В принципе, это вполне могло сойти за приглашение подойти поближе и потому Джейн не стала заставлять Эдварда Бартона напрягаться дважды. Поблагодарив его кивком головы, девушка подошла и села в шезлонг, стоявший всего в метре от шезлонга, в котором развалился Эдвардом. Плечистый гигант, сидевший за стойкой бара, устроенного неподалеку, неохотно, со вздохом оторвался от газеты, но довольно проворно принес им два мартини.
      Хотя под зонтиком было ощутимо прохладнее, чем возле бассейна, но Джейн сразу же бросило в жар, когда она посмотрела на большое и стройное, мускулистое, крепкое тело Эдварда Бартона. Вид этого мужчины, типичного афроевропейца, в котором можно было сразу определить квартерона, вовсе не возбуждал её, но знать, что ему уже за пятьдесят и, тем не менее, видеть перед собой парня, которому на вид было не больше двадцати пяти, это было слишком уж непривычно. Точно такое же чувство она испытывала глядя на Наташу, Ольгу Браво и особенно на графиню Монпери, которая, похоже, специально старила себя обильно наложенной косметикой.
      Точно так же на Джейн действовал внешний вид десятков и даже сотен других гостей Эдварда Бартона и Ольги Браво, чья седина в волосах казалась ей совершенно неуместной при их крепких, спортивных телах, а морщины на лицах казались нелепыми и фальшивыми. При этом Джейн ощущала такой мощный поток энергии, исходящий от этих людей, что невольно пугалась. Хотя в последние годы медицина была на подъеме и её достижения были впечатляющими, Джейн все же понимала, что и она бессильна против самой старости. Вчера, когда она вместе с другими гостями принимала участие в ночных забавах, ей пришлось несколько раз столкнуться в шутливых единоборствах с мадам Монпери, возраст которой ей был точно известен. Эта престарелая особа, сидя туго надутой пластиковой трубе с такой силой и энергией молотила её поролоновой подушкой, что Джейн была просто сметена в бассейн ураганной серией ударов, а веселая бабулька после этого принялась громкими воплями торжествовать свою победу.
      Такие чудеса было невозможно объяснить ухищрениями пластической хирургии. Джейн специально вызвалась принять участие в борцовском поединке, проходящем на большом надувном матрасе, обильно политом оливковым маслом и снова сошлась с графиней Монпери. На этот раз поединок окончился вничью, так как ни на этой даме, ни на ней самой не осталось ни клочка от их купальников, но зато Джейн воочию убедилась в том, что её противнице никак нельзя дать больше двадцати двух, максимум двадцати пяти лет. Когда они смывали с себя под душем оливковое масло, Клер, поймав на себе взгляд Джейн, погладила её по щеке и ласково сказала:
      – Девочка моя, когда-нибудь, лет через пятьдесят, миллионы мужчин и женщин, благодаря Эмилю Борзану, смогут возвращать себе молодость, ну, а пока что это привилегия избранных, тех, кто отдает все свои силы Институту. Надеюсь и вы скоро поймете, что эта организация действует во благо всего человечества.
      Выйдя из душевой кабинки, Джейн угодила в новые забавы, которые напомнили ей о детстве и потому недолго обдумывала слова, сказанные ей Клер Монпери. К этому времен большинство гостей, одетых в дорогие вечерние платья и смокинги, уже сбросили с себя чопорные одежды и высыпали на пляж в ожидании обещанного сюрприза. Когда публика, уже достаточно разогретая выпивкой, танцами и веселыми забавами, стала все настойчивее требовать чуда, Эдвард и Ольга устроили его. Прямо из морских волн в небо ударили высокие струи разноцветных огней, от которых стало светло как днем и казалось, что загорелось само море. Это было удивительно красивое и незабываемое зрелище, столь же поразительное, как и то, что этот огонь никого не обжигал. Ольга первая бросилась в воду и при каждом её движении в воздух поднимались все новые языки разноцветного пламени.
