Затем словно что-то лопнуло, мгновение раздвоилось, и память вернулась.
      Хорст и избиение.
      Избиение и Хорст...
      Я пыталась выкарабкаться из постели, когда в комнату вошел тот самый старик, который рассказывал у костра сказки.
      - Как вы себя чувствуете, юная леди? - спросил он.
      - Не очень, если честно, - призналась я. - Давно я тут лежу?
      - Два дня, - ответил он. - Доктор говорит, что ты скоро встанешь на ноги. Меня зовут Даниэль Куцов. А тебя?
      - Миа Хаверо.
      - Я нашел тебя на земле у лагеря. Тебя избил Хорст Фангер.
      - Вы его знаете?
      - Не только я. Его все знают. Очень неприятный человек. Таким, собственно, и должен быть пастух лоселей.
      - Те зеленые твари и есть лосели? Но почему люди их боятся?
      - Стадо, которое ты видела, было одурманено. Иначе они не подчинились бы. Иногда попадаются крепкие экземпляры, наркотик на них плохо действует, и они убегают в леса. Если им дать слишком большую дозу, они не смогут работать, понимаешь? Так что некоторые убегают и частенько нападают на людей, на таких, как Хорст Фангер, который скупает их в порту прямо с Кораблей. Корабли их привозят из-за океана. Периодически на беглых лоселей устраиваются облавы, тогда их убивают почем зря.
      Я устала, в мозгу царил туман, а от нечаянного зевка голова заболела еще сильнее.
      - Похоже на рабство, - сонно произнесла я. - Приучать их к наркотикам, заставлять работать и все такое...
      - Только Бог может разрешить этот вопрос, - тихо ответил мистер Куцов. Разве это рабство, когда твои лошади работают на тебя? Я не знаю никого, кто стал бы так утверждать. Человек - другое дело. Вопрос в том, что есть лосель скот или человек? И воистину, я не могу дать ответ. А теперь ложись-ка ты снова спать, а я пока приготовлю тебе что-нибудь поесть.
      Он вышел, но я, хоть и чувствовала себя совершенно разбитой, никак не могла уснуть. Мне здесь не очень нравилось. Старик был мил, добр, но он был грязеедом. Я нервничала, не в состоянии совместить эти несочетаемые друг с другом вещи. Тщетно я старалась примирить их, но мысли путались, и наконец я провалилась в беспокойный сон без сновидений.
      Позже мистер Куцов принес мне еду и даже помог держать ложку. Руки у него были мозолистые.
      - Почему вы для меня все это делаете? - спросила я в промежутке между глотками.
      - Ты когда-нибудь слыхала притчу о добром самаритянине? - ответил он вопросом на вопрос.
      - Да, конечно, - ответила я. - Я много читала.
      - Смысл этой притчи в том, что даже низкие и дурные люди иногда бывают источниками добра. Но в некоторых книгах говорится, что рассказ этот был изменен, очень давно. В первоначальном варианте именно человек у дороги был самаритянин - один из самых плохих людей, которые когда-либо жили на свете. И тот, кто его спас, не побрезговал сделать благо даже такому негодяю. Может быть, ты - с одного из Кораблей...
      Но мне нравится, когда бьют детей. Поэтому я обращаюсь с тобой, как с самаритянином.
      Я совершенно не знала, что ответить. У меня в голове не укладывалось, как он может плохо думать о нас.
      Наверное, оценив мой потрясенный вид, мистер Куцов добавил:
      - Прости. Я отнюдь не ненавижу Корабли, как некоторые. Без Кораблей мы все никогда бы не родились, это тоже надо помнить в наше скверное время. Не бойся, я никому не скажу, что ты девочка с Корабля. Отдыхай спокойно. Мой дом - твой дом.
      На следующий день мистер Куцов предложил - ради моего же блага -научиться говорить на местном диалекте. Это было разумно. Туман в голове немного рассеялся, и я уже начала беспокоиться о том, как бы найти способ связаться с Кораблем, время шло. Чтобы это сделать, мне наверняка понадобится сходство с туземцами. А если я не свяжусь с Кораблем, тогда роль туземца засветит мне пожизненно, черт побери!
