— Как и их тетка.
— Гвен. — Он привлек ее к себе. — Я обещал вам, что вы можете доверять мне, и вы должны довериться мне и теперь. Я найду выход из положения. — Он впился в нее взглядом. — Вы мне доверяете?
— Конечно, — ответила она с уверенностью, которой вовсе не ощущала.
Он прищурился, словно услышал в ее голосе нечто такое, что ему не совсем понравилось.
— Я же люблю вас, Маркус. — Она порывисто обняла его за шею и поцеловала с неистовостью, рожденной надеждой, страхом, прощанием. Потом отодвинулась, сглотнула застрявший в горле комок и улыбнулась. — И я вам доверяю.
Некоторое время он смотрел на нее.
— Я попрошу Реджи тоже заночевать у нас. Если вам что-то понадобится…
— Не понадобится. — Она отошла от него. — Если вы собираетесь в Лондон сегодня вечером, вам лучше поторопиться.
— Мне не хочется оставлять вас в таком состоянии.
— Со мной все в порядке. Я совершенно спокойна и полностью владею собой. — Она улыбнулась. — И потом, здесь Реджи со своими строгими принципами, запрещающими ему обольщать жен его друзей.
— Меня не это беспокоит, — пробормотал он.
— А что же? — спросила она.
— У меня очень странное ощущение… — Он покачал головой. — Нет, ничего. — И он направился к двери.
— Да? — Он обернулся.
— Я… — И не прошло мгновения, как она снова оказалась в его объятиях, прижалась к нему так, словно вся ее жизнь зависела от этого. Как это и было на самом деле.
Он провел ладонью по ее волосам.
— Все будет хорошо, Гвен. Я обещаю.
— Я знаю, — прошептала она. Она отодвинулась и посмотрела на него. — Наверное, я не так спокойна, как мне показалось.
— Вам не удалось обмануть меня. — Усмешка на его лице не соответствовала вопросительному выражению его глаз.
— Я ужасно глупая. Мне кажется, что я никогда больше вас не увижу. — От этих слов сердце у нее сжалось. Она отошла и махнула рукой в сторону двери. — А теперь ступайте, прежде чем я окончательно поглупею. Наверное, все это только потому, что мы ни одной ночи не спали врозь, с тех пор как поженились.
— И это будет в последний раз. — Он уверенно кивнул и шагнул к двери, но потом обернулся. — Навсегда, Гвен. Скажите это.
— Навсегда, Маркус. Спустя мгновение он вышел.
Сколько времени смотрела она на дверь, закрывшуюся за ним? Минуту? Час? Вечность? Он был ее сердцем, ее душой, ее жизнью. Конечно, она верила, что он сделает все, что в его силах. Но скорее всего даже Маркусу не удастся все уладить.
Он настаивал на том, чтобы все сделать как полагается, поговорить со стряпчим о законности происходящего, об их возможностях и о множестве разных вещей, о которых Гвен не имела никакого понятия. Она знала только одно; согласно законам у нее отняли наследство, и она не сомневалась, что законы эти всегда будут на стороне мужчины в том, что касается детей и женщин.
Она не была уверена, когда к ней пришло это решение, но в какой-то момент за последние несколько минут она поняла, что ей снова придется все взять в свои руки.
Через два часа Маркус будет на полпути в Лондон, и, стало быть, она никак не сможет с ним столкнуться. Она разбудит девочек, и они выскользнут из дома. Они поедут верхом, а не в экипаже. Ночью это будет быстрее и, конечно же, проще, хотя немного опасно. Но девочки уже научились неплохо держаться в седле, и эта скачка при луне по лесам и полям будет для них очередным приключением, так что они не будут противиться.
Она отвезет девочек к Колетт и мадам Френо и оставит там, пока не устроит денежные дела. Ее наследство благополучно хранится в Лондонском банке. Лучше будет избегать Уайтинга, но она сможет попросить Альберта, чтобы он все устроил. Слава Богу, что она настояла на своем праве самой распоряжаться своими средствами.
