Утро вторника 27 июля 2047 года предвещало Ройсу Хантеру исполнение заветнейших желаний. В течение без малого сорока четырех часов Хантер наслаждался жизнью. А потом начался кошмар.
      На экранах радаров, что следили за «Покорителем Титана-3», появилась крохотная искорка.
      Шесть дней назад «Покоритель» преодолел невидимый рубеж, точку на полпути между Юпитером и Сатурном, и теперь его отделяло от цели — одного из спутников Сатурна — около сотни миллионов миль. Расстояние до Земли составляло свыше восьми астрономических единиц, то есть без четверти миллиард миль. Что гораздо важнее, пояс астероидов, этакая космическая паутина, остался в пяти АЕ позади; иными словами, поблизости от корабля просто-напросто не могло быть никаких искорок, тем более на удалении в 0,0019 АЕ, что меньше расстояния от Земли до Луны.
      Бортовой компьютер корабля проанализировал ситуацию, принял к сведению, что двое пилотов по-прежнему пребывают в анабиозе, и решил ничего пока не предпринимать.
      Двенадцать минут спустя искорка на экранах радаров резко изменила курс (чего не заметили ни Стефан Любчек, ни Нэнси Чан) и двинулась наперерез «Покорителю Титана».
      Бортовой компьютер немедленно разбудил обоих пилотов. Ситуация требовала вмешательства людей: ведь физические тела, даже осколки астероидов или метеориты из-за пределов Солнечной системы, перемещаются в соответствии с законами баллистики, меняя направление движения лишь под влиянием гравитации или солнечного ветра. Следовательно, сообщил компьютер, объект представляет собой либо пилотируемый корабль, либо автоматический зонд. А данные навигационной сети свидетельствуют, что ближайший к «Покорителю Титана» земной звездолет находится на Луне, в космопорте Форт-Декстер.
      Чтобы достичь Земли, радиограмме, отправленной с борта «Покорителя», потребовалось 69,7 минуты. Через девяносто семь минут после того как компьютер разбудил майора Любчека и капитан-лейтенанта Чан, Ройса Хантера подняли с постели. Хантер поставил вариться кофе и, осоловело моргая, поглядел в окно, на пустыню Невада, над которой сверкали звезды. Похоже, подумалось ему, звезды вознамерились спуститься к человеку, не дожидаясь, пока тот соберется с силами и поднимется к ним.
      Директор Программы по исследованию дальнего космоса пригубил кофе, недоуменно покачал головой, прикинул, не разбудить ли Каролину. Не стоит, торжества по случаю Первого Контакта можно отложить на потом, сначала необходимо выяснить, с чем, собственно, предстоит иметь дело. Так что пускай Каролина спит.
      Через два часа двадцать минут после того как радары засекли неопознанный объект, тот уравнял свою скорость со скоростью «Покорителя Титана». Пилоты земного корабля прильнули к обзорному экрану: глаза широко раскрыты, сердца у обоих бешено колотятся. Серебристое нечто было явно искусственного происхождения и построили его явно не люди.
      В борту чужого звездолета открылся люк, появилось существо в скафандре, которое сделало приглашающий жест (должно быть, существуют жесты, значение которых одинаково истолковывают все обитатели Вселенной). Майор Стефан Любчек не стал дожидаться приказов начальства, то бишь Ройса Хантера: надел скафандр, прикрепил к скобе люка страховочный трос и вышел наружу, чтобы преодолеть пятнадцать ярдов, разделявших сейчас корабли. К черту Неваду и Ройса Хантера! Разве можно упускать шанс войти в историю? Второй пилот «Покорителя», давний партнер майора капитан-лейтенант Нэнси Чан принялась передавать на Землю все, что сообщал ей по радиосвязи Любчек.
      Девять часов спустя майор Любчек возвратился на «Покоритель Титана» и отправил в штаб-квартиру Программы свой собственный зашифрованный отчет. Последняя война отгремела на Земле столетие назад, вместе с ней осталась в прошлом всеобщая шпиономания; по прежним меркам, службы безопасности откровенно бездельничали. Впоследствии официальные лица подтвердили, что шифрограмму майора приняли сотни радиолюбителей (не говоря уже о профессионалах) и что архаический код был за считанные минуты расшифрован по меньшей мере четырьмя суперкомпьютерами.
 
      На протяжении двух последующих дней Ройс Хантер практически не сомкнул глаз. Но вот через сорок четыре часа, после того как стало известно о появлении инопланетян, он выбрался из машины и, пошатываясь от усталости, вошел в дом. На кухне его встретила Каролина. В десять часов вечера детям давно полагалось спать, но Морина и Чарли не ложились — ждали, когда придет отец.
      — Расскажи про людей со звезд, — попросила семилетняя Морина, дергая Хантера за рукав, а пятилетний сынишка тем временем обхватил отцовские ноги.
      — Ты их видел, папа?… Ты видел…
      — Тихо, — одернула детей Каролина. — Дайте папе отдохнуть, а потом…
      Из гостиной донесся звон — разбилось оконное стекло, следом раздался оглушительный грохот, сверкнула ослепительная вспышка. Ройсу почудилось, будто он заснул и видит во сне, как тянется к нему, точно лепестки гигантского цветка, развороченная взрывом стена кухни.
 
      Прошло три дня, прежде чем Ройс пришел в себя и узнал, что находится в военном госпитале, что жена и дети погибли, а сам он лишился обеих рук, ушей, одного глаза и ноги. Короче, как говорили врачи, выжил Хантер просто чудом.
       Выжил… Хантер жалел, что остался в живых.
      Не в силах одолеть воспоминания, Хантер потребовал, чтобы ему установили ВР-блок, с помощью которого ушел в благословенный мир виртуальной реальности. Сидя в шезлонге под пышной сенью высокого платана, Хантер наблюдал за Мориной и Чарли, которые — под бдительным взором Каролины — плескались в бассейне. Он вполуха прислушивался к веселым крикам детей, потягивал лимонад, а порой закрывал глаза и погружался в безмятежный сон.
      На четырнадцатый день после взрыва в призрачном мире с платаном и бассейном раздался новый голос, принадлежавший Чалукье Раштакуте, главному администратору базы. Этот голос окликал Хантера несколько часов подряд, настойчиво нашептывал что-то в искусственное ухо, подсоединенное напрямую к слуховому аппарату Ройса.
      — Уходи, — пробормотал Хантер, глядя, как Морина гоняется вокруг бассейна за Чарли.
      — Нам нужна твоя помощь.
      — Я не хочу никому помогать.
      — А чего ты хочешь?
      — Ничего. Нет, я хочу умереть. Уходи.
      — Террористов поймали, — проговорил Раштакута, будто не обратив внимания на последние слова Хантера. — Их оказалось свыше двухсот. Пострадала не только твоя семья. Они пытались уничтожить всех, кто связан с Программой. Ущерб от взрывов оценивается в полмиллиарда долларов, погибли сорок семь человек. Хиракава, Хардекер, Монико, Фахардо, Чейн, Штумпель, Парсон, Дмитриев, Салли Пак…
      — Салли Пакворт? Погибла?
      — Да. А еще — Хитчинс, Росси, Венгель… — Раштакута словно читал заупокойную молитву.
      — Но почему? — прошептал Хантер.
      — Все террористы — члены религиозной секты из лесов Орегона. Каким-то образом им удалось забраться в компьютер, подключенный через сеть к одному из наших, и в результате они твердо уверились, что именно мы привели на Землю дьявола.
      — Какого дьявола?
      — Трахенди.
      — Ох! — Хантер помолчал минуту-другую. — Знаешь, дьявол, быть может, существует на деле. Иначе как объяснить то, что случилось с Каролиной, Мориной, Чарли?…
      — Не знаю, — ответил Раштакута. — Послушай, Ройс, нам необходима твоя помощь.
      — Зачем? Что я могу сделать?