      И все-таки мистер Куцов был искренен не до конца. На уме у него было явно больше, чем он говорил, я это чувствовала. Неужели же он просто так делает добро презренной "самаритянке"? Вряд ли. Тут есть что-то еще. По какой-то причине я интересовала его сама, лично.
      В тот день мы пару часов упражнялись в произношении. Некоторые отличия имели закономерность, например, замещение гласных, замена "п" на "б", а также употребление "быть" вместо "есть"; зато другие казались мне начисто лишенными логики. Хотя, допускаю, лингвист может со мной не согласиться. Мистер Куцов сказал просто:
      - Я не знаю, почему мы так говорим. Говорим - и все.
      Он настойчиво упрашивал меня заниматься, а я продолжала гадать, что же у него на уме. Почему он так обо мне заботится?
      Через некоторое время я начала делать первые успехи. Система в их диалекте все-таки была, но так глубоко запрятана, что я уловила ее, наверное, только подсознательно.
      Через несколько дней, когда дело у меня здорово продвинулось вперед, мистер Куцов сказал:
      - Уже почти хорошо, только ты так произносишь слова, словно у тебя рот манной кашей набит.
      Ничего удивительного, подумала я, потому что только ею он меня и кормил. Но в любом случае я повторяла только то, что слышала от него. Его дикция была моей дикцией, и исправлять мистеру Куцову оставалось только самые грубые мои ошибки.
      Но главное, во время наших бесед я выяснила причину неприязни этих колонистов (я уже почти не называла их про себя грязеедами) к людям с Кораблей.
      - Тут все непросто, - сказал мистер Куцов. - Мы же видим, когда вы высаживаетесь на планете, что вы совсем не так отсталы и бедны, как мы. Когда на этой планете основывалась колония, среди поселенцев не было ни одного техника или ученого. Я могу их понять. С какой стати им покидать Корабль ради планеты, ведь там они могли заниматься любимым делом, а здесь для этого нет ни оборудования, ни возможности. Нам казалось, что все люди, пережившие конец Земли, являются равноправными наследниками всех знаний и достижений человечества. Но вышло иначе. И потому, если в спокойные времена Корабли игнорируют, то в плохие, как сейчас, ненавидят, видя в них источник бед. Людей с Кораблей преследуют, и можешь считать, что тебе еще повезло...
      Я слышала его голос, но понять ничего не могла.
      - Но мы же никому не мешаем, - сказала я. - Мы просто живем, как и все остальные...
      - Я вас не виню, - медленно произнес мистер Куцов. - Но я не могу не видеть, что вы совершили ошибку, и в конечном счете она потребует расплаты.
      Почувствовав себя лучше, я прошлась по дому мистера Куцова. Это был небольшой домик на самой окраине Фортона, чистый, окруженный деревьями и садиком. Мистер Куцов жил один; когда не было дождя, работал в своем садике, в дождь, наоборот, уходил в дом, к лампе и книгам. На фургоне он проделывал с товаром регулярные рейсы к побережью и обратно - раз в две недели.
      Это был не очень доходный бизнес, но мистер Куцов говорил, что в его возрасте выгода уже не так важна. Не знаю, всерьез он говорил это или нет. Сказав, что моя одежда не годится для девочки, мистер Куцов ее забрал, а взамен принес другую, местного покроя. Одежда подходила по росту, но под мышками висела совсем свободно.
      - Вот, - произнес мистер Куцов удовлетворенно. - Так-то лучше.
      Но мне пришлось немного ушить одежду, подогнать по фигуре.
      Я бродила по дому, но выходить мне не разрешалось. Я не жалела: два дня из каждых трех лил проливной дождь, а когда он не лил, то казалось, вот-вот польет. Я все время занималась, мистер Куцов продолжал наставлять меня в манерах и правилах поведения, пока не решил наконец, что при известной осторожности я смогу в приличном обществе сойти за местную.