Маркус предложил просто замечательную вещь: они действительно сядут на первый же корабль, отплывающий в Америку. Но на этот раз ей не понадобится искать места. Теперь у нее денег более чем достаточно.
Уайтингу понадобилось пять лет, чтобы отыскать ее. Даже если Маркус поедет следом за ней, могут пройти годы, прежде чем он их найдет. К тому времени девочки станут взрослыми и смогут сами распоряжаться своими деньгами. Они войдут в права наследства, и никто не сможет причинить им никакого вреда. И они вырастут счастливыми, желанными и любимыми.
Это было необычайно странно: панический страх, всегда владевший ею раньше, на сей раз отсутствовал, зато появились твердость и решимость. Она не знала, хорошо ли то, что она задумала. С точки зрения общества — наверное, нехорошо. Действительно, это может обернуться ужасной ошибкой. Но хотя она и верила, что Маркус сделает все, что в его силах, именно в данном случае она не была уверена в успехе.
Возможно, она не права, но другого выхода нет. И если этот выход сопровождается болью столь сильной, что она грозит разорвать ее сердце, пусть будет так. Страдания ее велики, но нужно держаться; что же, она вынесет это. И еще ей нужно смириться с тем, что она, наверное, никогда больше не увидит Маркуса, никогда не услышит его смех, не будет лежать в его объятиях.
Но нужно оставить мужу записку и объяснить, что у нее действительно нет другого выхода — только поэтому она решила убежать. Опять убежать… И потом, он должен был знать: она будет любить его всегда, до своего последнего вздоха, до последнего удара сердца.
Конечно, он никогда ее не простит. Да, разумеется, не простит. Она и сама себя никогда не простит.
Это его убьет. Его сердце разобьется, как разбивается в эту минуту ее сердце. Он избегал любви так же упорно, как и она. И вот теперь…
Гвен покачала головой и пошла к двери. Как все сложно, ужасно сложно…
Ей казалось, что требуется больше храбрости, чтобы посмотреть правде в глаза, а не бежать от нее. Но сейчас — совсем другое… Она делала это не ради себя, и ей понадобились все силы, чтобы решиться на бегство. Чтобы решиться пожертвовать одной любовью ради другой.
Маркус выстоит, у него есть и друзья, и родственники, у него есть люди, которым он дорог. У девочек же нет никого, никто, кроме нее, не станет о них заботиться. Возможно, они и выжили бы без нее, но им пришлось бы пережить то же, что и она.
А она не может этого допустить.
Какую бы цену ей ни пришлось за это заплатить.
Глава 18
На земле не существует ничего сильнее любящего человека. Его мощи не может одолеть даже природа.
Колетт де Шабо— Годфри!
Маркус вошел в Холкрофт-Холл, за ним следовал Уайтинг. Граф хотел вернуться пораньше, но ему пришлось задержаться в Лондоне — все оказалось гораздо более сложным, чем он предполагал..
— Слушаю вас, милорд?.. — Годфри, как всегда, появился неизвестно откуда.
— Скажите, чтобы принесли чего-нибудь поесть и выпить. Пусть все принесут в библиотеку, и пусть леди Пеннингтон и лорд Беркли тоже придут туда. Немедленно.
— Лорд Беркли уже там, сэр. А также лорд Таунсенд…
— Прекрасно, — кивнул Маркус.
— Какую именно леди Пеннингтон вы желали бы видеть, милорд? — спросил дворецкий.
— Всех, кого сможете найти. — Маркус направился в библиотеку.
— Сэр, это не так-то просто! — крикнул дворецкий ему вслед.
— Сделайте, что сможете, Годфри. — Открыв дверь, Маркус вошел и жестом предложил Уайтингу войти. Граф полагал, что лучше было бы обойтись без Гвен, но он знал, что жена непременно захочет присутствовать при разговоре со стряпчим.
Таунсенд и Реджи, сидевшие в креслах, молча потягивали бренди.»Интересно, — Подумал Маркус, — сколько времени они так просидели?» При его появлении оба вскочили на ноги.
— Ты нашел их? — спросил Реджи. Маркус взглянул на него с удивлением:
— Кого?
