– Дима, прекрати пожалуйста, это дьявол, а не человек. Ты не поверишь, но я сам это видел, он умеет летать и стреляет через наглухо закрытые двери точно в цель. Ну его к чертовой матери, Дима, соберите и отдайте ему всю наличную зелень, которая только есть у Викула, отправьте эту девчонку в Париж или куда она там хочет улететь и прекратите весь этот балаган с моим спасением или я вас сам всех перестреляю, если, конечно, останусь жив.
Чтобы он не болтал лишнего я отобрал у него телефон и сунул ему в руки ещё один полный бокал коньяку. Антип смотрел на меня с вытаращенным от изумления и ужаса глазами. Выпив коньяк стуча зубами о бокал, он взял себя в руки, мрачно усмехнулся и спросил меня каким-то замогильным голосом:
– Послушай-ка, парень, да, откуда ты только взялся на мою голову, такой шустрый?
– А из деревеньки Козложопово. – Весело сказал я ему в ответ, одарив широкой и вполне доброжелательной улыбкой.
– Ну, и, что у вас в Козложопове все ребята такие же крутые будут или ты один такой шустрый? – Заинтересованно спросил меня Антип.
– Нет, куда уж мне, я в нашей деревеньке самый хилый и щуплый уродился, остальные ребята куда покруче меня будут.
Антип надолго заткнулся и потянулись долгие часы ожидания, ведь в тот момент было всего полшестого вечера, а раньше двенадцати часов ночи мне даже и не стоило пытаться покинуть это здание, заполненное до зубов вооруженными бандитами. Голова от напряжения у меня трещала, словно ее сжимали слесарными тисками. Я даже своего Старика не слышал. Ольга, почувствовав что мне очень тяжело далась эта стрельба вслепую, обхватила мою бедную голову своими нежными, шелковистыми ладонями и через минуту я был свеж, как огурчик. Мне это в тот момент показалось просто чудом, ведь эта девушка лечила меня ничуть не хуже, чем Патриарх или мой Старик, к которому после его смерти перешла вся сила старого белого колдуна Бена Бартона.
Сообщив Старику, что успешно отбил первую атаку, я, воспользовавшись своим компьютером, стал наблюдать за тем, что творилось в офисе моего клиента, выяснив попутно, что начальником охраны у Антипа работал бывший полковник, командир отряда спецназа ГРУ Дмитрий Константинович Рогозин. После того, как я щелкнул его по носу, полковник не успокоился, он позвонил куда-то и вскоре к нему прибыло довольно большое подкрепление. Это была чуть ли не целая рота спецназовцев, но уже не отставных, а находящихся на действительной службе в вооруженных силах этой бедной и несчастной страны, в которой даже армии приказы отдавали какие-то недоношенные бандюки.
На крыши окружающих домов забрались снайперы и взяли под прицел всю территорию вокруг офиса Клима. С большого транспортного вертолета на крышу офиса высадился целый отряд спецназовцев в тяжелых бронежилетах до колен и с титановыми "сферами" на голове. Они даже привезли с собой какое-то специальное оборудование и, судя по всему, были настроены очень решительно. Мне все-таки чертовски везло, так как полковник Дима выбрал в качестве помещения для своего штаба комнату наблюдения, откуда ему было хорошо видно все, кроме подвала, в котором мы застряли.
Самое главное было то, что никто еще не догадался о том, что я мог за ними наблюдать. Единственной неприятностью было, что я не слышал о чем говорит по телефону полковник, потому что звуковая карта в моем компьютере не сопрягалась с наружными и внутренними микрофонами, а так все было в полном порядке. Несколько раз я телепатически связывался со Стариком. Заодно я связался по сотовому телефону со своими лесными друзьями и попросил их приехать в Курсановку и помочь Старику в случае каких-нибудь осложнений.