      В доме было много книг. Когда мистер Куцов уехал в город, я просмотрела некоторые и обнаружила множество интереснейших вещей. Например, что Историю, родину лоселей, открыли всего сто лет назад. История - это континент на западе. С тех пор лоселей привозили оттуда на кораблях и использовали для простейшего физического труда. На этом континенте раньше никаких лоселей не было, но сейчас численность их быстро росла, причем не только тех, которые находились в рабстве у людей. Большое число лоселей обитало в отдаленных лесных массивах. Почти все авторы, которых я прочла, отказывали лоселям даже в зачатках разума, ссылаясь на их неспособность ни к чему, кроме самого простейшего труда, и отсутствие у них языка и навыков пользования огнем. С другой стороны, я помнила, что рассказывал мистер Куцов об их умении узнавать своих врагов. Ничего смешного здесь нет. И честно говоря, я сейчас даже рада была, что так удачно выпуталась при встрече с тем диким лоселем на второй день после высадки.
      Я сориентировалась по географическим картам мистера Куцова и, повинуясь порыву, скопировала их для себя.
      И еще я обнаружила книгу, которую написал сам мистер Куцов. Это была старая книга, роман, называвшийся "Белый путь". Не очень удачное произведение - мистер Куцов пытался сказать в нем слишком многое, и это не получилось. Но его роман был намного лучше, чем книга моего брата Джо.
      Сам мистер Куцов не отрицал, что он - автор.
      - Знаешь, мне потребовалось сорок лет, чтобы ее написать. С тех пор я прожил еще сорок два года, пожиная политические плоды этого труда. Это были очень интересные сорок два года, но я не уверен, что, вернись я в прошлое, я стал бы писать эту книгу снова. Прочти ее, если тебе интересно. В книге была сплошная политика, и по кое-каким намекам мистера Куцова у меня сложилось впечатление, что последние сорок два года он жил так бедно и трудился так много совсем не случайно. Отчасти - из-за книги. Странная вещь - политика...
      Потом я нашла свою одежду там, где мистер Куцов ее спрятал, и - очень важно! - ответ на вопрос, который я ни разу не задавала старику. Ответ содержался в газете, в последней фразе одной из статей: "После вынесения приговора Дентремонт отправлен в территориальную тюрьму города Фортона отбывать свой трехмесячный срок".
      Обвиняли его в нарушении границы. Мне подумалось, что подстрекательство к беспорядкам обошлось бы Джимми дешевле, и самое малое, что им следовало бы сделать, это правильно написать его фамилию. Что это именно Джимми, у меня не возникало никаких сомнений.
      И, лишь только представился случай, я, надев собственную одежду и куртку, ускользнула в город. Первым делом я выяснила, где находится тюрьма. По пути мне пришлось пройти мимо того места, где занимался своим бизнесом Хорст Фангер: там были дом, загон, сарай, конюшня и помост аукциона, и все это располагалось в самом худшем районе города. А худшим этот район был как раз потому, что именно там проживали Хорст и ему подобные.
      Когда я вернулась, мистер Куцов встретил меня очень сердито.
      - Нельзя, - выговаривал он мне, - ходить по улицам в такой одежде. Она же не женская.
      Потом он несколько дней внимательно за мной следил, пока я наконец не убедила его, что отныне буду вести себя паинькой.
      В один из дней, когда я, демонстрируя примерное поведение, сидела дома, я и обнаружила тот портрет-фотографию. На ней были изображены мистер Куцов, мужчина помладше, женщина и девочка примерно моего возраста, но гораздо упитаннее. Это был явно семейный портрет. На мой вопрос старик коротко и мрачно ответил:
      - Они все умерли.