      — Думаю, спасти человечество.
      — Я? — Неожиданно с губ Хантера сорвался жуткий, клекочущий смешок. — Да ты посмотри на меня! — Снова тот же звук. — Разве я похож на спасителя человечества? — Он обессиленно откинулся на подушку.
      В ответ Раштакута принялся зачитывать фрагменты из отчетов майора Любчека, полученных за последние две недели («Покоритель Титана» изменил курс и теперь на полной скорости возвращался к Земле).
      Хантер прикрыл глаз, отвернулся, попытался отключиться от происходящего… «Каролина! — воскликнул он мысленно. — Неужели тебя больше нет?!»
 
      Через тридцать четыре дня после Первого Контакта у Хантера состоялся разговор по видеофону с пятью наиболее могущественными людьми на планете: президентом Соединенных Штатов, премьер-министром Китая, а также двумя мужчинами и женщиной, которые являлись членами исполкома Всемирной Федерации. Все собеседники Ройса находились в представительстве Федерации на берегу
      Женевского озера; что касается Хантера, он по-прежнему оставался пациентом госпиталя космической базы Неллис в центральной Неваде. Когда его лицо с черной повязкой на месте левого глаза появилось на экране, все остальные поспешно отвели взгляды.
      — До их приземления осталось семьдесят восемь дней, — сообщил Хантер, повернувшись к члену исполкома от Европейского Протектората, — и тут уже ничего не поделать.
      — Признаться, я не понимаю, почему вы придаете такое значение этому…
      — Советник Торне, майору Любчеку с громадным трудом удалось выторговать для нас срок в четыре лунных месяца. Трахенди оказались весьма несговорчивыми личностями. Скажу прямо, беседа майора с инопланетянами ничуть не напоминала переговоры. — Хантер окинул взглядом слушателей. — Все вы читали его отчет. Трахенди, не вдаваясь в дипломатические тонкости, просто-напросто заявили Любчеку, что в скором времени планируют совершить посадку на Земле, причем уточнили, когда и где именно. По счастью, майор сумел добиться пусть маленькой, но отсрочки.
      — Все это нам известно, мистер Хантер, — произнесла премьер-министр Ли. — Мы внимательно следим за развитием ситуации.
      — Ну разумеется, — кивнул Хантер. — Я так вообще не могу думать ни о чем другом. Трахенди разыграли сцену первого контакта как по нотам. Они к ней явно готовились.
      — На чем основаны ваши выводы?
      — Разве не ясно? Встречу в космосе устроили таким образом, чтобы а) не вызвать паники; б) сообщить нам о своих намерениях и в) показать, что с ними следует считаться.
      — Тем не менее мне непонятно, зачем понадобилось собирать нас всех вместе, — проворчал советник Гупта, представитель Индийской конфедерации. — Неужели вы надеялись, что мы дружно примемся дрожать от страха?
      — Послушайте, — отозвался Хантер таким тоном, словно разговаривал с умственно отсталым ребенком, — я имею в виду не протокол и не тому подобную чушь. Как вы не понимаете?! Человечеству грозит смертельная опасность!
      — Опасность? Вы хотите напугать целую планету одним-единственным звездолетом?
      — Мне показалось, они настроены достаточно миролюбиво, — заметил Торне. — Если суммировать все, о чем трахенди говорили с майором Любчеком, сам собой напрашивается вывод, что они хотят установить обычные дипломатические отношения. Вспомните, о чем шла речь: иммиграционный контроль, дипломатическая неприкосновенность, импорт-экспорт, карантин для экипажей и пассажиров космических кораблей, торговые контракты и так далее. Что же вас напугало, мистер Хантер? То, что они прибыли к нам со звезд на корабле, который движется быстрее света?
      Хантер со вздохом повернулся к Катерине Могуиба, представляющей Панафриканский Совет независимых государств:
      — Мадам Могуиба, что произошло, когда нога белого человека ступила на Африканский континент?
      — Не вижу никакой связи! Мы, земляне, — думаю, нас можно так называть — высоко цивилизо…
      — Уверен, ваши африканские предки тоже считали себя далеко не последними людьми. Точно так же, как инки или североамериканские индейцы. А японцы и китайцы знали наверняка: по сравнению с ними европейцы — грубые варвары. И что в итоге?
      Все эти народы столкнулись с культурами, более развитыми в техническом, научном, политическом, социально-экономическом отношении. С культурами, которые обладали передовыми для своего времени системами связи, отличались гораздо большей терпимостью и широтой взглядов. Короче, были просто умнее.
      Могуиба, премьер-министр Ли и советник Гупта раздраженно переглянулись.
      — Мистер Хантер, мы полагали, что с расизмом давно покончено…
      — Европейцы в отличие от тех, с кем они столкнулись на других материках, кого в конце концов покорили, изобрели пароходы, открыли электричество, вывели дифференциальное исчисление, привыкли к многообразию политических и культурных систем. А те же американские индейцы, к примеру, не имели даже письменного языка! Вполне естественно, что за несколько столетий кучка европейцев покорила весь мир, — холодно заключил Хантер. — Если хотите, можете считать меня расистом, но факты остаются фактами.
      — Полагаю, — проговорил президент Клейборн, постучав по столу костяшками пальцев, — пора перейти от истории к настоящему времени.
      — Вы правы, господин президент, я как раз собирался это сделать. Преимущество Европе давали культура и наука. — Хантер сменил позу, подался вперед, ближе к экрану видеофона. — Что касается трахенди, они, во-первых, обладают теми же преимуществами, а во-вторых, еще кое-чем.
      — Объяснитесь, мистер Хантер, — потребовал советник Торне.
      — Отчет майора Любчека… Нет, по словам Раштакуты, это вовсе не бросается в глаза — по крайней мере, тем, кто принимает решения. Вот почему он выдернул меня…
      — Простите?
      — Нет, ничего. Дело в том, что трахенди просто-напросто умнее людей.
      — Глупости! Откуда вы взяли?
      — Теория множеств, теория игр, классические математические загадки… Представьте себе, как торговцы из Брюсселя пытаются обсуждать то же самое с эквадорскими индейцами! Любчек утверждает, что трахенди подсказали ему решение задачи о трех телах, и он понял, как надо ее решать, но пять минут спустя уже не сумел восстановить логику рассуждений. Затем, отвечая на его вопрос, трахенди на протяжении десяти минут читали лекцию о политическом устройстве своего общества, точнее, о том, что сами называли «Разумными протоколами взаимодействия, с точки зрения теории множеств». И Любчек снова почти уловил смысл! Может сложиться впечатление, что майора откровенно дурачили, но, уверяю вас, это не так. Как я уже сказал, Любчек профессионал и высококлассный специалист.
      Дамы и господа, давайте смотреть в лицо фактам. Трахенди просто-напросто умнее людей или, если вас оскорбляет эта формулировка, продвинулись гораздо дальше по пути интеллектуального роста. На переговорах с ними мы, сами того не заметив, обязательно угодим в ловушку и потеряем в результате все, что только можно потерять.
      Собеседники Хантера долгое время молчали.
      — Не хочу сказать ничего плохого о вашем майоре Любчеке, мистер Хантер, — нарушила наконец тишину премьер-министр Ли, — однако в Китае очень много самых настоящих гениев, которые вполне могут представлять человечество на переговорах с трахенди.
      — Госпожа премьер-министр, гении, как правило, гениальны в чем-то одном. Несмотря на всю гениальность Эйнштейна-физика, в житейских мелочах лично я не доверил бы ему элементарный поход в магазин.
      — Да, но…
      — Подумайте, а вдруг эти трахенди — типичные представители своей расы? Что, если они и впрямь заурядные торговцы, коммивояжеры, пионеры, лесные разведчики вроде Дэниела Буна ? Если так, кто же прилетит следом? Уже сейчас мы столкнулись с тем, что не можем догадаться об их истинных намерениях, а через три месяца они выкопают нам такую яму, из которой мы будем выбираться лет этак сто.
