Футляр с инфокристаллами он обнаружил в своём сейфе тогда, когда вернулся в Равел за своими вещами и Зарминой. Он так и не понял, откуда он у него взялся, но, бегло просмотрев содержимое инфокристаллов уяснил для себя две вещи: первое, он слишком поздно их обнаружил, черные рыцари уже успели нанести урон великому лесу Поркера, чем едва не поставили его на грань уничтожения, причинив страшную боль коралловым деревьям; и второе, вся информация, имевшаяся на этих инфокристаллах, безнадёжно устарела, поскольку благодаря королеве Бине лес Поркера принял-таки человека, как главного своего друга и защитника. Ну, а то, что коралловые деревья были телепатами и то, что главный алмазный дуб леса Поркера – Большой Сиссар или, как его ещё называли, – Сиссар Великий, был столичным деревом, поркериане знали и без этих инфокристаллов.
      Поэтому Хальрик Соймер не показывал этих инфокристаллов никому, даже своей жене. Эта информация теперь не имела никакого смысла по той причине, что лес Поркера очень сильно изменился и теперь, когда галанцы отодвинули эту планету от Обелайра, перемены будут только нарастать в геометрической прогрессии. Если раньше у подданных короля Сиссара только и хватало ума на то, чтобы уболтать лес отдать им пару ветвей на продажу, то теперь некоторые умельцы вроде Рамена Вормерта и его супруги Лиры, матери битюга Малки Малая, умудрялись, не слезая со своего брачного ложа выращивать из алмазного дуба за окнами своего замка, прицепленного к Большому Турнелю, шкафы, комоды, кровати, кресла и прочую резную деревянную мебель, за которую жители Роанта были готовы платить золотом чуть ли не по весу потому, что это было самое настоящее чудо, только чудо не рукотворное.
      Научились поркериане выращивать из алмазного дуба, которому можно было придать очень красивые цвета, множество других вещей начиная от музыкальных инструментов и заканчивая зыбками для младенцев. Поставлял Поркер в другие миры галанской империи и редкостные деликатесы растительного происхождения. Однако, уже совсем скоро главным предметом экспорта Поркера должны были стать сами коралловые деревья и вовсе не благодаря чьей-то настойчивости. Так пожелали они сами, мечтая поселиться в супружеских спальнях подле мохнатых биоэратотронов, а вместе с тем и в местах большого скопления народа, типа ресторанов и кафе. Вот такие у них были вкусы, но такими они стали не сразу.
      Когда-то, несколько десятков миллионов лет назад, Веридор Мерк, высадившийся на Поркере, после нескольких недель изучения так охарактеризовал коралловые деревья: – "Они, несомненно, являются самыми сильными телепатами среди всех растений, но Боже мой, до чего же они вонючие! Эту тошнотворную вонь невозможно перенести не смотря на их редкостную красоту и удивительную шелковистость войлочной коры". Да, видел бы он их после того, как люди убили несколько сотен огромных алмазных дубов. После той чудовищной бойни коралловые деревья стали ещё и смертельно ядовитыми для людей и только благодаря терпению королевы Бины и её супруга они, простив людей, стали вместо жуткой вони источать приятный запах ночных фиалок. С такими качествами и с тем, что коралловые деревья умели навевать людям, находящимся рядом с ними, приятные грёзы и рождать в их душах спокойствие и уверенность в себе, они обещали стать такими же их спутниками, как коврики варкенского живого мха. Так считал король Сиссар Золотые Руки.
      Хальрик Соймер между тем подметил ещё одну особенность коралловых деревьев. Практически для всех животных Поркера, кроме нескольких видов бабочек, странствующих пчёл, золотоглазых шмелей и зелёных пересмешников, маленьких птах, умеющих петь на разные голоса, коралловые деревья, хотя они и стали пахнуть очень приятно, по прежнему были смертельно ядовиты и потому никто кроме этого маленького крылатого народца не смел даже приближаться к Ложбине Туманов. Теперь в этот короткий список были включены также и лысые древоточцы и Хальрик никак не мог понять, почему это произошло.