      И все. Я и представить не могла, что этот портрет дает ключ к тому, зачем он ухаживает за мной и так оберегает. Мистер Куцов был милым и умным стариком, но в том, как он обращался со мной, было что-то необъяснимое. Быть может, он думал, что я останусь в его доме, хотя должен был бы знать, что я не сделаю этого, я просто не могу остаться. Когда я убежала в город, он выглядел очень несчастным, но потом... Просто жалко было смотреть на взрослого уже и пожилого мужчину. Сколь мало понадобилось заверений, чтобы все стало по-прежнему. Я думаю, он обманывал себя, причем - сознательно. Но, собираясь в очередное свое путешествие к побережью, он не мог взять меня с собой. Не позволяла, видимо, старомодная, пуританская натура. И - очень удачно! - мистер Куцов решил, что лучше я буду дожидаться его возвращения дома.
      Старик долго объяснял мне - где что лежит и что делать, если кончится запас масла и яиц; я кивала в ответ, и он остался доволен моей понятливостью.
      Но сразу, как только в полдень он уехал на своем фургоне загружаться товаром, я отправилась в город.
      Чтобы добраться до тюрьмы, мне пришлось пройти пешком почти весь Фортон. Хоть он и был территориальной столицей, тем не менее это был скорее городок, чем город - в том смысле, как я понимала это слово. День стоял серый, влажный, именно такая погода заставляет меня ненавидеть планеты, и когда я дошла наконец до тюрьмы, над головой уже нависали тяжелые тучи.
      Тюрьма была крепким, солидным зданием, выстроенным из крупных каменных блоков и окруженным железной оградой с острыми пиками. Все окна, от подвала до верхнего этажа, перекрывались двойными решетками. Как и в первый раз, я обошла все здание кругом. Оно выглядело неприступным. Между оградой и стеной пролегала дорожка, по которой неустанно бегали две огромные, полосатые и очень злые на вид собаки. Одна из них даже сопровождала меня лично вокруг всего здания...
      Я уже собиралась пойти на второй круг, когда неожиданно начался дождь. Это послужило толчком, и, собравшись наконец с духом, я подбежала к главному входу и нырнула в дверь.
      Не успела я отряхнуть с одежды дождевые капли, как вдруг из одного из кабинетов вышел человек в зеленой форме. Сердце у меня екнуло, но он лишь мельком взглянул на меня и пошел дальше, чеканя шаг, направо и вверх по лестнице - на второй этаж. Пронесло, подумала я и решила разнюхать подробнее, что здесь к чему.
      Пока я читала записки на доске объявлений, в коридор вышел еще один человек. На нем была такая же зеленая форма, и...
      Он направился прямо ко мне. Его походка очень живо напоминала походку миссис Кейтли из Инженерной. Я не стала ждать, двинулась навстречу, и когда мы поравнялись, спросила невиннейшим голоском:
      - Не могли бы вы мне помочь, сэр?
      - Ну, это смотря в чем. А какая помощь тебе нужна?
      Это был крупный мужчина, жесты его были неторопливы, речь тоже. На одном из карманов его форменной рубашки виднелась нашивка углом, а на другом пластинка с надписью: РОБАРДС. Вблизи этот самый Робардс казался добродушным и совсем не похожим на миссис Кейтли.
      - Понимаете, Джерри должен написать о мэрии, Джимми должен взять интервью у мэра, а мне достались вы...
      - Погоди, погоди. Прежде всего, как тебя зовут?
      - Билли Дэвидоу, - ответила я, припомнив автора какой-то газетной статьи. - Но честно говоря, сэр, я без понятия, что писать, поэтому я решил кого-нибудь попросить, чтобы мне показали, так сказать, что к чему... Конечно, если это можно.
      - А ты не родственник ли Хобара Дэвидоу? А?
      - Нет, - ответила я.
      - Это хорошо. А ты знаешь, кто такой Хобар Дэвидоу?
      Я покачала головой.
      - Да, пожалуй, ты и не можешь этого знать. Это было давно. Мы казнили его лет шесть назад или семь. Впутался в нехорошую политику. - Затем Робардс сказал: - Мне очень жаль, сынок, но мы сегодня совсем зашились. Может, ты зайдешь в другой раз, на неделе, днем? Или, может, вечерком?
      Я медленно произнесла:
      - Мне бы надо сдать статью на этой неделе... И замолчала. Через минуту Робардс сдался.
      - Ладно. Так и быть, устрою для тебя экскурсию. Но учти, у меня мало времени, все будем делать галопом.
      Кабинеты располагались в основном на первом этаже, и еще несколько -на третьем. Арсенал и тир - в подвале. На втором этаже находилось большинство камер, а кроме того, на третьем этаже было оборудовано несколько специальных боксов для опасных преступников.
      - Если судья назначает максимальный срок, - рассказывал Робардс, - то мы отправляем таких на третий этаж. Остальных - на второй, если там есть место. Сейчас наверху сидит только один парень. Настоящий негодяй. Он уже убил одного человека.
      Сердце у меня екнуло, но сразу же успокоилось. Это наверняка был не Джимми с его нарушением границы.
      В коридор третьего этажа можно было попасть через три двери, сделанные из стальных решеток. Между ними и вдоль стен стояли часовые, держа весь этаж под наблюдением. Коридор освещался желтым светом керосиновых ламп. Мы не прошли и за первую решетку, сержант Робардс показал мне все издали.
      - Через неделю здесь все будет заполнено, - печально сказал он. -Антиредемпционисты <от англ. "redemption" - улучшение, искупление; т.
      Е. "противники улучшения"> снова отбились от рук, придется охладить им немного головы. Э-э, не записывай это в блокнот!
      - О, простите, - сказала я, зачеркивая только что написанные строчки. Обыкновенные камеры на втором этаже охранялись намного проще. Я шла между рядами камер по коридору, в ногу с сержантом Робардсом, вглядываясь в лица заключенных, и когда, не в силах с собой совладать, уставилась прямо в лицо Джимми Дентремонту, он, казалось, даже меня не узнал. Он просто замечательный парень! Умница!
      - Это все краткосрочники. Сидеть им от недели до месяца или двух. -Сержант позвенел ключами. - Скоро я их выпущу.
      - Они не доставляют вам беспокойства?
      - Эти? Эти нет. Они сидят недолго. Они все хорошо понимают и ведут себя нормально. Большую часть времени, по крайней мере.
      Спустившись обратно на первый этаж, я с энтузиазмом поблагодарила милого сержанта Робардса.
      - Это было просто великолепно, сэр!
      - Ничего особенного, сынок, - улыбнулся он. - Мне и самому понравилось тебя просвещать. Если будет время, заскочи как-нибудь, когда я буду на дежурстве. Расписание висит на доске объявлений.
      - Спасибо, сэр, - поблагодарила я снова. - Может быть, я зайду.
      Я побежала домой сквозь дождь, и когда мистер Куцов час спустя вернулся, я уже была переодета в надлежащую одежду и сидела, скромно листая книжку.
      До посещения тюрьмы я имела лишь смутное представление о том, что можно сделать для освобождения Джимми. Я даже целый час просидела, обдумывая идею заставить Территориального Губернатора освободить Джимми под дулом пистолета. Это было хоть и заманчиво, но глупо. Наконец я выбрала, казалось, самый простой способ. Конечно, все могло закончиться плохо, но у меня не было выбора, времени оставалось с каждым днем все меньше. И недаром же я тщательно изучила расписание дежурств в тюрьме, как советовал мне сержант Робардс.
      Мистер Куцов отбыл с нагруженным фургоном два дня спустя в полдень.
      - Я вернусь через шесть дней, Миа, - сказал он. - Ты все хорошо запомнила, что нужно делать?
      Естественно, я его в этом заверила. И, переодевшись в розовое платье (я знала, что старику нравился розовый цвет), вышла на крыльцо. Фургон тронулся, я помахала прощально рукой, и как только он скрылся из виду, ушла обратно в дом. И сразу же села писать письмо. Я не собиралась раскрывать мистеру Куцову свои планы, это слишком его огорчило бы, но я поблагодарила его за все, что он для меня сделал. Искренне. На душе скребли кошки, я знала, что мой уход будет для него ударом, но остаться я не могла.