      Вслед за ней и все остальные бросились в морские волны и вскоре вся поверхность небольшой бухты клокотала холодным, ярким огнем. Как можно было устроить такое, Джейн даже не догадывалась и прежде, чем присоединиться к купающимся, он сделала не один десяток снимков надеясь на то, что её фотоочки не спасуют перед яркими сполохами, похожими на полярное сияние. Воспоминания об этом фейерверке были столь сильны, что Джейн первой нарушила молчание и спросила хозяина поместья "Берег Калипсо":
      – Эдвард, как вам удалось устроить вчера такой чудесный фейерверк прямо в море? Химия не моя специальность, но мне кажется, что такое в принципе невозможно.
      – Понятия не имею. – Всё так же лениво откликнулся Эдвард Бартон и посоветовал – Об этом лучше спросить Ольгу, но я боюсь, что она ни за что не станет выдавать своих секретов.
      Не смотря на то, что Эдвад Бартон заранее предупредил Джейн о своем нежелании вести серьезные разговоры, он, тем не менее, охотно поддерживал светскую беседу, рассказывая ей о своих гостях. При этом с его слов выходило так, что все эти люди очень милые и обаятельные. Эдвард рассказывал Джейн о спортивных достижениях сэра Хемфри и его чудесной оранжерее и о том, что этот английский аристократ содержит в своем старинном поместье клинику для лечения наркоманов вкупе с центром реабилитации. Для нее не явилось неожиданностью то, что сэр Хемфри выиграл кубок Уэльса по гольфу, газеты об этом уже писали, но вот то, что этот джентльмен молча спас уже не одну тысячу молодых людей, её действительно поразило. Как удивило её и то, что некоторые другие великосветские повесы, о которых много писалось в отделах светской хроники, без лишней помпы и шумихи, как добрые самаритяне, трудились в клиниках и различных центрах реабилитации.
      Слушая комментарии Эдварда, Джейн, вдруг, стала понимать, что на этот семейный праздник собрались не только близкие друзья супругов, но их товарищи по работе, ведь большинство этих людей было так или иначе связано с Институтом Человека. Когда Джейн спросила об этом прямо, Эдвард Бартон хотя и промолчал, но по его застенчивой улыбке она сразу же поняла, что это действительно так и тогда она стала негромко рассуждать вслух:
      – Эдвард, получается очень интересная картина, оказывается Институт Человека давно уже привлек к своей деятельности людей из высшего света и те, без какой-либо рекламы, работают на вас. Насколько я помню, нигде не сообщалось, что медицинский центр, расположенный вблизи поместья лорда Хэмфри, имеет к нему какое-то отношение, да, и сам сэр Хэмфри никогда не говорил о том, что он содержит этот центр на свои деньги. Если посмотреть на этого человека вблизи, то сразу обращаешь внимание на тот факт, что этот мужчина, которому уже стукнуло пятьдесят четыре года, имеет тело двадцатилетнего юноши, а его седые виски и усы способны ввести в заблуждение разве что совсем уж юную девушку. Не это ли является платой за то, что сэр Хэмфри так рьяно лоббирует интересы Института Человека в Европарламенте, депутатом которого, от британской палаты лордов, он является? Что вы мне скажете на это, Эдвард?
      Эдвард Бартон, изображая всем своим видом ленивую истому, чуть скосил на Джейн свой плутоватый, темно-карий глаз и всё так же негромко и лениво сказал:
      – Ну, Чарли не только депутат Европарламента, он еще и член наблюдательного совета Института. Да, и не он один. В этом совете работает очень много влиятельных политиков, хотя сэр Хэмфри куда больше гордится тем, что его медицинская практика в собственном медицинском центре дает куда более зримые и значительные плоды, чем деятельность государственных лечебных заведений этого профиля, но об этом, Джейн, мы еще успеем с вами поговорить. Вас ведь интересует все, что связано с деятельностью Института Человека, не так ли? – Не дожидаясь ответа, Эдвард добавил – После уик-энда, Джейн, я приглашаю вас совершить со мной инспекционную поездку по всем отделениям Института. Думаю вам будет интересно взглянуть на все собственными глазами, тем более, что еще никто из журналистов не имел такой возможности.
