение с собой?

– Да, – ответил Асов и вытащил из сумки отцовскую борсетку. Он положил ее на стол и стал вытаскивать все документы, выискивая нужный. Агент с интересом стала рассматривать их, так же перебирая. Наконец она отложила один и спросила:

– Оформлять документ на вас? – и посмотрела сначала на Асова, а потом на его маму.

– Да, на сына, – ответила за него мама.

– А вы кем ему приходились?

– Я первая жена, – вздохнув, ответила мама. – Он сын от первого брака, и единственный.

– Отец ехал в гарнизон ко второй семье, чтобы забрать ее сюда, и по дороге разбился, – сказал Саша.

– Дело в том, – добавила агент, – что жена имеет право на единовременное пособие по потере кормильца.

– Хорошо, – ответил Асов, – но давайте сейчас решим, как будет транспортировано тело.

– Сперва нужно заказать гроб, – ответила агент.

– То есть? А там нельзя? – не понял Асов. Он заподозрил, что агент пытается просто «сплавить» именно свою продукцию.

– Ну вам его в чем-то везти сюда нужно, – ответила агент, – а гроб нужно уже сейчас делать.

– То есть его изготовят сейчас?

– Да, у нас есть стандартные заготовки. В течение двух часов он будет готов. Какие размеры?

– Гроб, скорее всего, нужен не стандартный. Отец был очень крупного телосложения, а рост… – Асов посмотрел на маму, от волнений он забыл рост отца.

– Сто семьдесят три.

– Угу, – ответила агент. – Сейчас я перепишу данные пенсионного удостоверения и мы пойдем выберем.

«Точно, – вспомнил Саша. – Каждое последующее поколение выше предыдущего на десять сантиметров. Так говорил отец, комментируя, что я выше его».

Агент стала переписывать данные пенсионного удостоверения на белый листок. В этот момент зазвонил ее мобильный телефон. Она ответила на звонок и, прижав трубку плечом к уху, продолжила писать.

– Ага, привет, – ласково произнесла она. – Да, вот разбираюсь с заказчиками, которых ты мне вчера подсунул.

Что-то выслушав, она ответила:

– Конечно, получишь, ну пока. – Переведя взгляд на них, она добавила: – Пусть пенсионное удостоверение побудет у меня. Я пойду в военкомат, чтобы они подключились, нужен документ. А у него там знакомые какие-нибудь были? – спросила агент, и Асов понял, что она намекает на связи.

– Нет. Сразу после увольнения из армии он работал несколько месяцев в Октябрьском военкомате, но таких уж знакомых не приобрел, а во Фрунзенском просто состоял на учете. Конечно, они его помнят, по работе он контактировал со всеми военкоматами. Он отвечал за мобподготовку, но вряд ли кто-нибудь станет тут помогать, – с грустью произнес Асов. Да, Саша был прав.

– Ладно, – вздохнув, ответила агент.

– Еще вопрос, – перебил ее Асов. – Отец часто говорил, в шутку правда, что ему как офицеру положен салют.

– Не салют, а залп, – пояснила агент, хоть Асов и не уловил в чем разница. – Не знаю, будет ли в этот раз караул. Все-таки выходные. Обычно так и поступают.

– Он офицер и должен быть похоронен как офицер, – безапелляционно и спокойно заявил Саша. Он знал, что звание офицера дает обязанности, а не привилегии. Обязанность быть первым и лучшим, обязанность вести за собой. И за то, что его отец нес на себе тяжесть такого звания, теперь ему должен был быть оказан этот последний знак уважения.

– Ладно, пойдемте, – агент встала из-за стола и пошла в ту комнату, которую Асов не смог разглядеть.

Стараясь ненароком не задеть расставленные по полу венки и корзины с искусственными цветами, Асов с мамой прошли за агентом.

Комната, в которой они оказались, была такой же, как и предыдущая, только меньших размеров, но с таким же выгнутым бетонным потолком и заплесневелыми стенами, которые застыли от мороза и теперь поблескивали льдинками из этого льда. Напротив боковой стены стояли два стола, на которых были сложены какие-то бумаги. На внешней стене имелось маленькое полуовальное оконце, почти полностью закрытое алюминиевой коробкой с электромотором и вентилятором. Эта коробка и была источником звука вытяжки.

Асов не ожидал увидеть в этой комнате одну немаловажную деталь. Она застала его врасплох, так как его сознание вдруг застопорилось от отчетливой мысли, что сейчас эта деталь касается непосредственно его.

Одна из стен этой комнаты была не чем иным, как фанерной перегородкой с деревянной, покрытой лаком дверью. Агент щелкнула где-то выключателем и прошла в эту приоткрытую дверь, скрывшись за перегородкой. Чуть различимое раньше, а теперь хорошо видимое содержимое этой комнаты стало причиной ступора Саши. Медля, Асов пропустил вперед маму, и она тоже скрылась за перегородкой. Наконец он перешагнул порог.

Все пространство за перегородкой было заставлено гробами, и оставался лишь маленький пятачок возле входной дверцы, где и стояли теперь три человека. У переднего ряда гробов на бортах висели ценники. Обычные деревянные гробы, обитые красной материей. Крышки их были немного сдвинуты в сторону, обнажая внутреннюю обивку. Именно от них шел тот запах, который придавал особенность этому затхлому воздуху. До этого момента Асов любил запах хвои, который ассоциировался у него со свежестью и малой Родиной. С теми местами, сосновыми борами, где он и родился, на границе Сибири и Урала.

Сейчас Саша и начал более осознанно понимать то, что у него больше нет отца. Что всего лишь несколько часов назад отец был, а теперь он – Александр Сергеевич Асов, даже с именем, которое дал ему отец в честь примера для подражания и мечтаний, которые он хотел реализовать в сыне, – стоит в этом помещении и выбирает для него гроб. Последний материальный подарок для близкого человека. Он стал понимать, что нет одного из двух родных людей, которые держат его на этом свете. Что грань между бытием и небытием очень призрачна. Смерть может наступить в любое мгновенье. «Почему я не успел выразить ему всю свою любовь раньше? Так много не рассказал ему? Так много не сделал для него? – И Асов понял. – Ясно, если хочешь понять, как дорог тебе человек, если хочешь отдать ему все, что он заслуживает, и ты не знаешь эту меру, силу чувств к нему, просто представь, что завтра его не будет. Тогда ты все ему простишь». На самом деле, как всегда, Асов был слишком строг к себе. Он уже давно простил отцу все, на что раньше обижался, и принимал его таким, каким он был. С горечью Саша чувствовал, что отец, который жил со второй семьей, все больше отдаляется от него, не заботится о нем, даже не интересуется жизнью и переживаниями сына.

Между тем агент говорила, и то, что она вела себя так буднично, позволяло Асову сосредоточиться и не поддаться панике:

– Вот этот с покрытием из бархата, – она указывала рукой на конкретный гроб, объясняла их различие в цене. – Этот с ручками, этот с постелью внутри: покрывало и подушка. Этот просто с креплениями и застежками на крышке. Какой?

Асов решил взять самый дорогой. Но у некоторых на крышках были прибиты чеканки в виде православных крестов. «Главное, чтобы обязательно был один из таких», – решил он. Мама указала на один из гробов:

– А это какой?

– Покрытие из бархата, по бокам декоративные ручки, внутри постель, – агент отодвинула крышку. – Покрывало и подушка шелковые. Запоры на крышке, – она поставила крышку на место и указала на саморезы с пластмассовыми ручками по краям крышки.

– Ну, что? – спросила мама Сашу.

Асов посмотрел на крышку. На ее боках были прибиты черные ленты, а на лицевой стороне тускло мерцал медным отблеском православный крест. На ценнике сумма стояла выше, чем на остальных.

– Хорошо, – ответил Асов, глядя на рядом стоящий гроб, на крышке которого разместились обычные защелки, как на крупногабаритных ящиках.

Его передернуло от мысли, что содержимое ящика с такими застежками будет восприниматься только как груз.

– Идет, – ответила, облегченно вздохнув, агент. – Значит, номер пятьдесят один.

Они вышли из комнаты, и агент, как бы вдруг что-то вспомнив, спросила:

– Временный крест будете ставить? – Увидев вопрос в их глазах, она пояснила: – Ну пока памятник не поставят.

– Да, надо, – ответил Асов.

– Тогда пойдемте выберем. Дату какую ставить? – И агент снова пошла в первую комнату.

– 02.02.1958 и 31.12 прошедшего года, – ответил Асов и подумал: «Нескольких месяцев ему не хватило до сорока семи лет».

У входной двери стояли деревянные кресты около двух метров высотой. Они отличались разными оттенками темных цветов, однако были православными, то есть с прибитой наискосок планкой под основным перекрестием.

«Значит, это временные кресты, вот для чего они здесь стояли», – понял Асов. И снова он выбрал крест, не думая о цене.

После этого агент села за стол в зале и стала выписывать ряды чисел на маленьком листочке и складывать их в столбик. Одновременно она подняла трубку телефона и стала звонить:

– Леша? Привет. Прими заказик, срочный. Номер пятьдесят первый. Не стандарт.

Она продолжила что-то обсуждать, но Асов уже ее не слушал. В это время в помещение вошла старая женщина. Она ходила по залу и вела себя спокойно и деловито, с интересом рассматривая похоронную атрибутику. «Возможно, большинство людей так себя и ведут в подобных ситуациях», – подумал Асов, угрюмо всматриваясь в передвижения старухи. Все, что касалось людей, Саша воспринимал как пессимист, все, что касалось неодушевленных вещей, он воспринимал как оптимист. Поэтому он так скептично рассматривал эту старуху, подозревая ее в цинизме. Саша пытался не быть похожим на большинство людей, которых воспринимал как эту старуху. «Не важно, что думают обо мне окружающие, гораздо важнее то, что думаю о себе я сам. Пусть все вокруг будут мразями, но это не значит, что я должен быть таким как они». Он стремился быть нормальным, то есть, в его понимании, человеком, чья внутренняя морально-нравственная шкала ценностей соответствует общепринятым ценностям, а не тем, которые появились в нашем обществе в последнее время, с такими категориями как цинизм и приспособляемость.

Агент заметила пришедшую женщину и, закончив разговор по телефону, обратилась к Асову:

– Подождите несколько минут, и мы продолжим.

– Хорошо, – ответил Асов и, встав со стула, прошел в комнату с вытяжкой. Мама сказала ему:

– Пойду подышу свежим воздухом. Он кивнул ей и зашел в комнату, оставив дверь приоткрытой. Прислонившись к косяку двери, Асов смотрел на гробы. Он перешел в эту комнату потому, что ему внезапно захотелось побыть одному. Саша принадлежал к той породе людей, которые предпочитают переносить свою боль в одиночестве. Он вздохнул, глядя на деревянные ящики, обитые материей, и понял, что переоценил свои силы, потому что неожиданно для себя тихо произнес:

– Папа, папа, папа. Как же так? – Его взгляд вдруг подернулся дымкой, которая была не чем иным, как влагой, внезапно исказившей изображение в глазах. Все вокруг расплылось и потеряло свои очертания, приняв вид нечетких пятен. Из груди вырвались рыдания, которые он, как мог, заглушил, но его всего трясло, по щекам текли слезы. Он плакал. Абсолютно неожиданно для себя. Он плакал, пытаясь не издать ни звука. Боясь, что кто-то это заметит, он взял край своего шарфа и прижал его ладонью левой руки к своим глазам.

Асов уже успел перенести многие тяготы и лишения, какие выпадают не каждому человеку. Но он не плакал уже много лет и успел забыть это чувство. То, что с ним сейчас произошло, не удивило его, он просто вспомнил, что это такое, и принял как есть. Теперь, одинокий и убитый горем, он стоял и плакал в комнатке с гробами. Он прятал свое горе, свои чувства и свою внезапную слабость, потому что четко осознавал, что он остался один и сейчас слабость для него непозволительна, как и нерешительность. Возможно, эта слабость не воспринималась бы окружающими негативно, но ему не хотелось, чтобы её видели. Сейчас его не волновали стыд и сочувствие к себе. Нет. Он просто оплакивал своего отца.

Асов стал медленно и глубоко дышать, но сомкнутые губы предательски дрожали. Затем он заставил себя ни о чем не думать, сосредоточившись взглядом на мерно и монотонно гудящей коробке из нержавеющей стали – вентиляторе в оконном проеме. Саша стал делать глубокие вдохи, как после напряженного бега. Одновременно он закрыл глаза и в конце глубокого вдоха закатывал глазные яблоки кверху. Такое движение глаз чуть раздражало участок мозга, который затормаживал нервную систему, успокаивая ее. Прием, который Асов заучил и апробировал ранее, подействовал и теперь.

Боясь, что глаза красные, а ресницы еще не высохли от слез, но не желая больше оставаться в этом помещении, он вышел в зал, намереваясь идти на улицу. Проходя мимо агента и сидящей перед ней за столом старушки, он услышал отрывок разговора:

– Да нет, не надо. Пусть все будет по-простому. Зачем ей это? – говорила старушка. – Мы с ней были просто соседи, – добавила она, как бы оправдываясь. При этом она укладывала в обычные целлофановые пакеты беспорядочно разбросанные по столу медали тускло-желтого цвета и маленькие книжечки документов в красных обложках.

«Значит, умерла фронтовичка, – решил Асов. – Настолько одинокая, что организовать похороны взялась соседка. При этом она не желает слишком обременять себя». Мгновенно перед мысленным взором Асова промелькнуло несколько вариантов, как одинокий ветеран мог оказаться в подобном положении. Старушка и агент быстро взглянули на Сашу, агент задержала свой взгляд на нем, но выражение ее лица не изменилось. На выходе Асов встретил маму, которая вернулась с улицы:

– Пойду покурю, – сказал он ей.

Морозный воздух подбодрил Асова. Он старался никогда не курить на улице, потому что при курении ослабевал иммунитет и можно было легко подхватить болезнь горла или легких, но в данный момент ему было все равно. Через несколько минут он уже смог подготовиться к новой встрече с давящей атмосферой похоронного бюро.

Из бюро вышла старушка, и Асов вернулся к агенту, которая продолжала что-то высчитывала на маленьком листочке бумаги. Мама сидела на одном из стульев, рядом со столом. Увидев Асова, агент оторвалась от своего занятия и спросила:

– Венки какие будете брать?

– Не знаю, – ответил Саша.

– Пойдемте посмотрим. Надписи на лентах какие делать? – снова спросила она. – Вот, смотрите, – указала она на большой венок треугольной формы, в середине которого искусственные цветы были раскрашены так, что образовывали российский триколор: – «От сына» или «Любим и скорбим»?

– Давайте так, от сына, – ответил Саша.

– А еще от родственников, от родителей?

– Не знаю, – снова сказал Асов, затем, сделав над собой усилие, добавил: – Ладно, пусть будут.

– А какие?

– Все равно, – ответил Саша.

Снова они вернулись за стол и стали ждать, когда агент закончит свои вычисления. В тишине мерно раздавался лишь гул вытяжки. Затем хлопнула входная дверь и в комнату вошла еще одна женщина в длинном черном пальто. Она была высокой, явно старше среднего возраста. Женщина перекинулась приветствием с агентом, и Асов понял, что это вторая агент. Она прошла в глубь комнаты, куда-то к вытяжке, и, открыв дверцу стоящего там шкафа, повесила в него пальто и положила шапку. Закончив ритуал разоблачения от верхней одежды, она прошла к зеркалу около входа в комнату и стала поправлять прическу. Асову очень много рассказали о ней ухоженное лицо и одежда, скрывавшаяся под пальто. Несмотря на возраст, она выглядела очень моложаво.

Первым делам Асов обратил внимание на то, что хотя она и работала в доме скорби, ее черные брюки были так туго натянуты на бедрах, что выделялось нижнее белье. Блузка была с яркими цветами. Между тем Саша поймал себя на мысли, что не может поймать ее взгляд. Ее глаза виновато бегали по комнате. «Интересно, сколько ей лет? – размышлял Асов. – Хотя у современной женщины уже невозможно определить возраст по внешнему виду. Школьницы выглядят как тридцатилетние, а тридцатилетние – без возраста. Да не секрет, что чрезмерная беспорядочная половая жизнь преждевременно старит». Поэтому он решил не угадывать ее возраст, а узнать: в чем же она виновата? Вскоре он понял.

– Ты водителя нашла? – спросила ее первая агент.

– Понимаешь, Света, – стала говорить она, почему-то глядя на Асова. – Никого нет. Я позвонила Олегу, Паше – никто не отвечает на звонки.

– Галя, какая разница. Есть же график дежурств. А клиентам наши проблемы знать не нужно. Ищи.

– Ну ни до кого дозвониться не могу, – снова сказала та.

– Кто дежурит по графику?

– Антон.

– Вот и звони.

– Сейчас, – она села за один из свободных столов, вытащила из его ящика бумажный лист и стала звонить по телефону на столе.

Асов угрюмо смотрел на нее. Он даже не допускал мысли о том, что не сможет выехать за телом. Внутренний голос подсказывал ему: успокойся и не думай об этом, не заботься. «Поезд? – думал он. – Нереально. Не договориться сейчас, за такое короткое время, с почтово-багажным. Потом грузовое такси до гарнизона: из Питера в глухомань Песковской области. Нереально. Выезжать нужно только отсюда и на автомобиле. Дура какая-то эта Галя». Саша обернулся к Свете и, пытаясь вызвать конкурентную неприязнь, спросил:

– А в «Ритуале» машины нет?

– Нет, нет, – поспешно ответила ему агент.

– Как спит? – Раздался голос Гали. – Поздно пришел? Но он сегодня дежурит, – виновато выдавила она из себя. – Нужно ехать за грузом в Песков. Как не встанет? Не поедет? Ладно, до свидания, – к удивлению Асова закончила та разговор и положила трубку.

«Ни хрена себе, – подумал Саша. – Да скажи у нас кто-нибудь, что он в свое дежурство не выйдет на работу, потому что всю ночь пьянствовал, а теперь отсыпается, и ему на все насрать, его бы мигом вышибли в „народное хозяйство“. Да уж, контора. Хотя, может быть, это и к лучшему. Доверять ответственную работу такому чму, да еще с похмелья, нельзя и даже опасно». Галя снова посмотрела на Асова и сказала:

– Я не знаю, что делать, – слишком быстро решила она. Асов еще не успел как следует разозлиться на нее, как Светлана Николаевна раздраженно произнесла:

– Галя, какое дело клиентам до наших проблем, что ты тут устраиваешь? Позвони в Горск. Там же наш филиал. Позвони частнику, наконец. Давай, звони.

Затем она обратилась к Асову:

– Место где будете заказывать? – она стала объяснять Саше, увидев в его взгляде вопрос. – У нас сейчас единственное городское кладбище в Радостево. Вы на общем будете его хоронить или на воинском?

Вместе с недоумением по поводу названия кладбища, которое кроме кретина-чиновника придумать никто не смог бы, внутри что-то подсказывало, что по всему, естественно, хоронить нужно на воинском.

– На воинском конечно, – ответил он.

– Точно?

– Да.

– Да, наверное, это правильно, – нехотя согласилась она. – На воинском участки распределяют большие. На два места сразу, то есть с возможностью подзахоронения. Ограду только нужно заказывать непосредственно на кладбище. Памятник же можете через нас, от государства, ну, это мы потом обсудим.

– Да, отец часто насмехался над тем, что государство обязано обеспечить ему памятник. При установке памятника через вас расчеты по безналу или военкомат выдаст непосредственно деньги?

– Расчеты все по безналичному расчету. Да, и вот еще что: кто будет забирать свидетельство о смерти? Просто мы делаем на нем отметку, что памятник установлен.

– Я.

– Дело еще в том, что оно существует в единственном экземпляре. Его выдают только на основании справки о смерти. Соответственно и право на наследство может заявить только тот родственник, у кого оно на руках. Остальные наследники заявить свои права на наследство без свидетельства не смогут.

– Вот как? А как же закон, наследственное право и Гражданский кодекс? – невесело усмехнулся Асов.

– Понимаете, любые копии со свидетельства о смерти недействительны. Таков порядок. Поэтому, когда будет проходить оформление, то вы будете его только показывать. У нас часто бывают такие скандалы, некрасивые ситуации, когда родственники не дают другим свидетельство о смерти, даже не выпускают его из рук, и даже завещание в этом случае не действует. Все переходит в доход государства или… – она замялась, подбирая слова.

– Недобросовестных наследников, – подсказал ей Асов.

– Да. Ну, вы сами понимаете, что споры из-за наследства не редкость. У вас как?

– У него осталась вдова, а мне ничего не нужно. Что касается родителей, то они ему никто. Можно сказать, что они его и… В общем, здесь проблем не будет. Я все сделаю по-своему, – внутренне похолодев от такого решения, произнес Саша.

– Хорошо. Вот, – агент, наконец, показала им листок, на котором что-то высчитывала. – Я подсчитала всю организацию похорон. Всего десять тысяч девятьсот рублей.

– Заплатить сейчас?

– Лучше сейчас, потому что из этих денег пойдут расходы на бензин катафалку и еще на разные мероприятия.

«Что ж, деваться некуда», – подумал Асов.

– А квитанция, договор?

– Квитанцию я сейчас выпишу. Договор лучше потом, кроме того, у меня сейчас нет бланков и, может, будут дополнительные расходы, которые нужно записать в договор.

– Хорошо, – согласился Асов, – есть одна деталь. Его родная сестра хочет, чтобы его поместили в «Похоронный дом».

– Не в городской морг?

– Нет. Это можно устроить?

– Да, но там нужно будет платить аренду. Это можно оплатить потом.

– Понятно. А мои документы вам не нужны? – блефанул Асов.

– Какие?

– Паспорт, свидетельство, удостоверение?

– Вы тоже военнослужащий?

– Нет, – и Асов вытащил удостоверение, карточку-заместитель на огнестрельное оружие и положил их на стол перед агентом. Она взяла его, раскрыла и прочитала. Что ж, Асов давал понять: за обман рассчитается. Хотя, по сути, защититься он бы не смог. Блата все равно не было, а по закону все было бы слишком долго, трудоемко и без гарантии справедливости; впрочем, наказание все равно было бы смехотворным, то есть мера тяжести деяния не соответствовала бы мере тяжести наказания. Впрочем, сейчас для него было главным, чтобы отца просто достойно похоронили. Ни цена, ни собственное здоровье его сейчас не волновали. Но в данный момент он просто решил сыграть на страхе и неведении агента.

– Нет, ваши документы не нужны, – ответила она.

– Ладно, – сказал Асов и, не считая, выложил на стол все свои деньги, потому что он точно знал, сколько там. Затем посмотрел на маму и попросил: – Дай еще полтинник.

Она вытащила из сумочки кошелек и положила в кучку купюр на столе еще одну купюру. Агент отдала Саше листочек с расчетами:

– Постарайтесь его сохранить, для договора, – после чего взяла деньги и пересчитала их. Закончив, она взяла бланк квитанции и стала его заполнять, положив под него копирку для копии. Воспользовавшись передышкой, Асов позвонил тете:

– Алло? Тетя Тоня?

– Да, – ответил голос в телефонной трубке.

– Договариваться насчет «Похоронного дома»?

– Да, конечно. Я уже узнавала. Там есть два зала: малый и большой, для прощания и отпевания. Я решила взять большой. Он рассчитан на двести человек. Народу будет меньше, но я подумала, что в малом будет душно.

В основном будут люди пожилые, и они могут задохнуться от дыма свечей и ладана.

– Хорошо, я попрошу агента связаться с «Похоронным домом». А как у вас насчет машины?

– Ищем, нигде в городе нет. Сейчас будем звонить в грузовое такси. Может, они согласятся.

– У нас тоже маленькая запинка. Все водители пьяны, но агенты кого-нибудь ищут.

– Хорошо. Держи меня постоянно в курсе. О деньгах не думай, – снова сказала она ему.

– Добро, спасибо. – Асов нажал кнопку разъединения на своем мобильном телефоне. Затем он посмотрел на Светлану Николаевну, которая запирала сейф с деньгами. После этого она передала Саше квитанцию.

– Ну, как дела с катафалком? – спросил он ее.

– Сейчас найдем. С «Похоронным домом» состыковываться?

– Да.

– На какое время назначить похороны?

– Так. Сегодня первое. Если сегодня выезжаем, то второго, максимум третьего, мы будем здесь.

– А время? На кладбище хоронят в час и в три.

– На три, – повинуясь некому инстинкту и пытаясь выполнить правило о том, что по православному обычаю тело должно быть предано земле на третьи сутки после смерти, назначил Асов. Все равно внутренне он сомневался, что успеет к третьему числу. Время похорон, три дня, показались ему богоугодным временем. Это потому, что цифра три была противовесом числу зверя. Своим смутным дремучим суеверием, которое стало просыпаться в нем, Саша предполагал, что будет, если он не успеет. Отец умер насильственной смертью, и если не выполнить правило трех дней, то, может быть, он заберет с собой еще троих в течение года – так помнил Саша из детских «дворовых страшилок». Нет, Асов не боялся этого. Он скорее желал, чтобы погибли те, кто виноват в смерти отца. В данный момент он наплевал на справедливость, мораль, и ему хотелось мести. Однако стремление соблюсти обычай было связано не с какими-то религиозными верованиями или языческими инстинктами Асова. Нет. Причина его верования заключалась не только в уважении к традициям, она была связана с детскими воспоминаниями. Когда он был еще ребенком, плохо понимал, что такое смерть, и даже боялся смотреть фильмы ужасов, зимой в гарнизоне разбилась машина. Погиб один водитель. Его похоронили на четвертый день. В воспоминаниях Саши осталось, как перед похоронной колонной несли на бархатных подушечках ордена и медали усопшего, а сзади – ярко-красный гроб и его крышку, на которой лежала фуражка. В толпе бродили слухи о том, что раз нарушен обряд похорон, то покойник вернется и заберет с собой еще троих. Весь год по дворам вокруг гарнизона выли собаки. И действительно, в тот год насильственной смертью погибли еще трое абсолютно посторонних покойнику жителей гарнизона.

Примечания

1

Милиция общественной безопасности.

2

Заграничная группа войск.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.