Эффингтоны-Шелтоны (№2) - Список женихов

Джиллиан смутилась:

— Но я…

— Он делает это ради того, чтобы оставить детям, своим наследникам, нечто большее, чем безнадежные долги и погубленную репутацию. По условиям предлагаемого вами брака детей быть не может. — Он покачал головой и продолжал: — Я всегда имел намерение рано или поздно жениться. У меня просто не было ни времени, ни возможностей заняться поисками подходящей жены. Если я приму ваше предложение, то вы купите не только мужа, но свободу и будущее. Мою свободу и мое будущее. — Он допил бренди и осторожно поставил стакан на стол. — При таких обстоятельствах я вынужден почтительно отклонить ваше предложение.

Он кивнул, повернулся и направился к двери.

— Подождите! — В голосе Джиллиан звучало отчаяние, и Ричард остановился. — Вы должны понять. Я очень любила мужа и дала себе слово не выходить снова замуж без любви.

Шелбрук молча ждал.

— Но у меня нет времени полюбить. И я не знаю, смогу ли. Не знаю, хочу ли полюбить.

— Я не могу согласиться на брак, предлагаемый вами, Джиллиан.

— Я знаю многих людей, вступивших в брак не по любви, они обзавелись детьми и счастливы вместе. Быть может, вы согласитесь заключить помолвку на ближайшие два месяца…

— А потом?

— Потом… когда мы лучше узнаем друг друга… возможна привязанность…

Он повернулся и внимательно присмотрелся к ней. Кажется, не только у него есть сокровенные тайны.

— Почему вам так хочется заполучить это наследство?

— Неужели вы не понимаете почему?

— Вы — дочь герцога. Эффингтоны — одна из богатейших семей страны. Зачем женщине, занимающей такое положение, даже думать о том, чтобы до конца дней делить ложе с совершенно чужим человеком?

Джиллиан помедлила с ответом, потом заносчиво вздернула подбородок.

— Это очень большое состояние?

— Не для члена семьи Эффингтон.

— Даже для члена семьи Эффингтон. — С минуту она молча смотрела на Шелбрука и огорченно вздохнула. — Вы задаете слишком много вопросов, милорд.

— Вы уже говорили об этом.

— И вынуждена повторить, — огрызнулась она. — Поскольку вы не намерены прекратить это занятие.

Джиллиан открыла графин, наполнила стакан Шелбрука, как следует пригубила и протянула ему. Ричард молча покачал головой. Джиллиан пожала плечами, сделала еще один глоток и поставила стакан на стол.

— Все мы рождаемся с определенными ожиданиями, судьбы наши так или иначе предопределены. Мой брат родился, чтобы стать следующим герцогом Роксборо. Это его судьба, его долг, и к этому его готовили всю жизнь. Мой долг как женщины заключался в том, чтобы выбрать достойного мужа. И я выбрала. — Она скрестила руки на груди и смело встретила взгляд Ричарда. — Только муж мой решил, что его долг — служить королю и родной стране. Он был убит в Испании.

— Сожалею.

— Я тоже, — просто сказала она. — Никто не ожидал, что жизнь его сложится так, он даже не успел унаследовать титул. Я осталась ни с чем. Моя семья дает мне солидное содержание, но я предпочла бы стать независимой. Нет. — Джиллиан стиснула губы, в глазах ее вспыхнула решимость. — Я жажду быть независимой! Я не в силах смириться с мыслью, что я, грубо говоря, бедная родственница, сознание этой несамостоятельности тяготит меня.

Она резко отвернулась от стола и принялась ходить по комнате.

— Имеете ли вы представление о том, каково это — знать, что ты сделала все, чего от тебя ожидали, но твоя жизнь обернулась совершенно неожиданной стороной?

— Самое общее, — пробормотал он.