Мой Старик тоже предпринял кое что и вскоре обещал присоединиться ко мне, если, конечно, его товарищ успеет вовремя пригнать ему машину. От помощи партизан он также не собирался отказываться. Так бы оно все и случилось, если бы люди полковника Димы не нашли Макса, а тот, после угроз в свой адрес, не сказал ему где я живу. Получив от перепуганного парня нужную информацию, он немедленно послал в Курсановку пару десятков своих головорезов, чтобы проверить мое жилище и те приехали туда раньше, чем товарищ Старика и мой школьный дружок Вадька Комаров со своим старшим братом и еще двумя друзьями из "Славянского Союза".
Старик закончил свои дни так же, как и Патриарх и успел хорошо повоевать напоследок. До последней минуты мы поддерживали друг с другом телепатический контакт и я знал как он погиб. Мой Старик не стал дожидаться того момента, когда его ранят и захватят в плен, пристрелив несколько человек, он прекратил огонь, подождал пока эти головорезы ворвутся в дом и подорвал себя и их. В спинку его инвалидной коляски были вмонтированы несколько мощных, противопехотных мин, оснащенных электровзрывателем.
Перед смертью он сконцентрировал всю свою энергию и послал её в мое сознание, надеясь, что это поможет мне выжить. Когда Старик, смеясь в лицо врагу, выкатился на своей электрической инвалидной коляске из своего укрытия, мгновенно развернулся к врагам спиной и нажал кнопку взрывателя, он издал торжествующий, воинственный крик и его строгий, требовательный голос, покинул мой мозг. Как я тогда думал, навсегда. Меня пронзила такая острая боль, что я изменился в лице и дико зарычал от гнева.
Нет, смерть Старика нисколько не потрясла меня, поскольку с самого детства я знал одну истину, пока в нашем роду рождается сын, на свет появляется Старик, чтобы заботиться о нем, а вскоре он становится Патриархом и ничто не должно изменить цепи этих событий. А еще я знал, что когда-нибудь, для последнего из нас, наступит День Откровения. Что тогда произойдет не знал ни я, ни мой Старик, ни мой Патриарх, но все мы, как и все мужчины нашего рода до нас, знали, что этот день обязательно наступит и мы жили и выживали только ради этого великого дня. Потому я быстро успокоился, хотя и знал уже, что дни Старика закончились в пламени взрыва и не стал стонать или рыдать от пронзившей меня боли, а быстро взял себя в руки и продолжил наблюдать за дальнейшими действиями этого негодяя, полковника Рогозина.
О том, что случилось в Курсановке, он узнал несколько минут спустя, видимо не все его бойцы полезли в дом и кто-то позвонил ему. Я не слышал что сказали ему, так как и не слышал, что сказал он своим людям в ответ, но потому, как исказилось его лицо, я понял что его потрясли потери. А вскоре, буквально через полчаса, мне позвонил Вадька, которого я известил о смерти отца первым, и сообщил еще одну новость. Те головорезы, которые спешили убраться из Курсановки потому, что к нашему дому стали собираться односельчане, до Москвы уже никогда не доедут. Мои друзья-партизаны встретили их прямо на железнодорожном переезде и сожгли вместе с автобусом несколькими выстрелами из реактивных огнеметов, а потом еще и изрешетили из пулеметов, которые я им подарил. По сотовому телефону Антипа, я позвонил полковнику и спокойным, негромким голосом спросил его:
– Дмитрий, вы так и не послушали моего совета? Сколько человек вы потеряли в Курсановке?
– Восемь. – Растерянно ответил мне полковник Дима и заорал – Да кто вы такой, черт вас побери?