Реджи в смущении покосился на Таунсенда.
— Кого нашел? — снова спросил Маркус. Реджи нахмурился и пробормотал:
— Ты, стало быть, не получил мою записку? Я послал за тобой, чтобы…
— Кого нашел?! — рявкнул Маркус.
— Мою кузину и детей, — сказал Таунсенд. — Они исчезли. Судя по всему, они уехали где-то около полуночи.
— Мы обнаружили их отсутствие всего лишь час назад. — Реджи беспомощно пожал плечами. — Мы не знали, куда они могли уехать, и решили, что лучше всего будет дождаться твоего возвращения, прежде чем пускаться на поиски.
— Проклятие… — Маркус скрипнул зубами. Он ничуть не удивился. Нисколько не удивился. Он еще вечером почувствовал, что жена задумала нечто подобное, но ему не хотелось верить в это. Возможно, он просто не мог поверить, что Гвен поступит так глупо.
— Она оставила записку. — Реджи кивнул в сторону письменного стола и потупился, словно чувствовал себя в чем-то виноватым.
Маркус бросился к столу и схватил лист бумаги. Развернул его и прочел.
Всего в трех строчках Гвен объясняла, что не доверяет она не ему, а всему остальному миру. Что она делает то, что считает нужным. И что она всегда будет любить его.
Какое-то время он смотрел на ее четкий почерк. У него вдруг возникло какое-то ощущение пустоты.
Значит, Гвен его бросила? Она сделала то, что делала всегда, когда не видела выхода, — убежала. Только на этот раз она унесла с собой его сердце.
Он вдруг пристально взглянул на Таунсенда и проговорил:
— Ничего у вас не получится. — Граф скомкал записку и принялся расхаживать по комнате. Потом вдруг остановился и пристально взглянул на Реджи.
— Маркус! — Реджи подошел к другу и положил руку ему на плечо. — С тобой все в порядке?
— Нет. Я ужасно устал, и меньше всего на свете мне хотелось бы мчаться по всей Англии за своей супругой. Но… — Он посмотрел другу прямо в глаза. — Именно это я и собираюсь сделать.
— Ты уверен, что это разумно? — осведомился Реджи. — Она оставила тебя, Маркус. Тебе придется понять, что ты приземлился, старина. Я понимаю, что ты огорчен…
— Огорчен?! — Голос Маркуса зазвенел от негодования. — Да я в ярости. С того момента, как я встретил эту женщину, все должно было происходить так, как хотелось ей, и я уступал. Она сохранила свои деньги, свой дом, свою независимость. Она хранила свои тайны…
— Всего три, — пробормотал Реджи. — Право, не так уж много. Я знал многих женщин…
— Мне первому пришлось признаться в своем чувстве, причем без малейшего поощрения с ее стороны.
Потом мне пришлось заставить признаться и ее. Я хотел, чтобы она была счастлива. Счастлива! Ты можешь в это поверить? — Маркус покачал головой. — Но она… — Он внезапно умолк.
— Она ведь женщина, в конце концов, — сказал Реджи. — А женщины — очень странные существа.
— Она водила меня по кругу, и я, граф Пеннингтон, ей подчинялся!
— Ах, но ведь это не так уж плохо.
— Вот как? — Маркус поднял бровь. — В нашу первую брачную ночь она выдала мне список того, что я должен делать и в какой последовательности!
— На твоем месте я не стал бы об этом говорить, — пробормотал Реджи.
— До последнего времени в наших отношениях не было никакого компромисса, — продолжал Маркус. — И я чертовски устал от этого. — Маркус выхватил из руки Реджи стакан с бренди и осушил его одним глотком. — Когда я ее найду, все будет совершенно по-другому.
— Хорошо сказано, милорд, — ухмыльнулся Таунсенд.
Маркус совершенно забыл, что родственник Гвен находится в комнате. Забыл и о том, что нужно уладить кое-какие дела.
Он повернулся к Таунсенду:
— Вы нам солгали.
Таунсенд с вызовом вскинул подбородок.
— Я бы не назвал это ложью, милорд.