— И далее, независимо от твоего материального положения, только потому, что ты женщина, у тебя нет подлинной свободы выбора. А женщина без денег в этом мире мало что может сделать. И еще того хуже, она даже не в состоянии помочь другим совершить что-то стоящее. О, разумеется, я могу устраивать свои вечера — подобные развлечения, как вы понимаете, не слишком дороги, могу знакомить художников и писателей с возможными меценатами, но сама я не в состоянии помогать им.

— Как помогает леди Форестер?

Джиллиан умолкла и уставилась на Ричарда. Потом неожиданно расхохоталась:

— Ничего подобного мне и в голову не приходило!

— Слава Богу, — произнес Шелбрук с кривой усмешкой. — Итак, вы хотите стать меценатом?

— Не совсем.

— Тогда кем же?

— Я об этом пока серьезно не задумывалась. Это всего лишь отдаленное намерение. Настолько неопределенное, что не выразишь словами.

— Все же попробуйте.

Шелбрук приблизился к Джиллиан. Запах ее духов, слабо уловимая смесь цветочного аромата и чего-то пряного, пикантного, обволакивал его. Она пристально смотрела на него, словно решая, заслуживает ли он доверия.

— Это нечто неведомое, быть может, нереальное и, как мне кажется, отчасти глупое.

— Мне хорошо знакомы идеи подобного рода… отчасти глупые.

— Возможно, я расскажу вам об этом в свое время. — Озорная улыбка тронула уголки ее губ. — Когда мы поженимся.

Ричард сжал подбородок Джиллиан между большим и указательным пальцами и посмотрел ей прямо в глаза.

— Я не женюсь на женщине, которая не хочет делить со мной постель. Я не буду мужем только на бумаге. Вы понимаете?

— Да, — с трудом сглотнув, ответила она.

— Вот и хорошо. — Ричард в очередной раз подавил желание поцеловать ее, чтобы скрепить их соглашение. А быть может, и судьбы… Он отступил на шаг. — Я скоро извещу вас о своем решении.

Джиллиан медленно кивнула. Взгляд ее стал задумчивым.

Шелбрук вышел из комнаты, из дома, не замедляя шагов до тех пор, пока не прошел по меньшей мере квартал.

Будь он проклят, если понимает, как поступить! Если бы он был настолько разумным, каким всегда считал себя, ему бы следовало немедленно принять предложение Джиллиан. В силу необходимости он человек практичный, и в данном случае промедление — непростительная глупость. Ее предложение — прямой ответ на его молитвы. Он решил бы все свои финансовые проблемы, обеспечил бы собственное будущее и будущее сестер.

К тому же брак с дочерью герцога Роксборо вернул бы уважение к его титулу и к имени его семьи. Разумеется, он и сам в последние несколько лет старался сделать это, однако восстановление чести графов Шелбруков оказалось не менее трудным делом, чем восстановление их материального достояния.

Во имя всего святого, рехнулся он, что ли? Какой упорной и ранее ему самому неизвестной чертой его личности можно объяснить идиотическое безразличие к шестистам тысячам фунтов, по меньшей мере восьми кораблям и большому земельному участку в Америке?

Неужели идея подобного брака сама по себе настолько отвратительна? И по правде говоря, неужели брак этот останется на долгое время лишь формальным? В прошлом ему не составляло особого труда завоевывать привязанность женщин, хотя его манера ухаживать, вероятно, казалась слишком старомодной. Когда они с Джиллиан поженятся, он наверняка добьется ее расположения. А может быть, даже любви.

Любовь? Что за несуразная мысль при данных обстоятельствах? Ричард Шелбрук никогда не считал любовь непременным условием брака. Да и вообще особо не размышлял о любви.

Зато он прекрасно понимал, что такое желание. И в тот момент, когда посмотрел Джиллиан в глаза, понял, что хочет эту женщину. И хотел бы, чтобы и она испытывала то же самое. Им было бы хорошо вместе.

Его удерживало не что иное, как гордость. Дьявольская гордость — вот чем он владел в избытке! Единственная вещь, которую ему не приходится воссоздавать из ничего, единственное качество, которое до сих пор удерживало его от поисков наследницы с внушительным приданым и солидным доходом.