Стараясь говорить спокойно, я известил его:
– Нет, полковник Рогозин, вы потеряли всех своих людей, которых послали в мой дом. Восьмерых отправил на тот свет парализованный старик, который разъезжал по дому на инвалидной коляске. Это был мой отец, и если бы он мог ходить, то передушил бы этих щенков голыми руками. А остальных сожгли "Шмелями" мои друзья из числа настоящих русских патриотов и мне вовсе не жалко этих мерзавцев. Похоже, полковник Рогозин, мне нужно преподать вам еще один урок и я это обязательно сделаю, чтобы вы, наконец, поняли, что со мной шутки плохи. Если ребята из спецназа, которых вы обманом завлекли в это здание, немедленно не будут отправлены обратно, то я ровно через час сначала искрошу в лапшу Антипа, потом отправлю на тот свет всех своих пленных, и примусь за вас полковник. Рогозин, я пристрелю вас, как вонючего, трусливого шакала, причем сделаю так, что ваша смерть будет очень мучительной и ничто, поймите же, наконец, ничто не спасет вас от смерти, а затем уж я перестреляю всех, кто находится в этом здании. Антип платит вам и вам подобным и потому вы должны отрабатывать свой хлеб, но эти парни не должны умирать за какую-то жирную сволочь, сосущую из страны последние соки. Немедленно отдайте спецназовцам приказ, чтобы все они уходили, а в остальном мои требования остаются прежними, джип к полуночи и билет на самолет для одной девушки, её паспорт вы скоро получите вместе с еще одним напоминанием обо мне. Раньше я хотел, чтобы вы лично отвезли эту девушку в аэропорт, теперь же, после того, как вы решили посвоевольничать, это сделает кто-либо из ваших людей, а вы поедете вместе с Антипом в джипе. Мне очень хочется посмотреть, такой ли вы храбрый или только и можете, что прятаться за чужими спинами. Так что готовьтесь к встрече со мной, полковник, и помните, я человек слова!
Высказав свои претензии полковнику Диме, я устало закрыл глаза и вдруг понял, что еще не потерял своей способности видеть сквозь стены, а даже наоборот, я стал видеть дальше, чем раньше, ничуть не хуже Патриарха, когда мы жили втроем в Макумбе. Еще ни разу за многие сотни лет никто из нас не оказывался в подобном положении. Я был первый в этой длинной, родовой цепочке, кто был взрослым Сыном, потерявшим и Патриарха, и Старика. Не веря себе, я попытался взлететь над стулом и мне это удалось сделать даже без какого-либо предварительного толчка. Поднявшись на несколько сантиметров вверх, я опустился и стал размышлять над этим странным и трудно объяснимым явлением.
Мужчины нашей родовой цепочки обладали удивительными экстрасенсорными способностями, которые теперь принято называть в нашей среде, сенсетивными. В минуты опасности наши способности сразу же многократно усиливались и это помогало нам выжить, спасало в трудные минуты. Между собой мы могли общаться телепатически на расстоянии в десятки и даже сотни километров. Мы обладали нактолопией, а когда это было необходимо, то и сверхзрением, способным проникать сквозь толщу металла и камня.
Еще мы могли левитировать, но всего лишь несколько десятков секунд, но и этого хватало, чтобы спасти свою жизнь прыгая с головокружительной высоты. Наши Патриархи могли усилием воли передвигать предметы, заставлять их летать по воздуху и даже зажигать огонь, то есть были теле и пирокинетиками. Скорее всего, лишившись сначала Патриарха, самого главного защитника в семье, а затем ещё и своего Старика, в обязанность которого входило воспитание Сына, я стал одновременно и тем, и другим, и третьим, да, к тому же еще и обрел силу всех трех ипостасей Идущего к Дню Откровения.
Проверяя свою догадку, я решился на самое большое чудо, на которое был способен только Патриарх и то при чудовищной концентрации сил. С помощью своего сверхзрения я осмотрел помещение службы безопасности, в котором бестолково толкались люди и вскоре нашел то, что мне было так необходимо, картонную коробку из под монитора, в которой, под тряпками, лежало килограмм двенадцать пластиковой взрывчатки. Сконцентрировав все свое внимание, я буквально заставил себя увидеть эту коробку стоящей на стуле рядом с собой и когда мне это удалось, я мысленно совместил два изображения в одно.