      Записку я оставила в библиотеке. Там мистер Куцов найдет ее сразу. Затем я пошла на кухню и начала собираться. Мне нужны были вещи, которые могли пригодиться нам с Джимми: спички, нож, свечи, топорик. Все это я сложила в сверток. И наконец я переоделась в собственную одежду.
      Как только стемнело, я вышла из дома. Моросил мелкий дождик, и брызги его приятно освежали лицо. Как и прежде, для прикрытия у меня в кармане лежали карандаш и блокнот. В другом кармане были носок, несколько мотков крепкой веревки и спички.
      Тюрьма была крепким орешком. Решетки, часовые, собаки, пистолеты и острые колья ограды... Все это предназначалось для того, чтобы удержать в тюрьме тех, кто был туда посажен. Но спасти от нападения снаружи это не могло. В романах-вестернах про ковбоев, которые я, бывало, читала на Корабле, герои постоянно врывались в тюрьмы, чтобы кого-нибудь из них вызволить. Это было обычным делом, банальной повседневностью. Но быть того не могло, чтобы на этой планете люди практиковали налеты на тюрьмы. И раз тут это не принято, значит, я получаю некоторое преимущество. Кроме того, когда я войду в тюрьму, то никто не увидит во мне отчаянного громилу, собирающегося отбить своего дружка-заключенного; они увидят подростка, школьника, снедаемого энтузиазмом. Это, пожалуй, был главный мой козырь. Ведь люди видят лишь то, что они хотят увидеть.
      И еще: я знала план тюрьмы. Неплохо, правда?
      С другой стороны, основным моим оружием была я сама, не очень-то удачливая, так сказать, фурия. И если я допущу ошибку, если мне не повезет, я окажусь в тюрьме вместе с Джимми, и, скорее всего, на третьем этаже.
      На подходе к тюрьме я остановилась, опустилась на колени на мокрую землю и, вынув носок, наполнила его примерно наполовину песком. Это была последняя задержка.
      Теплый свет масляных ламп горел только в двух кабинетах на первом этаже. Я заглянула в ближайший - сержант Робардс был там.
      - Хелло, сержант Робардс! - сказала я. - Как дела сегодня?
      - Хелло, Билли, - поздоровался он. - Сегодня вечером тихо. Но скоро будет шумно.
      - Да?
      - Точно. Сегодня ночью будут брать антиредемпционистов. Ребята только что за ними отправились. Так что ты долго здесь не задерживайся.
      - А-а, - разочарованно протянула я.
      - Как твоя статья?
      На мгновение я стушевалась, но потом сказала:
      - Закончил ее только днем. Завтра покажу.
      - Ты все узнал, что хотел?
      - Ага, - кивнула я. - Я сейчас просто так зашел, чтобы вас навестить. А помните, вы показывали мне тир? Вот было здорово! Я подумал, если, конечно, у вас есть время, вы бы могли показать мне, как вы стреляете. Помните, вы обещали?
      Он посмотрел на часы, затем сказал:
      - Конечно. Я, знаешь ли, местный чемпион.
      - Вот это да! - восхитилась я. Точь-в-точь как какой-нибудь глупый мальчишка.
      Мы спустились вниз. Сержант Робардс шел впереди, освещая дорогу лампой. Пока он подбирал ключ от тира, я вытащила свой носок. С минуту я колебалась, не так-то просто решиться кого-нибудь ударить. Но вот он стал поворачиваться ко мне лицом, собираясь, видимо, что-то сказать... Размахнувшись, я с силой опустила носок ему на затылок. Послышался шлепок, и сержант стал оседать. Он был слишком тяжел, я не могла его удержать, но потом умудрилась-таки уложить его на пол, не дав стукнуться головой. Рядом на полу спокойно светила лампа.