      Возможно, их неторопливая и беспечная беседа продолжалась бы еще, если бы к Эдварду Бартону не подошел вчерашний гигант в больших солнцезащитных очках и, наклонившись, не сказал ему:
      – Эд, к тебе гости. С Корфу приехал начальник полиции, Спирос Кодзакис, а с ним еще два очень мрачных типа. Я уже встречал этих ребят в Афинах, они из армейской контрразведки. Ты примешь их?
      Охранник говорил тихим голосом и к тому же по-русски, но Джейн не только расслышала его слова, но и поняла о чем тот говорил, так как факультативно изучала этот язык в университете и даже имела кое-какую языковую практику. К её удивлению Эдвард Бартон так же ответил ему по-русски и к тому же без малейшего акцента, хотя судя по распространяемым его пресс-атташе сведениям он был выходцем из Макумбы и гражданином Великобритании.
      – Гена, пропусти Спиро, а эти афинские прохвосты пусть посидят в холле. – Так же негромко ответил Эдвард и с умиротворенной улыбкой откинулся на шезлонге, как будто получил приятное известие.
      Джейн, ставшая невольной свидетельницей этого разговора, хотела было встать и уйти, но поскольку Эдвард Бартон не сделал ей на этот счет даже малейшего намека, все-таки осталась. В конце концов то, что Эдвард, как оказалось, прекрасно знал русский язык, её не особенно удивило, как вчера ее не удивило то, что охранник оказался русским. Россия, ее граждане и язык, были теперь весьма популярны во всем мире. Куда больше её удивил воскресный визит полицейского в это поместье. По мнению Джейн, у такой важной шишки, как Эдвард Бартон долен был быть целый батальон адвокатов, чтобы разбираться с подобными трудностями. Во всяком случае она не удивилась бы такому факту, а тут глава крупнейшей неправительственной организации дает согласие поговорить с каким-то греческим полисменом.
      За кустами вскоре самшита послышалось грузное сопение, тяжелые, шаркающие шаги, а затем появился и сам Спирос Кодзакис, огромный, толстый грек, одетый в фуражку с кокардой, форменную гимнастерку с короткими рукавами, мокрую от пота, и сильно измятые, мешковатые брюки песочного цвета. Начальник полиции, не обращая никакого внимания на Джейн, молча прошел под зонтик. Один слуга моментально принес для него легкое плетеное кресло, а второй, маленький столик, на который бармен, тут же выросший, словно из под земли, поставил хрустальную вазочку со льдом, кувшин с холодным чаем, бутылку "Метаксы" и два больших, пузатых бокала. Спирос Кодзакис осторожно опустился в кресло и шумно выдохнул из себя воздух. Все так же молча полицейский снял с головы фуражку, достал из кармана брюк синий платок размером с шаль и принялся тщательно утирать им пот.
      Сначала он промокнул свое раскрасневшееся лицо, затем лысину, покрытую крупными каплями пота и принялся, крутя головой, вытирать короткую, мощную шею, поросшую густой, черной шерстью, завитой в колечки. Еще раз шумно вздохнув, Спирос налил в бокал холодного чая и выпил его несколькими крупными глотками, после чего насыпал в другой бокал льда и залил его "Метаксой". Взяв бокал огромной ручищей, полицейский поболтал его, словно погремушку, и отпил несколько маленьких глоточков. Эдвард Бартон все это время лежал полностью расслабленный и как-то очень уж нежно улыбался этому огромному греку. Когда Спирос Кодзакис перестал сопеть от натуги и затих, он повернулся и обратился к нему по-русски:
      – Привет, старина. Тебя еще не доконала эта жара?
      – Ох, Эдик, она меня когда-нибудь точно убьет, если меня раньше на загонят в гроб эти афинские мудаки. Слава Богу, что на свете есть чай, лед и коньяк, а не то я давно бы уже откинул копыта. – Сочным басом ответил грек Эдварду Бартону и, устало вздохнув, прикрыл глаза.