— Видит Бог, это у них фамильное. — Маркус закатил глаза к потолку. — Вы предпочли бы, чтобы я сказал «обманули»?
— Как вы, очевидно, уже знаете, — Таунсенд пожал плечами, — это был не мой выбор. Я бы все сделал не так.
— О чем он говорит? — Реджи взглянул на Маркуса.
Тут раздалея стук в дверь, и в комнату вошла горничная с подносом. За горничной следовала пожилая графиня.
— Джеффри. — Она с улыбкой посмотрела на стряпчего.
Джеффри? Маркус проследил за взглядом матери. Уайтинг кивнул и поздоровался.
— Хелен… — Он кашлянул. — Прошу прощения, леди Пеннингтон.
Графиня покосилась на сына и снова посмотрела на Уайтинга.
— Что вы здесь делаете? — спросила она.
— Он здесь потому, что я попросил его приехать. — Маркус пристально взглянул на мать. В ее поведении было что-то странное.
— Мне тогда это показалось неплохой идеей, — сказал Уайтинг.
— Понятно. — Графиня кивнула. — А почему? Стряпчий промолчал.
По-прежнему глядя на мать, Маркус проговорил:
— Полагаю, вы понятия не имеете о том, что здесь произошло.
Глаза Хелен широко раскрылись.
— А что, собственно, произошло? Маркус тяжко вздохнул.
— Позволь мне, Маркус. — Реджи шагнул вперед. — Все началось вчера вечером, миледи, с приездом вот этого джентльмена, лорда Таунсенда. Он родственник леди Пеннингтон… то есть молодой леди Пеннингтон…
Графиня в раздражении проговорила:
— Так что же тут произошло? — Она взглянула на гостя.
— Рад познакомиться с вами, леди Пеннингтон, — сказал Таунсенд.
— Я также, — пробормотала она. Реджи между тем продолжал:
— Он заявляет, что имеет права на девочек. Видите ли, у него есть письмо…
— Права на моих девочек? — перебила графиня.
— Мне кажется, что это письмо выглядит довольно странно, — заметил Маркус.
— И он хочет взять на себя опекунство над девочками, — выпалил Реджи. — Маркус поехал в Лондон…
— Чтобы поговорить со мной, — вмешался в разговор Уайтинг, и Хелен улыбнулась ему. (Маркусу же показалось, что в этой улыбке было что-то… очень личное.)
— Жена решила не дожидаться моего возвращения. — Граф скрипнул зубами. — Она уехала вместе с детьми.
— Уехала? — Хелен недоуменно покачала головой. — Что вы хотите этим сказать?
— Она уехала, — отрывисто проговорил Маркус. — Очевидно, ускользнула ночью.
— Не верю, — заявила графиня.
— Но это правда, леди Пеннингтон, — сказал Таунсенд. — Вчера вечером моя кузина была крайне расстроена. Честно говоря, мне показалось, что она вела себя довольно странно. Теперь я понимаю: она думала о бегстве. Уверяю вас, моя кузина совершенно не подходит на роль опекунши. Полагаю, что и в качестве гувернантки она была не на высоте.
— Ах вы… — Реджи с угрожающим видом шагнул к Таунсенду.
— Не сейчас, — проворчал Маркус.
— Возможно, Гвендолин действительно была не очень хорошей гувернанткой, — сказала графиня. — Она еще слишком молода, и я по собственному опыту знаю, что не все женщины подходят для такой службы. Но Гвендолин любит девочек, а они любят ее, и это самое тлавное. Что же до странностей, которые вы, лорд Таунсенд, заметили… Уверяю вас, она прекрасно заботится о детях. И я тоже успела к ним привязаться. Маркус… — Графиня повернулась к сыну. — Я слишком много сделала, чтобы все это кончилось… таким вот образом. Гвендолин — это лучшее, что было в вашей жизни, и вы поступите очень глупо, если позволите ей уехать.
— У меня нет ни малейшего намерения отпускать ее. — Граф внимательно посмотрел на мать. — Что вы имели в виду, когда сказали, что слишком много сделали?