      Оружейная была напротив. Я вынула ключи из руки сержанта и попробовала те, которые висели на одном кольце с ключом от тира. Дверь открылась со второй попытки. Оставив ее открытой настежь, я вернулась к распростертому на полу сержанту и, ухватив его за ворот и полы куртки, поволокла через коридор в оружейную. Затем, достав веревку, я связала ему локти и колени; вытряхнула песок из носка на пол и запихала носок ему в рот. Сердце у меня стучало, дыхание прерывалось.
      Затем я торопливо осмотрела то, что мне досталось в трофеи. Ничего современного, конечно, только древности, свинцово-пороховой антиквариат. О таком оружии я только читала в книгах, и естественно, никогда из него не стреляла. Понятно, что оно не останется неподвижным, когда из него стреляешь, ведь действие равно противодействию, третий закон Ньютона, и именно поэтому из всего арсенала я выбрала пару самых маленьких пистолетов. Поискав, я нашла и патроны к ним и загрузила все это к себе в карманы.
      Заперев дверь и оставив, таким образом, сержанта Робардса в оружейной, я постояла минутку в коридоре, дабы прийти в себя. В руке у меня были ключи, десять штук. Этого было явно мало, чтобы отпереть все одиночные камеры, но я помнила, как сержант, позванивая этими ключами на пальце, утверждал, что может отпереть любую. Да, задача... Может, стоило бы лучше прижать Территориального Губернатора?
      С колотящимся сердцем я задула лампу и стала подниматься по лестнице. Первый этаж был пустынен, и, осторожно ступая, я поднялась на второй. Тут было темно, только с первого и третьего этажей просачивалось немного света. Сверху слышались голоса, кто-то там даже пел. Затаив дыхание, я добралась до камеры Джимми.
      - Джимми! - прошипела я, и, надо отдать ему должное, он сразу вскочил и подошел к решетке.
      - Я ужасно рад тебя видеть! - прошептал он в ответ.
      - У меня есть ключи, - сказала я. - Который из них подходит?
      - Ключ с литерой "Д". Он от всех четырех камер в этом углу.
      Видно было плохо, но спичку зажигать я не хотела. Пришлось отступить к лестнице, к свету, чтобы найти нужный ключ. И наконец, стараясь производить как можно меньше шума, я открыла камеру.
      - Идем, - шепнула я. - Мы должны убраться отсюда, и чем скорее, тем лучше.
      Выскользнув в коридор, Джимми закрыл за собой дверь камеры. Но подойдя к лестнице, мы услышали вдруг, как кто-то поднимается снизу. Джимми схватил меня за руку, и мы прижались к стене, стараясь с нею слиться...
      - Робардс, вы тут? - спросил полицейский, вглядываясь в темноту. Затем он увидел нас. - Что за черт...
      Я сделала шаг вперед и навела на него один из пистолетов. Он не был заряжен, в оружейной я просто сунула его в карман.
      - Потише тут, - сказала я. - Мне ничего не стоит тебя пристрелить. И если хочешь жить, подними руки вверх!
      Полицейский повиновался.
      - Отлично. Иди сюда.
      Джимми открыл камеру, и полицейский шагнул внутрь. На миг он повернулся ко мне спиной, и я опустила ему на затылок рукоятку пистолета. Эта штука потверже, чем носок с песком, и ему досталось посильнее, чем добряку Робардсу. Но совесть меня не мучила, ведь я его не знала. Полицейский со стоном рухнул на пол, и я даже не подумала помешать его падению. Я просто закрыла камеру и повернула ключ в замке.
      В соседней камере послышались голоса, и я отчетливо услышала, как кто-то прошептал:
      - Заткнись...
      Повернувшись, я спросила в темноту:
      - Хотите получить пулю?
      - Ничего, ничего, не беспокойтесь... - быстро ответили голоса.
      - Может, вас выпустить? У меня есть ключ.
      Их, казалось, позабавило это предложение. Затем голос ответил:
      - Нет, спасибо. Меня должны завтра выпустить и так. Лучше мне, наверное, подождать.
      - Ладно, брось, - сказал Джимми. - Идем.
      - Нам нужно твое сигнальное устройство, - сказала я уже на лестнице. - Ты знаешь, где оно?