      Эдвард выпрямился и поднял спинку шезлонга. В следующее мгновение в его руке был бокал сухого мартини со льдом и Джейн была готова поклясться, что бармен к нему точно не подходил. Но поскольку пустого бокала она нигде не увидела, то она подумала, что, возможно, это был тот самый бокал, который принес ему бармен чуть более получаса назад. Повернувшись к полицейскому, Эдвард укоризненно сказал ему:
      – Спиро, почему ты не поздороваешься с Ольгой? Я уже не спрашиваю тебя, почему ты, Вера, дети, вы все, не приехали к нам на уик-энд.
      Крупное тело грека вздрогнуло, как от удара, и он ответил почти плачущим голосом:
      – Эдик, но ведь она же совсем голая.
      – Ну, не совсем, Спиро. Да, кстати, неужели ты находишь её столь безобразной, что тебе противно взглянуть на нее? – Насмешливо поинтересовался у полицейского Эдвард.
      Спирос Кодзакис с усилием, заметным даже невооруженным глазом, повернулся к бассейну, в сторону которого он старался не смотреть, и, приподнявшись в кресле и помахав рукой, проревел зычным басом опять-таки по-русски:
      – Оленька, солнышко мое, здравствуй! Как ты поживаешь, моя девочка? Тебя еще не замучил этот обормот?
      Ольга быстро вскочила с шезлонга и, помахав Спиросу в ответ, нырнула в бассейн и поплыла в их сторону. Грек закрыл глаза и громко застонал так, словно видеть красивую, обнаженную девичью грудь было для него мучением. Подплыв к краю бассейна, Ольга не стала выбираться наружу, а лишь протянула Спиросу свою сильную, красивую руку с узкой ладонью. Грек поднялся из кресла и, с натугой присев на корточки, пожал Ольге руку. По тому, какими глазами Ольга Бартон смотрела на этого крупного, тучного мужчину, Джейн поняла, что оба они очень дружны, а то как она разговаривала с ним, лишь утвердило её в этом наблюдении. Весело улыбаясь, она спросила Спироса:
      – Как поживает Вера, Спиро? Как дети?
      Спирос отвечал ей односложно, сетуя на то, что Вера совсем закрутилась, готовясь к свадьбе их дочери и по нему было видно, что он стремится поскорее вернуться в свое кресло. Ольга не стала досаждать ему долгими разговорами и, ласково потрепав его по щеке, тотчас поплыла обратно. Спирос облегченно вздохнул и подойдя к Эдварду Бартону, сказал ему:
      – Эдик, тебе придется съездить со мной на Корфу. В офис отделения Института пробрался какой-то воришка и потому требуется твое присутствие, чтобы разобраться с этим делом. Я и сам бы во всем разобрался, но тут нагрянули два каких-то придурка из контрразведки военно-морского флота, а поскольку тот парень оказался еще и турком, то они захотели встретиться с тобой. Так что, дружище давай, поднимай свою задницу и греми скелетом вслед за мной.
      Эдвард Бартон понимающе кивнул и, к полному разочарованию Джейн, встал и пошел следом за полицейским, словно он был какой-то простой обыватель, а не человек с мировой известность. Джейн негромко чертыхнулась и встав с шезлонга тоже пошла к себе, надеясь что из зала на втором этаже, окна которого выходили прямо на аэродром, она сможет хорошенько рассмотреть, что будет дальше и что это были за типы, которые приехали за Эдвардом Бартоном и забирают его с собой, как какого-то поднадзорного преступника, получившего досрочное освобождение.
      То, что грек-полицейский, скорее всего, был очень близко знаком с Эдвардом Бартоном и держался с ним на равных, уже не казалось ей ни странным, ни удивительным. В этом поместье вообще не делали никаких различий между людьми в связи с их социальным статусом и толщиной кошелька.
 

 
      Спирос Кодзакис, оказавшись на безопасном расстоянии от столь одиозной гостьи поместья "Берег Калипсо", спросил Эдварда Бартона:
      – Мне как рассказать тебе что случилось словами или ты еще способен принимать в такое знойное утро?
      Эдвард Бартон ответил:
      – Лучше коротко введи меня в курс дела, а то мне действительно лень напрягаться в такую жару.