Открыв глаза я увидел на стуле грязную картонную коробку, покрытую масляными пятнами, стоящей на стуле. Действуя точно таким же образом я заполучил два десятка радиовзрывателей и дистанционный пульт управления к ним. Теперь я в любой момент мог выбраться наружу. Более того, заминировав здание, я мог похоронить в нем всех своих врагов разом, устроив взрыв таким образом, чтобы оно просто рухнуло набок, а я сам и две девушки, что были со мной в подвале, при этом даже не пострадали бы. Именно эта мысль пришла мне в первое мгновение, но я отогнал ее, так как не хотел быть виновником гибели множества невинных людей
Полковник Дима, обескураженный гибелью почти всего своего отряда, все-таки послушался меня и отослал прочь спецназовцев. Зато вместо них прибыла чуть ли не сотня бойцов криминальной пехоты в кожаных куртках, жутко борзых и вооруженных самым различным образом. Один из этих великовозрастных дурней даже припер с собой ротный пулемет Калашникова. В отличии от спецназовцев, эта публика вела себя чрезвычайно бестолково и не отличалась особой дисциплинированностью. Я также решил приготовиться ко всяческим неожиданностям и открыв кладовку, велел выйти оттуда всем своим пленникам.
Вышли из кладовки только пятеро. Избитый мною Кайман не мог даже пошевелиться, а бедняге Шарфуди, все еще лежащему связанным, крепко досталось не только от меня, но еще и от братвы, которая решила, что он один во всем виноват. Видя такое непотребное отношение к раненому, я велел вынести его из кладовки и подтащить поближе к дверям. Первым делом я приказал им развязать и вышвырнуть, избитого в кровь чеченца и незадачливого кик-боксера, которому я сломал несколько ребер, руку и ключицу, за дверь. После этого я отдал остальным своим военнопленным приказ тщательно забаррикадировать вход. Для вящей убедительности я подвел одного из телохранителей к своему компьютеру и показал ему, сколько братвы набилось в офис.
Ольга, вооруженная, штурмовым автоматом, присматривала за Антипом, а я изображал из себя злого-презлого вертухая, потому баррикада была сложена быстро и на совесть. На её сооружение пошли кухонные электроплиты, тестомешалка, несколько холодильников, мешки с мукой и сахаром, столики с массивными столешницами и прочая дребедень. Теперь кафе в подвале было невозможно взять штурмом и потребовалось бы килограмма четыре взрывчатки, чтобы снести это неказистое фортификационное сооружение. В награду за ударный труд, я перевел своих пленников в более просторное и удобное помещение кабинета заведующей кафе и позволил им взять с собой вдоволь спиртного и закуски. Пожалуй, они были только рады тому, что им предстояло пересидеть все основные события под замком. Антип смотрел на все мои приготовления с большим удивлением и даже не поленился спросить:
– Ну, и как вы теперь собираетесь выбираться из этого подвала? Вы ведь забаррикадировали единственный выход.
В ответ на его вопрос я зло огрызнулся:
– Не сомневайтесь, господин Антипов, я выйду из этого здания тогда, когда я этого пожелаю и пройду к машине именно тем путем, на котором мне никто не будет мешать. Поэтому сидите, не дергайтесь и берегите свое здоровье.
Чтобы у Антипа не возникало особенных подозрений на счет своей исключительности, я запер его в освободившейся кладовке, а сам решил отправиться в офис на небольшую прогулку, воспользовавшись шахтой грузового лифта, по которой, при желании, можно было подняться аж на десятый этаж, но для этого нужно было или обладать обезьяньей ловкостью или уметь летать. Поскольку, я в равной степени обладал и тем и другим качеством, то решил, что мне будет весьма кстати доставить паспорт Наташи полковнику Диме лично, а заодно немного потрепать нервы и хорошенько попортить здоровье братве, которая, на мой взгляд, вела себя через чур уж борзо. Может быть хоть это убедит его не предпринимать в дальнейшем против нас никаких не продуманных и не согласованных со мной действий.