Но и теперь он вовсе не желал, чтобы его покупали, как покупают за внешние стати породистого жеребца. Или как новое произведение искусства, пригодное лишь для показа.

Он хотел бы, чтобы эта женщина вышла за него не только из-за его имени.

Ричард поморщился. Злая ирония судьбы: женщина, которую он некогда счел заслуживающей внимания, сегодня может стать средством его спасения. Он не был уверен, что Джиллиан хоть раз вспомнила тот случай — это было давно и не сыграло никакой роли в ее жизни. Ричард тоже не вспоминал об этом досадном инциденте до сегодняшнего вечера.

Он танцевал с ней на балу во время ее первого сезона в Лондоне — танцевал, несмотря на то что она была уже официально помолвлена. Все в Лондоне знали, что она и ее жених любили друг друга с детских лет. При воспоминании о своих неприличных замечаниях, вызванных безрассудством и большим количеством выпитого вина, Ричарду стало неловко. Точные выражения, к счастью, исчезли из его памяти, но презрения в ее глазах он не забыл.

Она, разумеется, была права: он не стоил ее внимания. Он представлял собой тип законченного мерзавца и следовал по стопам своего отца.

Но теперь он стал другим человеком!

Возможно, поэтому его имя и возглавляет этот ее чертов список.

У него всего два месяца на то, чтобы убедить прелестную леди стать его женой не на бумаге, а фактически. Это нелегко — Джиллиан возвела вокруг своих чувств прочные стены. Нечасто встретишь женщину, которая говорила бы о смерти мужа, пусть и случившейся восемь лет назад, с таким полным отсутствием всяких эмоций, как леди Джиллиан. Какому мужчине удастся разрушить эти барьеры?

Обладая теми безупречными качествами, благодаря которым он попал на первую строчку ее списка, он, пожалуй, смог бы сделать это — с течением времени. Ричард был весьма изощрен в тонком искусстве обольщения — до тех пор, пока обстоятельства не превратили его в мужчину, способного согласиться на предложение Джиллиан. Еще одна насмешка судьбы! Нынешнее существование графа Шелбрука, безусловно, полно иронии.

Жаль, что так мало времени! Ричард предвидел, какие именно сложности возникнут и у него, и у нее в ближайшие дни. Огромное напряжение душевных сил, но ведь и ставка велика!

Обладал бы он более верными шансами, не будучи подходящим кандидатом? Не наделенным ни силой характера, ни чувством чести, а одной только страстью?

Страстью, порожденной любовью к жизни. Покоряющей. Почти неотразимой.

Шелбрук вдруг остановился посреди мостовой.

Разве женщины не всегда добиваются мужчин, совершенно для них неподходящих? Не этим ли объясняется удивительная привлекательность вертопрахов и отъявленных негодяев?

Быть может, ключ к сердцу холодной и невозмутимой леди Джиллиан вовсе не в руках у мужчины с теми благородными качествами, какие обеспечили ему первое место в ее списке женихов, — мужчины респектабельного, надежного и солидного, из тех, кого следует выбирать в мужья, но не в любовники?

Быть может, покорить ее сердце сможет совсем не такой мужчина, каким он сам стал сейчас, а такой, каким он был прежде?

Глава 3

— Не могу поверить, что ты это сделала! — Роберт, граф Уэстон, откинулся на спинку обитого парчой кресла, которое он много лет назад объявил своим, и забарабанил пальцами по крышке стола с видом еще более угрюмым, чем обыкновенно. — Ты даже не сочла нужным обсудить это с нами.

Кристофер, виконт Каммингс, скрестив руки на груди, прислонился спиной к каминной полке и смотрел на Джиллиан лишь чуть менее мрачно, нежели Робин.

— И не доставила нам удовольствия присутствовать при вашей беседе. Это могло быть весьма интересно.

— Именно поэтому я и не хотела, чтобы вы присутствовали, — возразила Джиллиан. — Что касается сути проблемы, то я ее уже с вами обсудила. — Она направилась к бюро, рывком выдвинула ящик, достала два листка бумаги и помахала ими. — Вот ваш совет.