      – Ну, тогда слушай, Эдик. – Не спеша начал свой рассказ Спирос Кодзакис – Дело очень серьезное. В Пакистане обнаружена база террористов, я не знаю никаких подробностей, но кажется дело чертовски серьезное, во всяком случае Серж настаивает на немедленной экзекуции. Эмиля уже предупредили и потому он смог потихоньку смыться. Ну, а поскольку ты сегодня у всех на виду, то тебя на время заменит Сэм. Извини, что мне пришлось провернуть этот трюк с турком в твоем офисе, но зато у тебя будет теперь целых два свидетеля, тем более, что эти ребята имеют к тебе просто огромную массу вопросов. А напрячь мозги тебе все же придется, Эдик. Рокировку, вы с Сэмом сделаете в сортире, так что сообщи ему, во что ты будешь одет.
      Эдвард Бартон не стал ни о чем расспрашивать Спироса Кодзакиса, а только прибавил шагу. Войдя в холл центральной постройки поместья, где в этот момент, на втором этаже, настороженно замерло десятка полтора агентов, решивших обследовать его личный кабинет, Эдвард громко сказал ожидающим его грекам, одетым в элегантные, но несколько жарковатые для такой погоды, костюмы:
      – Добрый день, господа. Надеюсь, вы подождете немного, пока я переоденусь?
      Чтобы не приводить в панику непрошенных гостей, шарящих по сейфам, он не стал подниматься на второй этаж в свою гардеробную комнату, а зашел в комнату отдыха своей охраны, где для него уже был приготовлен легкий летний костюм. Быстро переодевшись, Эдвард Бартон вышел в холл и, кивнув поджидающим его контрразведчикам, решительно направился к выходу, предупреждая их по пути:
      – Господа, прошу прощения, но сегодня мы с супругой принимаем гостей и потому на Корфу мы полетим на моем флайере, чтобы я мог вернуться домой поскорее.
      Гостям из Афин было нечего ответить на это и потому они, хотя и с недовольными лицами, но все-таки без каких-либо отговорок сели в мощную, скоростную машину, поданную прямо к выходу, а к пилоту вертолета, на котором прилетел Спирос Кодзакис и его спутники, направился один из охранников поместья. Эдвад Бартон, поднявшись на борт, не стал проходить в салон, а сам сел в пилотское кресло, предложив Спиросу и прибывшим с ним контрразведчикам сесть в салоне, в кресла предназначенные для телохранителей и секретарей.
      Как только люк флайера закрылся, Эдвард резко, без предупреждения, поднял тяжелую машину в воздух. По тому, как вытянулись от удивления лица его пассажиров, можно было понять, что те летят на таком летательном аппарате впервые. Включив автопилот, Эдвард развернул свое кресло и с насмешливой улыбкой на лице, через раскрытую дверь предупредил представителей греческой военной контрразведки:
      – Итак, господа, что вам нужно? Я готов ответить на ваши вопросы, если они не будут слишком уж нескромными.
 

 
      К своему сожалению, Джейн мало что удалось увидеть, уж слишком быстро Эдвард Бартон и его нежданные гости поднялись на борт большого, пассажирского флайера, украшенного эмблемой Института Человека – пиктограммой, изображавшей мать и дитя. Такие машины Джейн видела не раз, на них летали президенты почти полутора десятков стран и, разумеется, все они были построены в России, но носили уже другое русское имя – "Яковлев". По непроверенным слухам на них можно было выходить на околоземную орбиту и облететь земной шар меньше, чем за час, а на высоте шестидесяти тысяч футов они летали со скоростью пять тысяч миль в час. Так это или нет, никто проверить не мог, поскольку эти флайеры не продавались правительствам, а сдавались в аренду, и их пилотировали русские летчики, а обслуживали только русские механики.
      Единственное, что увидела Джейн, так это то, что тридцатиметровая, ярко-синяя машина почти бесшумно и так стремительно взмыла в небо, что она даже растерялась. Ни рева двигателей на старте, ни даже малейшего разбега по взлетно-посадочной полосе, просто молниеносный прыжок в небо, сопровождаемый свистом рассекаемого воздуха. Она даже не успела заметить, в каком направлении улетел флайер. Зато она заметила, что в большом доме, стоявшем наискосок от дворца, на втором этаже кто-то есть. Человек стоял в глубине комнаты и был заметен ей только потому, что отражался в большом зеркале трельяжа. Насколько это было известно Джейн, как раз там находился домашний офис Эварда Бартона.