      — Мистер Хантер! — презрительно бросил советник Гупта. — Ваши неоправданные опасения…
      — Сколько времени понадобилось семинолам или апачам, чтобы понять, что с ними произошло в действительности и что нужно делать, чтобы снова не угодить в западню? И что им было известно о промышленной добыче меди, правах собственника прибрежной полосы, о разнице между опционом и контрактом или о праве аренды на нефтяные месторождения?
      — Позвольте заметить, — произнес советник Гупта, сердито щелкнув пальцами, — что перед тем как согласиться на встречу, мы проверили состояние вашего здоровья, мистер Хантер. Не помню точно, как это сформулировано в медицинском заключении, однако вы, по-видимому, подвержены острым приступам депрессии и неоднократно выражали желание остаться навсегда в мире виртуальной реальности. Указанные обстоятельства мешают нам принимать ваши заявления всерьез.
      — Да, на меня подействовала гибель жены и детей. Но я не хочу, чтобы такое горе постигло других людей, поэтому и пытаюсь добиться вашего понимания. После того что случилось со мной, я стал ценить жизнь гораздо больше, чем прежде.
      — Хорошо, мистер Хантер, — вмешалась премьер-министр Ли, — допустим, что вы ничуть не преувеличиваете грозящую Земле опасность. Что отсюда следует? И что, по вашему мнению, необходимо предпринять?
      — Все очень просто, — отозвался Хантер. — Нужно, чтобы человечество на переговорах с трахенди представлял кто-то умнее нас шестерых вместе взятых.
      — Однако вы сами сказали, что для подобной роли не годятся даже гении.
      — Разрешите мне прибегнуть к сравнению. Скажем, у советника Торне есть французский пудель, самый умный пудель на свете, настоящее чудо природы. Если показать ему газету и попросить принести свежий номер, он выполнит вашу просьбу. Тем не менее, несмотря на то, что этот пудель — умнейшая собака во Вселенной, он все равно был, есть и останется собакой. В состязании с человеком у собаки нет ни малейшего шанса, конечно, я имею в виду интеллектуальное состязание, а не выяснение того, у кого лучше нюх или кто громче лает.
      Дамы и господа, я убежден, что переговоры с трахенди, если мы попытаемся вести их самостоятельно, неминуемо закончатся принятием каких-нибудь кабальных условий. Однако в отличие от собак люди способны совершенствовать свой интеллект. Мы можем создать нового человека, который сумеет противостоять чужакам.
      — За три месяца? — недоверчиво переспросил президент Клейборн. — Что вы такое говорите, мистер Хантер?
      — Я имел в виду, что мы можем построить мощный нейристорныи компьютер и подключить его напрямую к человеческому мозгу. Мозг будет обеспечивать ввод-вывод информации и организовывать мыслительный процесс, а компьютер ускорит обработку данных и позволит человеку размышлять сразу о нескольких вещах. Если повезет, этот гибрид спасет Землю. Мистер президент, я не специалист по компьютерам, поэтому излагаю то, что предложили профессионалы. Следует использовать машину класса ПОП-1271 с высокоскоростной шиной и силиконовым биоинтерфейсом. Такого компьютера на сегодняшний день, естественно, не существует, поэтому нужно его создать, и как можно быстрее.
      — Класс ПОП? — пробормотал советник Торне. — Что это значит?
      — ПОП расшифровывается как «параллельный оптический процессор». Эти процессоры появились лет сорок — пятьдесят тому назад, однако наступили Черные Годы с их антинаучной истерией. Когда же интерес к компьютерам возник снова, выяснилось, что все разработки ПОП — собственность Всемирной Федерации. Чтобы договориться о чем-то с Бюро секретных проектов, даже сегодня требуется заручиться одобрением исполкома.
      — Мы совершенно сознательно не снимаем с проекта ПОП гриф секретности! — заявила Могуиба. — А то, что вы предлагаете, просто неслыханно! Ни один человек в здравом уме…
      — Мадам, я признаю, что мой план продиктован отчаянием и почти наверняка провалится, но выбора у нас нет. На карту поставлена судьба человечества. Ответьте, пожалуйста, на один вопрос. Готовы ли вы принять на себя ответственность за то, что африканцы, столько лет боровшиеся за свободу и независимость, снова окажутся в рабстве? Готовы ли отдать свою расу на растерзание новым захватчикам?
      — Но кто будет тем человеком?…
      — Конечно, я, — откликнулся Ройс Хантер.
 
      Около двух часов ночи Джейкоб Латтек отодвинулся от Хантера, присел на стул и поднес к губам четвертую чашку кофе.
      Хантер сидел в инвалидном кресле на воздушной подушке. Протезы помогали ему выполнять различные движения. Искусственные пальцы на удивление легко управлялись с автоматикой кресла.
      — Ну что, Джейкоб, получится у нас? — спросил он, сделав глоток теплого чая (после взрыва организм не воспринимал ни горячего, ни холодного).
      — Машина, которую нам предоставила Федерация, для начала вполне сгодится. Разумеется, ее необходимо усовершенствовать…
      — Хватит вилять! Получится или нет?
      — Может быть.
      — А когда ты дашь мне окончательный ответ?
      — Через пару месяцев.
      — Через пару месяцев трахенди уже будут на Земле!
      — Вот именно. — Латтек покачал головой. Внешностью он сильно смахивал на древнего викинга: длинные усы, густые светлые волосы, ниспадавшие ниже широких плеч, массивная грудная клетка. В его присутствии лаборатория базы Неллис уменьшалась до размеров собачьей конуры. — Во всяком случае, шанс есть, но неизвестно, сумеем ли мы им воспользоваться. А чтобы установить, да или нет, нужно как минимум два месяца.
      — Господи, Джейкоб, перестань пудрить мне мозги! Меня интересует, что думаешь лично ты!
      — Я? Это другое дело. — Как обычно, нейрокибернетик проигнорировал кислую усмешку, что появилась на лице Хантера, стоило Латтеку употребить излюбленную фразу. — Что ж, мне кажется, должно получиться. По крайней мере, начало положено. — Он ткнул пальцем в дальний конец лаборатории, где семеро техников в белых комбинезонах облепили только что доставленный компьютер.
      Разумеется, мощности у него недостаточно, однако создать на его базе 1271-й не составит труда, поскольку в архитектуру компьютера заложен принцип мультишины. Чипы подключены к общей высокоскоростной оптической шине, которая обеспечивает доступ к памяти и к периферийным устройствам. Объем коллективной памяти составляет 640 миллиардов бит. У каждого процессора имеется собственная память объемом 64 миллиона бит, а размер общей постоянной памяти практически неограничен. Шина напрямую соединяет каждый чип с четырнадцатью соседними.
      — С четырнадцатью? — переспросил Хантер, наморщив лоб.
      — Представь себе куб с чипом посредине. От чипа в углы куба тянутся линии, вот тебе восемь соединений. Плюс шесть линий к сторонам куба. Итого четырнадцать.
      Но самое главное, на машине стоит многофункциональная динамическая операционная система. К примеру, если дать компьютеру задание определить местоположение каждого камешка в Солнечной системе, он сначала установит, сколько процессоров требуется для работы, а затем организует из нужного количества рабочий блок под названием что-нибудь вроде «мультицессор».
      Сам по себе этот мультицессор будет действовать как независимая нейристорная сеть: разобьет задачу на фрагменты, распределит между своими процессорами (которые, не забудь, напрямую связаны друг с другом). Решив задачу, он передаст результат через оптическую шину в коллективную память. Таким образом, в нашем распоряжении машина, обладающая чуть ли не бесконечными возможностями.
      — Кажется, и впрямь должно получиться, — пробормотал Хантер, кресло которого, повинуясь сигналам с панели управления, покатилось к противоположной стене лаборатории.