Из кухни в кабину грузового лифта вел широкий люк, закрытый массивной крышкой из полированной нержавейки, которая поднималась вверх электроподъемником. Открыть её из кабины лифта было практически невозможно, разве что взорвать, вот потому-то полковник Дима и послал двух своих бойцов по вентиляционному коробу. Чтобы я не смог воспользоваться грузовым лифтом, его предусмотрительно подняли вверх и отключили, но мне это было только на руку.
Сборы мои были недолгими. Надев на себя свою черную куртку-пилот и взяв из оружия один штурмовой спецназовский автомат, четыре рожка патронов, два пистолета с десятью обоймами и все четыре магниевые гранаты, я снова включил свое сверхзрение. Стараясь не шуметь, я осторожно поднял крышку люка и закрепил её стопором. Выбравшись в шахту я посмотрел вверх. В бетонном колодце, помимо автоматических дверей имелось вполне достаточное количество различных отверстий, но все они находились выше четвертого этажа здания. До самого нижнего отверстия было метров пятнадцать и подняться к нему можно было только по тросам противовесов, с помощью которых поднимался и опускался лифт.
Умный полковник поднял грузовой лифт на пятый этаж и поэтому тросы оказались недосягаемыми для меня, но зато в моем распоряжении были два швеллера направляющих полозьев противовеса лифта, прикрепленные к бетонной стене на расстоянии чуть более метра друг от друга. Поправив автомат за спиной, чтобы он случайно не зацепился за что-нибудь, одев на руки кожаные автомобильные перчатки одного из бандитов, я ухватился руками за направляющее и стал подниматься вверх, упираясь в них ногами и лишь немного облегчая вес своего тела. Наверняка полковник обдумывал, смогу ли я подняться наверх этим путем, но скорее всего он счел невероятным, что я, поднявшись на высоту трехэтажного дома, смогу так изловчиться, что, оттолкнувшись от стены, умудрюсь не только попасть в отверстие размером всего шестьдесят на восемьдесят сантиметров, но и смогу удержаться в нем.
Галактика "Млечный Путь", планета Земля, государство Российская Федерация, город Москва, головной офис компании "Интерросстрейд", стоящий неподалеку от Киевского вокзала.
Галактические координаты:
В описываемое время
еще не были установлены.
Поясное планетарное время:
19 апреля 2009 года, 18 часов 25 минут
Продолжение рассказа Эдварда Бартона.
Для обычного человека подняться наверх, цепляясь руками за гладкие железки и упираясь в них ногами, было совершенно невозможным трюком, с которым могла справиться только улитка, но я справился с этим играючи и вскоре смог перебраться в соседнюю лифтовую шахту и подняться по ней на десятый этаж. Чтобы не давать полковнику Рогозину лишних намеков на то, как поднялся наверх, я выбрался наружу не через дверь лифта, о чем он немедленно был бы извещен телекамерами, а через вентиляционную решетку.
Коридоры в здании шли по кругу, восьмеркой, обходя лифтовые шахты, подсобные помещения и лестницу аварийного выхода, а кабинеты располагались по периметру. Трое бандитов-часовых, только что прошли мимо меня и теперь направлялись к небольшому холлу, где на мягких кожаных диванах отдыхало еще четверо здоровенных быков. Все они чувствовали себя здесь в полной безопасности и потому лениво дремали. Как я уже говорил, они не имели никакого понятия о таких вещах, как дисциплина, осторожность, предусмотрительность и все прочие вещи, которые, обычно, сохраняют человеку жизнь и в куда менее опасных ситуациях.