— Неужели я так сказала? — В глазах ее промелькнул страх, и она перевела взгляд на Уайтинга. Стряпчий едва заметно улыбнулся. — Думаю, в данный момент это не имеет никакого значения, — продолжала графиня. — Ведь все получилось очень удачно. К тому же… Мне кажется, это действительно довольно забавная история. Тем не менее, вам, пожалуй, следует узнать… — Она немного помолчала, собираясь с духом. — В действительности вам не было необходимости жениться на ней.
— Не было необходимости? — Маркус прищурился. — Прошу вас, матушка, объяснитесь.
— Джеффри… — Графиня вопросительно посмотрела на стряпчего.
— Это была не моя идея, — заявил Уайтинг. — На самом деле, дорогая моя Хелен, я в этом деле ничего не понимал. Впрочем, вы сами это знаете. Вот и объясните все сыну.
«Дорогая моя Хелен»? Граф с любопытством посмотрел на мать.
— Что ж… хорошо. — Графиня смиренно вздохнула. — Маркус, дорогой, вы помните, что я помогала вашему отцу в его делах? В основном с его корреспонденцией?
— Да, помню, — кивнул Маркус.
— У него был на редкость плохой почерк, почти неразборчивый. — Она покачала головой. — Просто стыд. Он умел очень изящно выражать свои мысли, только вот прочесть их…
Маркус стиснул зубы.
— Продолжайте, матушка.
— Позвольте мне говорить так, как я могу, иначе это будет совершенная бессмыслица, — заявила графиня. — Как я уже сказала, даже в начале нашей семейной жизни я ему помогала. И, в конце концов, взяла на себя всю его переписку, и даже… — она поморщилась, — ставила за него его подпись.
— Что вы хотите этим сказать? — Маркус затаил дыхание.
— Видите ли… — Она помолчала, очевидно, собираясь с силами. — Письмо вашего отца к отцу Гвендолин, касающееся устройства вашего брака, и документы, которые этому сопутствовали… В общем, их написала я.
— Что?! — Маркус в изумлении уставился на мать.
— Я подставила подписи за вашего отца и за лорда Таунсенда. У меня где-то была подпись лорда Таунсенда, кажется, на каком-то счете за покупку, и я просто скопировала ее. — Она взглянула на Реджи. — Все оказалось очень просто. Я без труда скопировала подпись этого джентльмена.
— Очень интересно, — пробормотал Реджи.
— О, я уверена, что он отнесся бы к этому с одобрением, — продолжала графиня. — Они с лордом Таунсендом действительно говорили о возможности такого брака, и я не сомневаюсь, в конце концов, они договорились бы. Именно поэтому ваш отец, прежде всего, продал ему старый дом неподалеку от Холкрофт-Холла. К несчастью, они не успели ни о чем договориться — сначала умер ваш отец, а потом и лорд Таунсенд.
— То есть вы хотите сказать, — проговорил Маркус, — что мне не нужно было жениться на Гвен, чтобы сохранить свое состояние?
— Можете истолковать это и так… — кивнула графиня.
Маркус взглянул на стряпчего:
— Значит, мне ничего не угрожало? Не существовало никакого предельного срока в связи с моим тридцатилетием? Не существовало… ничего?
— Ничего, насколько мне известно, — ответил Уайтинг.
— Я решила, что мысль о предельном сроке послана мне вдохновением, — смущенно сказала графиня.
— Замечательная подробность, — пробормотал Реджи. Маркус усмехнулся:
— Что ж, теперь все ясно. Поначалу мне казалось, что все это нелепо, в особенности ограничение срока. Мне было совершенно непонятно, почему меня держали в неведении, пока до дня моего рождения не осталось три месяца. Да и все остальное представлялось глупостью. И все же, — Маркус посмотрел на мать, — когда я узнал об этом, вы, как мне показалось, тоже были удивлены.
— Полагаю, что я недурно сыграла свою роль. — Графиня улыбнулась. — Из меня вышла бы великолепная актриса.
— Просто вдохновенная, — усмехнулся Реджи.