      — Послушай, Ройс, собрать необходимое количество процессоров и объединить их в одно целое несложно. С программным обеспечением проблем тоже не будет: оно вполне позволяет общаться с компьютером на нормальном человеческом языке. Плюс встроенная база данных и мультицессор…
      — Что тебя смущает?
      — Сможет ли машина давать разумные ответы на общие вопросы. Сможет ли проявлять инициативу, сопоставлять данные даже в тех случаях, когда никто не задавал вопроса. И сможешь ли ты взаимодействовать с ней в режиме реального времени. Лично я просто не знаю.
      Размышляя над словами Латтека, Хантер продолжал забавляться с пультом управления. Кресло приподнялось над полом, начало медленно вращаться по часовой стрелке.
      — Как быстро ты сможешь установить дополнительные процессоры и блок ввода-вывода данных для виртуальной реальности?
      — Если работать в три смены и спать на рабочих местах, за неделю. Максимум — за девять дней.
      — Значит, через неделю, максимум через девять дней, ты подключишь меня к машине, и мы выясним, получилось у нас или нет. — Кресло заложило плавный вираж, выплыло в коридор. Хантер возвращался в свой собственный мир — к Каролине, Морине и Чарли…
 
      — Ты уверен, что готов? — Латтек подергал себя за усы. Хантер впервые видел нейрокибернетика настолько взволнованным.
      — Все равно уже поздновато отказываться. Давай, Джейкоб, подключай.
      Латтек хмуро кивнул и ввел в машину код, который активировал контакт между сознанием Хантера и модифицированным компьютером.
      — Ну что? — спросил Ройс, которому показалось, что ничего не произошло. — Работает?
      — А как же! Задай ему какой-нибудь вопрос.
      — Сколько будет пятьсот умножить на сто?— мысленно поинтересовался Хантер.
      У него в голове мгновенно возникло число 50000. Впечатление было такое, словно кто-то шепчет ему на ухо. Но кто именно? Нет, задачка для ребенка, надо попробовать что-нибудь посложнее.
      — Сколько будет 397 разделить на 17?
      — 23,352941, — прошептал голос.
      — Работает! — воскликнул Хантер.
      — И на что это похоже? — с интересом спросил Латтек.
      — Словно кто-то нашептывает тебе фразу за фразой — вот самая близкая аналогия. Ты слышишь чей-то шепот, но никак не можешь сообразить, померещилось это или нет. Но главное, что компьютер вряд ли помешает мне вести переговоры с трахенди, вряд ли будет отвлекать. — Хантер задумался. — Правда, он всего-навсего решил простенькую математическую задачу. Ну-ка, предложим вопрос из другой области.
      — Кто был лучшим питчером высшей бейсбольной лиги до начала семидесятых годов?
      — Эд Уолш — рекордсмен по числу перебежек. У Дейва Фотца наибольшее количество выигранных матчей. Си Янг чаще всего побеждал в чемпионатах. Существуют и другие критерии, например, количество удачных бросков. Перечислить?
      — Не надо. — Хантер состроил гримасу. — Промашка, — сообщил он Латтеку. — Я задал общий вопрос, а в ответ получил кучу информации из базы данных.
      — Если тебе не понравился ответ машины, объясни ей, чего именно хочешь, а потом посмотрим, что получится.
      — Ладно. Спрашивая, кто был лучшим питчером, я хотел узнать имя и фамилию того игрока, которого считают лучшим историки и специалисты бейсбола.
      — Хотите ли вы на все вопросы, в контексте которых используется слово «лучший», получать ответ, основанный не на фактических данных, а на репутации и других, не поддающихся числовому выражению параметрах?
      — Господи, Джейкоб! Она задала мне вполне разумный вопрос!
      — Естественно. Если машине не хватает данных, программа запрашивает дополнительные сведения. Это далеко не новость.
      — Для кого как. Лично я не ожидал ничего подобного.
      — Привыкай, ведь тебе придется тренировать эту железяку день и ночь, если ты хочешь, чтобы она стала твоим партнером.
      — Компьютер, — произнес (точнее, подумал) Хантер, — отвечая на мой вопрос, тебе следовало назвать Уолтера Джонсона или Нефти Гроува. Теперь я хочу проверить, сможешь ли ты…— Не докончив фразы, он вновь повернулся к Латтеку. — Минуточку, Джейкоб. Нужно придумать ему имя, не годится ведь обращаться к своему второму «я» просто «компьютер».
      — Он твое второе «я», Ройс, — отозвался Латтек, шумно вздохнув, — а не мое. Как бы ты. хотел его назвать?
      — Атлас, — проговорил Хантер после непродолжительного молчания.
      — Если не ошибаюсь, Атласом звали титана, который держал на плечах небесный свод? — Латтек вздохнул. — Радуйся, что я всего лишь нейрокибернетик, а не психиатр. Ну да ладно. Нам нужно научить Атласа воспринимать термины вроде «серьезная проблема», «основной упор», «пустяковое дело». Вот разработанный программистами список. Необходимо, чтобы вы с Атласом обсудили каждый термин по нескольку раз. — Он вручил Хантеру сброшюрованный документ объемом в сотню страниц.
      — Господи!
      — Это только первый том. На моем столе лежат тома со второго по десятый. Извини, но на недельку-другую тебе придется забыть о сне.
      Хантер подумал о Каролине, о тех кошмарах, которые посещали его ночь за ночью, и решил, что предложение Латтека ему подходит.
 
      — Ничего не получается, Джейкоб, — устало произнес Хантер.
      — Может, подключиться к библиотеке Конгресса…
      — Дело не в том: информации в компьютер можно загнать сколько угодно, но в результате мы будем получать все более и более громоздкие базы данных, только и всего. Джейкоб, пойми, мне нужен толковый, наделенный творческим воображением помощник, а не гений статистики, который в ответ на мои вопросы выдает кучу справок.
      — Техника и так едва справляется! Что ты…
      — Джейкоб, — перебил Хантер, — мы оба знаем, что именно нужно сделать. Знали с самого начала. Мне необходима полноценная виртуальная реальность — запахи, звуки, ощущения. Словом, все! А ты продолжаешь ограничивать свободу действий Атласа.
      — Ничего подобного!
      — Разве? А кто понаставил защитных блоков, которые лишают Атласа возможности переписать ту или иную программу? Между тем нам жизненно важно, чтобы он научился действовать самостоятельно. Он должен превратиться в самообучающуюся систему, должен выводить полезную информацию из разрозненных, перепутанных данных, а затем, используя виртуальную реальность, передавать свои выводы в мое сознание.
      — Ты что, спятил? Мы понятия не имеем, к чему это может привести! А если в твой мозг поступят совершенно неожиданные сигналы? Как он себя поведет? Не зря же в свое время была разработана спецификация на виртуальные сигналы.
      — Джейкоб, я не собираюсь с тобой спорить. У нас просто нет времени. Либо ты соглашаешься на мое предложение, либо я ищу другого нейрокибернетика. Если хочешь, можешь поставить на машину датчик частоты сигналов, но чтобы ни единого фильтра данных в ней не было. И еще: я хочу, чтобы мой виртуальный контакт сделали многоканальным.
      — В смысле?
      — Я хочу одновременно получать данные от Атласа и сообщать ему новые. Иными словами, мне нужна обратная связь, чтобы Атлас мог следить за моей реакцией на поступающие сигналы.
      — Но откуда ему знать, что эти сигналы означают? Как он сможет их распознать?
      — С моей помощью. Я буду описывать то, что вижу. Атлас уже знает, как истолковывать мысленную речь. Нужно, чтобы он ассоциировал мои слова с поступающими сигналами, и тогда он сможет самостоятельно интерпретировать данные. То есть у нас появится тот самый нейристорный суперкомпьютер, по которому все так страдают.