      Пока что он лично видел всего одну небольшую стаю этих человекоподобных животных, которые, убегая от двух костлявых дьяволов, спрятались за их бутылковидными стволами и вместо того, чтобы сыграть в ящик, как это им и полагалось, спокойно переждали опасность и затем отправились по своим делам в лес. Костлявые дьяволы хотя и были жутко голодными, в Ложбину Туманов не сунулись, что Хальрика совсем не удивило, поскольку те фитонциды, которые выделяли коралловые деревья, действовали на всех остальных животных ничуть не хуже нервно-паралитического газа. Это событие весьма удивило главного эколога и заставило его пристальнее присмотреться к лысым древоточцам, которых он предпочитал теперь называть пооки по их характерному призывному звуку и даже внёс это название во все известные ему справочники, вымарав из них прежнее, оскорбительное, как он считал, название этих животных.
      Произошло это тридцать два стандартных года назад и с тех пор слово пооки прочно вошло в лексикон паркериан. Словосочетание лысый древоточец если и употреблялось, то только как ругательство в отношении какого-нибудь редкостного раздолбая или горожанина, так поркериане называли всех гостей из внешних миров. Себя они называли не иначе, как жителями леса и не обижались, если их обзывали лесными чертями или просто лешими. При слове пооки теперь морщились одни только старики, да, и то лишь те, которые работали в основном в Прохладе, зато парни из лесного патруля и молодёжь, когда хотели похвалить кого-то за быстроту реакции, говорили: – "Шустрый, как пооки", а Хальрика и вовсе прозвали Повелителем Пооки за то, что он запретил барсам охотиться на молодых пооки и позволял им лопать одних только старых самок, которые после тридцати лет становились до жути плодовитыми.
      В силу той причины, что самок рождалось раза в три больше, а по настоящему опасными врагами пооки из поркерианских хищников были одни только костлявые дьяволы, эта политика привела к тому, что теперь самцов и самок пооки было примерно поровну. До того момента, как на Поркер были завезены зелёные и синие барсы, пооки насчитывалось не менее десяти миллиардов и они представляли для леса Поркера вполне реальную угрозу. Теперь их численность не превышала двух миллиардов и они перестали быть опасными. К тому же Хальрик Соймер, который уже достаточно хорошо изучил пооки, выяснил, что эти человекообразные существа могли питаться не одними только соками алмазных дубов.
      Их челюсти были устроены почти так же, как и у человека, вот только зубы у них были несколько иными. На верхней челюсти пооки имелись два острых, длинных клыка, которые они вонзали в кору, а нижняя челюсть была вооружена не менее острыми треугольными, как у пилы, зубами. Широко раскрыв свою пасть и вонзив в кору водоносного корневища алмазного дуба свои клыки, пооки совершая нижней челюстью движения из стороны в сторону, пропиливали кору как раз в том месте, где к поверхности подходили капилляры, наполненные густым, сладким млечным соком. Алмазные дубы были устроены таким образом, что их кора была, как бы покрыта непрозрачными чешуйками размером с детскую ладонь, отделёнными одна от другой прозрачной, светящейся стекловидной корой. Под чешуйками живая древесина была мягкой и буквально пропитанной соком, зато о светящуюся её часть любой пооки мог запросто обломать все свои зубы. Таким образом алмазный дуб был просто создан для пооки.
      Вместе с тем пооки были травоядными животными и у них имелся превосходный набор жевательных зубов, моляров и премоляров, а потому, если их согнать с корневища, они могли запросто подхарчиться молодыми побегами других растений, коих в лесу Поркера произрастало великое множество, и их плодами. Подметил Хальрик и другую особенность физиологии пооки, которая имела отношение к деторождению. Половозрелая самка пооки была беременна всегда, пока она питалась исключительно млечным соком алмазного дуба. Своё потомство, а это был один единственный детёныш, самка вынашивала всего два месяца, после быстрых родов прикладывала ртом к прогрызенной в коре дырке и двигалась дальше, вынашивая в своём чреве следующего детёныша. Крохотный зеленоватый пооки, в котором росту было всего восемь сантиметров, почти сливался с корой и, питаясь млечным соком круглые сутки, рос очень быстро. В три года пооки, питающийся соком алмазного дуба, имел рост около метра и был вполне самостоятельным молодым зверьком. Половой зрелости самцы достигали к пятнадцати годам, а самки к десяти, но это касалось только тех самок пооки, которые выросли на корневищах алмазных дубов.
      Совсем по другому дело обстояло с теми самками, которые были вынуждены перейти на растительную пищу, а таковых в лесу становилось всё больше и больше. При всём том, что это были одни и те же пооки, они очень сильно отличались друг от друга. В первую очередь своим социальным поведением. Травоядные, так сказать, пооки, собирались в стада численностью до двухсот особей и о них Хальрик Соймер, который весьма неплохо знал по электронным книгам жизнь приматов, утверждал, что их поведение почти ничем не отличалось от шимпанзе древней Терры и точно таких же обезьян многих других миров галактики, только пооки были намного крупнее и сильнее шимпанзе, ведь некоторые из самцов имели рост под два метра и даже немного выше, чем очень смущали людей. Ну, это происходило ещё и потому, что они были очень похожи на людей и если бы не их огромные, чуть ли не в пол лица, глаза и крошечные носики, это сходство было бы практически полным.
      Самки пооки имели молочные железы и если переходили на растительную пищу, то вынашивали детёнышей не два, а целых двенадцать стандартных месяцев. В этом случае детёныши рождались у них не только зрячими, но уже с зачатками молочных зубов. За этот срок у самок начиналась лактация, но её период был очень коротким, всего шесть стандартных месяцев. К этому времени маленькие пооки уже начинали ходить и без каких-то видимых усилий матери переводили их на растительную пищу и поскольку лето на Поркере длилось под кронами алмазных дубов и зеркальных буков практически круглый год без каких-либо скидок на полярные области, где лес, как и в низинах, был особенно высоким, то молодые побеги также можно было найти в нём в любое время года. Ну, а в самом крайнем случае, если не задерживаться надолго на одном месте, любой пооки, даже годовалый младенец, всегда мог подзакусить млечным соком. По сути Поркер представлял из себя парник планетарного масштаба и когда равелнаштарамские барсы согнали пооки с корневищ алмазных дубов, то за исключением того, что пооки стали больше двигаться, их жизнь не очень-то изменилась в главном, то есть не стала более опасной.
      Даже наоборот, кочевые пооки находились в большей безопасности, чем раньше. Мелкие хищники, такие, как древесная кошка Тержана или дымчатый леопард, опасались нападать на пооки, кормящихся на лианах или бредущих по лесу. Тут они сами могли попасть им на зуб. Хотя пооки не ели мяса, высосать кровь из попавшегося им под руку зверька или лесного клеща, напившегося чьей-либо кровушки, им было, что раз плюнуть. Костлявые дьяволы были им опасны только вблизи болот, а барсам было строго-настрого запрещено охотиться на кочевых пооки и потому эти лесные бродяги зажили припеваючи. Ну, а когда в лесу появились новые растения с высококалорийными плодами, для пооки и вовсе наступили светлые времена. Впрочем, на Поркере всегда были светлые времена и даже после того, как эта планета была отодвинута от Обелайра, темнее на ней не стало, хотя сделалось малость прохладнее.
      Как только это произошло, Хальрик немедленно отправился в лес, чтобы лично убедиться в том, что его флоре и фауне не будет причинён сколько-нибудь значительный ущерб. Пока всё было нормально. Кочевые пооки, этот предмет пусть и не явной, но не такой уж и тайной заботы Хальрика, это похолодание переносили без особых мучений. Они просто стали больше есть и двигаться, да, собираться на ночлег группами по шесть-восемь особей. Остальные животные, птицы, рептилии и насекомые также помирать в массовом порядке, похоже, не собирались. Туго пришлось одним только оседлым пооки, они, явно, мёрзли, особенно под утро, но они главного эколога не очень-то беспокоили, поскольку утро кочевых пооки начиналось с того, что те первым делом торопились напиться млечного сока, а уж потом отправлялись на поиски съедобных плодов, а стало быть ферменты, содержавшиеся в их слюне, попадали в корневища во вполне достаточном количестве.
      Но самое главное, экспансия леса на пространство бывшего Каньона Дьявола не остановилась. Хальрик Соймер сидел в удобном шезлонге, поставленном на платформе-антиграве, оснащённой различным научным оборудованием, и, держа в руке бокал с соком, наблюдал за тем, как будущий поддерживающий побег готовится выстрелить в небо. Он был уже полностью сформирован и походил на диск высотой в шестьдесят метров и диаметром в добрых девятьсот метров, прикреплённый к огромной трубе корневища, углубившейся на рукотворную целину почти на пять километров. Это был вполне обычный прыжок леса. Следующим шагом станет выброс саженца алмазного дуба и вот тогда лес шагнёт сразу километров на двадцать пять, но это произойдёт не ранее, чем через три месяца.
      В той спирали, за которой Хальрик наблюдал вот уже три дня, лес собрал целую прорву веществ роста, но пока что это было выражено только в том, что в середине диска сформировалась зачаточная башня кроны зеркального бука, а в том месте, где заканчивалось напорное корневище, образовался целый клубок плотно упакованных побегов. Вечерело и потому диск уже находился в тени лесной опушки, защищённой на всю высоту зеркальными листьями и только в самом низу они не доходили до земли метров пять. Неизвестно за каким чертом из леса вышло целое стадо пооки и, пройдя по корневищу-трубе, забралось внутрь зачаточной кроны. Если лесу вздумается выстрелить поддерживающим побегом прямо сейчас, то этим глупым пооки точно не поздоровится. Ведь их в считанные минуты зашвырнёт на высоту в добрых два с половиной километра. Хальрик почесал макушку и решил оставить всё, как есть. Уж если этим пооки суждено погибнуть, то так тому и быть. Он вообще предпочитал не вмешиваться в жизнь леса без особой надобности.
      Стоило ему подумать об этих пооки, как диск шевельнулся и стал вставать на ребро. Точнее его ставили таким образом побеги напорного корневища, очень похожие на домкраты. Крона зеркального бука сжалась и стадо пооки, насчитывающее почти триста голов, окончательно угодило в западню. Теперь уж они точно не попадают на землю и не разобьются, а станут добычей стервятников, во множестве обитающих в Прохладе. Правда, перед тем им придётся помучиться недели две, пока лес не обустроится на новом месте. Что же, это будет вполне закономерным итогом безумства этих несчастных пооки. Подумав так, Хальрик тут же забыл о них и сосредоточил всё своё внимание на следующем шаге леса.
      Как только диск встал на ребро, из напорного корневища были выброшены вперёд корневища-якоря, их было аж тридцать четыре штуки и они улетели на добрых четыреста метров. Это на поверхности земли. Диск к тому же слегка приподнялся, но уже потому, что ещё девять винтообразных корневищ стали ввинчиваться в довольно рыхлый и податливый грунт, обильно пропитанный водой сразу четырнадцати растопленных комет, в которой была растворена масса питательных веществ. В обычных условиях у леса уходило на эту работу двенадцать часов, а тут он управился за каких-то полчаса, но только потому, что Хальрик Соймер продумал всё до мелочей.
      Свою летающую платформу-лабораторию Хальрик поставил на высоте в полкилометра почти в километре от диска и с этого места ему даже невооруженным лазом было видно ещё добрых два десятка дисков, вставших, как по команде, на ребро. Лес решил не мелочиться и был полностью готов к тому, чтобы сделать шаг по всему периметру подготовленной для него площадки. За атакой леса наблюдало несколько десятков тысяч солдат лесного патруля во главе с королём Сиссаром и королевой Биной, но главный эколог решил сегодня побыть в одиночестве и потому весь день проторчал на солнцепёке в полном молчании. Он специально попросил оставить его в покое хотя бы на этот день. Леди Зармина отнеслась к этому с пониманием и потому её платформа находилась в нескольких сотнях километров к югу. Нетерпение Хальрика достигло своего предела, когда к нему на платформу телепортировался его внук Дорси и сразу же заныл:
      – Дед, ну, ты же обещал мне.
      Не отрывая взгляда от диска, Хальрик поинтересовался:
      – И что же я обещал тебе, мальчик мой?
      – Как что? – Возмущённо завопил внук – Сегодня в Варкене проходят финальные бои и ты обещал мне, что поведёшь меня в новый колизеум!
      – А я ставил тебе какое-нибудь условие? – Продолжал гнуть свою линию, направленную на то, чтобы хоть как-то откосить от своего обещания, секонд-магистр Хальрик Соймер.
      Дорси Соймер, названный так в честь Веридора Мерка, сел в кресло и, приготовившись к длительной осаде, стал перечислять:
      – Условий, дед, ты выставил мне целых пять. Сдать экзамен по ядерной физике на пятёрку, принести свои извинения этому лысому древоточцу Лестеру, это задание я выполнил даже с превышением, поскольку ещё и помирился с ним. Затем я починил флайер сестры, этой бешенной пооки, но она его вчера опять разбила потому, что носится, как угорелая, и сегодня утром я починил его снова. Ещё ты потребовал от меня, чтобы я снял со своей руки браслет паломника. Я его не только снял, но и отдал маме. Ну, и последнее, как ты и просил, я навёл идеальный порядок в своей комнате и даже снял со стены портрет леди Корины, хотя мог этого и не делать, ведь она подарила его мне и даже надписала. Так что, дед, я выполнил всё, что ты от меня потребовал и теперь очередь за тобой. Ты обещал мне, что возьмёшь меня с собой в колизеум.
      Крыть Хальрику было нечем, но и отправляться с внуком в Варкенардиз, чтобы потерять впустую все двенадцать часов, если не больше, ему совершенно не хотелось. Тем более, что он терпеть не мог поединков гладиаторов и даже как-то раз разругался с Лино Рейтрисом по этому поводу. Тому, видите ли, вздумалось построить колизеум на Поркере. По прежнему не отрывая взгляда от диска, он сказал суровым голосом:
      – Дорси, в жизни каждого человека бывают такие моменты, когда он обязательно должен присутствовать в определённых местах. Сейчас этот момент настал для меня и я не могу покинуть Каньон Дьявола. Пойми меня, мальчик мой, я вынашивал план освоения этого гиблого места без малого тридцать лет и не могу теперь взять и просто так уйти отсюда до того момента, как лес сделает свой первый шаг. Уж лучше мне принять крейг.
      Другого ответа Дорси Соймер от своего деда не ожидал и потому не стал возмущаться. Он достал из бара бокал ледяного сока, отпил несколько глотков и пробурчал недовольным голосом:
      – Странные вы люди, взрослые. Как загонять нас в пятнадцатилетнем возрасте в темпоральный торней на целых два года, так пожалуйста, хотя всем известно, что далеко не каждый трёхсотлетний галакт выдержит это испытание. Когда нашему императору понадобились мощные сенситивы, так нас даже пустили в храм Великой Матери Льдов, чтобы мы познали любовь дочерей Матидейнахш. При этом у вас у всех были такие лица, словно нам предстояло спуститься в ледяное крошево. А ведь я тебе честно признался, дед, что у меня уже был секс с одной а-девушкой и не один раз. Вы спокойно отпускаете нас в лес и потом хвастаетесь друг перед другом тем, что кто-то из нас, юниоров, замочил вибромечом бродячего костлявого дьявола, потерявшего своё болото, но при этом нам запрещено посещать бои гладиаторов без взрослых до семнадцати лет. Смотреть по супервизору, пожалуйста, но упаси Великая Мать Льдов, если я отправлюсь в Варкен, куплю на честно заработанные в лесном патруле деньги билет и попытаюсь войти в колизеум. Воплей потом точно не оберёшься. Но самая большая глупость заключается в том, дед, что и после того, как я проторчу два года в торнее и скреплю свои волосы заколкой-трао, мне всё равно будет запрещено посещать бои гладиаторов без взрослых ещё два года, хотя я после этого имею полное право совершить брачный полёт с какой-нибудь девчонкой и стать архо на кроне Большого Сиссара. Дед, ну разве это не идиотизм? Хотя мне стукнет пятнадцать только через месяц, я уже сейчас могу облачиться в боескафандр и вступить в бой наравне с тобой или отцом. Крейсер-истребитель я пилотирую намного лучше тебя, да, и прыгун я тоже не слабый, тебе до меня ещё дотянуться надо. Ну, может быть в рукопашном бою ты меня одолеешь, но и это ещё не факт. Так почему же мне нельзя смотреть бои гладиаторов сидя прямо в колизеуме?
      Хальрику нечего было сказать своему внуку, который был на полголовы выше его ростом и действительно умел пилотировать боевые крейсера так, как ему это и не снилось. Как и Дорси, Хальрик тоже потерял невинность в четырнадцать лет и ему было неприятно вспоминать о том, как он, старательно подбирая выражения, давал внуку наставления перед посещением храма Великой Матери Льдов. Этот малый тогда его здорово уел, сказав насмешливым тоном: – "Дед, не учи рыбу плавать. Я ничуть не хуже тебя знаю, что такое член и зачем он нужен мужчине". От необходимости дать внуку ответ его избавило то, что напорное корневище завибрировало, послышался громкий шум и спираль диска, наполняемая водой, раскручиваясь, взметнулась вверх, превращаясь в опорный ствол-колонну прямо на глазах. В течение каких-то двух минут диск превратился в гладкий столб высотой под два километра и диаметром метров в сто двадцать. Из его верхушки тотчас взметнулись вверх и в стороны скрученные в тугую спираль нижние мечи, а крона зеркального бука начала медленно и величественно раскрываться и быстро подниматься вверх.