— Позвольте заметить… — вмешался в разговор Уайтинг. — Я понятия не имел, что леди Пеннингтон сама написала это письмо. Мне казалось, я узнал руку вашего отца, и у меня не было причин сомневаться. Только после вашей женитьбы мне все рассказали.
— И я умоляла его ничего вам не рассказывать, — добавила графиня. — Это ведь совершенно ни к чему. У вас с женой сложились прекрасные отношения, и мне не хотелось мешать вашему счастью.
Маркус пожал плечами:
— Я совершенно сбит с толку.
Реджи сунул ему в руку стакан с бренди:
— Это тебе поможет.
— Сомневаюсь, — пробормотал Маркус, но все же выпил.
— Видите ли, дорогой… — Графиня взглянула на сына. — Эта мысль пришла мне в голову только тогда, когда я узнала, что Джеффри разыскивает Гвендолин. Мысль показалась мне превосходной. Почти судьбоносной, если хотите. Но только когда Уайтинг действительно отыскал Гвендолин, все стало на свои места. — Она улыбнулась стряпчему. — Я знала: если покажу вам это письмо сразу же, вы, возможно, поймете, что оно… не совсем подлннное.
— Не совсем?.. — пробормотал Маркус.
— Благодарю вас, миледи. — Уайтинг усмехнулся. Маркус взглянул на стряпчего, потом снова посмотрел на мать.
— Простите за любопытство, но почему вы…
— Мы с Джеффри очень близки. — Графиня пристально посмотрела сыну в глаза. — Мы близки… вот уже некоторое время. Несколько лет, по правде говоря. И я твердо намерена сохранять эту близость в обозримом будущем.
— Я уже не один раз просил ее стать моей женой, но она.и слышать об этом не желает, — проговорил Уайтинг. — Эта женщина меня просто с ума сведет.
— Помолчите, Джеффри. — Она кокетливо ему улыбнулась.
— О Господи, — пробормотал Реджи, покосившись на друга.
Маркус снова пожал плечами:
— Я просто не знаю… Не знаю, что сказать.
— Вы могли бы извиниться, — сказала графиня.
— Извиниться? — Маркус с удивлением посмотрел на мать. — За что же?
— Если бы вы серьезно относились к своему долгу и давно были бы женаты, мне не пришлось бы предпринимать такие шаги. Вы просто вынудили меня самой взяться за дело.
Маркус невольно рассмеялся:
— То есть вы хотите сказать, что это я во всем виноват?
— Полагаю, что так. Но теперь это вряд ли имеет значение, дорогой. У вас есть жена, которую вы, судя по всему, очень любите и которая отвечает вам тем же. Если не считать сегодняшнего незначительного затруднения, все получилось превосходно. — Графиня улыбнулась сыну. — Я думаю, что вы должны поблагодарить меня.
— Поблагодарить? Поблагодарить вас? — Маркус пожал плечами. — Что ж, благодарю вас, матушка.
— Не стоит благодарности, дорогой.
— Но в будущем я бы предпочел, чтобы вы не вмешивались в мою жизнь.
— Я попытаюсь, но… — Она покачала головой. — Я, конечно, ничего не могу обещать.
— Можете. И пообещаете, — заявил Маркус, хотя понимал, что его требование не будет выполнено. — Мы все это обсудим, когда я вернусь из Лондона. Со своей женой.
— Значит, ты думаешь, что она поехала именно туда? — спросил Реджи.
— Это не конечный пункт ее путешествия, — ответил Маркус. — Но я уверен, что сейчас она направилась в Лондон. Если повезет, я еще сегодня ее настигну. Но если понадобится, то буду искать ее всю жизнь.
— Я поеду с тобой, — сказал Реджи. — Ты ведь не против?
Маркус улыбнулся другу:
— Нет, конечно. Спасибо, старина.
— Маркус, — графиня положила руку на плечо сына, — обещайте мне, что привезете ее обратно.
Он кивнул матери и проговорил:
— Не сомневайтесь, я непременно ее привезу.
— И девочек тоже, — сказала графиня.
Маркус взглянул на Таунсенда, потом снова посмотрел на мать.
— Увы, этого я не могу гарантировать.
— Понятно. Что ж, сделайте, что сможете.
— Я сделаю все, что в моих силах.
— Обещайте. Маркус нахмурился:
— Но, матушка…
— Поклянитесь, Маркус. — Графиня скрестила на груди руки. — Плюньте. — Она едва заметно улыбнулась. Он вздохнул и проговорил:
— Я полагаю, в этом нет необходимости.
Она устремила на него немигающий взгляд, и Маркус пробормотал:
— Если вы настаиваете… — Он плюнул себе на палец и сказал: — Клянусь всей своей кровью и так далее и тому подобное… Ужасные наказания.
— Аминь, — произнес Реджи.
— Вот и прекрасно. — Графиня кивнула с удовлетворенным видом. — Теперь я распоряжусь, чтобы вам приготовили все необходимое, и можете ехать.
— Я тоже, вероятно, поеду, — пробормотал Таунсенд. Маркус внимательно посмотрел на него и кивнул:
— Хорошо. Сегодня утром мы с Уайтингом распутали все это дело. Но мне все же хотелось бы узнать от вас побольше. По дороге мы потолкуем об этом.
Маркус немного помолчал, потом вновь заговорил:
— И еще одно, Таунсенд… Хочу сделать это, прежде чем мы отправимся в путь. — Он улыбнулся — и вдруг ударил Таунсенда кулаком в лицо. Тот отшатнулся и, не удержавшись на ногах, упал на пол. Маркус же снова улыбнулся и проговорил: — Это чтобы вы поняли: моя жена вольна делать все, что ей придет в голову. Она умная и смелая, и мне чертовски повезло, что я ее обрел, каким бы путем это ни произошло. И если она показалась вам странной или неуравновешенной, то это потому, что она любит своих племянниц. Как и я. А теперь… — он кивнул Реджи, — помоги ему встать.
— А можно я его тоже проучу? — Реджи ухмыльнулся.
— Наверное. Но позже. Сейчас у нас есть дела поважнее. И самое важное — найти мою жену.
— Ты сказал, что Лондон не конечный пункт ее путешествия. — Реджи нахмурился. — Значит, ты думаешь…
— Без сомнения. Но в Лондоне у нее деньги и друзья. Кроме всего прочего, там легче всего сесть на корабль, — Маркус тяжело вздохнул, — идущий в Америку.
Глава 19
И именно в тот момент, когда ты уже утратила надежду, достойный человек оказывается настоящим героем. Вот почему они стоят всех наших тревог.
Гвендолин Пеннингтон— Я все-таки не понимаю, почему вы непременно хотите отплыть сегодня вечером, — прозвучали в темноте герцогской кареты слова мадам Френо.
— Я уже несколько раз повторила вам: так будет гораздо лучше, — ответила Гвен.
— Лучше или легче?
— И то, и другое, — пробормотала Гвен.
За ночь они с девочками добрались до Лондона без всяких происшествий. Их побег был вершиной глупости, и Гвен возблагодарила небеса за то, что с ними ничего не случилось. Она прекрасно знала, как опасно путешествовать ночью, особенно для женщины с детьми. Судя по всему, девочки тоже это прекрасно понимали. Хоуп сообщила, что Господь Бог особенно заботится о детях и глупцах.
«Очень может быть, что я действительно дура», — думала Гвен. Уезжая от Маркуса, она была совершенно уверена, что поступает вполне разумно. Была уверена, что выхода у нее просто нет. Теперь же она понимала, что, возможно, совершила опрометчивый поступок. Но поворачивать обратно было уже поздно.
— У вас все есть?
Гвен улыбнулась. Этот вопрос тоже уже звучал неоднократно.
— Все, что может понадобиться в плавании.
Покидая Холкрофт-Холл, они ничего с собой не взяли. Но днем она успела кое-что купить. К тому же мадам Френо и Колетт снабдили их самым необходимым, и Гвен была уверена, что они прекрасно доберутся до Америки.
Америка… Гвен покачала головой. Она до сих пор не верила, что снова туда отправится.
Тут в дверцу кареты осторожно постучали.
— Если вы настаиваете… если считаете, что это необходимо, Гвен, тогда вам пора, — сказала мадам Френо.
Дверца распахнулась, и слуга помог Гвен выбраться из экипажа. Из соседней кареты вышли девочки.
По просьбе Колетт герцог предоставил Гвен два экипажа, чтобы отвезти ее и девочек в доки; правда, при этом он посоветовал ей хорошенько подумать — он, как и старшие подруги Гвен, считал, что она поступает неправильно.
Гвен окинула взглядом доки. Судно, пребывание на котором она уже оплатила, должно было отчалить после полуночи, вместе с отливом. Несмотря на поздний час, доки были хорошо освещены, и она прекрасно видела корабль, покачивающийся на волнах.
— Тетя Гвен! — К ней подбежала Хоуп. За малышкой последовали Пейшенс, Чарити и Колетт.
Неужели она допускает ошибку? Ведь если бы она не решилась уехать, эти дети остались бы без защиты… Пусть у Маркуса самые лучшие намерения, но даже граф Пен-нингтон не настолько влиятельный человек, чтобы разрешить эту проблему.
Гвен отбросила все сомнения — так же, как и внутренний голос, настойчиво твердивший о том, что она совершает чудовищную ошибку. Заставив себя улыбнуться, она взглянула на девочек.
— Итак, мы готовы к нашему замечательному приключению?
— Мы, конечно, готовы, но… — Пейшенс смутилась. — Мы хотим знать, почему мы уехали из дома среди ночи.
— Почему мы никаких вещей с собой не взяли? — спросила Хоуп. — У нас их не очень-то много, но мне хотелось бы кое-что взять с собой.
— У меня есть синее платье, которое я очень люблю, — пробормотала Пейшенс.
— Дело вот в чем, тетя Гвен… — Вперед вышла Чарити. — Мы понимаем: что-то случилось. Что-то ужасное. Мы не стали спрашивать вас об этом ночью, потому что вы очень торопились. А сегодня, когда мы не спали, вы уснули. Мадам Френо и мадам де Шабо ничего нам не сказали.
Пейшенс взглянула на сестер и вполголоса проговорила:
— Мадам де Шабо только и делает, что вздыхает. Она что-то бормочет по-французски и все время проигрывает нам в карты. Мне кажется, она даже не пытается выиграть.
— Мы должны знать, что случилось, — заявила Хоуп. — Я понимаю, что мы маленькие, но для своих лет мы очень взрослые. Все так говорят.
Пейшенс кивнула:
— Чарити уже почти взрослая, а я только на два года моложе, поэтому…
— Я очень даже могу сама о себе позаботиться, — перебила Хоуп. — И о собаке могла бы позаботиться.
— Ах, Хоуп, ты все о собаке… — Чарити взглянула на сестру и нахмурилась. Потом снова обратилась к Гвен: — Вот что мы хотим вам сказать. Мы собираемся сесть на корабль, идущий, как мы слышали, в Америку, но понятия не имеем, почему нам надо туда плыть. И мне кажется, будет справедливо, если нам все объяснят.
— Мы же понимаем, что вы покинули дядю Маркуса. — Пейшенс сокрушенно покачала головой. — И мы считаем, что это просто ужас.
— Вот почему мы уверены: по какой бы причине вы ни решили увезти нас так далеко, причина эта непременно очень серьезная. И мы просто хотим знать, что это за причина, — закончила Чарити.
— Наверное, вы правы, — в задумчивости пробормотала Гвен. — Да-да, конечно, вы должны все узнать — это действительно будет справедливо. — Собравшись с мыслями, она вновь заговорила: — Видите ли, мой кузен, лорд Таунсенд…
— Брат Вредины? — спросила Хоуп. Гвен невольно улыбнулась:
— Вот именно. Поскольку лорд Таунсенд теперь глава семьи, а вы трое получаете значительное наследство, мой кузен считает, что именно он должен быть вашим опекуном. И он хочет, чтобы вы вернулись в Таунсенд-Парк и жили там.
— С Врединой?! — в ужасе воскликнула Пейшенс. — Ни за что!