Крадучись я пошел вслед за бандитами, зная, что только через несколько метров я окажусь в поле зрения телекамеры, которая была повернута как раз в ту сторону, куда пошли часовые. Дойдя до телекамеры, я взмыл в воздух, быстро отключил её, после чего нагнал часовых, уже поворачивающих за угол и ударами пистолетных рукояток, вырубил двоих, а третьего заставил повиноваться мне, приставив пистолет прямо к его затылку. Для четырех их товарищей, это было весьма неприятное зрелище, смотреть, как, налетевший на их друзей сзади человек, одетый в черное, с коричневой рожей, размалеванной черными полосами, вдруг, бьет их по головам, приставляет к голове третьего пистолет, а на них направляет автомат с лазерным прицелом.
Из всей четверки только один из бандитов попытался схватить лежащий перед ним на столике автомат, но получив пулю в предплечье, отказался от этой, не самой умной мысли, пришедшей ему в голову. Чтобы у бандитов не возникало сомнений на мой счет, я приказал им поднять с пола двух своих корешей с разбитыми в кровь затылками и жестокими ударами загнал их в тесную подсобку, где им пришлось просто карабкаться друг на друга, чтобы поместиться среди ведер и швабр.
Утрамбовав братву ударами приклада автомата по рукам, ногам и головам, я запер дверь на ключ, повесил его на крючок рядом с дверцей и снова отправился в шахту лифта, по которой верх и вниз ездили сразу три лифта, человек на пятнадцать каждый. Мне следовало торопиться, так как полковник, увидев на экране телевизора, что произошло на десятом этаже, бросил наверх большую часть своих бойцов. Некоторые из них поднимались на лифтах, а другие бежали по лестнице. Забравшись в шахту, я первым делом несколькими выстрелами перебил тросы лифтов и они застряли в шахте, пойманные страховочными устройствами.
Добрых две дюжины бандитов оказались блокированными в лифтах. Шагнув вперед, я плавно полетел вниз, благо, что лифты застряли на разной высоте. Пролетая мимо первого для того, чтобы усилить у бандюков чувство дискомфорта, я прошил кабину автоматной очередью на уровне ног. Под громкие крики раненых, быстро перебравшись в соседнюю шахту, я спустился до второго лифта и пострелял еще и там. Свой полет я замедлил лишь у крыши третьего лифта, застрявшего в районе третьего этажа. Перебравшись в соседнюю шахту, я обстрелял и его, после чего взлетел на пятый этаж, удивляясь тому, что я всё еще могу левитировать.
На пятом этаже, как только я пробрался в вентиляционную шахту, мне сразу же пришлось вступить с противником в короткий огневой контакт, еще раз доказав этим придуркам, что пуля, выпущенная через тонкую, гипсолитовую стену, может точно поразить цель. Подстрелив еще несколько человек, я бегом бросился к бухгалтерии, чтобы забрать паспорт Наташи и её сумочку. Между делом я телепортом разместил в нескольких кабинетах шестого этажа небольшие мины из пластита, чтобы позднее наделать побольше шума. На этом этаже находился валютный отдел и делал я это таким образом, чтобы создать видимость своего интереса к документам и валютным запасам компании Клима.
Пока бандиты искали меня в комнатах и кабинетах бухгалтерии, где меня зафиксировала телекамер прежде, чем я ее вырубил, я снова был в шахте лифта и спуститься на второй этаж. К этому времени бандиты сообразили, что я могу прятаться там и потому, раздвинув двери, светили внутрь какими-то хилыми фонариками. Ну, я, вообще-то парень щедрый и потому добавил им света, забросив на крыши лифтов магниевые гранаты. Пальнув по ослепленным бандитам парочку раз для острастки, я беспрепятственно добрался до конечной цели своей прогулки под грохот пистолетных выстрелов, дикий вой и оглушающий мат тех бандюков, которые еще не выбрались из застрявших лифтов.
Как только я подорвал свои мины, забегали уже не бандиты, сотрудники службы безопасности компании, которые дружно бросились на шестой. В данном случае они действовали по своему расписанию и, получив сигнал о взломе пяти сейфов, рванули наверх почти всей командой. На втором этаже я действовал практически бесшумно, поскольку хотел подобраться поближе к полковнику Рогозину, чтобы лично, из рук в руки, передать ему паспорт Наташи.