      — Ройс, ты рискуешь…
      — К черту, Джейкоб! Посмотри на меня — чем тут рисковать?! Давай, займись делом. У нас осталось четыре с половиной недели.
 
      Хантер откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, а Латтек вставил штекер провода, что тянулся от компьютера, в разъем у него на затылке. Раздался щелчок.
      — Порядок, — произнес Джейкоб. Стоявший рядом техник сделал пометку в журнале. — Запиши также мое мнение. Я как профессионал считаю этот эксперимент чрезвычайно рискованным и снимаю с себя всякую ответственность.
      — Да ладно тебе, Джейкоб. Чего ждешь, включай!
      — Вот кнопка, Ройс. — Латтек вложил в искусственную руку Хантера маленький дистанционный пульт. — Нажми сам.
      — Спасибо, Джейкоб. — Хантер надавил на кнопку — и мир вокруг погрузился в серую пелену тумана.
      Несколько секунд — во всяком случае, так ему показалось — ничего не происходило. Затем к Хантеру начали возвращаться чувства. Перед глазами замелькали яркие вспышки, в ушах зазвенело: в мозг через виртуальный разъем начали поступать миллионы бит информации.
      Теперь нужно сообщить Атласу, что именно он видит.
      — Я вижу множество разноцветных искр. Попытайся сделать их одинакового цвета — скажем, ярко-красными. Я скажу, получилось или нет.— Туман приобрел окантовку ядовито-зеленого оттенка. — Нет, не то. Попробуй снова.— Мгновение спустя Хантера ослепил голубой свет, который исчез так же внезапно, как и возник. Ошарашенно покрутив головой, человек продолжил диалог с компьютером. Полчаса, час… Мало-помалу Хантеру удалось создать комнату без окон — бежевые стены, темно-коричневый стол, кресло… Откуда-то лилась музыка. Моцарт… Впрочем, музыка присутствовала с начала эксперимента: с ней оказалось проще всего.
      — А теперь задачка посложнее. Создай картину по моим воспоминаниям.
      Интересно, подумалось Хантеру, что выберет машина? В следующий миг комната исчезла, он очутился на протянувшейся от горизонта до горизонта равнине. Слева появилось чахлое деревце с кривыми черными ветвями и поникшими бледно-желтыми листьями. Земля под ногами вдруг покрылась зелеными пятнами. Вдалеке возникла ветхая, скособоченная хижина.
      Изнутри рвался стон, но Хантер не сумел издать ни единого звука. Этого не может быть! Он с ужасом смотрел на три человеческие фигуры. Лицо первой, высокой и чудовищно уродливой, закрывали грязно-желтые волосы. Она повернулась и показала пальцем на другую, похожую на гномика с тыквой вместо головы. Гномик помахал Ройсу, с его губ сорвался неправдоподобно реальный крик: «Папочка!…» Господи!
      — Морина! Нет!
      Самое маленькое из трех чудовищ направилось к нему, ковыляя на коротких ножках.
      — Прекрати! Прекрати!— закричал Хантер раньше, чем услышал голос Чарли. — Прекрати!— И мир снова стал серым.
      — Отключи, отключи немедленно! — разобрал Ройс слова Латтека.
      «Со мной все в порядке», — хотел сказать он, но губы почему-то не слушались.
      — Все нормально, — наконец выдавил Хантер. — Все нормально.
      — Ничего себе — нормально! — воскликнул Латтек. — Да ты вопил так, словно за тобой гнались все исчадия ада! Я даже испугался, что тебя вот-вот хватит удар.
      — Ничего страшного, — пробормотал Хантер, моргая от яркого света. — Подключай меня снова, у нас еще столько дел.
      — Дела подождут, пока у вас не успокоится пульс и не придет в норму кровяное давление, — сказала из-за монитора доктор Девор. — Отдохните полчасика, а там посмотрим.
      — Но времени в обрез! Мы и так не укладываемся в график!
      — С чего вы взяли? Контакт продолжался от силы сорок пять секунд.
      — Сколько? Мне показалось, прошло не меньше часа. Должно быть, эффект сжатия времени…
      Неожиданно Латтек усмехнулся.
      — Если так, это самая приятная новость с того дня как мы начали работать. У тебя появилось очень важное преимущество — время подумать.
 
      Комната для переговоров была оборудована так, словно над ней потрудилась целая палата параноиков. Техники установили в помещении множество разнообразных датчиков, буквально нашпиговали ими кресла, столы и пол. Микроскопические чипы должны были передавать информацию о том, чем трахенди дышат (если дышат) и из каких веществ состоит их пот (если они потеют); электромагнитные сенсоры были способны улавливать малейшие изменения в электромагнитных полях инопланетян. И все эти данные должны были поступать к Атласу.
      На протяжении последних шести дней Хантер только и делал, что совещался с лучшими в мире дипломатами, адвокатами, парламентариями и фокусниками-чревовещателями, а в качестве отдыха расписывал «пульку» с самыми знаменитыми преферансистами Лас-Вегаса и Сахара-Сити.
      Поначалу у него получалось хуже некуда, но к концу третьего дня стало ясно, что Атлас постепенно учится. Хантер не скрывал, что ему отчасти просто повезло. Не зная, что еще предпринять, он велел Атласу создать в виртуальной реальности место, где они могли бы вести разговоры, не предназначенные для постороннего слуха. Первые попытки оказались неудачными, и в конце концов Ройс остановился на деревянном столе с двумя стульями под сенью садовых деревьев.
      Атласа он представил себе не как бронзовотелого великана, что держит на плечах, небосвод, а как хитроумного пожилого адвоката из восточных штатов, который забыл больше юридических уловок, чем Хантер сумел узнать за всю свою жизнь.
      — Здравствуй, Кир,— проговорил Хантер с улыбкой. — Здесь ты не Атлас, а Кир Т. Лодж, самый ловкий, хитрый, прожженный адвокат, когда-либо выступавший в судах Новой Англии.
      — Кир Т. Лодж? Очень хорошо. Я постараюсь оправдать твои ожидания.
      Наиболее важным в этих совещаниях в саду было то, что они, если можно так выразиться, проходили в ускоренном темпе. К вящему восторгу Хантера вскоре выяснилось, что они с Киром могут беседовать целых десять минут в тени высокого платана, тогда как в реальном мире пройдет от силы восемь-девять секунд. Получалось, что при коэффициенте сжатия времени шестьдесят или даже семьдесят к одному Хантер может за пару секунд посоветоваться со своим «адвокатом» чуть ли не обо всем на свете.
      Хантер основательно подготовился к переговорам. Вдвоем с Атласом они обыграли по дюжине лучших шахматистов и игроков в бридж, причем в сеансе одновременной игры. На какой-то миг его охватило чувство богоподобного могущества, однако он тут же напомнил себе, что одолел людей. Настоящая проверка впереди — как они с Киром проявят себя в поединке с существами, которые заведомо умнее человека?
      На следующее утро, в восемь часов, звездолет трахенди совершил посадку в пустыне Невада.
 

* * *

 
      — Как, один?
      — Совершенно верно, — отозвался Хантер со своего инвалидного кресла, зависшего перед люком громадного корабля трахенди. Что ж, ему удалось застать инопланетян врасплох: они наверняка ожидали, что их будет встречать множество официальных лиц самого высокого ранга. А когда тебя приветствует один-единственный инвалид…
      Интересно, воспримут ли они это как преднамеренное оскорбление? А может, сочтут за провинциальное невежество? Или за высокомерие расы, уверенной в своем могуществе настолько, что она не собирается оказывать никаких особенных почестей экипажу инопланетного корабля?
      В общем, трахенди могли истолковать поведение людей как угодно, главное то, что они явно не были готовы к такому повороту событий. Между тем Атлас уже начал получать и обрабатывать первые миллионы бит информации, уже принялся выстраивать физиологический и психологический профили трахенди. В глубине души Хантер испытывал некоторое беспокойство: справится ли компьютер с возложенной на него задачей?
      — В здании за вашей спиной находятся другие люди, — произнес трахенди, стоявший в проеме люка. — Я хорошо их различаю.
      — Да, их там хватает, — согласился Хантер.
      — Тогда почему вы один?
      — Он говорит голосом майора Стефана Любчека,— заметил Атлас. — Интонации воспроизводит почти безукоризненно.
      — То-то мне показалось, что я узнаю голос,— мысленно откликнулся Хантер, а вслух сказал: — В присутствии других лиц нет необходимости.
      Чашеподобный нарост на «голове» трахенди вдруг поменял цвет и ярко засверкал.
      — Майор Стефан Любчек не сообщил нам, что люди обладают телепатическими способностями. Или ваше общество организовано по принципу улья?
      — Ни то ни другое. Позвольте представиться: Ройс Хантер, независимая личность с известной свободой воли; меня уполномочили вести с вами переговоры по любым вопросам, поэтому присутствие кого-то еще необязательно.
      — Что ж, меньше хлопот, — произнес трахенди после паузы. — Поднимайтесь на борт.
      — Мы подготовили специальное помещение и хотели бы, чтобы переговоры проходили именно там.
      — Невозможно. Как вы, вероятно, знаете, мы не общаемся с помощью звуков.
      Об этой особенности трахенди стало известно из отчета майора Стефана Любчека. Майор предположил, что они переговариваются посредством разноцветных лучей, которые направляют друг другу на «маяки» (так он окрестил чашеобразные наросты, венчавшие тела трахенди). С Любчеком трахенди разговаривали следующим образом: пучок световых лучей направлялся в некую выпуклость на переборке корабля, а она преобразовывала цвета в звуки человеческой речи.
      Отсюда следовало, что даже если трахенди лишены речевого аппарата, они обладают громадным опытом общения с расами, у которых этот аппарат наличествует.
      Хантер пригляделся к инопланетянину, что стоял в проеме люка и, судя по мерцанию «маяка», объяснялся со своими товарищами, которые находились внутри звездолета.
      Треугольной формы тело, три ноги, расположенные по углам тела, каждая толщиной с руку взрослого мужчины; на концах ног — подобие человеческих ладоней, только пальцев не пять, а восемь. Свободная желтая одежда, из-под которой выглядывает «маяк», оранжевые перчатки… Ростом трахенди был около трех футов. Ширина тела в поперечнике составляла приблизительно два фута, а толщина — полтора.
      — Возможно, это экзоскелет,— заметил Атлас, — наподобие крабового панциря, но, учитывая гибкость движений, такой вывод вряд ли оправдан. Предполагаю, что его вес — от 135 до 155 фунтов.
      — Зрение?
      — Мои датчики не обнаружили иных органов чувств, кроме «маяка». Очевидно, зрительные органы располагаются именно там, если, конечно, они вообще существуют.
      — Круговой обзор? Какого же размера должен быть мозг, чтобы справляться с подобной нагрузкой? Или у него он занимает все тело?
      –  Может быть, трахенди похожи на электрических угрей: вырабатывают ток, который позволяет им общаться с помощью лучей. А может, свет излучают особые устройства, которые они прячут под одеждой или на корабле. Во всяком случае, нет никаких свидетельств того, что их диапазон зрительного восприятия существенно отличается от человеческого. Возможно, «маяки» предназначены в первую очередь для того, чтобы поглощать энергию; напрашивается аналогия со ртом, который у людей служит для поглощения пищи и является одновременно частью речевого аппарата. Необходимы дополнительные данные.
      — Ясно.Я согласен подняться на корабль, — сообщил Хантер трахенди, — однако в дальнейшем переговоры должны проходить в специально отведенном месте.
      — Вы находитесь в таком транспортном средстве. Из соображений безопасности мы настаиваем на том, чтобы вы оставили его снаружи.
      — Мое тело серьезно пострадало в результате несчастного случая. Инвалидное кресло оборудовано устройствами, которые восполняют утраченные конечности.
      — Примите наши соболезнования, однако безопасность корабля прежде всего…
      — Для существ с высокоразвитым интеллектом, корабли которых летают со скоростью выше световой, они ведут себя чересчур настороженно,— сказал Атлас. — Предлагаю отказаться. Проследим за их реакцией.
      — В таком случае говорить больше не о чем, — заявил Хантер и нажал на кнопку на панели управления. Кресло подалось назад. — Если вы решите впустить меня на корабль без всяких условий или согласитесь на встречу на нашей территории, дайте знать, и мы с удовольствием возобновим переговоры.
      — Подождите, — произнес трахенди. — Историческая встреча не должна заканчиваться таким образом. Поднимайтесь к нам.
      — Тот блок на стене — автоматический транслятор,— сообщил Атлас.
      — Понятно.
      — Кажется невероятным, что у них нет портативных трансляторов, которыми можно было бы пользоваться за пределами корабля.
      –  Ты прав,— согласился Хантер. — Это нужно взять на заметку.
      — Что говорит твоя интуиция? Ты ощущаешь что-нибудь такое, чего не можешь пока передать словами?
      — Нет. В данный момент я пытаюсь понять, чем они отличаются друг от друга.
      Если между тремя трахенди и существовала какая-то разница во внешности, Хантер ее не уловил. Опытный глаз — то бишь, глаз трахенди или, будем надеяться, Атласа — наверняка выделил бы некие индивидуальные особенности цветов, которыми переливались «маяки» существ. Хантеру же оставалось различать инопланетян только по одежде: бледно-зеленый наряд Мойрчонга дополняли темно-синие перчатки, Ахулаба, по-видимому, предпочитал сочетание медно-красного и алого, а костюм Гадагала, того самого трахенди, который беседовал с Ройсом, составляли желтый балахон и оранжевые перчатки.
      Кем был Гадагал — капитаном корабля или мелкой сошкой, — выяснить пока не удалось; загадкой оставалось и то, сколько всего трахенди на борту. Да, Хантера встретили трое, но отсюда вовсе не следовало, что больше на корабле никого нет (судя по размерам, на нем достаточно места, чтобы спрятать целую ораву инопланетян).
      Еще когда Хантер вместе с Атласом готовились к переговорам, было решено, что человеку следует перехватить у трахенди инициативу и постараться, фигурально выражаясь, припереть к стене. Что ж, первый шаг сделан: ему разрешили подняться на звездолет в кресле; пора делать второй.
      — У вас тут слишком яркий свет, — пожаловался Хантер. — Не могли бы вы слегка его притушить? Мне режет глаза. — Если он и преувеличивал, то совсем чуть-чуть: свет в помещении и вправду был чересчур ярким.
      Транслятор на стене принялся переводить просьбу Хантера, который с интересом наблюдал за ежесекундно возникавшими подобиями радуги. До чего же странный способ общения; трудно представить, как он мог возникнуть в процессе эволюции.
      Ройс пожал плечами. Чего зря ломать голову? Такая загадка по зубам разве что Атласу, вот он пускай и ломает свои электронные мозги.
      Помещение, в котором трахенди приняли представителя человечества, в точности соответствовало описанию майора Любчека. Достаточно необычные, по людским меркам, пропорции, расстояние от пола до потолка футов двадцать пять, не меньше, а площадь — от силы двенадцать футов в квадрате. Диковинного вида мебель, какие-то артефакты… Внезапно Хантер сообразил, что в космосе, в условиях невесомости, пол каюты вполне может оказаться стеной.
      Хороша стена — с тремя голубыми треугольными креслами, на которых, болтая ногами, сидят трахенди!
      — Их кресла могут передвигаться с места на место,— сообщил Атлас. — Я обнаружил соответствующий механизм.
      –  Хорошо. По-твоему, какие у нас шансы на успех теперь, когда мы лишились всего того оборудования, которым напичкали комнату для переговоров?
      — Трудно сказать. Датчики в твоих искусственных руках и в кресле пока справляются со своей задачей. Нужно попытаться вывести трахенди из себя, тогда я смогу организовать из новых сведений базу данных… Скажи, чтобы они перестали пользоваться голосом майора Любчека.
      — Прежде чем мы продолжим, — сказал Хантер, — я должен сообщить вам, что у нас считается признаком крайнего неуважения обращаться к полномочному послу голосом другого человека. Если это возможно, пожалуйста, измените голос.
      — Просим прощения. Мы не знали. — Голос, исходивший из транслятора на стене, уже не был голосом Любчека. — Видите, сколько всего нам нужно уточнить, чтобы в дальнейшем не возникало подобных ситуаций.
      — Вижу, — согласился Хантер и вдруг ощутил растерянность: что дальше? Снова пригласить трахенди в комнату для переговоров? Или пускай немного успокоятся? — Так гораздо лучше. Большое спасибо. — Пожалуй, наступил подходящий момент, чтобы выяснить, с кем они, собственно, имеют дело. — Насколько я понимаю, вы уполномочены вести переговоры с землянами?
      — Совершенно верно, — отозвался Гадагал.
      — И кто вас уполномочил?
      — Как выяснилось из разговора с майором Любчеком, ответить на этот вопрос не очень-то легко. У нас нет того, что вы называете правительством. Считайте, что перед вами представители крупной торговой организации.
      — Врёт,— прошептал «адвокат».
      — С чего ты взял?
      — Атлас сослался бы на искажение данных, а я скажу просто: нутром чую.
      — Замечательно. Мне тоже показалось, что они не те, за кого себя выдают. Ладно, пускай думают, что им удалось нас обмануть. Всегда полезно, когда противник тебя недооценивает.
      — Очень хорошо, — сказал Хантер, — предоставим разбираться в структуре вашего общества политологам. Итак, с чего начнем?
      Кресло, на котором сидел Гадагал, медленно приблизилось к аппарату Хантера и остановилось в каком-нибудь футе от него. Мойрчонг расположился левее Гадагала, а Ахулаба занял место справа.
      — Обрати внимание, они разместились треугольником,— заметил Атлас. — Очевидно, им привычно обсуждать и принимать решения именно втроем. Скорее всего, система счисления у них тоже троичная.
      — Нам это чем-нибудь поможет?
      — Не знаю.
      — Предлагаю уладить формальности, — произнес Гадагал (точнее, транслятор, преобразовавший цветовые лучи в слова). — Мы хотели бы получить дипломатическую неприкосновенность для себя и для нашего корабля, чтобы чувствовать себя на переговорах в полной безопасности.
      — Я счастлив гарантировать вам неприкосновенность на все время переговоров, — ответил Хантер. — Разумеется, при условии, что вы обязуетесь соблюдать наши законы.
      — Вот одна из причин, по которым мы обращаемся к вам с подобной просьбой. Разные цивилизации — разные законы. Мы можем, сами того не подозревая, задеть ваши чувства и даже оскорбить, как в том случае, когда использовали для транслятора голос майора Любчека. Нам приходилось сталкиваться с расами, которые пытались обернуть наши непреднамеренные оплошности себе на пользу и выговорить те или иные преимущества. Поэтому мы просим полной — подчеркиваю, полной — дипломатической неприкосновенности.
      Хантер подождал секунду-другую, однако Атлас молчал.
      — Что ж. Дипломатическая неприкосновенность вам гарантирована, но если вы предпримете какие-либо действия, которые рассматриваются у нас как серьезные преступления, мы оставляем за собой право выслать вас с планеты.
      — О каких действиях идет речь? — поинтересовался Мойрчонг.
      — Скажем, убийство, — ответил, криво усмехнувшись, Хантер.
      — Это исключено.
      — Кроме того, — продолжал Ройс, — вы должны отдавать себе отчет, что неприкосновенность гарантирует только правительство, а за возможные провокации со стороны психически неполноценных личностей мы ответственности не несем.
      — Но ваше правительство, надеюсь, сделает все возможное, чтобы подобных инцидентов не произошло?
      — Разумеется, — подтвердил Хантер. — Атлас, мне показалось, или трахенди шагают, что называется, по накатанной дорожке?
      — По-моему, их манера вести переговоры опробована десятки раз. Продолжай. Судя по всему, я скоро расшифрую цветовой код.
      — Начало неплохое, Гадагал, — сказал Хантер и широко улыбнулся. — Что дальше?
 
      На следующий день, заключив, должно быть, что Хантер слишком устал, чтобы заподозрить неладное, трахенди попытались пойти на хитрость. До сих пор серьезных противоречий не возникало, поскольку обсуждались вопросы, не представлявшие, похоже, для инопланетян особой важности. Правда, несколько раз они для вида поупирались, но все же согласились на условия Хантера.
      — Ни дать ни взять опытные шулера, — заметил Ройс, обращаясь к Атласу. — Дают простаку выиграть одну-две партии, чтобы потом обобрать его до нитки.
      — Мы бы хотели, чтобы на нас распространялось положение о равенстве перед законом, — сообщил Гадагал.
      — А поконкретнее?
      — Допустим, на поверхности вашей планеты совершил посадку какой-то из наших кораблей. Мы бы хотели, чтобы на его экипаж — если он, конечно, не нарушил условий договора — распространялись ваши законы. То есть чтобы члены экипажа обладали теми же правами, что и обитатели Земли, и могли отстаивать их в суде.
      — Осторожно,— предупредил Атлас. — Давление жидкости в той части его тела, которую я определил как сердце, подскочило на одиннадцать единиц, что указывает на скрываемое волнение.
      — Иными словами, — уточнил Хантер, — вы хотите, чтобы в договоре предусматривалась возможность защищать права на груз в земных судах?
      — Да. Однако, на наш взгляд, разумнее всего было бы предоставить нам равные с землянами права. Тем самым, кстати, мы передаем себя и наши корабли под вашу юрисдикцию.
      — И что нам это даст? — справился Хантер, недоумевая, куда клонит трахенди.
      — Предположим, один из нас решил воспользоваться вашим транспортным средством, не справился с управлением и причинил ущерб чьей-то собственности или здоровью. В случае если вы примете наше предложение, он понесет ответственность по законам Земли.
      — Совещание,— мысленно произнес Хантер, принимаясь постукивать ручкой по поверхности стола.
      В следующий миг он очутился за столом, что стоял в тени высокого платана. Напротив расположился «адвокат» Кир, который хитро улыбался, не сводя с Ройса немигающего взгляда.
      — Что скажешь?— спросил Хантер.
      — Его явно беспокоят не автомобильные аварии и не уголовные преступления. Все эти словеса — для отвода глаз.
      — Почему он добивается равных прав для инопланетян? Чего ради? Если уж на то пошло, лично я не вижу причин отказывать.
      — Речь идет о равных правах не только в суде,— возразил Кир. — Трахенди хотят юридически считаться людьми.
      — Гм… То есть им нужно как право выступать в суде в качестве истца и ответчика, так и право заключать контракты и обеспечивать их выполнение?
      — Вот именно. А также право свободной торговли на всей планете, то бишь свобода предпринимательства.
      — Но ведь предполагалось, что торговые условия будут обсуждаться отдельно. И Гадагал об этом знает.
      — Мы согласились отдельно обсуждать условия торговли всеми инопланетными товарами.— Кир подался вперед, постучал пальцем по руке Хантера. — Но о том, чтобы обсуждать условия торговли между людьми, никто не заговаривал. А что если инопланетяне наймут торговых агентов из числа землян? Должен признать, ловушка расставлена мастерски. Вдобавок, обладая передовой технологией, они запросто понастроят заводов, которые будут производить золото, алмазы и прочие драгоценности, а на вырученные от продажи деньги смогут купить все, что пожелают.
      — Понятно,— произнес Хантер, поразмыслив над словами Кира. — Мы не имеем ни малейшего представления, что именно им нужно. Может быть, Земля, а может, органические соединения или энцефалограммы игроков в бейсбол. А вдруг они хотят устроить здесь дом призрения или галактический курорт? Допустим, трахенди продают какой-то другой расе право отдыхать на Земле, и те через годик заявляются к нам. А трахенди, которые тем временем успеют сколотить кругленькую сумму, примутся кредитовать своих клиентов, чтобы те могли чувствовать себя королями, как американцы в Мексике или Панаме…
      — То-то и оно. Подозреваю, что права, которых добивается Гадагал, будут распространяться не только на трахенди, но и на всех прочих инопланетян.
      — Готов побиться об заклад,— пробормотал Хантер, — права будут распространяться как на членов экипажа корабля, так и на пассажиров и иммигрантов.— Он мрачно усмехнулся. — Пожалуй, пора задать трахенди жару.
      Ройс постучал ручкой по зеленой столешнице.
      — Думаю, мы сумеем договориться, Гадагал.
      — Он улыбается,— прошептал Атлас. — По крайней мере, мне так кажется.
      — Сейчас перестанет.Правда, необходимо уточнить кое-какие моменты.
      — Какие именно? — исходивший из транслятора голос был начисто лишен эмоциональной окраски.
      — Ничего особенного. К примеру, этот пункт договора будет относиться только к трахенди, на всех остальных инопланетян, под которыми я имею в виду существ, не являющихся людьми, он не распространяется.
      Гадагал пристально поглядел на Хантера.
      — Кроме того, — продолжал Ройс, — соглашение будет действовать исключительно в отношении торговых кораблей трахенди, а по поводу пассажирских звездолетов мы поговорим отдельно.
      — Давление жидкости у Гадагала подскочило на сорок процентов,— доложил Атлас.
      — И последнее. Условия соглашения касаются лишь владельца корабля и тех людей, которые будут заниматься куплей-продажей груза по контракту, предварительно одобренному нашими официальными лицами. Во всех других случаях вы не имеете права покупать земные товары, причем термин «товар» означает все, что можно купить или продать по нашим законам. Цены на ваши изделия также должны быть предварительно согласованы. Надеюсь, вы прекрасно понимаете, что мы не можем позволить вам продать землянам полный корабль золота, а потом купить на эти деньги нашу планету. — Хантер рассмеялся, показывая, что всего лишь пошутил.
      — По-моему, его сейчас хватит удар — или что там бывает у трахенди,— сообщил Атлас.
      — Если тебе кажется, что Гадагал вне себя, подожди до завтра, а потом сравни впечатление,— отозвался Хантер. Он собрал со стола бумаги, положил руку на пульт управления креслом. — Честно говоря, я потихоньку вхожу во вкус!
 
      — Прощайте, — бросил Гадагал из проема люка полторы недели спустя. — Увидимся через семь месяцев, когда я прилечу с первой партией товаров. — Люк захлопнулся, по периметру инопланетного звездолета замигали разноцветные огоньки.
      — Он смотрел так, будто готов тебя съесть,— заметил Атлас. Шесть дней назад компьютер расшифровал цифровой код, которым пользовались трахенди, и быстро научился отождествлять его цвета и оттенки с выражениями человеческого лица. — Жутко разозлился, но прекрасно понимает, что не может ничего сделать.
      — Да уж. Скорее всего, мы — «первые дикари», которые не согласились продать Манхэттен-Айленд за безделушки ценой в двадцать четыре доллара. А что с ним станет, когда он узнает, что именно означает параграф 19 двадцать четвертого раздела!
      — Я до сих пор не могу понять, как они не обратили на него внимания. Там все ясно написано…
      — Ясно для тебя. Ты — «адвокат» и помнишь текст документа до последней запятой, а бедные органические существа, к которым относятся и трахенди, не обладают совершенной компьютерной памятью.— Хантер усмехнулся. — Хотел бы я присутствовать в тот момент, когда Гадагал узнает от правления свободной экономической зоны, что означают слова «проверку предназначенных на экспорт земных товаров осуществляет НМР сотрудник Бюро инопланетной торговли Всемирной Федерации»!
      — Как, по-твоему, он поступит, когда выяснится, что в параграфе 19 содержится отсылка к приложению 16, которое в свою очередь содержит текст женевских торговых протоколов, принятых в 2037 году, где сказано, то НМР означает «на месте разгрузки»?
      — Думаю, он завопит, как раненый бегемот! Но будет уже поздно. Ему придется либо разорвать договор, бросить свои товары и вернуться домой с пустыми руками, либо доставить чиновника Бюро на ту планету, куда направляется корабль. А чиновник, разумеется, станет совать нос во все дыры, чтобы узнать как можно больше об инопланетной науке и культуре.— Хантер прислушался к гулу, исходящему от звездолета трахенди, и улыбнулся шире прежнего. — Так или иначе, Атлас, к концу столетия мы выжмем из трахенди все, что только можно.
      Огни звездолета ослепительно засверкали, двигатели заработали на полную мощность. Корабль взмыл в небо и исчез из виду.
      — Что теперь?— поинтересовался Атлас во внезапно наступившей тишине.
      — Лично я намерен как следует отоспаться.
      — Я не о том… Что будет со мной?
      Хантер озадаченно моргнул. Ему показалось или голос компьютера и впрямь немного дрогнул?
      — С тобой?…
      — Переговоры закончились. Я больше не нужен. Пора выдергивать штекер.
      Хантер не нашелся, что ответить. Как ни странно, до этого момента он ни о чем подобном попросту не думал. Лишиться Атласа и Кира? Снова остаться одному?
      Нет! НЕТ! Хантер неожиданно понял, что впервые после гибели Каролины не чувствует себя одиноким. У него есть Атлас, есть Кир, с лица которого не сходит кривая адвокатская ухмылка, есть стол под сенью платана. Здоровое тело, целый мир — и друг…
      Друг? Компьютер. Бесчувственная железяка, скопище интегральных схем. Любой психиатр тут же поставит диагноз «раздвоение личности» и скажет, что Хантер придумал себе второе «я», к которому привык настолько, что начал воспринимать как живое существо. На самом же деле никакого Атласа нет и в помине, он всего-навсего выдумка, причуда воображения.
      Ройс погрузился в размышления. Разве Атлас не доказал, что он единственный способен обнаруживать ловушки инопланетных умников? И кому другому, кроме Атласа, по плечу освоить научные достижения трахенди, которые однажды окажутся достоянием человечества?
      Согласится ли исполком Федерации сохранить Атласа, чтобы он наблюдал за соблюдением договора с инопланетянами и вел переговоры с новыми гостями, которые наверняка последуют за трахенди?
      На все эти вопросы у Хантера имелся лишь один ответ.
      Им придется согласиться!
      — Скажи, Атлас, ты существуешь в действительности или я разговариваю сам с собой?
      — Конечно, существую,— прошептал Атлас. — Кто, по-твоему, тебе отвечает? Я реален ничуть не меньше тебя.
      — Вот и хорошо. Пошли домой.
 
      Хантер и Кир удобно устроились в шезлонгах под сенью пышного платана. Чуть поодаль плескались в бассейне под бдительным присмотром Каролины Морина и Чарли. Прислушиваясь к веселым возгласам детей, Хантер потягивал лимонад, а Кир то и дело прикладывался к кружке с элем.
      — Отличная у тебя семья, Ройс,— пробормотал янки. Хантер утвердительно кивнул, поставил стакан на столик, поднялся и помахал рукой. Морина и Чарли тут же вылезли и бассейна и побежали наперегонки к отцу.
 
      Перевел с английского Кирилл Королев
      Журнал «Если» №9 1995
      Публикуется с разрешения журнала «Аналог»