      Нижние мечи были выпущены из поддерживающего ствола с изумительной точностью и угодили прямо в окна, открытые к тому времени в сухой листве. Они стали быстро надуваться и увеличиваться в объёме. Алмазные дубы, растущие на опушке леса, последние два месяца вырабатывали сотни тысяч тонн особого сока и теперь закачивали его под огромным давлением в эти молодые побеги. Более всего это напоминало Хальрику то, как разворачиваются в пространстве промышленные модули галактов, только в данном случае всё происходило куда более величественно и масштабно. К тому же ещё и с огромной скоростью. Не прошло и получаса, как с нижних мечей стали опускаться вниз водоносные и поддерживающие побеги, к которым из леса тотчас змеями поползли лианы и водоносные корневища, подающие наверх чистейшую воду. Последними из нижних мечей стали вырастать поперечные перемычки.
      Внук Хальрика смотрел на это чудо рождения с широко раскрытыми глазами, забыв о своей просьбе. Хальрик же, глядя на это величественное зрелище, прекрасно понимал, что теперь ему уже будет не отвертеться от посещения Варкенардиза, поскольку через каких-то три четверти часа всё должно было закончиться, а до начала представления было ещё целых шесть часов с минутами. Когда на ветвях, быстро вырастающих высоко вверху, стала появляться первая листва, Дорси Соймер сказал восхищённым голосом:
      – Дед, мне уже доводилось видеть такие выстрелы в лесу. Мы с пацанами даже катались на спиралях, но я никогда не мог подумать, что на открытом пространстве это зрелище такое обалденное. – Сцепив пальцы рук в замок восхищения, он громким голосом радостно воскликнул – Лес, я преклоняюсь перед тобой! Ты самое великое из всех созданий Великой Матери Льдов.
      Вся жизнь юного Дорси Соймера прошла в лесу Поркера. Уже с пяти стандартных лет он свободно разгуливал со своими сверстниками по Прохладе, а в двенадцать впервые спустился в Трюм и стал юниором в лесном патруле. Теперь он был уже сержантом лесного патруля и командовал целым отделением погонщиков барсов, а точнее их проводников. Для Дорси лес был простым и понятным ему до мелочей миром, зато даже в Варкене парнишка терялся, хотя там и были все свои. В городе он не мог справиться с простейшими вещами и до сих пор робел входя в кабину телепорт-лифта, а на движущихся дорожках и вовсе цепенел, вызывая тем самым насмешливые взгляды. Зацепить его кому-либо, означало немедленную драку, если это был мужчина, а если над ним вздумала бы посмеяться девушка или даже взрослая женщина, то он непременно высказал бы ей всё, что думает о ней Матидейнахш, сидящая в своих ледяных чертогах. В лесном патруле никто не делал различия между мужчинами и женщинами, юниорами и взрослыми солдатами, а потому Хальрику были понятны чувства его внука. Тронув его рукой за плечо, он сказал:
      – Дорси, ты уж прости взрослых за то, что они не понимают вас, юниоров Поркера. Особенно горожан. Они ведь привыкли жить в каменных норах под защитой толстенных стен и потолков. Мы не такие, мальчик мой, мы живём в лесу и потому вы так рано взрослеете, но этого же не объяснишь каждому городскому балбесу. Ну, а что касается указов нашего императора, парень, так не станет же он издавать их отдельно для горожан и отдельно для нас, лесовиков. Поэтому ты уж потерпи пару лет, а в колизеум я тебя сегодня свожу обязательно и завтра сделаю вздрючку твоему папаше, чтобы и у него находилось время для тебя, а то надо же, взял себе за моду всё перекладывать то на меня, то на нашу бабулю.
      Дорси от этих слов вздрогнул и взмолился:
      – Дед, не надо! Отец ни в чём не виноват! Понимаешь, ты же у нас Первый и потому лучше кого-либо другого в нашем ордене разбираешься в боевых искусствах, ведь твоим учителем был сам Веридор Мерк. А ещё Веридор Мерк был твоим лучшим другом. Я же не виноват в том, что меня так тянет к боевым искусствам, а всем остальным трао и архо из клана Соймеров до этого всего нет никакого дела. Поэтому не трогай отца, он и так из своих подземных цехов почти не вылезает и приходит домой поздно вечером.
 
       Обитаемая Галактика Человечества, Терилаксийская Звездная Федерация, внутреннее пространство темпорального коллапсара "Галан", звездная система Обелайр, планета Галан, центральная часть континента Мадр, город Роант, дворец наследного принца Тефалда.
 

Галактические координаты:

L = 52877,39437 СЛ;

Стандартное галактическое время:

20 декабря, 11 часов 27 минут

Месяц роан, 28 число, 10 часов 05 минут