Сделать это было совсем несложно, так как этаж был битком набит компьютерами и прочей электроникой, а потому был оснащен мощной системой принудительной очистки воздуха с большими вентиляционными коробами. Забравшись в вентиляционную камеру, где находились здоровенные кондиционеры, я залез в вентиляционный короб и тихонечко пробрался в ту комнату, где сидел, вглядываясь в экраны телевизоров и наблюдая за поисками таинственного злоумышленника, полковник Рогозин. Подорвав последней радиоуправляемой миной последний, пустой пассажирский лифт, я дождался, когда полковник отдаст приказ своим людям пойти проверить, что случилось на этот раз и быстро выбрался наружу.
Мне пришлось подстрелить еще пару бандюков, находящихся в разных местах большой комнаты, которые не подняли своевременно лапы в гору, а затем сделать стремительный марш бросок по столам и крепко схватить полковника за глотку прежде, чем он, наконец, понял, что сопротивление бессмысленно. Разглядев меня, полковник Рогозин удивленно вытаращил глаза и задал мне совершенно идиотский вопрос:
– Ты? Как ты здесь оказался? Ведь ты же должен быть сейчас внизу, в подвале.
Неподалеку корчились от боли лежа на полу двое бандитов, – бригадиров, судя по дорогим шикарные костюмам и золотым, чуть ли не килограммовым цепям с гимнастами на крестах. Одному я прострелил бедро, а другому плечо, третий лорд бандитского сообщества, стоял с высоко поднятыми вверх руками. Тот, которого я ранил в бедро, видимо, чувствовал себя достаточно важной персоной в группировке Антипа, раз решил, что он имеет полное право делать в мой адрес резкие и достаточно ответственные заявления. Глядя на меня налитыми кровью глазами, он громко крикнул мне:
– Ну, все падла, теперь тебе конец! Все равно никуда ты отсюда не выйдешь, пидор кучерявый. Ты в беде, сука, и тебя, и твоих шлюх завалят мои снайперы, а если ты и выберешься, козел, я тебя из под земли достану.
Не вдаваясь в лишние пререкания с этим нервным и вздорным типом, я молча выстрелил в него дважды, одним выстрелом оторвав ему к чертям собачьим левое ухо, а вторым прострелив руку, которой он зажимал рану на ноге и чтобы побудить его к дальнейшему молчанию, предупредил на будущее:
– Вякнешь еще раз, падаль вонючая, я заткну твою пасть, но уже навсегда… – Смилостивившись, я потрепал полковника по его бледной мордашке, не спеша слез с пульта управлениями телемониторами, стеной стоящими напротив, достал из шкафчика аптечку и сказал бандиту с поднятыми руками – Эй ты, клоун, а ну-ка быстро собери все пистолеты, ножи и перевяжи раненых. Свой пистолет, который у тебя спрятан за поясом сзади, тоже вынь, а потом сложи все стволы вон в ту коробку. Давай пошевеливайся и не вздумай со мной шутить, пристрелю как собаку.
Этому типу вовсе не хотелось нарваться на пулю и потому он действительно быстро и точно выполнил мой приказ. Прежде, чем поговорить с полковником, я с пулеметной скоростью произвел у него на глазах еще три прицельных выстрела в стену, к которой, в соседней комнате, настороженно приник ухом какой-то тип с автоматом Калашникова в руках. Прострелив этому любопытному хлопцу предплечье левой руки, которую он использовал в качестве импровизированного фонендоскопа и оба бедра, я строгим голосом сказал полковнику Рогозину:
– Дима, дорогой ты мой, ведь я уже предупреждал тебя, что продемонстрирую тебе свою решительность и силу, если ты не прекратишь свою самодеятельность. Тоже мне, стратег нашелся, асс хренов. Когда ты только поймешь, что мои требования нужно выполнять быстро и неукоснительно? Там, за стеной, стоял человек с автоматом, скорее всего один из твоих спецназовцев. Он пытался определить на слух, где я нахожусь перед тем, как начать стрельбу. Вот и дослушался. Теперь он надолго запомнит, что такое работа профессионала. Пусть все люди из охраны поднимутся на шестой этаж, поближе к сейфам с бабками, которые я подорвал и остаются там, а бандюки пусть заберутся еще выше и сидят там, пока мы с тобой спокойно не поговорим. Иначе я пристрелю сначала тебя, а потом передушу и их, как котят.