Мужчины переглянулись, и Джиллиан недовольно сдвинула брови. В другое время эти молчаливые переговоры позабавили бы ее. Но сегодня она была не склонна ожидать от друзей детства ничего иного, кроме безоговорочной преданности и твердой поддержки.

— Мы не могли предположить, что ты затеяла это всерьез, — пробурчал Кит.

— Если бы я не думала об этом всерьез, зачем бы я стала просить каждого из вас снабдить меня списком потенциальных мужей?

Кит снова обменялся с Робином быстрыми взглядами. И было в этих взглядах нечто, что заставило Джиллиан по-иному оценить их помощь.

— Бог мой, мне бы следовало сразу понять! — Она посмотрела на листки у себя в руке. — Это была шутка? Розыгрыш?

Кит неловко заерзал.

Робин ответил, пряча глаза:

— Не вполне, но…

— Теперь мне все ясно. — Джиллиан переводила взгляд с изящного почерка Робина на с трудом читаемые каракули Кита. — А я-то удивлялась, с какой стати вы из всех мужчин в Лондоне выбрали именно этих.

— А чего ты еще ожидала? — раздраженно спросил Робин. — Нам не понравилась твоя идея. К тому же, говоря откровенно, найти подходящего тебе кандидата в мужья очень нелегко.

— Это тебе не в «Таттерсоллз»[1] отправиться и выбрать лошадку подходящих кровей, — поддержал Робина Кит.

— Кроме того, мы до сих пор не рассматривали мужчин с точки зрения их пригодности к двойной упряжке.

— Уму непостижимо, кого вы включили в список! — сердито воскликнула Джиллиан. — Чего стоит один виконт Рейнолдс, широко известный за игорными столами…

— И поэтому он постоянно нуждается в деньгах, — с самодовольной ухмылкой перебил ее Кит. — Прекрасная кандидатура!

— Но не для меня. — Джиллиан снова обратилась к списку. — У маркиза Данстейбла девять человек детей…

— И ему необходима жена, — назидательно произнес Робин.

— Ему нужна гувернантка, — фыркнула Джиллиан. — Наследник у него уже есть.

— Так, понятно. — Робин откашлялся. — А ты обдумывала эту проблему, Джиллиан? Возможность иметь детей?

— Уверяю тебя, что это главный предмет моих размышлений, — еле слышно произнесла она.

— В таком случае…

— Но вовсе не тот, который я хотела бы обсуждать сейчас. А намерена поговорить я вот о чем, — сказала Джиллиан, вчитываясь в текст списка и неодобрительно качая головой. — Взгляните на другие имена. Один слишком стар, другой слишком толст! Я не потерплю мужа, единственную страсть которого составляет еда. Так, вот у этого подмоченная репутация, а я не желаю перевоспитывать кутилу.

— Постой, но ведь не все же они такие. — Робин встал, подошел к Джиллиан и взял у нее список. — Чем, например, нехорош лорд Ранли?

Джиллиан подняла глаза к потолку.

— Он полный идиот. Господь вложил в его голову не больше разума, чем барану.

— А лорд Харкин?

Джиллиан посмотрела на Робина с недоверием.

— Он едва достает мне головой до подбородка. К тому же если уж мне суждено всю жизнь созерцать макушку мужа, то я предпочла бы видеть на ней волосы.

— Но это же мелочь, — пожал плечами Кит.

— Ты не мужа ищешь, — добавил Робин. — Ты ищешь святого.

— Святого, которому нужны деньги! — Джиллиан скрестила руки на груди. — Шелбрук вполне подходит.

— Даже если он и не вертопрах, каким был когда-то, то уж далеко не святой, — возразил Робин.

— Скорее он похож нераскаявшегося грешника. Это же неестественно, что его больше никогда не видят за игорным столом. Долгие годы его имя не связывают ни с одной женщиной. Я часто вижу его на светских приемах, но он держится очень замкнуто. Его унылая физиономия и отрешенный взгляд напоминают мне о многострадальных поэтах, которыми ты, Джиллиан, постоянно окружаешь себя. — Кит сощурил глаза с таким видом, словно последнего факта было бы достаточно, чтобы предать мужчину анафеме. — Ему нельзя доверять.

— Он вовсе не такой отрешенный, как ты думаешь, — тихо произнесла Джиллиан. — Кстати, если он так не по душе вам обоим, зачем вы его включили в список?

— Я не знал, что он есть в списке у Робина, — поспешил сказать Кит.

Робин бросил на него недовольный взгляд.

— У меня не было ни одного хоть мало-мальски подходящего имени.

— Вот как? Значит, ты выбирал мужчин из числа толстых, старых и глупых и полагал, что это приемлемые кандидаты?

— Я считал, что никто из них не годится, — сказал Робин.

— Включая и Шелбрука. — Кит покачал головой. — Кто в здравом уме мог подумать, что ты предложишь мужчине жениться на тебе?

— Но ведь речь идет не о любви, — с печальным вздохом сказала Джиллиан. — Это всего лишь соглашение, не более того. Брак просто позволит довести дело до конца.

— То есть получить огромную сумму. — Робин посмотрел на Джиллиан очень внимательно. — Признаться, я разочарован. Никогда бы не подумал, что ты поддашься подобному искушению!

— В таком случае ты во мне ошибался, — немного резким тоном ответила Джиллиан — сказалось напряжение последних дней, и она с трудом держала себя в руках.

Прошла всего неделя с тех пор, как поверенный ее двоюродного деда явился к ней с известием о наследстве. Джиллиан никогда не видела Джаспера Эффингтона, младшего из трех братьев ее дедушки. Все трое покинули Англию задолго до рождения родителей Джиллиан, намереваясь разбогатеть в Америке, и это им удалось.

Два старших брата обзавелись семьями, которые и унаследовали их состояния. Жена Джаспера умерла бездетной, и второй раз он не женился. Джиллиан не знала подробностей его жизни. По словам поверенного, Джаспер пожелал, чтобы его огромное состояние перешло к ней, прекрасно понимая, что младшему из детей, а тем более женщине, особо не на что рассчитывать.

Однако Джаспер не был настолько великодушен, чтобы оставить наследство незамужней женщине, даже вдове. В завещание было включено условие, что Джиллиан должна к тридцатому дню своего рождения выйти замуж.

— Сомневаюсь, что Чарлз одобрил бы это, — сказал Кит.

Робин бросил на него выразительный взгляд.

— Чарлз предпочел бы, чтобы она сама распоряжалась своей жизнью.

— Я так и делаю, — сказала Джиллиан, однако при воспоминании об утраченном счастье острая печаль пронзила ей сердце.

Чарлз, Кит, Робин и она росли вместе и крепко подружились еще до того, как поняли разницу между мальчиками и девочками и их участью в жизни. Связи, сложившиеся в детстве, сохранились до сих пор, но Робин и Кит были ее самыми близкими друзьями, а Чарлз завладел ее сердцем. Они поженились после ее первого лондонского сезона, и радость совместной жизни так запечатлелась у Джиллиан в памяти, что ни один мужчина с тех пор не вызывал у нее серьезного интереса.

Джиллиан до сих пор глубоко и остро сожалела, что не смогла отговорить Чарлза от решения купить офицерский чин в армии, но оба они были молоды и убеждены в своей неуязвимости. К ее бесконечному отчаянию, они ошиблись.

— Я сама распоряжаюсь своей жизнью, — повторила Джиллиан, точно не зная, кого она хочет убедить.

— Чарлзу едва ли пришло бы в голову, что ты можешь выйти замуж за такого человека, как Шелбрук, — настойчиво проговорил Кит.

— Мы знаем, что он предпочел бы.

Робин сделал паузу, потом кивнул Киту, который вздохнул и с видимой неохотой подошел к другу. Мужчины уставились на Джиллиан с таким видом, словно ожидали смертной казни, а она была палачом.

— Чарлз хотел бы, чтобы один из нас сделал шаг вперед, — с глубоким вздохом изрек Робин.

— Смело. — Кит расправил плечи. — И невзирая на обстоятельства.

— Обстоятельства? — Джиллиан смотрела на них во все глаза и старалась не расхохотаться: оба выглядели такими… такими… покорными.

— Вот именно. — Робин вздернул подбородок. — Законный брак.

— Неразрывные узы, — выдохнул Кит. — На всю жизнь.

Какое-то мгновение Джиллиан раздумывала, уж не предложить ли одному из них выбрать ужасную судьбу, на которую, как они свято верили, она намеревалась обречь свою жертву. Но ведь эти двое — ее самые близкие, любимые друзья…

— Я вовсе не требую, чтобы один из вас на мне женился.

На лицах обоих мужчин появилось выражение, сходное с тем, какое, должно быть, бывает у получивших помилование за минуту до казни. Они были так предсказуемы и зачастую здорово докучали Джиллиан, но она любила их как братьев — по правде сказать, Робин и Кит были ей даже ближе, чем родной брат. Их радостные физиономии вызвали у Джиллиан искреннюю улыбку, и настроение ее значительно улучшилось.

— Это достаточно сложно хотя бы потому, что одному из вас пришлось бы устраниться. И потом, как мне решить, кого выбрать?

Робин выступил вперед с самым серьезным видом.

— И все же мы готовы сделать это, Джиллиан. Если ты этого хочешь. Каждый из нас.

— Только не я! При одном только виде алтаря я утратил бы рассудок. — Кит затряс головой. — Я очень люблю тебя, Джиллиан, и всегда буду любить, но даже ради тебя я по доброй воле не…

— Кит, замолчи, пока я не покраснела от твоих льстивых заверений, — сухо прервала его излияния Джиллиан.

— Ясно. — Кит кивнул Робину. — Как раз потому я и не мог бы. — Достаточно скверно находиться сейчас рядом с ней — все равно что иметь властолюбивую сестрицу, которая то и дело приказывает тебе поправить галстук, требует, чтобы ты хорошо вел себя за столом и танцевал с женщинами, похожими на лошадь. — Пока еще я в крайнем случае могу сбежать в свой собственный дом.

— Но у тебя нет сестры, — нахмурился Робин.

— Я в ней и не нуждаюсь. У меня есть Джиллиан.

— Ну, мы ее навсегда лишимся, если она осуществит свой нелепый замысел. Шелбрук не принадлежит к тому типу мужчин, которые склонны позволять жене весело проводить время в обществе двух холостяков, независимо от того, сколько времени они с ней были друзьями.

— Чепуха, Робин, — произнесла Джиллиан, в глубине души будучи совершенно в этом не убеждена. — Мое замужество ни на йоту не изменит наших отношений.

— Посмотрим, — раздумчиво протянул Робин, — Я не знаю его лично, мне известна лишь его репутация, и я полагаю, что он скорее всего человек порядочный. Определенно не такой бездельник, каким был его отец.

— Он вечно ходит в поношенной одежде, — сообщил Кит таким тоном, словно одно это великий грех, не заслуживающий прощения.

Джиллиан и сама это заметила, но считала, что такая черта скорее свидетельствует в пользу Шелбрука. Он явно не растрачивал свои небольшие доходы на себя.

— Ясно, что Шелбрук даст согласие на этот брак, — сказал Робин.

— Он не дал согласия, — поспешила возразить Джиллиан. — Во всяком случае, пока не дал.

— Я уверен, что даст, — мрачно заявил Кит.

— Однако… — снова заговорил Робин, предварительно бросив гневный взгляд на Кита, который в ответ только передернул плечами, — однако я никак не возьму в толк, почему ты, Джиллиан, готова на любые неприятности, чтобы заполучить это наследство.

— Это очень большие деньги, — ответила она вызывающе, понимая, что объяснение звучит сегодня не многим убедительнее, чем вчера вечером.

Робин и Кит смотрели на нее выжидательно, а Джиллиан хотелось только одного: отколотить их хорошенько, как она не раз делала в детстве.

— Только вы двое могли бы меня понять, как никто другой. Должна сказать, что я разочарована. — Джиллиан стиснула руки и усилием воли постаралась говорить спокойно. Она была не готова сообщить старым друзьям, что за ее планом скрывается не что иное, как желание независимости. Главным образом потому, что план этот перед ней самой вырисовывался весьма туманно и, при детальном рассмотрении, пожалуй, казался глупым. — У вас не вызвало бы недоумения желание мужчины добиться финансовой независимости. Почему же вы не можете понять меня?

— Потому что мы тебя знаем, — многозначительно ответил Кит. — Ты никогда не скрывала своего мнения о тех, кто вступал в брак только ради денег, титулов или карьеры.

— И ты вышла замуж за Чарлза, потому что любила его, — подхватил Робин. — Да и всегда говорила, что если и выйдешь замуж снова, так только по любви.

— Обстоятельства вынудили меня изменить свою позицию.

— Не думаю, что твоя семья одобрит это, — сказал Робин, в упор глядя на Джиллиан. — А что говорит Томас об этом драконовском условии завещания?

— Он о нем не знает. Ни один из членов моей семьи не знает. И не узнает в дальнейшем. — Джиллиан ответила Робину не менее твердым взглядом. — Ты об этом ни слова никому не скажешь. И ты тоже, — обратилась она к Киту. — Если мы с Шелбруком достигнем соглашения, я предпочту, чтобы все, включая и членов семьи Эффингтон, считали, что брак заключен не по какой-либо иной причине, а исключительно…

— По любви? — договорил за нее Кит с откровенной насмешкой.

— По взаимной привязанности, — непререкаемым тоном заявила Джиллиан. — Или по иной не менее важной причине, из-за которой люди вступают в брак.

— Я обещаю молчать, но вплоть до самой свадьбы не премину считать, что твое решение безрассудно, — сказал Робин. — Запомни мои слова, Джиллиан: ты об этом пожалеешь.

— Возможно, но пожалею в приятном состоянии финансовой свободы, — с веселой улыбкой возразила Джиллиан. — Впрочем, довольно об этом. Поскольку вы упомянули Томаеа, пойдем посмотрим, какой пейзаж он мне прислал. Он никогда особенно не разбирался в искусстве, но эта вещь просто великолепна!

С этими словами она направилась через комнату к картине. Робин и Кит послушно пошли за Джиллиан и наперебой принялись высказывать свое одобрение. Полотно и в самом деле было замечательным — идиллическое изображение сельской Англии, исполненное в приглушенных зеленых тонах с яркими проблесками золотого солнечного света. Картина, полная жизни, — художник, без сомнения, вложил в свое творение сердце и душу.

«Можно сказать, что живопись выражает не душу человека, но душу Бога», — пронеслось внезапно в голове Джиллиан.

Дрожь пробежала у нее по спине, и она непроизвольно смяла листки, которые держала в руке.

— Ты скверно выглядишь. — Томас Эффингтон, маркиз Хелмсли, удобно расположился в старом, потертом кресле, небрежно вертя в руках стакан с бренди. — Снова всю ночь работал?

— Да нет, — рассеянно ответил Ричард и нанес на холст почти микроскопический лазурно-голубой мазок. — Я немного подремал перед рассветом.

— И вернулся к мольберту с восходом солнца.

— Угу.

Ричард отступил назад и критическим взором окинул полотно.

— Ты чертовски много работаешь.

— У меня нет выбора, — пробормотал Ричард. — Я должен это закончить.

То была в лучшем случае полуправда. Он, разумеется, хотел закончить картину: чем скорее она попадет в руки торговца, тем скорее будет оплачена. Еще полудюжина неоконченных работ требовала завершения. Кроме того, работа неизменно улучшала его способности думать логически.

Томас подавил вздох сожаления.