      Очки, которые она получила от Эдварда Бартона, позволили ей бросить всего лишь один взгляд на этого молодого мужчину, но и этого ей было достаточно. Нажатием кнопки на пульте, она зафиксировала его изображение на правой линзе очков и запросила компьютер. Ответ её изрядно озадачил, так как компьютер очень быстро идентифицировал гостя, назвавшегося Ричардом Бентолом, как агента ЦРУ с добрым десятком имен. При всем своем патриотизме, Джейн терпеть не могла, когда кто-то шарил по чужим кабинетам и потому решительно вышла из комнаты и направилась вниз, в холл, где в кресле дремал один из охранников. При виде такого небрежного отношения к своим прямым обязанностям, её негодованию не было предела и потому она тотчас накинулась на парня с обвинениями.
      – Послушайте, молодой человек, пока вы тут прохлаждаетесь, какой-то тип шарит в офисе вашего босса!
      Лениво приоткрыв один глаз и кривовато усмехнувшись, этот лодырь нахально ответил ей:
      – Мэм, не суетитесь пожалуйста, нам и так стоило очень больших трудов убедить этих парней, что мы абсолютные олухи и ни черта не смыслим в охране. Эд специально позволил им порыться в своем сейфе и компьютере, чтобы потом не тратиться лишний раз на рекламу, а мы лишь следим за тем, чтобы они соблюдали очередь и не передрались при этом. Так что не обращайте на это внимания, мисс Коллинз.
      Джейн так и замерла, обескураженная таким странным объяснением. С сомнением покрутив головой, она уже собралась было уходить, но в этот момент охранник, прислушавшись к крохотному микрофону в своем ухе, жестом остановил её и вежливо сказал:
      – Мисс Коллинз, Ольга просит вас подняться в свою комнату и подождать её там, она поднимется к вам через полчаса.
      Окончательно опешив от такого поворота событий, Джейн рассеянно кивнула и пошла к себе. Она уже и не знала, что ей думать об этом семейном празднике, на который вместе с друзьями были приглашены еще и шпионы, хотя и очень обаятельные. Правда её поразило еще и то, что вместе с людьми высшего света, элитой общества, в число добрых друзей Эдварда и Ольги входили не только простые работяги, но и известные куртизанки, если не сказать о них большего. При всей скандальной известности этих дам, никто из гостей не чурался общения с ними и даже очень высокопоставленные господа разговаривали с этими красотками из племени ночных бабочек, как с самыми настоящими леди.
      Джейн было трудно в это поверить, но эти девицы не только не скрывали своей профессии, но, похоже, даже гордились ею и, как это ни казалось странным, их охотно принимали в свою кампанию замужние дамы. Как у журналиста, у Джейн была совершенно иная специализация и она никогда не писала статей о этих современных гетерах и куртизанках. Изредка ей попадались статьи, написанные её друзьями и она удивлялась их миролюбивому тону.
      С тех пор, как наркотики стали небывалой редкостью, а сутенеры исчезли без малейшего следа и, кажется, уже навсегда, общество окончательно смирилось с тем, что некоторые женщины вполне сознательно сделали искусство любви не только весьма доходной профессией, но и даже придали этому промыслу некоторую респектабельность. По тому, что несколько таких красоток попали на остров Кинос, Джейн сделала вывод, что и в Институте Человека к ним относились не только более, чем благосклонно но и весьма по-дружески, от чего у нее голова совсем пошла кругом.
      Ей было совершенно непонятно, как здесь, на этом прекрасном острове, в окружении столь важных людей смогли оказаться эти продажные дамочки. Еще больше она удивлялась тому, что все они нисколько не стеснялись своей профессии и были совершенно естественны. Несколько красавиц, которые были известными топ-моделями, явно попавших сюда только благодаря своим друзьям, сиречь любовникам, и те были куда более зажатыми и, что было особенно удивительным, так это то, что эти современные гетеры и куртизанки сразу же взяли этих смазливых, длинноногих девиц под свое крылышко и опекали их столь усердно, что Джейн просто оторопь брала.