      - У меня его нет, - ответил Джимми. - Солдаты забрали все мое снаряжение при аресте. В тюрьме только моя одежда.
      - Черт. - Я закусила губу. - Тогда мы попали в беду. Мое сигнальное устройство разбито.
      - Ничего себе, - встревожился Джимми. - А я рассчитывал на тебя... Придется нам попробовать вернуть мое.
      Да уж, утешительная перспектива!
      Забрав одежду и куртку Джимми, мы канули в ночь. И только в трех кварталах от тюрьмы мы остановились в какой-то боковой улочке, обнялись, поцеловались, а затем я отдала Джимми один из пистолетов и половину патронов. Он сразу же зарядил оружие. А потом спросил:
      - Скажи, Миа, а ты бы действительно выстрелила в того полицейского?
      - Я не смогла бы, - ответила я. - Пистолет был не заряжен.
      Он засмеялся и спросил уже другим тоном:
      - Ну, а что мы будем делать теперь?
      - Украдем лошадей, - сказала я. - И я даже знаю, где и у кого.
      - Надо ли? - В голосе Джимми слышалось сомнение.
      - Этот человек сам вор. Он украл у меня Филю и все остальное. Он разбил вдребезги мое сигнальное устройство. И он избил меня...
      - Что? Он избил тебя? - переспросил Джимми взволнованно.
      - Уже все в порядке, - успокоила я его. - Больно было совсем недолго. Повсюду в этом районе висело страшное зловоние, и даже непрекращающийся дождь не мог его смыть. Сырость, наоборот, казалось, задерживала запах на месте, и все вокруг было словно укутано вонючим туманом. Загоны лоселей тянулись вдоль всей улицы. Подойдя к участку Фангера, мы проскользнули в конюшню. Джимми закрыл дверь. Лошади вели себя тихо. Лосели - тоже, хотя они наверняка нас услышали, когда мы крались вдоль их загонов.
      - Покарауль снаружи, - сказала я. - Это подлые, отвратительные люди. А я пока найду лошадей.
      Джимми согласно кивнул.
      Когда дверь за ним закрылась, я чиркнула спичкой и зажгла лампу, весьма кстати валявшуюся на полу. Пройдя вдоль стойл, я нашла Филю, своего старого, доброго Простофилю, седло, надувную палатку - Хорст и компания явно не разобрались, для чего она нужна и как ею пользоваться. Еще я нашла свой спальный мешок и седельные сумки. Пистолета не было, одежды тоже, и я подумала, что придется мне попросить Джимми поделиться. Для него я выбрала небольшую черно-белую лошадку. И, подчиняясь мгновенному порыву, я вырвала из блокнота листок и карандашом написала: "Я девочка, грязеед!" И повесила записку на гвоздь.
      Вскочив на лошадей, мы поскакали прочь от этого гнусного места. И почему-то я подумала, что "грязеед" - это слишком мягко сказано для Хорста Фангера.
      - А как ты попался? - спросила я Джимми.
      - Тут на севере недалеко есть армейский лагерь, - сказал Джимми. -Там у них есть разведкорабль с какого-то другого Корабля.
      - Да, я его видела.
      - Ну вот, пока я там все разглядывал, они меня и схватили. Там и находится мое снаряжение. По крайней мере, должно находиться.
      - У меня есть карта, - сказала я. - Неважная, правда, копия. - И я рассказала Джимми о мистере Куцове. - Он уехал днем. Я потом собрала кое-чего, что нам может пригодиться, надо только это забрать, и чем быстрее мы уберемся из этого гадкого Фортона, тем лучше.
      К дому мистера Куцова мы подъехали с тыльной стороны.
      - Подержи лошадей, - сказала я Джимми. - Я сейчас вернусь.
      Бросив ему поводья Фили, я поднялась на крыльцо и вошла в дом.
      - Здравствуй, Миа, - сказал мистер Куцов.
      Я растерянно закрыла дверь.
      - Хелло...