— Я все-таки до сих пор не пойму, почему ты настаиваешь на сохранении инкогнито. Ты мог бы войти в моду.

— Весьма тебе признателен, но я предпочитаю, чтобы граф Шелбрук не стал pet du jour[2]. — Ричард взял намоченную в скипидаре тряпку и вытер ею кисть. — К тому же, судя по твоим словам и по тому, что я слышал от других, а также по высоким ценам, которые начинают давать за мои картины, успех уже достигнут.

— Вероятно, однако это не твой успех, — назидательно проговорил Томас. — Художника, обретающего растущую славу, зовут Этьен Луи Туссен.

— К вашим услугам, милорд.

Ричард сделал театральный поклон.

— Если бы публика узнала, что Туссен на самом деле граф…

— Тогда бы все пропало, — перебил Томаса Ричард и бросил кисть и тряпку на исцарапанный, покрытый пятнами разноцветных красок стол. — Мы с тобой уже спорили на эту тему ранее, и мои взгляды не изменились. Более того, мое желание сохранить свое подлинное имя в тайне только укрепилось.

На лице Томаса появилось хорошо знакомое Ричарду упрямое выражение — он явно намеревался продолжить спор.

— Но послушай, теперь, когда произведения Туссена так хорошо продаются…

— …тем больше причин хранить секрет, — спокойно завершил фразу приятеля Ричард. — Ну посуди сам, Томас. Задумайся хоть на минуту. Графы играют в карты. Графы охотятся. Графы скачут верхом. Графы пускают на ветер семейные состояния и теряют доброе имя, и в свете никто не придает этому ни малейшего значения. Однако графам не положено заниматься каким-либо делом с целью честно зарабатывать на жизнь, не положено эмигрировать в нецивилизованные страны в погоне за удачей. И ни при каких обстоятельствах им нельзя становиться у мольберта. Это занятие для девочек, пока они учатся в школе, или для пожилых особ женского пола, если им надо убить свободное время. — Ричард поднял брови. — Общество относится к подобной деятельности графов точно так же, как к сочинению стихов маркизами.

— Я ничего не публиковал, — пробормотал Томас и неловко поерзал в кресле.

— И ты никому не рассказывал о своих попытках, не так ли? — рассмеялся Ричард.

— Да, но мои творения не идут ни в какое сравнение с твоими картинами.

— Да ну? Что ты имеешь в виду?

Томас приподнял стакан в шутливом приветствии.

— Твои произведения совершенны. А мои стихи — сплошная чепуха.

Ричард снова рассмеялся, но не стал возражать. Томас пописывал стишки со школьной скамьи, но, несмотря на все усилия, так и не создал за эти годы ничего значительного.

— Если бы мои стихи чего-то стоили, я не замедлил бы выкрикивать их, стоя на крыше.

— Да, но ты маркиз и наследник титула герцогов Роксборо, все деньги и влияние семьи Эффингтон в твоем распоряжении. Ты можешь заниматься чем хочешь. А мне надо восстанавливать имя и репутацию. Я зависим от капризов моды и от своих заработков. Неужели ты всерьез полагаешь, что произведения графа можно продать за ту же цену, что и творения загадочного француза?

— Наверное, нет.

— Здесь не может быть никаких «наверное». Мои работы никем не будут приняты всерьез, если я поставлю под ними собственное имя.

— Твоя гордость вынуждает тебя к молчанию не меньше, чем все остальное.

— Проклятая гордость, — произнес Ричард с горьким смехом. Он мог подшучивать над всем этим наедине с Томасом, но его задевало, что способности, высоко ценимые в неизвестном художнике, в человеке из высшего сословия в лучшем случае будут снисходительно приняты за дилетантство. — Но, знаешь, история, которую мы, а вернее, ты сочинил насчет Этьена Луи, мне очень нравится.

— Признай, что я проделал замечательно тонкую работу. — Томас улыбнулся и сделал глоток бренди. — Не то чтобы это было так уж трудно. Вовремя ввернутое пояснение, уместное замечание, и…