      К тому же Джейн заметила и еще один, совершенно уже невероятный факт, – все эти девицы, явно, провели ночь в гордом одиночестве, хотя множество мужчин делали им глазки. С таким поведением фривольных красоток, она еще никогда не сталкивалась и, вспоминая о том, что она сама, порой, устраивала на подобных уик-эндах, ей было чуть-чуть стыдно за свои прошлые подвиги. Может быть именно поэтому ей и подумалось о том, что в их профессии, возможно, нет ничего постыдного. Впрочем, ей было трудно судить об этом профессионально и потому она просто смотрела на все так, как будто так оно и должно быть.
 

 
       Вот уж что точно навсегда утеряно современным галактическим человечеством и осталось забытым в глубоком прошлом, чему я нисколько не жалею и только радуюсь, так это способность некоторых людей, которых и людьми-то назвать трудно, добиваться своего во что бы то ни стало, даже сея вокруг себя смерть, разрушения и ужас, а именно терроризм в его классическом виде. То, что, порой называют терроризмом в наши дни, жалкий лепет по сравнению с террором, который, порой, развязывали на Терре отдельные люди.
       Впрочем, у большинства развиваемых миров, в которых созревают на редкость однородные, по расовым, национальным и религиозным признакам, цивилизации к терроризму просто нет никаких, сколько-нибудь серьезных поводов. Исключением является одна лишь Гея, которая, так же как и Терра, тоже грешила в недалеком прошлом этим массовым заболеванием психики или, в чем я куда больше уверен, извращенным умом. Ну, там все уже образумилось, чему немало поспособствовала сначала реальная угроза всеобщей гибели, потом всеобщая эйфория из-за внезапного спасения, а теперь еще и деятельность варкенских воинов-архо и валгийских сенсетив-коммандос.
       В современной галактике терроризмом считают практически любой захват заложников и малейшее поползновение к минированию какого-нибудь объекта. Практически во всех мирах бригады антитеррора в таких случаях действуют с исключительной решительностью и жесткостью по отношению к таким типам. Порой дело доходит даже до того, что какому-нибудь мачо могут запросто накостылять по шее, а потом еще и сволочь в кутузку лет на двадцать только за то, что ему вдруг взбрело в голову силой удержать в своей спальне свою подружку. Кое где это котируется, как захват заложника и противоправное принуждение к сотрудничеству.
       Интересно, чтобы эти лихие парни, оснащенные по последнему слову техники и имеющие колоссальную военную подготовку, ничуть не худшую, чем у наших монстров Ратмира или папаши Рендлю, сказали, столкнувшись с террористами на древней Терре? В том, что при этом не поздоровилось бы всем этим "Тиграм Тамил Илама", "Красным бригадам", "Аль Каиде", движениям типа "Хезболла" и "Хамаз", а также "Ирландской революционной армии" и прочим извращенцам, я уверен на все сто процентов, все эти парни не только умеют отлично воевать, но и идти по самому запутанному следу. Но что бы они при этом сказали какому-нибудь мулле Омару, Усаме Бин Ладену или Ясиру Арафату, умудрившемуся из террористов переквалифицироваться в политики?
       Наверное ничего, они просто бы убили их всех самым жестоким образом, потом сунули бы в реаниматор, а вынув их из него, отправили в темпоральный карцер с системой искусственного поддержания жизни и все те два или три месяца, что они выбирались бы из небытия, крутили им сутками напролет самые жестокие сцены последних часов их жизни и восстановленные кадры всех их преступлений, перемежая одно с другим. Сам я с этим не сталкивался, но Рат признался мне как-то, что такова была практика его разведгруппы, когда они сталкивались со всякими выродками рода человеческого. Не знаю, соврал он мне или нет, но, с его слов после этого сенсетив-психологам работы они задавали на несколько лет.