Полковнику Рогозину, ничего не оставалось, как отдать такой приказ по радио и я уже хотел было продолжить наш разговор, как я, вдруг, понял, что с раненым за стеной творится что-то неладное. Пуля выпущенная мною из "Браунинга", которая по идее должна была прошить насквозь мягкие ткани его правой ноги в области бедра, наделала таких дел, что я пришел в ужас. Она разворотила ему ногу, словно пуля со смещенным центром тяжести. Парень, свалившись на пол, изо всех сил сжимал руками артерию и если бы я оставил его в таком положении, то он умер бы уже через полчаса или от потери крови или от болевого шока. Вынув из "Браунинга" обойму, которую я вставил в него всего несколько минут назад, я сразу же понял в чем было дело. Каждый третий патрон в ней был разрывным.
Сняв с плеча автомат, я разрядил весь магазин в стену, очертив пулями овал рядом с раненым, после чего проломил в стене здоровенную дыру и быстро втащил его в зал наблюдения. Сбросив со стола на пол чертовски дорогущий компьютер, я положил этого бедолагу, лицо которого было искажено гримасой боли и ужаса, на стол. Первым делом я применил один трюк Патриарха, который хотя и выглядел, как колдовской, таковым на самом деле не являлся, а относился исключительно к области телепатии. Таким образом мне удалось быстро и надежно не только обездвижить своего пациента, но и унять его боль до полной нечувствительности, а заодно и остановить кровообращение в его разодранной в клочья ноге.
Расцепив пальцы и убрав руки парня с раны, которые, как судорогой свело, я разрезал ножом штанину и обомлел. Разрывная пуля, пробив тонкую стенку, разворотила его ногу так, словно она была винтом от моторной лодки. Даже не прикасаясь к ране руками, а лишь водя ими над ней, я быстро соединил перерезанную осколком артерию и заставил осколки выйти наружу, после чего аккуратно сложил рассеченные мышцы на свои места. Затем, напрягая свое телекинетическое усилие так, что с меня градом хлынул пот, я заставил ткани ноги срастись воедино. Пусть и не до полного заживления, но все-таки достаточно прочно. Времени ведь у меня для качественного лечения было слишком мало. После этого, поскольку я уже все равно вошел в лекарский раж, я обработал и другие раны этого хлопца.
Забрав аптечку у того бандюка, который не стал вставать мне поперек дороги, я обработал ногу своего пациента перекисью водорода. На его бедре, после моей операции осталось только несколько багровых швов, шириной не более трех миллиметров и рана выглядела так, словно после операции прошло недели четыре, не меньше. Облив рану зеленкой и смазав рубцы коллодием, я перестал воздействовать на нервную систему своего пациента и он тотчас пришел в себя. На вид этому парню было лет тридцать и он совершенно не был похож ни на бандита, ни на отъявленного головореза. Он смотрел на меня удивленным взглядом и не мог никак поверить в то, что с ним сейчас произошло. Мне же было совсем не до его нравственных и прочих переживаний.
Повернувшись к полковнику, который сделался за эти четверть часа белее мела и смотрел на меня с таким ужасом, словно перед ним был какой-то черт из преисподней, я молча подошел к его столу. Скосив взгляд на экраны системы наблюдения, я сразу же убедился в том, что на нашем этаже никого не осталось. Запустив руку во внутренний карман куртки, я достал из него и положил перед полковником Рогозиным паспорт Наташи Колосковой, строго потребовав от этого оборотня: